Текст книги "Нечего прощать [СИ]"

Автор книги: Антон Кулаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 38 страниц)

– Есть, – привычным жестом сказала Соня, – это не впервые.

Придя в себя Катя ничего не объяснила – просто сказала, что ей стало плохо от духоты. Девушки оставили ее отдыхать и отправились готовить праздничный ужин.

* * *

У бассейна в доме Гордеевых творились милейшие вещи. Тимофей развлекал Надю, иногда пытаясь узнать что–то о Рите помимо уже имевшегося номера мобильника, но Надя была непробиваема.

Сама Надя вела с Тимофеем беседы на идиотские темы и просто съедала глазами Антона, который в своем обычном обмундировании валялся в шезлонге в тени и читал «биохимию».

– А я вот сходила на эту выставку современного искусства, что на спиртзаводе организовывали. Мне там очень понравилось, – рассказывала Надя, – Антон? А ты любишь современное искусство?

– Нет, раздалось из–за «Биохимии». А еще я ненавижу этот спиртзавод.

– Почему, – наигранно наивно удивилась Надя, – там же столько всего интересного!

Спиртзавод – это бывший завод по перегонке спирта, который закрыли при застройке северного микрорайона «Ельша». Чтобы не сносить – в нем открыли центр современного искусства, где различные современные деятели выставляли свои бесчисленные творения на суд публики. Искусство требует жертв и они быстро заполнили зал. Местечко обладало жуткой популярностью у полубогемной молодежи. Потому что «золотая молодежь» этот «Эрмитаж для среднего класса» обходила стороной. А вот не отличавшаяся особым умом Надя с радостью туда бегала и стремилась. Еще в том же Спиртзаводе можно было посетить книжный магазин «Фломастер». В сущности – это была сборная солянка всякой гуманитарной литературы, которую в обычном книжном магазине просто бы постыдылись выложить на прилавок, или у авторов денег на литературного агента не нашлось – в итоге объемы литературного хлама, туда поставлявшегося, превышал все мыслимые и немыслимы пределы. И весь этот хлам (в смеси с действительно достойными произведениями) в огромном объеме и за большие деньги (Дорогая, я вчера во «Фломастере» купила томик стихов Лахудры Пороховницкой за 600 рублей. Последний экземпляр) уходили в библиотеки подобных надюшек, которые почитав страниц десять, ничего не поняв, закидывали дорогущий том на книжную полку, но всем говорили, что «слог Пороховницкой» отличается активной позицией и установкой на развитие гнозиса при семпледукции и тройной модуляции. Какой–то подобный бессмысленный бред и слыли среди подруг жуткими интеллектуалами.

– Спиртзавод должен быть закрыт, как рассадник бесполезностей, – заключил Антон и сказал, – я сварился тут и пойду к себе читать дальше.

Само собой он солгал, на улице было не так уж и жарко, просто потоки бреда изрыгавшиеся из наденькиной пасти, его порядком утомили и он осознавал, что еще немного, и ляпнет что–нибудь такое, отчего эта копна волос мигом утопится в бассейне. Хотя, утопившись, она определенно бы подчистила генофонд, сократив число псевдоинтеллектуалов, посещавших «Спиртзавод» и закупавшихся в «Фломастере». Антон много читал на сей счет в интернет–газетах Озерска. Один крупный литературный критик возмущался, что из–за специфической ценовой политики в магазине не могут закупаться те, кому действительно нужны эти редкие книги. Но набегает толпа псевдоинтеллектуалов, покупает томик «Теоретического литературоведения творчества ранней Ганы Штрихомудовой», ставит их все на полку, а студенты филологи, люди небогатые страдают от того, что не могут потом списать с этого фолианта свою курсовую работу по литературоведению.

Антон прошел по гостиной и налетел на Клару:

– Ты к себе?

– А что такого?

– Но мне показалось, что девушка к тебе пришла, – удивленно вздернула брови Клара.

– Мама, – это ей так показалось, – а я ее просто убью, если еще пять минут буду слушать этот словесный понос. Когда я общаюсь с такими отбросами, то становлюсь женоненавистником.

– Антон, но ты ее пригласил…

– Я? Ее Тимоха притащил в обмен на телефон своей Риты. А я отдувайся по твоему?

– Вот поганец, твой братик. Но тебе стоило быть с девушкой пообходительнее.

– Мама! Да была бы она хоть интересной! Я же знаю что такое красивая женщина. Мне хватает тебя и тети для примера, чтобы понимать, что то что сидит сейчас у бассейна и рассказывает херню про то как она поперлась на Спиртзавод, купила себе там малескин, стоящий столько же сколько два экземпляра «Биохимии», и то как она смотрела там современное искусство и читала стихи Штрихомудовой.

Клару определенно впечатлила тирада сына. Она поняла, что сейчас его лучше не дергать:

– Меня до завтрашнего утра попрошу не беспокоить, иначе я кого–нибудь убью.

Появилась Ирина:

– Чего это вы тут шумите?

– Девушка видите ли оказалась некрасавицей и к тому же совершенно тупой по его меркам, – бросила Клара, – мне порой кажется, что мой сын рано или поздно женится на библиотекарше. Или сразу на всей Озерской публичной библиотеке.

– А пойдем–ка посмотрим, что там за некрасивая девица, да к тому же тупая. Может он преувеличивает.

Клара и Ирина отправились к бассейну где сразу же были представлены Наде. Рассмотрев ее поближе Ирина вдруг сказала:

– А я вашу маму, случаем не знала раньше?

– Не знаю, очень вряд ли, – ответила по–прежнему притворно улыбаясь Надя.

Вернувшись на кухню женщин встретила Марина:

– И как она?

– Та что у бассейна с Тимофеем? – спокойно спросила Клара, – без шансов. Я слегка испугалась за сына, но потом посмотрев на ЭТО, осознала что у него все в порядке. Тимофей здорово пошутил, подумав, что она сможет заинтересовать Антона. Он конечно любит рептилий, но не настолько.

– Каких еще рептилий? – не поняла Марина.

– Да она на рожу – натуральная самка крокодила после неудачной пластической операции, – ответила Клара.

– Злая ты слишком, – сказала Ирина, – ну неинтересная она. И даже волосы и косметика не спасает.

– Я не представляю мужика, у которого на нее встанет хотя бы один волос на лобке, я уже не говорю о чем–то потяжелее!

В завершении саги с Наденькой в саду оказался приехавший на обед Евгений, который, естественно заглянул к бассейну и тоже был представлен гостью, после чего пригласил ее отобедать вместе со всеми, к превеликому ужасу Тимофея. В результате чего семейство Гордеевых было лишено возможности поскалить зубы насчет гостьи(так как все думали что страшилка, как ее прозвала Клара, свалит в неизвестном направлении), зато все получили полное удовольствие от полного неумения Нади управляться со столовыми приборами. Оно было, разумеется, не на уровне «Дикой Розы», но тем кто в ресторан ходит хотя бы раз в месяц определенно намекало. В финале обеда в гостиной появился Женя с огромным букетом алых роз и поставил их на временное сохранение в вазу. Надя чуть не подавилась от зависти, поняв, КОМУ должны презентовать эти розы, которые стоили как ДВА ее модных малескина. Конечно, она и не подозревала, что предназначались эти розы далеко не Соне, а ее мамочке, которая продолжала лежать после обморока в своей комнате и приходить в себя постепенно.

Рита пару раз поднималась наверх осведомиться о ее самочувствии и каждый раз слышала:

– Плохо, я еще полежу.

Соню это особо не смущала, она готовила намного лучше матери и любила возиться на кухне. В связи с этим, естественно, ужин получился восхитительный о чем даже наведался осведомиться приехавший раньше времени Виктор. Что очень радовало – он был трезв. К тому времени Рита уже успела уехать, сказав Соне, что уедет из города, так как хоронить бабушку собирались в деревне.

Виктор вошел на кухню и сказал:

– И после этого, ты хочешь, чтобы мы дали согласие на твои встречи с твоим Женей?

– А что не так? – Соня испугалась. Разницы между тем, когда Носов шутил, или нет, она не понимала, так как интонация всегда была совершенно идентичная.

– А кто нас кормить вкусно на старости лет будет?

Соня не стала отвечать, она еще не простила отца за ночной концерт и потому считала что имеет право молчать. Она все сделает как они просят, накроет стол, представит Женю, тот их ознакомит со своей краткой биографией, а потом они уйдут в ее комнату или пойдут гулять в парк возле реки. Лишь бы поменьше быть дома, и постараться, чтобы Женя не видел во что превращается ее любимый папочка, когда хорошенько хряпнет за столом. Да и мама тоже, но, к счастью, она пила значительно меньше.

Как и рассчитывала Соня – все прошло на высшем уровне. Женя появился точно к установленному времени, безупречно одетый, от него исходил очень легкий аромат дорогой туалетной воды, волосы были идеально уложены, ботинки блестели.

– А это Вам, Екатерина, к сожалению, не знаю Вашего отчества, – галантно сказал Женя Кате протягивая огромный букет роз. Воистину удачный жест. Виктор не дарил

– И не надо. Просто Екатерина, – улыбнулась Катя. Цветы ее сразили, Женя одним ударом пробил ее и бросил к своим ногам. Правда тем самым сильно ослабил свои шансы понравиться Виктору, так как позволил сыграть на его поле.

Катя поставила цветы в тяжелую фарфоровую вазу, которую установила в центре обеденного стола. После этого они вместе с Соней подали на стол салаты и горячее:

– Мне сегодня было немного нехорошо, так что все приготовила сама Соня, она очень хорошо готовит.

Устроившись за столом все четверо повели стандартную для таких случаев светскую беседу о домах, родственниках, состоятельности семьи и прочей ерунде. Упоминание Северодвинского как района проживания прибавило Жене еще лишних очков в глазах Кати – она давно мечтала поселиться в этом районе, он был ее сладкой и главной мечтой.

Виктор в беседу не влезал, он только следил и делал для себя пометки. Он не очень доверял Жене, но умело маскировал это чувство.

Женщины подали коктейли из соков. Предусмотрительная Соня не поставила на стол спиртное, и почему–то никто этому не возразил

Соня сказала:

– А почему бы нам после коктейля немного не потанцевать?

Катя обернулась к мужу, с которым не танцевала уже лет двадцать:

– Мне эта идея кажется очень заманчивой!

Соня включила старый диск Маркуса Андре и зазвучала медленная лирическая песня «Моя радость, мое несчастье».

Две пары медленно двигались вокруг стола и перешептывались:

– Ты сразил мою маму наповал, – сказала Соня, – она теперь на твоей стороне.

– Я очень рад этому, – ответил Женя, – а еще тем, что впервые могу быть к тебе так близко.

– Но папа, похоже не совсем в восторге от цветов.

– Почему, – не понял Женя.

– Он ей сто лет не дарил их, и вообще у них только видимость нормальных отношений, но об этом подом. Я боюсь тебя спугнуть.

– Ну я же буду встречаться с тобой, а не с ними.

У Виктора с Катей был совсем другой разговор:

– Мне он кажется подозрительным, – сказал Виктор.

– Витя, ты букет видел? А машину?

– И что с того?

– Такие розы стоят не одну сотню зеленых!

– И ты растаяла с розочек, какая же ты дура набитая, он на это и рассчитывал, – шипел Виктор.

– Я не растаяла. Я умею отличить искренность ото лжи. Посмотри на них, они даже дистанцию стараются держать, видно же, что он еще Соньку не целовал ни разу.

Виктор все равно неистовствовал:

– Придуряются. Себя в ее возрасте вспомни.

– А что себя вспоминать. Ты у меня был первым мужчиной. И последним… кажется.

Наступив на любимую мозоль Катя ощущала некоторое превосходство над мужем:

– А может ты уже давно замену мне нашел, а сам только притворяешься, что уже не хочешь и не можешь?

– Для человека, скоро разменивающего седьмой десяток ты размышляешь чересчур либерально, дорогая Катя.

– Но я же зачем–то держу себя в форме, пусть не в тех объемах что могла бы, но ты же и не дашь мне шестьдесят внешне.

Виктор не ответил. Он отпустил Катю и вернулся за стол, потягивая коктейль, а Женя и Соня продолжили танец:

– Тимофей не может найти Риту. Сегодня даже Надю к нам притащил, но она ничего не сказала. Дозвониться не получается.

– Он и не дозвонится, – сказала Соня, – у нее в семье несчастье, она уехала из города бабушку хоронить.

– О боже, несчастная, – испугался Женя, – у меня в сущности две бабушки, я не знаю как бы я пережил, если бы с одной из них несчастье случилось. Сколько ей было?

– Шестьдесят восемь.

– Почти столько же сколько бабушке Ире.

– И что Надя? Познакомилась с твоим братом Антоном в итоге? Я что–то тоже заинтересовалась этой загадочной личностью. Познакомишь.

– О–го–го, какие интересные просьбы начались. Ничего у твоей подруги не вышло, родные ее приняли очень кисло, долго шутили насчет ее внешности, ну и манеры – она же про Спиртзавод за столом заговорила, потом оказалось, что она совершенно не умеет с приборами справляться. А мои такое плебейство сразу секут. Если видят что человек хороший, но просто не готовый – то помогут. А когда видят что человек из себя строит много – пиши пропало, можешь убегать и забыть адрес. Но тебя запомнят надолго.

А Надя тем временем возвращалась домой очень довольная. Она вышла из метро, обогнула высотку и прошла через двор. Надя ощущала себя победительницей, будучи уверенная, что сразила всех Гордеевых, которые с таким интересом слушали ее размышления о современном искусстве, выставках, литературе и прочем. Да и разве могло быть иначе, она столько готовилась к этому походу и просто не могла провалить этот экзамен.

Встретив сияющую, как полированный мрамор, дочь, Зина поинтересовалась:

– Как позанималась? У тебя такое лицо, будто ты все экзамены за сегодня сдала и золотую медаль в карман положила.

– Мама! Кажется я влюбилась, – сказала Надя.

Зина застыла в непонимании:

– Ты это поняла на занятии по экзаменам.

– Да, – он помогал Тимофею, – выкрутилась Надя.

– Кто он?

– Его двоюродный брат. Антон.

– Как его зовут?! – испугалась Зина.

– У него прекрасное имя. А главное – редкое – Антон.

Зина проводила свою дочь взглядом, полным ужаса. Похоже все призраки из прошлого взбунтовались и готовы были утопить Зину с концами. Как можно скорее.

* * *

Женя и Соня вернулись за стол по окончании третьей песни. Женя галантно выдвинул стул для Сони, а потом сел сам. Над столом повисла пауза.

– Вот что… Женя. Евгений. К сожалению, вы до сих пор не сказали своей фамилии.

В голове у Жени сразу всплыл Тимофей и его слова о семье и прочих предрассудках и он быстро выпалил:

– Моя фамилия Левин.

– Очень хорошо, – вздохнул Виктор Носов, – так вот, Евгений Левин. Соня – моя единственная дочь, и я очень люблю и беспокоюсь о ней. Ее будущее – моя главная забота и потому я очень тщательно подхожу к выбору молодого человека и не могу допустить, чтобы им стал какой–нибудь проходимец. Я не из очень богатых людей, но ты можешь видеть мой дом, мог бы посмотреть на мою фирму. Деньги у меня есть, и потому Соня может оказаться мишенью для авантюриста, а я бы этого не хотел.

Женя кивал в знак понимания того, что говорил Носов.

– Так вот, – заключил Виктор, – я думаю, что нет причин мне запрещать вам видеться, но я хочу чтобы вы были благоразумны, и не творили глупости. И если ты обманешь мою дочь или заставишь ее страдать, я сверну тебе шею.

По интонации Женя не смог понять шутит Виктор или нет, но Соня знаками дала ему понять, чтобы он молчал и ничего не говорил.

После завершения официальной беседы Соня была отпущена прогуляться с Женей по парку напротив дома и проводить его до автомобиля.

– У тебя очень необычные родители. Отец мне просто непонятен – не совсем ясно, когда он серьезен, а когда нет.

– Я никогда и не умела различать – он всегда и все говорить с одной интонацией.

– Да уж, – отмахнулся Женя, – я рад что этот вечер закончился, и, честно говоря, предпочел бы его не повторять, как можно дольше.

– Я понимаю тебя, и сделаю все от себя зависящее. Я тоже ощущала себя не в своей тарелке в этой ситуации. Я боялась, что он выпьет лишнего. Потому спиртное и не ставила на стол. А сейчас он себе позволит вискаря, и еще разойдется. Но тебе это лучше не видеть вовсе. Я постараюсь чтобы не увидел никогда.

– Соня, – сказал вдруг Женя, – я… Я люблю тебя. И очень хочу поцеловать тебя.

Соня посмотрела на Женю и по ее глазам он понял, что она ждала этого весь вечер. Но Соня ничего сначала не сказала, просто не решилась.

– Ты чего–то боишься? – спросил Женя.

И Соня без слов впилась губами в Женю одарив его поцелуем. Женя обнял ее и они слились губами еще и еще раз, доставляя друг другу неслыханное блаженство от близости их нежных, как легкая молочная пена, губ.

– Я люблю тебя, – сказала Соня и снова поцеловала Женю. Казалось, их счастью не было конца.

Тем временем Виктор и Катя убирали стол в гостиной и перекидывались репликами:

– Ты мог обойтись без своих фирменных штучек? А вдруг его семья намного богаче тебя и ты отпугнешь хорошую партию для Сони?

– Пусть знает, с кем имеет дело, и что мы постоим за нашу дочь и не позволим над ней надсмехаться, – ответил Виктор.

Катя покачала головой. Она не смогла бы так легко переубедить Носова, да это и бесполезно было делать. Все равно он сделает так, как считает нужным.

После уборки Виктор занял положение на диване в обществе бутылки виски, стаканчика со льдом и телефонной трубки. Он набрал номер, который помнил наизусть.

– Да. Слушай, это Носов. Мне нужна от тебя услуга. Да, снова, я же плачу тебе, значит могу звонить, когда мне удобно. Хорошо. Собери мне сведения о человеке – Евгений Левин, проживает в районе Северодвинский, его брата зовут Тимофей Левин. А вот этого я не знаю. Я понимаю, что это за район и что это очень долгий процесс. Я подожду. Главное чтобы не год ты это рыскал. Даю тебе три месяца и не ограничивай себя в средствах. Я хочу знать о нем все.

* * *

Андрей сидел за своим старым ноутбуком и перебирал документы, взятые им для работы на дом. Сворти свернулась калачиком у него на коленях и благодарно урчала от возможности провести этот вечер вместе. Андрей пытался свести с концами то, что просматривал, но ничего не сходилось. Все потому, что стоило ему начать перебирать цифры, как сразу он вспоминал утро, и спавшего, раскидав в разные стороны руки и ноги Антона. Картина отвлекала и уводила мысли Андрея далеко от квартиры и дома, прямо к дому где жили Гордеевы. И ни о чем другом думать он не мог. Сворти прерывала эти видения требованиями ласки, подбираясь лбом под ладонь и мотая хвостом у носа. Черная бестия была очень недоверчивым животным, принимала только Андрея, но при этом являлась жуткой индивидуалисткой и эгоисткой. Как и все черные кошки, от которых стоит отвлечься – и они тут же уходят, обиженно виляя бедрами и хвостом. Сворти в этом контексте, конечно была совершенно четким представителем своей породы.

Андрей решил перейти на балкон и посмотреть на вечерний город за окном. Раздвинул стеклопакеты и впустил в комнату майский, ни с чем не сравнимый аромат, который добирался и до этой высоты. Опустился в кресло, сразу же пришла Сворти, заметившая, что покусились на одно из ее законных мест, а таковыми она считала все кресла в доме. Андрей снова вернулся к моменту, когда он смотрел на спящего Антона. Ему очень не хватало его общества. Он во всем казался Андрею идеальным. Второго такого человека в мире просто не может существовать в принципе. Нет его другого и все тут. Не переписать этого – Антон идеален, и все его поступки – идеальны, потому что их совершает он. Подобный подход был совершенно не в духе Андрея, но тут, какое–то лишнее чувство сподвигло его на такие идеи.

Тут в дверь позвонили. Андрей никого не ждал и подумал, что это решила навестить его Анастасия, не предупредив. Хотя это совершенно не в ее духе. И потом – домофон. В него не звонили. Может соседи пришли познакомиться?

Открыв дверь, Андрей застыл, испытывая дикую радость от того, что он увидел.

Держа в одной руке шахматную доску, сложенную вдвое, а в другой внушительный пакет с чем–то горячим, перед ним стоял Антон. Под мышкой он держал свою «Биохимию»:

– Здравствуй. Я пришел поиграть с тобой в шахматы и проверить, насколько нормальную квартиру тебе сняла Анастасия. А этим, – он поднял мешок с горячим, – тебя просила накормить бабушка Ира и извиниться за то, что она думала всякую дурь. А то сегодня Тимофей приволок к нам какую–то страшибелу, чтобы со мной познакомить. Бабушка, наверное, поняла, что ты в этом плане более надежный товарищ. Мне разрешили остаться у тебя, если найдется пижама.

Они стояли и смотрели друг на друга. Андрей был счастлив и старался как можно сильнее скрыть свое внутреннее ликование.

Ну…Я думаю что вы уже поняли что все кончилось хорошо.

ВТОРАЯ ЧАСТЬ

7. Я СОШЕЛ С УМА

Мой друг всегда мне говорит

Что слышит мою душу и сердце,

Но я ему не верю и говорю,

Что сейчас настает время того,

чье фото стоит у меня в рамке на столе

Я сошел с ума от любви,

И это не твоя вина, что он украл мое сердце.

Current music – Avantgarde – Am fost nebun

Милый Сьело!

Мне тут сказали, что то что я тебе пишу отдает игрой в одни ворота и я хочу доказать обратное как можно скорее. Так вот, я думаю, что ты со мной согласишься, но когда отношения существуют по любви, то неважно между кем это чувство происходит. Мальчики, девочки – неважно – гетеро или гомо. Если вы любите друг друга, то и любите, и папмамбабушектетенекучилок не СЛУШАЙТЕ нив коем случае! Любите, встречайтесь, занимайтесь любовью – потому что это прекрасно. Это становится мерзким, когда в отношения вмешивается кто–то третий. Вставая у изголовья и гордо ожидающий, когда опустить свой меч и уничтожить это чувство. А он будет ждать. Будет глотать слюну, исходить завистью, и ненавидеть то, что это происходит не с ним. В этом кстати и состоит причина того, что в мире так много несчастной любви. Потому что у каждой счастливой пары, найдется завистник, по своей натуре несчастный, и который разрушит это счастье только потому, что он считает, что если он несчастлив, значит и эта пара тоже должна страдать. Это все человеческие пороки и принципы играют свое дело. И тот самый недотрах, о котором я тебе уже писал. Только в этом случае это могут совершить лица любого пола, увы. Даже среди мужчин бывают подонки, а среди женщин очень много хороших и порядочных, но их слишком немного, они очень хорошо маскируются под правильных. И именно таких маскировок и надо опасаться, чтобы они не сбили с толку. Что с того, что она читает много и венгерский учить ПЫТАЛАСЬ. Пыталась не значит что выучила. А то, что она, в сущности не смогла вытянуть более сложную по программе школу, и поджав хвост вернулась в свою запущенную школу, вспомнив, что лучше красоваться среди серости, чем пытаться пробиться среди тех кто сильнее. А все ее потуги на знакомства? А закрытый стиль поведения? А это циничное заявление про «затхлый мир»? Посмотри на Надю из этой истории и ты поймешь, что эти Нади – самое страшное что есть в женском роде, и оно подлежит срочному истреблению, чтобы не порождало себе подобных. Потому что такие как Надя опасны для общества. Они не эгоизм ставят в вершину угла. Им главное хитростью излить свой яд, который разрушит то, чему они завидуют. Ненависть за то, что она никогда не сможет быть твоей по–настоящему. Потому что иначе, ее никто не полюбит даже насильно. Ибо она проклята умереть в одиночестве.

Я люблю тебя, и знаю, что ты меня

Все еще читаешь.

Я просто это знаю.

Люблю. Скучаю. Целую.

Твой А.

10.02.2010(ночь)

Августовский вечер тяжело опустился на город. В свете уличного фонаря по тротуару брела старушка. Ее взгляд мучительно метался из стороны в сторону и она не подозревала, что находится в опасности. В воздухе пахло смертью и катастрофой. Но она не могла распознать этого страшного аромата и продолжала идти по залитому светом фонарей асфальту.

Прямо перед ней остановился автомобиль и из него отделилась тень. Доверчивая, старуха спокойно села в машину, полагая что ее отвезут домой. Но произошло нечто иное.

Высоченный мост через озеро Дго был построен с расчетом на то, что в его нижнем ярусе пройдет линия метро. Но времена, когда город перешагнет Дго еще не наступили – и потому весь нижний ярус, состоявший из расставленных крест–на–крест металлических конструкций пустовал, упираясь в задел под выработки тоннелей с обеих сторон моста. Автомобили пробегали сверху, почти на десять метров выше, по широкой ленте асфальта, убегавшей в лес за озеро и терявшейся за бескрайними холмами.

Автомобиль остановился на пустынном мосту точно по середине. Где–то внизу плескалась вода озера Дго, до голубой глади которого отсюда было примерно пятьдесят метров. Мост специально построили настолько высоким, чтобы арка его обходила прибрежную часть озера, сохраняя тем самым большую часть реликтового леса. Монументальное строение пересекает озеро в самой узкой точке, так что удалось избежать контакта опор моста с водой.

Старушка вышла, ничего не понимая. Во рту был странный, кислый вкус предчувствия, что сейчас произойдет нечто малоприятное, а то и совсем ужасное. Она не помнила ничего – кто она, как ее зовут и когда она ушла из дома. Но в машине ее убеждали в том, что скоро вернут домой. Это было неправдой. Потому что старуху не стали бы искать так скоро – в доме престарелых обычно хватаются утром, а то и позже – подумаешь, очередная старая вешалка не вышла к завтраку, может проспала, или того лучше – померла.

К ногам бабки упала крепкая веревка. Руки в перчатках начали обматывать ноги жертвы двусторонним скотчем. Потом, закончив это дело, связав тугой узел начал наматывать длинную веревку жестко фиксируя и перевязывая ноги старухи, которая не сопротивлялась и с умилением наблюдала за происходившим, уверенная в том, что это точно приведет ее домой.

Круг за кругом проделывала веревка вокруг худых ног старой еврейки, сбежавшей из дома престарелых. Над ее головой в ночном небе играла звездная мистерия – небо было просто усыпано звездами, будто из рога изобилия, а слева ее путь освещала луна. Справа виднелся ночной город, залитый огнями. Купол собора.

Картина лунной дороги вдруг покачнулась и полетела вниз. Веревка была рассчитана на пятнадцать метров. Потому тело, пролетев в режиме свободного падения это расстояние дернулось и повисло в воздухе вниз головой. Старуха по прежнему ничего не понимала, пока веревку не стали раскачивать из стороны в сторону создавая огромный маятник.

В какой–то момент старухин спаситель изменил траекторию движения веревки и направил маятник перпендикулярно линии моста. Отлетев на несколько метров голова старухи и грудь резко налетели на металлические конструкции метромоста, с торчавшими из нее болтами крепления. В глазах ее моргнуло синим, потом изображение восстановилось – она снова летела назад, маятник качнулся назад и снова быстро двигался встречно металлоконструкциям.

Второй удар четко пришелся в переносицу, а одним из болтов крепления старухе выбило глаз. Веревка продолжала раскачиваться. Серия ударов продолжалась по разным частям тела престарелой женщины, уже давно приговоренной. От ударов в ее разжиженном Альцгеймером мозге восстановилась картина, которую она в полном здравии и памяти наблюдала. Конверт, лежавший на тумбочке и в нем лежал голубой агат, что–то было написано, без очков разобрать не получилось, а найти их не удалось, и сухой цветок. Небольшой, но очень красивый – белая звездочка с красной сердцевинкой. Когда–то у самой Светланы Михайловны было такое растение, но его названия она не вспомнила. Вот все что ей пришло на ум.

Последовал еще один удар. На сей раз он пришелся на правый висок и ухо. В ушной раковине пронзительно зазвенело и раздался треск.

Следующий удар снова пришелся в лицевую часть, второй глаз тоже остался на болте крепления. А последовавший за ним превратил нос в кровавый блин. Все что связывало ее с миром посредством чувств, оставалось левое ухо, которое еще могло слышать. Удар. Изо рта посыпались золотые зубы, выбитые сильнейшим ударом в челюсть. Амплитуда раскачивания усиливалась. Сыпавшиеся удары становились все сильнее и сильнее пока женщина не перестала двигаться и что–либо чувствовать. Ее настиг конец. Жестокий и беспощадный.

В сущности, она вполне заслуживала такого завершения своей пустой жизни. Когда тебе удается уродовать чужие жизни, подстраивая их на свой лад – будь готов к тому, что одна из таких судеб вдруг пересечется с твоей, чтобы переломить хребет. Войдет из ниоткуда, постучится в дверь и скажет – а ты помнишь, двадцать лет назад, мы были знакомы, и ты посчитала, что я должен жить так, как считаешь нужным ты.

А ты хотел иначе. Вот и болтается сейчас твой ненужный труп посреди высотного моста через Дго, остатки глаз кровавыми пятнами оседают на болтах, а нос прилип к металлической опоре, как и оторванное правое ухо. Куски золотых зубов медленно спускаются на дно озера, чтобы остаться там навсегда и засорить сложную экосистему драгоценного водоема, окруженного шикарными сосновыми лесами.

Куда там. Виси себе дальше. Завтра утром тебя найдут мойщики асфальта, вызовут милицию, вытянут твой беспомощный труп, составят акт, увезут в морг. Может, пара журналистов сфотографируют то, что осталось от тебя. И все. Короткая статья в газете и никаких воспоминаний о том, что ты вообще существовала.

Зачем ты вообще на свет рождалась, если после себя ничего оставить толком не смогла? Просто крушить, уничтожать, делать как все? Вся твоя жизнь была одним сплошным преступлением против человеческой натуры, а свою национальность ты опозорила.

Ограниченная, якобы воспитанная и культурная, ты всегда воздвигала вокруг себя оплот нерушимости и силы. Только он рухнул еще раньше, когда из–за начавшегося Альцгеймера тебя сдали в дом престарелых, а любимый внук, фотография которого красовалась под стеклом твоего рабочего стола взял и продал все, что тебе принадлежало, сдал часть денег в кассу Дома престарелых и улетел за океан строить новую жизнь и не вспоминать о тебе?

А теперь ты поняла, что все это ты заслужила? В том числе и выбитые об металлические опоры золотые зубы? Вот именно. Теперь ты это поняла.

Да, все естественно кончилось хорошо.

* * *

Виктор Носов проснулся в очень плохом расположении духа и предчувствии что в этот день случится что–то немыслимо отвратительное. Последние два месяца дела его конторы резко пошли вниз – количество заказов сократилось, кроме того кредиторы вдруг начали требовать свои деньги. Все это оказалось крайне неожиданным стечением обстоятельств для гордящегося своей фирмой Носова. Ведь по сути выходило, что ему ничего не принадлежит и еще немного, и владельцы всех его долгов соберут его по частям и вынесут из офиса. И возможно, даже заберут себе его запасы выпивки, чего, естественно, Виктор не смог бы допустить.

Оставшись без завтрака, так как новую служанку так и не смогли нанять, Виктор выбрался из дома и поехал в закусочную для сотрудников аэропорта. Единственное из того, что смог заметить дома Носов, это записку от дочери, которая писала что едет с Женей купаться на Чистик, а потом они поедут обедать в город. Поступив на один факультет, в одну группу, Женя и Соня проводили все свободное время вместе, а расставаясь ужасно скучали. Виктору было по боку то, что дочь практически не бывала дома, приезжая только ночевать. Катя же напротив – дико ревновала и пыталась добиться от Виктора разговора с дочерью на эту тему.