Текст книги "Монахиня Адель из Ада"
Автор книги: Анита Фрэй
Жанры:
Историческая проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 43 страниц)
Глава 5 У колдуньи
Так и не поевши толком, Пётр Сергеевич помчался на околицу – узнать, что делает Фросенька. Та, по обыкновению, пасла козу недалеко от избы.
Прыжками устремился барин к своей подруге. Доскакав, выпалил с разбега:
– Капитанишка уже и на моих наседает!..
Он традиционно попытался обнять Фросеньку. Та почему-то вырвалась. Резче, чем обычно.
– Будет вам! Лучше расскажите, что именно говорил капитан вашим родителям.
– Ничего нового, почти всё то же, что и твоему обожаемому тятеньке плёл, ну, разве что немножко подлиннее и покрасноречивее – ведь разносолов в нашей избёнке побольше…
– Так он и вас в Петербурге устроит? Хорошо бы…
– Чего же тут хорошего?
– Как это чего? Мы с вами там общаться будем.
– Общаться мы и здесь можем, да только…
– Что?
– Не любишь ты меня! Какой смысл в общении, когда и поцеловаться-то толком нельзя, за каждым поцелуем на чердак надо лезть.
– Вам бы всё целоваться да миловаться, а мне по этикету скоро это будет не положено…
– По этикету? И кто же научил тебя таким словам?
– Тятенька, вестимо…
– Понятно… Твой тятенька Европу видел! Он в такой же степени наивен, как и ты, а может, и ещё наивнее, раз такой пир закатывает всяким проходимцам… Последних кур для них режет!
Фросенька не сразу нашла слова. Завидная, всё-таки, наглость в крови у Болотниковых!
– Во-первых, никакой штабс-капитан не проходимец, а во-вторых, кто бы ни пришёл в гости, хозяин накормить обязан – закон гостеприимства!..
Переведя дух, она спросила:
– Так что ещё рассказывал вам капитан? Или вправду ничего особенного?
– Ничего особенного, про дворцы какие-то и про кобыл дворцовых плёл…
Фросенька, конечно же, снова согласилась взять барина к себе на чердак. А тот вовсю отговаривал её от Петербурга. Мало того, что отговаривал, так ещё и потешался над капитаном. Заладил: «Не верю коротышке, не вер-рю!!!»
– Не такой уж он и коротышка, – раздосадованно хмыкнула Фросенька. – На вид в нём аршина два с половиной…
– С половиной?!
– С половиной, не меньше! Точно такого роста в соседнем хуторе живёт казак, работник хоть куда, восьмерых детей имеет, и дети тоже хорошие работники.
Пётр Сергеевич не унимался.
– Был бы капитанишка простым работником или, скажем, хотел бы казаться отцом большого семейства, тут и разговору не было бы. А ведь он в вершители судеб метит, большим человеком выставляется!
Фросенька тоже не собиралась сдаваться.
– Может, он и вправду большой человек он, скоро узнаем. А вот вы, барин, хоть и ростом выше его, а связей в Петербурге имеете мало, раз мы с вами до сих в деревне маемся…
Будущий граф потупился.
Фросенька продолжила атаку.
– А может… вы и вовсе связей в столице не имеете?
Барин снова промолчал, хитро улыбаясь. Не видя смысла в продолжении допроса, девушка перевела беседу в иное русло.
– Предлагаю этой ночью сходить к гадалке. Она нам и судьбу поведает, и про капитана всё расскажет…
Пётр Сергеевич был не против сразу же пойти куда-то, надоел ему чердак.
– Эта твоя ведьма…
– Колдунья!
– Хорошо, колдунья. Она живёт в восьми верстах отсюда?
– В восьми верстах – это от Моховки, а от нас гораздо ближе… Она по ночам обычно не спит, ночью ведь самое время гадать. Только бы никто нас не опередил, а то ещё раз придётся идти к ней…
Спустившись по стремянке первой и накормив Полканиху, чтобы та ворчанием не выдала их планы, Фросенька сделала знак рукой Болотникову-младшему. Тот мигом оказался внизу.
Словом, отправились в путь. Сначала пошли через луг. Затем через густой, наполненный мрачным шёпотом бор.
По лесным тропинкам шли довольно долго, успели насладиться звуками и запахами, коих днём не может быть.
Со временем бор стал редеть.
Затем перешёл в осинник.
Затем деревья кончились, на пути стали попадаться лишь мелкие кустики.
Фросенька всё время шла впереди, присвечивая тятенькиным фонарём.
Наконец добрели до убогой, излучавшей странные запахи избы.
Изба не только запахи излучала, она и свет излучала – как рождественская ёлка.
Что-то роковое было в том видении. Фросенька и её спутник остановились, стали вглядываться в окружающую темноту, прислушиваться к новым звукам.
Звуков было много. Очень странных, ранее не ведомых.
Путники осмелились подойти к избе поближе, постучали в перекошенную дверь.
Моложавая с проседью хозяйка вышла на крыльцо, приветливо улыбнулась гостям.
Затем случилось неожиданное. Пристальнее глянув в лицо Петра Сергеевича, ворожея закричала:
– Кого ты привела?!
Никто не ждал такого поворота.
Когда хозяйка спряталсь в избе, Фросенька, шикнув на барина, вошла вслед за ней.
Болотникова-младшего оставили снаружи на непределённое время.
Свечение, благодаря которому избу заметили, куда-то подевалось. Потухло совершенно.
Стоять рядом с чьим-то ветхим, покосившимся жилищем, которое располагается не в обычном месте, а среди зловещих, почти непроходимых зарослей кустарников, да ещё и ночью, занятие малоприятное.
Однако слишком долгое стояние на одном месте, особенно в ночном лесу, полностью избавляет от страхов, рождает упрямое, воинственное настроение. И уже не так зловеще выглядят огромные деревья и кусты – местные старожилы, полноправные хозяева этого участка. Как уже неоднократно говорилось, Петру Сергеевичу нравились растения. Он считал их своими покровителями. Если бы не все эти деревья, кустики, цветочки, стебелёчки, кисло бы ему жилось на свете. Людей он не любил. Вернее, относился к ним как к данности. Не весьма приятной.
Стоя в одиночестве, в кромешной темноте, Пётр Сергеевич уже подумывал уйти. Но неожиданно был приглашён в избу! Войдя, узрел простые бревенчате стены, увешанные пучками трав, а также разными диковинными штучками, похожими на амулеты.
Гадалка сидела на лавке у печи, спиной прислонясь к нагретым каменьям. Ноги её находились в глубоком корыте, наполненном мутной коричнево-зелёной жидкостью.
Говорила вещунья еле-еле. Как выяснилось, предыдущей ночью, во сне, ей было видение: кто-то молодой, красивый и блондинистый, сильно похожий на будущего графа, хочет отобрать у неё жизнь. Да не просто хочет! Отбирает…
– Вот вы не верите, а был мне такой сон, – горестным шёпотом произнесла колдунья, совсем не злая, а очень добрая с виду.
Она потянулась к висевшей на стенном крючке тряпичной кукле, сшитой из блестящей зеленоватой ткани. Фросенька подбежала, помогла болезной взять игрушку.
Не игрушка то была, а изображение хозяйки в молодости, судя по чертам вышитого лика и по длинной метёлке зелёных волос. Гадалкины волосы доросли почти до пят, и так же отливали зеленью, хотя и не очень заметной.
Куклины глазёнки-бусинки встревоженно мерцали. Таким же тусклым и тревожным блеском переливался и вещуньин взгляд.
Не выпуская свою копию из рук, лесная мавка вынула ноги из корыта, сунула мокрыми в лапти. Затем поднялась со скамьи, пошла к занавешенному рогожей окну.
Под окном, на глиняном полу, стояла гнутая медная посудина с двумя ручками, недавно вынутая из печи. Потому и пар шёл из неё.
Гадалка взяла с полки деревянный ковшик, зачерпнула отвар, стала жадно пить. Запах зелья был такой, что хотелось заснуть и не проснуться.
– Помните, что я вам говорила? – шепнула Фросенька Петру Сергеевичу.
– Что?
– У этой ворожеи травяные варева огромной силы. Травами она и полы стелет, когда ждёт гостей…
Будущий граф, нагнувшись и прищурившись, осмотрел горбатый пол, пытаясь в полумраке найти хоть одну былинку. Даже зачем-то ногами пошаркал. Безрезультатно, никто им травочку не постелил. Ведь их с казачкой здесь не ждали, незваные они гости.
Выровнявшись и подняв глаза, молодой барин вздрогнул. Хозяйка стояла прямо перед ним, белозубо улыбаясь…
«Ну и влип!» – думал Пётр Сергеевич, завороженно пялясь на ведьму. Он стал вертеть головой, искать Фросеньку. Той не было. Не было и стен! Ничего вокруг уже не было, кроме мутно искрившегося облака, переливавшегося многими оттенками зелени. Болотной зелени.
Парные ароматы сваренных стебельков, цветов и листьев сменились не менее приятным запахом только что сорванных водяных лилий, свежей травы и осоки.
Снова глянув в ведьмино лицо, Пётр Сергеевич был снова удивлён: хозяйка дома помолодела лет на сорок! То была красивая женщина, почти девушка, не лишённая таинственного шарма, глядевшая, однако, скорее с интересом, чем с вожделением. Ещё ни одна барышня не глазела на него так мило: по-доброму, без хитринки. Где-то он уже видел её…
– Мама?.. – неожиданно для себя вымолвил барин.
Видение исчезло. Мутно-зелёное облако уступило место непроглядной тьме. Затем вернулся знакомый полумрак, в котором, всё так же тускло, мерцали стеклянные и металлические предметы.
И запахи вернулись прежние. И звуки. И Фросенька была тут как тут.
– Где хозяйка? – спросил Болотников-младший.
– Пошла на двор, корыто вылить, – ответила казачка вполне спокойно.
Дверь избы была настежь открыта.
Пётр Сергеевич отважился спросить ещё:
– Ты слышала, как я назвал её мамой?
Фросенька растерялась.
– Нет…
Будущий граф решил, что ему померещилось. Под действием паров колдовского варева.
Вошла хозяйка. Лицо её было спокойно. Не теряя времени, она взяла со стола колоду карт, начала тасовать. Кивком указала гостям на древние стулья.
Любовники уселись, придвинулись друг к другу как можно ближе.
Первый расклад был на Фросеньку.
– Ты, милая, найдёшь свою судьбу не скоро… Не сейчас…
Пётр Сергеевич хохотнул, но Фросеньке было не до смеха.
– Не сейчас? А… Ну, ладно, подожду. В Петербург-то мне ехать?
Гадалка разбросала карты шире.
– Не вижу я тебя среди богатых. Если уедешь, будешь в нищете. И в опасности!
– В опасности?
– В опасности!
Пётр Сергеевич оживился:
– Вот видишь, лучше меня тебя никто не защитит. Оставайся на своём любимом хуторе, с любимым тятенькой. Глядишь, отец твой и меня полюбит. Тогда поженимся!..
Он обратился к гадалке:
– Раскиньте-ка теперь и на меня! Может, этой курице я буду женихом? Лет через пяток, когда… графом стану!
Гадалка собрала все карты, стала снова тасовать. Затем раскинула.
– Не вижу я вас вместе… Вернее, вижу, но не в браке, а в одной и той же напасти.
– В опасности?
– В опасности!
Пётр Сергеевич воскликнул:
– Я же говорил, что этот капитан опасный тип!
– Какой капитан? – спросила гадалка.
Пришлось ей бросить и на капитана.
– Да… От него-то опасностью и веет… Смертельной!
Оба гостя приумолкли. Затем, когда вещунья пошла во двор, Пётр Сергеевич обнял нахохленную Фросеньку.
– Ну вот, всё и прояснилось. Решилось само! Никто никуда не едет, мы остаёмся здесь и через пять лет женимся…
Колдунья вернулась с охапкой неведомых цветов и трав. Она вдруг захотела погадать ещё и на отваре свежесорванных растений. Говорят, у сухих цветов и листьев память хуже.
Фросенька таких цветочков в своей жизни никогда не видывала и не нюхивала. Пётр Сергеевич, всегда запоминавший все растения, попадавшиеся ему на глаза, тоже не знал таких.
Долго стояла хозяйка у печи, разглядывая выходящие из неё пары. Затем вынула горшок ухватом, понесла в другую комнату. Там что-то громко бормотала, на одном ей понятном языке.
Вскоре вышла и объявила:
– Повторяю: вместе я вас не вижу! А для барина имею новость, не знаю, обрадуется ли…
Она поведала Петру Сергеевичу, кто он есть на самом деле – «болотнянин», «болотняник», то бишь «болотник».
– Всё равно что леший или домовой? – удивился будущий граф.
– Да. Родственник ты этим тварям…
– И вы меня по-прежнему боитесь?
Ничего не ответила вещунья, только велела барину покинуть избу. Как можно скорее. Одному. Без спутницы. Желательно навсегда.
– Послушаешься – нынче ночью обретёшь свою единственную любовь! Смотри, не прозевай…
– А она? – кивнул на Фросеньку Пётр Сергеевич. – Как эта барышня одна, да по ночному по лесу назад пойдёт?
– Ей придётся остаться у меня до утра, – ответила гадалка. – К этой девушке имею длинный разговор.
Пётр Сергеевич обратился к боевой своей подружке.
– И куда же мне стопы свои направить? К твоему отцу, егоза ты тятенькина?
Фросеньке ужасно не терпелось выпроводить барина.
– Ступайте к нам, если уж больше некуда, лезьте на чердак. Вот вам для Полканихи… – сказала она, достав из кармана фартука кусок хлеба и бросив его другу, как собачке.
«Вот так влюблённая душа! – подумал Пётр Сергеевич. – Ещё недавно изображала прелестную наивность, а сейчас корками в меня кидается. Неужто все бабы такие?» Не хотелось Болотникову-младшему верить в это. Его романтическая натура противилась такому предположению.
Глава 6 Авдотья Кочкина, «графская супруга»
Пётр взял огрызок и Фросенькин фонарь. Вышел из избы, хлопнув дверью. Побрёл, куда душа велела. Возвращался он не теми же путями, а чуток в обход. Сам не ведая почему, видно зелье подействовало.
Из головы не шли гадалкины слова о единственной любви. Интересно, какова будет она. Знал ли он ту девку, или предстояло им знакомиться?
На счету Петра Сергеевича было множество красавиц, отдавшихся ему после первой встречи. Девки от блондинистого болотнянина «сатанели», он их завораживал не хуже самой сильной ворожеи, одним только взглядом. Не было у молодого барина чёрного цыганского глаза, но зато был маленький, голубенький, пронзительный – чисто бриллиантик! От этого насквозь прожигающего взгляда они и столбенели.
Долго плутал будущий граф неудобопроходимыми путями, сам не зная, зачем выбирал те пути. И набрёл на Праздничный луг. Был такой луг в округе.
Там и встретилась Петру Сергеевичу на узенькой тропинке девка чёрной масти, которая от его взгляда не остолбенела. Он сам от её чёрных глаз окаменел и вслух подумал: «Моя!»
Дуня подбежала первой, стала целовать. Растворились они друг в друге. А когда узнали имена… Тут уж оба крикнули:
– Мой!..
– Моя!..
А луг ночной был светлым и ярким, куда ярче снов и полуночных грёз, в которых они и до того часто виделись. И пели им лесные нимфы, и плясали им русалки, и завидовали, завидовали…
Наконец-то барин ощутил истинное счастье. И, наконец, перестал завидовать родителям: у него теперь своя любовь имелась.
Пётр Сергеевич не сомневался: Дуня ощущает то же самое. Спросил, не поленился. Ответ порадовал: «Люблю!» Какая же она умница! Легкомысленной казачке не чета.
Всё в Авдотье Кочкиной было красиво, всё умно. Издали она была, пожалуй, и на Фросеньку похожа – такая же высокая и статная, такая же темноволосая и зажигательная. Только жестом утончённее, плавнее в речи, в касаньях ласковее.
Когда он её впервые увидел, при свете Луны, подумал: «Неужто тятенькина егоза бросила свою колдунью и, наплевав на предсказания, за мною увязалась?»
Но то была другая девушка. Незнакомая. Куда более красивая! Пётр вдруг вспомнил: снилась она ему как-то раз.
Подошла к нему Авдотья, бросилась к нему в объятия. Сама подошла, первая, не жеманничала, не манерничала. Сама сняла с себя одежду. Сначала юбку, затем сорочку.
Затем его, всего дрожавшего, раздела. Предложила присесть, а потом и прилечь на траву.
Хоть и прохладна была сентябрьская ночь, а обоим стало жарко. От объятий и от поцелуев. Он гладил её, а она его знай целовала. Научила всем своим ласкам. Для него совершенно новым! Нешто такое возможно, удивлялся барин про себя.
А потом вдруг оказалось, что она, его суженая, наколдованная гадалкой, пуще той гадалки разбиралась в ворожействе.
Приворожила барина красотка одним взглядом так, что ему никто уже не нужен стал. И Фросенька сделалась не нужна, как отрезало.
О себе поведала такое:
– Нашли меня добрые люди на болотной кочке. Дом выстроили, нянчили, пока я в возраст не пришла.
– И никого у тебя не было до меня?
– Были, да не хотела я никого, кроме тебя. Снился ты мне, много раз снился…
Затем она поведала Болотникову-младшему про него самого.
Белобрысый помещичий сын был только телом родительский, а душою происходил из болота, из того, что за околицей, уже всё высохшее, едва заметным контуром обозначалось.
Седоватая вещунья, та, которая чуть в обморок не хлопнулась при виде барина, была права: родители Петра Сергеевича лишь произвели его на свет, а душою он был «болотнянин» – родственник лешему, водяному, русалкам и прочим видимым и невидимым волшебным тварям. Интересно, что и фамилию он получил «Болотников» – как раз такая, по совпадению, была у отца.
Болотняне рождаются раз в тысячу лет, якобы для истинного счастья, для несусветной земной любви. Снаряжают их на этот свет все жители болота, те, что ночами шастают по кочкам и трясинам, мелькают в виде зелёных огоньков. Они раз в тыщу лет тосковать начинают, ведь жизнь на болоте скучная, бедная на утехи. Вот и выбирают – для получения житейских удовольствий! – одного-единственного представителя, самого светящегося, самого могучего в болотной страсти. Ради него одного все они гибнут, напрочь исчезают, передав счастливчику свою жизненную силу. А болото постепенно высыхает.
Среди людей предстоит болотнянину искать себе пару, но обязательно девицу болотного происхождения. Все прочие невесты, будь они блондинистые или русые, чёрные или вовсе лысые, не подходят ему никак. Жениться на них он не может, ибо род с ними не продолжишь.
Масть у болотнянина мужеского пола всегда светлая, так как совокупный болотный свет зело могуч есть. А уж что за силища мужская в нём сидит! Любит он обычно всех подряд: и вдовиц, и юных девственниц, и все они должны быть благодарны, что снизошёл до них и научил всяческим ласкам.
Оказалось, что гадалка из лесной избушки была истинной матерью Петра Сергеевича. Ей разрешили вместе с ним – вдвоём! – выйти в свет людей. Однакоо при условии: никогда не видеться с сыном. Увидит – тут же умрёт.
Поначалу мавка не очень тосковала. Но пришла пора – и заскучала. Стала по ночам избу свою маревом таинственного света окружать. В надежде, что придёт кровиночка на то сияние. Сам придёт или люди приведут. Хотела этого и ужасалась одновременно.
Кто дал право отдельно взятой русалке нарушить вековой уклад? Кто её, вместе с сыном, отправил в мир людей?
Поговаривали, что красотой её однажды увлёкся сам болотный владыка. Тот, который под болотною столицею живёт. Специально для неё он прибыл в эти земли. Долго ли, коротко ли продолжалась любовь подземного властителя и простой русалки, но от неё и народился болотнянин мужеского пола.
Чуть позднее, доведавшись о другом сыне, который у русалки до того имелся, взбеленился болотный владыка, разгневался, приревновал любимую к пасынку. В наказание за то, что не сразу рассказала ему мавка о имевшемся дитяти, вскоре бросил её и определил дальнейшую судьбу наложницы по-своему: пасынка в мир людей выпустить не одного, с мамашей, но не разрешать им видеться под страхом смерти. А своё чадо, от русалки приобретенное, забрал с собой, в столицу.
Так или не так всё было, Пётр Сергеевич этим россказням не особо верил. Но душою чувствовал, что судьба его не такой уж и простой окажется. Не обычный он болотнянин, а зело высокого ранга. Сия уверенность не покидала его после встречи с мавкой, с настоящей матерью, ни на миг.
Проснулся Пётр не на Праздничном лугу, а в избе. В той самой, которую добрые люди Авдотье-подкидышу выстроили.
Будучи практичным человеком, будущий граф сразу подсчитал все выгоды от первой встречи с суженой: Полканиху куском хлеба ублажать не пришлось, ворочаться на жёстких чердачных тюфяках тоже. И родительских обычных восклицаний избежал. И наелся до отвала на кухне у красавицы.
А что красавица в любовных ласках умницей оказалась, так это надо было в первую очередь упомянуть. Но барин не был чересчур сентиментальным, вот и выгоды не в том порядке перечислил.
А про наиглавнейшую-то выгоду сам себе не признавался: полюбил он, не на шутку полюбил. И не верил в это! Лежал он утречком в объятьях у Авдотьи и… Не верил.
Интересно, что сказали бы родители, доведавшись о таком приключении сына.
Родители пока что ничего не знали. А не мешало бы и поинтересоваться! Их сын проснулся не там, где обычно, не у какой-нибудь девки, а в объятьях молодой жены своей, серьёзной и красивой. Хотя и не официальной.
Авдотья-болотнянка прочно завладела сердцем блондинистого болотнянина, других помещицкому отпрыску уже не надо было, её дом стал и его домом. К родителям Петра Сергеевича больше не тянуло, у них он себя дома не ощущал.
Да и сами родители себя дома более не ощущали: их тела только оставались в деревне, а душою они были оба уже в столице. Не только их сынок, но и они сами переживали большое приключение. Тем утром провожали они в дальний путь, по деревням и весям, загостившегося капитана. Напутствий служивому не давали, ибо в данном случае напутствия были излишни: кто сам зело любит поучать, не терпит поучений от других. Родители Петра Сергеевича сразу поняли трепетную душу капитана, а посему предпочитали помалкивать, то бишь не давали никаких советов. А лишь пытались подбодрить.
– Дорога вам трудной не покажется, в нашей округе все как есть люди приветливые, от помещиков до крепостных. А вольные поселенцы, казаки и прочая братия, те вообще донельзя хлебосольны, – вещала мать-Болотникова.
Муж поддакивал благоверной:
– Где права ты, матушка, там права!
Сергей Петрович всё подмигивал и подмигивал капитану. Он и в начале знакомства этим грешил, ну, а когда общая тайна у них с гостюшкой появилась, большой секрет от Антонины Фирсовны, то уж и вовсе не переставал кривить лицо: то в одну сторону, то в другую.
Но даже самые длительные проводы конец имеют. У благодетеля всех страждущих ветеранов на плече висела котомка, из которой торчали окорок, бутыль и банный веник. А рядом стоял Афанасий, с двумя заграничными саквояжами в руках.
– Помилуйте, зачем мне ваши саквояжи? – изумился капитан.
– Возьмите-возьмите! – затараторила хозяюшка усадьбы. – Там я вам одежду кой-какую положила: пару шёлковых рубашек, две манишки, два ночных колпака – их всё равно Сергей Петрович уже не использует.
– Не надо, прошу вас! – устало парировал капитан. – Не по сердцу мне дорогие подарки, да и тяжесть лишняя…
Отец Петра Сергеевича привычно хлопнул себя по лбу.
– Мы же можем бричку с извозчиком дать! Освободитесь от дел – вернёте.
Но капитан и здесь был непреклонен.
– Не взыщите, я человек походный, мне излишества всякие вредны!
Он гордо поправил котомку, а гостеприимные хозяева умилились – чуть ли не до слёз.
– Ну, что же, тогда с Богом!
– Будем молиться за вас! И за вашу благороднейшую миссию!..
Отправившись было в путь, уже сделав пару крепких шагов, капитан вдруг отстановился.
– Забыл напомнить вам, что у меня в столице ещё один особняк гостеприимный имеется, для небольших балов, для семейных. Один князь-полковник, ветеран войны, завещал мне лично, как начальнику попечительсткого совета. А сам в скорости скончался, почил о Господе!.. Антонина Фирсовна от волнения даже раскраснелась.
– И вы теперь, в обоих своих дворцах, не только ветеранов и благотворителей, но и всех приятных вам людей принимаете?
– Так и есть, а как же может быть иначе!
– Вот бы хоть одним глазком взглянуть на настоящий бал! Там у вас, небось, меценаты мошной трясут, а сами одновременно шампанское распивают!
Сергей Петрович, как всегда, попробовал одёрнуть свою мечтательную супругу.
– Да погоди ты тараторить! Не смущай человека, а то ещё подумает господин штабс-капитан, что мы к нему в качестве гостей набиваемся!
Капитан часто-часто закивал, будто ждал такой реакции.
– А почему бы и нет? Вот как обтяпаем ваше дельце с продажей имения и покупкой лавки на Невском проспекте, так сразу же и пожалуйте ко мне – не в качестве деревенских приезжих, а в обличье дорогих столичных гостей! Ну, я пойду потихонечку…
Он, усиленно хромая, подался прочь. Болотниковы ещё больше умилились.
– Какое благородство! Нынче таких людей – днём с огнём не сыскать!..