Текст книги "Защитник Драконьего гнезда. Том второй (СИ)"

Автор книги: Айя Субботина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 30 страниц)

Глава шестьдесят первая: Изабелла

Глава шестьдесят первая: Изабелла

В следующие дни количество раненых значительно увеличивается. Причем теперь много и тех, чьи ранения – результат магических атак. Несмотря на всю внезапность и скорость ллисканцев, маги мятежников не остаются не у дел, постоянно нанося атакующим серьезный урон. Самих этих моментов я почти не вижу, потому что времени на просмотр «трансляций» почти нет. Возможно, это и к лучшему. Потому что оставляю голову максимально возможно пустой и холодной, полностью сосредотачиваюсь только на помощи раненым. А некоторые раны – очень страшны: сильнейшие ожоги; рассечения, нанесенные не сталью, но какими-то проявлениями стихий; жуткие переломы.

Намеренно не оставляю себе ни капли свободного времени.

Несколько раз за все это время вождь ллисканцев покидает лагерь. Насколько понимаю, его задача – численно поддержать своих людей на том или ином направлении, при той или иной атаке.

При этом отсутствует он не очень-то долго, а пару раз я даже слышу вдалеке нечто вроде гула взрывов. Мятежники, несмотря на потери, все равно продвигаются глубже в болота. И, похоже, в какой-то момент оказываются совсем недалеко от нашего лагеря. Впрочем, до меня боевые действия так и не докатываются. Потому что дней через пять происходит перелом.

Атаки ллисканцев настолько раздербанили, если так можно сказать, относительно строгие порядки мятежников, что от прежней непрерывной «змеи» не осталось и следа. Теперь это отдельные сгрудившиеся группировки, центром которых, как правило, становятся маги. И разделены эти группировки иногда сотнями метров.

Поначалу они пытались поддерживать друг с другом хоть какую-то связь, но большуя часть одиночных вылазок ллисканцы тут же купировали.

Да, мятежников все еще достаточно много, но еще вчера они были лишь деморализованы и рассредоточены на значительном удалении друг от друга, а уже сегодня отказываются выполнять приказы оставшихся командиров.

В шаманском шаре я сама видела, как сначала происходят препирательства и ругань – и поначалу они заканчиваются смертельным приговором здесь и сейчас от руки старшего по званию. А потом субординация и слепое подчинение господину перестают работать. Люди, понимающие, что каждый следующий шаг будет нести им гибель, а до конечной цели их пути еще очень далеко, делают свой выбор не в пользу беспрекословного повиновения. Даже не в пользу компромисса – они берутся за оружие и поворачивают его в сторону своих командиров. Разумеется, рыцари держатся дольше, их верность своим лордам куда сильнее, чем у простых ополченцев. Но рыцарей изначально было слишком мало, да и ллисканцы в значительной степени еще сильнее проредили их количество.

И все это время шаманы в круге остаются без движения. Они даже не пьют.

Минует еще пару дней – и мятежники начинают отступать. Отдельные небольшие отряды разворачиваются обратно. Не подчиняющиеся больше никому, они выбрасывают белые флаги, а некоторые даже избавляются от оружия.

Всю эту информацию я в большей степени получаю от раненых ллисканцев и своих собственных горных спутников, которые так же принимали участие в загоне «змеи». К сожалению, погибшие есть и среди них.

Последующие несколько дней занимает уничтожение оставшихся групп, которые до последнего остались верны долгу. Их немного, но сопротивляются они отчаянно и до последнего бойца. В особенности много беды приносят уцелевшие маги.

Две ночи лес в далеке сверкал, не переставая. В нем будто поселилась локальная штормовая буря, отголоски которой разносились на многие километры вокруг.

Если бы сражение проходило на равнине или даже ллисканцы бы укрывались в какой-то крепости – у них бы не было ни единого шанса выстоять. А так, в родной стихии, налетая и откатываясь, имея пусть отдаленное, но подобие централизованного командования, они совершили почти невозможное: заставили превосходящее их по численности, вооружению и подготовленности войско повернуть вспять.

Тех же, кто повернуть не захотел, попросту уничтожили.

Но какой ценой?

Я не знаю, сколько людей мы потеряли. Но у меня несколько сотен раненых. И не все из них выживут.

Ллисканцев – не орда. И эти потери для них – огромны.

А кроме того, мы потеряли почти всех шаманов. Тех самых, что все эти дни без малейшего движения сидели в кругу и через которых происходила корректировка боевых действий на местах. Они просто не очнулись, когда исчезла черная сфера и превратился в ничто черный дым. Как сидели, так и остались сидеть – выжатые до капли остовы, в которых не осталось ни единой искры жизни.

Выжили только двое. И Г’рах Тар – среди них. У него очень сухая растрескавшаяся кожа, почти как древний пергамент, едва-едва ощущается дыхание, а пульс такой медленной, что я поначалу его не нашла. И все же варвар жив. Все еще жив, но проблема в том, что я понятия не имею, как ему помочь. Все эти шаманские обряды – не то, чему меня учили в родном мире.

Сегодня мне удалось влить ему в рот немного чистой воды. И, кажется, он ее проглотил.

А еще сегодня ллисканцы прощаются со своими мертвыми.

Один раз и все разом.

Потом, через пару дней, они будут гулять и радоваться победе.

А сегодня у них траур.

Сегодня у меня траур.

К вечеру по всему лагерю загораются небольшие костры, в огне которых сгорают местные благовония. Костры разводят заранее – и ко времени, когда церемония прощания начинается, дым от них уже густым ковром заполняет всю поляну. Аромат же стоит такой, что начинает кружиться голова. По крайней мере, я чувствую отчетливое головокружение и какую-то странную легкость во всем теле, будто и не было всех этих дней с минимум сна и постоянными заботами о раненых, словно не было постоянных укусов насекомых и проклятого кошмара, от которого у меня до сих пор на руках темные отметины.

В центре лагеря – большое свободное пространство с установленным там высоким деревянным идолом. Идол старый, с облупившейся тусклой росписью, что, впрочем, не делает его неопрятным, скорее, древним. Нечто подобное я помню и в своем мире, при чем у совершенно разных народов.

Все начинается с неспешных заунывных песнопений, которые заводят женщины, по одной выходящие к идолу. Все они поют одну песню, постепенно вливаясь в уже звучащие голоса, сливаясь и поддерживая их.

Слов я, ожидаемо, не понимаю. Но, кажется, это даже не язык ллисканцев, а, возможно, какой-то древний диалект или заклинание. Так или иначе, но я будто плаваю во всем происходящем, с трудом понимая, что происходит.

Плакальщиц становится все больше, их песня все громче. В какой-то момент их голоса расщепляются на несколько. Вокруг появляются люди с факелами – их лица скрыты за масками, очень похожими на лицо идола. Люди идут по кругу, а затем подходят к идолу и вставляют рукоятки факелов в специальные пазы в деревянном теле. Когда люди уходят, то идол больше походит на горящего дикобраза.

Пение снова сливается в единую песню.

Огонь факелов горит красным, затем зеленым, затем черным.

Пение становится тише, но надрывнее, отчаяннее.

Черное пламя вспыхивает и резко гаснет.

Песня стихает.

К идолу по одному выходят вожди. Что-то говорят, а потом выпивают принесенную с собой плошку с каким-то напитком. Плошку бросают под ноги и тут же на нее с силой наступают. Слышится тихий треск.

Глава шестьдесят вторая: Изабелла

Глава шестьдесят вторая: Изабелла

Чувствую, как в мои руки что-то вкладывают. Опускаю взгляд – простая глиняная плошка с небольшим количеством местного напитка. И рядом – вождь ллисканцев. Ничего не говорит, всего раз указывает взглядом на идола. Я не дура – понимаю, к чему он клонит. Только понятия не имею, что говорить. У меня язык, в прямом смысле этого слова, прилип к нёбу, я и слово из себя вытолкнуть не в силах.

Тишина. Все взгляды устремлены на меня.

Интересно, если я сейчас просто выпью этот напиток, но ничего не скажу – на меня сильно обидятся? На самом деле, глупый вопрос. Достаточно поставить себя на месте этих людей и подумать, как с их стороны будет выглядеть мой поступок. Как плевок?

Понятное дело, свою роль ллисканцы уже выполнили. Теперь мне надо скорее возвращаться в Драконье гнездо и помогать Анвилю в обороне от Магистра, а все эти ребят из болот… ну, кому какое дело до их обид?

Выдыхаю и трясу головой.

Надеюсь, я никогда не буду всерьез думать в подобном ключе.

Медленно иду к идолу.

То ли кажется, то ли уже привыкла, но головокружение вроде бы исчезло. А легкость в теле все равно осталась. Впрочем, не уверена. Состояние очень странное. Уверена, все эти разложенные заранее костры с плотным ковром дыма – там есть что-то наркотическое. Не очень сильное, но тем не менее. Особенно в отношении непривыкшей и неподготовленной меня.

Останавливаюсь возле идола и разворачиваюсь лицом к собравшимся.

– Спасибо.

Я не знаю, что говорил каждый из вождей, и вообще понятия не имею, что принято говорить на похоронах в каких бы то ни было племенах. А потому хочу сказать, что тяжким грузом лежит на сердце.

– Я благодарна каждому из вас. Что приняли, что выслушали, что поверили. И теперь, перед лицом каждого павшего воина, перед лицом каждого выжившего я клянусь выполнить все, что обещала. У ллисканцев будет угодная земля и всё расположение и помощь Драконьего гнезда.

Делаю паузу, чтобы понять – слушают ли меня.

Слушают.

– Ваша война окончена. Моя – продолжается. Если бы не вы, у Артании бы ни было ни единого шанса выстоять. Теперь он есть. И я клянусь, что вернусь к вам, когда одержу победу. Вернусь, чтобы собственными руками передать вам во владение новые земли, чтобы научить всему, что знаю сама.

Замечаю нахмуренное лицо вождя ллисканцев. Он будто над чем-то очень сильно думает. Сомневается во мне? Что победа будет моя? Что вернусь?

– Я благодарна каждому из вас, – благодарю снова. – И сделаю все, чтобы гибель ваших воинов не была напрасной. Сделаю все, чтобы впредь наши народы жили в мире. Знаю, что мертвых это не вернет и горе по их потере не изгладит. Мне жаль каждого, кто погиб. Мне жаль каждого, кто потерял. И я прошу прощения за то, что стала причиной этой боли. Мир праху погибших. Пусть спят и не беспокоятся о своих родных.

Разом выпиваю содержимое плошки. И буквально задыхаюсь, потому что это какой-то очень крепкий алкоголь. Будто расплавленный металл в себя плеснула. Из глаз ручьем слезы, а в успокоившейся было голове снова круговерть.

Очень надеюсь, что ллисканцы не примут мои слова за попытку откупиться. Я действительно очень им благодарна, мне действительно очень больно от всей той крови, что я им принесла, и я действительно хочу, чтобы они это знали.

Покачиваюсь на неверных ногах и шагаю прочь.

Отлично будет, если грохнусь тут носом вниз.

Из рядов собравшихся выделяется одинокая фигура и идет ко мне. Вытираю слезы и щурюсь, пытаясь разглядеть, кто это.

Вождь.

Я все-таки сказала что-то не то?

Молча подходит и становится рядом.

Смотрю на него и ничего не понимаю.

Какое-то время царит тишина, нарушаемая лишь легкими порывами ветра, треском костров и стрекотом ночных насекомых.

Чувствую себя очень по-дурацки, потому что не понимаю, что мне делать дальше. Чего ждет вождь? Почему молчит? Почему ничего не происходит? Мне надо свалить и не мешать продолжению церемонии?

Аккуратно делаю шаг в сторону. Это не то чтобы бегство, но очень аккуратное тактическое отступление на ватных ногах. Никогда не умела пить. Изабелла, видимо, тоже. А еще эти ваши непонятные дымы.

А вождь начинает что-то говорить. В очередной раз кусаю губы, что вообще не в зуб ногой, даже примерно не понимаю, о чем он. Но говорит спокойно – и на меня не смотрит. Значит, все идет своим чередом… или нет? Потому что на меня он все же смотрит. И я застываю, как мышь перед взглядом питона. Тоже мне поведение королевы. Хотя, внешне, мой страх и неуверенность, наверное, не особенно видны. Наверное…

– Что-то не так? – на удивление спокойно задаю вопрос.

Вождь молчит.

А из рядов собравшихся выделяется еще одна фигура – делает шаг вперед и останавливается. Затем то же самое делает еще один воин и еще один.

Какого лешего происходит?

– Я сказал им о зле из твоего кошмара, – говорит вождь. – Сказал о ранах на твоих руках. Сказал, что Пожиратель снов снова пришел в наш мир.

Какого?

Зачем?!

Об этом не знаю даже мои собственные подданные.

– Тебе нужна помощь, королева Артании, – продолжает вождь. – И мы пойдем с тобой.

– Нет, – невольно загораживаюсь руками, – я не могу и не буду просить вас об этом. Вы и без того сделали сверх того, о чем я уже просила. Уже заплатили дорогую цену.

– Считай, тем самым мы оберегаем свою собственную новую землю, королева Артании, – усмехается ллисканец. – Если ты проиграешь в своей схватке, кто даст нам обещанное тобой?

– Я не проиграю, – говорю даже не для них – для себя.

И чувствую, что реву, как распоследняя дура. И эти слезы уже не реакция на крепкую выпивку, не реакция на дым и пылинка мне тоже в глаз не попала. Это нервы. И эмоции. Когда ехала сюда, и подумать не могла, что все так получится. Что буду не в силах выразить всю ту благодарность людям, которые не должны мне вообще ничего, но при этом готовы выступить на моей стороне в битве, в которой, откровенно, я не знаю, можно ли победить в принципе.

– Мы должны атаковать, пока Пожиратель слаб, – говорит вождь. – Потом никому из всех нас по обе стороны от каменной стены земля не понадобится.

«Пожиратель слаб…»

Хотела бы я быть уверенной в этих словах, учитывая ту беду, что тварь уже принесла в земли лорда Фарвурда.

– Спасибо, – произношу громко, чтобы услышали все, даже в задних рядах. – Я в большом долгу перед вами. Что ж, надеюсь, наши дети будут вспоминать эти дни, как дни, когда были сделаны важные шаги даже не к миру – к выживанию наших народов. И мы выживем, мы победим – и станем сильнее, чем сейчас. А нашим детям достанется мирная земля и героические песни, вспоминая которые, они вспомнят и нас. Всех нас, кто погиб – и кто выжил.

Плевать, что звучит пафосно. Именно так я и думаю.

Глава шестьдесят третья: Анвиль

Глава шестьдесят третья: Анвиль

Армия Магистра уже близко. По сути, им остался один дневной переход. С моря атаки не будет – теперь уже наверняка. Вторая часть флота два дня назад с моей помощью отправилась вслед за первой. Причем, что примечательно, на этот раз корабли большей частью были новое, спущенные на воду совсем недавно. Не исключаю, что из той самой древесины, за которую все еще должна расплатиться Корона.

Но главное во всем этом то, что из возможных трех направлений атаки нам удалось купировать как минимум один.

Что с ллисканцами?

Я знаю лишь, что Изабелла покинула Превратную крепость и отправилась в болота. Сколько дней с тех пор прошло? Около пятнадцати? Тянущая бесконечность ожидания и неведения.

Пару раз я уже почти было срывался и даже направлялся в сторону ллисканских болот. И оба раза разворачивался, возвращался. Потому что отлично понимал – могу сделать только хуже. Как бы погано это ни звучало, но если Изабелла не была достаточно убедительной, ее уже нет в живых. А если была – мое появление может все испортить.

Проклятая дилемма, в которой на одной чаше весов чувства, а на другой – разум. Куда проще жить, когда королевский брак строится исключительно из полезного расчета. Никаких тебе терзаний и бессонных ночей. Только голый расчет. Но я так не хочу. Теперь, когда знаю, насколько полно можно жить, когда от расчета нет вообще ничего.

Накануне разведчики сообщили, что мятежники остановились у входа в Снежное ущелье. Ночью, разумеется, они в него не сунутся, а вот с утра обязательно попытаются пересечь. Ущелье не очень большое, но достаточно узкое, чтобы зимой более чем наполовину заполняться плотным наносным снегом. После Снежного армия Магистра почти до самого Драконьего гнезда не встретит серьезные природных преград.

Поэтому выхожу во внутренний двор замка. На улице еще темно, но ночь сегодня на удивление спокойная и теплая. Поднимаю голову и замечаю отблеск свечи в комнате Амелии. Не спит? Но отблеск тут же исчезает. Возможно, показалось. Вообще, дочка спит хорошо. Я даже специально спрашивал ее, не снятся ли ей кошмары, опасаясь, что Пожиратель может попытаться проникнуть и в ее разум. Но, к счастью, нет.

К слову, со служанкой Амелии я поговорил – и насчет старого Влозо та ничего не знает. И плевать бы не имя, но она не знает вообще ничего о каком бы то ни было старике, который бы говорил с Амелией. Ну, то есть, к ней, разумеется, подходят люди, приветствуют ее, даже о чем-то спрашивают или что-то желают, но никаких разговоров относительно Изабеллы с ней точно никто не вел. По словам служанки.

И тут возникает вопрос – кто-то из них врет.

Но зачем?

За Амелией я ни разу не замечал лжи. Но при этом какой смысл служанке скрывать банальный разговор Ее Высочества? Или не банальный?

При этом в разговоре со мной служанка выглядела откровенной. Взволнованной, но откровенной.

На всякий случай теперь Амелию будут сопровождать два охранителя. Да, дочке это не понравилось, но аргумент насчет опасных времен все же немного поубавил ее гнев.

Нам бы пару-тройку месяцев спокойствия, чтобы она полностью овладела контролем над внутреннем зверем. Потому что тех занятий, что стараюсь с ней проводить, очевидно, недостаточно. Амелия рвется в бой. Причем в прямом смысле этого слова. Рвется защищать Изабеллу. И ее резкие перепады настроения, сопровождаемые пробуждением зверя, в какой-то момент могут обернуться бедой.

Оживление на стене заставляет отвлечься от собственных мыслей. Кажется, у нас гости. Быстрым шагом направляюсь к закрытым сейчас воротам. Сверху доносятся отрывистые окрики. Так, это гонец. Из Превратной крепости!

Перехожу на бег и чувствую, как ускорилось биение сердца.

Всего лишь гонец – не Изабелла.

Что это значит?

Не хочу даже предполагать. Пустая голова – абсолютно пустая. Прочь все мысли.

Едва дожидаюсь, когда опустят мост – и в воротах откроется небольшая дверь, пропускающая внутрь всадника.

Гонец выглядит погано – явно очень долго в дороге. Да и лошадь едва не на последнем издыхании. За ними будто все варвары мира гнались.

– Что случилось?! Что с ней?!

Едва сдерживаюсь, чтобы не закричать.

Гонец с большим трудом сваливается с лошади, но на ногах все же стоит, хотя едва-едва.

– Лекаря, – отдаю короткий приказ.

– Ее Величество в полном здравии, – хрипло, но отчетливо отвечает гонец. – Я выехал из Превратной крепости сразу, как она вернулась из земель ллисканцев. Мчался почти без отдыха. Мятежники разбиты. Ее Величество уже в дороге сюда, но ей понадобится еще несколько дней.

– Спасибо, – не отказываю себе в порыве обнять гонца. – Отдыхай. Тебя проводят.

Кажется, с моих плеч разом свалилась целая гора – не больше, не меньше.

«Мятежники разбиты» – значит, из трех возможных направлений удара остался только один. И пусть именно оттуда придет Магистр с наиболее сильными магами, теперь мы можем позволить себе не распылять силы, а полностью сосредоточиться на отбитии лишь одного кулака.

Разворачиваюсь, чтобы подняться на свою башню. Так легко я к Драконьему гнезду мятежников не подпущу.

Амелия – она стоит посреди двора и смотрит на меня.

Маленькая, босая, в наброшенной на плечи меховой накидке, но едва ли она достаточно греет даже в теплую ночь.

– Мама? – спрашивает одними губами.

– Все хорошо! – быстрым шагом к ней и подхватываю на руки. – Ты почему не спишь? Почему раздетая? Мама победила и скоро будет дома.

– Правда? – глаза дочки огромные.

Видно, как ей хочется обрадоваться, как хочется выдохнуть, но все еще очень страшно.

– Ты же сама видела гонца.

– Видела, – отвечает тихо.

– Он принес отличную новость. Теперь все точно будет хорошо. Если только одна непослушная девочка не перестанет ходить босой по холодным камням.

– Тепло же, я совсем не замерзла, – но тем не менее поджимает ноги.

– Так и знай, если начнешь кашлять, попрошу маму, чтобы поставила тебе самых толстых пиявок.

– Б-р-р-р-р, – гримасничает Амелия, – они противные.

– Вот-вот, поставит тебе самых противных пиявок.

Нам навстречу выскакивает причитающая служанка Амелии.

– Простите, Ваше Величество, задремала я, – заламывает руки. – Всего на мгновение глаза закрыла, а как очнулась…

Жестом прекращаю ее «плач». Надо будет найти кого-то ей на замену. Или в помощь. После инициации дочка действительно стала очень активной, а сейчас совсем не время, чтобы пускаться в ночные приключения. Даже если это банальная встреча гонца. Совсем скоро здесь будет жарко, а это значит, что каждый должен будет строго выполнять порученное ему задание. И Ее Высочество никак не исключение. Напротив, она должна будет строже всех прочих делать то, что ей говорят. Будут ли это мои слова или слова Изабеллы.

– А сейчас спать, – передаю Амелию на руки служанке. Надо бы уложить ее самому, но уже слишком много времени потрачено, вполне возможно, войска Магистра уже в Снежном ущелье. – И никаких больше побегов, хорошо?

– Ты снова улетишь?

– Совсем ненадолго. Утром проснешься, а я уже здесь.

Амелия дуется, хочет что-то сказать, но сдается. Вздыхает и кивает.

– Иногда мы должны делать то, что должны, – говорю на прощание. – Иногда это – спать. Даже если кажется, что можешь и хочешь гораздо больше. Я могу вам доверять, Ваше Высочество?

– Да, Ваше Величество, – смиренное в ответ.

– Хорошо.

А теперь бегом на башню и в небо.

Ночь сегодня безлунная и темная, но это не значит, что это серьезная причина не миновать Снежное ущелье ночью. Хотя, если бы такая попытка и была, я бы уже об этом знал.

Ночной воздух подхватывает меня и поднимает под самые облака. Несколькими мощными взмахами крыльев быстро набираю скорость. Добраться таким образом до ущелья – совсем недолго. И я как раз вовремя. Первый небольшой отряд, используя факелы, исследует ущелье на предмет ловушек. У меня была мысль организовать здесь небольшую лавину, но, опять же, все эти ухищрения – не преграда для сильного мага.

Позволяю разведчикам беспрепятственно миновать ущелье.

Далее, когда мятежники понимают, что ловушек нет, в путь пускается конница. Но по узкой тропе одновременно могут пройти только две лошади, потому вереница будет долгой.

Что-то мелькает на самой границе зрения.

Что-то быстрое, яркое… золотое.

Кажется, даже в форме дракона я способен ощущать лютый озноб, хотя за всю свою жизнь ни разу его не чувствовал. Но сейчас меня буквально встряхивает.

Нет! Нет! Нет!

Ты же обещала!

Это золотой дракон, размером в половину меня. И он летит ровно в ущелье.

Оглашаю округу громогласным ревом. Мне плевать, что о моем присутствии теперь знает абсолютно каждый человек и маг.

Маги…

Они уже атакуют Амелию.

Они ждали, они знали, что просто так пересечь ущелье не получится. И они приготовились, до поры скрывая свои силы.

С земли, из-за пределов ущелья, к несущейся вниз золотой стреле разом выстреливают светящиеся сети. Нечто подобное, но куда более обширное, чуть было не накрыло меня, когда впервые атаковал стоянку мятежников, но тогда сеть раскидывалась куда медленнее.

Амелия влетает в ущелье и заполняет его пламенем. Но она не видит сети, а потому, когда пытается набрать высоту, попадает в западню. Ее накрывает сразу с двух сторон.

Ее крик настолько пронзителен, что полосует меня, точно острейшая бритва.

Отчаянные взмахи золотых крыльев, но они не способны разорвать магическую ловушку.

Складываю крылья и падаю к земле. Несусь ровно туда, где в путах бьется золотой дракон. Амелия все ниже. Она по-прежнему извивается, кричит и резко взмахивает крыльями, но светящиеся сети неизменно тянут ее к земле. А потом вокруг нее появляется ледяное кольцо, испещренное испещрённое тончайшими ледяными же иглами.

Все мое внимание сосредоточена в единственной точке, все мое тело напряжено до предела. Я бы хотел упасть быстрее, но просто не могу. Гул ветра в ушах почти перекрывает крик моей дочери. Но все же лишь почти.

Я выдыхаю пламя ровно в тот момент, когда ледяное крыльцо взрывается. Пожирающий все поток убийственного огня обрушивается на золотого дракона, скрывает его от любых глаз, чтобы через несколько мгновений рассеяться, оставив по себе выжженый дымящийся кратер, в центре которого замерло тело Амелии – не золотого дракона, но маленькой девочки, с ног до головы покрытой толстым слоем сажи.

Сетей нет.

И живых людей рядом тоже нет.

Врезаюсь в землю, накрывая собой тело дочери.

Что-то грохочет – и я едва успеваю отвернуть голову и сгруппироваться, когда тело сразу в нескольких местах прошивает острая боль.

Отплевываюсь огнем, по сути, не видя противника.

Запрокидываю голову и вижу новые сети.

Со всей осторожностью, на какую способен, подхватываю невесомое тело Амелии в когтистые лапы и раскрываю крылья.

Снова жуткий грохот – и снова целая россыпь сокрушающий все и вся ледяных игл.

Одно крыло тут же подламывается и почти перестает слушаться.

Вместо того, чтобы пытаться уйти в небо, влетаю в ущелье. Меня бросает из стороны в сторону, опрокидывает на каменные стены, но зато ловчие сети сюда не достают.

За спиной еще грохочет, но мы уже далеко, уже покинули ущелье.

Прижимаю Амелию к груди и направляюсь в сторону Драконьего гнезда. Медленно, постоянно заваливаясь на сторону почти не работающего крыла, но все же получается держаться в воздухе.

Я не знаю, что с дочкой. Не знаю, жива ли она. Открытых ран я не видел, но под слоем сажи их и не разглядеть.

Пустая голова. Ни о чем не думать.

Не усмотрел, не защитил…