Текст книги "На пороге зимы (СИ)"

Автор книги: Анна Субботина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 37 страниц)

– Вода как будто спадает, – заметил Оллард вместо ответа.

Действительно, по берегу протянулась полоса блестящих от воды камней. Солнце выглянуло из-за горы, и море вспыхнуло искрами, за которыми теперь было точно не разглядеть кораблей. Ардерик снова взглянул на замок. Клетки или сети больше не было – похоже, её вытащили или опустили на дно. Море, стиснутое островками и отмелью, волновалось, к горизонту уходила широкая пенная полоса.

Воины успели утолить голод и разобрать привезённые морем щиты, когда посреди моря взметнулся столб дыма. Лиамцы развели костёр на неприметном островке, как обещали, подавая знак к наступлению. Вода отступила не полностью, но сверху уже было видно, как волны смыкаются над песчаной косой и дорогой к крепости.

– Ходу! – велел Ардерик и первым ступил на тропу, ведущую вниз.

***

Холод, вода и соль – весь мир сжался до коротких глотков воздуха. Глаза щипало, горло жгло, тело бил озноб. Сколько времени прошло – час или сутки?

Солнце висело на севере. Значит, утро. Ветер дул с берега, покачивая клетку. Вода плескалась у белой линии – самое начало отлива.

Значит, Рик вот-вот подойдёт. Верен попытался встать, но рука нашла пустоту. Не сразу удалось ухватиться за прут и приподняться. Он ждал, что клетка снова ухнет вниз или по плечам ударит палка, но было тихо. Сторожа не то спали, не то были заняты делом поважнее. А может, не верили, что пленники после такой ночи способны хоть голову поднять.

Такко лежал рядом лицом вниз. Острые лопатки вздрагивали под намокшей рубахой – дышит. Верен смотрел на него какое-то время, прежде чем понял – путы сняты.

– Вставай, – Верен толкнул его в плечо и едва не застонал, такой болью отзывалось каждое движение. Плевать. Шейн скорее наглотается дерьма, чем использует их. – Вставай! И качай эту вонючую конуру!

Прутья врезались в каменный отвес, и на этот раз хрустнуло – сразу наверху и внизу. Решетчатое дно выпало, и в тот же миг клетка рухнула в воду.

Верно, забытые боги всё же иногда наведывались в северные земли – выбраться из тонущей клетки удалось не иначе как чудом. Верен сам толком не понял, как – только увидел, что над головой светлеет, успел глотнуть воздуха, и сразу нырнул снова – воду прошили стрелы. Мысль работала безотказно: к берегу нельзя, пристрелят. Надо укрыться на островах, раз уж судьба сохранила им жизни. Тем более, морская вода, хоть и жгла холодом, держала не в пример лучше речной.

Они плыли под водой, выныривая, только чтобы глотнуть воздуха. Один раз Такко не вынырнул – молча ушёл в тёмную глубину. Верен едва успел поймать его за отросшие волосы и дальше тащил за ворот – друг, выросший на горных реках и водопадах, нырял, как выдра, но плавал как топор. Пока Верен кое-как не выучил его – он-то вырос на настоящей реке, у которой в разлив не найдёшь берегов.

Потом крепость оказалась неожиданно далеко, а вокруг замелькали острова. Отлив тащил в море. Верен оглянулся на берег: погони как будто не было. Только чайки мельтешили над водой, мелькая белыми пятнами. А затем из пятен соткался парус с лиамским гербом.

…Они снова сидели в клетке, её качал ветер, и голодные чайки норовили пролезть сквозь прутья, не дожидаясь, когда им отдадут добычу. Над головой каркал ворон. Верен вскинулся и протёр глаза, оглядываясь. Он был закутан в пропахшую рыбой шкуру, мокрую одежду кто-то снял. Под ним качалась палуба, через низкий борт перелетали брызги. Рядом сопел Такко, закутанный в такую же шкуру. А резкий голос, показавшийся вороньим, принадлежал Дугальду Лиамскому.

Преодолевая боль и усталость, Верен плотнее закутался в шкуру и поднялся. Палуба вздымалась, как дурноезжая лошадь, но от морской качки можно было ждать и худшего.

– Там на берегу часовой… камнемёты… – выговорил Верен. – Надо предупредить наших!

– Уже, – коротко бросил Дугальд. – Когда вас вытащили, ты первым делом доложил, как там и что. В словах путался, едва говорил, а всё же разобрали. Лежи отдыхай. Вы проспали часа три, как раз вода спала. Ваши уже на берегу, ждут нашего знака.

В руки Верену сунули миску с рыбной похлёбкой – на сей раз настоящей, без костей. А в дымящейся кружке оказался горячий мёд. Верен осушил их в один присест и прислонился к мачте. От качки мутило, ногу после ледяной воды простреливало болью до бедра. Сейчас бы лечь и спать, спать…

– Ложись-ка, – повторил Дугальд. – Вода у нас не для купаний. Сейчас сгрузим вас на какой-нибудь островок, погреетесь там у огня, поедите по-человечески…

– Куда сгрузим? Кого? Нас? – Такко выглянул из-под одеяла, протирая глаза. – Мы сражаться будем! Дайте лук, любой! – Попытался подняться и осел назад, едва успев подхватить шкуру. – И… мне бы ещё штаны. И всё, я готов!

Верен не сдержался и расхохотался. Пригладил свободной рукой просохшие волосы и выговорил:

– Мы не для того шли через всю Империю, чтобы пропустить битву за Бор-Линге. К тому же мы обязаны вам жизнью. Дайте нам оружие – любое какое найдётся! – и мы вернём долг сегодня же.

– Для тебя даже арбалет отыщем, спасибо маркграфу, – ухмыльнулся Дугальд. – Что ж, почту за честь сражаться с вами! Пора закончить эту троллеву войну.

Чужая одежда пахла рыбой, как и всё на корабле, зато была сухой, тёплой и даже впору. Чужой меч лежал в руке уверенно. Верен взмахнул им и не сдержал улыбки, глядя, как Такко закатывает слишком длинные рукава, прежде чем натянуть непривычную тетиву. Всё-таки они выбрались. Смерть снова прошла стороной, а Верен снова не побоялся взглянуть ей в лицо. Невысказанные чувства плескались внутри волной; Верен отвесил Такко подзатыльник, а следом сгрёб друга, мигом принявшего виноватый вид, в охапку. Хлопнул по тощей спине и пошёл к борту.

Запахло дымом – на ближайшем островке развели костёр. Высоко в небо поднялся дымный столб.

***

– Маркграф Оллард покинул Империю не по своей воле, – Элеонора глядела Грете в глаза и тщательно подбирала слова. – Его Величество предъявил ему серьёзные обвинения. Лживые, но имеющие под собой некоторые основания. Иными словами, благополучие господина Олларда весьма зыбко.

Грета сжала руки, пальцы чуть вздрагивали, но держалась она так же прямо и уверенно.

– Ему грозит казнь? – деловито спросила она.

– Не думаю. Однако делать на него ставку опасно. Равно как и на его ученика.

– Маркграф Оллард – умный человек. Если его положение так серьёзно, он постарается защитить свои богатства от посягательств короны. А мы знаем, что защитить короля порой может и пешка.

– Может. Но не когда у противника полный набор тяжёлых фигур, а у тебя – одна эта пешка и… быть может, ещё пара союзников. Послушай меня, Грета. В твоём плане слишком много слабых мест. Если маркграф Оллард не получит помилования – куда ты пойдёшь? Поедешь в Аранские горы, чтобы жить на женской половине, плодить полукровок и выслушивать, с кем в очередной раз шлялся твой муж? Если он вообще вернётся. Это совсем не та судьба, которую я тебе приготовила.

– Но… – Грета на миг отвела взгляд, прикусила губу. Оллард как-то обмолвился Элеоноре, что мальчишке плохо жилось на родине, но Грета, похоже, знала больше, и сейчас впервые засомневалась. – Тогда…

– Избавься от беременности. Пока не поздно. Какой у тебя срок?

– Четвёртый месяц, – быстро ответила Грета.

– Врёшь. Месяц назад мне по ошибке принесли чай с чабрецом, и ты сама его выпила. Ты бы не стала так рисковать. Избавься от ребёнка и забудь об этом. У тебя будут ещё дети от хорошего мужа.

– От кого?

– Позже узнаешь. Не хочу лишать тебя ещё одной надежды.

Элеонора поднялась, давая понять, что разговор окончен. В животе мягко толкнулось; Элеонора, не думая, накрыла место толчка ладонью. Растущее внутри неё существо было таким беспомощным и слабым, так нуждалось в защите…

– Я всё-таки поговорю с маркграфом, если позволите. – Грета поднялась следом, и Элеонора успела поймать её цепкий взгляд. И как она раньше не видела в нём зависти? Видела, но была уверена, что так далеко дело не зайдёт. – Я рассказала вам больше для того, чтобы вы подтвердили, что в эти месяцы я не ложилась ни с кем, кроме Такко. Я могу просить вас об этом?

– А ты правда не ложилась? – Элеонора вскинула бровь. – Или неспроста так уверена, что носишь маркграфскую кровь?..

– Весь замок знает, что я спала либо у вас, либо в маркграфских покоях. Вы же не думаете…

Она осеклась на полуслове. Элеонора медленно шагнула вперёд, и Грета попятилась, скрестив руки на талии.

– Я знаю, где ты спала, Грета. И клянусь, если ты перешла черту…

Кругляш тавлута, затесавшийся меж шахматных фигур, либо возвращают на место, либо бросают в печь. Грета привыкла читать по лицу Элеоноры, чтобы понимать: не время юлить. Но и сдаваться не собиралась: прикусила губу и вздёрнула подбородок:

– Вам ли не знать, что для зачатия ребёнка черту должно переступить с двух сторон! Вы вольны не верить мне. Но чем господин маркграф заслужил ваши обвинения?

– Маркграф Оллард умный человек, – отчеканила Элеонора. – Он знает, как шатко его положение. И может пойти на многое, лишь бы продлить род.

Она ещё раз окинула Грету цепким, внимательным взглядом, словно пытаясь забраться под кожу, разъять на части, проверить, правду ли та говорит. Пожалуй, правду. Иначе не пришла бы к ней.

Грета почуяла спавшее напряжение и чуть склонила голову:

– Простите, госпожа, что ослушалась вас. Но, если позволите, я бы всё же поставила в известность господина маркграфа. Я могу просить вас подтвердить, чей это ребёнок?

– Хорошо, Грета. Разве я могу тебе отказать? – улыбнулась Элеонора. – Мы вместе поговорим с господином Оллардом. Надеюсь, о твоей тайне больше никто не знает?

– Никто, госпожа.

– Очень хорошо. Пусть так и будет. А теперь уходи. Я всё ещё сержусь на тебя.

Грета выскользнула за дверь. Элеонора вышла следом, едва досчитав до пятидесяти. Спустилась в лекарскую, но пошла не к больным, а прямо к лекарю.

– Грета, ваша внучка, попала в беду, как часто бывает с молодыми девушками, – приступила она к делу сразу после приветствий. – Вы знаете, что страсти молодёжи – как река, чем запирать плотиной, лучше направить в нужное русло. Я поощряла их встречи, но… переоценила знания Греты, а может, и силу трав.

Она многозначительно замолчала, и старик-лекарь понял – поджал губы и покачал головой:

– Признаться, я желал ей брака с более… надёжным человеком. Парень, с которым она сейчас путается, хоть и болтают, будто хорошего рода, сам ещё дитё, не в обиду вам будь сказано.

– Согласна. Это не должно было выйти за рамки небольшой интрижки. Однако Грета оказалась слишком… мягкосердечной. И наивной. Ей не справиться без нашей помощи.

Лекарь выжидающе молчал.

– Она знает все нужные травы на вкус и запах, – пояснила Элеонора. – Нужно составить такой сбор, чтобы она не распознала состав. Понимаете?

– Ещё бы не понять. Только не возьму в толк, отчего вам самой не подобрать всё нужное.

– Я только что говорила с Гретой, говорила начистоту, и она может не принять от меня и простой воды. А от вас примет.

– Родную внучку, обмануть, значит… Сами знаете, роднее её у меня никого в этом краю не осталось.

– Ради её же блага. Пока срок ещё небольшой.

Выйдя из лекарской, Элеонора прислонилась к стене. В животе снова толкнулось. Несколько мгновений Элеонора стояла, обмирая от затопившей нежности – непривычной, нежданной. Скорее бы взять крошечное существо на руки, заглянуть в глаза… Прикажи ей кто избавиться от ребёнка – расхохоталась бы наглецу в лицо. Даже если бы приказал сам император.

Жалость к Грете кольнула и пропала. Элеонора будет лелеять свою беременность – на благо Севера, будь он проклят. Но пока война не окончена, в замке никто не посмеет зачать и нарушить стройность продуманных ею ходов.

========== 7. Дорогой крови ==========

– Ломай!

Просоленное дерево трещало под ударами тарана.

– Ещё!

Полгода назад Шейн бился в ворота Эслинге. Сегодня Ардерик ломился в его крепость. Крушил последний оплот независимого и непокорного Севера.

– Бей!

Какая осада, какое взять измором! Сбить ворота, смести оборону, вырвать долгожданную победу! Камнееды защищались отчаянно: сверху на щиты сыпались стрелы и камни, лился кипяток. Но и свои лучники не дремали. Ардерик не пытался понять, как они умудряются выцелить врага, только радостно скалился, услышав очередной стон и всплеск.

Просоленные ветром брёвна проломились с натужным хрустом. Нет звука слаще; лечь с женщиной не так хорошо, как загнать таран в чужие врата. Грохнул сбитый засов, створы распахнулись, и войско ринулось во двор – навстречу клинкам, копьям и стрелам.

– Мечи! Пятеро за мной!

Ардерик взлетел на стену, не чуя под собой ступеней. Вот так! Рубить кожаные брони и дурные кольчуги, не жалея клинка, взрезать горла и рёбра! Волны смыкались над телами с жадным всплеском. Кто-то прикрывал Ардерика тяжёлым ростовым щитом – свой он бросил, перекинув меч в левую руку.

Град камней из башен утих – стрелки боялись задеть своих. Внизу во дворе тоже кипел бой. Ардерик видел своих людей краем глаза – они надвигались неумолимо, как прилив, оставляя за собой скорченные тела и изрубленные щиты.

Крепость защищало не меньше сотни, и некогда было гадать, где Шейн нашёл людей. Или его силы сразу недооценили? Под ногами было скользко от крови, меч тяжелел с каждым ударом. Ардерик вскинул взгляд поверх голов – угловая башня была совсем рядом.

Последний рывок – и стена была очищена от врагов. Ардерик утёр солёный пот и огляделся, пользуясь краткой передышкой. По стене напротив тоже катилась волна, плескалась почти у второй башни, вскипая остриями клинков. Двор был завален мертвецами. Оллард вынимал меч из вражеского тела, брезгливо смаргивая чужую кровь. Велели же стоять в стороне – нет, полез в самую гущу… Ничего, худшее позади.

– Поднять щиты!

Уцелевшие камнееды не стали ждать, когда их перережут – перепуганными крысами ринулись к замку. Кого-то настигли стрелы, но десятка два успели укрыться. С верхних ярусов снова полетели камни. Щитам доставалось меньше, зато вся стрелковая мощь крепости обрушилась на лиамские корабли. Ардерик мельком выцепил заколоченные окна на втором этаже замка. Одно было приоткрыто, но оттуда не стреляли. Хоть здесь не ждать беды.

Он повёл плечами под потяжелевшей бронёй и вскинул меч:

– Герои Севера! Отправим предателей рыбам!

За угловыми башнями стены смыкались, выдаваясь в море под острым углом. Туда стягивались лиамские корабли. Там, на узкой площадке, собрались последние силы камнеедов. Ардерик пытался разглядеть Шейна, но безуспешно. Корабли подошли вплотную, и на стены полетели крюки.

– Арбалеты!

Чтобы проредить камнеедов, хватило одного залпа. Дальше на стенах замелькали лиамские рубахи, и Ардерик замер на миг, узнав в рослом воине Верена. Северный наряд мог обмануть, но не удары, которые Ардерик ставил сам. Тем более, следом взлетела ещё одна тень, гибкая и ловкая. Короткая благодарность давно забытым богам – и Ардерик спрыгнул со стены, чтобы появиться на ней снова – уже за башней.

Лиамцы высадились прямо на острие и рассекли оборону надвое. Камнееды отступали к угловым башням, где их ждали люди Ардерика. А затем в гуще боя показалась знакомая рыжая голова.

Шейн сражался без шлема, в лёгком кожаном доспехе. Напротив него встал было Верен, его дёрнул за плечо Дугальд Лиамский…

– Он мой! – заорал Ардерик. – Третий поединок, Шейн! Опустите мечи!

Шейн услышал. Недобро осклабился и тоже рявкнул на своих людей.

Ардерик огляделся в поисках щита и мысленно плюнул – всё равно не удержать, правая рука висела плетью. Шейн ухмыльнулся и швырнул свой изрубленный щит в море. Резанул завязки доспеха и швырнул следом.

Они шли навстречу друг другу по стене, и люди, разделявшие их, один за другим спрыгивали кто во двор, кто в воду. Солнце катилось по небу, словно бы освящая долгожданный поединок. Колесо года тянуло нити, сплетая последний узор.

Когда между ними осталось пара десятков шагов, Шейн оглянулся на башню. Взмахнул мечом, будто прощаясь с замком. Усмехнулся Ардерику, согнул руку в локте, второй хлопнул себя по предплечью – и прыгнул в море. Волны сомкнулись над ним без звука.

– А…

Ардерик уставился на тёмные воды, сжимая клинок. Удар, который он готовился нанести с Перелома, некому было принять.

В башне со стуком захлопнулось окно – то единственное, что было открыто на втором этаже.

– Шейн – трус, и люди его трусы! – заорал Дугальд Лиамский. – В бой, дети Севера!

Ардерик ответил нечленораздельным воплем. Меч взлетал и падал, рассекая плоть, рука едва держала скользкую рукоять. В каждый удар он вкладывал ненависть к этому проклятому краю, к дважды предателям Эслингам – и бил, бил, проклиная каждого павшего за то, что он не был Шейном.

***

Ворота крепости трещали, гнулись, но стояли. Запах моря давно перебил тяжёлый дух крови. Наружные башни молчали, стены опустели. Уцелевшие камнееды укрылись в главной башне и собирались дорого продать свою жизнь. Из окон швыряли всё, что попадалось под руку – обломки мебели, подсвечники. С грохотом рухнул сундук, придавив сразу троих. А ворота всё стояли.

– Сучье племя! Лестницы, верёвки! – хрипло прокричал Ардерик. – Полезем в окна!

Крюки впустую звякнули о камень – зацепиться было не за что. Снова и снова забрасывали верёвки, но они скользили по стенам, выглаженным ветром и морем. Прикрываясь щитами, люди катили бочки, тащили тележки из ближайшего сарая. Но окна были слишком высоко.

Наконец ворота разошлись с отчаянным скрипом. Таран колотил в узкую щель, пока не полетели щепки и с другой стороны не выпал засов.

Удар справа принял на щит Верен, слева внезапно вырос Оллард – точно тень, ведь сегодня Ардерик тоже держал меч в левой руке.

– Вы наверх, мы в главный зал, – бросил он.

Ардерик первым взлетел по узкой лестнице, шалея от азарта. Короткая яростная схватка – и ступени обагрила кровь, вниз покатились тела. Ардерик прислонился к стене, хватая ртом воздух, и наконец встретился взглядом с Вереном.

– Живой.

– А то.

Слова не шли на язык. Да и не нужны были.

***

Снова над головой смыкался низкий свод, снова впереди маячили двери главного зала. Только в этот раз Такко шёл сам, и сзади был не враг, а Оллард.

– Здесь. – Такко указал на двери.

– Вижу. – Оллард придержал его за локоть, пока воины ломились в запертую изнутри дверь.

С верхних ярусов скатились Верен с Ардериком.

– Откроете? – бросил Ардерик Олларду. – Помнится, с баронессиной дверью вы справились ловко.

– Нет. Здесь засов. Будем ломать. Но осторожно. Шейн наверняка приготовил нам подарок.

– Думаете?

– Уверен. Я бы не сдал свой замок просто так.

– Тащите таран.

Хватило одного удара, чтобы из тёмного проёма пахнуло дымом, потянуло тошнотворной вонью, а следом – вылетели стрелы. Одна ударила Ардерику в наплечник, смяв императорский герб, от второй отшатнулся Оллард, третья вонзилась в пол. В ответ в проём полетел нож Верена, щёлкнули арбалеты.

В зале было тихо. Оттуда медленно выплывали клубы дыма и смрад, будто протухла разом сотня яиц. Оллард поморщился, вытащил откуда-то из-под доспеха безупречно белый платок и приложил к лицу. Встал вплотную к проёму и указал мечом на верёвки, тянущиеся от упавшей двери в глубину зала.

– Я не ошибся. Стрелял не человек. Занятная штука!

– Да гори она… Верен, идём! Будь там кто, давно подох бы от вони! – заявил Ардерик и шагнул в темноту. Оллард и Такко – за ним.

Первое, что они увидели – алеющие угли в середине зала. Потом кто-то вышиб ставни, впустив свет и воздух, и Такко крепче сжал меч. Поднял – и сразу опустил.

За столом сидели трое. Слишком тихо, слишком неподвижно для живых. Старый барон, баронесса и их дочь словно собрались на торжественный обед – чинно сидели в глубоких креслах, руки на подлокотниках, головы чуть запрокинуты. На груди расплывались тёмные пятна.

Между ними прямо на столе тлел костёр. Среди веток лежали багровые камни. Рядом валялся платок, расшитый ландышами.

Из открытого окна потянуло сквозняком, пламя взметнулось вверх. Верен успел первым – скинул толстую шерстяную рубаху, набросил на огонь.

– Киноварь, – заметил он. – Ещё по вони ясно было. А, тьма! Рубаху чужую испортил…

Когда распахнули все ставни, удалось рассмотреть мертвецов. У всех троих были перерезаны глотки и совсем недавно – кровь не успела свернуться.

Ардерик приподнял голову старого барона – один глаз остался открытым и гневно таращился в потолок.

– Семейка самоубийц! Один топится, остальные глотки себе режут. Нынешний барон ещё ничего при таких-то родственничках!

– Самоубийца здесь один, – возразил Оллард. – Вернее, одна. Поглядите, нож только у старой баронессы.

Он осторожно вынул кинжал из мёртвой руки и положил на стол. На лезвии и рукояти подсыхали багровые разводы.

– Похоже, она собрала своих здесь с началом битвы. А когда поняла, что дело проиграно – убила их и зарезала себя. Потрясающая женщина, не так ли?

– Лучше не найти, ага, – процедил Ардерик. – Не хватает ещё одной перерезанной глотки, ох, не хватает!

Он сердито отвернулся к окну. Такко быстро потянул к себе колчан: он так и валялся на столе. Затем обернулся к верёвкам, тянувшимся от дверной ручки. Они вели к лукам, привязанным под потолком. Такко узнал оружие, своё и Кайлена, и подвинул табурет – снять, а прежде разобраться, как крепили верёвки.

– Она рассчитывала, что стол сразу вспыхнет, – продолжал Оллард. – Следом загорятся перекрытия, и замок станет их могилой…

– А киноварь припасла на случай, если мы войдём раньше, чем замок охватит огнём, – подхватил Ардерик. – Но просчиталась.

– Похороним их как подобает, – сказал Оллард. – Где Дугальд? Надо спросить, каков их обычай.

– В море скинуть, вот и весь обычай, – буркнул Ардерик. – Пусть сыночка ищут. Скотина! Третий раз от меня ушёл!

– Побольше уважения, Ардерик. Мы видим закат великого рода. Эслинги запятнали себя предательством, но пусть их звезда закатится красиво… Танкварт, что ты там делаешь?

Такко подвинулся, Оллард осмотрел приспособление и одобрительно покачал головой.

– Готов спорить, узлы завязаны не мужской рукой. Потрясающая женщина! – повторил он. – Достойно умершие заслуживают достойного погребения.

Такко спрыгнул с табурета. Руки, уставшие держать меч, быстро налились свинцом, узлы было не распутать, а резать было жалко.

Оллард прислонился к погасшему – теперь уже навсегда – очагу, и Такко пронзила мысль, что они с Шейном оба опоздали родиться. Лет триста назад были бы королями в своих землях, отчаянно защищали бы границы и пировали бы в крепостях между кровопролитными боями.

Словно услышав его мысли, Оллард поманил к себе. Дождался, когда Такко приблизится почти вплотную, и вложил в его ладонь медальон. Скрёщённые мечи под щитом тускло блеснули, когда Такко надел древнюю монету на шею, ёжась от холода цепочки.

Со двора потянуло дымом, сверху раздался топот и треск дерева. Лиамцы и парни Кайлена громили родовое гнездо Эслингов, мстя за годы немирья.

– Остановите их, Ардерик, – велел Оллард. – Сперва обыщем замок сами. Уверен, найдём много занятного.

***

Зелёная нить была толще белой, и Элеонора осторожно протягивала иглу сквозь тонкое полотно, чтобы не зацепить. На заботливо раскроенных пелёнках расцветали ландыши. Если бы Элеонора вышивала себе, взяла бы рыжие нити для ярких и ядовитых ягод. Но младенцу это ни к чему. Ему достанутся нежные, невинные цветки. И пусть попробует кто упрекнуть, что она вышивает не герб Эслингов! Пусть сами носят на одежде уродливых лосей, а её ребёнок достоин утончённых узоров.

Напротив стояла Бригитта и зачитывала список:

– С Лосиных гор привезли две меры шерсти, с Дальней долины – пять мер, с Красной горы – три…

Элеонора довольно кивала. Чудо, как с уцелевших овец столько настригли. Будет чем расплатиться за имперское зерно, если в этом году вообще придут обозы. Весной так никого и не дождались – купцы боялись войны.

– Это всё, Бригитта?

– Всё, госпожа. На следующей неделе привезут ещё.

Элеонора отложила шитьё, потянулась. С болью в пояснице она уже почти свыклась.

– Подай подушку и медовой воды. И где Грета?

– Простите, госпожа. Она просила дать ей выходной сегодня.

– Не предупредив? Что ж, пусть отдыхает.

В груди кольнуло. Элеонора взяла кубок и сразу отставила.

– Я сама загляну к ней. Попозже. А твоё здоровье как? Всё ещё тревожит тебя?

– Нет, госпожа. Грета была права, виной всему светлые ночи. Простите, что обеспокоила вас.

С улицы послышался шум. Бригитта встрепенулась первой, Элеонора вслушивалась чуть дольше. Приехал гонец с побережья.

Выйдя в холл, Элеонора сразу услышала густой голос Тенрика и сбивчивую речь гонца:

– Велено доложить баронессе…

– Забыл, кто здесь хозяин?

– Не забыл, господин барон, только господин маркграф велел докладывать госпоже баронессе…

Элеонора прервала спор, выйдя из-за колонны.

– Госпожа баронесса перед тобой. Говори, да поскорее.

Лицо гонца разом просветлело:

– Бор-Линге пал, госпожа! Старый барон и баронесса мертвы!

Элеонора прислонилась к стене, ослабев от внезапной радости.

– А Шейн?

– Утонул. Его искали весь день и не нашли.

– Да хорошо ли искали?

– Пешими и на лодках, госпожа.

– Хвала богам, – прошептала Элеонора.

– Ещё велено передать: сотник Ардерик возвращается горами, а господин маркграф сперва поплывёт в Лиам, а потом уже к вам. Вот, письмо передал.

Клочок бумаги скользнул под корсаж. Элеонора перевела дух и наконец ощутила, как окаменел Тенрик и как вздрагивает сзади Бригитта.

– А пленники наши что?

– Живы, госпожа! Запамятовал! Выбрались, с лиамскими кораблями сражались!

Элеонора терпеливо слушала, пока гонец перечислял убитых и раненых, и сразу забывала имена. Война окончена. Окончена.

Посланник наконец ушёл на кухню, получив мелкую серебряную монету. Элеонора жестом отослала Бригитту, светившуюся от счастья, и повернулась к Тенрику:

– Мне жаль.

Он поднял на неё измученные, запавшие глаза.

– Мы похороним твою семью как подобает. Но не забывай, что они изменники – все до одного. Скорбь будет неуместна. Прошу, хоть сейчас покажи, что твоя присяга Империи – не пустой звук!

Тенрик смотрел поверх неё, словно пытался сквозь стены разглядеть родовую крепость, где ему так и не довелось побывать, и услышать семью, так и не признавшую его достойным сыном.

– И ещё одно. Если Шейн всё же объявится, ему не к кому будет прийти, кроме тебя. Ты выдашь его. На благо Севера.

Поднимаясь наверх, Элеонора остановилась у окна и развернула записку. Оллард послал всего две строчки:

«Я выполнил свои обязательства. Очередь за вами».

Элеонора улыбнулась и снова спрятала клочок. Прикрыла глаза и вдохнула так глубоко, что ребёнок недовольно толкнулся. Победа. Этого стоило ждать восемь лет. Осознание приходило медленно, снимая с плеч огромный незримый груз.

Теперь – встретить Ардерика, узнать подробности, затем дождаться Олларда, отправить на юг нового гонца… Как же приятно и правильно ждать мужчин с победой! А она определённо ждала обоих. Они победили, победили! Прошли дорогой крови – ради неё!

На излёте зимы, когда Ардерик был в восточном походе, Элеонора с Оллардом разбирали покои старого барона. Листали книги, изъеденные мышами до такой степени, что не хватало половины страниц, зарисовывали тонкую резьбу опорных столбов, искали тайники. И разговаривали.

– Вы идёте путём сердца, а оно переменчиво и неразумно, – наставлял Оллард. – Следуйте путём крови. Я не призываю вас к войне, я говорю о крови, что течёт в вас. Талларды получили и удержали власть мудростью и осторожностью. Ни один род не дал Империи столько искусных дипломатов, как ваш.

– Мне бы хотелось гордиться иными подвигами – совершёнными на поле боя, а не в зале для переговоров. – Элеонору смешила его серьёзность, она опускала глаза и щедро добавляла в голос лести. – Подвигами, какими гордитесь вы.

– Для этого ваши предки слишком любили жизнь. Даже для герба взяли цветок, который расцветает одним из первых. Слушайте свою кровь, Элеонора. Талларды никогда не правили, но всегда стояли рядом с троном.

– Прежде нам придётся пройти путём крови в самом буквальном смысле, – усмехнулась Элеонора.

– Это предоставьте нам с Ардериком. Ваше дело – удержать власть и вдохнуть в этот край жизнь. Никто не справится лучше.

Прежде чем вернуться в покои, Элеонора заглянула к Грете. Та долго не открывала, а когда наконец распахнула дверь, была бледна, как полотно.

– Я пришлю тебе лекаря, – быстро сказала Элеонора.

– Не стоит, госпожа. Завтра я буду здорова.

В комнате стоял тяжёлый, спёртый воздух. Элеонора уже собиралась закрыть дверь, когда увидела не до конца задвинутый под кровать таз с перепачканными кровью тряпками.

– Иди к Грете и присмотри за ней, – бросила она Бригитте, вернувшись к себе. – Если станет хуже, зови лекаря. И захвати мой ларец со снадобьями, пусть Грета берёт, что нужно. Она мне дороже трав и порошков.

Сейчас, когда фигуры на доске снова заняли свои места, Элеонора не испытывала к Грете ничего, кроме жалости. Не беда, она молода и здорова, у неё ещё будут дети. Ещё пара ходов – и Элеонора возместит ей потерю.

***

Бор-Линге накрыла северная ночь – короткая, светлая. Вода стояла высоко, перекрыв дорогу с берега, и оттого было особенно спокойно. На башне трепетали сразу четыре знамени – имперское, лиамское, Олларда и Ардерика, сшитое Элеонорой.

Под стенами качались на волнах корабли, где спали лиамцы – морской народ не захотел ночевать на берегу. Остальные расположились кто где – в уцелевших сараях, под телегами, просто под стеной, схоронившись от ветра. Замок стоял пустой. В главном зале на дубовом столе лежали трое Эслингов, прикрытые родовым знаменем, и никто не отважился составить им соседство.

Ардерик завалился спать ещё в полдень, сразу после битвы, и теперь таращился в сумерки, потягивая эль. Верен со своим лучником-неразлучником спал под медвежьей шкурой – той самой, которая когда-то дала Адерику имя. Он думал, она сгорела вместе с укреплениями, но Шейн не поленился притащить её в логово как добычу. Раньше Ардерик берёг императорский подарок как зеницу ока. Сейчас былые подвиги и награды потускнели и выцвели. Пусть под шкурой спит Верен, даже для его дружка не жалко. Сразу после боя парней напоили горячим мёдом, растёрли жиром с травами и уложили. В битве-то все держатся молодцами, зато после морское купание может так аукнуться, что мало не покажется. Знал бы Ардерик, что за рыбу поймали в ту клетку, от которой он так спокойно отвернулся на берегу! Всё равно ничего бы не сделал, не успел бы, но кулаки сжимались в бессильной ярости. Посадить бы туда Шейна да самого макнуть!..

Младшего Эслинга искали везде. Лиамские корабли вышли в море сразу после сражения. Раз мальчишкам, в жизни не видавшим морской воды, повезло поймать тягун и спастись, что говорить о Шейне, который знал здесь каждую пядь морской глади! Но сколько ни обшаривали берег и острова, не нашли ни следа. Вода поднялась, опустилась и снова поднялась. За это время можно и насмерть замёрзнуть, если прятаться, скажем, в камышах.