Текст книги "Запрещенные слова. Том первый (СИ)"

Автор книги: Айя Субботина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 31 страниц)

Глава четвертая

На следующий день вместо обеденного перерыва лечу в техцентр «Elyon Motors».

Меня там не то, чтобы прямо знают как свою в доску, но парочка парней (даже тех, кому под полтинник) точно в курсе, кто я. Надеюсь выторговать себе максимально быстрый ремонт. Хотя там фара и вмятина, и царапина, и в общем, не так, чтобы на пять минут работы. Но на всякий случай скрещиваю пальцы, когда загоняю свою бедную «раненную» малышку в просторный светлый павильон. У них даже техцентр по самому высшему стандарту, потому что для премиум-класса.

Выхожу из машины, снимаю солнцезащитные очки и смотрю сразу на двух спешащих в мою сторону техников в фирменных джинсовых комбинезонах цвета хаки. Просто показываю на безобразие у меня в боку и прошу как-то побыстрее, до конца обеда. Это, конечно, шутка, но тот, что помладше не теряется и тоже в шутку начинает выразительно хлопать себя по карманам в поисках фары.

А потом мой взгляд цепляется за силуэт.

Справа. Я даже не сразу понимаю почему, но когда он проходит вперед, к белому здоровенному внедорожнику, все становится на свои места.

Он просто очень высокий. Это парень.

У меня личный кинк на высоких, наверное потому, что мой папа, хоть и доктор наук, но дубинушка – метр девяносто в высоту. Я всегда на автомате выхватываю среди прочих самые высокие головы в толпе.

Взгляд к этому просто приклеивается. Одет он как и остальные сотрудники – форменный комбинезон, белая футболка, только его рукава закатаны «валиками» так высоко, что отлично видны красивые мускулистые дельты. А еще эти руки полностью покрыты татуировками, без просветов, с переходами на тыльные стороны ладоней. И прическа у него – а ля «Топ Кнот», с выбритыми коротко затылком и длинным хвостом чуть ниже макушки. Волосы чуть темнее русого, с тем самым пепельным оттенком, за который женщины обычно душу голову продать дьяволу.

– Что? – переспрашиваю только что обратившегося ко мне одного из ремонтников, того, что постарше.

– Фара – это полбеды, – говорит он, – у вас тут вмятина на крыле, плюс краску задело. Придётся оставлять машину.

Чуда не случилось.

– Это ещё надолго?

– Дня на два минимум, – он пожимает плечами, явно не испытывая никакого сочувствия к моему положению. – Если лакокрасочное не затянет.

Я перевожу взгляд на того, третьего – он как раз присоединяет белый внедорожник к диагностическому сканеру. Понятно – он у них по электронике. Типа, элита, как летчики в армии.

– Хорошо, давайте оформлять, – сдаюсь.

– Вы пока…

Я замечаю кофейный автомат в той же стороне, что и парень с татухами.

– Я кофе сделаю, работает?

Не дождавшись ответа, иду мимо.

Нарочно не очень спешу, делая вид, что на каблуках стою второй раз в жизни.

Парень занят делом – по сторонам даже на смотрит.

Хмурится, сосредоточенно выбивает что-то на ноутбуке.

Осознаю, что уже почти откровенно пялюсь, но все равно не могу притормозить. Сколько ему лет? Около тридцати? Где-то внутри царапает чуйка, что нет, как будто бы меньше. Или так только кажется из-за пирсинга на его лице? Колечко в центре нижней губы, две штанги в правой брови, проколы в обоих ушах – в них вставлены лаконичные широкие черные колечки, вплотную прилегающие к мочкам. Никакой цыганщины, все очень стильно, все очень в этот образ «бэдбоя».

Дохожу до автомата, пытаюсь перевести дыхание.

Ну и горячий, блин.

Ему бы на красную дорожку, «Оскар» и речь толкать: «Спасибо моей мамуле, что я такой охуенный!»

***

Пока автомат очень неторопливо делает мне американо, продолжаю поглядывать на парня. Мне кажется, что уже более откровенно «стрелять глазами» просто невозможно. Осталось только подойти, треснуть по лбу и сказать: «Ты почему на меня, красивую, не смотришь?!» Между прочим, все мои выигрышные ленточки за конкурсы красоты – именно за красивые глаза, в данном случае – почти в прямом смысле этого слова. Никогда не испытала недостатка в мужском внимании. И если уж на то пошло, то Сашка был самым красивым пилотом в академии, за ним девушку табунами бегали, а он бегал за мной.

Наверное, впервые за десять лет мысли о Саше приходят вовремя, потому что только это тормозит мой слишком острый порыв взять инициативу в свои руки и подойти к жутко серьезному красавчику.

«Вот зачем вы, девочки, таких красивых рожаете? – Делаю глоток не самого вкусного, но достаточно крепкого кофе, грею стаканчик в ладонях, продолжая разглядывать техника. – Вы пару часов мучаетесь, а они нам потом каждую ночь снятся».

Замечаю за его спиной обращенный в мою сторону вопросительный взгляд другого техника, который шутил про фару. Мысленно вздыхаю и все-таки иду заполнять документы на ремонт. Но на этот раз все-таки удается мазнуть взглядом по бейджику с именем красавчика: «Дубровский В». Ох ты господи, надеюсь, он не Владимир? Один офисный тиран с таким именем у меня уже есть.

И как по закону подлости – он вспоминает обо мне именно в эту секунду.

Телефон из кармана пиджака «оживает» замогильным воем.

Оборачивается, кажется, не только весь штат сотрудников, но и оборудование.

Кроме «Дубровского В». Он смотрит в проклятый сканер как будто не кучу железа (пусть и премиального) диагностирует, а делает сложнейшую операцию на сердце. Вот ей-богу – выражение лица точно такое же.

Смотрю на имя Потрошителя на экране, но не сбрасываю.

У меня по времени еще обед, отвечать я не обязана.

Делаю шаг к стойке, где меня уже ждет форма для заполнения.

Снова смотрю на татуированную красоту.

Телефон замолкает. На пару секунд – и снова затягивает.

И на этот раз Дубровский все-таки отрывается от своего занятия. Поднимает взгляд на меня. Я смаргиваю первую гипнотическую реакцию, потому что глаза у него такие светло-серые, что кажутся прозрачными. И все это – в бахроме длинных густых, заметно темнее его цвета волос, ресниц.

Мы мгновение смотрим друг на друга.

– У вас телефон звонит, – говорит он.

Капитан Очевидность, блин. Но хотя бы рот открыл – уже прогресс.

Ловлю себя на мысли, что прямо сейчас не смогла бы со стопроцентной уверенностью сказать, зацепил ли меня он сам или его безразличие. Но делаю шаг навстречу, и кажется, что все-таки он. Внутри уже начинает ковырять прагматизм – в тридцать я пообещала себе, что мужчин младше тридцати у меня не будет. Матиасу вообще сорок было, но датчанин был прям хорош-хорош!

– Не хотите ответить? – Дубровский выразительно заламывает бровь практически одновременно с дергающимся вверх правым уголком рта. А я почему-то прилипаю взглядом к колечку в его нижней губе. Ловлю себя на мысли, что чисто из спортивного интереса охота попробовать как оно – целоваться с парнем с пирсингом в губе? И дальше уже совсем отбитое – а есть ли у него пирсинг под одеждой?

Но вой «генерального», к счастью, отрезвляет.

– Это работа, – отвечаю на вопрос Дубровского.

– Злоебучий кто-то? – явно намекает на рингтон.

– Чрезмерно, – вздыхаю

И, поняв, что Резника игнором в обеденный перерыв не успокоить, прикладываю телефон к уху. Так и хочется первым делом сказать: «Владимир Эдуардович, как же вы мне… дороги!», но в рамках этики делового общения просто здороваюсь.

– Франковская, вы в курсе, что Колесник увольняется?

Конечно, я в курсе, когда увольняется один из лучших менеджеров в отделе продаж, у которого два крупных клиента. А еще в курсе, что этот «нехороший человек» объявил о своем решении буквально вчера, сказав, что уже в понедельник не выходит на работу, потому что у его жены грандиозное перспективное повышение и они всей семьей отчаливают из страны на другой континент.

– Он, фактически, работает еще два дня и в понедельник уже не выходит, – говорю спокойно, хотя тон Резника явно напрашивается.

– Когда вы начнете искать замену?

– Я уже, Резник. У меня два кандидата: Ткаченко или Лазарев. Оба готовы к повышению, Ткаченко в компании дольше, но Лазарев амбициознее. Он сможет легко перехватить клиентов Колесника. Собеседование с обоими проведу завтра. По результату к концу дня у нас будет новый «продажник».

Потрошитель аж запинается.

То есть в ответ на мой отчет – просто берет паузу, и я даже ни звука с той стороны связи не слышу. Пользуясь передышкой, украдкой посматриваю на Дубровского, но тот уже снова переключился на работу. Еще и стул повернул так, чтобы сидеть спиной ко мне. Вроде бы и порадоваться надо – у наших главных эксклюзивных партнеров такие ответственные, полностью отдающие себя работе кадры. Но радоваться почему-то совсем не получается.

– Хорошо, Майя Валентиновна, это все, что я хотел услышать.

– Всегда рада быть на своем месте, Владимир Эдуардович, – нарочно подчеркиваю, что обратила внимание на «милостиво возвращенное» мне имя и отчество. – Даже в заслуженный обеденный перерыв.

Готова поспорить, что прежде чем закончить разговор, генеральный от души чертыхается.

Больше с Дубровским мы взглядами так и не пересекаемся.

Я трачу минут десять на оформление документов и другие формальности, и все это время другой парень «фара в кармане» буквально как плющ вокруг меня вьется, иногда прямо сильно заплывая за берега с точки зрения профессиональной этики. А вот Дубровский даже голову не пытается повернуть.

Не могу вспомнить, было ли у него кольцо на пальце. Как-то даже мысли не возникло, что он может быть женат или в принципе не свободен. Но сейчас оба этих варианта полностью оправдывают его безразличие.

Из техцентра выбираюсь уже на своих двух, до работы еду на такси.

Вспоминаю, что пока оформляла машину, телефон немилосердно «пикал» входящими из мессенджера. По работе пару сообщений от Амины, ничего важного – просто напоминания. Зато в нашей с Юлькой и Наташей болталке – оживленненько.

Юля: Я посмотрела, короче, прогноз. Это последняя теплая неделя в этом месяце. С понедельника уже первые заморозки будут. Так что гоу к нам с Сашкой загород!

Ната: Я уже думала, что ты зажала нам дрова на шашлыки…

Потом Юля тэгнула меня с вопросом, какие у меня планы на выходные.

Пока перечитываю их переписку, пальцы набивают сообщение.

Я: Я за любой блэкджек с рок-н-роллом))

Юля: Узнаю Майку!

Ната: Организовать стриптизеров, ударница автопрома?

Я: Да, пожалуйста, двухметровых (ставлю пускающий слюну смайлик)

Юля: Фу, пошлячки!

Ната: Между прочим, нас холостячек двое против тебя одной, так что твое мнение значения не имеет))

Юля: Напоминаю, что это вообще-то МОЙ загородный дом)))

Я: Только я осталась без машины…

Пока они засыпают меня вопросами и предположениями, что случилось с моей «красоткой-медузой», прилетает сообщение от моей коллеги в офисе «элианов», спрашивает по работе. Она молоденькая девочка, но карьеристка такая, что смотрю – и прямо вспоминаю себя десятилетней давности. Я ей с удовольствием помогают там, где это не будет выходить за рамки. Вот сегодня – вполне обычный вопрос, но мой мозг сразу почему-то сигналит: можно заехать к ним, зайти к Томке, она у них в кадрах, и попросить по старой дружбе профиль «Дубровского В».

Я секунду кручу эту мысль в голове. Пытаюсь найти причину, почему так делать не нужно. Хотя, в общем, плохо пытаюсь, потому что причина просто вот здесь – плавает на поверхности, и называет «злоупотребление служебным положением».

Даже почти с ней соглашаюсь.

Но потом вдруг прошу таксиста ехать по другому адресу.

А в наш «Шуршалка», пишу, что пока не на связи, но заранее подписываюсь на все.

У Elyon Motors красивое большое здание – полностью под них.

Мне нужно на пятнадцатый – сначала к Ане, помочь разобраться в статистике. Это занимает максимум десять минут. От кофе отказываюсь, подмигиваю, говорю, чтобы не стеснялась обращаться, потому что чем лучше будет у них – тем больше заработаем мы, и выхожу в коридор. Иду в конец. Заглядываю в кадры. Меня тут в принципе знают, обмениваюсь шутками, щедро сыплю комплименты.

Иду к Томе.

Хорошо, что у меня всегда в сумке разные «презенты» – дорогой шоколад или крафтовые конфеты, от поклонников. Сладкое я люблю, но строго держу себя в рамках своего спортивного КБЖУ. А вот кругленькая Тома сразу в улыбке расплывается при виде белого шоколада с лавандой и хлопьями кешью.

– Тома, я хотела попросить об одной деликатной услуге, – мурлычу кошечкой.

– Все что угодно, дорогая. – Смахивает шоколадку в ящик стола. Это же просто так, к чаю, ничего криминального.

Открываю рот – и вдруг понимаю, как это глупо будет звучать.

«А покажи мне профиль Дубровского, а то прямо кушать не могу – так интересно, почему он меня заигнорил»?

Тома вопросительно поднимает бровь, потому что время идет – а я продолжаю молчать.

– Дубровский, – все-таки произношу я.

Тамаре Леонидовне за пятьдесят, так что она быстро понимает что к чему. Лукаво прищуривается, потом выразительно моргает.

– Не женат, – говорит заговорщицким голосом, пряча улыбку хорошей сплетницы. – За ним девки табунами да мимо. Очень серьезный. Далеко пойдет.

Это совершенно иррационально, что похвалу незнакомого «Дубровского В.» я почему-то воспринимаю с легким вкусом гордости. С другой стороны, хватаюсь за это как за повод. Так себе, но хоть какое-то прикрытие своего откровенно не очень правильного любопытства.

– Вот и мне показалось, что парень умный, – сочиняю на ходу историю с машиной, «приукрашивая» ту часть, где он якобы предложил провести диагностику моей «медузе». Почти стыдно. – Я всегда за хорошие кадры бьюсь – за ваши, за наши. Нам все время приходят от партнеров запросы на переквалификации…

Я сейчас очень сильно тяну сову на глобус.

Но Тома отвечает коротким: «Скину».

Поболтав еще пару минут приличия, прощаюсь, ухожу.

Пока дохожу до выхода, телефон пищит входящим от нее. Внутри – прикрепленный документ.

Так любопытно, что открываю прямо на лестнице, пока идут до такси.

Господи, как же чертовски неудобно без своих «колес».

В профиле у Дубровского типовое фото на документы: со всем его пирсингом, с той же прической. Но вид у него здесь суровый, как будто стояла задача этим фото пугать трепетных дев.

Веду взгляд в строку ФИО: Дубровский Вячеслав Павлович.

«Вячеслав…» – мысленно кручу его имя на языке.

Вячеслав – это как? Слава?

Сла-ва.

Прыгаю в такси, и уже злюсь на себя за то, что это «сла-ва» заело в голове как испорченная пластинка. Его брутальному виду подошло бы что-то другое, потому что вот это Сла-ва – как будто… слишком… щекочется? А с другой стороны, ну блин – он же и правда Слава-Вячеслав.

– А можно сделать погромче? – прошу водителя подкрутить музыку, надеясь, что идиотский мотив современной попсы, выколотит имя Дубровского из моей головы.

Скольжу взглядом дальше по строчкам.

Это ни на что, конечно, повлиять не может, но все равно скрещиваю пальцы, прежде чем посмотреть в графу даты рождения.

А, черт.

Двадцать восемь ему исполняется двадцать пятого октября, через две недели.

А мне в феврале – тридцать три.

Пять лет.

Я закрываю документ, смахиваю сообщение, чтобы больше и не смотреть.

Ему на два года меньше моей самой минимальной планки. И в принципе он на пять лет младше меня.

Пять лет, Май.

Все, забудь. Как в том фильме: «Да мало ли в Бразилии – Педров…»

Но когда снова заглядываю в «Шуршалку», первым делом спрашиваю:

Я: 25 октября – это какой знак зодиака?

Не потому, что верю в гороскопы, астрологию и сопряжение сфер. Как раз абсолютно далека от всей этой мистическо-предсказательной чепухи. Но хочется хоть за что-то зацепиться. Узнать, что моя водолейская натура ему подходит просто как «Ах!»

Ната: Скорпион, кажется?

Юля: Ага. Точно, скорпионище махровый.

Юля: У тебя на горизонте появился кто-то ядовитый?!)))

Я: Ага, новый клиент)

Говорить про Дубровского нет смысла, потому что история с Дубровским – все.

Глава пятая

Наконец-то пятница.

Рабочий день закончился уже давно, я все еще в офисе. В этот раз даже Амина ушла раньше. Ее последний взгляд, полный сочувствия и легкого осуждения, говорил: «Майя, завязывай с этим». Я отмахнулась. Слишком много всего навалилось за день, и мне нужно было хотя бы частично разгрести завалы, прежде чем уходить домой.

Но ощущение конца этой сумасшедшей недели, наконец, сваливается горой с плеч. Неужели пережила и кукуха не поехала?

Закрываю ноутбук и потягиваюсь, разминая шею. На часах почти восемь. В здании давно тихо, лишь приглушенный гул вентиляции напоминает, что оно еще живет. Ощущение странное – словно после шторма.

Сегодняшний день был настоящим хаосом. Резник решил, что он теперь хозяин положения, и устроил перестановки, даже не уведомив меня. Я не привыкла к такому. Все, что касается персонала, проходит через меня. Это не просто должностные обязанности – это порядок, алгоритмы, которые я любовно настраивала месяц за месяцем на протяжение нескольких лет. И теперь, когда в мое святое и неприкосновенное вламываются чьи-то грубые руки, чувствую, как внутри разгорается праведный гнев.

И даже если я, кажется, начинаю понимать, куда Потрошитель рулит наш лайнер, это никак не отменяет того факта, что в моменте все это превращается в хаос. Я сегодня полдня в пустую спустила, потому что все задачи были перепутаны, люди нервничали, клиенты чувствовали, что что-то идет не так. На этом фоне посыпались вопросы, которые раньше даже не поднимались. Кто теперь за что отвечает? Почему мой отдел узнает обо всем последним?

Но кое-как упорядочила хотя бы свою зону ответственности. Потому что я – молодец.

Я выключаю настольную лампу, подхватываю сумку и направляюсь к выходу. Лифт доезжает до первого этажа, двери медленно раздвигаются, и я оказываюсь в полутемном холле. Единственный источник света – тусклое свечение монитора на посту охраны.

– Опять засиделись, Майя Валентиновна? – окликает меня дежурный, приподнимая бровь.

– Как всегда, Петр Васильевич, – усмехаюсь, подходя к турникету. И что тут смешного? Мне самой хочется застонать от усталости.

– Новый генеральный, кстати, тоже любит засиживаться, – замечает он, щурясь, как будто сливает корпоративную тайну. – Так что вы теперь не единственная пчела в нашем улье.

Я фыркаю.

– Вот так и знала, что он и на мой значок Почетной трудоголички покусится!

Смеюсь, прохожу через турникет.

И только на крыльце вспоминаю, что по прежнему без машины.

А льет просто как из ведра еще с обеда. И мои попытки вызвать такси превращаются в – как там Резник говорит? – задачу со звездочкой. Такое чувство, что все эти машины, запросто организовывающие пробки в час-пик, на время дождя просто растворяются в пустоте. Пробую и дозвоном, и через приложение. Самое ближайшее такси ждать сорок минут.

– Франковская, – голос сзади заставляет меня рефлекторно развернуть плечи в ровную линию, как на кастинге. – Все еще тут?

Потрошитель.

Выходит из дверей. Становится рядом, поднимает воротник короткого темно-серого пальто. Страшно модного, страшно дорого – я это даже мельком вижу, просто по тому, как сидит и как красиво «играет» качественная шерсть. Хочется отрастить себе жабры, чтобы не дышать носом и не чувствовать запах, но не чувствовать – не получается.

Отмечаю, что я снова просто «Франковская», потому что сегодня мы с ним буквально по острию ножа ходили. Я в конце прямо в лицо ему бросила, что он – самодур. В ответ он просто так дернул бровью, что слово «самадура» буквально материализовалось в моей голове, как телепатия.

– Хотите внести еще какие-то новшества в мою работу, Резник? Запретить мне засиживаться на работе?

Встречаюсь взглядом с его карими глазами.

Сейчас он абсолютно спокойный, как будто даже слегка расслабленный, но все еще ощущается, что у Потрошителя абсолютно все и всегда под контролем.

– Нет, – он достает сигарету, прикуривает от красивой бензиновой зажигалки, сцеживает дым в противоположную от меня сторону. Ну надо же, заботушка. – Но вдруг в вашем ведомстве еще и работа лампочек находится?

– На лампочки я не претендую – можете забирать без боя. – Позволяю себе немного иронии.

Резник смотрит перед собой, задумчиво курит.

– Где ваша машина, Франковская?

– Получила в глаз, зализывает раны.

Он секунду морщится. Перехватывает сигарету… и тихонько смеется.

Улыбка ему идет.

Делает лицо мягче, хотя где Резник – а где мягкость. Мне кажется, это слово его в принципе боится.

– Я вас подвезу, Франковская, – кивает в сторону своего «сарая».

– О, не утруждайтесь. Я тут просто еще… – бросаю взгляд на часы, – тридцать пять минут собираюсь дышать воздухом. А в ваши должностные обязанности не входит подвозить нерадивого «эйчара».

– Бросьте ваши фокусы, Франковская, – снова переключается на мой «любимый» рабочий тон с диктаторскими замашками. – Вечер, вы одна, такси могут попадаться всякие… сомнительные.

– Это цивилизация, Резник, а не Дикий запад, – я еле сдерживаю улыбку.

– Я думаю, что вам стоит хотя бы раз согласиться на предложение, которое вам делают без задней мысли, – говорит он, явно с намеком на наши офисные войны. Так почему-то все время получается, что именно мы с ним бодаемся особенно выразительно. Кажется, еще неделя такой «любви» – и о нас начнут ползти вполне однозначные сплетни.

Я качаю головой, будто всерьез обдумываю его слова.

– И что мне придется за это сделать? Подписать новый контракт с мелким шрифтом? Послушать еще одно ваше внушение о моей никчемности?

Его лицо становится вдруг очень серьезным, между густыми, но вполне идущими его грубоватым чертам лица бровями, залегает морщина. Мне мгновенно делается не по себе.

– Я не считаю вас никчемной, Франковская. Зарубите себе это… где-нибудь.

И, видимо устав ждать мой ответ, подходит, кладет ладонь мне на талию и подталкивает спуститься со ступеней к парковке. Нам навстречу с раскрытым зонтом уже спешит его водитель. Резник галантно распахивает для меня заднюю дверцу, подает руку, чтобы мне было обо что опереться. Обходит машину сзади и садится рядом. Вопросительно смотрит, пока назову адрес и машина трогается с парковки.

Салон мгновенно наполняется его запахом.

Так и чешется язык спросить, что это за парфюм и приобрести в свою огромную коллекцию просто в качестве экспоната. Что поделать, коллекционировать парфюмерию – моя почти что единственная страсть в жизни, кроме работы. Я «носом» даже кое-что могу угадать со стопроцентным попаданием, но чем пахнет Резник – даже не представляю.

– Ну и что за трагедия случилась с вашей машиной? – заводит тему Резник.

– Небольшая авария, – нехотя отвечаю.

– По вашей вине?

– А вам бы хотелось, чтобы по моей? – не могу не зашипеть. Все-таки отголоски нашего с ним сегодняшнего «разгуляя» из меня так просто одним красивым жестом не выветрить.

– Мне бы хотелось быть уверенным, что вы внимательны за рулем, Франковская.

– У меня за плечами семь лет водительского стажа, Резник, и это – первая авария. Которая, раз уж вам так любопытно, случилась потому что один олень решил, что можно перестраиваться без поворотников и зеркал.

– Надеюсь, без последствий? – Его взгляд становится еще внимательнее, он даже слегка наклоняется вперед и разглядывает мое лицо.

Я инстинктивно подаюсь назад, потому что его габаритов слишком много, чтобы заполнить собой сразу все свободное пространство вокруг меня.

– Для меня – да. – Тянусь рукой к волосам и Резник тут же резко возвращается на место. Выдыхаю с легким облегчением. Надеюсь, не слишком очевидным. – Для машины – не совсем. Вот теперь жду, когда сделают. Собиралась на выходные за город… и тут такое.

– За город? Только не говорите, что по выходным вы так же самоотверженно поднимаете сельскохозяйственную отрасль нашей страны, как и ее автопром.

– Вы упомянули меня и «самоотверженность» в одном предложении, – не могу не поддеть. – Где моя медаль за похвалу от «генерала»?

Он собирается что-то сказать, но его перебивает звонок телефона. Он внимательно изучает экран несколько долгих секунд – я вижу это боковым зрением, но мне хватает такта, а главное – здравомыслия, открыто не таращиться в его телефон. Но Резник все-таки сбрасывает, еще секунду сжимает губы, а потом снова переключается на меня.

– Так что у вас за городом, Франковская?

– Никакого неучтенного земельного участка и живородящей картошки нет! – сразу поднимаю руки, изображая готовность каяться во всем. – У меня даже дачи нет. Но у подруги есть прекрасный дом в тридцати километрах отсюда: все удобства, закрытый поселок и вся земля засеяна газонной травой. Нас она приглашает туда исключительно предаваться безделью.

– Что б я так жил! – смеется Резник.

И я ловлю себя на мысли, что уже второй раз за очень короткий промежуток времени вижу его смеющимся. Улыбка ему все же очень идет, хотя и она не в состоянии превратить лицо этого хищника в милого котика.

– Что? – Он замечает мой любопытный взгляд.

На языке вертится сказать ему комплимент, но вместо того, чтобы похвалить, зачем-то брякаю:

– Вот бороду бы сбрили – цены бы вам не было, Владимир Эдуардович.

– Бороду? – Проводит по ней ладонью. – Сбрить?

– Что, на святое покушаюсь?

– Чем вам борода не угодила, Майя?

Еще секунду назад готова была до самого дома с ним в шутку остро пикироваться, но это его внезапно совсем не формальное «Майя» вдруг лишает дара речи. На мгновение, но голове надо переварить, как это он так резко вдруг перепрыгнул сразу с «Франковской» на «Майю». Хотя, конечно, мы уже не в офисе, рабочий день давно закончился и можно слегка «послабить» деловой тон.

– Я просто не люблю вот этот первичный половой признак на мужском лице. Но вам совершенно не о чем беспокоиться, Владимир Эдуардович, – я выбираю более комфортную для меня форму обращения, – все мои к ней претензии лежат исключительно в плоскости личных отношений, и никак не повлияют на наши с вами офисные битвы.

– Вас в детстве обидел Дед Мороз? – подначивает Резник.

– Не в детстве, а чуть-чуть позже, – щелкаю языком, – когда вместо красивого принца положил под елку пластикового Кена.

– Так до сих пор и не принес то, что нужно?

Возможно, я что-то себе придумываю, потому что в полумраке салона тяжело рассмотреть точное направление его взгляда, но почему-то кажется, что он только что мазнул взглядом по моему безымянному пальцу. Хотя зачем? Моя-то анкета, в отличие от его, открыта, и у него есть к ней доступ.

– А почему ваша анкета закрыта? – нарочно «пропускаю мимо ушей» его вопрос, и атакую своим интересом.

– Потому что имею печальный опыт разного рода… недоразумений. – Резник намеренно берет небольшую паузу перед последним словом. Почему-то кажется, что туда просится другое, но какое – нет ни единой идеи. – А вы любопытствовали, я так понимаю?

– Моя работа – знать все обо всех, – не вижу смысла это скрывать.

– Спрашивайте, – он делает приглашающий жест подбородком, достает еще одну сигарету, вопросительным взглядом спрашивает разрешение закурить. Получив – снова очень аккуратно дымит в полуоткрытые окно. – Постараюсь вас удовлетворить, Майя.

Мы перекрещиваемся взглядами.

В горле слегка першит от двусмысленности.

И в отличие от моего первого прокола, когда я действительно ляпнула не подумав, от души, а не подбирая слова, интуиция подсказывает – он-то как раз прекрасно знал, что и как говорит.

И снова использовал мое «голое» имя.

– Как вам теперь живется здесь у нас? – выбираю самый нейтральный вопрос.

– Имеете ввиду не в столице?

Киваю.

– Еще не решил. А пока решаю – буду на выходные кататься домой.

На языке вертится закономерное: «К кому?», но я не спрашиваю. С другой стороны, пока генеральный снова смотрит в окно, чтобы выпустить дым, изучаю взглядом его правую руку – кольца на стратегически важном пальце тоже нет.

– Почему не остались в столичном офисе? Там же наверняка навар жирнее, – задаю следующий вопрос.

– Люблю вызовы, – признается вполне откровенно. И очень как будто в его духе. Ждет, когда еще спрошу, но после затянувшейся паузы, перехватывает инициативу: – Ну а как вам удается наладить баланс между личной жизнью и работой?

– Баланс? – Я позволяю себе токсичный смешок. – Боюсь, мой баланс – это отсутствие личной жизни.

Снова с опозданием понимаю, что наш разговор настырно движется в какую-то запрещенную зону.

Но машина, слава богу, подъезжает к моему ЖК.

Я торопливо выхожу, прошу не заезжать на территорию, но Резник выходит следом и подстраивается под мой шаг, держа над нами зонт.

Идем молча до самого подъезда.

Поднимаемся на крыльцо.

Я чувствую себя ужасно неловко из-за того, что этот вежливый галантный жест воспринимаю слишком интимно. Мне его теперь что – еще и на чай пригласить? Боже.

Или я просто слегка одичала, потому что чертовски давно ходила на обычные свидания? После Мэтта прошло уже десять месяцев, да и наши с ним отношения точно исключали свидания и провожания. А до этого был Кирилл – финдир сети банков, такой же трудоголик, как и я, и на свидания у нас вечно не хватало времени.

– Не дергайтесь, Майя, в гости я напрашиваться не собираюсь, – как будто угадывает мои мысли Резник. А мне вдруг становится жутко стыдно, что все они просто слишком очевидно читались на моем лице. – В котором часу вам завтра нужна машина?

– Что? – не понимаю, о чем он.

– Вы же там к подругам собирались, сокрушались, что без авто. Я пришлю водителя.

– Оу, – выдыхаю удивление через губы-трубочкой. – Нет никакой необходимости, я вполне могу…

– И я вполне могу, – перебивает своим начальственным тоном.

– В семь тридцать. – Бодаться с ним еще и за пределами офиса нет сил. И просто не хочется – почему я должна отказываться от поездки с комфортом на этом чертовом дорогущем внедорожнике, в конце концов?

Резник кивает, желает мне хорошего вечера и приятных выходных с подружками.

И уходит.