Текст книги "Защитник Драконьего гнезда. Том второй (СИ)"

Автор книги: Айя Субботина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 30 страниц)

Глава пятая: Анвиль

Глава пятая: Анвиль

Я знал, что в Артании имеются проблемы. Я знал, что страна находится на пороге если не междоусобной войны, то огромных и долгоидущих проблем. В сущности, эти проблемы появились не здесь и не сейчас, а несколько лет назад.

Я знал, что просто не будет.

И все равно оказываюсь не совсем готов к тому потоку жалоб, которые приходят в Драконье гнездо спустя всего несколько дней после нашей с Изабеллой свадьбы. Это вроде дамбы, которая долгое время удерживала поток воды, но потом разрушилась – и вся та мощь, что копилась за ее стеной, обрушилась на незащищенные деревни.

Изабелла поправляется очень медленно. Моя кровь помогла ей справиться с ядом, но помочь поскорее вернуться к нормальному состоянию не в силах. Она очень слаба, хотя и пытается храбриться. Благо, постоянные головокружения и упадок сил не позволяют ей покинуть постель.

Я стою в том самом зале, куда не так давно проник, как непрошенный гость, чтобы нарушить планы Великого Магистра и не позволить ему отдать Изабеллу замуж за лорда Торвальда. Думал ли я тогда о том, что вскоре стану хозяином Драконьего гнезда? Нет. Мне просто хотелось повеселиться и нагадить змееглазому.

Кажется, у меня получилось и то, и другое.

Передо мной на обновленном круглом столе лежат свитки. Много свитков. Со всех концов Артании. За окнами уже темно, я поставил рядом на столешницу пару масляных фонарей, а еще закупоренную бутылку вина и пустой бокал. Не знаю, как долго тут задержусь, но в кресле с высокой спинкой устраиваюсь вполне удобно. Таких кресел здесь пять штук – и сегодня они все мои.

Потом надо будет для подобных чтений организовать себе отдельную, более удобную комнату. Но пока так.

Время пролетает незаметно. И если поначалу я думал, что все жалобы будут уникальны, то снова ошибаюсь. В целом, проблемы, с которыми народ обращается к своему новому правителю, сводятся к следующим моментам…

Момент первый – Совет спускает вниз требование большую часть угодных пахотных земель по всей Артании засевать льном ароматным. Я даже поначалу не понимаю, что в этом страшного, но в одном из посланий нахожу подробное объяснение одного из мелких поместных лордов. Оказывается, масло из льна ароматного в южных частях материка пользуется большим спросом, так как обладает исключительными ароматическими и смягчающими свойствами, которые сильно полюбились тамошним красавицам. Но проблема номер один: масла из неприхотливой северной культуры получается мало, а значит высевать ее надо много. И проблема номер два: после единственного круга севооборота земля на месте посадки льна ароматного остается настолько бедной, что на ней едва ли растет обычный сорняк. О культурных растениях речи не идет. Здесь, в Артании, этот лен никогда особенным спросом не пользовался, потому и сейчас выкупается по бросовым ценам. И отказаться от его посева нельзя. Но хлеб все равно нужен – и вот с ним уже в прошлом году случались серьезные перебои. В письмах же говорится, что в этом году проблемы только усугубятся.

Делаю себе пометку узнать, кто выкупает весь объем льняного масла Артании. Почему-то кажется, что ниточки приведут все в тот же Совет.

Момент второй – якобы увеличение налогов, собираемых в королевскую казну. Причем сборщики не везут собранное сюда, в Драконье гнездо, что было бы очевидно. Нет. Люди на местах проследили, что обозы идут в несколько внутренних крепостных фортов, где и оседают. И вот это очень похоже на обычный грабеж. Известно ли об этом Совету? Я не сомневаюсь. По крайней мере, некоторым его членам – наверняка. Да и без их личного участия во всем этом не обошлось, так как находятся форты не на территории земель, принадлежащих Короне, а на вассальных.

Делаю себе еще одну пометку узнать, кто из Великих лордов Артании за последние пару лет значительно увеличил свое благосостояние – и за счет чего.

И последний, третий момент, жалобы от крестьян и ремесленников, которые пеняют на то, что их лорды становятся более агрессивными по отношению к своим соседям. Что уже не раз случались мелкие пограничные стычки и даже нападения на чужие деревни. Без особой крови и жестокости, но если все так и продолжится, то добра ждать не придется. Причем речь идет не о Великих лорда, а о более мелких поместниках.

– Не помешаю?

Оборачиваюсь на голос и вижу Изабеллу – бледную, осунувшуюся, но вроде бы вполне твердо стоящую на ногах.

– Ты зачем покинула кровать? – поднимаюсь на ноги и хочу помочь проводить ее до кресла.

– Я сама, – отстраняется жена. – Я больше не могу лежать. Правда. Еще немного – и забуду, как переставлять ноги.

– Я бы напомнил, – усмехаюсь я, но к Изабелле не притрагиваюсь, позволяя ей самостоятельно передвигаться по залу.

И она идет вдоль стола.

– Удивительно, прошло всего чуть больше месяца, а такое ощущение, что целая жизнь, – говорит задумчиво.

– Тебя окружают замечательные люди, Би, так и норовят раскрасить твою жизнь самыми неожиданными красками, – путаюсь смягчить ее серьезную задумчивость.

– Как думаешь, у него когда-нибудь получится убить кого-то из нас двоих?

Не получилось смягчить.

– Он наверняка попытается снова – в этом я не сомневаюсь. В наших с тобой силах сделать так, чтобы сначала ограничить его свободу действий, а потом и скинуть, отрубить змееглазому уроду хвост и все остальные выступающие части тела.

– Ты всегда вселяешь в меня уверенность, – все же улыбается она. – Что у нас тут? – обводит взглядом стол и три кучки развернутых свитков.

– Тут у нас небольшие проблемы, – тоже подхожу к столу.

В общих чертах рассказываю ей о том, что только что вычитал.

– Ты получала что-то подобное?

– Нет. И вряд ли могла получить – всю переписку контролировал Великий Министр.

– Сейчас этого контроля нет – и люди надеются на нас. Если Корона и теперь от них отвернется – Артании в ее теперешнем виде уже не будет.

– Я понимаю, – кивает Изабелла и присаживается на край кресла. – Я должна тебе что-то сказать.

Беру второе кресло, ставлю его напротив и сажусь.

– Надеюсь, ты не станешь снова отдавать королевство в мои руки.

Она улыбается, но это вымученная улыбка.

– Я должна была сказать об этом намного раньше. Не знаю, изменилось бы что-нибудь от этого или нет, но должна была. Возможно, мы бы не сидели сейчас вот так, не разговаривали.

Она смотрит на меня со все той же легкой улыбкой – и мне кажется, что едва сдерживает слезы.

– Амелия и ты – лучшее, что случалось со мной за всю мою жизнь. Прошу, не перебивай меня сейчас. До самого конца, пока не договорю.

Чтобы она не собиралась мне сказать – она явно этого боится.

Она долго не переходит к основной части разговора.

Настолько долго, что я начинаю перебирать в голове самые нелицеприятные варианты.

Она решила начать семейную жизнь с правды и покаяться, что действительно желала мне смерти, когда пришла в палатку с теми отравленными настойками? Или скажет, что до сих пор сохнет и страдает по Лаэрту и наши супружеские обязанности для нее – невыносимая тягость? А раз в ее теперешнее состояние имеет некоторые… ограничения по деторождению, нам лучше уходить в спальню только для вида?

Я даже не знаю, какой из вариантов для меня будет более неприятным. Потому что уже некоторое время то и дело возвращаюсь в тот день, когда валялся в горяченным бреду, уже одной ногой в могиле, и увидел ее лицо сквозь пелену собственного смертельного бреда. Возможно, это действительно была не она, а кто-то очень похожий на нее? В том состоянии я бы вряд ли узнал собственное отражение, не говоря уж о женщине, которой в тот момент и в том месте просто не могло там быть. Если только она очень не постаралась и не прибегла к разным ухищрениям, на которые – я помню – всегда была способна.

Если Би скажет, что действительно хотела меня отравить – я все ей прощу.

Но… снова переживу предательство, которое тогда причиняло мне гораздо более сильную боль, чем смертельные раны и яд.

– Я только надеюсь, – наконец, открывает рот Изабелла, и я невольно подаюсь вперед, чтобы не пропустить ни звука, – вы не воспользуетесь моей откровенностью против меня.

Она так часто и без причины переходит от «ты» к «вы» и наоборот, что я не могу скрыть усмешку. Наверное, это лучшее свидетельство тому, что для нее наше прошлое и наше настоящее очень темно переплелись. Так же, как и для меня, и я не могу не признать, что это все очень сильно усложняет.

– Изабелла, вы меня пугаете, – говорю я, и позволяю себе вольность мазком коснуться ее руки. Просто как будто это произошло случайно, когда я тянул руку к самому дальнему свитку. Пустому, и абсолютно меня не интересующему. – Говорите, скорее, ока у меня не случился сердечный приступ.

Она бросает на меня хмурый недовольный взгляд. Мое бодрое настроение сейчас явно неуместно, так что приходится поджать губы. Нацепить на себя королевское беспристрастие и жестом предложить продолжить.

– Возможно, вам будет тяжело в это поверить, но… – Она теребит край испорченного гусиного пера. – Я честное слово не имею к этому отношения, потому что в моем мире такие вещи… абсолютно невозможны даже на уровне самой высокой науки.

Ее мире?

Значит, речь об этом.

– Я не Изабелла, и тебя впервые я увидела именно полтора месяца назад… здесь.

Она выпаливает эту фразу на одном дыхании и снова замолкает.

Честно говоря, за одно это ей следовало бы коленопреклонно поцеловать руку.

Не всякая женщина вот так смело признается в подобной… афере.

– И Магистра, и остальных я тоже впервые увидела именно в день вашего воскрешения. О котором тоже ничего не знаю.

Лицо моей жены перекрывает гримаса недовольства. Чем именно она недовольна – остается только догадываться, потому что я вроде никуда не бегу, не зову стражу, не приказываю вызвать жрецов и сотворить очищающий ритуал. И даже не устраиваю злокозненные насмешки над ее слабоумием.

Потому что… тоже как будто с самого первого дня, как судьбе было угодно снова столкнуть нас лбами, в глубине души подозревал что-то подобное. И не давал развитие этим мыслям только потому, что и в моем мире тоже не было ничего подобного. Если это явление вообще можно как-то описать.

– Я ничего не знала об этом месте, Изабелла случайно ломает несчастное перо и резко одергивает руки. – Я ничего не знала и до сих пор не знаю об этом мире. И вряд ли смогу узнать достаточно, чтобы быть этим людям достойной королевой. Я здесь чужая, но мне все равно не безразлична судьба этих людей, которым – очевидно – их «фальшивая королева» еще больше усложнит жизнь, если и дальше будет делать вид, что понимает что к чему.

– Мне кажется, вы слишком торопитесь с выводами о «фальшивой королеве», – позволяю короткую ремарку, и снова кивком прошу ее продолжить.

Странно, но ее слова как будто вселяют в мою душу абсолютный покой, а в голову – кристальную ясность. Это как будто сидеть на цепи, держать в руках ключ, но не видеть скважины, чтобы освободиться от оков. А потом вдруг понять, что вот она – прямо перед носом, и нужны лишь два проворота ключа, чтобы, наконец, вырваться на волю.

– Я никогда и никого не просила сделать что-то подобное! – решительно заявляет Изабелла. На этот раз ей хватает выдержки посмотреть мне в глаза и не отвести взгляд. – Не ходила ни к каким ведьмам, чтобы мне устроили это переселение, и для меня все случившееся – настоящая загадка. Но я клянусь, что если это хоть как-то от меня зависит, сделать все возможное, чтобы найти ответы и вернуть подданным их настоящую королеву, а вам, милорд, вашу… любимую женщину.

Она замолкает и с выражением лица попавшего в капкан маленького зверька, наблюдает за моей реакцией.

Напрасно, ей ничего не прочесть на моей лице.

Потому что что-то подобное я подозревал очень давно. Неосознанная догадка давно точила мозг. Маленькие странности, которые, на фоне происходящих событий, особенно ярко бросались в глаза. Но я списывал все нестыковки на неумолимое время. Та Изабелла, которую я знал, была давным-давно, и все повадки, которые я в ней знал, все ее странности и привычки были в той девушке, которая тайком бегала ко мне на свидание и клялась в любви. С тех пор прошло слишком много времени. Я сам редко узнаю себя прошлого в том человеке, которым стал теперь. Наивно было бы полагать, что время коснулась меня, но даже не притронулось к ней.

И все же. Я привык доверять своей интуиции. А она слишком часто и слишком громко кричала, что передо мной какая-то совсем другая женщина. Если сейчас покопаться, с той самой ночи, с самого первого нашего разговора, она вела себя не как женщина, которую я знал и любил.

Дальше – больше. Женщина, которая сейчас сидит передо мной, была слишком явно не Изабеллой, чтобы отмахиваться от странных сомнений в ее адекватности. Она не знала элементарных вещей, хотя старательно пыталась это скрыть. Она ничего не знала о собственном замке, о собственной дочери и муже. Но при всем этом она умела то и вела себя так, как не присуще настоящей Изабелле.

И самое главное. Фундаментальное.

Настоящая Изабелла сбежала бы с дочерью, но не вышла бы с голыми руками, пытаясь спасти простолюдинов. И это глупость заставила ее собственных людей посмотреть на нее иначе. Я это знаю.

И если бы я знал хотя бы один способ – неважно кем придуманный и как реализованный – котором можно было бы оправдать переселение душ или что-то подобное – я бы давно вызвал Изабеллу на откровенный разговор. Но такого способа я не знал. И не знаю до сих пор. Как и моя жена… кем бы она на самом деле не была.

– Я пыталась учиться, пыталась понять, что происходит вокруг, но все время что-то шло не так, – продолжает моя жена. – Это не оправдание, конечно. Я должна была сказать с самого начала.

– А что же это? – мягко интересуюсь я.

Изабелла вскидывается, как будто в моих словах, напротив, было слишком много злости. Наверное, она так долго готовилась к признанию, что, как все женщины, успела себя накрутить и придумать черте что.

– Считайте это добровольной сдачей в плен, милорд.

Изабелла все-таки справляется со страхом и вздергивает подбородок, как подобает истинной персоне королевской крови. Не знаю, кем она была в «своем мире», но определенно не разрешала топтаться по своей гордости и храбро смотрела в лицо любым трудностям. Настоящая Изабелла, помнится, грохнулась в обморок, когда я упал с коня и сломал руку так, что кость прорвала кожу. Тогда мне пришлось и как-то самостоятельно себя лечить, и откачивать мою спутницу. Эта «Изабелла» собственными руками лечила и меня, и всех воинов, и маленького изуродованного ребенка лорда Гаделота. Уверена, вид торчащей наружу кости тоже не заставил бы ее расстаться с чувствами.

– Это признание моего поражения, продолжает Изабелла, когда становится ясно, что пока я не намерен никак комментировать ее слова. – Если я и дальше буду держать вас в неведении и только пытаться делать вид, что что-то понимаю, мы проиграем. Чудеса случаются, но они не могут сыпаться на головы вечно. Чтобы отвоевать Артанию у Совета, нужно много работать, нужно принимать сложные решения, а для этого нужно много знать. Я все испорчу, если буду править с завязанными глазами и заткнутыми ушами.

Ее руки немного дрожат.

– Вы отказались править единолично, когда я это предлагала. Но тогда вы не знали всей правды. Теперь знаете, – она облизывает пересохшие губы и осматривается в поисках питья. – Я полагаю, мое признание заставит вас пересмотреть свое решение.

Поднимаюсь, прохожу к бутылке с вином и откупориваю ее, наливаю в тяжелый серебряный кубок.

Молча протягиваю ей.

Ловлю себя на мысли, что хочу почувствовать ее мимолетное прикосновение. Хот бы когда наши пальцы встретятся на прохладном серебре. Но Изабелла берет его так, чтобы нарочно избежать любого контакта. И я не могу ее ни в чем упрекнуть – это ведь для меня она, как бы там ни было, та самая женщина, хоть в ней и живет какая-то другая душа, а я для нее – просто незнакомец, человек, которого она знает всего ничего. И от которого теперь зависит ее жизнь.

Она выпивает вино в несколько жадных глотков. Тяжело дышит, как от быстрого бега, и снова отводит взгляд, стоит мне лишь попытаться установить зрительный контакт.

Не торопись, Анвиль.

Кажется, вам обоим теперь есть о чем подумать.

– Я даже не знаю, захочешь ли ты еще быть рядом со мной… – говорит Изабелла спустя какое-то время, когда мы просто молчим. Снова переходит на «ты», но почему-то это звучит еще более отстранённо, чем ее нарочито вежливое «выканье». – Я не та, кого ты любил. И я понимаю и принимаю, что тебе будет интересна и приятна компания других женщин. Но, полагаю, мы об прекрасно знаем, что нам обоим будет лучше, если мы будем пытаться сохранить видимость… супружеских отношений. Слухов о бастарде прежнего короля достаточно, чтобы расшатать покой Артании. Если поползут разговоры о бастардах нового правителя – Магистр обязательно этим воспользуется. Со своей стороны обещаю, милорд, что не буду ни коим образом препятствовать вашей… личной жизни, и со своей стороны сделаю все от меня зависящее, чтобы у всех придворных, пауков и даже мха на замковых стенах не возникло даже тени сомнения, что мой супруг каждую ночь проводит в моей постели.

Кажется, ей непросто это сказать, но она даже почти не запинается, и не позволяет чувствам взять верх.

Могу поспорить, что сейчас она даже больше королева, чем настоящая Изабелла.

Но все это – разговоры не ко времени.

– Кроме того. – Последний вздох, впервые за весь разговор – какой-то надрывный, тяжелый. – Я никогда не смогу подарить вам наследника, Ваше Величество. А разве не все мужчины этого желают?

Она ставит бокал на стол и выдыхает, вряд ли замечая, как сильно сжимает кулаки.

– Спасибо, что выслушали. Я сказала все, что хотела.

Глава шестая: Изабелла

Глава шестая: Изабелла

Если бы не жар, который преследует меня все дни, что я прихожу в себя после отравления, вряд ли бы решилась на то, на что решилась. Это страшно, реально страшно открываться человеку, реакцию которого не в состоянии спрогнозировать.

А еще сильнее страшно из-за того, что, когда представляю, что мой дракон просто встает и уходит, у меня в буквальном смысле подкашиваются ноги.

Но я больше не могу его обманывать, больше не хочу смотреть в его глаза и лгать, пытаясь выкрутиться из неудобных вопросов. Потому что и правда считаю, что добиться значимого результата можем лишь в одном случае – если будем друг другу доверять. И я не знаю, что по этому поводу думает Анвиль, но шаг со своей стороны я сделала.

И теперь меня бьет холодная дрожь, а ладони противно влажные.

И в голове шумит, но это от почти полного бокала вина на голодный желудок и ослабевшего тела.

А он, как назло, молчит. И по лицу ничего не понять.

– Я ждал, когда ты признаешься, – говорит он. Без злобы, без даже намека на недовольство. – Подождал бы еще несколько дней, пока не поправишься окончательно, а потом бы пришел с серьезным разговором.

– Прости, что не сказала раньше. Я трусиха.

– Кто угодно, только не трусиха, – усмехается дракон – и меня немного отпускает. – Ты не такая, как Изабелла. И я не знаю, как она смогла это сделать. И, главное, зачем? Она любила Амелию. Я так думал. А теперь – не знаю.

– Я тоже не знаю. А еще я боюсь, что однажды ночью проснусь там, в своем прежнем мире, где не будет Амелии и… тебя.

Я знаю, что мужчине нельзя говорить о чувствах. По крайней мере, мой собственный опыт говорит именно об этом. Стоило мне всего раз признаться, что люблю его, как он тут же начал относиться ко мне, как к пустому месту. Образно, конечно, но внимание с его стороны стало точно меньше. И то верно, чего напрягаться, когда глупая женщина и так влюблена в тебя? Проблема в том, что я его тогда уже не любила. Если вообще когда-нибудь по-настоящему любила. Если сейчас подумать, то таким образом хотела ускорить его уход из семьи. Хотела показать, что со мной ему будет лучше.

Какая же дура!

Самой от себя теперь тошно.

– В твоем мире тебя тоже хотели убить? – интересуется Анвиль.

– Нет, – отрицательно мотаю головой, – здесь с этим, конечно, куда менее приятно. Но я не об этом. Здесь я живу. Понимаешь? Спотыкаясь, ошибаясь, набивая себе шишки, но живу. И хотела бы жить дальше.

Ну не могу я сказать ему все в лицо. Почему не поможет мне? Или я все себе напридумывала, а с его стороны ко мне нет вообще ничего, кроме некого соблюдения уговора?

– Как тебя зовут? – задает вопрос, который почему-то удивляет меня саму. А ведь я уже так привыкла к своему новому имени, что и думать забыла, что совсем недавно была совсем другим человеком.

– Марина, – говорю неуверенно, – но, если ты не против, раз уж все так получилось, я бы хотела оставить это имя в том мире, здесь я другая, не хочу ничего тащить с собой оттуда.

– В своем родном мире ты была несчастлива?

Мне кажется, или ему это действительно интересно? Не похоже, чтобы задавал вопросы для галочки. Или мне так сильно хочется, чтобы ему не было все равно?

Глупый вопрос, конечно, мне не все равно. И яркое дому доказательство – рвущееся из груди сердце. А ведь сюда я действительно еле доползла, думала, что не хватит сил. А вот же сейчас так взволнована и на таком взводе, что кажется, будто босой готова бежать по битому стеклу и углям.

«Ничему-то тебя жизнь не учит, Ваше Величество, что в своем мире чужого мужика себе нашло, что тут на чужого пускаешь слюни.»

– У меня была самая обычная жизнь, – я не буду плакаться ему о своих дурных отношениях с женатым мужчиной. Вряд ли ему будет от этого приятно, а лишний повод покрутить у виска пальцем сейчас нам точно не нужен. – Понимаю, что сравнивать ее с жизнью любого из местных крестьян – практически кощунство.

Я очень аккуратно подбираю слова, потому что вдруг понимаю, что пенять на однообразие серых будней в двадцать первом веке, имея стабильную работу и квартиру со всеми удобствами, это совсем не то же самое, что убиваться на полях или в какой-нибудь каменоломне, не имея для облегчения труда сколько-нибудь серьезного инструмента и тем более машинерии.

Мы слишком привыкли жаловаться на жизнь, даже близко не представляя, как нам повезло родиться в век технического прогресса. Нам тяжело добраться на работу на метро, тяжело донести из магазина сумки с продуктами, тяжело просидеть в офисе восемь часов. Нам надоели идиотские телевизионные шоу и глупые фильмы, нам нечем занять себя по вечерам, нам ничего не хочется, но в то же время мы требуем, чтобы медиа пространство изрыгало из себя все новые, более будоражащие развлечения. Потому что прежние зашквары уже не вставляют. Потому что нужно ярче, настырнее, злее. Потому что шок – это по-нашему.

– Расскажи мне о своем мире, – просит Анвиль. – Какой он? Какие в нем люди?

В зале откуда-то поднимается небольшой сквозняк – и я ежусь. Хоть и укуталась в теплое платье, а на ногах меховые сапожки, но послеболезненное состояние все же дает о себе знать.

Я и глазом не успеваю моргнуть, как дракон поднимается со стула, а затем легко подхватывает меня на руки. И мои руки на чистом автомате обхватывают его в ответ. Не то чтобы меня часто носили на руках, а я всегда радостно цеплялась за своего… эм… носителя. Я бы даже сказала – никогда не носили. Но это как будто далекий звериный инстинкт – вцепиться в мужчину, на которого пускаешь слюни, и ни в коем случае не отпускать. Даже если не уверена, что там сам объект думает по этому поводу. А я все еще не уверена. Анвиль задает вопросы, выглядит заинтересованным, но мне этого так отчаянно мало, что хочется прямо сейчас ему в лицо спросить: ты меня любишь?

Разумеется, ничего подобного я не спрошу. Пусть он и догадывался о подмене женщины, которую действительно любил, но именно сейчас в своих подозрениях утвердился. Имеет право на минутку офигеть от чистоты моей исповеди.

«Ага, а потом выбросит тебя в окно, а всем скажет, что их королева пыталась опериться на старости лет.»

– Твой мир такой смешной? – спрашивает Анвиль.

Вот черт, а я и не заметила, как разулыбалась от собственных дурных мыслей.

– Нет, он разный. Он огромный, странный и чудесный. Даже для меня.

– В твоем мире тоже есть магия?

Надо бы уже привыкнуть, что я для него ничего не вешу. Крутые каменные ступени? Какая ерунда – даже дыхание не сбилось.

– Такой, как здесь, точно нет. Но некоторые достижения науки для меня все равно, что магия. Только очень отдаленно понимаю, как они работают. А то и вовсе не понимаю. И – нет, я не самая глупая женщина в своем мире, даже не думай.

– Согласен, но что-то с вашим слухом точно не так, Ваше Величество. Или с памятью. Еще не пойму, с чем именно.

– Это почему, Ваше Величество? – возмущаюсь я.

– Потому что я уже ни раз пытался донести до Вашего Величества тот факт, что ваш ум, Ваше Величество, привел к некоторым весьма заметным улучшениям как внутри Драконьего гнезда, так и за его стенами. И мне даже казалось, что Ваше Величество меня услышало. Оказывается, если и услышало, то забыло. Или не услышало, но сделало вид, что услышало. Или…

– Или вам, Ваше Величество, досталась самая неуверенная в себе королева в мире, – обнимаю его еще сильнее и кладу голову ему на грудь.

Вот пусть теперь попробует поспорить, вредная драконяка.