Текст книги "На пороге зимы (СИ)"

Автор книги: Анна Субботина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 37 страниц)

Однако то, что выдвинулось из тьмы, меньше всего напоминало войско. Это было похоже на дом, вдруг получивший ноги и отправившийся прогуляться по равнине. Морок двигался – жуткий, угловатый…

– Огня! – потребовал Ардерик. Горящие стрелы вновь прочертили небо, оставшееся сено запылало, и стало видно, что это и правда дом – с треугольной крышей, низкими скатами, почти касавшимися земли. Точно такие же стояли у реки, в той деревне, которую сожгли и разорили первой. Как, с какого света явились эти хижины?..

Верен крепко зажмурился, чтобы прогнать морок, и перед глазами всплыли рисунки из военного трактата. Конечно же! Это был таран, крытый сверху навесом от стрел и камней. На полозьях он легко шёл по снегу, а под навесом скрывались воины, толкавшие снаряд вперёд.

– Готовьте копья! – велел Ардерик. – Луки опустить! Берегите стрелы!

Махина неотвратимо приближалась. Кто-то из лучников на стене не выдержал и спустил тетиву. Стрела ударилась о навес и отскочила.

– Беречь стрелы! – повторил Ардерик. Завёл руку за спину, не оборачиваясь, и Верен вложил в неё протянутое кем-то копьё. Наконечники закаливали в бычьей крови, а значит, они пробьют деревянный навес раньше, чем падут ворота. Верен услышал торопливый топот по лестнице – несли ещё копья – ощутил в руке выглаженное древко и метнул его изо всех сил.

Он ждал хруста дерева и испуганных криков, но копья отскочили со звоном и упали в снег. Доски навеса были облиты железом. Нечего было и думать пробить их.

– Ты хотел достойного противника, Верен? – усмехнулся Ардерик его растерянному лицу. – Ну вот он. Всё как ты просил.

Стена под ногами вздрогнула, будто земля снова решила пошевелиться – таран ударил в ворота.

– Отставить копья, – велел Ардерик. – Несите смолу и масло!

Было жутко наблюдать, как таран стоит под воротами, как конец окованного железом бревна показывается из-под навеса.

– Лейте! – Ардерик нетерпеливо выхватил у кого-то ведро и первым опрокинул вниз, на скошенные стенки навеса. – Быстрее! И дайте огня!

Воздух стал горьким от дыма и душно-плотным от смолы – во дворе спешно раскладывали новые костры и наполняли котлы. По навесу тарана сползали тёмные потёки. Ардерик швырнул факел, и смола вспыхнула.

На стене раздался торжествующий клич. Каждый хоть раз клал по недосмотру раскалённую кочергу на пол и видел, как быстро обугливается сухое дерево, а если вовремя не убрать, то может и вспыхнуть. И каждый знал, как хорошо горят северные сосны, из которых был сложен навес.

– Пусть погреются, – мрачно усмехнулся Ардерик. – Луки держать наготове! Ещё смолы!

Стену окутал удушливый коптящий дым. Верен подумал, что над воротами навек останутся чёрные следы в память о битве. В память о победе. Он даже язык прикусил, чтобы не спугнуть удачу поспешной мыслью. Мельком оглянулся – во дворе суетились вокруг костров женщины и дети, а лучники на стене держали стрелы наготове. Ещё чуть-чуть – и задымятся смолистые доски навеса, а камнееды разбегутся прямо под острую сталь!.. И вовремя – таран бил в ворота, не останавливаясь, и в глухом звуке ударов всё яснее слышался треск.

Угроза вылетела из тьмы внезапно – в небе сверкнули огни и упали во двор. Ардерик зло выругался, помянув разом и забытое войско камнеедов, и всю их родню до седьмого колена. Северяне возвращали замку огненные стрелы, подобранные в вытоптанном снегу. Воины на стене шарахнулись, пригнулись. Горящие стрелы упали во двор, где их быстро затоптали, но две угодили на крышу конюшни, как нарочно, очищенную от снега. Просмоленное дерево занялось сразу. Женщины во дворе выстроились цепью к колодцу, загремели вёдрами, послышался уверенный голос баронессы – и тут через стену во двор полетели уже не огненные стрелы, а боевые.

Ардерик с Вереном одновременно рванулись во двор, замерли на верхней ступени лестницы – нельзя, нельзя было оставить стену! Женщины бежали к замку, шарахаясь и втягивая головы в плечи. Кого-то тащили в замок под руки; Верена обожгло было узнаванием, но широкая юбка и валяные сапоги выдали в раненой крестьянку и душный страх отступил. Зато изнутри поднялась холодная ярость. Достойный противник, как же! Достойный не метил бы по безоружным! Двор опустел, двери башни закрылись, и оставалось только смотреть на горящий таран да ждать, сжимая рукоять меча.

Терпкий, горький дым слепил глаза, от него першило в горле. Треск горящего дерева заглушил жуткий хруст: таран проломил ворота раньше, чем загорелся.

– Вниз! – Ардерик взмахнул мечом, указывая на ворота, и воины ринулись по лестнице. Верен на бегу закинул за спину арбалет, перекинул на руку щит и выхватил меч одним длинным движением, которое ни за что не сумел бы повторить в мирное время. Сердце колотилось так, будто вот-вот проломит рёбра, под шлемом было жарко и глухо, меч будто прирос к руке, а взгляд был прикован к воротам, где жутко белели изломанные брёвна. Ворота подались под очередным ударом с оглушительным треском, и в проломе сверкнули вражеские клинки. Краем глаза Верен видел, как баронесса снова выскочила из замка, прикрываясь щитом, возилась с замком псарни, и в её накидке запуталась стрела. Видел, как к воротам кинулись собаки, щёлкая зубами. А дальше в разломанный проём ворвались враги и глаза застлала ярость.

Меч сам взлетал вверх, прорубал брони, тела, кости, пока проём не заполнили волчьи головы и чья-то рука не дёрнула Верена за плечо, увлекая в замок. В памяти отпечатались оскаленные пасти, чужие лица с пустеющими глазами, столб искр и пламени. Затем с грохотом закрылись двери и стало тихо.

***

Ворота пали, противники превосходили числом, и войско отступало. Элеонора знала это от мальчишек, подносивших стрелы, и видела через узкие окна. Знала она и о том, что раненые наверху подползли к окнам с луками, которые не могли натянуть, а кто мог – спустились вниз и сжимали в ослабевших руках мечи, привалившись к стене. Столько лет Элеонора мечтала стоять за спиной воина, ждать его с войны, управлять землями в его отсутствие… но в её мечтах не было липкого, постыдного страха, который обволакивал с самого начала битвы и теперь вонзился под рёбра острым кинжалом.

Воины вваливались в двери, пятная кровью каменный пол. Одни падали на руки лекарей, другие запирали и заколачивали двери. Лучники кинулись наверх, на ходу накладывая стрелы на тетивы. Элеонора нашла Ардерика – он был весь залит кровью, но шёл сам и голову держал высоко. Слишком высоко для проигравшего. Его оруженосец тоже был рядом – глаза у него были ошалелые, с конца меча вязко струилась кровь.

Элеонора протолкалась сквозь толпу, схватила сотника за плечо:

– Скажи, есть надежда?

– Есть! – твёрдо ответил он, и в глазах плеснул азарт. Неожиданный, неуместный.

– Ты на кого-то надеешься? Тайно послал за помощью?

– Нет. – Он не глядя вогнал меч в ножны, и Элеонора вдруг ощутила, как дрожат её руки. – Наша надежда – Шейн Эслинг.

Элеонора, онемев, отступила, прижав ладони к вискам. Ардерик поймал её за руку, притянул к себе, не таясь:

– Думаешь, я потерял разум? Верь мне: Шейн загнан в ловушку, как и мы. Пусть мне никогда не коснуться меча, если он не поступит, как я думаю! Если всё пойдёт, как надо, мы спасены.

У Элеоноры кружилась голова от запаха крови и гвалта. Она покачала головой, ничего не понимая, и Ардерик поднёс её холодные пальцы к губам:

– Всё будет хорошо. Веришь мне?

– Спаси замок, – вырвалось у Элеоноры. Ардерик улыбнулся, выпустив её руку, и отправился отдавать распоряжения.

Они собрались на втором ярусе. Защищать двери осталось человек десять. Этого было мало, отчаянно мало, но Ардерик приказывал так уверенно, что Элеоноре не оставалось ничего, кроме как довериться. Неопределённость пугала её. Она помнила, как выглядел Ардерик после битвы на пустоши – страшно, мёртво, но и то было понятнее бурлившего в нём сейчас нетерпения.

Наверху неожиданно обнаружился Тенрик. Элеонора не смогла заставить себя подойти к нему. Она стояла плечом к плечу с Ардериком, и стрела, запутавшаяся в мехах, касалась оперением рукояти его меча. Сотник и не взглянул на барона. Пересчитал стрелков, замерших у окон, махнул рукой:

– Опустите луки.

И опёрся о подоконник, тяжело дыша и безуспешно оттягивая латный ворот.

Камнееды затаились во дворе. Лучники поглядывали на Ардерика нетерпеливо, почти умоляюще – то тут, то там мелькала неясная тень, а кто-то и вовсе выходил на свет, отбиваясь от собак щитами и ногами.

– Во имя рассвета, чего ты ждёшь? – прошептала Элеонора.

Сотник не ответил. Он смотрел на разбитый проём ворот, и вскоре оттуда показалась тёмная фигура. Собаки отступили, завиляли хвостами. Человек был один, он вышел на свет, стянул шлем, и пламя горящей конюшни зажгло медью его рыжие волосы. Шейн Эслинг явился в замок после двухлетнего отсутствия.

Он прикрикнул на без того притихших собак, по-хозяйски затоптал и отшвырнул попавшуюся под ноги горящую головешку и остановился перед окнами, прямо под направленными на него стрелами, небрежно помахивая белой тряпкой – знаком мирных переговоров. Обстоятельно оглядел двор и замок, пригладил взмокшие под шлемом волосы.

Лучники рванули тетивы, но Ардерик и барон рявкнули так, что внизу испуганно заржали лошади:

– Не стрелять!

– Кто пустит стрелу, сброшу во двор! – добавил Ардерик и наклонился вперёд, нетерпеливо постукивая пальцами по подоконнику.

Шейн никуда не торопился. Элеонора оглядывала его жадно, вспоминая все подробности облика. Ростом чуть выше Ардерика, Шейн ещё больше раздался в плечах за эти два года. Или дело было в броне? В остальном он не изменился: гордая посадка головы, взгляд с прищуром, даже знакомый, полоснувший по сердцу жест, которым он приглаживал волосы. Рыжие, а не светлые, как у Ардерика. Зачем она их сравнивает, во имя рассвета?

Наконец Шейн заговорил:

– Брат мой Тенрик! Здоров ли ты! Не исхудал ли от забот и тревог?

Двор заполнил хохот.

– Брат мой Тенрик! – продолжал Шейн. – Нас, сынов Севера, слишком мало, чтобы длить войну. Выходи и решим исход боя поединком, как заповедали предки!

Ардерик ударил кулаком по подоконнику и шумно выдохнул. Он едва не приплясывал на месте. Элеонора стиснула руки так, что хрустнули суставы. Вот чего он хотел – скрестить мечи с Шейном, один на один! Ждал этого, знал, что Шейн не упустит возможности покрасоваться!..

Эслинг стоял, как каменное изваяние, и краска медленно уходила с его лица. Взгляды скрестились на нём – изумлённые, испуганные, умоляющие – и стали как-то особенно заметны надставленные ремни лат и что меч неловко привешен к поясу.

Дарвел кашлянул и шагнул вперёд:

– Позвольте мне, господин Тенрик, защитить честь хозяина Эслинге.

Тенрик смотрел на него – долго, потерянно. Затем отвёл взгляд и кивнул.

Внутри у Элеоноры будто что-то надломилось и осыпалось с тихим шорохом. Ей было не жаль Дарвела – долг воинов умирать в бою, – но презрение к барону жгло горло. Дарвел учил обоих братьев сражаться до того, как отец нашёл им учителя получше, ему доводилось присматривать за обоими наследниками, пока они были детьми. Впервые Элеонора задумалась, каково было старому стражнику видеть вражду между братьями и выбирать сторону.

– Честь хозяйки Эслинге тоже была затронута, – громко заявила она. – Сотник Ардерик будет моим защитником. Если господин барон не возражает.

Она, не отрываясь, смотрела на Тенрика, не выпуская из поля зрения Ардерика. А тот вышел вперёд, положил руку на меч и с непринуждённым видом наёмника уставился в потолок – как будто каждый день выходит драться за чужие владения.

– Что скажешь, Дарвел? – проронил Тенрик. – Уступишь имперскому сотнику право отстоять честь Эслинге?

– Я рад умереть за замок и за вас, – ответил стражник, – но, по правде сказать, слишком долго я объезжал лошадей, чтобы сражаться с господином Шейном. Пусть сотник идёт, если хочет.

Эслинг пожал плечами и отвернулся:

– Что ж… Пусть идёт.

Элеонора видела только спину Ардерика, по ней непостижимым образом читалось торжество. Сотник чуть склонил голову в знак согласия, затем обернулся, вынул меч и протянул рукоятью вперёд Элеоноре.

– Окажите мне честь, госпожа баронесса, – произнёс он с хищной улыбкой.

У Элеоноры не было длинного платка, который повязывают на копья на турнирах. Она лихорадочно провела руками по корсажу и оторвала украшавшую его узкую ленту.

– На удачу, – прошептала она, завязывая под рукоятью небольшой бант. Ардерик одобрительно кивнул – не будет мешать держать оружие – отвесил церемонный поклон и направился к лестнице. За ним тенью следовал оруженосец.

Башня почти опустела. Все, кто мог, высыпали во двор смотреть поединок. Элеонора осталась наверху – отсюда было лучше видно. С ней осталась верная Бригитта, да у окон застыли лучники. Элеонора смотрела, как чертят и посыпают золой круг для поединка. Сердце пропустило удар, когда противники принялись снимать кольчуги, оставшись в одних рубахах. Глядя, как они сходятся и делают первые пробные выпады, Элеонора ощутила тяжесть собственной брони – лишней, ненужной…

– Забавно, наверное, смотреть на драку двух любовников? – Тенрик подобрался сзади и обхватил её за плечи. Элеонору передёрнуло. Тенрик ощутил дрожь и усилил хватку. – Так даже проще, не придётся выбирать…

– Ты совсем обезумел от страха, – процедила Элеонора, не оборачиваясь. – Попроси у лекаря сон-травы и не позорь меня!

Её взгляд был прикован к поединку. Вот Ардерик сделал пробный выпад, вот Шейн уклонился и атаковал в ответ. Первые удары, бой вполсилы.

– Только не делай вид, что переживаешь, – прошептал Тенрик ей на ухо. – Тебе нечего бояться. Ты всегда можешь сдаться на милость победителя.

Элеонора яростно рванулась из его рук, и хватка ослабла. Затем она услышала удаляющиеся шаги и тут же выбросила из головы мысли о бароне. Внизу, в круге из золы, под треск пожара, решалась судьба Севера. А значит, и её, Элеоноры.

***

Взлёт лезвия, удар о щит, новый взлёт и звон встретившихся клинков. Разворот, переход. Противники шагали внутри круга, прощупывая друг друга первыми ударами. Переступив черту, они сделались странным образом похожи – под рубахами бугрились мышцы, волосы светились ржавчиной и медью, на месте глаз будто горели угли. Взмах, атака, поворот.

Обладай Верен даром слова – сложил бы песню, где сравнил соперников со зверями на их гербах. Ни на миг не усомнился бы, что медведь-Ардерик сокрушит легконогого оленя Шейна. Такого дара Верену не было дано, зато он хорошо видел, что у обоих противников было в достатке и силы, и ловкости.

Отразить, увести чужой клинок, атаковать снизу, сбоку, отступить, отразить… Перед глазами у Верена словно вставали картинки из трактата по фехтованию. Шейн бился точно по книгам, позволяя Ардерику отражать удары лёгкими, заученными движениями. Он был предсказуем, до тошноты прост, и Верен держал руку поближе к мечу. Мало ли что. Он не видел Шейна под стеной и не собирался верить тому, кто вместо боя берег силы для поединка. А ещё видел, что камнеедов во дворе становится всё больше. Спина взмокла от ожидания: какую подлость им приготовили?

Не зря.

Шейн перешёл на северную манеру сражаться мгновенно – меч вылетел вперёд могучим и точным движением, сметая выученные защиты. И тут стало видно, что за спиной Ардерика были десятки сражений и сотни поединков. Он замешкался лишь на долю мгновения и отбил удар, а следующий принял на щит и атаковал – снова и снова, отгоняя Шейна к границе круга. За два шага до черты Шейн всё-таки вывернулся из-под очередного удара, только Ардерик снова гнал его через круг, безошибочно нащупывая бреши в защите и предугадывая удары. Изрубленные щиты полетели в сторону, а в руках блеснули кинжалы.

Верен даже проникся к Шейну чем-то вроде сочувствия – так явно он проигрывал и с таким достоинством держался. Даже решился на отчаянный шаг – приблизился почти вплотную, не иначе как надеясь достать Ардерика кинжалом. Спустя миг противники разошлись – у Шейна потемнел и намок рукав, а Ардерик стряхнул с меча капли крови. Рубахи облепили взмокшие тела, снег под ногами раскис в скользкую кашу. Взлёт, поворот. Клинки сшибались, и никто не считал зазубрин.

В кличе северян зазвучало отчаяние, и Верен крепче сжал меч. Чутьё шептало об опасности. Верен даже прикинул, успеют ли они отступить в замок, если начнётся заварушка. Скользнул взглядом по броням северян, нащупывая слабые места. Да он успеет положить десяток, если вздумают играть нечестно!

Шейн снова отступал к краю, и Ардерик не давал уйти. Недаром на его знамени щерился медведь, а у Шейна прыгал олень! Круг зрителей сомкнулся плотнее, северяне примолкли. Верен уже собрался положить кольчугу Ардерика на снег, ожидая беды.

И дождался. Над головами сражающихся чиркнула стрела и воткнулась в снег у кончиков сапог зрителей. Подлая, метившая по незащищенным железом телам. Только летела она не со стены, где могли затаиться камнееды, а из башни замка.

Шум поднялся невообразимый. Северяне потрясали мечами, Шейн с Ардериком, прикрывшись подобранными щитами, что-то кричали, но их слова терялись в гвалте.

– Так вот как имперцы чтут святость поединка! – удалось разобрать Верену. Он как-то особенно остро ощутил, насколько северян больше. Потянул из ножен меч и двинулся к Ардерику – чтобы не победить, а забрать с собой побольше врагов, и плевать, что достойных похорон им не видать.

– Опустить мечи! – голос Шейна перекрыл и гвалт, и треск горящей конюшни. Дальше он говорил на северном языке, но подкреплял свои слова выразительными жестами, и было понятно: Ардерик бился честно, мстить не за что. Верен уже стоял вплотную к сотнику с обнажённым до половины клинком.

– Ты сражался честно, – повторил Шейн Ардерику уже на общем. Было странно видеть заклятого врага так близко: человек как человек, на вид не старше Ардерика. Рыжие волосы прилипли ко лбу, правый рукав пропитан кровью, в глазах пляшут отблески пожара, а по губам блуждает отчаянная улыбка. – Возвращайтесь в замок. Никто не тронет. Но завтра мы вернёмся. Может, у нас ещё будет возможность сойтись.

Ардерик смотрел на Шейна так, будто не мог поверить, что победа ускользнула из его рук.

– Ещё не поздно присягнуть Империи, – через силу выговорил он.

Шейн усмехнулся. Оглянулся, обвёл взглядом своё войско.

– Да нет, поздно. Иди своей дорогой, а я пойду своей. И знаешь… – Он указал глазами на ленту, повязанную под рукоятью Ардерикова меча. – Не доверяй моему брату. Вообще никому там не доверяй. – Он повысил голос: – Дуйте под юбки к вашим женщинам, пока мы не передумали!

Ардерик в сердцах выругался и сплюнул на снег.

***

По лестнице Ардерик взлетел в мгновение ока, ввалился на второй ярус и замер, обводя всех диким, яростным взглядом:

– Кто стрелял? Кто стрелял, сожри его свиньи?!

Он переводил взгляд с одного на другого, пока не упёрся в Эслинга и больше не отводил глаз. Казалось, высеки искру, и между ними вспыхнет, с такой болью, ненавистью, отчаянием смотрел Ардерик. Потеря сотни, укреплений, нынешнее невыносимое поражение – всё было в этом взгляде.

– Кто стрелял, – повторил он, и это уже не было вопросом.

– Откуда я знаю, – пожал плечами барон. – Спросите ваших людей. Кто-то из них. Да хоть этот, – он кивнул на Такко, разом вскинувшегося от обиды.

– Этот бы не промазал! – Ардерик едва скользнул взглядом по лучнику и снова уставился на барона. – Теперь замок погиб!

Его слова эхом отразились от потолка и стен, отозвались испуганным гулом голосов внизу. Замок погиб! – давно зудело у каждого, как старый нарыв, грызло подспудной тревогой.

– Рано отчаиваться! – звонкий голос Элеоноры остановил гулявшее по этажам эхо. – Пока мы живы, есть надежда. Укрепим двери, заколотим окна, сделаем всё, что в наших силах!

Она отошла от окна к Ардерику и встала рядом так, что их наплечники соприкоснулись.

– Эслинге строился для войны. Внутри стен нам ничего не грозит. У нас достаточно запасов, чтобы пережить осаду. С рассветом мы отправим голубей с просьбами о помощи, и помощь придёт. Мы увидим, как над Эслинге взойдёт солнце – много раз! А сейчас – за работу! Займитесь ранеными, подготовьте оружие, накормите и успокойте детей!

Её уверенный тон вернул надежду. Люди разошлись по местам. Элеонора повернулась к Ардерику, не смущаясь тяжёлым взглядом барона. Отвела с его лба окровавленную прядь, погладила по щеке. Слова замерли на губах. Да и что здесь можно было сказать? Победа ушла, ускользнула, как рыба, сорвавшаяся с крючка у самого борта.

Ардерик отвернулся, закусив губу. Зло боднул воздух и стряхнул ласковую руку. Затем опомнился, сжал ладонь Элеоноры между своими, коснулся губами, бросил, резко повернулся и загрохотал по лестнице вниз. Нужно было выставить часовых и сделать многое другое. Ночь обещала быть короткой.

***

– Ты совсем ничего не видела?

Когда Ардерик и Элеонора наконец уединились в одном из верхних ярусов, стояла уже глубокая ночь. Элеонора сидела в старом кресле, грея заледеневшие руки у жаровни, Ардерик – у её ног. К этому времени сотник допросил всех, кого мог. Тщетно. Дарвел и ещё двое воинов поклялись, что барон смотрел за поединком вместе с ними, и их честные глаза сказали Ардерику всё. Но доказательств не было.

– Ты знаешь, на кого я думаю. Мы оба знаем, кто это был. Я такая глупая, Ардерик! Надо было сразу на него указать!

– Чтобы мы перегрызлись? Он всё ещё барон для своих людей. Правильно сделала.

Пальцы Элеоноры мягко распутывали его волосы, гладили загривок, скользили по вороту рубахи. Её била дрожь – от холода, бессонной ночи, от всего пережитого. С Зимнего Перелома прошло немало дней, но рассвет не становился ближе.

– Завтра отправим голубей в Лиам и Северный Предел, – прошептала Элеонора. Ардерик не слушал, он перебирал кисти её пояса, поглаживал бёдра сквозь платье.

– Ты была такая красивая сегодня, – проговорил он. – Настоящая хозяйка Севера.

Встал перед Элеонорой на колени и медленно потянул вверх её намокший от снега и грязи подол.

Они соединились тихо, почти не раздеваясь, окутанные облаком пара от разгоряченного дыхания. А снаружи остывали тела убитых, и гибель бродила вокруг Эслинге, примериваясь, откуда начать.

========== 8-1. Невозможная надежда ==========

– Как я хотела отдельную голубятню! – говорила Элеонора, поднимаясь рука об руку с Ардериком по узкой лестнице. – Два года убеждала Тенрика, что в его положении нужно иметь особую почтовую башню. Кажется, впервые радуюсь, что он меня не послушал…

Ардерик молчал. Он с самого утра был неразговорчив: обошёл посты, сменил часовых, проведал раненых, проронив буквально пару слов. Но рука, на которую сейчас опиралась Элеонора, поддерживала крепко. Они поднимались на голубятню вдвоём, оставив слуг внизу, и можно было идти сколь угодно близко друг к другу, касаясь бедром бедра. Элеонору пьянила неожиданная свобода – несмотря на разруху вокруг, на кровавые следы во дворе, на груды убитых, так и лежавших у стены. Барона нигде не было, да никто его и не искал.

– Припасов для людей хватит на месяц, – Элеонора сменила тему. – С лошадьми хуже, зерна очень мало. И дров тоже. Я надеюсь, что позже можно будет сделать вылазку через нижние коридоры. Пусть конюшня погибла, но амбары и дровник уцелели, и со стороны Шейна будет большой глупостью сжечь их. Много унести мы не успеем, но это лучше, чем ничего.

Ардерик всё молчал. Вчера Элеонору пугало его оживление, но сегодняшняя мрачность была не лучше.

– В Лиаме наберется не меньше сотни воинов, – продолжала она. – Они будут здесь самое позднее через три дня. А Северный Предел выставит не меньше трёх сотен. За неделю и они доберутся.

– Им будет трудно пробиться по тракту, – проронил наконец Ардерик. – Снег глубок. Лошади и повозки не пройдут.

– Здесь у всех лыжи, снегоступы и сани, – пожала плечами Элеонора. – На них даже быстрее, чем пешком.

– А голуби смогут долететь через снегопад?

– Разумеется. Эти птицы привычнее к местной погоде, чем мы с тобой.

Элеонора остановилась, повернулась к Ардерику и провела ладонью по его лицу, желая стереть хмурое, озабоченное выражение.

– Вчера ты просил верить тебе. А сегодня верь мне. Лиам и Эслинге не раз приходили на помощь друг другу. Если мы продержимся пару-тройку дней, помощь успеет.

– Барон собирал людей две недели! – возразил Ардерик. Элеонора коснулась пальцами его губ:

– Не забудь, что лиамцы натерпелись от Шейна этим летом так, что даже попросили помощи у столицы. Не сомневайся, они слышали наш колокол и уже собрали людей – на всякий случай. Если бы Тенрик не запрещал вмешиваться в их с Шейном дела, подмога давно была бы здесь.

Ардерик взял её за руку и поцеловал ладонь:

– Хорошо бы всё было так, как ты говоришь.

– Так и будет, – твёрдо сказала Элеонора и коснулась кошеля на поясе, где лежали туго свёрнутые полоски пергамента. – Моей печати достаточно, чтобы созвать людей. Через три дня помощь придёт.

К голубятне вели двести двадцать ступеней. Ещё двадцать восемь – к смотровой площадке. К концу лестницы Элеонора перестала подбадривать Ардерика и думала только о том, чтобы сберечь дыхание. Сотник, казалось, вовсе не заметил подъёма и того, что уже не столько поддерживает Элеонору, сколько тащит её за собой.

У двери они едва не споткнулись о старика-голубятника. Он сидел на верхней ступени лестницы, уставившись в потолок. Элеонора подумала, что он, верно, и не заметил сражения, безвылазно сидя наверху.

– А господин барон уже здесь, – пробормотал старик, поднимаясь и отодвигаясь к стене. – С самого утра здесь…

Элеонора встревоженно переглянулась с Ардериком и толкнула лёгкую дощатую дверь. В лицо ей дунул холодный воздух, а в следующий миг она увидела Тенрика, выпускавшего в распахнутое настежь окно белого императорского голубя. Элеонора бросилась к нему, но голубь уже взмыл вверх и потерялся за падающим снегом. Однако этих мгновений было достаточно, чтобы увериться в белизне его перьев: птица была столичная, особой породы. Эслинг послал письмо не соседям, а прямо во дворец правителя.

– Имперские войска будут идти не меньше месяца при самом лучшем раскладе, – Элеонора остановилась в шаге от Тенрика, не пытаясь скрыть презрение и неприязнь. – Ты послал не за помощью, верно?

– Дай тебе волю, и ты опозоришь честное имя Эслингов и опорочишь весь Север, – медленно проговорил барон. – Вы все не остановитесь, пока не превратите мои земли в выжженные пустоши. Никто из вас не заслужил победы. Пусть в столице разбираются, кто должен править. А я поступлю так, как завещали предки.

– Предки завещали не оставлять врага в живых, даже будь он твоим братом, – процедила сквозь зубы Элеонора.

– И почти погубили Север, – мрачно кивнул Эслинг. – Сто лет назад мы присягнули Империи ради мира. Я не удержал этот мир. Но не позволю, чтобы война продлилась вечно. Император получит подробное изложение, что творилось здесь с вашего приезда, – он метнул взгляд на Ардерика. – К весне по Северному тракту придут не счетоводы, а войска и судьи.

– Если ты встретишь их так же, как предыдущих, – Элеонора тоже кивнула на Ардерика, – то зря тратил чернила. Не узнаю тебя, Тенрик! Месяц назад ты скорее удавился бы, чем позволил столице узнать, что вы с братом здесь устроили!

– Всё изменилось, – пожал плечами барон. Элеонора опустила взгляд на его руки – все в кровавых пятнах. Замок весь был залит кровью – от раненых, от коз, которых забивали прямо у очага, не имея возможности выйти на улицу. Но мелкие багровые мазки на руках Тенрика отчего-то притягивали взгляд.

Элеонора оглядела голубятню. Под рёбрами разливалось предчувствие страшной, непоправимой беды. Сзади лязгнул засов – Ардерик, будто поняв её без слов, распахивал ставни.

Когда голубятню залило светом, сердце Элеоноры упало вниз. Серые лиамские, бурые из Северного предела, сизые с восточных земель – все голуби лежали со свёрнутыми шеями, беспомощно раскинув крылья и устремив в потолок запавшие глаза.

– Ты хотела войну? – с зловещей усмешкой бросил барон. – Наслаждайся. Сама заварила – сама расхлёбывай. Люди – не игрушки. Нельзя попросить новые, если сломала старые.

Элеонора шла между клеток, пытаясь уловить хоть какое-то присутствие жизни, и упорно гнала из головы мысли, как Тенрик сворачивает птицам головы – одной за другой. Она много раз видела, как он забивает скот, как орудует топором, выкорчёвывая пни и корни, но это было не страшно. Так было нужно. Сейчас же по спине бежал холод.

– Не стоило утром терять время, – уронил напоследок Тенрик, оглядев её нехорошим взглядом и задержавшись на неровной шнуровке корсажа. Фыркнул и вышел, тяжело ступая.

Ардерик вывел Элеонору на лестницу, предоставив старику-голубятнику самому гадать, что произошло. Они поднялись на смотровую площадку. Когда-то Элеонора смотрела отсюда, как Адрерик и его люди строят укрепления, празднуют Перелом, встречают войско Шейна… Казалось, это было целую вечность назад. Она встряхнула плечами и крепко сжала руки, заставляя ум работать.

– Мы отправим гонца, – сказала она наконец. – Затея почти безнадёжная, но мы попытаемся. Выпустим побольше лошадей – всё равно их нечем кормить – посадим на них вперемешку живых и умерших. Пока люди Шейна разбираются, что к чему, кто-нибудь да успеет доскакать до безопасного места. Хоть одному да повезёт. Если горные тропы ещё не замело, гонец доберётся до Лиама самое большее в три дня. Шейн тоже потерял много людей, и сотня лиамцев будет большим подспорьем. Нам надо будет продержаться неделю…

Ардерик обнял её со спины, накрыл ладонями руки, поцеловал в щёку.

– Иногда мне кажется, что у камнеедов верховодит твой брат, а не баронский, – усмехнулся он. – Вы с ним как-то больше похожи.

Элеонора дёрнула плечом:

– Чем плох мой план?

– Очень хорош.

– Да что не так? – Элеонора высвободилась из объятий, положила руки на плечи Ардерику и заглянула в глаза. – Это будет твоя победа, Рик, ради которой ты шёл сюда!

– Победа? – Ардерик обхватил её за талию и подвёл к краю площадки. – Посмотри вокруг!

Словно впервые Элеонора увидела чёрные остовы домов, дым на месте сгоревшей конюшни, людей Шейна, расположившихся на стене и за ней. Ардерик крепко прижал её к себе и поворачивался всем телом, чтобы показать побольше:

– Смотри! Город сожжён, мои люди мертвы, замок разорён. Деревни за лесом наверняка тоже. Я потерял превосходных воинов, уступил укрепления и почти сдал замок. Я принял условия врага, дрался с ним и не победил. В глазах императора я изменник и преступник. И письмо барона отняло у меня последнюю возможность оправдаться.

– Нет, – Элеонора высводилась, схватила Ардерика за металлический ворот, заставляя отвернуться от разорений. – Никто не сделал для Севера столько, сколько ты. Император изучит обстоятельства дела…