Текст книги "Монахиня Адель из Ада"

Автор книги: Анита Фрэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 43 страниц)

Глава 7 Продолжение Великих дел

– Править, будешь, но только в шутку, – сказал холщовый Петру, когда тот явился к нему с докладом, сразу после успешно проведенной войны.

Царь задумался. Шутки у него в запасе были разные. Но одно дело, когда подданные сами под кулак носы подставляют, да ещё и спасибо говорят, а другое – внешнюю дипломатию наводить.

– Как это – в шутку? – на всякий случай спросил он.

– Понарошку…

– А… Ну, это можно Шутки я люблю! Аккурат заказал для петергофского парка шутихи… фонтанные…

– Вот и поладили, – причмокнул толстяк. И тут же, изменившимся голосом, трубным, от которого Пётр содрогнулся, добавил:

– Ежели передумаешь, есть ещё две возможности!!!

– Каковы оне?

– Разрешаю чистой, беспримесной ненавистью править, как наш главный – ему будет приятно…

– А вторая возможность?

– Ну, можно и любовью. Только не искренней, не переусердствуй, иначе сожрут…

– Кто?

– Твои же верноподданные тебя и сожрут, а ты заметишь это уже в самом конце, когда будут доедать последний кусочек…

Петру сделалось противно. Не знал он такого о своих верноподданных.

– Нет, я выбираю шутки, тем более, что за фонтаны уже вперёд уплачено мастерам…

Уже собрался было Пётр уходить, но полноватый снова удивил его речами, обратно сладкими:

– Да, и тягу проверять не забывай, а то, не ровён час, отвалятся…

– О чём речь? Или… о ком?

– Всё, что нажито и завоёвано, без тяги не удержится – как пришло, так и уйдёт…

Пётр снова призадумался. Про тягу-то он, худо-бедно, уже знал, а вот как с нею управляться…

– Вентиль, что ли, иль задвижка там есть какая? Слышу впервой, не обессудьте…

Толстый сделал вид, что обиделся. Потом, наоборот, повеселел.

– Я так и думал: не хватит тебе знаний на всё про всё. Но это ничего. Тягу я беру на себя.

– Я не против! – стал во фрунт царь, как простой солдат, и даже шевельнул усами.

У владыки не было усов, а, сталобыть, и нечем шевелить в ответ. Он лишь поморщился.

– Буйный ты. Ещё в первый раз хотел тебе сказать, да боялся обидеть неправильным словом…

– Буйный, всё верно, мин хе… ваше подземное… ээээ… величество! – снова обрадовался царь. Имея маленький размер ноги, да при его-то росте, лучше всего казаться буйным. Так и другие недостатки незаметны сделаются.

– А коли подтверждаешь, что буйный, тем более не доверю тебе тягу. Ещё весь мир засосёшь ненароком. Сам удерживать буду, так и быть…

– Так тому и быть! – с облегчением выдохнул Пётр Алексеевич.

Осталось обсудить мелкие детали.

– Ты построй для неё укрытие – побольше и пострашней. Здесь, у себя, мне её держать тесно, – толстяк кивнул на входную дверь. Видимо, в одном из сыроватых коридоров, за одной из перекошенных дверей, задвижка-то и находилась.

– Под Кунсткамерой придётся её скрыть, у меня там эмбрионов в банках припасёно – на две армии захватчиков станет, побросают оружие и…

– При чём тут эмбрионы? – вежливо осведомился куратор вентиля.

– Ээээ… Шутка, не извольте беспокоиться… – молодцевато ответил Пётр. Однако, выйдя из гнилого лабиринта, тут же дал приказ укрепить полы музея редкостей. Именно в том месте, где страшилы. И понаделать люков. Удобных лазов, украшенных отечественными самоцветами. Турецких камней было велено не использовать, хоть и крупные у турков изумруды. А зачем турки обманули Карла Двенадцатого, мог бы ещё пожить парнишка, рановато умер. Говорят, на нервной почве. Или свои же, шведы, грохнули, тут слухов море.

Пётр Первый, как ни прискорбно, тоже умер. После него многие правили в шутку, но уже ничего не зная о задвижке. А когда до Сталина дело дошло, тот вообще всё по-своему замутил: ни на какие аудиенции с невидимым начальством не согласился, просто перенёс, на пару с Лениным, столицу на старое место – и всё. И правил, как хотел, по своему усмотрению: шутка-ненависть-любовь, шутка-ненависть-любовь… Всё так быстро завертелось, что пойди теперь разбери, где, когда и что у него было.

А о любви впопыхах забыли. Чистую, искреннюю и беспримесную любовь, вроде, и внедрять-то было некому в России. Очень долгое время. Но потом, всё же, нашлась кандидатура. При поддержке батюшек, компьютера, колдунов и экстрасенсов, вычислили человека, которому народ ближе всего. И сообща напутствие дали:

– Что бы ни случилось, говори: «Мной руководит любовь к народу».

– Так и есть, даже врать не придётся, – отвечал новый избранник.

– И не забудь своё происхождение обнародовать, чтоб не завидовали. А то зависть не способствует любви. Говори: «Мать – уборщица, отец – рабочий».

– Так и есть, и тут врать не придётся…

Про всю эту чехарду кто-то знал, кто-то – нет. Но результатом были довольны все. Граждане стали активнее смотреть в зомбоящик, и зобоящиком его почти что совсем перестали звать. И о Санкт-Петербурге не так активно вспоминали, ибо столицей прочно сделалась Москва. В общем, вроде, всё устаканилось. Лишь одна только старуха-привидение, та, что с розовой вороной на плече, продолжала нервничать и материться. И громко осуждать кого-то за отсутствие рачительности.

– Доэкономились! – выкрикивала она почти ежедневно, носясь по улицам Северной столицы – когда в видимом, а когда и в невидимом режиме.

Адскую монахиню не трогали политические страсти – сколько территорий притянулось, а сколько отвалилось, ей было относительно по барабану. Её смущала экономия, которая куда-то подевалась. Раньше петербургские дворцы были просто загляденье, а теперь облезлые какие-то. Город-музей, активно принимающий иностранцев, далеко не всегда имеет ухоженный вид. Не успеют докрасить последний фасад, как начинай сначала. Сколь ни прихорашивается Северная столица, всё напрасно. Конечно, можно сетовать на климат. Но только почему в болотном Хельсинки климат такой же, а фасады развесёленькие? Однажды финны поделились красочкой для стен, но и это не помогло. Может, красочку-то разбавляют?

Вот об этом-то и речь. Фрейлина-монахиня давно заметила, что не очень-то рачителен подземный питерский владыка, всегда так сильно ратовавший за рачительность и всяческую экономию. Но если он теперь нагло ворует, говорить с ним на эту тему бесполезно. Что делать?

– Что делать?! Что делать?! – орало привидение в очках, оборочках и рюшах, шаркая стоптанной обувью. Но мало кто уже реагировал, попривыкли. В Санкт-Петербурге и не такое увидишь и услышишь.

Равнодушные людишки пытались и монахиню-изобретательницу сделать равнодушной. Ан, не вышло – продолжила она свои секретные изыскания.

Для тайных изысканий лучше всего иметь подмогу, тоже тайную, а не из числа политиков, они ведь люди подневольные, особенно цари. И таки нашлись три человечка, простые, неприметные граждане: потомственный князь Юра, потомственный же водяной Валера и мальчишка-школьник Мася. Монахиня их давно пасла и поддерживала, старательно присматриваясь к поведению и проверяя на вшивость. Проверяла не только душевные качества, но и сообразительность. «Полезный вакуум» и прочие выкладки о городе-Двери – Юрина диссертация, пока не защищённая. Что убийцам не положена настоящая любовь – Валерин вывод, вполне удачный. Ну, а Мася, когда вырастет, станет президентом. А пока пусть тренируется «на кошках» – на подземных жителях.

С помощью трёх скромных, но весьма отважных и деловых союзников адская святоша удосужилась не только свергнуть зажравшегося подземного владыку, но и самого Люцифера усмирить. И если мы сейчас живём в довольно мирной ситуации, когда гибнут всего лишь миллионы в год, а не миллиарды – от ядерныхъ взывов и прочего беспокойства, то это фактически благодаря их помощи. Вся их история у монахини как на ладошке, но мы ведь пока не знаем этих героев. Поэтому желательно прочесть их жизнеописания, проливающие свет на старухин выбор.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ ЮРА ЛЯЛИН, ПОТОМОК КНЯЗЕЙ ЛЮЛИНЫХ

Глава 1 Страсти по «Онегину»

Попробуйте в Москве затащить иностранцев в театр. Не то, чтобы им было неохота или надоели наши звёзды, нет, в театр они, конечно же, пойдут, но не с вашей подачи. Обилечивать их будете не вы. С самого утра ваши клиенты построятся у касс, а вечером, после спектакля, будут взахлёб рассказывать, какие чудные места в третьем ряду четвёртого яруса и как хорошо с них было видно. При этом обязательно вспомнят, что «кто-то» пытался всучить им никому не нужный пятый ряд партера по немыслимой цене.

А иные вовсе никуда не пойдут – лишь бы вам насолить! – cядут в «Красную Стрелу» и укатят, гордые, в культурную столицу. Тут надо не полениться и поехать с ними: глупо доверять свежераспечатанную группу питерскому гиду. А в Москве у вас ничего не получится, даже не пытайтесь.

Уже имея в этом плане некоторый опыт, Юра и не пытался, он был спокоен как удав, он давно уже всё просчитал. Поселившись в питерской «Астории», те же гордые и неприступные туристы начнут скулить и плакать, вымаливая билеты хоть в какой-нибудь театрик или дом культуры, пусть даже на концерт художественной самодеятельности. Потом выхватят из рук всё, что он успел купить накануне по дешёвке, но уже по совершенно другим ценам, и при этом ни на грамм не почувствуют себя обиженными! Город-музей, город-волшебник, он же опытный деляга, не упустит своего, не сомневайтесь.

Питер обволакивает магией и сразу предлагает бартер: он вам – вечную культуру, а вы ему – свежую энергию, часть своей души. Деньги тоже с некоторых пор являются энергией, теория далеко не новая, так что если город их принимает, лучше не жадничать, а отдавать. Тут как бы не лишиться чего-нибудь ещё! В стремлении кого-то зашаманить, затуркать, заморочить или заворожить здесь особенно не напрягайтесь, здесь на это силы тратить не рентабельно – город всё сделает за вас.

Юра собирался окучить итальянцев до прихода Глеба. Тот ничего не должен был заподозрить – если что унюхает, вмиг примчится и кассу снять будет невозможно.

У гидов в Петрбурге одна надежда, вернее, две: на театральные билеты да на «Онегин». Последний ни к каким театрам отношения не имеет, ни к музыкальным, ни к драматическим, он лишь названием оперу напоминает, а в остальном – ничего общего.

«Онегин» – это маленький, но очень хитрый магазинчик, который позволяет гидам жить безбедно: они там получают свой процент. В прошлый раз неплохо получилось, кому-то этих денег на полгода хватит, а Юре хватило лишь на месяц безбедной жизни. Хорошо ещё, что он развёлся, а то бы и на неделю не хватило.

Глебу Юра названивал из Москвы, сообщал, когда приедет с группой, старался быть максимально убедительным, сказал, что в Москве его ждут срочнейшие дела, и он, сбросив группу у гостиницы в двадцать один ноль-ноль, с теми же водилами махнёт обратно. Соврал, конечно. На самом деле намечалось приехать в Город к восемнадцати. В связи с этим пришлось разрешить водилам гнать на дикой скорости, почти без остановок, экономили даже на «соста идрика» – на «гидропаузах». По-нашему: «пойти отлить».

В итоге Юре повезло: он таки втюхал беззащитным итальяшечкам билеты в оперу на завтрашний вечер. Ещё до того, как они разбрелись по номерам. Пока Марио, неспеша (спешить ему не велел Юра), сдавал попарно и по одному паспорта в рисепшен, а потом, такими же томными и вальяжными жестами, раздавал ключи от номеров, Юра успел смотаться к кассам и обратно. Правда, бежать пришлось очень быстро. Очереди не было, билетов море, так что в тот раз обошлось без садизма: усталым турикам даже было позволено полчаса отдохнуть. Но не больше.

Поделив билетную добычу, два строгих ефрейтора дожидались выхода клиентов из номеров. Окучивание ещё не завершилось – была проведена лишь половина операции. Вторая часть обещала быть более денежной, так как друзья серьёзно вознамерились посетить «Онегин». Согласно приказу обоих лидеров, Юры и Марио, вверенные им бедолаги должны были, бросив чемоданы в номерах и не тратя времени на душ, быстренько катиться вниз – ножками. Лифт ведь не резиновый, всех за один раз не примет. Потом им предстояло коллективно (и почему-то снова бегом!), совершить пешую прогулку по Невскому проспекту. Это было в их же интересах: с завтрашнего дня начинались скучные и сугубо официальные экскурсии с местным гидом, который ни разу не выпустит из автобуса, затаскает по дворцам и паркам, а главное – ничего не даст купить.

Юра судорожно курил и поминутно глядел на часы. Было девятнадцать тридцать, через час мог нагрянуть и Глеб – типа познакомиться с группой и спросить, не надо ли чего. Тогда полный крах!

Марио в Питере не новичок, но предпочитал во всём слушаться Юру. Глеба он ни разу в жизни не видел, а с Юрой они исколесили полстраны.

Наконец, клиенты снова показались в вестибюле. Измученные дорогой, но вечно весёлые итальянцы набросились на Юру с расспросами прямо в вестибюле. У каждого в руках была карта города, а на ней – знаменитая Большая Морская улица! Где когда-то жил президент России.

– Синьор, наша гостиница находится рядом с домом Путина?

– Да, но он там уже не живёт.

– Как?! Мы только что видели его из окна!

– Считайте, что вам повезло…

Стандартные вопросы, не впервой. Не менее стандартные ответы. А времени мало!

От «Астории» до «Онегина» путь не близкий, особенно когда идёшь со старичками.

Выйдя с Большой Морской на Невский проспект, Юра сразу ломанулся к Площади Искусств, таща за собой покорных туристов. Опытный гид прогулку по Невскому делает за десять минут. Максимум за пятнадцать.

– Синьор, а нельзя ли помедленнее?

– Можно. Но тогда не успеете всё посмотреть. Вы же хотели пройтись по главной улице? Знаменитейший проспект, весь мир про него знает!

– А завтра что у нас?

– Завтра вам дадут большой автобус. Катайтесь потом, сколько надо, можете вообще из него не вылезать. А сейчас нам нельзя терять драгоценного времени! Прибавьте шагу, синьори, скоро темнеть начнёт!

– А Сан-Пьетробурго ди ноттэ?

– Это не так интересно, днём город красивее…

Про «ди ноттэ», или про «бай найт», вообще разговора не было, он им ничего такого не обещал.

В центре Площади Искусств, на фоне сразу двух музеев, стоит Пушкин, широким жестом приглашая зайти в Малый Оперный. Вечером усталому путнику одна дорога – в театр. Но Юре виднее, куда вести усталых путников именно сейчас – ведь театральные билеты куплены на завтра. Пушкин гидом не работал, а посему не очень-то въезжает в ситуацию.

Дав итальянцам полминуты на общение с известнейшим поэтом, Юра украдкой пнул ногой Марио. Тот подскочил, изрыгнув дежурную фразу:

– Синьори, кафэ! Чокколата! Тутто гратуито!

Два жестоких фюрера, обняв друг друга за талию и совершенно не оглядываясь, помчались к заветной двери. Солдатам ничего не оставалось как, сунув фотоаппараты в сумки, бежать за ними.

В «Онегине» духота, тесно, но весело. Месиво из иностранных групп, притянутых сюда расторопными гидами, ведёт себя, как племя папуасов: лихорадочно примеряются дешёвые побрякушки, листаются и несутся на кассу книги, а в адрес гидов сыплются комплименты, мол, дикое спасибо, что привёли в такую красоту. Завтра, в уличных киосках, они увидят то же самое, но за треть цены. Но завтра.

Сдав группу Марио и попрощавшись с итальянским другом «до следующего раза», Юра шмыгнул по крохотной лесенке вниз, но выйти не сразу получилось – в дверях он столкнулся с рыжей путаной по кличке «Лёля без юбки». Та прикатила на зелёном, как её глаза, джипе и припарковалась прямо у «Онегина».

– Где Марио? – прошипела она.

– С группой, где ж ещё! – тихо отпарировал Юра. – Только, слышь, ты меня не видела, ладно?

– А кто с ними завтра?

– Глебушка…

– Какой?

– Спиридонов!

– Хорошо, не видела – так не видела!..

Лёлька метнулась к любовнику на дикой скорости. Будто боялась, что он испарится. Она вообще была спортивная девушка, регулярно дралась с другими путанами у «Прибалтийской». Бедный Марио. Плакали его денежки! Итальянская mamma так и не увидит левую добычу. Лёлька – агентесса невидимой питерской таможни, управляемой подземными силами.

Определив в новый кожаный лопатник дневную выручку – триста баксов и три тысячи рублей, Юра заметал следы. Ура! Не пойман – не вор. Завтра Глеб, его наивный собрат по цеху, взорвётся, узнав, что клиентов уже «обули», но плакаться коллегам вряд ли побежит – сам виноват.

Глава 2 Фильм о дворнике-подвижнике

В девять вечера центр не бывает безлюдным. Юра Лялин, потомок князей Люлиных, вышел из «Онегина», пересёк площадь Искусств и очутился на Невском проспекте. В беспорядочно движущейся толпе. Куда податься? Домой, в коммуналку, пока неохота.

О существовании трёх комнат в питерской коммуналке Юра ни разу не намекнул жене-москвичке. И хорошо сделал! Теперь, после развода, было где голову приклонить.

Да, в недавнем прошлом князь Люлин был женат на Москве. Неудачно. За удачей пришлось возвращаться в Питер – к Ляле.

Так куда податься, пока ещё не ночь? В кино?

Помчался к кассам, взял билет на последний сеанс. Он собирался в третий раз смотреть один и тот же фильм. Ради получения тайных знаний. О городе своего детства, юности и… любви.

С блокбастером «Питер FM» выходила страшная непонятка: город спрятал все памятники. Зачем? Ни Петропавловки тебе, ни Медного всадника, ни Эрмитажа – даже мельком.

Если убраны все памятники, значит кто-то заставляет нас о них забыть. Забыть о памятниках в Питере невозможно, они ведь на каждом шагу.

По экрану снова побежала девочка в ушанке. Ушанка серенькая, ситцевая, без меха. «Надо Харитонычу на лето посоветовать, чтобы лысину зря не парил», – подумал Юра. Его сосед по коммуналке, беспробудный пьяница, выходил на общую кухню в серой кроличьей ушанке типа «дохлый заяц», в семейных трусах и в китайских кедах на босу ногу.

Сюжет у картины прикольный: некий дворник из числа приезжих, по образованию архитектор, находит чужую мобилку, и у него от этого едет крыша. Даже от загранкомандировки отказывается! Такой сюжет в наше трудное время «конфетка», прямо проникаешься верой в человечество.

A вот Юре c верой в человечество не всегда везло. Заглянув как-то раз в комиссионку рядом с площадью Восстания, он наблюдал картину, несовместимую с фильмом: одна возлюбленная пара – он с «Клинским», а у неё зубки через один! – сдавала несколько потрёпаных чехольчиков от телефонов. Видать, со всей семьи собрали: два маминых, два папиных, четыре бабушкиных и четыре дедушкиных. Паспортов у влюблённых не было, да приёмщик и не требовал. Накой паспорта, чай не в ЗАГСе. Больше того, у приёмщика был запуганный вид. Что хочешь, то и думай!

А в картине благородный дворник весь извёлся, мечется, заламывает руки: «Пока Маше мобилку не отдам, на Германию не подпишусь, и не упрашивайте!»

Маше-растеряше пока не до него: бежит без передышки вдоль шикарных особняков, будто заводная, теряя на бегу мобилки, туфельки. Как Золушка! Питерские Золушки теряют туфельки не во дворцах, а во дворах, в чумазых дворах-колодцах, и убегают не от принцев, а от алкашей. Потом прячутся в квартирах, в роскошных. У Маши пентхаус!

У дворника тоже пентхаус, но попроще. Зато с более широкой панорамой из окна. Хотя, ракурс не особо интересный: сплошные задники особняков.

Чего-чего, а особняков с пентхаусами в фильме пруд пруди. Не видно только памятников. Нет, один, всё же, есть! Один-единственный. Бюстик лётчика Чкалова, у станции метро с его же именем.

О Чкалове мало кто не слышал. Немецкие военные пилоты носили его карточку как талисман. «Это не ваш лётчик! Он просто великий лётчик!»

Однажды Чкалова чуть не выбрали в депутаты советского парламента. Но Сталин оказался против: такой герой мог запросто сделаться вторым отцом народов, и Ленинград пришлось бы срочно переименовывать в Чкалов-город.

Шутки шутками, но если памятник один, то Маше с дворником именно под ним надо встречаться, ибо все влюблённые встречаются под памятниками. Бюстик неказистый, так ведь и дворничек не граф! С третьей попытки Юра вдруг понял, что дело вовсе не в лётчике, а в размере. Памятничек маленький, потому и подошёл.

Если вперемешку с шикарными особняками показывать знаменитые на весь мир величественные монументы, то всё внимание опять на памятники ляжет, и приманка не сработает в полную силу. Зрители, в очередной раз приехав в Санкт-Петербург, помчатся на мосты и конные фигуры глазеть, хотя уже и видели по сто раз. Потом уедут. А кто в пентхаусы селиться будет?!

Не картина, а риэлторская агитка, решил Юра, наконец, смекнув, почему нет ни Эрмитажа, ни Петропавловки. Памятники любой фильм украсят, но в данном случае отвлекут от главной мысли: в Петербурге всем живётся супер, особенно приезжим дворникам-интеллектуалам. И лишь непонятная тяга к Германии, в частности, к немецкой архитектуре, может заставить дворников бросить мётлы и рвануть вон из города, навстречу ещё более светлому будущему…

Тем, кто не захочет покидать город на Неве, клёво будет поселиться в самом центре, скажем, на Фонтанке. Или же на Невском. Тут любым гостям рады, любым.

Так что не стесняйтесь, приезжайте! Приезжайте из Нижнего Новгорода, как главный герой, да хоть из Нижнего Тагила, какая разница. Здесь вам навстречу выйдут румяные дворники, прямо из пентхаусов, а если вы им глянетесь, так и в Германию в командировку пошлют – вместо себя.

Кто ещё не пожил в княжеском особняке, в «доме усатой графини» или в мистическом «Раскольникофф-хаус», кто не окунался с головой в достоевско-пушкинскую экзотику, дуйте скорей сюда, пока места не кончились!

Тем, кто побогаче и не дворник, больше подойдёт агитка «Бандитский Петербург». Шикарный, напичканный адреналином сериал притягивает в город самых храбрых и падких на приключения. Скорей всего, после сериала сюда хлынули бизнес-воротилы. Да только мы об этом не узнаем: информация суперсекретная. А создателям фильма невдомёк, кто их оформил в зазывалы. Здесь первичны не они, а очередная наглая попытка города заманить наивнячок на постоянку.

Покинув зал, Юра вышел на уже полупустынный Невский и… побежал! Как та девчушка в фильме-заманухе. Но не «к себе в пентхаус», а к метро. Припустил вприпрыжку. Хороший фильм всегда поддаст энергии и новенького в информационную копилку. В этот раз информация понравилась, но не сказать, чтоб была очень новая: о фокусах местных зазывал – типа той девчушки – и так давно известно. Красавец Питер и сам является мощным зазывалой, а уж его коренные обитатели… Тем только попадись!