Текст книги "На пороге зимы (СИ)"

Автор книги: Анна Субботина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 37 страниц)

– Пойдёшь сама – не придётся портить твоё красивое лицо, – проговорил незнакомец с ухмылкой. Элеонора отпрянула, споткнулась о какую-то мелочь, пошатнулась и не удержала равновесие: непривычная тяжесть кольчуги и накидки увлекла её вниз. Лицо незнакомца приближалось, будто во сне; сильная, твердая от мозолей ладонь сгребла за шиворот, вздёргивая на ноги, лезвие слабо блеснуло. Элеонора перевалилась на колени, отчаянно рванулась – тщетно, её держали крепко.

***

– Луки!

Такко нетерпеливо выхватил стрелу и свесился со стены, чтобы лучше видеть цель. Чувствовать пальцами живую, тугую тетиву было куда приятнее, чем крутить ворот. Он тихонько поблагодарил судьбу, подкинувшую ему голубиные перья, которые словно бы давали стрелам крылья. Можно было посоперничать с арбалетами.

Лиамцы растянулись цепью и вскоре соединились с отрядом Ардерика. Они загоняли врага между укреплениями и замком, как поломойка гонит тряпкой воду. Такко, наверное, сотню раз пробежал глазами расстояние до вражеского войска, прежде чем решился спустить стрелу, и едва не заорал от радости, когда она нашла свою цель.

Кто-то толкнул его под руку; Такко обернулся и увидел Олларда с длинным луком тёмного дерева.

– Куда вы? – спросил Такко грубее, чем следовало. – Вы же маркграф!

– Больше нет.

– А?..

– Титул и земли остались только на бумаге. Мне предложили выбор – Север или эшафот. Верно, во мне заговорила кровь предков-воинов, и я согласился на эту авантюру. Ты хранишь слишком много моих тайн, чтобы не доверить ещё и эту.

Такко хмыкнул. Бесспорно, Оллард выбрал самое подходящее время для важных вестей.

– Если сюда прилетит стрела, вы пожалеете, – сказал он наконец.

– Если я о чём и жалею, то о том, что стою на стене не своего замка. Мои предки были бы довольны, что у их недостойного потомка появился призрачный шанс умереть с оружием в руках. Не зевай!

Они стояли лицом друг к другу, посылая одну стрелу за другой. Не было жалости, не было стыда за то, что они просто расстреливают беглецов – слишком высока была цена милосердия. Слишком хорошо помнилось, как во двор летели огненные стрелы, и как замок держался на краю гибели.

Однако Ардерик думал иначе.

– Опустите луки …! – заорал он, с лёгкостью перекрыв шум боя. – Сожри огонь ваши стрелы!..

Отшвырнул в снег арбалет и выхватил меч. Верен рядом с ним деловито перекинул арбалет через плечо и тоже вытянул клинок.

Оллард с сожалением убрал вынутую было стрелу и махнул рукой. Теперь, когда отряд Ардерика соединился с лиамцами, перевес сил был очевиден.

– Господин Оллард! – имперский сотник уже не просил, а требовал, столько настойчивости было в его голосе.

– Идите, Гантэр.

Теперь, когда внизу кипел рукопашный бой, стрелять было опасно. Такко следил за Вереном, с чьего меча разлетались кровавые капли; он прикрывал Ардерику спину, и Такко с плохо скрытой завистью отмечал, как легко летал его увесистый клинок, и как слаженно и чётко они с Ардериком двигались. Лиамцы сражались вполсилы и берегли людей, зато Гантэр с тремя десятками мечников яростно бросился в бой.

Теперь северяне дрались отчаянно, благо поток стрел из замка и укреплений прекратился. Может, не оставляли надежды пробиться к лесу, а может, наконец не захотели дешево продавать жизни. У Такко замерло сердце, когда Верен отлетел в снег, едва увернувшись от удара. Ардерик остался один против троих – и нельзя, нельзя было стрелять!

Оллард негромко выругался и вскинул лук. Они с Такко стояли бок о бок, стрелы в колчанах сцепились. Оллард выдернул первую попавшуюся и выпустил раньше, чем Такко успел его остановить. Рыжее голубиное перо пролетело над плечом Ардерика и воткнулось в горло противнику.

– Не делайте так больше, – выговорил Такко разом заледеневшими губами. Дёрнись Ардерик на пядь – и дорога ему была бы на погребальный костёр.

– Увлёкся, – пожал плечами Оллард и поставил лук за спину Такко, возвращая лицу привычную непроницаемость.

***

Победа, полная, настоящая! Ардерик бродил по пустоши, переворачивал тела, рассматривал узоры на рубахах и пряжках, и радость меркла, не успев родиться. Шейна не было ни среди погибших, ни среди пленников; скрестить с ним мечи не удалось, и это заставляло ярость снова бурлить в жилах. Верен хромал сзади – похоже, пропускать удары по ногам входило у него в привычку, но хоть в этот раз обошлось без серьёзных ран.

Навстречу шли маркграф со своим лучником – оба довольные, оживлённые. Ардерик дождался, когда они приблизятся.

– Где Шейн, раздери его тьма? Надо полагать, в замке было спокойно, раз вы здесь?

– Да, в нижних коридорах всё тихо, – ответил Оллард. – Дарвел с бароном всё ещё там.

– И за каким лядом он положил почти сотню воинов, если не собирался нападать из-под земли? – Ардерик выругался от души и перевернул носком сапога очередное тело. Из горла у того торчала стрела с рыжими перьями, лишний раз напомнив Ардерику о Шейновых рыжих волосах и пламени, сожравшем его сотню на погребальном костре. Он выдернул стрелу и протянул Такко:

– Твоё.

Лучник потупился, а Ардерик стиснул зубы. Стоило отвесить затрещину недоумку, возомнившему себя великим стрелком, и отправить на неделю мыть миски и отхожее место, но граф-то наверняка простит необдуманный выстрел…

Оллард улыбнулся одними глазами и забрал стрелу:

– Это я стрелял.

– Превосходный выстрел, – криво усмехнулся Ардерик. – Где же Шейн, сожри его тролли?

– Может, пленные расскажут, – пожал плечами Оллард. – Меня больше интересует, где госпожа баронесса. Почему не приветствует победителя?

Ардерик неосознанно вскинул глаза на стену, но не нашёл там знакомой стройной фигуры. Скорее всего, Элеонора заботилась о раненых, но… могла ли она не выйти узнать, нашли ли Шейна? Под рёбрами ворохнулась тревога, густо замешанная с ревностью.

– В прошлый раз… – В прошлый раз Элеонора нашлась запертая в своих покоях, и Ардерик запнулся на полуслове. – Я иду в замок. Раз Шейна здесь нет, надо проверить…

Сил выдумывать, что именно надо проверить, уже не было. Шагая к замку, он скосил взгляд, убеждаясь, что Верен рядом, и заметил, что Оллард с лучником тоже идут следом.

Коридоры и лестницы сменяли друг друга, путали, манили боковыми ответвлениями, но путь к покоям Элеоноры Ардерик нашёл бы и с закрытыми глазами. Разумнее было начать с лекарской или кухни, а по-хорошему следовало проверить, как дела на нижних этажах, прежде чем бросаться на поиски чужой жены. Но чутьё гнало наверх.

Впереди замаячила последняя лестница, и в этот же миг сверху раздался отчаянный женский крик.

========== 7. На благо Севера ==========

Ардерик первым взлетел по лестнице, оттолкнул зарёванную служанку, звавшую на помощь с верхней ступени, и ударил плечом в резное полотно. Верен отстал лишь на пару ступеней, но и удвоенного натиска не хватило высадить тяжёлую дубовую дверь. Измотанное битвой тело отзывалось болью, но они били снова и снова, пока сзади не появился маркграф.

– Отойдите, – велел он и опустился перед замочной скважиной на колено. – Танкварт, нож! И стрелу с двойным наконечником!

За дверью что-то грохнуло, зазвенело разбитое стекло. Затем воцарилась тишина, и она не нравилась Ардерику, очень не нравилась.

– Кто с ней? – рявкнул он на служанку, всхлипывавшую у стены. – Что стряслось?

Девчонка только замотала головой, размазывая слёзы по щекам.

– Бригитта, не реви, – обратился к ней Верен. – Тащи лучше топор… два топора!

Глупая девчонка не двинулась с места. За её хныканьем ничего не было слышно. Ардерик рыкнул и схватился за меч – рубить проклятую дверь. Время утекало, а маркграф всё ковырялся в замке.

– Да сколько можно! – не выдержал Ардерик. – Стали бы сюда ставить замок, который можно открыть ножом!

– Его делали в моей мастерской, – отозвался Оллард, не прекращая работы. – Попробуйте отжать дверь, господа, только аккуратно.

Что-то хрустнуло – не то нож, не то механизм, но дверь наконец поддалась. Кажется, они влетели в спальню Элеоноры все вчетвером, разом протиснувшись через широкий проём.

В комнате царил страшный беспорядок. Остро пахло чем-то сладким и терпким, душистым маслом, что ли. Сквозь этот запах пробивался другой – тяжёлый, густой, с привкусом железа. По шкурам на полу расползалась густая тёмная кровь, в сумраке казавшаяся почти чёрной. Взгляд выхватил окровавленные рыжие пряди, выпавший из безжизненной руки клинок, осколок зеркала в израненной ладони, десятки таких осколков на пропитанных кровью шкурах. Невыносимо долгие мгновения картинка оставалась раздробленной. Наконец в полумраке обрисовались две фигуры: лежавшая ничком и стоявшая над ней, а ещё тёмный провал за гобеленом.

Ардерик первым метнулся к Элеоноре и оттащил от тела. Радость, облегчение, гнев, разочарование сменяли друг друга в бешеной круговерти. Шейн убит – не им, Элеонора спасена – им. Кажется. Он разжал её руку, сжимавшую осколок зеркала, и расстегнул пряжку тяжёлой накидки. Осколок был острый, длиной в пол-локтя, чуть изогнутый книзу. Грозное оружие, если знать, куда бить. Элеонора знала.

Оллард опустился около раненого, заглянул в лицо, поднёс к губам взятый наугад зеркальный осколок. Ардерику хватило одного взгляда, чтобы понять – допрашивать некого. Кровь била из-под ремня шлема, иссякая на глазах. С такими ранами не то что не говорят – не дышат.

Бледная, как мел, Элеонора, не мигая, смотрела в одну точку, пока Ардерик точными, резкими движениями расстёгивал на ней доспех. Затем её ресницы дрогнули, она подняла на Ардерика глаза и вцепилась в его руку. Губы дрогнули, но с них сорвался только судорожный, прерывистый вздох. Ещё вздох – и взгляд стал более осмысленным.

– Я в порядке, – выговорила Элеонора. – Это не моя кровь, – выдохнула она, непонимающе глядя на изрезанную руку и забрызганное платье. – Это не Шейн, – обратилась она уже к Олларду, и сердце Ардерика рухнуло вниз. – Но я… я видела его. Он был здесь, тоже!

Её голос креп с каждым словом. Только что казалось, что она лишится чувств от пережитого, но вместо того отёрла ладонь о промокшее платье, ахнула, словно впервые ощутив боль, прикусила губу и упрямо расправила плечи. Ардерик бегло оглядел её – похоже, не ранена, только напугана. Перевязать порез и всё. И прогнать затаившийся в глазах ужас.

– Вы уверены? – быстро спросил Оллард и повернул голову убитого так, что теперь и Ардерик видел – спутать их с Шейном можно было разве что со спины и в густом сумраке. Рыжие волосы, резкие черты лица, высокий рост – на этом сходство заканчивалось.

– Я уверена, – Элеонора всхлипнула, зажмурилась на миг и продолжала: – Этого человека я вижу впервые. Шейн стоял там, за дверью, смотрел… просто смотрел… Умоляю, схватите его!

– Он говорил с вами?

– Нет. Поспешите, прошу!

Долю мгновения Ардерик колебался, но молящий взгляд Элеоноры и слабое пожатие руки заставили передать её на попечение заплаканной служанки. Та уже успела обосноваться в объятиях Верена – он гладил девчонку по волосам и шептал что-то успокаивающее, впрочем, не сводя глаз с тела и не снимая свободной руки с меча. Только после того, как Элеонора помянула Шейна, девчонка опомнилась, утёрла слёзы и бросилась к госпоже.

– Это барон запер её! – крикнула она. – Я видела!

– Бригитта! – одёрнула её Элеонора – твёрдо, решительно, будто не задыхалась только что от ужаса.

Последнее, что увидел Ардерик, прежде чем нырнуть в черноту хода вслед за графом и лучником – как служанка сноровисто разводит в кувшине с водой целебную настойку. Потом за ним шагнул Верен – кажется, успев пробормотать на прощание что-то ободряющее – и стало совсем темно.

***

Узкая каменная лестница уходила вниз, и конца ей не было. По старой привычке Ардерик взялся было считать ступени, но быстро сбился. В спешке никто не додумался взять фонарь, и скоро вокруг сгустилась кромешная тьма. От мысли, что по этим же ступеням шёл Шейн, подкатывала ярость, а рука крепче сжимала рукоять меча.

Лестница кончилась внезапно. Ардерик услышал предупреждающий оклик Олларда, но едва удержал равновесие, встретив вместо очередной ступени ровный пол.

Казалось, узкий и извилистый ход никогда не закончится. Ардерик от всего сердца проклинал Эслинге и каждую пядь его коридоров, тайных и явных, пока не сообразил расставить руки в стороны – так было чуть проще держать равновесие и угадывать повороты. Мрак стоял непроглядный, под ногами плескала вода, будто они бежали по кишкам неведомого морского чудища. Мёртвую тишину нарушало лишь их хриплое дыхание и топот четырёх пар сапог. Верен сзади вполголоса поминал тьму, что должна была немедленно сожрать замок вместе с его коридорами, стенами и низким потолком. Уже сожрала, – хотел сказать Ардерик, но предпочёл поберечь дыхание.

Казалось, они бежали больше часа, а ненавистный мрак не спешил рассеиваться. Но вот впереди забрезжило, а через пару десятков шагов по глазам ударил дневной свет. Пахнуло свежестью и снегом, над головой открылся выход.

– Стойте! – окрикнул Ардерик остальных. Протиснулся мимо Олларда, успел ухватить за рукав отчаянного лучника, пытавшегося дотянуться до краёв лаза, надел на острие меча шлем и поднял над краем.

Было тихо. Никто не спешил стрелять, либо не попался на старую уловку. Глаза постепенно привыкали к свету. С краёв осыпались прошлогодние хвоинки, над головой качались верхушки сосен. В висках грохотала разгорячённая погоней кровь. Ардерик выждал двадцать счётов, надел шлем, подтянулся, не пряча меч в ножны, и осторожно выглянул.

Лаз выходил в молодой сосновый лес. Снег вокруг был истоптан, но разобраться в следах было легко: в подземный ход зашли двое, а обратно тянулась одинокая цепочка. Ардерик ещё раз осмотрелся и, опираясь на старые доски, вылез наверх.

За лесом шумела река, с другой стороны сквозь сосновые стволы вырисовывались укрепления и высился замок. Рядом лежали аккуратно сложенные доски, вокруг была размётана пожелтевшая слежавшаяся хвоя и метались муравьи, тащили куда-то толстые белые коконы. У дерева была привязана невысокая мохнатая лошадка местной породы.

– То-то барон не дал здесь рубить! – негромко проговорил Верен, едва выбравшись наружу. – Выходит, он ещё до праздника всё задумал?..

Ардерик дёрнул плечом. Давно стоило обшарить окрестности… впрочем, этот лес был исхожен вдоль и поперёк, и кто бы догадался разворошить муравейник? Сколько же ещё тайных выходов таилось вокруг замка?

Отпечатки ног вели к реке. Маленький отряд бежал по следу, озираясь и прислушиваясь. Но тишину нарушали лишь шелест ветвей и редкие голоса со стороны замка. Колокол, звонивший об опасности, наконец умолк, и можно было надеяться, что скрип снега не помешает услышать щелчок арбалета за деревьями.

Им повезло, засады не было. По берегу реки петляла меж камней узкая, как лента в девичьей косе, тропка. Следы привели к небольшой отмели, где тропа обрывалась, а следы уходили в воду. Ардерик вскочил на прибрежный валун, примерился, перепрыгнул на следующий и наклонился вперёд, цепляясь за щель в стене и пытаясь рассмотреть под отвесным берегом остатки тропы. Напрасно – дальше хода не было. Река уходила в теснину между двух обрывов, и на заиндевевшем каменном отвесе виднелись смазанные отпечатки – человек шёл по воде там, где мельче, и держался за стену, чтобы не поскользнуться.

– Голову даю, там дальше ещё нора, – Ардерик сплюнул в воду и ударил кулаком по обледеневшей стене. – Ну, хотя бы баронессе не померещилось со страху.

Он вернулся на отмель и подошёл к воде, прикидывая глубину. На ногах у многих убитых камнеедов были высокие, чуть ли не до бедра, сапоги из немокнущей тюленьей шкуры. Лиамцы тоже такие носили; Ардерик сразу вызнал, что за штука, только своими не обзавёлся. В таких-то бежать по воде сподручнее – не намокнут, не обледенеют, не скуют ноги на середине пути мёртвым грузом. Наверняка на Шейне были такие же.

– Ардерик, отойдите от воды, – велел Оллард. – Надо иметь местную закалку, чтобы продолжать погоню.

– Мы не можем его упустить!

– Нельзя рисковать. К тому же, впереди может ждать засада. Отойдите. Вы нужны в замке.

Ардерик не двинулся с места. После бега морозный воздух жёг лёгкие. Берега здесь высились над головой, и над непроницаемо-чёрной водой уже сгущалась пелена вечерних сумерек. Вокруг камней, выступавших из воды, зима сплела ледяное кружево. Берега тоже сковал тонкий, прозрачный лёд. Как же холодна была эта вода…

– Надо было лошадь захватить! – заявил Верен. – Только она бы ноги переломала на этой козьей тропе.

– Не переломала бы, – заявил Такко. Он забрался на камень, где до того стоял Ардерик, и балансировал на верхушке. – У нас лошади и по худшим местам проходили. Только нам по воде идти не надо. Если забраться по стене и по тому карнизу…

– Слезай, – бросил ему Оллард. – Сверзишься. – Подкрепил свои слова строгим взглядом и вдруг рассмеялся: – Четверо недоумков! Ладно молодые люди, ладно я, кабинетная крыса, но вы-то, Ардерик, опытный воин! Как так вышло, что мы погнались вчетвером за призраком Шейна, рискуя напороться на засаду? И даже фонарь не взяли в этот проклятый ход!

Ардерик хотел напомнить маркграфу, кто первым рванул в самоубийственную погоню, и чей чёрный плащ он безуспешно пытался высмотреть в подземном мраке. Но вместо этого тоже расхохотался. Слишком нелепо всё выглядело. Слишком обидно было упустить добычу, почти ухватив её за хвост. Оставалось только смеяться.

– Я ни хера не понимаю, – признался он наконец и пнул камень. – Что, тьма раздери, это было?! Ясно, что войско для отвода глаз, но почему он сбежал? Бросил, мать его, семьдесят четыре человека! Не абы какое отребье, а воинов! И зачем послал того парня? Назовите меня камнеедом, если в этом есть хоть какой-то толк!

– Идёмте в замок, – Оллард огляделся напоследок, задержался на уходящих в воду следах. – Поймай мы Шейна, не узнали бы от него и половины того, что узнаем сегодня от хозяев замка. Он вернётся. И можете назвать камнеедом меня, если тому не поспособствует его родной брат. Поспешим!

– При Тенрике Эслинге Север процветает, – через силу выдавил Ардерик, пока они шли через лес. Лаз наскоро забросали досками, лошадь забрали с собой, её вёл под уздцы Такко. Азарт погони схлынул, уступив место беспокойству: что будет с Элеонорой после того, как барон так глупо и невовремя подставился. – Он хороший правитель, пока дело не доходит до войны.

– Вы правда в это верите? – вскинул брови Оллард. – Раскол на Севере был делом времени. Даже в столице ждали войны. Полагали даже, что она начнётся при старом бароне, но мир удалось продлить – надо полагать, и вправду трудами нашего почтенного Тенрика. Но сейчас ему придётся ответить за сделанное и ещё больше за то, что сделано не было.

– В столице ждали войны? Мне об этом не известно, – хмыкнул Ардерик. – И старого барона я не знал.

– Я тоже, но весьма наслышан. А вы – неужели ни разу не поинтересовались, кто воспитал вашего врага? Кому мы обязаны тем, что Север разрывается между двумя братьями?

Ардерик пожал плечами.

– Мудрецы говорят: чтобы понять, каким вырастет дерево, погляди на его корни. Как иначе понять, выстоит дерево в бурю, согнётся или сломается? Какова будет поросль, если срубить его? Эта война зрела много лет, у неё длинные и крепкие корни.

– Как у местных колючек, – усмехнулся Ардерик. Верен ещё в первые дни поделился своим удивлением от невзрачных стеблей с прочными корнями. – Только нам тут, знаете, некогда было рыться в чужом прошлом. Других забот хватало.

– Я знаю, – кивнул Оллард. – Империя не забудет того, что вы сделали. Но пришло время взглянуть чуть дальше своего носа. Если мы хотим мира на Севере, начинать надо с корней.

– Вы допросите Эслинга?

– Разумеется. – Оллард смерил расстояние до замка, оглядел лошадь, едва достававшую ему до груди, и нахмурился: – Танкварт, скачи-ка в замок первым. Медальон при тебе? Найди Гантэра и передай, чтоб ждал нас у ворот с десятком лучших воинов.

– Гантэр ранен, – возразил Такко, – я видел, как его несли.

– Тогда найди того, кто его заменяет, но передай мои слова. Живо! Барона нужно схватить как можно скорее.

За поднятой с места в галоп лошадью взметнулся и улёгся снег, и вместе с ним вспыхнула и погасла надежда Ардерика. Барону не отвертеться, Шейна будут искать… но что делать Элеоноре? И, тьма раздери их всех, не навредила ли схватка её здоровью? Ардерик закусил губу, такой болью отозвался узел, который он сам же скрутил. Вчера ему казалось, что лучше бы вовек не встречаться с Элеонорой, да ещё четверть часа назад он был поглощён погоней, но сейчас бы отдал всё, чтобы взглянуть в ясные серые глаза и услышать голос, звучавший лучше всякой музыки.

– Если он не знает, чем кончилось дело, мы вытрясем из него всё, – продолжал меж тем Оллард. – Запомните мои слова, Ардерик, мы с вами многого не знаем о Севере. Где младший Эслинг нашёл себе союзников, чего ради они пошли за ним, чего на самом деле хочет старший? На все эти вопросы придётся отыскать ответы. И мы их найдём.

Он перевёл дух и крепко сжал губы, словно потратил все отмеренные на сегодня слова. Ардерик только хмыкнул. Он по себе знал, как долго не отпускает азарт погони непривычного к боям человека. Вон и граф разболтался, почти как живой, а то ходил всё восковой куклой.

Ардерик нетерпеливо покосился на Верена – он хромал всё заметнее, и бежать, как ни хотелось, было нельзя. А когда взглянул на Олларда, желая вновь завести разговор о бароне, встретил на его лице прежнее холодное безразличие.

***

В это время дня в хозяйских покоях не топили – принято было заниматься делами и возвращаться в комнаты уже после ужина. Так было всегда, так должно было случиться и сегодня. Безутешный барон должен был оказаться в покоях поздним вечером, поседев от бесплодных поисков жены.

Но всё пошло кувырком.

Тенрик не поднимал глаз, битый час рассматривал без того знакомый узор потемневших от времени досок скамьи. Ясные, чёткие линии терялись, наплывали друг на друга, растворялись в тёмном пятне сучка. План Тенрика был так же прост и надёжен, но он недооценил змею, которую взял в жёны не иначе как под дурманом. Недооценил гадину и Шейн, и теперь будущее лежало впереди зловещим тёмным пятном.

– Вы сговорились с братом, по его знаку обманом увели жену в её покои и заперли там. На что вы хотели её обменять? На мир? Помилование брата? Или что-то ещё?

За последний час негромкий и ровный голос опостылел Тенрику до зубовного скрежета, но столичный гость продолжал задавать один и тот же вопрос с настойчивостью часового механизма. Он расположился в хозяйском кресле и быстро, но внимательно просматривал бумаги из ящиков и полок. Тенрик горько усмехнулся: эти имперцы привыкли общаться письмами, которые так легко было перехватить, подменить, прочесть ненужному человеку. Будто забыли, что нет лучше старого доброго уговора без свидетелей.

Впрочем, в этот раз и уговор не помог.

– Отпираться бессмысленно, вас видела служанка. Так зачем вы это сделали?

– Что значит слово служанки против слова барона?

– Столько же, сколько ваше против моего. Я ей поверил. Этого достаточно. А вам следовало бы проявить признательность супруге, которая так и не стала свидетельствовать против вас.

В комнате темнело. Рядом с Тенриком горел с десяток свечей, очерчивая его светлым кругом. Такими обводят дома на Перелом, чтобы не обидела разгулявшаяся нечисть. Будто бы барон стал в своём замке нежеланным гостем, забежавшим на огонёк лесным духом. Маркграфу же хватало одной свечи, в свете которой были видны его бледные тонкие руки – оскорбительно чистые, с редкими чернильными пятнами. Руки бумагомарателя и неженки, в жизни не знавшего нужды и боли.

Эйлин хотела, чтобы он, Тенрик Эслинг, тоже носил маркграфский титул. Стал одним из этих зазнаек, которые толком не знают, как растёт хлеб для их стола.

– Так чего ради вы всё это затеяли? Для чего погубили брата и своё имя?

Тенрик стиснул зубы, ещё ниже опустил голову и уткнулся взглядом в пол. Холод в комнате был не так страшен, как ледяная пустота, сковавшая внутренности. Разум говорил, что Шейна погубила самонадеянность, но внутренний голос упорно шептал: если бы не Тенрик, брат бы жил.

Они с Дарвелом выводили людей из подземелья, когда слуга сообщил, что в покоях баронессы как будто что-то неладно. Вроде как служанка кричала и кто-то ломал дверь. В замок возвращалось войско, раненые звали лекаря, здоровые требовали ужина, и никто толком не знал, что стряслось на хозяйском этаже. Тенрик дождался, когда людей накормят и устроят, и поднялся наверх. Почуял недоброе сразу, как только увидел дверь – открытую, а не разбитую и сорванную с петель. А следом увидел, как Шейна выносят на плаще, за которым тянулась тонкая цепочка алых капель.

Ему не позволили увидеть брата. Тот же бесстрастный голос, что нынче уже час терзал Тенрика одним и тем же вопросом, велел отправляться к себе. Тенрик снёс бы столичного выскочку одним ударом кулака, но за его спиной стояли десятка полтора имперцев, и проклятый сотник тоже там был, держа руку на мече.

Перед тем, как запереть в покоях, его провели в спальню Эйлин. Там будто овец свежевали. После таких ран не выживают. Видел Тенрик и саму Эйлин – бледную, с перевязанной рукой, но облившую его таким ледяным презрением, что захотелось её придушить, лишь бы стереть надменную гримасу с проклятого лица.

Кто мог подумать, что у изнеженной красотки достанет храбрости и сил перерезать мужчине горловую жилу жалким осколком зеркала, так похожим на большой змеиный зуб.

Кто мог подумать, что Шейн, вояка и храбрец, позволит себя убить.

Кто мог подумать, что Эйлин поднимет на него руку, а не отдастся прямо там, на полу, как кошка в охоте. Время-то самое подходящее – после Зимней Четверти коты завсегда начинали гулять по всей округе.

Теперь обескровленное тело Шейна ждало своей участи где-то в холодных кладовых, Эйлин торжествовала победу, и всё рухнуло, всё!.. Перед глазами стояли окровавленные рыжие пряди и свесившаяся с плаща рука, которая никогда больше не возьмётся за меч.

А маркграф продолжал бубнить своё:

– Вы знали, что из покоев вашей матери, ныне принадлежащих госпоже Элеоноре, уходит тайный ход. Знали, что ведёт он в лес у реки, потому и не позволили вести там вырубку. Воспользовавшись неразберихой, царившей в замке последние недели, вы встретились с братом и пообещали ему – что?

Если бы не десяток воинов за дверью, Тенрик давно заставил незваного гостя замолчать. Ишь, развалился в чужом кресле, в чужом доме! Знать, к нему никогда не врывались, не рылись в вещах, не допрашивали, как преступника. Вот и показывает власть, в то время как на Севере издавна силён был не тот, кто красно говорит, а кто может зимой обогреть и накормить людей.

И никого он не терял, сразу видно. Иначе позволил бы увидеть брата. Хоть глаза ему закрыть.

У замка Эслинге были крепкие и длинные корни – длинные, извилистые ходы, что тянулись к лесу и реке. Постаралась вода, за тысячи и тысячи лет промывшая в камне подземные русла, а после помогли люди. Предки знали, где строить замок: ни один чужак не разберётся в подземных хитросплетениях. Засыпь одно – откроется другое, благо стенки кое-где были не толще пальца. Не везде, иначе замок давно рухнул бы, лишь в особых местах.

Немного работы – и проход, когда-то отмеченный белым крестом, удалось расчистить без лишнего шума. А дальше обменяться весточками было делом времени. Пятеро парней, украдкой обчищавших одну из северных кладовых, быстро согласились уговорить Шейна на встречу в обмен на пощаду.

Тенрик до последнего не верил, что брат придёт. Не верил, пока шёл по сырому коридору, ведущему к реке. Не верил, даже когда фонарь высветил фигуру, уютно устроившуюся в нише. Шейн сидел на голом камне, вытянув ноги в высоких сапогах из тюленьей шкуры и накинув на лицо капюшон меховой куртки. Со стороны казалось, что он отдыхает. Лишь лежавший на коленях арбалет и внимательный взгляд из-под капюшона выдавали, что брат настороже.

– Северные кладовые пусты, – сказал Тенрик вместо приветствия.

– Знаю, – ухмыльнулся Шейн. – И не узнаю запасливого братца!

– Замок полон имперского сброда, – Тенрик прислонился к стене, старясь не слишком вглядываться во тьму за спиной Шейна. Едва ли он пришёл один. – Жрут, как не в себя. Скоро я не смогу помогать тебе незаметно.

– Я сам себе помогу. Тебя попрошу последнего.

– Я вижу, – усмехнулся Тенрик. Шейн откинул капюшон, и можно было рассмотреть пятна обморожения на лице, свалявшиеся волосы, заострившиеся скулы. – Брат, послушай меня. Имперцы крепко взялись за дело. Отстраивают укрепления, ставят на стены камнемёты, куют мечи и стрелы и собирают поход на восток. Ты не свезёшь отбиваться от них.

– Тебе-то что за дело?

– Ты мой брат. Мы северяне, Шейн. Мы – Эслинги. Мы можем ссориться сколь угодно, но не когда наши земли грозят захватить южане. Во имя Севера, брат, опомнись и погляди, в какой оборот попал!

– Ты же был верен Империи! – выплюнул Шейн. – Сам считаешь себя одним из них!

– Никогда, – покачал головой Тенрик. – Я – плоть от плоти Севера. Как и ты. Разница между нами лишь в том, что ты хочешь войны, а я мира. А мир может дать только союз с Империей. Только с южным зерном мы будем достаточно сыты, чтобы прекратить грызню за клочки земли.

– Как бы тебе не подавиться этим зерном, брат!

– Помолчи-ка и послушай меня! Бор-Линге не прокормит твоих людей, а зимовка в горах убьёт быстрее любого врага. Эслинге тебе не взять ни силой, ни хитростью. Но можно добиться, чтобы вас снабдили едой, целебными травами и дали спокойно уйти.

– А весной нагнали сюда людей и открыли на нас охоту?

– Этому не бывать. Я знаю, как выторговать тебе помилование. Только уйди.

– И как же?

– Если у тебя будет что-то по-настоящему ценное для имперцев, ты сможешь требовать чего угодно.

– И что же это?

Имя замерло на губах на долю мгновения, чтобы упасть камнем – нет, горой с плеч, увлекая за собой груз обиды и позора:

– Эйлин.

Шейн засмеялся – хрипло, зло:

– Да ты умом решился, братец. Что я буду делать с неженкой-южанкой?

– Делай с ней, что захочешь. Пока она жива, сможешь обменять её на что угодно. На правах безутешного мужа я первым отдам тебе припасы и всё, что нужно для зимовки, и меня никто не посмеет остановить. Даже если сюда заявится сам император – он не станет рисковать её жизнью. Эйлин из слишком хорошей семьи, чтобы этим не воспользоваться.

– Значит, я могу делать, что захочу, лишь бы жила? – в глазах Шейна блеснул хищный огонёк. – Ты же любил её, братец. На руках носил. Бесился, когда я просто смотрел на неё. А теперь – отдаёшь? Не боишься, что вернётся с подарочком?