Текст книги "Запрещенные слова. Том первый (СИ)"

Автор книги: Айя Субботина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 31 страниц)

– Это вы так заранее предупреждаете, что собираетесь извалять мою репутацию в грязи?

– Возможно, пытаюсь вывести ее из-под удара? – говорит с легким нажимом.

– Что? – Ушам своим не верю. – Каким боком я касаюсь утечки от «продажников».

– Лазарев, – называет только одну фамилию.

Я прекрасно помню, блин, что Лазарев. Что несколько недель назад от нас уволился старый проверенный «продажник» и мне пришлось срочно искать ему замену. Оба кандидата. Одним из которых была Лазарев, работали у нас больше года. К их работе не было нареканий, и единственная причина, по которой я выбрала Лазарева – он показался мне более энергичным, заряженным достичь результата любой ценой, а именно эти качества на такой должности всегда в приоритете.

– Я так понимаю, – делаю глоток вина, чтобы запить неприятное послевкусие намека, – вы уже провели какое-то расследование? Потому что если нет – ваши голословные обвинения оскорбляют и мой профессионализм, и те пять лет, которые я вложила в LuxDrive.

– Майя, я ни в коем случае не хотел вас задеть, – хотя тон у Резника скорее констатирующий, чем извиняющийся. С другой стороны – я вообще не представляю его с искренним раскаянием на лице. – Просто делюсь информацией.

– То есть я автоматически попадаю под подозрение только потому, что проводила собеседование и подала его кандидатуру? Что дальше, Резник? Предлагаете мне выплачивать алименты всем беременным сотрудницам, только потому что я их одобрила?

– Не заводитесь.

– Да что вы говорите?!

Потрошитель откидывается на спинку стула, занимает более расслабленную позу.

Но взгляд все равно остается цепким.

– Каждый раз, когда я думаю, что мы с вами сможем нормально существовать в одной плоскости, Владимир Эдуардович, вы очень убедительно доказываете, как сильно я ошибаюсь.

– Мы не на работе, Майя, можно просто Владимир, – предлагает он. Уже чуть мягче, но все так же с позиции «вверху».

– Предпочитаю не разделять, – отбриваю его подачку.

– Лазарев сливает информацию нашим конкурентам, Майя, – Резник возвращает разговор к его заглавной теме. – Завтра начнется внутреннее расследование, и я хочу, чтобы вы были готовы к некоторым вопросам от «эсбэшников». Я просто вас страхую.

Если отбросить неприятный подтекст, то Резник сильно рискует, вскрывая карты. Нужно это признать. Я ведь могу в любой момент предупредить «подельника» и он сможет выйти сухим из воды.

– Я… даже не знаю, что сказать, Владимир Эдуардович. – Вздыхаю немного нервно и так же смеюсь. – А можно мне уже следующий день? В этом слишком много впечатлений.

– Если вдруг вам нужны свободные уши – мои к вашим услугам, – галантно предлагает Резник, снова возвращаюсь к столу, но на этот раз чуть ближе, сокращая дистанцию между нами до более интимной.

Вот так, со стороны, мы сейчас наверное похожи на парочку, а не на босса и подчиненную.

Это странно волнует.

Возможно, потому что я давно не ходила на свидания.

Возможно, потому что мужской харизмы Потрошителя слишком много.

Возможно, потому что без этой чертовой бороды он слишком… самец, как бы странно это не звучало? И в нашем деловом общении за кадром существуют знаки внимания, которые это деловое общение рубят под корень?

– Нет, Резник, – я делаю еще один глоток вина, надеясь, наконец, расслабиться и перестать слишком много анализировать. – Душу перед вами изливать я точно не буду – хочу сохранить хотя бы остатки гордости.

– Бросьте, Майя, мы ведь просто ужинаем.

– Разве? А мне показалось – обсуждаем, как спасти мою шкуру.

– Вот сейчас вы драматизируете. – Он улыбается, и эта улыбка, блин, чертовски ему идет. Как щепотка того самого перца в блюдо, чтобы оно, наконец, стало полностью идеальным. – Я не дам вас в обиду.

– Будете обижать сами? – слишком опрометчиво быстро парирую.

Это что вообще такое? Мы… флиртуем? Или просто слегка нарушаем границы?

Резник прищуривается.

Изучает мое лицо. Только взглядом, но я буквально чувствую кончики его пальцев на коже. Почему-то кажется, что они твердые, слегка шершавые, но не грубые. Хотя грубым этот мужик определенно тоже умеет быть. Во всех аспектах своей жизни.

Майя, ну-ка давай назад. Вот здесь уже точно запрещенная территория.

– Простите, Владимир Эдуардович, это просто нервная шутка, – не люблю оправдываться, но в данном случае приходится – косяк-то мой.

– Я плохо знаю город, – он делает глоток вина, не отрывая от меня взгляд, пока его губы «целуют» край бокала. – Давайте погуляем в субботу? Покажете мне ботанический сад.

– Там сейчас уже почти не на что смотреть, – говорю слегка «на тормозе», потому что он, кажется, на рамки вообще забил.

– Тогда в Аркадию?

– Владимир Эдуардович, правильно я понимаю, что вы планируете в эту прогулку вскрыть мне еще парочку корпоративных секретов?

– Я планирую насладиться обществом красивой женщины, Майя, – признается в лоб. Открыто. Без обиняков.

– А если я откажусь – сживете меня со свету?

– Вы слишком высококлассный специалист – я не разбрасываюсь такими кадрами. Так что всего-лишь очень сильно огорчусь.

Если бы он не был моим начальником – я бы с радостью приняла приглашение. В Резнике, нужно признать, есть все те качества, которые я хотела бы видеть в мужчине: он властный, энергичный, умеет «рулить», правильно доминирует – и при этом остается вежливым и внимательным к деталям. Умеет так поигрывать мускулами, что за этим приятно наблюдать.

Но мы – коллеги.

Более того – я у него в прямом подчинении. Любые личные отношения поставят крест на годах упорной работы, карьере и репутации. Слухи обязательно поползут – даже если мы будем встречаться на другой планете.

Ты должна оставаться профессионалом, Майя.

Даже если этот мужик, определенно, настоящий подарок судьбы для закоренелой холостячки. Даже если мне, как обычной женщине, вдруг хочется прикинуть, какие на вкус его губы и какой он в сексе. Так же берет нахрапом? Подавляет, подчиняет?

Прежде чем ответить, допиваю вино.

Жаль, что алкоголь ударит в голову чуточку позже.

– В таком случае, Владимир Эдуардович, давайте просто держать дистанцию, – отчеканиваю, как мне кажется, вежливо и предельно категорично. – Не думаю, что кто-то из нас готов поставить на кон свою карьеру.

Я почти уверена, что он окатит меня какой-то порцией раздражения или злости – генеральный не похож на человека, который так легко соглашается с поражением. Но он только дергает уголком губ, салютуя мне бокалом. Это считывается как «с'est la vie», как констатация факта и ничего более.

– Ну раз уж мы все равно здесь – давайте хотя бы ужином насладимся? – предлагает Резник. Деликатно, а не как это часто после отказа делают «обиженки».

Хотя о чем это я?

Это ведь мужик высшего сорта.

Глава девятая

В середине ноября «элианы» презентуют Falcon.

Презентация проходит в одном из флагманских шоурумов компании – огромном, наполненном светом пространстве с панорамными окнами и зеркальными стенами. В центре зала большая сцена, на которой установлен гигантский экран. Пока он темный, но все ждут момента, когда на нём появится главное действующее лицо вечера – первый концепт будущего премиального спортивного автомобиля.

Среди гостей, конечно же, весь состав топ-менеджеры Elyon Motors и LuxDrive, журналисты и потенциальные инвесторы. Атмосфера трещит от предвкушения. Бармены разносят шампанское, в воздухе витает легкий гул голосов, но все ждут главного момента – когда начнется официальная часть.

Я по такому случаю надела длинное, в пол, черное платье из тонкой шерсти, сидящего по фигуре как «перчатка». Стильное и строгое, с маленькой провокационной деталью – широким воротом «лодочкой», обнажающим края плеч. Внутри немного прохладно и в чем-то более закрытом мне было бы комфортнее, но почему-то именно сегодня мне захотелось быть вот такой – яркой и женственной, подобрать волосы в высокий пони-хвост и украсить шею тяжелый бронзовым чокером ручной работы.

Отворачиваюсь, когда замечаю вертящегося рядом фотографа.

Амина реагирует мгновенно: степенно, по памяти, диктует программу мероприятия, делая акцент на то, что для фотосессий предусмотрено отдельное время. Я благодарю ее улыбкой и мы чокаемся бокалами – «элианы» все и всегда делают с размахом, так что сегодня здесь только лучшие сорта игристого, устрицы, икра и закуски с морепродуктами.

Я веду взглядом по залу, останавливаюсь на компании мужчин в костюмах – ТОПы «элианов» и Резник. Стоит в пол-оборота ко мне, держа руки в карманах брюк. Несмотря на высокий уровень мероприятия, форму одежды оставили на усмотрение посетителей, так что в основном мужчины с обычных костюмах, и Резник – не исключение.

Когда кажется, что он замечает мой взгляд и собирается повернуться, быстро кручусь на сто восемьдесят градусов.

Натыкаюсь на стоящую прямо передо мной Юлю.

Она уже месяц работает личной помощницей Гречко, постоянно пишет о работе в нашей «Шуршалке» и ни одни наши «пятничные» посиделки не обходятся без ее рассказов о том, как бесконечно она счастлива в своей новой жизни.

А я вот уже месяц никак не могу осмыслить это странное совпадение, что теперь мы с ней практически коллеги. И что по работе видимся чаще, чем виделись даже когда были просто подругами.

– Майка, господи, ты просто офигенная! – выпаливает Юля, восторженно прохаживаясь по мне взглядом. – Блин, все, я записываюсь на фитнес! Мне срочно нужны такие же «песочные часы»!

А что еще тебе срочно нужно из того, что есть у меня?

Я тут же корю себя за эту грубую мысль. Это же Юлька, моя лучшая подруга, которая саму себя считает чуть ли не Мисс Вселенная. Отвесить мне такой комплиментище ей явно было нелегко.

Нет ничего страшного в том, что теперь мы практически работаем плечом к плечу. За этот месяц Юля ни разу не обратилась за какой-то протекцией или помощью, наоборот – хвастается, что перечитывает кучу материала, переучивает английский и Гречко настолько начала ей доверять, что иногда поручает решать какие-то небольшие, сугубо личные вопросы. Юля как будто собирается покорять еще одну вершину, под названием «Лучшая Помощница года».

Пока я туплю с ответным комплиментом, подруга подвигается ближе и заговорщицки шепчет:

– Я, кажется, поняла, про какого механика ты тогда говорила.

Меня словно током простреливает.

Черт.

Я же тогда просто так сказала, потому что настроение было дурацкое. Мне и в голову не могло прийти, что через месяц с небольшим Юля тоже будет вариться в этом котле. И уж конечно ей не составить труда вычислить того самого автомеханика, после того, как я более чем подробно его описала.

– Пару раз пересекались, – продолжает шептаться Юля, потягивая шампанское с видом типа_случайно проболтавшейся разведчицы. – И сегодня он тоже здесь, с остальной командой.

Выразительно тычет взглядом в перекрытую баннерами часть зала.

– Ты же знаешь – это вообще не мой тип, но, блин, он реально горячий!

Мне отчаянно хочется сказать, что я видела его, тискающим красотку явно на пару лет его младше, настолько эффектную, что даже я засмотрелась. Хочется обломать Юлькины слова. Так сильно хочется, что во рту становится горько от этого необоснованного приступа желчи.

– Ну, удачи тебе с ним, – бросаю слишком отрывисто. И через секунду уже жалею, что поддалась импульсу.

– Майка, совсем что ли сдурела? – Юля смотрит на меня широко распахнутыми офигевшими глазами. Тычет под нос безымянный палец с кольцами. – Я вообще-то замужем, Май. Просто пошутила, чего ты взъелась?

А точно еще замужем, Юль?

Она до сих пор ни разу, ни единым словом не обмолвилась о том, что они с Сашей разъехались. Она ведет себя так, будто ничего не случилось – все так же нахваливает сына, который совершенно спокойно принял тот факт, что теперь у мамы меньше времени на него, восторгается Сашей, который сейчас ее главная опора и поддержка. Снимает все же бесконечно красивые ролики своих быстрых красивых завтраков (теперь обязательно с какими-то мотивационными цитатами) и пишет посты о работе (в рамках допустимого, тут вообще не к чему придраться). Единственное, что хоть как-то подтверждает слова Саши – в Юлькиных сторисах он практически отсутствует. Появлялся там пару раз, как-то мельком, одетый и обутый. Но если бы не тот наш с ним разговор – я бы даже значения этому не придала, потому что вся Юлина «красивая жизнь» осталась ровно на том же месте, где и была.

С одной стороны я понимаю, что она не признается до последнего. Для нее развод – то все равно, что подпись под раскаянием в совершении всех смертных грехов.

С другой – возможно, я чего-то не вижу, потому что как-то автоматически приняла Сашу версию событий?

Мне было бы гораздо спокойнее, если бы Юля сама завела разговор на эту тему, но лучше бы когда-то потом. Когда меня перестанет так жутко дергать то, что из моей лучшей подруги-домохозяйки, Юля вдруг стала лучшей подругой-карьеристкой.

– Прости, – я осторожно пожимаю Юлькину ладонь. В самом деле – чего я так? Какая разница, с кем будет Дубровский, если существует аксиома «Со мной он не будет точно»? – У меня была тяжелая неделя. До сих пор подтягиваю хвосты по аудиту.

Юля не лезет в бочку – широко улыбается в ответ и тут же сбегает под крыло к Гречко, на ходу подшучивая, чтобы я не смела выходить замуж до конца вечера, по крайней мере – без ее одобрения.

– Она милая, – озвучивает свой вывод Амина, все это время стоявшая неподалеку. Не хочу ломать голову еще и над тем, слышала ли она о чем мы шептались. – Такая… бойкая.

– Всегда такой была, – констатирую факт.

Не могу сказать, что мы с Юлей когда-то напрямую конкурировали. Просто так получалось, что там, где я медленно и упрямо долбила гранитную скалу на пути к моей цели, Юльке каким-то образом всегда удавалось ее перескочить. И если уж быть до конца честной, то она могла бы быть сейчас на моем месте, если бы не сошла с карьерной дистанции.

Ненавижу себя за это мерзкое чувство раздражения.

Я не завидую.

Мне просто… ужасно не по себе.

О том, что начинается официальная часть, сначала объявляет ведущий, а потом, как по взмаху волшебной палочки, начинает медленно гаснуть свет.

Начинается официальная часть.

На сцену выходит глава отдела разработок «элианов», коротко говорит о будущем электромобилей, о важности инноваций и представляет команду, работающую над проектом. Среди них – Вячеслав Дубровский. Он выходит вместе с группой инженеров, и, пока ведущий рассказывает о технологических особенностях Falcon, мои глаза невольно цепляются в этого красавчика, как будто именно для этого и созданы. Сегодня он, как и остальные, в черном пиджаке, но без галстука, волосы завязаны не в бандитский хвост, а в аккуратную петлю, но несколько непослушных прядей все-таки выбились наружу. Он держится уверенно, но как будто слегка отстраненно, пока все остальные наслаждаются шоу.

Проводит взглядом по залу – пристальнее, но тоже без интереса.

На экране загорается первый концепт Falcon.

Плавные переходы слайдов показывают эскизы кузова, аэродинамические расчёты, 3D-моделирование деталей. Камера приближает изгибы будущего спорткара, подчёркивает тонкие световые линии, эффектные вентиляционные отверстия, инновационные материалы. Гармония технологии и дизайна.

Зал на секунду замирает, а затем раздаются аплодисменты.

Я чувствую, как рядом Амина восторженно охает.

– Боже, какая красота…

– Да, – соглашаюсь я. Но на будущую, наверняка, такую же продаваемую тачку, как и «Горгоны», мне в этот момент абсолютно наплевать, потому что на этой сцене лично для моих глаз есть что-то несоизмеримо более офигенное.

Хорошо, что в ту минуту когда мне кажется, что взгляд Дубровского, после очередной «прополки» зала, натыкается на мой откровенный интерес, у меня хватает сил и реакции отвернуться.

Делаю маленький глоток шампанского, чтобы просто смягчить внезапно полностью пересохшие губы. Я уверена, что Дубровский не поймал мой взгляд, но так же уверена и в том, что в эту минуту ощущаю его внимание где-то между лопатками. Это настолько очевидно, что непроизвольно веду плечами, пытаясь сбросить некомфортный и слишком пристальный интерес. Даже если мозгом понимаю, что это не так. С чего бы вдруг я стала центром Вселенной его интереса, если до этого он меня игнорил даже после того, как я переступила через гордость и первой проявила инициативу.

Хочется оглянуться, убедиться, что сама себя накручиваю.

Они уже, судя по всему, спустились в зал – официальная часть закончилась, можно уделить внимание инвесторам и просто поболтать с желающими. Здесь много важный людей из мира автопрома – никогда не поздно завязать полезные знакомства.

Я все-таки допиваю шампанское, ставлю бокал на высокий столик, мысленно себя одергивая себя.

Хватит, Майя, ты взрослая женщина, а не школьница, влюбившаяся в звезду школьной рок-группы. Этот парень не в твоей зоне интересов.

– Как поживает раненая «Медуза»? – раздается ровно у меня над головой, и по коже пробегает едва ощутимый разряд тока.

Слишком близко. Слишком знакомо.

Я поворачиваюсь, стараясь заранее собраться с мыслями.

Ни черта не получается.

Дубровский. Стоит напротив, держа в руках стакан с прозрачной жидкостью, в которой плавает один большой квадратный кусок льда. Взгляд серебряных глаз четко сфокусирован на мне, как и весь его интерес. Вот теперь уже точно – пристально.

– «Медуза» в порядке, не болеет, – говорю первое, что приходит в голову.

И кажется, что большую глупость даже сморозить нельзя. Дубровский молчит и тупо смотрит на меня сверху вниз, с высоты своего роста. Он выше моего папы. Твою мать. И вот так вблизи, кажется очень крепким, поджарым, как очень породистый скаковой жеребец.

Отлично, Майка, супер. Что дальше? Будешь фантазировать про ТТХ содержимого его штанов?

– Отличное представление проекта, – пытаюсь разорвать крайне дискомфортную тишину, которую Дубровский как будто намеренно нагнетает подчеркнутым разглядыванием моего лица, шеи и в эту конкретную секунду – обнаженного плеча.

– Да ну? – тянет он с легкой небрежностью. – Ты разве смотрела на слайды?

Я чувствую себя пирамидой для игры в «Дженгу», из которой Слава прицельно, одиночными ударами вышибает именно те блоки, на которой держится баланс ее устойчивости.

Хочется отморозиться, сказать, что я не понимаю, о чем он, но интуиция подсказывает, что я только еще больше выставлю себя на посмешище. Да блин, я чувствую себя так, будто это не он на пять лет младше, а я – сопливая малолетка, по уши втрескавшаяся в лучшего папиного друга. Внутри разворачивается невидимая дуэль. Он пытается меня вывести на эмоции – просто потому, что может. И я, блин, должна бы пресечь это на корню.

Должна. Но вместо этого произношу:

– Мы разве переходили на «ты»?

– А я должен был спросить разрешения?

– Ты всегда отвечаешь вопросом на вопрос?

– Ну вот, – он прикасается губами к краю стакана, я слышу характерное металлическое звяканье колечка от стекло, и этот звук сам по себе выколачивает еще один блок моего внутреннего баланса, – уже перешли.

Я на автомате беру еще один бокал шампанского у проходящего мимо официанта.

Изучающие серебряные глаза следят за тем, как я делаю глоток за глотком.

Меня раздирает совсем не от обычной жажды. Черт.

– Ты со всеми такой… прямолинейный?

– Только с девочками, которые морозятся и делают вид, что не пялились на меня весь вечер.

Он меня только что «девочкой» назвал?

С опозданием понимаю, что шампанское в бокале закончилось и мой рот глотает пустоту.

– Майя, да? – вдруг решает уточнить мое имя Дубровский.

Киваю.

Я никогда не теряюсь с мужчинами.

Я давным-давно не невинная девочка, у меня было достаточно любовников, чтобы я не набивала себе цену дешевыми ужимками или теряла голову от дурных комплиментов. Но этот парень просто какая-то квинтэссенция наглости и доминирования.

Такой самоуверенный, что я даже послать его не могу, потому что в шоке.

– Давай ключи от тачки, Би, – протягивает руку ладонью вверх, – в тебе два бокала шампанского, а во мне только минералка. Я тебя отвезу.

Я собираюсь сказать ему, что он может покомандовать в другом месте.

Но мое тело абсолютно и категорически с этим не согласно, потому что послушно и почти мгновенно вкладывает в его пальцы ключи от «медузы».

Он просто выносит меня из зоны комфорта.

Не дает ни единого шанса восстановить контроль.

– Тебе еще нужно сделать круг почета? – Дубровский отдает стакан официанту. – Или можно валить с чистой совестью?

– Эм-м-м… – У меня просто нет слов.

– Отлично. – Он вообще не парится, трактует этот звук так, как ему интереснее.

Берет меня за локоть, разворачивает в сторону выхода, подталкивает.

Его прикосновение длится секунду, но я чувствую долбаный ожог на коже, даже через одежду.

Последнее, что я успеваю заметить – сильно удивленный взгляд Амины, которым она провожает меня до тех пор, пока мы не исчезаем из поля зрения.

В раздевалке Дубровский снова протягивает руку. На этот раз без слов, но я опять таки послушно вручаю ему свой номерок. Набрасывает пальто мне на плечи, на этот раз как будто нарочно избегая между нами любого физического контакта. Я только надеюсь, что он не считал мою предыдущую реакцию и не принял это слишком сильно на свой счет.

На стоянке безошибочно находит мою машину.

Открывает дверцу со стороны пассажирского сиденья.

Я чувствую себя так обескураженно, как будто сажусь в его машину.

Дубровский секунду медлит.

Присаживается на корточки.

Перехватывает слишком длинный подол платья, которое свешивается через порог.

В разрезе выглядывает край моей лодыжки в простых капроновых колготках цвета «голая кожа».

И я, мать его, чувствую, как Дубровский сначала беззастенчиво лапает ее взглядом, а потом поглаживает костяшками пальцев, вызывая под кожей огненные судороги.

Я слишком трусливо пытаюсь отвести ногу. Взамен получаю совершенно заслуженный насмешливый взгляд в глаза.

Я. Абсолютно. Не. Понимаю. Что. Происходит.

Дубровский мягко захлопывает дверцу, обходит машину и через пару секунд оказывается за рулем. Снимает пиджак, забрасывает его назад. Расстегивает манжеты белоснежной рубашки, закатывает рукава до локтей. Я смотрю на его смуглые, полностью «забитые» руки, пытаюсь сосредоточиться, угадать перекатывающиеся один в другой рисунки, но взгляд все равно расфокусируется.

Это шампанское, Май. Два бокала на голодный желудок.

Дубровский подается ко мне.

Так близко, что я задерживаю дыхание, когда он протягивает руку куда-то вперед, к моему плечу.

Внутренней стороной предплечья, там, где у него какая-то страшная окровавленная пасть, скользит над грудью. Я уже ненавижу себя за то, что не надела лифчик, потому что под такой тонкой тканью он портил бы весь вид. А сейчас весь этот «вид» натягивает ткань слишком очевидно, чтобы это не бросалось в глаза.

Дубровский пристегивает меня ремнем безопасности.

Всего лишь. Ничего такого.

Возвращается обратно в кресло. Еще минуту тратит на то, чтобы подключить к аудиосистеме свой телефон.

Салон заполняет тяжелый рок. Что-то агрессивное, с хриплым мужским вокалом, гитарными рифами, напором.

– Не слишком? – лениво спрашивает он, внаглую поднимая звук еще выше.

– Ты про музыку или про свою бесцеремонность?

Ухмыляется. Спрашивает адрес.

Я не хочу говорить, но знаю, что все равно скажу.

Машина срывается с места.

Слава ведет уверенно, слишком легко, будто чувствует этот автомобиль так же, как свое тело. Его манера вождения отличается от той, к которой я привыкла.

Он рулит дерзко, агрессивно. И моя маленькая спортивная машинка как будто, наконец, почувствовав свободу в руках правильного «всадника», задорно ревет, когда на одном из пустых перекрестков Слава резко ускоряется перед светофором, пролетая на мигающий зеленый.

Я жду, что меня окатит страхом как кипятком.

Я, блин, никогда так не летаю!

Я терпеть не могу быструю езду!

Но в этом конкретном моменте, меня, как высоковольтный провод, коротит от адреналина.

Впереди крутой поворот с моста направо.

Дубровский и не думает сбрасывать скорость.

Я не знаю, зачем открываю рот – чтобы заорать на него благим матом, или чтобы просто дышать.

За десять метров до точки невозврата, Слава небрежно бросает ладонь на ручку переключения скоростей, сбрасывает, выкручивает руль вправо, как долбаный Шумахер и моя малышка абсолютно идеально вписывается в поворот.

– Расслабься, Би, – бросает он, не отрывая взгляда от дороги. – Я знаю, что делаю.

– Ты больной?!

Дубровский только усмехается. Спокойно и расслабленно, как будто я сейчас не визжала, а просто спросила, как у него дела.

– Может быть, – бросает короткий взгляд в мою сторону. – Но тебе же нравится.

Я открываю рот, чтобы сказать ему все, что я о нем думаю, но не успеваю – машина резко ускоряется. Меня буквально вжимает в сиденье.

– Дубровский! – мой голос срывается, а он, черт возьми, смеется.

Настоящий, низкий смех, который проходит по моей коже горячей дрожью до самых кончиков пальцев на ногах. Я чувствую, как они пожимаются прямо в туфлях.

– Давай уже по имени, Би, – предлагает он, как будто мы ведем светскую беседу, а не летим на бешеной скорости.

Я с опозданием понимаю, что произошло.

Я назвала его по фамилии.

Хотя официально он так и не представился, просто уточнил, Майя ли я.

Черт.

Господи боже.

– Сбрось скорость, – прошу я, сцепив зубы от страха ляпнуть еще что-то разоблачающее. Во мне слишком много адреналина и непонимания происходящего, и никакие защитные механизмы, которые всегда спасают меня от опрометчивых решений, не работают. – Сбрось скорость, придурок!

– Боишься быстрой езды?

– Да, блин, боюсь! – Хочется зажмуриться, потому что кажется – в следующий крутой поворот мы точно не впишемся.

– Спортивные тачки ржавеют, если их не ебать нормальными скоростями, – небрежно бросает он.

Я чувствую, как внутри что-то резко опускается. Как он это сказал. Грязно. Легко. Как будто мы с ним всю жизнь так разговариваем.

И снова мягко выкручивает руль просто раскрытой ладонью.

Как в тех долбаных фильмах про ночных гонщиков.

Я делаю глубокий вдох, потому что на этом повороте аэродинамика вдавливает мою грудную клетку.

– Дыши, Би, – гад просто посмеивается.

Я пытаюсь, честно.

Даже мысленно уговариваю себя, что наградой за этот треш мне будет урок на всю жизнь – почему, блин, никогда нельзя отступать от своих правил! Не связываться с малолетками! Не вестись на татуированных пирсингованных красавчиков!

Когда Слава вдруг резко сбрасывает скорость, я не сразу соображаю, что мы уже подъезжаем к моему дому. На шоу «элианов» я ехала минут сорок, а Дубровский довез меня, кажется… за десять? Интересно, сколько штрафов за превышение скорости мне придется заплатить за позерство этого придурка?

Машина плавно останавливается, но воздух в салоне и в моей груди дрожит от напряжения.

Я хватаюсь за ручку двери быстрее, чем думаю, и практически выпрыгиваю наружу.

Сердце бьется где-то в горле. Холодный ноябрьский вечер бьет наотмашь по щекам. Это должно привести меня в чувство, но после раскаленного салона холод буквально оглушает. На мгновение просто теряю ориентир, еще кажется, что земля под ногами продолжает двигаться.

Фигура Дубровского вырастает передо мной, заставляя шарахнуться назад.

Очень опрометчиво, потому что теперь я заперта в крохотном пространстве между машиной и его телом. Хочу сделать шаг в сторону, но он бесцеремонно кладет ладонь мне на талию.

Скользит вниз, по бедру.

Впивается пальцами в тазовую косточку, растирает ладонью и это почему-то настолько остро приятно, что я начинаю мотать головой как безумная, упрашивая, кажется, только одними губами: не надо, пожалуйста… не надо…

Он перехватывает мою подбородок, зажимает и фиксирует между большим и указательным пальцами.

Властно дергает вверх до отказа, заставляя смотреть прямо на него.

Серебряные глаза прищуриваются, опаляют чем-то токсичным.

Они похожи на ртуть.

Я почти чувствую, как моя кровь подхватывает этот яд и стремительно накачивает им сердце. Цепляюсь руками в его запястье, но так до конца и не понимаю, зачем. Чтобы оторваться? Чтобы не упасть, потому что асфальт под ногами стремительно превращается в зыбучий песок?

– Мокрая, Би? – спрашивают его идеальные с пирсингом губы.

– Что? – Я понимаю его вопрос, но не понимаю, почему он звучит так быстро.

– Потекла? – чуть жестче, изгибая рот в ухмылке.

– Отвали, – все-таки пытаюсь сбросить с себя хотя бы ту его руку, которая держим меня за лицо.

Но вместо этого Дубровский только чуть сильнее надавливает мне на щеки и когда я рефлекторно приоткрываю губы – накрывает их своим ртом.

Не целует – просто надавливает, втравливает в меня свое дыхание.

Он на вкус солоноватый и с кислинкой.

Минералка с лаймом, да?

А потом в мой рот проскальзывает язык.

Абсолютно наглый.

Горячий кончик смело бежит по краешку зубов, толкается внутрь.

Пальцы надавливают на щеки сильнее, я шире открываю рот… и стону.

Твою мать, у него что – штанга в языке?!

Я чувствую тяжелый железный шарик, который Дубровский катает по моему языку.

Офигеть…

Нахальная рука на моем бедре требовательно забирает платье вверх.

До разреза.

Ныряет в него, сразу между ног.

Я пытаюсь их сдвинуть, дергаюсь, как девственница, которую впервые изучает мужская рука.

Язык Дубровского вылизывает мой рот настойчивее.

Пальцы трогают между ног.

Я хнычу и вытягиваюсь на носочки.

– Блядь, ёбаные колготки, – ругается мне в губы Слава. С досады прикусывает мою нижнюю губу, отстраняется. – Би, ключи давай, или я тебя разложу прямо на капоте «Медузы». И в общем, похую – меня такой вариант тоже устроит. А тебя?

Я достаю ключи из кармана пальто.

Блин, как куколка – послушно делаю, что он говорит.

Голова так сильно кружится.

– Где у тебя еще пирсинг? – спрашиваю шепотом, пока он ставит машину на сигнализацию и за руку заводит в подъезд.

– Попробуешь угадать? – вопросом на вопрос, не поворачивая головы.

– У меня язык не повернется такое… вслух…

Заходим внутрь, до лифта.

Дубровский бьет кулаком по кнопке, берет мое лицо в захват ладонями, дразнит губы кончиком языка. У него там реально штанга.

– В члене пирсинга нет, Би, не дрожи, – хрипло смеется. – В мошонке тоже.

Я застываю, пытаясь угадать, где в таком случае. Соски? Что еще можно проколоть на теле?

Двери лифта разъезжаются, Дубровский обнимает меня за талию одной рукой, легко переставляет в кабинку. Вопросительно гнет бровь.

– Четырнадцатый, – называю этаж.

Нажимает кнопку.

Секунду изучает мое лицо.

– Ничего у меня больше нигде не проколото, Би, просто у тебя было такое лицо, как будто тебе бы очень этого хотелось.

– Ты точно больной, – пытаюсь вернуть себе хоть каплю контроля, потому что его последние слова звучат как откровенное издевательство.

Но, кажется, делаю еще хуже, потому что Слава раскручивает меня за руку, как юлу, толкает к противоположной стенке лифта.