Текст книги "Защитник Драконьего гнезда. Том второй (СИ)"
Автор книги: Айя Субботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 30 страниц)
Глава пятьдесят восьмая: Изабелла
Глава пятьдесят восьмая: Изабелла
Почти одновременно ллисканцы атакуют «голову» колонны и ее «хвост». И если в «хвосте» воины валят заранее подпиленные большие и раскидистые стволы, тем самым блокируя не только часть мятежников, но и их возможность для отступления. То в «голове» рассечение происходит одновременно посредством огня и земли, если так можно выразиться. В строго условленном месте колонну разрывает огненная стена – та самая, что рождена изготовленным нами порохом. Здесь сухо – и опасности в отсыревании последнего нет. Первые же ряды мятежников, взбудораженные неожиданным шумом и пламенем, чуть проталкиваются дальше по дороге, где в момент исчезают в огромной волчьей яме.
И тут же со всех сторон из леса летят отравленные стрелы. Я не знаю, что за растение используется в качестве источника яда, потому что и о существовании этого яда узнала совсем недавно, но эффективность у него исключительно высокая. Насколько вижу в не особенно четкой монохромной «трансляции», человеку достаточно получить совершенно незначительное ранение такой стрелой, чтобы через каких-нибудь полминуты его движения сначала сильно замедлялись, уходила согласованность, а потом руки и ноги начинали жить будто отдельно друг от друга. Человек все еще какое-то время оставался в вертикальном состоянии, но ни о каком сопротивлении уже не шло и речи. А потом он просто падал и больше не шевелился.
Наверное, хорошо, что я не слышу их криков. Хорошо, что нахожусь далеко и смотрю на все происходящее почти как на документальный фильм. Это слабость, это попытка для самой себя откреститься от тех смертей, причиной которых стала я сама. И можно задавать себе вопросы, а было ли иное решение? Можно сомневаться и пытаться абстрагироваться, сделать вид, что все это далеко и вообще не про меня.
Но это точно моя ответственность. И как бы погано на душе ни было, я должна ее принять и осознать. Не хватило для меня мира с розовыми единорогами, что ж, значит придется покрываться броней.
Первая атака проходит идеально. Пока среди мятежников царит паника и непонимание, многократно усиленные градом стрел, ллисканцы атакуют из-за укрытий, практически не показываясь на открытом пространстве. Те мятежники, что рискуют отбиться от основной группы и углубиться в лес, либо никого там не находят, либо находят свою смерть.
И все же в «голове» отряда куда быстрее приходят в себя и организуют оборону, чем в «хвосте». И все дело в том, что, как только прогорает огненная стена, уже ничто не мешает воинам, до того отрезанным от «головы», прийти на выручку своим товарищам. Вижу, как кто-то, сильно жестикулируя, раздает приказы – и люди, рассыпанные и прижатые к земле, начинают подниматься, собираться вместе, прятаться за щитами. А потом из-за щитов начитают в ответ лететь стрелы. Впрочем, толку от них нет. Вряд ли мятежники даже примерно видят, в кого они стреляют.
Но паника погашена, подобие порядка восстановлено.
В «хвосте» все куда хуже для мятежников. Там пробраться сквозь завалы не так уж просто, к тому же людей по другую сторону, где все тихо, не особенно рвутся туда, где крики, стоны и звуки схватки. К тому же они прекрасно видят, что товарищи, сунувшиеся за завалы, не проходят и нескольких шагов, как ловят короткие стрелы. Проходит порядочно времени прежде, чем удается организовать более или менее нормальную спасательную группу, но уже поздно. Живых на той стороне почти нет. Как нет и нападавших.
Вождь отдает шаманам какие-то приказы на собственном языке – и изображение в шаре меняется. Быстро, скачками, я едва успеваю рассмотреть местность, но, чтобы сделать из увиденного какие-то выводы, моих знаний недостаточно.
Когда мы снова возвращаемся с «голове» колонны, та уже снова двигается вперед. Проблема подобных растянутых переходов в том, что в отсутствии нормальной связи они слишком инертны. То есть не способны внятно и своевременно реагировать на какие-либо внешние проявления. На стопорящуюся «голову» всегда будут наступать следующие за ней сегменты колонны, будет нарастать неразбериха, сутолока, постепенно один неразрывный строй распадется на части. Впрочем, до этого еще далеко. Теперь мятежники знают, что их тут ждут и будут атаковать. Теперь будут внимательнее.
Несмотря на все мое желание видеть происходящее где-то в лесу, у меня есть дела – запасов пороха у нас нет ни щепотки, а они нужны. Поэтому возвращаюсь в свой шатер. У меня есть несколько помощников, не так много, как накануне, поэтому и работать нам надо вдвое усерднее. Благо, исходных компонентов хватить должно.
И мы работаем весь день, лишь изредка прерываясь на короткий отдых, во время которого каждый раз снова иду к кругу шаманов. И вот тут в голову приходит вопрос: а как долго они так будут сидеть? Ну, то есть, за весь день они вообще, судя по всему, не шелохнулись, не говоря уж о том, чтобы встать и хотя бы поесть.
Наверное, где-то в глубине своих фантазий я представляла, что схватка с мятежниками для меня самой будут проходить… ну, как-то более ярко что ли. Как бы странно это ни звучало. А на деле я осталась на самом отшибе и почти ни о чем не знаю. Постоянно дергать вождя и спрашивать, как дела, – идиотизм. Хоть меня действительно разбирает любопытство. Но не праздное – мне же важно понимать происходящее, важно знать, куда мы двигаемся. Но из «трансляции» в шаре этого не понять. Там вообще далеко не всегда что-то видно.
К вечеру начинают прибывать первые раненые. Их не очень много, но несколько ранений очень серьезны. И хотя бы так, занимаясь с ними, по локоть в крови, я чувствую, что могу принести чуть больше пользы. Хотя глупо отмахиваться и говорить, что изготовление пороха – пустая ерунда. Просто… мне нужно научиться понимать, что война – это не всегда с шашкой наголо. Тем более, если эту самую шашку видела только в музее. Иногда нужно и ждать, и делать то, что кажется несущественным или недостаточно геройским. Иногда нужно быть просто винтиком, даже если ты целая королевишна.
О том, что произошло что-то важное, понимаю по невнятным, но громким выкрикам. Бегу на них. Ожидаемо, шум вокруг круга шаманов и того, что происходит в сфере.
– Маг, – бросает короткое вождь, – а потом снова переходит на свой язык.
Поначалу в сфере вижу только какие-то отрывистые вспышки. На улице уже довольно темно, а значит, та же самая темнота мешает видеть и животным, которых в качестве своеобразных видеокамер используют шаманы.
И все же мне удается понять.
Это одинокая человеческая фигура, чье изображение подрагивает и расплывается из-за некого прозрачного кокона вокруг него. Человек стоит в полный рост, ничего не опасаясь, и совершает руками быстрые пассы. И вот эти пассы и являются источником тех самых вспышек, которые поначалу совершенно меня сбили с толку. Человек швыряет какие-то полусферы радиусом под три метра каждая. Не уверена, что он что-то видит вокруг, в темном лесу, но сферы летят столь плотно и столь быстро, что увернуться от них банально нет никакой возможности. Он буквально забрасывает ими все пространство вокруг.
Даже представлять не хочу, что происходит с человеком, окажись он на пути такой сферы.
В какой-то момент мне кажется, что в кокон вокруг мага что-то ударяется. Копья? Стрелы? Что бы это ни было, но вреда они не причиняют ему никакого.
А потом «трансляция» резко прерывается – и я замечаю, как дергается один из шаманов.
– Уничтожен фамильяр, – поясняет вождь. – Но теперь мы знаем, где находится маг.
– Вряд ли он один.
– Не один. Но этот очень силен. Другим нужно больше времени, чтобы использовать силу.
– Им не нужно отдохнуть? – все же спрашиваю, кивая на шаманов.
– Они не все переживут единение душ, – говорит спокойно ллисканец. – Вне зависимости от того, когда разорвут его. Я говорил о двоих, кто ранее использовал этот обряд.
– Да, что с ними стало?
– Умерли оба. Сразу после разрыва.
Что б тебя!
– Они знали, на что идут. И без их помощи нам будет куда труднее. Поэтому, королева Артании, они пробудут в этом состояние столько, сколько потребуется. А потом лишь боги решат их судьбу.
Пытаюсь вслушаться в его слова и найти там двойной смысл или попытку ткнуть меня носом в ответственность за их жизни. Вернее, и за их жизни тоже. Но если что-то такое вождь и хотел сказать, то сделал это слишком тонко, что я не заметила. Потому что слышу в его словах лишь ответ на собственные сомнения.
Не знаю, как долго буду винить себя за чужие смерти. Как долго не смогу к ним привыкнуть. А будет ли правильно привыкать? Будет ли правильным научиться осознанно жертвовать малым, чтобы получить большее? Ради блага государства – несомненно.
Трясу головой, стараясь вышвырнуть из нее лишние сейчас мысли. Я могу закопаться слишком глубоко, пытаясь найти свое собственное место во всем происходящем, пытаясь отыскать место для собственной совести и собственного понимания о зле и добре. Наверное, для начала надо все же закончить начатое, а уж потом, когда минует всякая опасность, сесть и подумать, готова ли я и дальше оставаться королевой. Готова ли и дальше принимать сложные решения? Нет, не просто сложные – фатальные для других людей.
Глава пятьдесят девятая: Изабелла
Глава пятьдесят девятая: Изабелла
Вокруг меня простирается бесконечная каменная пустыня. Вроде бы я уже была здесь, когда, точно муха, болталась между двух каменных же столбов, но тогда здесь были огромные рваные провалы, из которых поднимался удушливый смрад. Сейчас же ничего этого нет. Просто мертвая пустыня без каких-либо признаков жизни.
Над головой лениво перекатываются серые облака, за которыми едва видны очертания блеклого солнца.
– Поздравляю с победой, – слышу уже привычный надтреснутый голос.
Оборачиваюсь.
Пожиратель снов стоит в нескольких шагах от меня – все в той же неизменной дырявой хламиде, в которой, тем не менее, не разглядеть ни сантиметра его тела.
– Мы еще не победили.
– Ты уже ступила на путь, с которого не свернешь, маленькая королева. Признайся, победа пьянит. Удача позволяет думать, что все делаешь правильно. Чужие смерти ничего не значат.
– Ты не поймаешь меня на том, чего нет, – спокойно пожимаю плечами. – Ни сейчас, ни потом.
– Ловить тебя? – в его голосе слышится откровенное удивление. – Я давал тебе шанс понять, что за мир окружает тебя. Давал шанс подумать и взять на себя ответственность за его будущее.
И снова хочется спросить – почему я?
Но вряд ли получу вразумительный ответ. Снова услышать, какая я вся из себя особенная и как удивляю эту сущность?
– Я бы мог легко сломать тебя, – продолжает Пожиратель. – И ты это знаешь. Ты уже почти сломалась, достаточно было небольшого нажима – и ты бы ползала в моих ногах, готовая сделать все, что скажу.
Я чувствую взгляд его невидимых глаз, чувствую бурлящее сознание напряжение. Уверена, он свободно путешествует по моим мыслям и воспоминаниям. По всем ли? Это все еще вопрос. И, что самое поганое, он прав. Я действительно уже была готова сдаться, готова была просить о пощаде. В тех, самых первых кошмарах, после которых просыпалась в холодном поту и с криком на губах. Можно сколько угодно тешить себя мыслями, что это всего лишь сны – и ничего по-настоящему плохого в них случиться не могло. Могло. Я знаю это. Ни откуда, просто знаю. И действительно была готова просить о пощаде. Или даже уже просила?
– Но тебе не интересна сломанная игрушка, – рискую предположить я.
В ответ Пожиратель едва заметно кивает головой.
– Мне не интересно пустое место. Личность, даже такая неуверенная в себе, как ты, куда занятнее. Многие прежде тебя хотели установить свой порядок, и каждый раз они полагались на железную руку и кнут. И в их потугах был смысл. В твоих мыслях нет ни железной руки, ни кнута. Это глупо и странно. Но интересно. Вас, людей, очень легко сломать. У каждого есть слабое место, каждый прячет собственные страхи. Все это легко сковырнуть и поднять на поверхность.
– Нас? Людей? – позволяю себе наглость прямого вопроса. – А разве ты не был человеком? Разве у тебя нет страхов?
– Хорошая попытка, маленькая королева, но нет. Я пуст. Во мне давно не осталось ни страхов, ни привязанностей.
Он убил собственных детей – вспоминаю один из наших предыдущих разговоров. Действительно ли это так?
– И, знаешь, – продолжает Пожиратель, – пустота дает силу. Когда-нибудь ты это поймешь.
Я и сейчас понимаю. Нет привязанностей, нет тех, за кого болит душа – значит, нет страха потери. Вот только зачем нужен весь мир, если в нем нет никого, к кому тянешься всем сердцем?
Но существу напротив меня я этого, разумеется, не скажу.
– Что тебе с твоей силы? – задаю простой вопрос. – Хочешь встать вровень с Богом?
– Вровень? Я и есть Бог, маленькая королева. Не мифический, придуманный с целью управлять и направлять, а самый настоящий, способный наказать здесь и сейчас.
– Бог, в котором нет места состраданию – мертв.
Не знаю, откуда это в моей голове.
Готова поклясться, что Пожиратель пристально смотрит на меня, а потому намеренно не отвожу взгляд.
– Стоит лишь немного отпустить человека, чуть ослабить его оковы, – говорит Пожиратель, – и тот сразу считает, что теперь можно все. Маленькая королева осмелела? – в его голосе появляются угрожающие нотки. – А помнишь, как молила о смерти. Как исходила воплем в ужасе? Нет?
– Хорошо помню.
Глупо говорить, что не боюсь повторения тех ужасов. Я не настолько безумна, чтобы в открытую выпячивать свою гордость или отсутствующую смелость.
– Но, знаешь… – неожиданные тепло и мягкость его слов пугают даже больше открытой угрозы, – я передумал. Ты мне больше не нужна. У тебя был шанс, маленькая упрямая королева. Был шанс сделать мир лучше… то, что останется от мира.
Он совсем рядом, вплотную. И кажется, едва протяни руку, сорви капюшон с его головы – и откроется лицо. Но я отчего-то не в силах пошевелить даже пальцем. Замерла, будто соляная статуя.
– Я заберу твою неродную дочь, маленькая королева, – шепчет на самое ухо. – Невинное наивное дитя. Поверь, я найду правильные слова, чтобы убедить ее. И мы вместе с тобой посмотрим, на что она способна, к чему приведет этот жалкий мир.
Внутри что-то надламывается, точно основательную монументальную колонну рассекают нити разбегающихся трещин – и вниз, к основанию, летит каменное крошево.
– Она чиста и непорочна, в ее голове нет твоих глупых заблуждений. С ней мы пройдет рука об руку, маленькая глупая королева. С ней мы сожжем этот мир и возродим его из пепла.
Колонна неуклонно разрушается, разваливается на огромные куски, что отваливаются в стороны, а вслед за ней начинает рушиться мой личный защитный купол, под которым я, осознавая только теперь, пребывала все это время.
Этот купол сохранил мое сознание в моменты самых страшных кошмаров, но теперь я будто нарочно избавляюсь от него.
– Нет. Только не она, – произношу то ли вслух, то ли в своей голове.
По телу пробегает сильная дрожь. Мне холодно. Мне жарко. Меня колотит изнутри. Я хочу орать во все горло, но не в состоянии вымолвить ни слова.
– Я не отдам тебе дочь.
Мир вокруг вздрагивает – и я едва в состоянии устоять на ногах, потому что откуда-то с очень большой глубины по поверхности бьет такой толчок, что в земле вновь раскрываются зловонные провалы.
Грохот стоит такой, что хочется броситься плашмя наземь и прикрыть руками голову. Но какое там – прямо подо мной рождается трещина, внутри которой, где-то глубоко, что-то сонно ворочается и вздыхает. Вверх, обдав меня с ног до головы, исторгается раскаленное облако такой вони, что я не в состоянии сделать ни вздоха.
Жар. Нестерпимый жар по коже.
Отшатываюсь в сторону, падаю, перекатываюсь и снова вскакиваю на ноги.
Краем глаза вижу собственные красные, как у рака, руки, что уже начинают покрываться водянистыми пузырями.
– Воспарившая Луна… – сквозь грохот и стон разрываемой на части земли слышу голос Пожирателя.
Или не Пожирателя?
Голос звучит из-под его капюшона, но отличается от надтреснутого, старческого, но наполненного непередаваемой мощью. А это голос обычного человека – очень тяжелый голос, неповоротливый, точно, чтобы произнести эти два слова, нужно приложить неимоверно огромные силы.
– Воспарившая Луна…
С телом Пожирателя что-то происходит. Его рвет и коверкает, точно жестокий кукловод намеренно грубо и резко дергает за привязанные к нему нити. Руки, ноги, торс – все двигается в каком-то жутком рассинхроне, ломается, изгибается под невероятными углами.
Ощущение, что все то безумие, что терзает тело Пожирателя, в полной мере отражается и на окружающем нас мире.
Пытаюсь сделать к нему шаг. Меня отбрасывает назад, прикладывает спиной о неведомо откуда взявшийся огромный валун. Бьюсь о него затылком и едва не теряю сознание. Падаю на колени, но продолжаю ползти вперед. С тупой безысходной настойчивостью, смысла которой сама не до конца понимаю.
Где-то что-то взрывается, земля подо мной подпрыгивает, бросает мне в лицо каменное мелкое крошево. Едва успеваю прикрыть глаза… или не успеваю? Что-то не так, угол обзора резко снижается. И что-то грязно-густое капает прямо вниз, образуя небольшую лужицу.
Опираясь на покалеченные руки, все равно шатаюсь, как пьяная. Но ползу дальше. Ближе к Пожирателю. Тот тоже валяется в грязи. Настолько изломан и скомкан, что почти полностью потерял любое сходство с человеком.
Больше ни единого разборчивого слова. Лишь нечто вроде скулежа.
«Что вообще происходит?»
Он что, издохнуть решил?
Вот так просто?
Что-то грохочет над головой – и через мгновение спину обжигает острой болью.
Вскрикиваю и пытаюсь дотянуться до раны. Но тут же обжигает выше, в районе лопаток. И тут же передо мной в сухую пыль падают несколько черных капель, над которыми в воздух поднимаются дымные следы.
Еще немного, я почти добралась до него.
Тяну руку – и без того израненную плоть атакуют сразу несколько капель. Кожа под ними расползается, во все стороны протягивается черная паутина мертвых сосудов.
Это жутко больно. Куда больнее обычных ожогов.
Не в силах сдерживаться, вскрикиваю каждый раз, когда на меня снова и снова падают жуткие капли. Из глаз катятся слезы, что норовят еще больше размыть окружающий мир. Или из единственного глаза? Я не знаю. Мне это неважно. Это сон. Всего лишь сон. Кошмар. Как и все те, что уже ни единожды терзали мое сознание. Кошмар закончится – и я снова очнусь в собственной постели, живая и здоровая. Нужно только потерпеть.
Пусть даже собственный крик не переставая звучит в голове, а горло саднит – и кажется, что вот-вот выхаркаешь легкие.
Протягиваю дрожащую руку и срываю с головы Пожирателя капюшон.
Существо дергается, пытается укрыться то ли от моего взгляда, то ли от падающих с неба капель. Его они тоже жалят с той же жестокостью, что и меня. И, признаться честно, вид твари, изнывающей и корчащейся от боли, неимоверно радует. Кажется, даже моя собственная боль отступает на несколько мгновений.
А потом его голова дергается – и я вижу его лицо, вижу широко распахнутые глаза и перекошенный в немом крике беззубый рот.
Я знаю это лицо… Хоть сейчас оно сильно искажено.
Тонкие губы растягиваются в подобии то ли улыбки, то ли оскала – и снова что-то пытаются произнести. Ни звука.
Подземный толчок такой силы, что раскалывает все вокруг в мельчайшее крошево. Больше не за что держаться, не по чему ползти. Мир перестает существовать, сваливаясь внутрь самого себя.
Я падаю в зловонную раскаленную бездну, где нет и не может быть ничего живого. И все же там что-то ворочается и протяжно стонет. Что-то, что с нетерпением ожидает моего скорого падения. А я могу только скукожиться до состояния эмбриона и закрыть глаза.
Лишь бы только все поскорее закончилось.
Глава шестидесятая: Изабелла
Глава шестидесятая: Изабелла
Я очень долго и будто нехотя выкарабкиваюсь из тяжелого сна. Знаю, что сплю, знаю, что могу проснуться, но не в силах этого сделать. Точно изо всех сил работаю руками и ногами, пытаясь выплыть на поверхность безбрежного океана, но что-то цепко держит, тянет обратно – в темноту, холод, неизвестность.
Когда осознаю, что кто-то трясет за плечо, наваждение спадает само собой.
Открываю глаза и не сразу могу сфокусироваться на лице человека, что склонился надо мной. Сначала мне кажется, что это Анвиль, потом его черты заменяются безликими чертами существа с черными провалами вместо глаз, затем там появляется… Лаэрт? И лишь потом сухое бородатое лицо вождя ллисканцев.
Увидев, что я очнулась, ллисканец тут же отступает.
– Твой крик пробудил весь лагерь, королева Артании, – говорит он.
Приподнимаюсь на локтях. Затылок тяжелый, точно пудовая гиря.
Ох, да он не один – сразу за его спиной пара моих охранителей, а у входа в шатер толпится еще несколько ллисканцев.
– Простите, Ваше Величество, – говорит один из охранителей, – но вы не просыпались.
– Все хорошо, – пытаюсь уверенно улыбнуться, но получается прискверно натянуто. – Мне иногда снятся кошмары.
Вождь пристально смотрит мне в лицо и хмурится. Очень нехорошо хмурится. Потом оборачивается и что-то говорит своим людям. Черех пару минут передо мной стоит стакан с каким-то пахучим травяным отваром, а сами ллисканцы исчезают.
– Нужен разговор, – говорит вождь.
Ну вот, а я уж было подумала, что мне показалось – и он ни в чем меня не подозревает. Мало ли кому что снится?
Вообще, очень не уверена, что оставаться наедине ночью с чужим мужчиной – это правильно. Несмотря на верность горных варваров, я понятия не имею, что они могут рассказать Анвилю. И если мужу я верна целиком и полностью, то из таких вот донесений у него могут возникнуть совершенно неверные подозрения.
– Пройдемся, – предлагаю альтернативу, – хочу проветриться.
Ллисканец кивает.
Набрасываю на плечи тяжелый меховой плащ – и иду на выход.
На улице прохладно – и дышится почти свободно. Кажется, я начинаю привыкать к местным ароматам, теперь все эти гнилостные миазмы, что время от времени накрывают лагерь, вовсе не заставляют меня брезгливо морщиться. Хотя, будем честны, сейчас воздух действительно чистый.
Дышу с наслаждением.
– Я слушаю, – говорю ллисканцу, намекая, что молчаливая прогулка меня не очень устраивает.
– Ты не одна, – слышу странное в ответ.
И не поймешь – то ли вопрос, то ли утверждение.
– Не одна?
Он молчит, точно хочет сказать что-то очень неприятное.
– Твои руки… – снова смотрит на меня. – Что с ними? Вчера они были чистые.
Да какого ему не так?
Руки как руки!
Распахиваю плащ и выставляю на обозрение ладони.
И тут же теряю дар речи.
Кожа на руках раскраснелась и явно сильно раздражена, хотя и не болит, но, главное, тут и там видны черные отметины, точно оставленные сигаретными бычками. И вокруг каждой отметины – тонкая сетка из поврежденных кровеносных сосудов.
И не видела всего этого, когда проснулась. Просто не смотрела.
А он обратил внимание.
Надо думать, что-то подобное в изобилии найду и на спине.
Резко прячу руки обратно под плащ, осматриваюсь на чистом автомате, боясь, что отметины увидит кто-то еще. Хотя понятия не имею, чего именно боюсь. Что обвинят меня в одержимости и утопят в болоте? Но так, вероятно, уже бы обвинили. Наверное. Да и что такого в этих ранках? Подумаешь, обожглась… где-то как-то почему-то.
– Очень давно в этом мире было большое зло, – говорит ллисканец, не дожидаясь моего ответа. – Много крови, много смертей. Никто из ныне живущих точно не знает, что это за зло и откуда пришло. Но древние сказания говорят… – он замолкает и на какое-то время отводит взгляд в темноту, точно в состоянии там что-то увидеть. – Сказания говорят, что зло обязательно снова вернется. И снова будет кровь, снова земля покроется ядовитыми язвами и взвоет от боли. Но прежде, появится тот, кто станет говорить со злом. Тот, на чьем теле появятся черные отметины.
Ой-ой.
– Это был просто кошмар, королева Артании?
Отрицательно мотаю головой.
Понятия не имею, что он сделает, узнав правду. Но он доверился мне и поверил, встал на мою сторону в борьбе с мятежниками Артании. Как теперь могу врать ему в глаза?
– Нет, не просто кошмар. В горах его зовут Гуур Дхар – Пожиратель снов.
– Что ему нужно?
– Боюсь, все то, о чем сказал ты сам – он хочет убивать.
– Он уже кого-то убил?
– Насколько мне известно, да, было одно нападение. Уничтожен замок и несколько деревень вокруг.
– Только одно нападение?
– О других мне не известно.
– Я никогда по-настоящему не верил в эти сказания, – вождь ллисканцев неожиданно улыбается. – А теперь получается, что все мы – их часть.
– Я бы очень хотела сказать, что ты ошибся, но это будет неправдой.
– Злу нужно время, чтобы вернуть прежние силы. Поэтому оно постарается не показываться в нашем мире. До поры. А потом его будет не остановить.
– Но как-то ведь его остановили раньше?!
– Да. Но мне не известно, как. Но я узнаю. Если кто-то среди ллисканцев вообще знает.
Некоторое время стоим молча.
– Он что-то предлагал тебе, королева Артании? – спрашивает вождь.
– Да. И я ответила отказом.
Ллисканец криво ухмыляется.
– Смело и безрассудно. Возможно, стоило согласиться.
И уходит, оставив меня наедине с собственными растрепанными мыслями.
Что это вообще было? Нет, не разговор с вождем – произошедшее во сне. Пожиратель разыграл для меня спектакль? Но зачем? А если ему действительно было столь плохо? Если весь сегодняшний кошмар – это отражение его состояния? Ему было больно – очень больно. А если ему можно причинить боль, значит, его можно и убить.
«Воспарившая Луна…» – вспоминаю единственные слова, что были произнесены другим голосом. И теперь я точно знаю, чей это был голос. Слышала его, куда более уверенный и надменный, в одном из своих видений – в личной башне Лаэрта. И именно Лаэрт смотрел на меня, когда сорвала с Пожирателя капюшон. Смотрел как-то странно – будто с надеждой. Исхудалый, осунувшийся, с болезненно-бледной кожей, натянутой на острые скулы. Даже близко не тот холеный человек, что с легкостью и даже удовольствием изуродовал собственную жену.
«Что ты хотел мне сказать?»
Да, я помню эту легенду. Разумеется, помню. Благодаря памяти настоящей Изабеллы.
И что из этого?
Мне стоит воспринимать ее всерьез?
Там скрыт какой-то ответ?
Или я тоже могу стать драконом? Тоже могу переродиться, как это получилось у моего далекого предка?
Или дело вовсе не в легенде, а Лаэрт просто не успел закончить какую-то иную фразу? Более длинную и информативную.
Хотя… с чего я вообще решила, что он хотел мне что-то сказать? Тем более помочь. Если бы я собственными глазами не видела тот их разговор с Изабеллой, если бы всего лишь прочитала его дневник, еще могла бы подумать, что Лаэрт любил свою жену и даже после смерти ищет способ ей помочь… после смерти? Смерти ли? Не стал ли он всего лишь частью Пожирателя?
Но если предположить, что Пожиратель действительно до сих пор не набрал полную силу, то мог ли Лаэрт, как его часть, хотя бы на несколько мгновений моего сна забрать контроль над их общим телом или, вернее, чем-то вроде проекции в моей голове?
Мог ли он тем самым вызвать все то безумие и разрушение, в том числе корчи самого Пожирателя?
Выдыхаю и запрокидываю голову к небу, с которого начинает накрапывать мелкий дождик. Затем снова вытаскиваю из-под плаща руки и осматриваю их. Вроде бы ничего опасного – просто небольшие ожоги. Даже почти не болят. Настораживает одно – раньше из кошмаров я не приносила ничего, кроме собственного страха. И вот, что-то очень сильно изменилось.
Надо успокоиться и прийти в себя. А вдруг я и правда тоже дракон? А что? От такой возможности я точно не откажусь. Только бы знать, как еще в этих ваших драконов превращаться. Пока, как ни прислушиваюсь к себе, ничего такого не ощущаю. Но, возможно, просто не так слушаю. И не там. И не тем.
