Текст книги "На пороге зимы (СИ)"

Автор книги: Анна Субботина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 37 страниц)

– Изучил бы, если бы не наш маленький имущественный спор с маркграфом Виллардом.

– Мой отец – маркграф Таллард, и я уговорю использовать всё своё влияние, – твёрдо заявила Элеонора. Ардерик негромко рассмеялся:

– Ты до сих пор веришь, что достаточно пожаловаться отцу, чтобы солнце взошло на западе, а село на востоке. Он не будет вмешиваться, уверяю тебя. Если мы и победим, это будет твоя победа.

На месте Северного тракта расстилалась снежная пелена. Чистая, нетронутая, словно подтверждая: никто не придёт. Где-то над лесом летел голубь с лживым письмом, летел на юг, в столицу… Перед глазами вдруг отчётливо предстал отцовский замок: стены из жёлтого песчаника, беседка, увитая цветами и виноградом, резная мебель из тёмного дерева. Элеонора прикусила губу до солоноватого привкуса. Её дом теперь здесь.

Ей понадобилось время, чтобы слова Ардерика дошли до сознания.

– Если… Но мы же победим, Ардерик!

– Конечно, – он привлёк её к себе, откинул меховой капюшон, погладил по волосам. – Конечно, победим.

Элеонора ощутила, как устала и замёрзла, насколько её проморозил Север за эти дни и последние восемь лет. Она уткнулась Ардерику в плечо и позволила увлечь себя под защиту ниши в стене. В его объятиях Элеонора отогревалась, как у костра, зная, что он может обернуться бушующим пожаром ради неё. Она повела плечами, позволив корсажу разойтись, и подняла бедро, прижимаясь плотнее.

– Подожди! – усталость и отчаяние отступили от мысли, пронзившей Элеонору ледяным клинком. – Так ты поэтому лёг со мной вчера – потому что не надеешься на победу?!

– Если у нас будет ребёнок, воспитай его воином, – вместо ответа прошептал Ардерик, не ослабляя объятий. – На тебя никто не посмеет поднять руку, чем бы ни закончилась наша история.

***

Из окна второго яруса обзор был никудышный. Стены были толщиной в человеческий рост, и двор был виден, только если забраться на подоконник. Верену быстро надоело сидеть там, скорчившись в три погибели, и он спустился назад в башню. Ардерик ушёл, едва рассвело, бросив короткий приказ «присматривать тут за всем». Но присматривать было не за чем: все знали своё дело. Потому Верен сидел на полу, подперев подбородок рукой, и рассеянно слушал стоны раненых, блеяние коз и другие звуки осаждённого замка.

Он ждал, что после сражения будет спать как убитый до следующего наступления, но в голове крутилось слишком много мыслей. И прогнать их было нельзя, хотя чем дальше, тем меньше они нравились. Вчера Верен искренне восхищался Ардериком, принявшим поединок ради защиты замка и чести баронессы. Выйти одному за всех было так прекрасно и правильно, что вчера Верен был готов умереть, но стать причастным этой правильности. А ещё раньше Ардерик говорил барону, что будет защищать баронессу до конца жизни, и Верен запомнил каждое слово, надеясь, что когда-нибудь сможет повторить их.

Но дальше начиналось странное. Вместе с клятвой вспоминалась обугленная киноварь и расспросы Ардерика. Можно было отмахнуться от мысли, что баронесса хотела отравить мужа – дела знати, в них проще не вникать, – но не забыть, что Ардерик всё знал, одобрил, расспрашивал нарочно…

А вчерашний поединок? Кем теперь следовало считать Шейна Эслинга? Он оставался злейшим врагом, которого надлежало убить, но Верен с Ардериком, получается, были обязаны ему жизнью. А согласись он присягнуть Империи – ему бы простили разорённые земли и перебитую сотню?.. А стань он своим, обернулся бы предателем для тех, кто следовал за ним?..

Верен рыкнул и переменил положение, пытаясь прогнать назойливые мысли. Не за этим он шёл на Север! Давние слова Ардерика, что не всякая победа приносит славу, обретали смысл, и он совершенно не нравился Верену.

Он повернулся и упёрся взглядом в Такко. Друг сидел у стены напротив, опустив голову, и задумчиво трогал натянутую тетиву. Это тоже было неправильно – что они не сидели рядом, что лучший и единственный друг явно хранил тайны. Внутри копилось глухое раздражение, которое только крепло оттого, что нельзя было выплеснуть его на врага.

Зато можно было прямо сейчас поговорить с Такко и вытрясти из него, что случилось в Эсхене и от чего он бежал на Север. В том, что его вела не одна дружба, Верен уже не сомневался. Он размашисто опёрся о стену, чтобы подняться, и неожиданно наткнулся на что-то мягкое, а следом вздрогнул, услышав испуганный женский вздох. Оказалось, Бригитта незаметно поднялась снизу и села совсем близко. Сейчас она стояла, прижимаясь к стене, и стягивала у горла ворот платья.

– Тьфу ты пропасть, – не сдержался Верен. – Я тебя не заметил. Подкралась, как мышь… Не ударил?

Бригитта замотала головой:

– Это я виновата. Прости. Я не хотела мешать.

– Да сиди, если хочешь. Кому мешать собралась? Только внизу-то потеплее будет.

– Там… шумно, – выговорила Бригитта.

Верен пожал плечами, усаживаясь назад. Прошло несколько ударов сердца, прежде чем он сообразил, что голос Бригитты чуть заметно дрожал и платье она по-прежнему сводила у горла. Верен оглядел её уже пристальнее и заметил растрепавшуюся причёску и порванный ворот.

– Кто тебя обидел?! – рявкнул он, поднимаясь. Лекарь, возившийся с ранеными, покосился с опаской и неодобрением, и даже Такко поднял голову. Бригитта шарахнулась к стене, в глазах плеснул страх.

– Никто, – залепетала она, – совсем никто, правда. Я просто… мне… Никто не обижал, правда! Не ходи, прошу, не ходи никуда!

Верен мысленно зарычал. Всё было неправильно, и глухое раздражение только усиливалось.

– А остальных что, не обижают? – выплюнул он.

Бригитта помогала головой:

– Они все были с бароном. Никто не посмеет их обнять, если сами не захотят.

– А ты нет?

Бригитта снова мотнула головой и опустила глаза.

– Я… ну…

– Сиди, – буркнул Верен, усаживаясь назад. – Никто тебя не тронет. Или на ужин будет суп из его яиц.

Бригитта прыснула и осторожно опустилась рядом.

– Не повезло баронессе иметь мужа, что не может удержаться в штанах, – бросил Верен. – Зачем женился?

– Баронессе не повезло иметь мужа, который не может иметь детей, – объяснила Бригитта. – Как иначе она бы узнала, кто виноват?

– Погоди, – Верен даже головой замотал, – хочешь сказать, она знала, что барон задирает юбки её служанкам? Что сама подкладывала их под него?..

Бригитта промолчала. Верен с злостью выдохнул сквозь зубы, откинул голову, больно стукнулся затылком о камень и выругался, уже не сдерживаясь. Как мог Ардерик доверять баронессе после всего этого?

– Оставайся здесь, – сказал он Бригитте. – Правильно сделала, что не пошла с бароном. После битвы укажешь, кто обидел тебя сегодня, и он пожалеет, что выжил.

Сперва Бригитта сидела с напряжённой спиной, обняв подтянутые к груди колени. Постепенно её голова поникла, дыхание стало ровным и глубоким, руки разжались. Бессонная ночь не прошла даром.

Верен не стал ждать, когда она завалится – осторожно притянул ближе, положил голову к себе на плечо и почти невесомо коснулся губами выбившейся пряди волос. Внутри против воли разгоралось неуместное желание. Он сердито отвернулся к стене. Всё, решительно всё было неправильным, а худшим было, что он оказался ничем не лучше того, кто звал Бригитту весело провести эти тревожные часы.

***

Звук натянутой тетивы был неразличим в общем шуме, но её дрожь ощущалась пальцами. Такко тихонько дёргал тугой шнур, а мысли неуклонно возвращались к часам в покоях баронессы и выбитому на них гербу с циркулем над зубчатым колесом. Такко раскладывал воспоминания, как заготовки перед работой. Успокаивал себя, что прошлое надёжно укрыто под крышкой усыпальницы, а проклятый герб разбит топором палача.

На внутренней стороне колчана бугрилась заплатка. Такко нашил её на привалах между Эсхеном и Нижним пределом, вот только закрывала она не дыру. Такко осторожно отогнул край и бережно погладил высохшие белые лепестки. Глупо было таскать с собой засохший цветок, ещё глупее было прятать его от чужих взглядов. Такко прикрыл глаза, и перед внутренним взором встали каменные стены усыпальницы, заплетённые колючим шиповником. Дальше высился хмурый ельник, а за лесом расстилалась пустошь, по которой летели всадники, не приминая жёсткий вереск. Знать бы, есть ли здесь, на Севере, Дикая охота? Носится ли по пустоши, не оставляя следов на снегу? И кто ведёт её?

Прошлое не отпускало. И чем дальше Такко думал, тем яснее становилось, что лучшее, что он может сделать – вовсе не вернуться с Севера.

«Замок погиб!» – слова Ардерика вновь и вновь звучали в голове. Всё шло к тому, что в следующей схватке не миновать рукопашной, и Такко слишком хорошо знал свои силы, чтобы надеяться выстоять. «Агнет гордилась бы мной», – попытался он убедить себя, возвращая заплатку на место. Вообразил, как весть о его героической гибели доставят отцу. Прикрыл глаза и увидел, как отец снимает кожаный рабочий передник, как разворачивает послание, держа его ближе к глазам… Одного не мог представить Такко – что не сможет заглянуть через отцовское плечо.

Из размышлений его вывел рык Верена. Такко хватило одного взгляда на друга – хмурого, встрёпанного, со вчерашнего дня перепачканного кровью и грязью – чтобы ещё раз понять: у него теперь свои заботы. Рассчитывать, что он выслушает историю и не осудит, было ещё глупее, чем таскать с собой цветок. Идти облегчать сердце к сотнику было и вовсе гиблым делом. Такко касался тетивы, как струны, перебирал оперение на стрелах и надеялся, что до начала атаки мужество ему не изменит.

Он не заметил, как в зале появились Ардерик и баронесса. Встрепенулся, только когда они заслонили светильник, укрыв Такко общей тенью.

– Если хоть один подземный ход свободен, – говорила баронесса, – мы могли бы попытаться вывести женщин и детей.

– В зимний лес, без еды и крыши над головой, не зная, что творится в деревне? – возразил сотник. – Почти безнадёжная идея. Впрочем, не менее безнадёжная, чем оставаться здесь.

– Если Шейн снова пойдёт в открытую атаку…

– Не пойдёт. Та проклятая стрела развязала камнеедам руки. Теперь любая победа будет честной, так зачем ему терять людей?

Баронесса пошла к лекарям, Ардерик – к Верену. Такко смотрел, как друг заторопился переложить задремавшую у него на плече служанку на пол, одновременно пытаясь расстелить для неё плащ. Трудно было представить, что скоро всё закончится. Но сомнений в этом не было, раз сотник с баронессой всерьёз считали, что людям будет безопаснее в лесу, чем под защитой замка.

Первыми подняли тревогу собаки. Сперва никто не обратил внимание, как настороженно они смотрят в сторону дверей, ведущих в коридоры. Но когда псы залаяли и бросились царапать деревянную резьбу, башню охватил переполох. Лучники кинулись к окнам, кляня бездельников-часовых, но во дворе было пусто. Враги пробрались в замок подземными ходами. Никто не смотрел на барона, утверждавшего, что все коридоры завалены, никто не спрашивал, сколько выдержит дверное полотно.

– Укрепляйте двери! – Ардерик уже был внизу, и его чёткие приказы гасили разгорающуюся панику. – Все, кто может держать оружие, ко мне, остальные – наверх!

Баронесса тоже была здесь. Она скинула меховую накидку, и кольчуга матово блестела под факелами.

– Несите корыта, лейте смолу, масло, кипяток, ставьте перед дверями! – звенел её уверенный голос. – Уводите детей наверх!

Двери крепили всем, что попадалось под руку – черенками от вил, сломанными мечами, разрубленными щитами. Враги уже не таились, с той стороны были слышны голоса и лязг оружия, а затем резные створы вздрогнули и разошлись под тяжёлым ударом.

Такко стоял в двадцати шагах от двери, держа стрелу на тетиве. Страх затапливал медленно, неотвратимо, скручивал узлом внутренности. Такко с мрачным удовлетворением отмечал, что руки у него не дрожали, но смотреть на дверь было всё-таки страшно. Он оглянулся на окно и обомлел: ему почудились вьющиеся на ветру знамёна и всадники с копьями.

Такко зажмурился и мотнул головой, но морок не уходил. С востока, где давно не всходило солнце, со стороны леса, в белом мареве метели, шла за ним Дикая охота.

========== 8-2. Невозможная надежда ==========

Войско с востока! Новость облетела башню мгновенно. Она замирала на губах воинов и отзывалась хрипами с постелей раненых. Три сотни конных и пеших воинов одним ударом решили бы исход битвы. Знать бы, друзья или враги? Те земли никогда не были преданы Империи до конца, но надежда упорно теплилась – как огонь в холодеющих очагах и жизнь в телах раненых, с неистовым упрямством, с каким цеплялись за землю местные колючки.

Войско с востока! Оно отделилось от леса внезапно. Его бы вовсе не заметили, если бы не Веренов дружок-лучник, прилипший взглядом к окну – метель была хуже тумана.

– У нас есть друзья на востоке? – спросил Ардерик Элеонору. Она покачала головой, и он зло усмехнулся. У всех есть союзники, вступающие в игру, только когда известно, на чьей стороне перевес. Нашлись такие и у Шейна Эслинга. Отчаянная, безумная надежда погасла, как свеча на ветру.

Все, кто не мог держать оружие, облепили окна второго яруса, и Ардерик знал, что несколько десятков камнеедов собрались на стене и во дворе – очевидно, ждали тех, кто попытается сбежать из замка этим путём. Они больше не прятались. Двор оглашал боевой клич и стук мечей о щиты.

– Не печалься о вестях, что не доставили голуби, – Ардерик обнял Элеонору, не таясь от чужих взглядов. – Помощь всё равно не успела бы вовремя.

– Там же раненые, дети… – прошептала Элеонора. Её глаза на бледном, как мел, лице казались чёрными, как уголь. – Если спрятать их в голубятне… оттуда был потайной ход к баронским покоям…

– Шейн знает эти ходы лучше тебя, – прервал её Ардерик. – Ты никого не спасёшь.

Двери сотряс очередной удар. Ардерик оттолкнул Элеонору за спину, как раз вовремя – двери слетели с петель. Стрелы уложили первых ворвавшихся, и больше Ардерик не смотрел в сторону окон. Время отмеряли свист стрел и вопли камнеедов, а затем время кончилось, и остался только влажный хруст, с каким меч входил в чужие тела.

А затем в окна ворвался свежий, как южный ветер, звук рога. Он взмыл по лестнице, отразился от стен и потолков, заполнил собой башню. Ардерик успел поймать изумление на лице Элеоноры, недоумение Эслинга, стоявшего рядом с ней со щитом, и окончательно уверился: слух не обманул, рог был имперский, и трубил он императорский сигнал наступления.

Сверху полетели вести: войско подкатило к стене и обрушило на камнеедов стрелы и копья. Боевой клич сменился сигналом тревоги; враги метались по двору. Ардерик проорал приказ, сам не веря, и лучники, от которых всё равно было мало толку в рукопашной, кинулись к окнам.

Стрелы косили врагов с двух сторон. Атака из подземных коридоров захлебнулась, оттуда уже не пёрли так неистово, и немыслимая надежда снова разгоралась.

***

…Ардерик и Элеонора рука об руку вышли во двор и поднялись на стену. Голова кружилась от свежего воздуха и неожиданной, невозможной победы. Сверху было хорошо видно, как небольшая горстка врагов удирала в укрепления и имперское войско гнало их, оглашая окрестности звуком рога. Снег ещё шёл, но небо постепенно прояснялось.

– Откуда они взялись, разрази тьма? – спросил Ардерик, тяжело опускаясь на каменные плиты. – Не могу поверить, что мне не привиделось. Ты узнала знамёна?

Элеонора слабо покачала головой:

– Не знаю… Я ничего не рассмотрела в метели.

– Кто бы это ни был, но вызвало их не утреннее письмо барона. Лиамцы не могли так быстро отправить второе и едва ли могли собрать столько людей. Подмога пришла по воле императора, но как он узнал?..

Ардерик откинулся на каменный зубец и прикрыл глаза. Элеонора протянула руку и принялась стирать кровь и копоть с его лица. Платка у неё не было, накидка осталась в башне, она окунала руки в снег, стараясь не трястись от холода. Колени дрожали, по телу разливалась слабость. Слишком быстро напряжение сменилось ликованием и сразу же – тревогой: откуда в столице узнали, что дела на Севере настолько плохи?

– Никто не навредит тебе, – твёрдо сказала она, успокаивая не столько Ардерика, сколько себя. – Я буду рядом. Если это друзья отца… или его люди… – её голос дрогнул. Ардерик открыл глаза и притянул Элеонору к себе:

– Баронесса Эслинг забыла, что замужем? В присутствии барона нас с тобой и слушать не станут. А он найдёт, что наболтать, не сомневайся! Впрочем, если они не видели письмо…

– Для нас с тобой ничего не изменится, – улыбнулась Элеонора. – Просто… будет немного сложнее.

На краю рассудка складывались кусочки старой мозаики: титул для Тенрика, власть над Севером… А перед глазами плясали огни на лезвиях мечей, и под рёбрами пело и рвалось вверх от буйной, неукротимой силы, что исходила от Ардерика, даже когда он готовился проиграть. Особенно когда он готовился проиграть.

– Знаешь, я бы дал ещё раз осадить Эслинге, чтобы увидеть этот свет в твоих глазах, – проговорил Ардерик и поцеловал её – долго, нежно, до сбившегося дыхания. Отстранился, поднялся и бегло осмотрел двор, заваленный телами врагов. – Ладно. Где Верен и Дарвел? Надо бы прибраться тут, что ли, к возвращению гостей…

Сумерки окутали пустошь, а на стену поднялись все, кто мог, когда в мглистой круговерти снова замаячили тени. Элеонора, отринув приличия, забралась на каменный зубец, чтобы факелы, указывавшие войску путь, не слепили глаза. Ардерик стоял внизу, но поддерживал её под руку. Войско вели трое. Снежная пыль стелилась за ними плащом, край которого растворялся в подступающем сумраке.

– Справа, кажется, лиамцы, – проговорила Элеонора. – Герба не видно, но я узнаю всадника. О, слева Северный предел! У них одних круглое знамя. Но кто третий?..

– Госпожа! – Бригитта протолкалась сквозь толпу. Элеонора заметила наспех зашитый ворот, но ни о чём не спросила: сейчас были другие заботы. – Там пришли обозы… зерно, овощи, мясо…

– Чудо, – буркнул Ардерик. – Хорошо же кому-то известны наши нужды… Верен! Возьми своего лучника и помогите с обозами! Не девкам же таскать мешки. Ну что там, видно знамёна?

Элеонора сжала его руку в знак благодарности за то, что так быстро и верно распорядился, и снова устремила взгляд на пустошь. Уже были слышны голоса и ржание лошадей, но знамёна поникли, облепленные снегом, и гербов было не разобрать.

Всадник в середине нашёл глазами Элеонору, стоявшую на зубце, и приветственно поднял руку. В его движении Элеоноре почудилось что-то знакомое, и из глубин памяти выплыло яркое, как солнечный луч, воспоминание.

Элеоноре лет пять, она стояла на крыльце, цепко следя за подъездной аллеей. К отцу пожаловали важные гости, для которых припасено особенное, важное дело. По этой же причине на Элеоноре было шёлковое платье, а в волосах – жемчужный венец. К груди она прижимала полученный утром подарок – музыкальную шкатулку. По аллее скакали трое – её братья и сын важных гостей, они возвращались с лесного стрельбища. От слуг Элеонора знала, что состязание в стрельбе окончилось не в пользу братьев. Она улыбалась, довольная, что хоть кто-то утёр нос этим хвастунам, и гость ответил на улыбку, учтиво приподняв лук, который держал в руке.

Визит длился три дня. Элеонора знала, что он касается её, а потому не упустила случая, когда окно в отцовский кабинет оказалось открыто, и услышала обрывок разговора:

– Сожалею, но мы не можем принять ваше предложение. Не сомневаемся, что ваша дочь найдёт своё счастье в самое ближайшее время.

Ещё неделю после отъезда гостей в доме говорили об «этих выскочках». Элеонора знала, что её отвергли, но не ощущала обиды. Для неё ничего не изменилось. Зато у изголовья кровати обосновалась шкатулка, под музыку которой было так хорошо засыпать. Так хорошо, что спустя двенадцать лет, получив в мужья совсем другого человека, Элеонора взяла её с собой на Север вместе с другими безделушками, почти забыв и дарителя, и старое сватовство.

Элеонора недовольно вздёрнула подбородок. Отсюда она ничего не разглядит, только разбередит сердце старыми воспоминаниями. Ардерик поддержал её, помогая слезть с зубца. Элеонора отряхнула подол, заправила выбившуюся прядь и окликнула Бригитту:

– Найди лучшего вина, разлей по трём кубкам и принеси к воротам. Да побыстрее! – Обернулась к Ардерику и негромко проговорила: – Я хочу, чтобы ты тоже был рядом.

Кто-то встревоженно позвал Ардерика снизу, и он не успел ответить, только сжал локоть Элеоноры и коротко кивнул. Элеонора опустила глаза, чтобы расправить складки на платье, а когда подняла, встретилась взглядом с Тенриком. Он улыбнулся уголком рта и предложил ей руку.

Сзади кто-то из служанок набросил Элеоноре на плечи накидку, умело поправил причёску, отёр с лица грязь. Лисий мех казался тяжелее кольчуги. Элеонора крепко сжала губы, положила два пальца на локоть мужа, вскинула голову и медленно, как подобает хозяйке Севера, спустилась во двор.

***

– Откуда они взялись? – Такко поглядывал в сторону ворот, даже почти полностью скрывшись под мешком зерна.

– Какая разница? – Верен отёр пот со лба и оглядел сани. Казалось, поклажи на них вовсе не убавилось. – Таскай скорее.

– Да тут до ночи не управиться, – угрюмо проговорил Такко, глядя, как в ворота въезжают ещё сани, нагруженные сундуками и ящиками.

Верен проводил взглядом уцелевших стражников и слуг, неторопливо и обстоятельно переносивших поклажу в замок, и сплюнул в снег. Раздражение, отступившее на время сражения, снова вернулось. Слишком много мыслей теснилось в голове, и к ним прибавилась новая – почему ни Ардерик, ни баронесса не радовались так вовремя подоспевшей помощи. А ещё колени позорно дрожали, в голове шумело от усталости, тело при каждом движении пронзала боль.

– Ладно, давай оставим мешки этим, – Верен кивнул на слуг. – Перетаскаем быстро сундуки и успеем поглядеть, кто приехал, раз тебе так хочется.

– Тебе-то, ясное дело, не хочется, – буркнул Такко. – Ты и так узнаешь первым. А может, уже знаешь…

Верен прикусил губу, чтобы не вспылить, и шагнул к саням. Взялся за сундук, дёрнул и с досадой оглянулся на Такко. Тот застыл на месте, уставившись на сундук.

– Ты знал, – прошептал он побелевшими губами. – Знал…

Верен вслед за Такко оглядел сундук. Ничего особенного, разве что сделан богато: из дубовых досок, окован серебром, на боку герб – циркуль над зубчатым колесом. Верен никогда не присматривался к гербам. Другое дело – приметить, как сделаны латы или каков меч, а на герб чего смотреть? Вот и эту шестерню он где-то видел, а где – кто его знает. Сундук как сундук.

– Да что я знал? – раздражённо переспросил Верен. Вместо ответа Такко повернулся и со всей силы ткнул его кулаком в грудь.

Досада, копившаяся в последние дни и гулявший по жилам азарт битвы выплеснулись мгновенно – Такко отлетел на пяток шагов, повалился в снег, но мигом вскочил и снова кинулся на Верена.

Их разняли уже у стены замка. Верен увидел злое лицо Ардерика, как Такко покатился от его оплеухи, а затем у него самого сверкнуло перед глазами от подзатыльника. Он склонил голову, ожидая второго, но Ардерик опустил занесённую руку.

– Развести по кладовым, пусть остынут, – бросил он собравшимся зевакам.

Такко исчез в проёме замка. Верен с кривой усмешкой наблюдал, как северяне топчутся, выбирая парней посильнее. Ардерик нетерпеливо выругался:

– Сам отведу! А вы мешки таскайте, воины, раздери вашу через дышло!

Верен думал, что Ардерик запрёт его в оружейной, раз повёл к южной стене, но они остановились, едва завернув за угол. Ардерик отпустил Верена, отёр лицо ладонью и прислонился к каменной кладке:

– Чего не поделили? Девку, что ли? Когда успели-то, а? Или мечами не намахались? Так я могу в лес отправить, камнеедов ловить!..

– Я сам виноват, – проговорил Верен. Ярость отступила, остался мучительный стыд. – Ничего мы не делили. Просто…

– Просто сцепились, как два кобеля, – закончил Ардерик. – Ну спасибо хоть не посреди битвы! О чём говорили-то?

– Ни о чём, – Верен никак не мог вспомнить, с чего же началась ссора. Они с Такко и раньше обменивались тумаками, но только когда совсем не хватало слов, и никогда не дрались всерьёз. Верен утёр кровь из рассеченной губы, и стыд ожёг его с новой силой. Ардерик выругался сквозь зубы и сделал знак идти за ним.

Проходя мимо обозов, Ардерик взял факел, чтобы осмотреть поклажу и вдруг его лицо исказила странная усмешка.

– Одна тьма знает, как в этом мире сходятся дороги, – пробормотал он. – А мальчишка-то не прост…

Верен пропустил последние слова мимо ушей – из замка выпорхнула Бригитта, едва удерживая факел и три длинных рога с вином. Похоже, достойных кубков в этой суматохе не нашли. Ардерик проводил её взглядом и встрепенулся:

– Ладно. Идём, поглядим, кто приехал.

– А в кладовую? – напомнил Верен.

– Обойдёшься. Ты уж остыл, больше в драку не полезешь.

– А Такко?

– А он пусть посидит. Потом спасибо скажет. Идём! Сожри меня крысы, если не будет занятно.

По двору волной прокатился гул голосов. Всадники въезжали в ворота. Верен с Ардериком не успели подойти, но им были хорошо видны заснеженные знамёна и пена на шеях лошадей. Со двора убрали тела, стрелы, изрубленные щиты, и теперь мало что напоминало о минувшем сражении. Только дымились развалины конюшни да кое-где сквозь снег проступали тёмные пятна.

Барон с баронессой встречали гостей, будто между ними не было никакой размолвки. Первый всадник спешился, не глядя, бросил поводья слугам. Порыв ветра взметнул его алый плащ. Элеонора приветливо улыбнулась и шагнула вперёд с фонарём в одной руке и полным рогом вина в другой.

Комментарий к 8-2. Невозможная надежда

Конец второй части

========== Часть III. 1. Кости в подарок ==========

Три месяца назад

Столица Империи

В Империи не чтили старых богов и духов, но старались пореже покидать дом в Тёмное время между Днём Поминовения и Зимним переломом. Мало ли что подстерегало в густой осенней тьме. Чтобы рассеять её и отпугнуть нечисть, бесчинствующую длинными осенними вечерами, зажигали у ворот факелы, резали светильники из твёрдой репы и яркой солнечной тыквы.

Стражники, которым выпало нести службу на столичной стене спустя неделю после Поминовения, протёрли глаза и недоверчиво переглянулись. Дороги, ведущие к столице, давно опустели. Торговцы, наёмники, почётные гости – все спешили оказаться под защитой городских стен за неделю до Поминовения или встретить этот день на постоялом дворе, но не в пути. Однако по тракту двигалась цепь огней. «Кого и какая нужда погнала в дорогу в Тёмные дни?» – читалось во взглядах солдат.

Бесшумно повернулись на смазанных петлях высокие ворота, и в город въехала процессия: всадник в алом плаще с полузабытым гербом, телега, на которой из-под груды соломы виднелся длинный деревянный ящик, и карета с гербом императорской канцелярии. Пламя в фонарях дёрнулось, будто сгибаясь в испуганном поклоне.

– От этих любая нечисть сама сбежит, – тихо переговаривались стражники, закрывая ворота и касаясь оберегов на шеях. Впрочем, все знали, что от всевидящего ока на канцлерской карете обереги не спасали. Процессия медленно проследовала по главной улице и скрылась за дворцовой оградой.

***

Два месяца назад. Столица Империи

Молчаливый и мрачный День Поминовения миновал, и столицу охватила предпраздничная суета. Зимний Перелом отмечали с размахом: готовили к столу разные диковинки, шили наряды, украшали дома лентами и зелёными ветвями. Фонарщики зажигали масляные фонари, в их ярком свете по улицам сновали посыльные, разносчики, бродячие торговцы, а на площади подновляли помост для представлений и казней, обещая народу зрелища.

Та же предпраздничная суета царила в императорском дворце. В покои придворных доставляли образцы тканей и тесьмы, а в ловких руках модисток порхали угольки, набрасывая на бумаге лёгкое кружево воротников, застёжки дублетов, округлости юбок.

– В этом году лиф шьют в складку с бархатной отделкой!..

– Складки совсем мелкие, а отделка из золота и янтаря!..

– Бархат? Янтарь? Что за чушь? На Перелом будет объявлено о полном присоединении Севера, и мы должны поддержать наших воинов подобающими нарядами. Говорят, сам император выйдет одетым на северный манер: в дублет из лучшей шерсти с собольим воротником!

– Вязаные вставки будут смотреться превосходно!..

– А если добавить отделку медвежьим мехом? Ведь войско ведёт Ардерик Медвежья Шкура!

– Ах этот Ардерик! Верный воин императора, но язык у него просто ужасный…

– Так вести о победе придерживают нарочно, чтобы меха не подешевели?

– А вы сомневаетесь?..

– Вестей с Севера до сих пор нет.

За окнами зала Совета темнело, но светильники не давали теням сгуститься в углах. В Тёмные дни дворец служил маяком для глаз и сердец, а потому расходы на свечи и масло превышали все мыслимые пределы. Зато на карте, по которой вёл указкой военный министр, можно было различить каждую букву. Император, канцлер и другие министры собрались вокруг стола, на котором из разных пород дерева была составлена карта, и неотрывно следили за кончиком указки. Золотая линия – Северный тракт – вилась между маркграфствами из морёного дуба и палисандра, подбираясь к массиву из светлого бука. Дальше плескалась широкая кайма из серебра – Ледяное море, куда впадали серебряные же реки.

– Сотник Ардерик давно должен был добраться до Эслинге. Мы знаем, что он благополучно пересек границу Северного маркграфства вскоре после Поминовения, – военный министр чуть задержал указатель на рубеже, откуда до самоцвета, обозначавшего замок, оставалось пара вершков. – С тех пор не было вестей ни от него, ни от барона.

– Три недели, – император хмурился, глядя на карту, и постукивал по ней черенком пера. – Достаточно, чтобы освоиться на месте и расправиться с разбойничьей шайкой. Даже если во всей округе не оказалось почтовых голубей, можно было послать гонца. Вы говорили, дорога безопасна?

– Безопасна, и доказательства тому – осенние обозы, достигшие столицы без всяких препятствий.

– Что ж, подождем ещё неделю, после чего сами отправим голубей. Все вы знаете, что победа над Севером принесёт нам не только богатства Ледяного моря, но в первую очередь покой и воодушевление среди народа. Мы давно не склоняли своих знамён, но и не приносили чужих. Люди должны знать, что рубежам Империи ничего не угрожает. А в Тёмное время нужда в добрых новостях особенно велика. – Император обвёл министров взглядом и отложил перо. – Мы хорошо потрудились сегодня, господа. Ещё что-то?

– Дело маркграфа Олларда, – негромко проговорил канцлер. В руках у него была толстая кожаная папка, из которой виднелись края бумажных листов и пергаментных свитков. – Расследование завершено. Свидетели допрошены, замок осмотрен, все представляющие интерес предметы и бумаги приобщены к делу.