Текст книги "Запрещенные слова. Том первый (СИ)"

Автор книги: Айя Субботина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 31 страниц)

Глава шестая

Загород к Юле я всегда собираюсь как настоящий, прости господи. Мужик. Потому что готовка и все остальные женские вложения – это вообще не мое. Готовить я умею на уровне «крепкая троечка»: знаю с какой стороны держать сковороду, как не сжечь яичницу и могу мастерски настрогать оливье. Все остальное – это уже сильно по вдохновению и исключительно в отпуске. И ущербной себя по этому поводу никогда не чувствовала, справедливо рассудив, что если боженька дал мне мозги, то этими мозгами я заработаю себе и на еду, кроме всего прочего. А время после работы лучше потрачу на отдых – на все остальное его вряд ли хватит.

Я еще раз проверяю корзинку, чтобы убедиться, что ничего не забыла.

Точно, чуть не оставила в холодильнике очень привередливый сыр. Его кладу в специальный термобокс. Ну и куча разных деликатесов из итальянского магазинчика. Обычно, мы начинаем с этого, а на следующий день хочется простого земного – картошки с костра и мяса с углей. А еще Наташа наверняка притащит свои фирменные хычины – получила рецепт и технологию приготовления от какой-то из своих бабушек, и за столько лет ни разу не поддалась на Юлькины уговоры выдать секрет.

Ровно в семь тридцать, как раз когда завязываю кеды, звонит телефон.

– Майя Валентиновна? – из динамика раздается вежливый мужской голос.

– Слушаю.

– Доброе утро, я от Владимира Эдуардовича. Подъехал к вашему дому.

Я на секунду удивленно моргаю. Не то, чтобы я несерьезно отнеслась к словам Резника – как к нему в принципе можно относиться не серьезно? – но, честно говоря, была уверена, что он просто забудет. В конце концов, кто я такая, чтобы ради меня так стараться. Подумаешь, всего-лишь заноза в заднице его наполеоновских планов.

Выхожу – и под подъездом действительно стоит его черный «сарай».

Кстати говоря, королевский английский бренд, против моей «медузки» ценник прямо солиднее и выше, но я и не того поля ягода, чтобы разъезжать на таких авто. Вчера ливень лил – а сегодня с утра машина чистенькая, сверкает на солнышке. Водитель вежливо открывает для меня заднюю дверь, придерживает корзину, пока я забираюсь в салон.

Первую секунду меня снова вводит в ступор оставленный Резником его фирменный аромат «перец в виски», а когда взгляд машинально скользит на то место, где вчера сидел «генерал», слегка офигеваю.

Во-первых, от роскошного букета пионовидных кремовых роз, перевязанных шелковыми лентами. Сразу понимаю, что именно их запах слегка перебивает послевкусие алкогольного парфюма Резника.

Во-вторых – рядом с букетом внушительных размеров соломенная корзинка с фруктами и двумя бутылками «Вдовы Клико». С любопытством заглядываю внутрь – кроме очевидного (бананы, ананасы, киви), фрукты явно не по сезону – персики, дыня, черешня, клубника. Я не завтракала, и прямо сходу утаскиваю сочную, еще мокрую черешню, размера примерно как мои почти что выкатившиеся из орбит глаза.

Вкусная!

Такая сочная и сладкая, как будто только что с дерева.

Подумав, беру еще парочку.

Водитель выруливает на дорогу, включает ненавязчивую босса-нова.

Я продолжаю трескать черешню и таращиться на цветы.

Это точно тот самый Резник, который меня одним своим взглядом вчера на «летучке» чуть не распял?

Беру телефон, чтобы набрать и поблагодарить, но вовремя вспоминаю, который час.

Убираю телефон.

Жую клубнику.

Снова беру телефон, нахожу его номер и пишу: «Королева в восхищении!»

Ну не отправлять же ему, в самом деле, банальное «Ой, спасибо, ой, как неожиданно и приятно!»

Собираюсь снова отложить телефон, думая, что раньше обеда генеральный мое сообщение все равно не прочитает, но с удивлением вижу, что оно отмечено двумя зелеными «галочками», и в строке под именем статус: «печатает…»

Потрошитель: Я так понимаю, Майя, вы добрались до клубники?

Я: Добралась, но на самом деле – до черешни. Черешню я люблю больше. В следующий раз можно просто целую корзинку черешни, Владимир Эдуардович!

Потрошитель: Наглость – второе счастье.

А хоть бы смайлик поставил, ну или скобку какую-нибудь, а то так и не поймешь – шутит или отчитывает.

Я:А скромность – удел некрасивых женщин, Владимир Эдуардович))

Я вот люблю всякие эмоции добавлять к сухим буковкам, так сразу появляется интонация, и нет ощущения разговора с каким-нибудь ботом обслуживания.

Потрошитель: Я учту ваши гурманские пристрастия, Майя.

Он теперь всегда будет называть меня по имени или только за пределами офиса?

Я: А можно окончательно обнаглеть и попросить в офис эту же версию? Она меня черешней кормит, а не моральными издевательствами))

Потрошитель:У этой версии борода еще длиннее.

Я: Да что ж такое-то!))))

Я отвлекаюсь от нашей переписки, потому что водитель притормаживает на светофоре и вдруг ловлю себя на мысли, что как будто… ну, вот так получается, что я с ним болтаю почти игривым тоном. Хотя у меня и в мыслях не было как-то с ним флиртовать. Просто, хотела сказать «спасибо» не тривиальным способом, а в итоге все это вылилось в переписку, которая даже с самой большой натяжкой не тянет на неформально общение начальника и подчиненной.

Да у него, наверное, от желающих вот так же «поболтать» телефон по швам трещит. Ладно я не люблю бородатых, но в наше время многие женщины от таких кипятком писают. Не говоря уже о том, что Резник реально красивый видный мужик, явно в отличной физической форме, модник и с солидным «приданым».

Снова возвращаюсь к телефону, на этот раз уже со слегка «остывшей» головой и быстро, пока вижу, что он тоже что-то пишет, настукиваю: «Спасибо, Владимир Эдуардович, это очень красивый жест».

Вот так, спокойно, почти официально, как и надо было после его первой фразы.

Печатать генеральный перестает.

Как будто пару минут думает, а потом присылает короткое: «Хороших выходных Майя».

Делаю глубокий вдох, успокаиваю себя тем, что в понедельник мне за эту фривольную письменность не придется огребать в два раза больше, и позволяю себе немного отвлечься вообще от всего. Откидываю голову на спинку сиденья, прячу руки в рукава своей необъятной толстовки и прикрываю глаза.

Удивительно, но даже задремать удается.

Вздрагиваю только когда слышу негромкий вопрос водителя, куда свернуть после знака.

Объясняю.

Через десять минут внедорожник притормаживает около красивого двухэтажного дома за высокий кованным забором. Вот так с дороги и не скажешь, что тут живет семья скромного пилота международных рейсов – на лицо прямо все атрибуты олигарховского гнезда. Юля любит хвастаться, что только благодаря ее стараниям всегда находить лучшее за небольшие деньги, их дом лучший если не во всем поселке, то на улице – точно. Впрочем, у Юли вообще все лучшее, даже то, что ей пока не принадлежит.

Водитель помогает мне выйти, забирает корзинки и несет к дому.

Я разминаю затекшие плечи и почти одновременно слышу звук мотора за спиной. Оборачиваюсь и вижу, как следом за нами к дому подкатывает серый внедорожник. Паркуется всего в нескольких метрах от нас. Пока наблюдаю, как открывается водительская дверь, успеваю заметить мелькнувшие на солнце золотистые полосы на рукавах летной формы.

Сашка.

Он выходит из машины, по привычке поправляя китель. Григорьев как обычно с загаром – просто идеальным. Он всегда есть, от сезона к сезону меняется только оттенок. Светло-каштановые с золотом волосы играют на солнце. Они у него чуть длиннее, задевают воротник и обрамляют лицо мягкими волнами, делая его похожим на молодую версию Джерарда Батлера.

Первую секунду Сашка изучает «сарай», на котором я приехала, потом замечает меня и на его губах появляется широкая улыбка. С ямочками. Глубину которых я помню до сих пор. Даже если сейчас от этих воспоминаний уже не больно. Почти.

– Ничего себе, – поглядывает на водителя, который, вернувшись, желает мне хороших выходных, дает букет и выруливает обратно. Саша провожает машину пристальным взглядом. Снова переключается на меня. – Я думал, ты уже и не приедешь, Пчелка. Юля сказала, у тебя какой-то аврал на работе и новый начальник…

– Я не круглосуточно на дежурстве, знаешь ли. Тоже иногда отдыхаю, – отшучиваюсь, стараясь не думать, что зачем-то всплываю в их семейных разговорах за столом. Хотя, что тут такого? Мы, как любит говорить Наташа, все вместе – одна шведская семья. – Где ты этот загар подцепил, Григорьев? Я тоже туда хочу!

– Неплохой бонус, – Сашка кивает за спину, вслед уже скрывшемуся из виду автомобилю Резника. Как будто вообще не услышал мой вопрос.

– Прелести работы до полуночи, – отвечаю уклончиво, надеясь, что он не будет углубляться в детали.

Но он углубляется.

– И кто же это такой щедрый? – Сашкин взгляд становится острее, голос – прохладнее. – Я что-то пропустил, Пчелка? У тебя роман на работе?

– Прекрати, пожалуйста. – Краем глаза замечаю мелькнувшую где-то за калиткой Юлю.

– А это, – он «выстреливает» взглядом в цветы, – тоже надбавка за труды «до полуночи»?

Я знаю, что он не имеет ввиду ничего такого, но звучит странно.

– Саш, – я прикладываю ладонь «козырьком» ко лбу, чтобы закрыться от слепящего солнца, – тебя это не касается. Но если хочешь поговорить о личном, как насчет обсудить, за какие свои «косяки» ты делаешь жене такие подарки?

Ответить ему не дает подлетающая к нам Юля.

Становится рядом, слегка разряжая пусть и не критичное, но неприятное напряжение. Сашку целует в щеку, тянется что-то сказать на ухо, но он не поддается – не дает себя согнуть. Продолжает смотреть на букет у меня в руках. Юля его тоже замечает, делает круглые глаза и вываливает кучу вопросов: про водителя, про машину, такую огромную, что она видела ее даже через двухметровый забор, про корзину с фруктами и дорогущее игристое.

– Так, Майка, пока не покаешься, кто это тебя так танцует» – шашлыка не получишь! – как всегда Юлю несет сразу с места в карьер.

– Я в душ, Юль, – отстраняется Григорьев. – Сразу с рейса сюда полетел.

– Тебе еще мангалом заниматься, – напоминает она, снова его целуя. – Раз ты в нашем цветнике единственный мужчина.

– А вот и нет! – Из калитки несется не по годам высокий мальчишка, бросается на Сашу. – Пап!

Только после этого лицо Сашки смягчается.

Он моментально переключается на сына и уходит вместе с ним, на ходу рассказывая какую-то очередную «полетную» историю. Я украдкой наблюдаю за Юлей, которая даже спустя десять лет, смотрит на мужа теми же влюбленными глазами. Готова поклясться, что на свадьбе у нее было ровно такое же мечтательное выражение лица, только тогда на нем было чуточку меньше морщин. Хотя из нас троих Юля единственная, кто исправно ходит на сеансы к косметологу уже целую кучу лет.

– У меня выкидыш был, Майка, – говорит тихонько, и контекст ее фразы абсолютно никак не вяжется с мечтательным выражением лица.

– Что? Когда?

– В августе. На третьем месяце.

Я почему-то перебираю мыслями весь месяц, а потом – вообще все лето.

Не помню ни единого намека от Юли на эту тему. Хотя, Юля и секреты – это абсолютно несовместимое. О том, что забеременела Кириллом, она нам сказала чуть ли не в первую же неделю. Кажется, я вообще была первой, кому она прислала фотку положительного теста. А тут каким-то образом продержала в секрете целых два месяца.

– Юль… – Я чувствую себя ужасно неуютно. Понятия не имею, что говорить.

– Саша очень расстроился, – продолжает она. – Мы решили, что пойдем за дочкой, когда Кирюхе стукнуло пять. Вот, до сих пор никак не дойдем.

– А что сказал врач? – Не знаю, будет ли уместным спрашивать о прогнозах.

У Юли все еще странно задумчивое выражение лица, абсолютно невозможно понять, что именно она думает в данный момент – переживает все заново или успела остыть и просто делиться тем, что уже не болит.

– Врач сказал, что я абсолютно здорова, и что выкидыш был из-за резус-конфликта, – говорит она. Из-за маски безразличия все-таки проглядывает грусть. Но это просто потому что я слишком хорошо ее знаю. – И что через пару месяцев мы можем начать пробовать снова.

Я кладу руку ей на плечо.

Юля накрывает мои пальцы своей ладонью, прижимается к ней щекой.

Кажется, я погорячилась, когда ужалила Сашку опрометчивым «подарком за «косяк».

Теперь понятно, ради чего он так расстался.

– Наташа не знает?

Юля отрицательно мотает головой и просит не рассказывать.

А потом, мазнув по лицу, подбирается, мгновенно сбрасывает меланхолию. Упирает руки в боки и, ткнув подбородком в сторону моего букета, снова бомбит вопросами: кто, откуда, почему? Я смеюсь и со словами «не дождешься!» бегу в дом. От этого глумления меня спасет только Наткин пирог!

До вечера мы, как обычно, валяемся в шезлонгах, поглощая деликатесы и фрукты. Хотя с фруктами со скоростью гусениц-плодожорок разделываются дети. Я, поборовшись с порывом отправить генеральному пару сочных фото нашей «поляны», так ничего ему и не скидываю. Более того – мысленно вешаю здоровенный амбарный замок на любые переписки не по делу. Потому что Сашка прав – никакие романы на работе мне точно не нужны. Тем более, с бородатым мужиком. Я пять лет перла на эту вершину не для того, чтобы свалиться с нее из-за глупых слухов.

Вместо этого, сломив внутренне сопротивление, еще раз изучаю профайл Дубровского. Списываю это на два бокала игристого. Как там говорится? «Ну меню-то я могу посмотреть, правильно?»

Оказывается, в профиле Славы-Вячеслава парочка интересных нюансов. Например, одну из разработок в электронику одной из «сестричек Горгон», помогал разрабатывать Дубровский. А еще у него какие-то там поощрения на техформумах в Берлине и Токио. Теперь понятно, почему Томочка называла его перспективным и далекоидущим. А я снова испытываю совершенно иррациональную и беспочвенную гордость.

– А парень на пять лет младше – это сильно зашквар? – говорю в паузу, когда рядом нет малышни.

– Да по фигу, лишь бы секс был хороший, – рационально выдает Наташа.

– Почему сразу только секс? – вмешивается Юля.

– Потому что сначала хороший секс – а потом уже можно и об остальном подумать. Поверь, я два раза была замужем!

Я поддерживаю ее, салютуя «вдовушкой».

– А что за кадр? – Юля не стесняется, наливает себе еще. Подсаживается ближе. – Ты послушала мудрую подружку и подцепила мажора?

– Автомеханика. – Замечаю заметно поблекшее воодушевление на ее лице и добиваю: – А еще у него татухи, пирсинг на лице. Колечко в нижней губе. Длинный хвост, виски бритые.

Пока перебираю в памяти косточки «Дубровского В», хочется зажмуриться и помечтать, что у него под футболкой, и существует ли пирсинг на его теле за пределами лица.

– Фу, Майка, – фыркает Юля. Она у нас любительница классических «диснеевских» принцев, я другой реакции и не ждала. – А от кого винишко?

Про презент от Резника я точно не скажу. Я и про Славу-Вячеслава бы ничего не сказала, просто на нем все равно уже стоит большой основательный «крест».

Так и не вытянув из меня ни слова, Юля дуется и тянет Наташу в парилку. Я в сауны и бани не хожу никогда – у меня там случается не паровой оргазм, а кровь из носа и обморок. Собираю остатки еды, отношу в дом и быстро перемываю посуду. Делаю чай детям и отрезаю по большому куску фирменной Юлиной запеканки с изюмом и разрешаю посмотреть мультики.

Выхожу на веранду и замечаю сидящего в ротанговом кресле Сашку.

Он тоже ведет головой в мою сторону. Очень пристально смотрит.

Подумав секунду, подсаживаюсь в соседнее кресло, предлагаю ему чай, который сделала для себя. Саша отказывается вымученной улыбкой.

– Саш, прости. – Обхватываю чашку ладонями, чтобы немного согреться. Вечером сейчас уже и правда ощутимо прохладно.

– Я дурак, Пчелка, – он качает головой с видом самого виноватого в мире человека. – Это, конечно, не мое дело, что у тебя и с кем.

– Я про другое. Юля сказала. Про выкидыш. Извини, что так тупо ляпнула насчет подарка.

Сашка морщит лоб, разворачивается ко мне всем корпусом, подается вперед.

– Выкидыш? – переспрашивает с таким звенящим раздражением, как будто впервые об этом слышит. – Выкидыш, блядь?! Год назад я сказал Юле, что хочу развод, а она решила срочно спасать наш брак вторым ребенком!

Я чувствую себя так, словно меня только сейчас догнал основной удар того придурка, который разбил фару моей «Медузы». С размаху – в бетон.

В смысле – развод?

Нет, конечно, я не настолько наивна в свои почти тридцать три, чтобы безоговорочно верить в тщательно вырисованную Юлей картину семейной идиллии. В отношениях, даже самых хороших, всегда бывает все, тем более – в отношениях с десятилетним стажем. Мы с Сашей вместе были полтора года, и даже несмотря на то, что последние шесть месяцев пересекались все реже и реже, все равно умудрялись иногда «кусаться». Потом мирились, а потом, спустя какое-то время, снова что-то у кого-то дергало. Я не верю в то, что люди могут жить друг с другом под одной крышей и ни разу ни о чем не поскандалить.

Но я даже в мыслях не допускала, что у них может дойти до развода.

– Саш, какой развод? – У меня даже рот как будто немеет – так не хочет произносить это слово. – Саш, ты чего?

– Я заебался, Пчелка, – он откидывается на спинку кресла, устало прикрывает глаза. Я пытаюсь убедить себя в том, что круги под ними – это просто тень от его длинных ресниц, но эта сова на глобус никак не тянется. – Я заебался жить как в каком-то блядском телешоу, где Юля двадцать четыре на семь ведет борьбу за роль лучшей матери, лучшей жены, лучшей хозяйки. Она когда выдает очередную пафосную словесную конструкцию, у меня реально ощущение, что читает хорошо отрепетированный текст. «Где камеры, Юль?!»

Он вскидывает руки в пустоту.

Понятия не имею, что говорить. И нужно ли…?

– Я, наверное, сам все просрал. – Саша приоткрывает глаза, сглатывает. Я ловлю себя на том, что все еще слишком хорошо помню, какого размера у него кадык и с какой скоростью он двигается под кожей, когда Сашка из последних сил держит себя в руках. Медленно, как у очень голодной и поэтому слишком осторожной акулы. – Думал, что она просто… вот такая. Слишком хорошая. Что она так самовыражается, а мне все равно ничего не стоит потерпеть.

– Разве не так должен вести себя мужчина? – рискую вставить свои пять копеек, и в ответ получаю закономерный не злой, но токсичный смешок.

– Пчелка, только не говори, что ты тоже считаешь всю ее показуху пиздец какой нормальной.

– Она моя подруга.

Сашка поворачивает голову, смотрит на меня тем же непонятным для меня взглядом.

Я хорошо его знаю. Когда-то во мне еще теплилась надежда, что если очень постараться, я смогу забыть его привычки, научусь не понимать интонацию, перестану считать настроение по положению бровей на лице. Но с возрастом стало ясно, что память так устроена – нам легче забыть тех, кто был после, чем самого первого. Поэтому, просто махнула рукой.

Но сегодня я уже дважды проваливаюсь в вот такое выражение на его лице – совершенно новое, не считываемое.

– Знаешь, сколько раз я мечтал, что однажды вы посретесь? – Саша дергает уголком рта. Его красивые губы кривятся в злой улыбке. – Что ты перестанешь… наконец…

– Саш, чего ты от меня хочешь? Я и так не бываю у вас дома. У меня кроме Юльки и Натки никого больше нет. Они мне почти как сестры. Хочешь, чтобы я благородно отошла в сторону, потому что моя рожа будит в тебе угрызения совести?

Я даже не злюсь.

Спасибо Резнику – весь азарт остался в офисе, и на этот разговор не осталось ни капли.

– Прости, Пчелка, я совсем не это имел ввиду. Прости, малыш.

Сашкина рука свешивается с края кресла, я замечаю, как дергаются пальцы пока его взгляд изучает мои ладони.

Инстинктивно крепче обхватываю чашку.

– Я сказал, что хочу развод. Я честно в глаза ей это сказал. Что буду заботиться о Кирюхе, потому что он мой сын. Что я отдам ей вообще все – квартиру, машину, этот дом. Что готов даже ей деньгами помогать, пока она не устроится на работу или не выйдет замуж. Я попросил просто_дать_мне_уйти. И видеться с сыном. И знаешь что?

«Она сказала «нет», – говорю в своей голове одновременно с тем, как Саша произносит то же самое «нет». Кажется, даже в схожей тональности.

– Я ей ни разу не изменял, Пчелка. Ни единого грёбаного раза, хотя, блядь, хотел. Вот такой я хуевый мужик!

– При мне вот только не нужно этого показательного самосожжения, – пытаюсь сказать, что не маленькая и у меня нет иллюзий насчет кризиса в отношениях, и что мужчина, женившись, резко становится слепым и глухим. Вопрос на самом деле лишь в том, что у одного мужчины в приоритете его личный выбор, а у другого – выбор его члена.

– Но сразу после того, как родился Кирилл, я чуть ли не каждый день слышу про каких-то баб, – Сашка скрипит челюстями. – Я замахался доказывать, что не верблюд. Я хочу покоя, Пчелка. Я хочу развод.

– А ребенка в Юльку сквозняком надуло? – Я не хочу грубить, но рот просто открылся – и случились эти слова.

Саша распрямляется, подбирает длинные ноги.

На минуту идет в дом, а возвращается с пледом и сигаретами. Секунду как будто медлит, а потом просто протягивает его мне. Я быстро заворачиваю плечи и поглядываю в сторону парилки, надеясь сбежать до того, как Юля и Натка застукают нас за задушевной беседой. Хотя, конечно, в бОльшей степени меня волнует только реакция Юльки.

Сашка стоит ко мне спиной, закуривает.

Делает это очень редко – я знаю. По «праздникам».

– Мы договорились, что я снимаю квартиру и какое-то время поживу отдельно от них с Кирюхой. – Выпускает дым тоненькой струйкой, глядя ровно в ту же сторону, что и я – на парилку. – Что сыну мы пока ничего не будем говорить. Что нам надо побыть врозь. Потом Юлька напилась, завалилась в «гости», чтобы навести шмон и проверить, нет ли у меня на полках бабских принадлежностей.

Судя по интонациям – он почти в точности копирует фразу из этого их диалога.

– Я, как ты понимаешь, отказал.

– Почему? Если скрывать нечего.

– Пчелка, не надо, – он нервно смеется. – Ты меньше всех женщин в мире похожа на ту, которая поступила бы так же.

Я молчу, но все равно примеряю ситуацию на себя.

Проверять телефоны, карманы и трусы я бы точно не стала. Не из слепого доверия или королевской глупости, а потому что это унизительно. Если отношения достигли отметки, после которой нужно искать доказательства измены – это мертвые отношения.

Но вслух я ничего такого не произношу.

В конце концов, как любит говорить моя старшая сестра: «Не тебе, бездетной холостячке, рассуждать о том, что правильно, а что – нет».

– Она подкараулила меня после рейса, – продолжает Саша и его голос постепенно полностью леденеет, – устроила безобразную сцену ревности только потому, что я разговаривал с одной из стюардесс. Потом закатила истерику. Потом начала плакать. Сказала, что просто хочет посмотреть, убедиться, что у меня никого нет. Что ей нужно доверять мне и тогда она согласиться на развод.

Он снова глубоко и жестко затягивается.

Я инстинктивнее плотнее кутаюсь в плед.

На секунду кажется, что окошко в парилке только что кто-то протер ладонью с обратной стороны, но на улице уже так темно, что, скорее всего, это просто игра моего воображения.

– Саш, слушай… – Я не хочу продолжать этот разговор. Чувствую себя между молотом и наковальней.

– Она моя жена, Пчелка. И я когда-то… действительно… ее любил.

– И поэтому вы переспали. Ок, так бывает. – Встаю, случайно придавливаю край пледа и он падает на кресло. А вместе с ним – и моя уверенность в том, что просто слушая Сашку, я не предаю дружбу с Юлей.

Господи, как не вовремя сломалась моя машина.

– Она принимала таблетки. Ну, по крайней мере я так думал, – Сашка и сам понимает, насколько все это нелепо. – Потом, когда Юля через три недели прискакала с тестом, я понял, что меня поимели. Я сказал, что ок, готов заботиться о двух детях вместо одного, но это никак не влияет на мое желание подать на развод. Мои косяки, хули там.

– Саш, я…

– Не было никакого выкидыша, Пчелка. И аборт я ее тоже не просил делать. Юля сама его сделала. Решила, что так мне будет больнее. Типа, вот такое я чмо – вынудил ее убить собственного ребенка. Спорим, такую Юлю ты не знаешь?

Он позволяет себе оглянуться, несколько долгих секунд изучает взглядом мое лицо.

Хочу ответить, что мне абсолютно нечего сказать, но дверь, парилки, наконец, открывается, и я с огромным облегчением сбегаю в дом.