Текст книги "Запрещенные слова. Том первый (СИ)"
Автор книги: Айя Субботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 31 страниц)
Глава третья
После встречи с генеральным, возвращаюсь в кабинет слегка на взводе. Но моя умница Амина уже обо всем позаботилась – на столе меня ждет чашка американо с долькой лимона, распечатанная копия нового договора для специалиста в отдел логистики и еще документы по мелочи. Ничего так быстро и эффективно не отвлекает меня от дурного разговора, как порция работы для мозгов и порция бодрящего кофеина. Не знаю, как это работает, но именно с лимоном он действует на меня особенно эффективно.
Так что Резник со своими замашками корпоративного Наполеона может идти по известному маршруту.
И слава богу, я почти сразу перестаю о нем думать, просто делая пометку в голове, что независимо от его хотелок и «оптимизаций», я буду биться за каждую «голову» в LuxDrive. Если надо – я и до собственников дойду, и с акционерами найду о чем пошептаться.
Не на ту напал, Потрошитель!
Через полчаса, когда разгребаю основную кучу бумаг и делаю финальные пометки для исправления, взгляд падает на распечатку явно не из нашего корпоративного почтового ящика. Это про подготовку рекламы для новой модели Elyon Motors – семейного электрокара. Подробно описан концепт на утверждение: мужчина и женщина лет тридцати пяти и двое их детей – мальчик семи-десяти лет, и девочка примерно лет пяти.
– Амина? – зову свою ассистентку, прекрасно зная, что обычно она не ошибается, когда приносит документы мне на рассмотрение.
Машу распечаткой, она секунду хмурится, а потом, спохватившись, объясняет:
– Я тут кое с кем поболтала, всех моделей уже утвердили, а девочки еще нет. А у тебя же племянница как раз подходящего возраста. – Пожимает плечами, даже не пытаясь делать вид, что вообще-то такие вещи не очень этичны.
С другой стороны – у меня правда есть племяшка Ксюша как раз четырех лет, и если она придет на кастинг наравне со всеми, то причем тут, собственно, я?
– Спасибо, Амина, – улыбаюсь и она тут же испаряется из кабинета.
Ксюша и семилетний Андрей – дети моей старшей сестры, Лилии.
С которой у нас, мягко говоря, не самые теплые отношения.
Только поэтому я немного торможу, прежде чем набрать ее номер – нужно собраться с силами и заранее подготовить парочку «умолятельных» слов. Потому что так всегда получается, будто мне больше всех нужно, чтобы у Лили появились хотя бы какие-то деньги.
Трубку Лиля, как обычно, сразу не берет.
И не перезванивает, так что через пять минут приходится набрать ее еще раз.
– Привет, прости, не слышала, – говорит скороговоркой, прикручивая громкость орущей на заднем фоне музыки. – У меня тут генеральная уборка.
– Лиль, есть возможность записать Ксюху на участие в кастинге для рекламы.
– Рекламы? Чего рекламы? Какого-то очередного продуктового мусора?
Я мысленно закатываю глаза, напоминаю себе, что все это предвидела еще до того, как нажала на вызов, и сейчас нужно просто перетерпеть ради племяшки, которую я очень люблю.
– Реклама семейного авто, Лиля, все сертифицировано и даже колеса без ГМО.
– Очень смешно, Майя, – огрызается сестра.
Блин, ну я все понимаю, не осуждаю никого ни за какие убеждения, даже стараюсь спокойнее относится к ее вегетарианству, которое Лиля так же активно насаждает детям. И я даже почти_соглашаюсь, когда на мою очередную попытку сказать, что, возможно, она не очень права, лишая растущий детский организм животного белка, Лиля говорит коронное: «Вот своих роди – и делай с ними, что хочешь!» Но я терпеть не могу ее пафосный тон в ответ на каждое мое предложение о работе, как будто у нее очередь от работодателей до самой Луны.
После рождения Андрея, Лиля так и не вышла из декрета. Зато вышла из брака с его отцом – тем еще махровым говнюком. Потом вышла замуж за отца Ксюши, у которого и до Ксю было еще четверо детей от двух предыдущих жен и одной сожительницы. Через год развелась и с ним. В общем, последние восемь лет Лиля работает, как она сама выражается, матерью двоих детей. Живет на алименты, за которые регулярно воюет со всеми инстанциями, подключая во все это дерьмо еще и меня. А мои попытки пристроить ее на хорошее место с моими личными рекомендациями, отшвыривает, как будто написанные с ошибками челобитные.
– Сколько они заплатят? Какие условия? Я хочу увидеть контракт, Майя, чтобы не тратить зря время.
– Лиля, ты в своем уме?! Какой контракт? Это просто пробы, не факт, что Ксю их пройдет, но можно же попытаться.
– То есть ты хочешь чтобы я тратила свое время и тащила дочь непонятно куда ради призрачной перспективы за три копейки изводить ее разными идиотскими ужимками?!
– Да, Лиля, хочу. – «Потому что может быть, мне просто надоело оплачивать аренду твоей квартиры, думать о содержимом твоего жутко правильного и вегетарианского холодильника и следить за тем, чтобы мои племянники ходили в хорошие платные кружки и не носили одежду из сэконда?» – Моя ассистентка может хоть сейчас записать Ксю на пробы.
– Ну если ты у нас такая важная, то может просто сделаешь так, чтобы ее взяли без проб? – фонтанирует сарказмом сестра.
Дурацкая была затея.
Как обычно.
– Ладно, Лиль, проехали. Извини, у меня много работы.
– Да да, твой типичный ответ, когда дело доходит до того, что ты действительно могла бы сделать для своей семьи.
Я нажимаю в красный «кружок» завершения разговора.
Перевожу дыхание.
Напоминаю себе, что я делаю все это не для Лили, а потому что правда люблю своих племянников, и стараюсь быть им хорошей тетей.
Выжидаю еще пять минут, надеясь, что как раз сегодня случится чудо и моя оторванная от реальности сестра, наконец, одумается. Но чуда не случается, поэтому я набираю номер Наташки.
– Слушай, тут кастинг будет, нужна девочка лет пяти. Как ты насчет попробовать Катю? На общих условиях, само собой, тут ничего не могу гарантировать, но могу записать на пробы хоть сейчас.
– Май, блин, да я конечно! Реально, правда реклама?!
– Да, жутко дорогого семейного электрокара. – Я выдыхаю, расслабляюсь.
Наташа за любую движуху, и я знаю, как тяжело ей достается каждая копейка, при том, что с отца своей дочери не получает ни гроша, потому что даже на алименты не подавала. Сказала как-то, что не хочет, чтобы однажды ее ублюдочный папаша затребовал за свои жалкие гроши «опеку и содержание на старости».
– Я тогда записываю, и скину тебе время и место. Ну и что там еще надо будет.
– Май, ты чудо! Блин, Катюха будет до потолка прыгать!
Я прошу Амину отправить все контакты мне на личную почту, а потом сама сбрасываю их Наташе.
Пашу до самого вечера как проклятая, разбирая ту гору работы, которую приходится делать в перерывах между постоянно что-то накидывающим Резником. Кажется, я близка к тому, чтобы поверить в теорию заговора о том, что из главного офиса его к нам тупо сплавили, чтобы передохнуть. Около половины седьмого звонит мама.
– Майя, ты забрала лекарства для отца?
У моего папы – диабет второй степени. Я знала, что это тяжелая и не очень приятная для организма болезнь, но понятия не имела, что подобрать правильный инсулин настолько сложно. Папа начал колоть его последние тринадцать лет и первое время мы буквально бились за каждый минус глюкозы в его крови. Пока, наконец, не нашли импортный, который приходится заказывать через специальную аптеку. Мой отец – доктор исторических наук, светило и умница, мама – школьная медсестра на пенсии. И хоть пенсии на двоих не нищенские, обязанность покупать инсулин лежит на моих плечах. По моему личному желанию, потому что это – мои родители, и я должна о них заботиться.
Но мама, мягко говоря, иногда забывает, что говорить «спасибо, доченька» – это не невесть какой труд, а мне будет приятно. Впрочем, мой чудесный папа всегда благодарен за двоих.
– Мам, я заеду в аптеку, где мне по-твоему хранить ампулы?
– Ты успеешь? Или снова как в прошлый раз?
«Прошлый раз» – история трехлетней давности, когда я действительно была настолько загружена на работе, что пришлось звонить Лиле и просить ее забрать лекарства. Оказалось, она не может, потому что «только помыла голову, а фен сгорел». У мамы был приступ мигрени. Меня тогда очень выручила Амина – сама поехала и сама отвезла инсулин моим родителям. Но мама до сих пор вспоминает «прошлый раз», как будто из-за того, что лекарство привезла не лично я, оно испортилось.
– Мам, я успею.
– Когда ты будешь?
Я бросаю взгляд на часы, потом – на открытые на экране монитора документы. В принципе, основную часть работы я сделала. Ничего срочного и «горящего на вчера» точно нет. А самое главное – рабочий день уже закончился. Это просто моя дурная привычка вечно сидеть до победного, которая за годы превратилась не в очень здоровую (я это прекрасно осознаю) тенденцию корить себя даже за то, что ухожу через час после «звонка», а могла бы работать и до восьми. Дома все равно никто не ждет – даже повесившаяся в холодильнике мышь.
– Через полчаса выхожу, мам.
Она говорит «хорошо», и через пару минут присылает сообщение со списком продуктов, которые нужно купить.
Из офиса я выхожу чуть позже семи.
На пульте охраны получаю порцию комплиментов от Ларина – вот умеет мужчина сказать женщине приятно так, чтобы хотелось улыбнуться и кокетничать даже с отцом троих румяных пацанов. Хотя жену свою он любит безумно, но угодник дамский тот еще.
Совсем как мой бывший муж, с пометкой, что «безумно» у нас не было ни в любви, ни в постели, нигде.
На стоянке с удивлением замечаю стоящий рядом внедорожник. Да ладно? Потрошитель еще на рабочем месте? На фоне его здорового по-мужски брутального «сарая» моя красненькая «Medusa» кажется почти что игрушечной. Но я всегда хотела спортивный кабриолет, а когда пару лет назад «элианы» представили тройку электрокаров именно в спортивном варианте, я поняла, что самое время немого злоупотребить своим служебным положением и выбила некоторые «финансовые послабления». И вот уже полгода катаюсь на этой красотке, испытывай кайф каждый раз, когда сажусь за руль. В конце концов, зачем мне, одинокой и бездетной, большое вместительное авто? Возить сумку, рабочий портфель и изредка пакет с продуктами вполне хватает.
Включаю ближний свет и выруливаю со стоянки, машинально проверяя боковые зеркала. На дороге на удивление пустынно, несмотря на среду – традиционно, «горячий» экватор недели. Собираюсь пересечь перекресток, когда с боковой улицы, не глядя, резко вылетает другая машина. Все происходит за доли секунды – я инстинктивно кручу руль вправо, чувствуя, как машину бросает в сторону. Раздается хруст удара, но, к счастью, не сильного.
Я замираю на секунду, перевожу дыхание и медленно выдыхаю. Осматриваю пространство перед собой – все в порядке, даже не сработали подушки безопасности.
Вдох-выдох.
Выхожу из машины.
Фара буквально в хлам. Да блин, за что мне это?!
Виновник аварии уже вылезает из своего авто. Молодой парень, лет двадцати пяти, в черном свитере и с выражением лица «я ничего не сделал». Оглядывает свою тачку (у него только пара царапин на бампере) и тут же разворачивается ко мне с уверенной физиономией.
– Ну ты и влетела! – прет уверенно и нахраписто. – Вы вообще смотрели по сторонам?
Я моргаю, пытаясь осознать степень его наглости.
– Прости, что?!
– Ты на меня выехала! – Начинает активно размахивать руками. – Я уже на перекрестке был! Вот же правду, блядь, про баб за рулем говорят!
Я делаю глубокий вдох.
Майя, помни – поговорки про член за рулем тоже существуют.
Злость неумолимо закипает, но я не даю ей выплеснуться наружу сразу – сначала расфигачу этого козла по фактам.
– Значит так, – говорю спокойно, но твердо, глядя прямо ему в глаза. – Ты не был на перекрестке, ты вылетел с боковой улицы без остановки и без поворотника. Я только чудом увидела тебя в последний момент и успела свернуть!
Он хмурится, явно не ожидал такой уверенности.
– Ну… – нервно чешет затылок. – Ладно, может, я и… но ты все равно ехала быстро.
– Серьезно, блин?! – Закатываю глаза. – Камеры наблюдения здесь есть, хочешь проверить, кто был не прав?
Олень смотрит на меня, потом на свою машину, потом снова на меня. Видимо, соображает, что меня нахрапом «на виноватую» прогнуть не получится, и что я запросто приглашу полицию. В таком случае записи с камер точно будут не в его пользу.
Пацан вздыхает и делает шаг назад.
– Окей, ладно, не хотел ругаться…
– Вот и отлично. Обменяемся номерами, оформим ДТП по правилам.
В аптеку после всех этих приключений, оформления и страховой, приезжаю почти впритык.
У родителей, как обычно, не работает лифт. На каблуках, с двумя здоровенными пакетами прусь на седьмой этаж.
Мама открывает дверь с осуждением на лице.
На заднем фоне замечаю Лилю, жующую пирожок.
Так и вертится на языке парочка ласковых, но я не успеваю склониться к какому-то одному варианту, потому что звонит телефон.
Я переступаю через пакеты, быстро иду по коридору. У моих родителей три больших комнаты в просторной «сталинке». Одна комната когда-то была нашей с Лилей – туда и иду, прикрываю дверь изнутри.
– Франковская, зайдите ко мне, – слышу голос генерального.
В смысле?! Я на всякий случай тру свободной рукой глаза, смотрю на настенные часы, чтобы убедиться – нет, у меня не поехала крыша, сейчас действительно начало девятого.
«Владимир Эдуардович, вы на время вообще смотрели?!» – хочется крикнуть.
Но сдерживаюсь. Понятия не имею, на каких ресурсах – после нервотрепок и разбитой фары моей новенькой машинки, кажется, каждый нерв в моем теле тлеет как бикфордов шнур.
– Мой рабочий день, согласно правилам внутреннего трудового распорядка, заканчивается в восемнадцать ноль ноль, Владимир Эдуардович. Ваш, кстати, тоже.
Пауза.
Такая затяжная и зловещая, что хочется просто тупо положить трубку.
– Я ждал вашу служебную записку, Майя Валентиновна. Надеюсь, не стоит напоминать, о ее содержании?
– У меня нет пробелов в памяти, Владимир Эдуардович. – «Спокойно, Ипполит, спокойно…» – успокаиваю себя цитатой из любимого фильма. – Разве срок был «до конца дня»?
– Если я прошу что-то сделать – это нужно сделать максимально быстро.
Это уже форменное издевательство, потому что он выкатил всем «топам» портянку с таблицей, часть полей в которой требовала таких данных, которые невозможно собрать за день за пару часов. А теперь, внезапно, оказывается, что это нужно было сдать «еще вчера».
– Она будет у вас завтра во второй половине дня, Владимир Эдуардович, – цежу сквозь зубы.
– Очень на это рассчитываю, Майя Валентиновна. Логистика и финансы уже у меня на столе.
Я мысленно закатываю глаза, прекрасно понимая, что мои коллеги пошли по пути наименьше сопротивления – просто взяли какие-то около потолочные цифры. Но сказать это вслух мне не позволяет профессиональная этика.
– Владимир Эдуардович, буду очень благодарна если в будущем, вы будете отправлять подобные задачи на мою корпоративную почту с четкой фиксацией конечных сроков сдачи. Чтобы потом БИМсы не запороли мне квартальную премию.
– Большое спасибо за ценное указание, Франковская.
Почти слышу, как он там скрипит зубами, видимо, тоже сидя на коротком поводке профессиональной этики.
– Всего доброго, Резник, – отзеркаливаю я и быстро, пока он не брякнул еще что-то, заканчиваю разговор.
Секунду спускаю пар.
А потом, подавшись импульсу, заношу его номер в телефонную книгу.
«Потрошитель» – и даже ради такого «особого случая», ставлю на его звонок замогильный вой. Ну а что, не одной мне страдать, когда он будет донимать меня звонками!
После разговора с генеральным нужно перевести дыхание.
Потому что за этой дверью у меня еще как минимум недовольная моим почти_опозданием мама и сестра, которой мне прямо от души хочется высказать. Блин, если она здесь, то почему в магазин после работы, должна была ехать я?!
Присаживаюсь на кровать, упираю взгляд в стену напротив. На полках – наши с Лилей фото. В разные периоды жизни. Но в том месте где раньше на маленькой полочке висели все мои школьные медали и ленты за выигранные конкурсы красоты, теперь стоят фотографии моих племянников. Я в принципе не чувствую себя обиженной – точно не из-за того, что мои ленты с наполовину рассыпавшейся позолотой теперь, скорее всего, лежат в картонной коробке из-под обуви черт знает где. Особняком, на моем письменном столе – наше с Костей свадебное фото. Если меня спросить, была ли я замужем, я сначала уверенно отвечу «нет», и только через секунду вспомню, что была. Это все, что нужно знать о моем браке. Мы поженились когда мне было двадцать восемь, а Косте – на год больше. Наши история была банальной до невозможности – тиндер, симпатия, секс на третьем свидании, общее съемное жилье через три месяца, свадьба через полгода, и развод – через столько же. Мы не ссорились, не изменяли друг другу, просто однажды, сидя за ужином и глядя каждый в свой телефон, кто-то вслух озвучил давно назревавшее: «А давай разведемся?» После развода Косят просто исчез из моей жизни, а я – из его. Где он и что с ним – мне не интересно, хотя мама периодически пытается влить мне в уши полученные через троюродных теток ее внучатых племянников сплетни о нем. Я всегда жестко ее пресекаю, но это все равно почти никогда не работает в долгую.
– Ну и долго ты тут будешь прятаться? – Открыв дверь без стука, заходит Лиля. И снова с пирожком. – Снова твоя жутко важная работа?
– Если бы ты сходила в магазин, а потом затащила сумки на седьмой этаж, Лиль, у тебя не осталось бы сил подслушивать, – огрызаюсь я, потому что ее замечание действует как красная тряпка на быка.
– Ну конечно, кому как не мне, с больной спиной… – Она кривит рот.
Моя племяшка была так перевита пуповиной, что врач сразу сказал Лиле – только и категорически кесарево. Я нашла хорошего врача, частную больницу, позаботилось об эпидурной анестезии. И хоть все прошло хорошо, но спустя пару лет у Лили начались ее «страшные боли в спине».
– Можно было и два раза сходить, Лиль. Ты не сильно перенапрягаешься.
– Ну да, у нас же только ты одна зарабатываешь!
– Да, – смотрю прямо ей в глаза, надеясь, что хотя бы на этот раз она додумается закрыть рот. – В нашей семье, Лиль, зарабатываю только я.
Она громко меня посылает и закрывается в ванной.
Андрей и Ксюша сидят в гостиной, смотрят мультики. Если бы я знала, что они тут, то обязательно бы купила какие-то сладости, но в пакете есть фрукты и йогурты. Поворковав с племянниками пару минут, заглядываю в спальню к родителям. Она большая, разделан на две зоны, одна из которых отделена под папину рабочую зону. Он как всегда сильно сутулится, когда что-то набирает на ноутбуке. Более-менее освоил его только пару лет назад. С улыбкой замечаю на полочке у него за спиной – мои медали.
– Пап? – Зову осторожно, и чуть громче еще раз: – Папуля, но чего снова без очков?
Он отрывается от своего занятия, замечает меня и его уставшее, покрытое уже глубокими морщинами лицо, наполняется теплом. Иду к нему, обнимаю, утыкаюсь в плечо и получаю свою порцию поглаживаний по голове.
– Маюшка, дочура, поздно уже, ты когда спишь вообще?
– Да я на пять минут заскочила и домой.
Достаю из верхнего ящика его стола футляр с очками и уверенно водружаю их ему на нос. Грожу пальцем с наигранным строгим выражением лица.
– Как дела, родная? Ты у меня такая принцесса. – Всегда любуется как будто мне до сих пор шесть и я в платье Золушки читаю стих детсадовском утреннике.
Я немного рассказываю ему про работу. Ничего такого, что его бы огорчило. Да у меня, по сути, ничего такого на ней и не происходит. Не ябедничать же на генерального, который меня успел заковырять в первый же рабочий день.
И только потом иду на кухне, мысленно уговаривая себя не вестись ни на какие провокации. Пять минут вежливости – и домой.
Мама встречает меня своей фирменной «деревянной спиной» и чашкой чая с малиновым вареньем на кухонном столе. Ничего не говорит и не спрашивает, только немного быстрее начинает смазывать еще одну порцию пирожков яичным желтком.
– Мам, в следующий раз пусть Лиля сходит за покупками.
– У тебя машина, – отвечает спиной.
– И работа, после которой мне нужно хотя бы немного выспаться и встать по будильнику в пять тридцать.
Можно было бы поспать еще минут сорок, но с утра у меня пробежка, а через день – спортзал и йога. Я держу себя в хорошей спортивной подтянутой форме, потому что хочу нравится себе в зеркале. И потому что когда стонешь полтора часа под тяжелым «железо» – на работу по любому приезжаешь уже в тонусе и без лишнего мусора в голове.
– Даже не хочу спрашивать, как ты в таком случае собираешься устраивать свою личную жизнь.
– Никак. – Спорить на эту тему с ней тоже бессмысленно. Уже сколько раз говорила, что замуж и дети меня пока не интересуют. Уж точно не в контексте «чтобы маме сделать приятно».
– Валентина работает в роддоме, ты же помнишь?
– Мам, не надо…
– Ты знаешь, какие осложнения у первородок после тридцати? А сколько детей рождаются с разными… – Она изображает непонятный знак в воздухе.
– Мне все равно, мам.
– А мы с отцом внуков хотим!
– У тебя уже есть внуки, – нарочно говорю только про нее, потому что папа ни разу меня этими идиотскими претензиями не донимал. – Может быть ты, в таком случае, купишь Андрею новые кроссовки, куртку и заплатишь за его кружок английского? А Ксене платье на утренник? Как раз через три недели, праздник осени у них в саду.
Я ухожу до того, как она придумает, что ответить.
Каким-то образом ей это всегда удается сделать особенно болезненно.
