Текст книги "Нечего прощать [СИ]"

Автор книги: Антон Кулаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 38 страниц)

– Вот видишь, мама, – сказала Зина, – у нее и так врагов вагон, чего нам то волноваться, не думаешь?

– Не знаю, дочка, – поежилась Полина, – мне не нравится все это, я ощущаю что–то нехорошее вот тут, – она приложила свою ладонь к груди. А сердце не обманешь, оно всегда чувствует что, что–то не так в этом мире и кому то близкому угрожает смертельная опасность.

– Мама! Прекрати каркать, я тебя умоляю! – вскрикнула Зина. В этот момент она выдала свое беспокойство.

– А ты чего то боишься? Зина?

– Оставь это, забудь, – про себя Зина начала знаменитую медитацию с овечками, которая всегда ставила ее на ноги и успокаивала – она про себя представляла дорогу и смотрела на идущих к ней овечек, при этом делая глубокий вдох и выдох. Сейчас страх пройдет и весь кошмар закончится.

– С тобой все в порядке, Зина? – спросила Полина.

– Да. Я в полном порядке. Пойду полежу немного, а потом поеду в студию.

– Хорошо. Ты видела это? – Полина снова нашла что–то в газете.

– Еще один труп?

– Нет, будут застраивать лес с той стороны реки. Префектура приняла решение о застройке микрорайона вплоть до самой Ломоносовской – мол метро у нас тут слишком много, а домов мало.

– В чем–то они правы, но обидно, что такой пейзаж пропадет, – сказала Зина. Она очень любила этот вид из окна, специально для себя выбила ту комнату, что выходила окнами на лес как и кухня. А вот комнаты матери и дочери смотрели во двор, перекрытый другими высотками.

Полина достала с холодильника книжку, одела очки и стала читать. Зина пошла к себе в комнату. Казалось, что ее влечет к той маленькой шкатулочке, что стояла у нее на антресолях в самой дальней части, за старыми джинсами.

Зина достала маленькую шкатулочку, которую уже месяц прятала от чужих глаз, после чего вышла на балкон, опустилась в свое любимое старое кресло и стала рассматривать ее содержимое. Там было три небольших кусочка агата разного цвета. Отполированные, и, почему–то вызывавшие у Зины состояние дикого страха и паники. Именно это с ней произошло, когда впервые она увидела конверт с агатом цвета вареной сгущенки. Просто конверт, без марки и адреса, камушек и записка. ПЕРВЫЙ. Зина только удивилась и всмотрелась в камень. Лучи солнца отражались в нем, а его цвет напоминал ей любимое с детства лакомство.

Второй камень. Красный агат с разводами оранжевого. Его появление и подпись ВТОРОЙ уже насторожило Зину, она не понимала что это происходит, но волнения не было. Такого волнения какое ей доставил ТРЕТИЙ серо–зеленый агат. Вот тогда она и подумала, происходит что–то странное, нехорошее, но, почему–то, ей не терпится, когда появится следующий камень. Ей интересно какого он будет цвета. И Зине стало казаться, что с появлением последнего камня случится что–то, что освободит ее душу от этой боли. Боли, которую чем дальше, тем сложнее подавлять при помощи медитации с чертовыми овечками. Они просто не помогают, не хотят к тебе идти. С каждым разом на той солнечной дорогое, что Зина себе представляла, этих овечек становилось все меньше и меньше. Как же так может быть? Куда исчезают эти овечки? Может их отлавливаю, убивают и делают консервы?

Зина закрыла глаза и попыталась вновь их представить себе. Но вместо дороги она видела толпу теней, сквозь которые струился свет. Овечки не хотели приходить. Что то с ними случилось. Где же они? А тени продолжали бегать в темноте и пропускать через себя свет… Она открыла глаза и застыла от ужаса того что только что ей привиделось.

Зина положила камешки в шкатулку, быстро ее закрыла и просто сидела и смотрела с балкона вдаль. Потом прошла в комнату и спрятала шкатулочку. Отпустив от себя камни, она поняла что внутри нее что–то начинает бояться. Бояться жить дальше. Она вспомнила фото Натальи Борисовны в газете. Лучше бы на ее месте была она. Зина. Ей все это уже надоело. Жить с ощущением вины, стыда и держать все это внутри. Она включила радио и услышала то, что ожидала меньше всего. Лет двадцать ей не попадалась эта песня. «Чужая жизнь» Лене Шомассе. Среднетемповая рок–баллада с текстом–абстракцией на латышском языке. Зина больше всего хотела забыть мотив этой песни, которую ненавидела. Но она ее преследовала. Ведь в чужой жизни есть все что ты захочешь. И воспользуешься. Ты не молчи, главное не молчи, не притворяйся – ты тоже испугался. В общем, все кончилось хорошо.

2. ТАМ ГДЕ БЬЮТСЯ СЕРДЦА

Встреть меня там где бьются сердца и происходит любовь

Где кончается мир и мысли вращаются

Возьми меня скорее чем свет достигнет меня через тысячу лет

Знаешь ли ты что я жду? Знаешь ли где?

Там где сердца бьются

Current music – Anders Frandsen‑Lige der hvor hjertet slar

Мой родной Сьело!

Я так скучаю по тебе и только эти письма согревают холодные ночи между моментами близости. Каждый раз я вижу тебя во сне, и мы в нем вместе, сплетаемся в одно целое объятьями наших тел и мое сердце трепещет перед тобой, я отдаю всего себя без остатка и готов делать это все время. А утром накатывает страшная тоска от того, что это был только сон. Милый мой, я так люблю тебя, мое родное Солнышко, мой милый Сьело, а ты не хочешь слышать моих призывов о любви, отвергаешь их, строишь вид, что не любил и не любишь сейчас, но я точно знаю, что ты заблуждаешься, пытаешься стыдиться того, что между нами было. Но тебе следует понять, что надо быть самим собой, чтобы противостоять этому миру, каким бы он злым не был. Я знаю, что сегодня ты увидишь себя в зеркале и поймешь это сразу, поскольку нельзя не опознать собственное отражение в зеркале. Я не буду ничего приукрашивать, а покажу как есть. И семью Носовых я покажу такими, какие они есть, без приукрас и прочих ненужных им вещей. Таких семей не должно существовать в этом мире. Они губят жизни, уничтожают чувства. Они прикрываются своими чувствами, но у них их попросту НЕТ. Человек не способный принять чужую любовь не знает что такое настоящая любовь. Ты ведь понимаешь о чем я.

Люблю тебя всем сердцем,

Твой А.,

04.02.2010(вечер)

Микрорайон Мякуры раскинулся на западном берегу реки Ельша, далеко на север от Озерска. Построили его для того, чтобы работавшие в аэропорту «Мякуры», грузовом терминале и огромном авиационном заводе, могли жить близко к рабочему месту и не оказываться в пробке по дороге. Идеальный по расположению и транспорту, несмотря на близости аэропорта, район был очень чистым и достаточно престижным. 5‑й и 6‑й микрорайоны застраивали 2‑хэтажными каменными домами на четыре квартиры в двух уровнях. Вокруг домов жильцы разбивали клумбы, сажали разную растительность. Микрорайоны с первого по четвертый были застроены высотными типовыми домами, та же участь ожидала 7‑й и 8‑й.

Дом с говорящим номером 666, расположенный в 6‑м микрорайоне был давно выкуплен полностью в пользование семьи Носовых и перепланирован. Многие мякурские двухэтажки были таким образом превращены в нечто среднее между элитным пентхаусом и дорогой усадьбой. Но в Мякурах, в таких, фактически типовых домиках, селились те, кому на Северодвинский денег не хватало, а пентхауз казался чем–то, что уже не того уровня полета. Хотя некоторые пентхаузы в центре города, построенные вокруг Делового центра «Гостиный двор», могли по роскоши и площадям переплюнуть весь Северодвинский с его усадьбами, бугенвиллиями и прочим ампиром и хайтеком.

В доме Носовых не было шикарной гостиной, не было огромной лестницы. Потому что на это не было времени. Глава семьи – Виктор Носов, они сидел за завтраком во главе стола, все свое свободное от работы время тратил на прожигание оного в обществе некоторого количества спиртного. Если говорить прямо, то вне работы старший Носов был навеселе всегда. И ничто помимо дна бутылки в этой жизни его не интересовало. С женой он не спал в одной постели уже лет двадцать, порой даже казалось удивительным – откуда взялся аист или добрый самаритянин, позволивший Носовой в сорок с хвостиком лет родить дочь. При том, что в те стародавние времена они ютились в засраной трешке, где–то возле метро «Тульская». И уже в те затертые времена не спали вместе. По словам Виктора жена громко храпела и мешала ему отдыхать от серых рабочих будней. Потому ей и приходилось дрыхнуть на раскладушке на кухне. Даже когда она была беременна.

Виктор Носов занимался редким для Озерска делом и вообще удивительно, что он столько времени продержался в этом бизнесе, учитывая его алкогольную шалость. Небольшая фирма занималась закупкой, поставкой и ремонтом авиационных запчастей. По неизвестной никому причине много лет назад через администрацию аэропорта с ним подписали контракт сразу три крупные фирмы по производству самолетов и запчастей к ним. Тем самым фирма Носовых получила около 80 процентов рынка, а потом, уничтожив две фирмы–конкурентки стала почти монополистом в этом деле. Хотя следует отметить, что на Носова работали толковые работники, которых, к слову, всех поголовно посадили на их места именно вышеуказанные фирмы. Кто была та добрая фея, что создала такую финансовую идиллию для бездаря–алкоголика история активно умалчивала. До того великого момента, как он занялся авиазапчастями, Виктор Носов работал в третьесортной фирме по продаже сантехники и торговал самыми обычными унитазами. Причем даже пару раз из жалости становился «Лучшим менеджером по продаже унитазов фирмы «Инферно». В настоящее время этой фирмы уже не существовало – двадцать лет назад коллектив попался на подделке налоговой документации и фирма накрылась медным тазом, но это случилось уже после ухода оттуда Носова и начала авиационной карьеры. В общении Виктор тоже был не самым приятным собеседником, и, как верно замечали некоторые недоброжелатели, с таким лексиконом и отношением к людям – только унитазами и торговать. Жизнь бы, наверное, и смыла в унитаз этот позор генетической мысли, да вот повезло ему на крутом повороте – появились деньги, удалось сделать фирму, договориться и пошло. Это как раз пришлось на период когда Виктор некоторое время воздерживался от выпивки.

Жена Виктора Носова – Екатерина Пыжикова, представляла собой хорошо вымоложенный образец среднестатистической вологодской коровы. Конечно, для неполных шестидесяти двух лет она выглядела потрясающе и никто бы ей меньше сорока не дал. Однако свое дело делали лишний вес в некотором количестве, выпадающие волосы (ни дня без парика), а также лень и безалаберность из–за которой дела по дому выполняла армия служанок, которые в доме Носовых менялись как фигурки в калейдоскопе, делали свое черное дело. Сама Екатерина последние десять лет пребывала в состоянии постоянного ремонта своего дома и размышлений о жизни – она дико мечтала о другом особняке, и, как это кошмарно не прозвучит, все ее крестьянское нутро вожделело блистать своим жиром в высшем свете города Озерска и постоянно попадать на страницы журналов, которые покупались пачками и процентов на тридцать не прочитывались. Совершенно типичным состоянием Екатерины было сидение на софе в том, что можно считать гостиной (потому что в этой части дома при попытке переделать второй этаж на небольшой площади рухнул потолок – сначала хотели перестроить, а потом решили так и оставить, на счастье), и разгадывание бесконечных сканвордов и судоку. Возможно это как–то повышало ее интеллектуальный уровень и приближало к высшему свету. Ах да, конечно, за два–три судоку Катя умудрялась уволить пару служанок и нанять новых. Конечно, репутация дома Носова была у рекрутинговых агенств грубо говоря ниже плинтуса, но они терпели, поскольку Виктор Носов, считавший себя центром вселенной (особенно после двух литрушек вискаря) по жалобе жены звонил в агенство и орал нечто вроде:

– Да ты у меня, мразь, сейчас сам будешь пол вылизывать, я тебе сука лядская за что деньги плачу?

Согласитесь, что с таким сленгом действительно только унитазами торговать, и на самолетах из Озерского аэропорта летать будет страшно. ОЧЕНЬ.

Единственным лучиком всего этого бесконечного ужаса была дочка Носовых Соня, родившаяся шестнадцать лет назад и в этот исторический день заканчивавшая среднюю школу с золотой медалью. У многих учителей Сонечки почти сразу вставал жуткий вопрос – КАК у таких замечательных родителей, могла родиться именно такая дочка. Не умеющая сквернословить, отрицающая вредные привычки, умная, талантливая, но при этом немного замкнутая и кажущаяся немного серенькой и некрасивой – но это как раз потому что она не следила за собой особо и косметикой не пользовалась. Вот такая забавная семья сидела за столом в низкой комнате заменявшей столовую и пыталась завтракать:

– Черт знает что, – вилка и тарелка с зеленым горшком полетели в стороны, – эта гнида, что ты наняла вчера совершенно не умеет готовить, – Виктор бросил скомканную салфетку и стал пить кофе. Через мгновение он спреем разбрызгал кофе из своего рта, – что за мразь, я ее повешу сейчас.

– Не получится, Витя, – тихо ответила жена.

– Это почему же?

– Я ее уже уволила, – сказала Катя и покачала головой, – она переборщила с тенями и одела слишком короткую юбку.

– Это не повод оставлять меня без завтрака, – кулак Виктора с грохотом опустился на стол. Чашка Кати с кофе подпрыгнула и треснула, из трещины в блюдце потек кофе.

Соня молча наблюдала за картиной, к которой она давно уже привыкла и вставлять слово даже не собиралась. Себе дороже в противном случае. Виктор как правило не гнушался возможностью заехать дочери по голове, если та говорила что–то не то, или что–то его не устраивавшее.

Катя решила переменить тему и отвлечь мужа от кофе:

– Соня, ты уже подобрала наряд на праздник? – под нарядом подразумевалось невероятно строгое платье, которое и монашки то побоялись одеть.

– Да, ты же все одобрила уже, разве нет? – тихо отозвалась Соня.

– Точно, ты позвонишь, чтобы я приехала и забрала тебя? – спросила Катя.

– Мама, я бы предпочла приехать на электричке, – сказала Соня.

– Но ведь последняя из центра в половину двенадцатого!? – вмешался Виктор, чем выдал свое подозрительное знание расписания электричек. Все объяснялось просто – свою машину Виктор оставлял у конторы, которая была видна от дома, а к своей любовнице он ездил на поезде. Но Катя, к его счастью на этот нюанс внимания не обратила.

– Я бы поехала на первой в пять–тридцать. Все равно там все раньше пяти не соберутся по домам, там же десять лучших классов города соберется, плюс приглашенные…

– Ты хочешь остаться там на ночь? – возмутился Виктор. На трезвую голову ему часто приходило в голову то, что необходимо воспитывать дочь, и это давало свои перекосы.

– Я бы хотела?! – Соня посмотрела на мать с уверенностью что та ее поддержит. Катя посмотрела на мужа.

– Я против, – отрезал Виктор.

– Но Витя, – мягко сказала Катя и посмотрела на мужа, – это ее первый взрослый праздник. Почему бы и нет?

Виктор замолчал. Меньше всего он любил, когда жена на него давила вот таким, мягким способом.

– Хорошо, – ответил он после паузы.

– Спасибо, папа! – Соня вскочила из–за стола, чмокнула папочку и собралась наверх, – мама, а кофе ты сварила и правда омерзительный.

Соня умчалась наверх, позвонить подругам. По правде говоря у Нади ее ждала Рита и НОРМАЛЬНОЕ платье для праздника. Плюс ко всему Рита собиралась накрасить Соню как полагается, чтобы та лучше выглядела, а Надя намеревалась решить проблему с прической.

Катя посмотрела вслед дочери и повернулась к мужу:

– Чего ты сразу с утра на взводе, знаешь же что я не умею кофе варить.

– Да я не из–за кофе, не буду же я при Соньке с тобой об этом говорить, – отмахнулся Виктор.

– А в чем дело.

– Вот, полюбуйся, – сказал Виктор и подал жене газету, где на развороте красовалась голова Натальи Борисовны Двуликовой, после того, как ее отловили в пруду у ГЭС.

– О, господи. Но она же… Она же директор нашей школы.

– Вот потому пусть Соня сначала на вечеринку сходит, а потом узнает, – рассудил Виктор, – хоть эта старуха и была курвой еще той, но наша мелкая распустит на ее счет нюни, жалеть еще будет. А ее не за что жалеть.

– Витя, не говори так.

– Да что там, не говори, отстань. Всегда на дух не переносил эту еврейку.

Виктор встал из–за стола и сказал:

– Заеду в кафе при авиазаводе и позавтракаю. А ты позвони в агентство – еще один такой кофе, и возле ГЭС с оловом в глотке найдут тебя, моя милая.

Катя осталась одна за столом и продолжала рассматривать жуткие фотографии. Ей почему–то было жалко эту женщину, тем более что когда–то они даже общались, и она помогла им. Но это было давно. Много воды с тех пор утекло. А теперь она мертва. В этот момент Катя услышала щелчок – это по коробу пневмопочты свалился из почтового ящика, установленного у входа на их территорию конверт. Катя вскрыла контейнер и увидела конверт с напечатанным словом ЕКАТЕРИНА. Она вскрыла его и обнаружила внутри небольшой кусочек агата сургучного цвета. Надпись в конверте гласила ПЕРВЫЙ.

* * *

В доме Гордеевых продолжалась немая сцена. Старшие никак не могли понять нежелание Антона. Сам виновник осознал, что вогнал родных в ступор и объяснил:

– Слушайте, не смотрите на меня так, будто я английскую королеву убил. Я просто не хочу туда ехать, мне там СКУЧНО. Я всегда вам об этом говорил. Я лучше останусь дома, почитаю книги для поступления и поиграю с Мариной в шахматы или шестьдесят шесть.

– Вот так всегда, – сказала Клара, – все на праздник, а мой – учится как обычно. Тоша, такие вечера бывают раз в жизни.

– Мама, не начинай пожалуйста снова, я тебя прошу, ну НЕ ХОЧУ я туда, хоть убивайте. Все эти накрашенные страшилы, которые сегодня будут размазаны просто до ужаса. Все одноклассники, с которыми толком и говорить то не о чем. Мам, и не заставляй. Тетя, и ты тоже.

– Я и слова не сказала, – отозвалась Анастасия, – я как раз и удивлена меньше всех. До сих пор помню…

– Настя, – оборвала ее Марина, – хватит. Все мы поняли.

– Хорошо, хорошо.

Инцидент был исчерпан. Остаток завтрака прошел без эксцессов.

После завтрака Анастасия и Евгений удалились в кабинет – им надо было что–то обсудить, а Марина с Тимофеем стали убирать со стола. Следует отметить что во многом Марина симпатизировала Тимофею и он был ее любимчиком. Клара и Ирина пошли в кладовую, прикидывать, что надо прикупить из продуктов, а Женя и Антон убежали в оранжерею поливать цветы. Так или иначе все были при деле.

Анастасия вошла в кабинет и устало опустилась в кресло у письменного стола:

– Что же я такая уставшая уже утром, наверное все силы потратила на завтрак и обсуждение убийства этой…, – сказала брату Анастасия.

– Ты сегодня прямо на работу или нет? Едем вместе? – спросил Евгений.

– Нет, – ответила та, – езжай на своей, я на вокзал еду из дома, а потом по делам. В контору если и заеду, то ненадолго, текучку подписать.

– Что–то я не понял, а тебя сегодня что сподвигло на прогул?

– А ты все сразу забыл? Мы же с тобой еще неделю назад говорили об этом!

– Точно, – хлопнул себя Евгений по лбу, – Спицын же сегодня приезжает.

– Вот именно, его встретить надо, в квартиру отвезти. В конце концов – я ему крестная или ехидна?

– Насть, – ухмыльнулся Евгений, – иногда мне кажется, что в тебе много чего от ехидны есть.

– Ну тебя, – сказала Анастасия, – я думаю привезти его к ужину в гости. А то совсем после смерти родителей его нельзя оставлять.

– Ему тридцать пять лет!

– И что? Да хоть сорок. Но духом он моложе своего возраста намного. Никого тебе это не напоминает, так, случайно?

– Напоминает конечно. Ты права. Да и я ведь его живьем ни разу не видел. Я помню только его маму, с которой ты вместе в университете училась. Погоди–ка.

– Что тебя смутило? – подняла брови Анастасия.

– А сколько ей лет было когда она Андрея родила?

– Слушай, не считала. Если ей не исполнилось пятьдесят пять, то значит в восемнадцать. Она же поздно в универ поступила.

– У меня не сошлось потому, что когда ты с ней познакомилась – ей было вроде тридцать.

– Ты путаешь. У тебя же на числа никогда памяти нормальной не было.

– А вот это, – настаивал Евгений, – мне запомнилось. Ей точно было тридцать, ты ей еще ту жуткую хламиду подарила.

– И кто после этого ехидна?

– Все, молчу, – отшутился Евгений, – я ничего не помню.

– Потому что зеленый плащ я ей подарила на тридцать пять.

– Ладно, ладно, – сказал Евгений, – у меня маразм и склероз.

– Не рановато?

– В самый раз! Когда находишься в таких хороших руках как твои, можно и с ума посходить немного, – произнес Евгений открывая дверь, – ладно, я уехал, – и закрыл за собой дверь.

Анастасия развернулась лицом к окну и вслух произнесла:

– Дура, научись врать складно хоть сейчас, ведь это так необходимо!

Евгений прошел через гостиную и услышал как беседуют в столовой Тимофей и Марина. Не прислушиваясь к словам он прошел по лестнице в комнату за своим кейсом с документами.

– Тетя, ты заметила сегодня за столом?

– Заметила, – сказала Марина.

– Они постоянно подмечают сходство Тохи с тем, что старше, но стоит им дойти до этого при нас, они застывают как истуканы.

– Ты не думал, что это больно вспоминать все это?

– А что, – не понимал Тимофей, – что не так?

Марина заметила вошедшую в столовую Ирину.

– Я и сама не знаю, – сказала Марина, а выражение лица Тимофея, смотревшего прямо на нее и не видевшего Ирину, резко изменилось на подозрительное, – ведь я приехала уже когда все закончилось.

– Потому что вспоминать больно, Тимоша, – сказала Ирина, – и вся эта история просто неприятна и болезненна. Ты же его совсем не помнишь.

Пауза.

– Нет, – Тимофей закачал головой, – совсем не помню, хочу помнить и не помню.

– А он тебя очень любил, – заключила Ирина, – но не сложилось. Давай не будем об этом.

Тимофей заметил, что на глаза у бабушки вот–вот потекут слезы. Он бросился ее успокаивать и обнял.

– Прости меня, я не буду больше, не буду, только не плачь, пожалуйста.

За его спиной стояла Марина и она не смогла сдержать слез. Но когда Тимофей отошел от Ирины она поспешно вытерла слезы и улыбнулась ему:

– Все хорошо, – сказала она, – пойдем мыть посуду.

* * *

Скорый поезд медленно огибал лесной массив и проезжал полустанок за полустанком. Через сорок минут по расписанию состав прибудет на Московский вокзал Озерска. В купе сидел только один человек. Внешне ему можно было дать лет двадцать–двадцать пять максимум, но он был намного старше – Андрею Спицыну в декабре стукнуло тридцать пять, но при этом он выглядел моложе своих лет – скорее всего потому, что в детстве наоборот сильно обгонял своих сверстников. А достигнув двадцати лет как будто застыл в этом возрасте внешне. Андрей отвлекал себя от созерцания лесного пейзажа, по которому пролегала железная дорога от Вязьмы к Озерску, перебирая четыре намагниченных шарика из гематита. Эти странные шарики ему передала крестная, давно, еще когда он в школе учился. Родители Андрея погибли в авиакатастрофе около месяца назад, их маленький магазинчик на окраине Саратова он предпочел продать и на эти деньги переехать к крестной в Озерск, так как у нее была и работа, и жилье в Озерске было дешевле, чем в Москве или Петербурге. Так что он собрал все свои вещи, посадил в переносную сумку свою черную кошку Сворти шести лет от роду и взял билет на поезд до Озерска. Потом 20 часов в поезде (благо без соседей) и вот и точка назначения. Отсутствие соседей оказалось выигрышным для Сворти – она могла свободно передвигаться по всему купе и даже получила право на туалет под полкой, куда исправно ходила. Андрей и Сворти были лучшими друзьями. Больше у этого молодого и недоверчивого человека никого не было. А после смерти родителей из близких людей в его жизни осталась только крестная, которая должна была встретить его на вокзале.

Сама Анастасия в этот самый момент выезжала на своей скромной «Шкоде» на Северодвинскую улицу, чтобы потом, через Вервижку и Валдайский бульвар свернуть на академика Королева и выехать прямо к Московскому вокзалу. Озердекс обещал Анастасии чистую дорогу и затруднение только на въезде на Валдайский бульвар. Затруднение оказалось некоторым преуменьшением, которое пришлось объезжать через загруженный Карельский бульвар, но в итоге, Анастасия не опоздала, а приехала с запасом в пятнадцать минут и припарковалась в своем любимом месте через дорогу от нового входа на станцию метро «Академическая».

Из четырех вокзалов Озерска Московский был самым малопривлекательным, возможно в силу того, что три других вокзала носили имена меньших городов или стран, а к Москве в Озерске всегда отношение было особое, и скорее негативное. Плоский, приземистый параллелепипед четырех этажей, с широченным конкорсом над путями. Никаких архитектурных изысков у вокзала не было – его строили в спешке, чтобы поскорее разгрузить захлебывавшийся от пассажиров Мурманский вокзал, поскольку в то время Белорусского вокзала попросту не существовало, а Смоленский располагался в глухом лесу посреди разметки городской застройки. Так что почти все поезда шли через Мурманский вокзал.

Анастасия поднялась в фойе конкорса и осмотрела электронное расписание. Саратовский поезд подавали на третий путь через восемь минут. Нумерация с хвоста как обычно, так что одиннадцатый вагон будет как раз у северного входа на конкорс. Анастасия подошла к справочному и увидела в продаже расписание пригородных поездов. В какой–то момент ее горло стянуло, на глаза набежала пелена, подступили слезы. Анастасия достала кошелек и купила расписание, взяла его в руки и стала гладить мелованную бумагу обложки. Девушка в справочной смотрела на нее в шоке. Заметив это Анастасия вернулась с небес на землю, вытерла едва выступившие слезы и пошла к спуску на вторую тупиковую платформу. Расписание она убрала в сумочку и застегнула ее. Оно продолжало греть ее душу и сердце.

Вскоре, Андрей, сопровождаемый чемоданом и переноской вышел на платформу и обнял Анастасию:

– Крестная, – сказал он, – я так рад тебя видеть.

– А уж я как рада! Я возьму кошку, а ты слушай, я буду тебе рассказывать про город. Ты все таки впервые в Озерске.

Андрей послушно кивнул.

– В общем ты на Московском вокзале. Он родной брат вокзала Курского в столице нашей родины, поскольку на сто процентов утилитарен, в принципе удобен, но при этом страшен как смертный грех своим бесконечным бетоном и стеклом. Думаю ты потом как–нибудь посмотришь остальные три, но не сейчас. Я сняла тебе квартиру неподалеку от нас. Сможешь к нам пешком завтракать бегать если что.

Они зашли на ленту подъемника, прошли через конкорс и спустились на южную вокзальную площадь.

– Прямо – университет путей сообщения, – показала Анастасия, когда они вышли из фойе, который закончили я и твоя мама. Налево – метро «Академическая». А справа – «Шкода» твоей крестной. Причем машина.

Они погрузились в автомобиль и поехали назад по Карельскому бульвару, поскольку на запад выстроилась небольшая пробка:

– Это Карельский бульвар. Если будешь сюда добираться – имей в виду, что метро «Карельская» не имеет выходов на бульвар. Ее какая–то умная голова разместила на километр севернее. Сейчас пересечем Яблочкова и справа увидишь наш Гостиный двор.

За перекрестком высились высотные башни делового центра, который вопреки Москве назвали в славянской традиции – «Гостиный двор».

– Это наше экономическое сердце. Вот в той дальней 40-этажной башне твоя тетя владеет тремя этажами. И тебе там работать представь себе!

– Очень высоко? – замялся Андрей.

– Ага. Под самой крышей.

– А я немного высоты боюсь, – ответил он.

– Думаю со временем привыкнешь. Мы окна обтянем для тебя бамбуком. Согласен?

– Да.

– Едем дальше – это Старопригаринский проспект – один из старейших спальников города. Сейчас мы переедем реку – это наша Ельша, а это – первый в городе метромост. А вот и крепостная стена – я не знаю почему ее у нас отгрохали, но согласись, что эти башенки впечатляют и он выглядит как памятник старины. А на самом деле этим кирпичам всего то семьдесят лет.

Кирпичный монстр Крепостной стены Озерска и правда смотрелся очень «под старину» и не зная можно было подумать, что его построили лет четыреста назад.

– Ну а это наша главная достопримечательность, – Анастасия показала на высившееся впереди огромный ультрасовременный объем с куполами а-ля церковь, – городской собор. Главная башня высотой 96 метров. В ясную погоду виден почти из каждого уголка города.

Автомобиль свернул на Проспект Мира – отсюда уже было рукой подать до жилища Анастасии, но на сей раз она проехала свой родной дом, и повернула к семнадцатиэтажному дому, которым заканчивалась Северодвинская улица.

– Северодвинская, 113. Будешь всем говорить адрес и хвастаться. Только номер квартиры не говори. Тут всего четыре таких дома на этой улице и все кого я отсюда знаю всегда этим пользуются.

Припарковавшись во дворе они поднялись на шестнадцатый этаж и уже через семь минут Андрей пробился в душ, а Анастасия обустраивала туалет для Сворти на остекленной лоджии–террасе.

Вымывшись и освежив мозги Андрей вышел из душа и сказал:

– Однако просторная квартира то. Одна кухня чего стоит.

– Да, это хорошая серия, – сказала Анастасия, – ты мне вот только одно скажи, – продолжила она смерив его взглядом с ног до головы, – это принципиально после душа дома носки одевать?

– Да, – ответил Андрей, – сколько себя помню – всегда так делал.

– Хм. Не замечала этого за тобой раньше. Ну ладно, мне надо до моего рабочего места добраться, а ты пока обустраивайся. Вечером заеду за тобой.

– Вечером? – удивился Андрей.

– Да, именно. Познакомишься с моей семьей. Они не страшные и не кусаются. А тебе пока общество нужно просто категорически. Советую осмотреться в районе, вот тебе два комплекта ключей.

Анастасия положила ключи на трюмо:

– Я заеду ровно в семь–тридцать. Будь готов. Но смокинга не надо, мы люди обычные, к ужину в смокинге не спускаемся.

Андрей проводил Анастасию до двери и сказал:

– Крестная. Я хотел сказать. Спасибо.

– Оставь это. Не за что. Раскладывайся, и не забудь что тебе на работу устраиваться завтра. Причем ко мне.

Дверь за ней закрылась.

Андрей прошел по квартире, осмотрелся. Северодвинская, 113 квартира 60. Шестнадцатый этаж. Почему у него дежа–вю насчет того, что он уже здесь был. Ведь он впервые в этом городе. Это невозможно. Андрей вышел на лоджию и оценил вид на южные предместья Озерска и Северодвинский район, где стояли дома разного сорта. И этот пейзаж тоже ему показался до ужаса знакомым. В нем было что–то такое до боли родное и близкое и это очень странное ощущение не отпускало Андрея. Он вернулся в комнату и задумал вздремнуть, лег на софу, к нему тут же прибежала Сворти. Через пять минут он заснул.