Текст книги "Марш Акпарса"

Чиї їм мну і і н юн і.   и ми, коснулись лбами земли.

  і IM4 чи і мо инь.і Лптулатм Грустно льются слова:

H пн ниє її, мерты.ч, Княмаї гера, мы в честь тебя зажгли

і о I II. чн I а к нус м. они осветят долгий путь идущего в твое

большое царство.

Пускай осветит!– хором повторили люди, стоящие на колених,

К і моему великому престолу придет достойный. Ты его прими по справедливости. Не мучай его души, воздай ему за страдания ил ісмле, присуди великое и вечное блаженство.

–        Воздай ему!

–        Сейчас душа Туги от нас уйдет. Проводим же ее прощальной песней.

И полилась песня, такая же печальная, как и слова карта:

Много звезд в высоком небе Темной ночью нам сверкало,

Но одна звезда, сгорая,

В бездну черную упала.

Ты один в дорогу вышел —

В мир загробный Киямата,

Разве ты, родной, не знаешь,

Что оттуда нет возврата?!

О юмо, наш бог великий,

Где найти такие силы:

Человека дорогого Воскресить из злой могилы?

Закончена похоронная песня, в долгом молчании стоят люди. Наконец, карт говорит:

–        Теперь оставим близких и родных. Пускай простятся. Все выходите.

За воротами большая толпа. Вся округа знала о несчастье Нуженала. Одни пришли на поминки попить, поесть, другие, чтобы узнать, кого выберут вместо Туги, третьи – просто так, поглазеть на похороны.

Ворота раскрылись около полудня. В них показались Аптулат, старейшины, лужавуи. Карт поднялся на пригорок, оглядел толпу, сказал тихо:

–        Туга скончался, и Горная земля осиротела. Он ушел и не успел сказать, кому вручить тамгу Большого лужавуя. И мы, старейшины, у вас спросить хотим. Кто хочет говорить?

Аказ выслушал призыв карта равнодушно. Он и раньше, пока был жив отец, не хотел взваливать на себя бремя власти. Когда ему сказали, что тамгу хотят передать Ковяжу, он даже обрадовался. Так и сказал Эшпаю, который заговорил с ним о тамге. Тогда Эшпай ничего не сказал ему, но сейчас подошел, шепнул на ухо:

–        Когда я тебе про тамгу говорил, ты только о себе думал. Зачем ты сейчас клятву отцу давал? О народе подумай. Мырзанай к тамге руки тянет.

А на пригорок уже вышел Атлаш. Резко, будто отрубая слова, начал бросать их в толпу:

–        Мы при Туге жили? Жили. Хорошо жили? Нет. Сколько крови пролито зря. Туга толкал народ в войну? Толкал. Сын его Аказ только и знал, что лез в стычки с татарами. А вы все расплачивались кровью. Скажи нам, Ятман, сколько людей твоего рода погибло в этой драке?

Шестеро,– ответил Ятман.

А у тебя, Япык?

Троих мы схоронили. Сгорела в кудо дочь...

А ты видели Боранчея?—продолжал Атлаш.– Старик соні. і . умирает он     тоже потерял дочь, избит, истерзан. И кто ви|ущ н Аказ. Так неужели мы отдадим свои судьбы в руки человека рода? Подумайте!

Теперь меня послушайте, люди!—Мырзанай вышел вперед.– Мы поутр у случайно встретились с мурзой...

Случайно ли?!

Ты не перебивай меня, Эшпай. Мурза очень сожалел, что так случилось.     И он советовал вам, люди, тамгу вручить достойному человеку,                                                                                         такому, кто сможет править вами мудро и не толкать в братоубийственные стычки.

Сккажи кому!– выкрикнули из толпы.

Да, и скажу. Любому, только не Аказу.

Мерин! крикнул Япык.

Пускай Кови ж берет тамгу!

Он мололод совсем мальчишка! і Іншій Анн ні I

І VI Ні инй родии мы ЦС XIIIIIМI І! і миші мн прщпрпк вив кочил Аглаш:

Эй вы! Мы так никогда не договоримся. Совета моего послушайте. Л ні поим м Мыришаи среди нас нет. Его надо выбрать.

 ..................................   Мир.тамай   встал   рядом    с Атлашем, заговорил:

Вы не дослушали меня. Мурза велел нам передать вам саблю и мы ее вручили самому достойному. И еще велел вас от его имени вознаградить. Мы с Атлашем наскребли немного...

Мырзанай вытащил из-под халата кошель и начал пригоршнями швырять, в толпу медные монеты. Первыми на землю ринулись дети и женщины. Скоро все с криком и визгом ползали по траве, пинали друг друга, выискивая деньги. И тут Аказа будто толкнуло что-то. Он взбежал на пригорок, оттолкнул Атлаша и Мырзаная проскочил меж ними, остановился, крикнул:

Опомнитесь, люди! Где ваша прежняя гордость, черемисы? Как вам не стыдно ползать на коленях из-за пары жалких медяков?

Для бедного, Аказ, и ржавая таньга – польза,– крикнул Атлаш, но Аказ не слушал его, продолжал:

Вы что, не знаете Мырзаная? Вы поползли к его ногам на  четвереньках, теперь ему ничего не стоит поднять ногу и переломим. каждому хребет. Сейчас он вас придавит. Пока не поздно – встаньте! Распрямитесь!

И люди стали подниматься. Они начали бросать деньги на траву, одни– открыто, другие—незаметно разжимая кулаки.

–        Ты, Мырзанай, хочешь управлять людьми, над которыми насмехаешься. Если хочешь помочь им – помоги честно, а не бросая милостыню. Ведь своим богатством ты им обязан!

–        Это почему же?

–        А разве не у них ты скупаешь за бесценок шкуры и втридорога сбываешь в Казани? Тряхни мошной, там немало золота, нажитого за счет других.

–        Не верьте ему, люди!– крикнул Атлаш.

–        Молчи, Атлаш. Если бы не мой отец, вы с Мырзанаем давно бы запродали наш край Казани. Смотрите, люди, они привезли вам бейскую саблю, они хотят, чтоб наш лужавуй стал беем. Не будет этого! Мы Казани не подданные, мы своей землей управляем сами.

Атлаш выскочил вперед и прокричал в лицо Аказу:

–        Ты другим упреки не бросай, ты за свои проступки ответь, за вину отца твоего ответь. За убитых людей, за сгоревшие жилища.

–        Отвечу! Если нужно – жизнью.

–        За сто смертей – не мало ли? Когда бы твой отец и ты слушались старейшин, нас слушались...

–        Уж не тебя ли, Мырзанай? Ты прихвостень мурзы, и это все знают.

–        Да как ты смеешь?!

–        Смею. Скажите, кто направил нож мурзы в грудь моего отца? Ты, Ятман? А может, ты, Токмолай? Или ты, Япык?

–        Я и на свадьбе не был...

–        Вот-вот... А что я говорил? Надо было встретить волка на дороге, и мы прогнали бы его. Не ты ли, Аптулат, сказал, что свадьбу прерывать нельзя?

–        Не я сказал. Обычай так велит.

–        Обычай? Он нам помог? Спокон веков земля, леса и реки принадлежали нам. Так почему мы, как трусливые зайцы, дрожим на своей земле? Потому, что вас заставляют ползать на коленях такие, как Мырзанай и Атлаш.

–        Правду говорит Аказ!—крикнул Сарвай.

–        Верно!

–        Но если бы трусливый волк Кучак знал, что за кровь ему отплатят кровью, разве он посмел бы пытать наше терпенье столько лет?

–        Что, сынок, нам делать?—спросил Эшпай.

–        Пусть будет у нас смелый лужавуй, а не прихвостень мурзы. Я кончил. Решайте, люди.

–        Главе лужая нужна мудрость, а не смелость,– заговорил Токмолай.– И ты, сынок, неправ.

–        А это есть у Аказа?—спросил Атлаш.– Он безрассудный ..

Безрассуден тот, кто веру в свой народ потерял,– возразил Яшмпй—Тебе, Мырзанай, люди не верят. Аказ, конечно, молод, он горяч, но смел и честен. А мудрость придет. Отдадим тамгу Лишу и, чтобы все было по справедливости, пусть все, кто хочет |у ни»уем Мырзаная, встанут справа, все, кто верит Аказу, ста' муI слева.

Толпа загудела, зашевелилась. Кто-то группами подходил к Дюну, кто-то перебегал на сторону Мырзаная. Но многие стояли в нерешительности и смотрели на своих старейшин. И Мырзанай понимал, что все дело решат старики.

Эшпай и Сарвай сразу стали на сторону Аказа. За ними – люди их родов. Затем Аптулат вышел на середину, сказал:

Мы прожили свое. Нам, старики, надо о молодых думать. Им идти дорогой жизни, а под ханским сапогом – смерть,– и Перешел на сторону Аказа. За Аптулатом влево двинулись Уран– лмй, Токмолай и Ятман.

Гиал и Япык остались около Мырзаная, Атлаш от него и не отходил. Но стало ясно: народ захотел поставить Большим лужавуем Аказа.

Вдруг все увидели старика в лохмотьях. Лицо его было в спичках и кровоподтеках, в волосах – сухая трава и листья. Немногие узнали в нем Боранчея. Глаза его были безумны, он подошел и Мныку, оскалил зубы в дикой улыбке, проговорил, выставляя вперед костлявую руку:

Ты слышишь, как зазвенели гусли? Там поют. Там свадьба там дочь моя... А-а, вот она, сюда пришла. Я ждал тебя, Эрви... Иди скорей ко мне... дай обниму... Прижму к своей груди.—Старик направился к девушке в ярком белом наряде, она испуганно скрылась в толпе.– Куда же ты? Нет, это не она... Вновь чужая,– он заметался подбегая то к одной, то к другой девушке.—О, зачем вы прячете ее. Отдайте мою Эрви!

Аказ бросился к Боранчею. Тот сначала отпрянул от него, мигом тихо сказал:

– Я тебя узнал: ты Аказ.

–        Да, это я, отец.

Отец?! Нет-нет! Эй, люди, помогите. Это он украл мою Эрни! Куда ты ее спрятал, говори?!—Боранчей схватил своими костлявыми пальцами руки Аказа, сжал их, словно клещами. – (скажи, кому ты ее продал?!

Отец, одумайся!

–        Ты лжешь! Отдай Эрви, отдай! Будь проклят!

–        Смотрите, люди!—крикнул Алташ.– Даже Боранчей проклинает его...

 Алташ?—Боранчей отпустил Аказа и кинулся к Алташу,– Им с Мырзанаем... Значит, это вы толкнули Эрви в пасть шайтану. Я видел... Тебе пушнины нашей мало... Ты продал землю. Сколько денег получили вы за все?!– Боранчей огляделся, увидел на земле монеты, начал хватать медяки.– Вон сколько денег! Они блестят повсюду. Вот они... И там... И здесь.– Набрав пригоршню монет вместе с травой и пылью, старик поднялся и, припрыгивая, стал сыпать деньги на голову, выкрикивая:—О, боже! Деньги! Они в крови!—Он прыжками пересек улицу и скрылся за углом. Аптулат бросился догонять, но несколько молодых парней опередили его, догнали Боранчея и привели обратно. Он не сопротивлялся, видимо, разум его просветлел. Он шел с поникшей головой, ни на кого не глядя.

–        Пойдешь ко мне в кудо?—спросил Аптулат.– Я полечу твои раны.

Боранчей устало закрыл глаза и кивнул головой.

–        Эрви мы найдем. Она жива и здорова. Ты мне веришь? А сейчас пойдем...

Старик кивнул головой и пошел вслед за картом.

И почти в тот же момент появился Топейка. Он соскочил с коня, крикнул:

–        Сейчас приедет лекарь!

–        Не нужно лекаря. Отец скончался.

Топейка подошел к Аказу и виновато заговорил:

–        Прости, Аказ, сейчас не время, но встретил я Чапкуна. Его послал Мамлей. И велено тебе сказать: мурза в Чалыме. Он там кормит лошадей. Эрви веревками связана. Тебя зовет.

Аказ подбежал к Эшпаю, передал слова Топейки, спросил:

–        Что делать, подскажи?

–        Скачи, сынок. Но зря не рискуй. Будь осторожен. Мы отца без вас не похороним.

Аказ махнул рукой Ковяжу.

–        Эрви в Чалыме. Пойдем в погоню. Скачи в Еласы – всех поднимай. Топейка!

–        Я тут.

–        Со мной поедешь...

На той поляне, где Аказ когда-то встретил Эрви, собралось около двадцати всадников. От Мамлея снова прискакал посыльный – мурза в Чалыме только напоил лошадей и сразу уехал. Аказ решил в Чалым не заезжать, а спрямить дорогу и тем самым наверстать потерянное время.

–        Вперед никого посылать не будем,– сказал Аказ, когда все сели на лошадей,– поедем вместе.

–        А если неожиданно наскочим на мурзу?—спросил Топейка.

–        Не наскочим. Дорога расскажет все, только гляди на нее...

Аказ ехал впереди и читал следы на дороге. Вот здесь мурза

останавливался. Поили лошадей. В другом месте перевьючивали...

Следы становились все свежее и свежее. На повороте Аказ поднял руку, и все остановились.

Мурза близко.

– Откуда знаешь?– спросил Янгин.

– Посмотри, с лошадиной морды упала пена и не успела высохнуть. Значит, мы сели мурзе на хвост и теперь не отстанем до вечера. Янгин, заберись-ка на эту ель и посмотри, далеко ли мурза?

Янгин забрался на вершину дерева и быстро опустился.

Они совсем недалеко. Я видел костер...

До самой темноты осторожно следовали всадники за мурзой. Miы от Нуженала за день отъехали далеко, кони притомились, ехать было труднее. Теперь нельзя было следить за мурзой с деревьев, 111 и 11 м у приходилось продвигаться крайне осторожно. Раза два їй реаиис всадники чуть не наскочили на татар. Хорошо, что те ними шумно, не думая о погоне. Скоро стало ясно, что мурза ціннику и дороге делать не будет. Близилась полночь, а татары все ехали и ехали.

Хуже в всего было то, что появилось несколько дорог, они разни и і и« і. в разные стороны, всюду было много следов, и угадывать іридії них следы лошадей мурзы становилось все труднее и трудней, і кнро выехали на такое место, где путь разделился на четыре дороги, и по какой поехал мурза, было невозможно понять. Кто-то посоветовал возвращаться обратно. Но Аказ твердо решил, что мурза мой. На утро, да сделает отдых. По всем четырем дорогам он щи,! англядчнкп. Через полчаса первым вернулся Мамлей кинулся к Аказу и радостно крикнул:

Мурза остановился и зажег костер. Татары сидят и поют песни.

Хорошо, МамлейІ Оставайся здесь и жди остальных доглядим                       ащ опий le иве,– сказал Аказ и повернул коня на дорогу.

|*щ у, |!и юмнрой вернулся Мамлсй,

(»ми її і......................................... і. неаилто Показалась речка с мостиком, а за

Не«, чум И Мирине пі мириш, мерцал одинокий костер. Около

S

HipB ...................... . .....................  і і и у н 1-і и и у to песню. Изредка он под-

ЙИЮзвнм і нір і   мої, и огонь вспыхивал сильнее, осве-

ІІІ.Щ МПИЮНИЙ В ПІЗНІЇ НИН III II I ер, III ним коновязь.

Синаев врити, Лип і   бра шлея. В его груди снова закипел

■ і   скрипнул і мпшн.дн и позвал товарищей к себе.

Мы нападем на них с ipex сторон...

Погоди, Аказ, Топейка подвинулся ближе, зашептал:– зачеп нападать? Давай я пошумлю на мосту, а ты переплывай реку, пока идет драка, ты выкрадешь Эрви.

Воровать свою жену? Нe для того я сюда пришел. Сперва умрет мурза Кучак, потом мы перебьем его джигитов.

–        Зачем так рисковать? Украсть – легче,– настаивал Топейка.

–        Какой большой, а не поймешь!—воскликнул Янгин.– Нас обесчестили. Надо отомстить.

–        Верно, братишка. Иди к лошадям и будь наготове. Ты, Мамлей, бери шесть патыров и обходи татар справа, а ты, То– пейка,– слева. Ковяж возьмет тоже шесть человек и станет в запасе. Если нам будет трудно – на помощь придет. Я сам буду на мосту. Идите быстрее, время не теряйте – скоро рассвет. Когда услышите мой свист – сразу начинайте. Пока джигиты с вами дерутся, я разыщу мурзу. Ну, берегись, Кучак!

Мамлей и Топейка, взяв по шесть человек, разошлись в разные стороны. Ковяж отошел назад по дороге. Аказ, прижимаясь к земле, пополз к мосту. За ним, чуть поодаль, пригибаясь, шли двое. Сколько прошло времени, Аказ не знал, но чутьем угадывал, что посланные в обход еще не подошли, и потому свистка не подавал. Вдруг слева послышался какой-то вскрик, затем непонятный шум. Аказ вздрогнул и приготовился к сигналу. Потом шум утих, зато около костра появилось несколько человек. Аказ понял, что медлить больше нельзя, вложил в рот два пальца и пронзительно свистнул. Подождал немного, прислушался. Ни справа ни слева не донеслось никаких звуков, похожих на внезапный налет. По-прежнему шумно было только около шатра. Аказ свистнул еще раз, и почти одновременно от костра грохнул выстрел.

Пуля пролетела над головой Аказа и, видимо, поразила товарища, стоявшего за кустом. Тот схватился за грудь и с криком упал на траву. За мостом раздалось еще несколько выстрелов, и тут Аказ увидел, как около моста появилась кучка воинов. Они не подозревали о засаде и двигались по направлению стонов раненого. Аказ быстро выхватил стрелу и положил ее на тетиву лука. Правая сторона моста освещалась отблесками костра, и ему хорошо было видно, как около перил пробежал человек. Запела стрела, и человек остановился, будто наткнувшись на невидимую стену, потом, перебежав через мост, упал. Второй воин не понял опасности: не видел смерти своего друга, потому что тот упал в темноте. Он смело пошел через мостик. Еше щаг, и он был бы вне опасности. Но Аказ пустил вторую стрелу... Затем через мост пробежали сразу двое. Поразив первого, Аказ замешкался, вынимая стрелу из колчана, второй бросился обратно. И снова по засаде ударили залпом из ружей... Аказ выхватил из ножен убитых две сабли, притаился в кустах. Ожидая нападения, он все время прислушивался, надеясь на подмогу товарищей, но те будто канули в воду. И это еще больше тревожило Аказа. Вдруг к мосту с той стороны побежал человек. Он узнал в нем Мамлея. «Неужели предал Мамлейка?»– подумал Аказ.

Жалкий трус и предатель,—крикнул он и выскочил на дорогу.

Но не успел Аказ сделать и трех шагов, как на него с двух сторон набросились воины, вышибли из рук сабли, повисли на плечах.

Аказу связали руки и бросили в шалаш.

Все время до рассвета он думал о том, почему его друзья не откликнулись на сигнал и почему налет не удался?

На рассвете в шалаш вполз Мамлей, а за ним старый воин а шлеме и панцире. Мамлей был не связан, и Аказ понял: его предали.

Я знаю, о чем ты думаешь, Аказ,—произнес Мамлей, – но ты ошибаешься. Я не предатель!

А кто же ты?!—Аказ приподнялся на локте и, зло сверкнув глазами, спросил:—Почему не налетал после свистка?

Когда мы подошли слева, то при свете костров увидели много-много людей. Мы подползли совсем близко и не воинов мы пугались, а совсем другого. Это, Аказ, были русские. Я сразу понял, что мы спутали дороги и потеряли след мурзы. И зачем, думал я, налетать на людей, которые не делали зла ни тебе, ни нам. Я сразу послал предупредить об этом тебя и Ковяжа, и нас заметили и задержали. Ты знаешь, по-русски я говорю совсем плохо и пока объяснял, кто мы такие и зачем здесь, прошло время. Услышав выстрел, я бросился предупредить тебя, но было уже поздно.

–Ты хочешь обмануть меня. Я лежал здесь и не слышал ни одного русского слова. Вокруг шалаша ходят только татары.

Разве я спорю? Здесь татар больше, чем русских, но они служат московскому царю, и мурза Кучак их враг.

Тогда Аказ понял все. Он поглядел на воина и сказал по– русски:

Понапрасну твоих братьев убил я. Прости.

Да, обмишурился ты зело. Искал мурзу, а нашел хана Шигалея. Недешево обмишурка нам твоя досталась – троих воев как не бывало. Теперь идем к хану, ответ держать будешь...

В шатре на высоких подушках полулежал человек средних лет в грогом, на распашку, халате и почесывал свою волосатую грудь. Лицо его было сонным, глаза полузакрыты. Зевнув, он сказал:

–            Говори.

Я гнался за мурзой... было темно...

Я это знаю. Зачем мурзу догонял?

Он жену мою украл.

Зачем мурзе твоя жена? Ему своего гарема мало?

–        Со свадьбы украл. На три ночи.

Теперь понятнее. Ты черемисин? Чей ты, как звать?

–       Зовут меня Аказ Тугаев, а илем мой...

–       Сейчас совсем понятно. Ты Туги Изимова сын?

–       Да, я его сын.

–       Как здоровье почтенного Туги?

–       Он убит.

–       Кем? Когда?—Хан приподнялся', сел на подушки.

–       Его зарезал мурза Кучак на свадьбе.

–       Иншаллах! Теперь я все понял. Развяжи его, Иванко.

–       Ты бы сразу сказал, что ты сын Туги,– радостно заговорил бородатый воин, развязывая.

–       Разве ты знал моего отца?

–       Знал! Да мы с ним из Москвы вместе бегали, илем ваш после пожога достраивали, да жёнка у меня из ваших.

–       Ты Иван Рун?

–       А кто ж другой?

–       Я много слышал про тебя, но не видел.

–       И немудрено. Когда я в илем попал, ты еще и не родился.

–       И я Тугу хорошо знал,– сказал Шигалей.– Он у меня в Касимове бывал не раз, и я – у него. Я рад, что встретился с тобой. Расстилай, Иванко, достархан^[9]—пировать будем.

–       Ты бы отпустил меня, великий хан. Мне не до пиров. У меня отец не похоронен.

Шигалей нахмурился, недовольно сказал:

–       Врешь, шайтан. Отпусти тебя – ты в догон мурзы побежишь. Про отца забудешь. Его, однако, похоронят без тебя.

–       А может, отпустим, Али Ахметыч?—сказал Рун, откинув полог шатра.

–       Ты иди, мы тут договоримся.

Когда Рун вышел, Шигалей спросил:

–       Ты в Казани бывал?

–       Мне там нечего делать.

–       А мурза Кучак уже в Казани. Если ты мне сейчас скажешь, как жену ты у него отнимешь, я тебя отпущу.

–       Ночью проберусь в его дом... Украду!

–       Дальше?

–       Привезу домой...

–       А мурза снова налетит. Дом твой спалит, отца жены убьет, тебя убьет. У тебя против мурзы сила есть?

–       Можно набрать!

–       А против Казани? Ведь если вы против мурзы встанете, Сафа-Гирей бесь байрак поднимет. Ему вас не жалко – придушит всех.

–       А если я с тобой пировать буду —какая польза?

Хан покачал головой, сказал вроде бы не Аказу, а себе:

–        Не думал я, что у мудрого Туги такой глупый сын. Может, ты наврал? Может, Туга жив и все сыновья его дома?

–        Я ни разу в жизни не врал...

–        Да что же это, Али Ахметыч,– сказал Рун, входя.– Парень весь вылитый Туга.

–        Он лицом на Тугу похож, а не разумом. Он думает, я сюда пировать приехал!

–        Не горячись, Али Ахметыч,– сказал Рун, расстилая скатерть и расставляя на ней еду и питье,– ты ему толком расскажи, зачем мы сюда пришли, и он все поймет.

–        Охота пропала. Сам расскажи.

–        И расскажу.– Иван начал разливать вино по кружкам.– Задумал великий князь Василь-Ваныч построить на берегу Суры город. И послал он сюда хана Али Ахметыча места сии разведать и начать крепость возводить. Чтобы потом Казани не токмо грозить кицитою земли нашей, но и покорением.

–        И ты мне город этот построить помоги, из него мы с великой ратью на Казань сходим, жену твою у Кучака отнимем и места земли твоей от набегов хана защитим. Понял теперь?

–        Я твой пленник. Зачем уговариваешь? Скажи—я буду работать.

–        У, какой упрямый шайтан! У меня работников и без тебя хватит. Мне помощник нужен. Который места эти знает, леса знаеет, народ знает. И не просто помощник, а друг. Мне сам аллах тебя послал. Кто, кроме сына Туги, может другом моим стать?

–        Подумать надо, великий хан.

–        Вот это бик якши. Хорошо думай.

ЗВЕЗДА ГАРЕМА

Идет по Волге посудина: не то ладья, не то плот – не поймеш. Остроносая и пузатая – на лодку похожа, однако, в основе, как у плота,– пучки сосновых бревен связаны. На них настил, и над настилом – навес. По-русски потарлота зовется, по-татарски кмяк-басма.

Пока Эрви везли в седле, она все еще надеялась на спасенье, но когда мурза погрузил лошадей и людей на потарлоту, поняла,   теперь Аказу ее не выручить

Сейчас она могла надеяться только на себя.

Нa плоту мурза велел ее развязать и поместить под навесом на кошме. Сам к ней не подходил, и Эрви показалось, что он не будет особенно настойчив и взял он ее не столько ради того, чтобы на владеть ею, а для того, чтобы доказать черемисам свою власть н силу.