Текст книги "Монахиня Адель из Ада"

Автор книги: Анита Фрэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 43 страниц)

Анита Фрэй
Монахиня Адель из Ада

«Я открыл банку килек и заглянул внутрь. Кильки внимательно смотрели на меня чёрными, блестящими глазами. Мне стало не по себе. Я прикрыл банку рукой. Ничего не произошло. Я убрал руку и понюхал ладонь. Она пахла рыбой. Нет, то, что килька пахнет рыбой, – это нормально. Но к чему эти взгляды?»

Виктор Ярвит

ПРЕДИСЛОВИЕ:

Вначале была повесть «Осторожно – Питер!» Начиналась она так:

«Этот опус не для коренных и не для тех, кто ухитрился породниться с Городом. Он – для «пристяжных», для будущих страдальцев, позарившихся на красоты и упрямо лезущих в Ловушку…»

С тех пор прошло некоторое время, у автора появились кое-какие новые идеи, в результате чего повесть выросла в роман. Однако предисловие осталось почти неизменным.

Итак:

«Пристяжным» тут лучше бывать наездами – идеально два-три дня, максимум четыре года. Шесть лет тоже можно, но это уже «с конфискацией». Пушкин умер на шестом году, Достоевского на шестом году царь обозвал идиотом, а шведы – те так и не поняли, от какой головной боли избавил их Пётр Первый, согнав с этого болота…

Почему-то в фильме «Питер ФМ» совсем нет памятников – даже шпиля Петропавловки не видно, даже с самой высокой крыши. Зато бюстик Чкалова – пять раз крупным планом, шестнадцать мелким и один раз тщательно вымыт из шланга. Неужто Петербург снова переименуют? Неужто Город на Неве будет называться «Чкаловград»?! Успокойтесь, страха нет, просто Город хочет сделать очередной Большой Глоток…

Город-Дверь живёт по дверным законам, эту дверь надо всё время проходить. Прошёл – гудбай, не обижайся. И возвращайся снова, тебя, в общем-то, никто не выгонял…

Изначально этот опус был задуман не для коренных, а как предостережение приезжим. Однако, по прошествии нескольких лет, Санкт-Петербург подсказал автору и другие интересные мысли…

Если Город однажды повлиял на судьбу всей страны, может ли нечто подобное повториться? Существует ли вероятность того, что Санкт-Петербург однажды снова повернёт вспять историю развития человечества?

Фантастические допущения иногда становятся реальностью. Питер – не просто Большая Дверь. Он также кладезь идей для творческой личности… Поставщик рацпредложений вселенского масштаба!

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ЦАРЬ ДВЕРЕЙ

Глава 1 Непреодолимая тяга

Париж по-прежнему столица мира, хотя тут можно дискутировать. Фонтаны, дворцы, позолота, духи, кутюр, отменный кинематограф – этого полно и в других местах. Главная черта любой столицы – притягательность. Тут не помешает развитый сосательный рефлекс! Дворцы, построенные на болотах, дважды притягательны – и визуально, и благодаря невидимой подземной тяге.

Санкт-Петербург был построен на обширных топях и сразу начал, как могучий пылесос, всасывать коврики соседних территорий, образовав вокруг себя империю. Но это в ходе Северной войны. А в самом начале, только что сбежав в Европу из-под надзора матушки и от ненавидящего взгляда сестры Софьи, понимал ли Пётр, что делал? Кто-то надоумил его, наплевав на внутрисемейные распри, бросить вызов всем соседям. Сперва – шведам.

Началось всё на Весёлом острове, в 1797 году. Юный шведский король Карл Двенадцатый пригласил выпить на брудершафт проезжавшего мимо русского царя, путешествовавшего инкогнито в простенькой повозке. Пётр очень удивился, откуда юнец благородного вида знает его любимые выражения «Мин херц!» и «Брудершафт!» И откуда он вообще его знает?!

Любопытство взяло верх, да и трусость негоже показывать, пришлось сойти наземь, перейти по мосту на островок, слухи о котором ходили весьма туманные.

Юнец шёл так быстро, что двухметровый гость едва за ним поспевал – после целого дня сидения в карете. Был поздний осенний вечер, достаточно темно, однако в свете народившегося месяца хорошо просматривались скользкие булыжники. Дождь буквально только что перестал моросить.

Окна деревянных и каменных построек были плотно занавешены или закрыты щитами – наподобие ставен. Пришлось пройти через весь остров, прежде чем гостеприимный юноша отпер замок покосившейся хибары. Она выглядела беднее всех. Но замок был знатный! И дверь солидная. Что за ней скрывалось? Или… кто? Не иначе как юнец, успевший напоить служанку, теперь не знал, что с ней делать. Пётр решил, что девственник хочет получить уроки храбрости от бывалого мужа.

В хибарке было пусто, но зато имелся вход в подвал. Стены подземного коридора поблёскивали коричневой мозаикой. В зазоры между камешками проникал тусклый свет.

Вскоре свет сделался ярче, словно за стенами разбушевалось пламя. Образовалась немыслимая жара. Но потом стало прохладнее, а затем и вовсе холодно – как на улице. Всё это время юнец что-то говорил на своём языке. Пётр не отвечал. А даже если и хотел бы ответить… Образование, полученное от церковных дьяков, плохо владевших даже русским языком, не располагало к беседам с иностранцами.

Внезапно провожатый свернул в узкую сыроватую нору. Мозаики там не было, а были влажные глиняные стены. И много покосившихся дверей. Отворив одну из них, благородный юноша, с поклоном, жестом пригласил Петра войти. Тот послушался.

В интерьере действительно была баба, одетая в холщовый балахон, подвязанный бечёвкой. В недевичьем возрасте. Бедристая, пузатая, щекастая и… лысоватая. Повернувшись к вошедшим, она обнаружила ещё одно свойство – крайнюю мужиковатость. И низким голосом заговорила – так же, как и благородный юноша, по-тарабарски. Очень быстро и очень чётко, пьяные так не разговаривают.

Юнец потупился, виновато закивал. И вдруг, начисто забыв про брудершафт, умчался. Прочь! Стук его высоких каблуков стих через минуту.

– С прибытием, Пётр Алексеевич, – сказала баба, уже по-русски.

Пётр расхохотался – в силу юмора, полученного при рождении.

– Какие образованные женщины в Европе!

Баба улыбнулась, весьма кокетливо.

– Я не женщина, но к делу сие не относится…

– И каково же дело? – не унимался царь. Он был настроен на веселье, а не на дела. Однако посерьёзнел, когда узнал, что его пригласили на приём к подземному владыке. Не к Люциферу, который самый главный и обитает гораздо ниже, у самого ядра земли, а к одному из его наместников, который отвечает за территории, примыкающие к острову. И что эти территории надобно скорей расширить и застроить величественными дворцами, пока другие болотные владыки до такого не додумались.

– Хотел шведам поручить, да малочисленны они, кишка тонка.

Так и сказал женоподобный начальник: кишка тонка, ибо русский знал в совершенстве. Сколько ещё языков знал владыка, спрашивать было неудобно. Вместо этого Пётр осведомился:

– Кто тот юноша?

– Который?

– Который так стремительно удрал, не выпив со мной брудершафту.

– Это новый шведский король. Он боится, что ты можешь не согласиться, и ему придётся искать нового царя, охочего…

– Охочего дворцы строить? Я свой собственный дворец сызмальства мечтал иметь, много дворцов, и свой огород с фонтанами – не хуже версальского!

– Мечты наши совпали, – улыбнулся холщовый толстяк. – По примеру Парижа и я намеревался новую столицу делать – на территориях, отведенных мне хозяином…

Каким хозяином, и так понятно, подумал Пётр, а вот…

– А революции там будут? Хочу, чтобы всё как в Париже!

– Будут-будут, всё будет, – заверил владыка. – Но не всё сразу. Для революций зависть великая нужна, а у нас с тобой пока даже дворцов ещё не понастроено. Откуда зависть возмётся? Её обычно много там, где дворцы.

Далее царю пришлось узнать подробно о тайных планах подземного владыки.

– Болото с дворцами – ещё не всё, даже не полдела. А вот ежели оно империей окружено – в столицу всякие люди приедут, денег навезут, товару… Главное – тягу поддерживать…

Что такое тяга, Пётр узнал попозже, уже в сугубо военной обстановке, а пока только контракт читал. Читал и перечитывал. И одобрительно кивал.

– Ну как, договорились? – почти заискивающе спросил пухляк, неожиданно перейдя на «вы». – Многих талантов вы человек, Пётр Алексеевич, но наипаче вы дипломат, наслышан о вас, наслышан. Ах, какой дипломат!..

Иностранные слова были слабостью царя. Это и решило дело – поставил свою подпись. Кровью.

Прощаясь, холщовый владыка дал ценное напутствие.

– Несмотря на всю щедрость хозяина, советую не тратить драгоценую тягу попусту. Меня на мой пост привела рачительность, а вы думали что?

Пётр в ответ только кивал. Какой-нибудь современный царь спросил бы:

– Так вы выиграли тендер на местное подземное правление и расширение наземных территорий?

Но Пётр только двигал шеей с невыразительным кадыком. Тут опять же виноваты дьяки, не научившие его бойко разговаривать. Как шустрый юноша, сбежавший и не выпивший с ним брудершафту.

При первой же военной оказии, узрел Пётр снова того юнца, что хитростью заманил его в подземелье. Шведский король изображал грозного противника, да и русскому царю пришлось делать то же самое – согласно контракту. По контракту надо было целых двадцать лет поляков мучить, немцев обижать и прочих всяких там – земли у них отбирать. Владыкина тяга зело помогала земли притягивать. Бои шли легко, без особых усилий. Нет, героизм, конечно, был. И слёзы были. Мазепиных слёз Петру было очень жаль, очень. Не известили его, что ли, шведы о контракте? Хотя, кто его, такого старого, будет нянчить, всё равно не дожил бы до конца войны. То ли дело шведский юноша – геройски памятник заслужил, хоть и потерпел поражение. В центре Стокгольма до сих пор стоит тот памятник. Шведы очень благодарны Карлу Двенадцатому, избавившему их от лишней головной боли – от обязанности тягу регулировать. А невежды думают, что они просто любят всех сопляков и неудачников, что слишком добрые они, шведы.

Те же самые невежды, а может и другие, удивляются, зачем было строить Петропавловскую крепость на Весёлом острове, когда крепость Ниеншанц уже давно готовая была. А ещё сильнее ропщут, когда вспоминают, сколько вложено народных средств в болотные дворцы, совершенно нерентабельные – одной краски на ремонт сколько уходит. Но не каждому ведь объяснишь, какие тайны кроются под этими на первый взгляд бесполезными объектами. В подземный мир легче всего проникнуть через болото. И даже существует птица-проводник между мирами – ворон. А местным привидениям даже проводники не нужны, так и шастают туда-сюда.

Привидений много, большей частью однотипных, но старуха с розовой вороной на плече одна. Иногда ходит без вороны, вместо вороны у неё бутылка рома, и не на плече, а в кармане. Внешне на фрейлину похожа, на дворцовую. Но это только издали. При ближайшем рассмотрении – бомжиха. А как ругается, да как плюётся! Бродит этот непонятный дух, вызывая всяческие кривотолки. Некоторые ухитряются сравнивать её с Ксенией Блаженной Петербургской. Однако это чистой воды нонсенс: не может святая плеваться, хотя зимой вокруг её часовни находят замёрзшие плевки. Иногда там и газеты кучами валяются. И другой мусор кто-то регулярно сбрасывает. Но это не Ксения.

Согласно множеству легенд о странном привидении, жила-была в городе, в одном из его монастырей, монахиня, урождённая графиня или княжна, обладавшая огромной духовной силой. Но согрешила и, как результат, попала в ад. Была, конечно, туда хитростью заманена – слишком уж большая сила в ней имелась. А также многие таланты, на которые позарился подземный повелитель. Так однажды угодила грешница ему своим научным изобретением, такую экономию навела в хозяйстве, что разрешено ей было иногда бывать на людях.

Ну, она, конечно, сразу кинулась всем помогать – по старой монашеской привычке. Всем страждущим, особенно приезжим, на которых тяга имперского болота гораздо больше действует, чем на ещё не приехавших. Гость, пребывающий в самом центре трясины, пусть даже и во дворце, не может не вызывать сострадания.

Приезжего, который, несмотря на предупреждающие знаки, всё же рискнул и надолго задержался в северной столице, можно по взгляду узнать – такое выражение обычно у коровы, которую непрерывно доят, да не в тёплом сарае, а на диком сквозняке.

Пётр Первый, будто бы, прорубил окно в Европу. Нет уж, это, скорее, дверь – Большая Западная Дверь, Царь Дверей! А также музей под открытым небом. Кто-нибудь пробовал прийти в музей с раскладушкой? Ну, и как? Впустили? Спать в музее так же глупо, как поселяться в дверном проёме.

Глава 2. Дверной Закон

Обычная входная дверь на все ваши туда-сюда реагирует вяло, ей от вашего хождения ни холодно, ни жарко, и сквозняки рядом с ней пустяшные – ничего судьбоносного. Сквозняк у Большой Двери – не хухры-мухры. Он сначала мощно тянет внутрь, а когда приходит срок, так же неумолимо вышвыривает. Большая Западная Дверь, раз ведёт себя так странно, явно что-то с этого имеет.

Хорошо, если дверь стандартная и видна вся, целиком. А если это город-дверь?

В любом дверном проёме, двигаясь нормально, мы пребываем пять секунд. Это если соблюдать приличия и не стервозничать, другим ведь тоже надо.

Ширина стандартной двери один метр. Ширина Санкт-Петербурга тридцать тысяч метров. Получается, что пересекать порог города-двери можно в тридцать тысяч раз дольше. Гуляя медленной походкой, заходя в музеи и кафе, вы пересечёте Питер за сто пятьдесят тысяч секунд, или за сорок два часа, что есть неполных двое суток. Вот и весь фокус!

За двое-трое суток особенно не разоришься, оставишь в незримой таможне стандартную пошлину-дань, в виде своей энергии или денег, и можешь ехать дальше. Задержишься – расплатишься по повышенным тарифам, с учётом процентов за превышение нормы пребывания.

Заработать-то в Питере можно, ой, как много можно заработать! А вот вывезти… В основном результат нулевой, иногда даже с минусом.

Впрочем, город не всю добычу берёт себе, «зазывалы» тоже получают свою долю. Большая Дверь не скряга, она умеет делиться, и заманивает не одними лишь сквозняками. В её арсенале имеются ночные сны и вышеупомянутые специфические запахи. Сквозняки, вещие сны и запахи – упрощённая приманка для самых нерешительных. Для тех, кто никак не может отважиться приехать впервые. Для уже приехавших и разместившихся в гостинице город повсеместно расставляет красивые приманки – развешивает мормышки или блесну. Любой рыбак вам подтвердит, что мудрая и рассудительная рыба только полюбуется на всю эту сверкающую красоту, а червей поплывёт искать в другое место. Но где вы видели умную рыбу? В основном попадаются рыбы-дурёхи. Узрев непонятную блестящую хреновину и жирного червя, они всей стаей летят на добычу, а там… Крючок!

Идеальный срок пребывания гостя в Петербурге – два-три дня. Это бархатный вариант, для неженок. Принимая своих любимчиков, мудрых кратковременных гостей, город им крючков не подсовывает. Ради таких торжественных случаев он прячет острое оружие как можно глубже, почти на самое дно. Но лишь завидит чудака, вознамерившегося поселиться навсегда…

Кому по душе экстрим, пускай остаётся подольше, но бдительность ни в коем случае нельзя терять. Некоторым, всё же, здесь везёт: остаются надолго. Только не надо сразу обнадёживаться! Вам же не известно, как эти люди договаривались с городом, может быть, их наняли «зазывалами», а может, они храм строят или новый фильм-завлекалочку снимают: «Райский Петербург», «Адский Петербург»– у каждого своя бухгалтерия, свои расчёты с городом.

Город-Дверь живёт по дверным законам. Эту дверь желательно всё время проходить. Прошёл – гуд бай, не обижайся, и далеко не отходи, старайся войти снова – тебя, в общем-то, никто не выгонял. Помните, как в советские времена давали пачку вермишели в одни руки? Некоторые ухитрялись взять больше – несколько раз становились в очередь. Город-Дверь не пачка вермишели, но и тут нужна смекалка, чтобы не пропасть по-глупому. Следуйте инструкции – и не пропадёте, город-маг вас даже уважать начнёт!

Глава 3 Немного истории

Беседуя о Северной столице, необходимо как можно глубже зарыться в старину. Великому городу всего-то триста лет, он младше любой мало-мальски приличной деревни, а сколько всего наворочено!

Санкт-Петербург не только оборотистый деляга, он ещё и предсказатель. Не нужно много говорить, чтобы возродить в памяти собеседника образ Великого Города: двет тысячи особняков и дворцов, сорок четыре острова, шестьдесят восемь рек и каналов. Однако на заре строительства тамошний пейзаж выглядел куда скромнее.

В начале восемнадцатого века иностранный путешественник заметил на территории будущей столицы необычные передвижения: вокруг недостроенных императорских и княжеских дворцов носились толпы дикарей, смущавшие не так одеянием, как повадками. Для иностранца то был самый настоящий культурный шок, так как во всех известных ему столицах дворцовые зоны были отгорожены от простолюдинов. В строящемся же Санкт-Петербурге несуразные орущие компании носились по недооформленным проспектам и площадям, будто бегали там всегда и собирались бегать впредь. Картина странная, но лишь для того полузабытого времени. А теперь что? Теперь имеем то же самое, только повсеместно: почти во всех столичных городах туристы-дикари бегают вокруг изысканных дворцов, толпами проникают внутрь, фотографируют, издавая звуки джунглей, чем не предсказание?

Когда был полностью построен Чудо-Город и зажил своей, особой жизнью, результаты этой жизнедеятельности оказались более чем удивительными: местные русские стали всё больше походить на иностранцев, а иностранцы, утратившие лоск, постепенно превращались вообще в неизвестно кого – то были ещё не русские, но уже решительно не иностранцы.

Позднее, ближе к концу девятнадцатого века, в петербургских семьях начали рождаться англоговорящие дети. Бытует шутка: писатель Владимир Набоков до семи лет знал одно лишь русское слово «какао». Пока Набоковы жили в Петербурге, в их знаменитом доме с витражами царила модная в то время англомания: папа приглашал гувернёров непосредственно из-за континента. Надо понимать, у папы на то деньги были, он даже умудрился купить себе автомобиль раньше батюшки-царя. Это никакие не выдумки: первым самодвижущимся экипажем в Городе владел отец автора «Лолиты».

Нынче Санкт-Петербург, вроде, уже не рождает англоязычных писателей. А тогда, во время пробивания Великой Бреши и строительства в ней Двери, кто там только не рождался! Порыться в архивах – волосы дыбом. Помимо местных аборигенов, появлявшихся на свет непосредственно в Городе, здесь всегда было много гостей, да вот беда: мало кому из приезжих удавалось остаться надолго. Больше всего везло тем, кто успевал породниться с Городом, выйти замуж, жениться или, на худой конец, зачать с коренными жителями коренных же детей местного разлива. Никто из породнившихся потом не пожалел, все они остались, в принципе, довольны. Остальные же, потыкавшись-помыкавшись, убирались восвояси. Тут не помогали ни великие таланты, ни маленькие хитрости.

Господа заблаговременно не породнившиеся! Не вступайте с Городом ни в какие отношения, особенно в финансовые, будете потом жалеть. Вот вам совет: погостили, попользовались Чудом – пора и честь знать!

Все горести приезжих имели под собой одну причину, которую мало кто хотел замечать. Да и сейчас не замечают, хотя всё очевидно: образовался Город-Дверь, территория некоего узкого пространства, где долго находиться не с руки. Если в других местах текучка – бич, то здесь она неоспоримейшее благо, здесь текучка – самый оптимальный вариант.

В Питере почти каждый либо сдаёт, либо снимает квартиру, в этом бизнесе задействовано более шестидесяти процентов жилплощади. Наибольшее количество доходных домов, то бишь гостиниц длительного проживания, всегда было именно в Петербурге. Здесь даже многие аборигены ухитряются всю жизнь снимать квартиры, а не покупать, отлично понимая, что в городе нет ничего постоянного.

Почти все русские цари ненавидели Зимний дворец, предпочитая отсиживаться у себя на дачах. Последний император выехал за смертью на Урал из дачного дворца, из Александровского, передав свою жилплощадь очередникам. Акт отречения от престола и был тем документом, по которому нуждающиеся граждане смогли занять освободившиеся из-под государевой семьи дворцы и парки. Царь не был эгоистом и постоянно думал о народе.

Князьям, графьям и прочей челяди, «волен-с, не волен-с», тоже пришлось освобождать насиженные гнёзда. Народ радостно заполнил все дворцы, все 2300 штук, но сделал это как-то не подумав – число царей, князей и принцев никогда не совпадает с количеством народа, ни в одной стране, поэтому вселившиеся граждане в итоге остались недовольны. Им и сейчас там тесно, то и дело пишут Главному, мол, слёзно просим расселить…