Текст книги "Монахиня Адель из Ада"

Автор книги: Анита Фрэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 43 страниц)

Глава 36 Ночёвка на Малой Морской

Дом по Гороховой, 10, впоследствии ставший известным как «дом усатой графини» или «дом пиковой дамы», был совершенно не нужен графу – подле него он лишь бричку остановил.

Дождавшись момента, когда кучер, хлестнув усталую кобылу, свернул за угол, он схватил Анну за локоток и потащил через многочисленные подворотни на соседнюю улицу.

– К чему такая спешка? – спросила девушка, сильно запыхавшись.

– Потом всё объясню, – ответил граф, запыхавшийся не менее, но не от бега, а от опасений. Он опасался, что кто-нибудь, мучимый бессонницей и бдящий в ту пору у окна, а было около двух пополуночи, мог заметить их и запомнить.

– Нельзя ли было высадиться ближе к тому месту, где мы…

– Тс-с-с!.. – прервал спутницу Пётр Сергеевич. – Мы здесь инкогнито. Если кто-нибудь узнает, что невеста самого Юрия Петровича…

Тут граф, перейдя на тишайший шёпот, объяснил, почему приличным барышням, княжеским невестам не пристало ходить ночью по незнакомым подворотням. В конце добавил:

– Мы переночуем у жены моего друга, который сейчас находится в Москве по весьма важному государственному поручению…

Барышня притихла. Казалось, она поверила и в эту ложь. По крайней мере, более вопросов не задавала.

Выйдя на Малую Морскую, «родственнички» совершили легкую пробежку к дому номер девять и сразу же вошли в подъезд. Тот трёхэтажный особняк некогда принадлежал московской знати. Затем был продан за долги в казну, и далее много-много раз перепродан и перестроен. Наконец, после смены очередного владельца, сделался доходным домом, причём, неофициальным. Официально, по бумагам, в том особняке должны были располагаться конторы и служебные апартаменты представителей местных национальных общин, наиболее крупной и влиятельной из которых слыла немецкая.

Первые два этажа служебностью не отличались, а отличались роскошными дверьми из деревянного массива – с богатой инкрустацией и вензельными табличками. Между мраморными лестничными пролётами стояли мраморные же скамейки, сзади которых, в весьма живописных нишах, помещались напольные вазы с искусственными цветами. Некогда цветы в тех вазах были натуральными, и меняли их чуть не каждый день.

Последний этаж, третий, выглядел скромнее, да и постояльцы там менялись чаще, в связи с чем многие решили, что там отдаются служению, и именно конторскому.

Пётр Сергеевич и измученная фея добрались до верха и остановились. Оглядеться и слегка перевести дух. За указанной в адресе дверью слышалась игра на пианино. Граф давно подозревал, что убогая контора на Садовой, где капитан исдох, была лишь для отвода глаз. Основное лежбище располагалось здесь, в секретном вертепе, где наложницы менялись не реже двух раз в месяц. Последняя, Аглая, невероятная красотка и хитрюга, сумела задержаться там подольше.

«Знает она или нет, что хозяин умер?» – несколько раз успел подумать граф, прежде чем музыка за дверью прекратилась.

На стук вышла Аглая, вся в чёрном. «Знает!» – успокоился Пётр Сергеевич.

Кружевная траурная шаль исключительно шла молодой хозяюшке вертепа, несказанно украшая её миленькое, почти юное, но в то же время серьёзное личико. «Хороша!» – сделал спонтанный вывод граф, в очередной раз поймав себя на мысли, что сравнивает чью-то кралю со своей ненаглядной Авдотьей. Мысль ту он с брезгливостью отверг.

– Нам бы… комнату! – бойко сказал он, с нежностью обняв Анну за плечи.

Несколько секунд ветреница в трауре молчала, изучая их пронзительными, но чертовски обаятельными, большими тёмно-изумрудными глазами. Затем вальяжно произнесла:

– Конечно-конечно! Я же вижу, как мадмуазель устала! Она хочет хорошенько выспаться, чтобы утром выглядеть неотразимо, да?

Схватив Анну за руку, она потащила её по длинному, почти не освещённому коридору, вдоль стен которого мерцали хорошо отполированные ручки совсем недавно выкрашенных дверей.

Пётр Сергеевич шёл следом в полной уверенности, что хозяйке тихой любовной заводи не терпится избавиться от соперницы и поскорее заключить его в свои объятия.

Дошли до маленькой, более скромной, чем все остальные, двери, находившейся в тупике. За той дверью обнаружилась крошечная спальня с одной-единственной небольшой кроватью, тумбой, ореховым комодом и бронзовым умывальником в углу. Судя по несмятым кружевам, запахам лаванды, руты и ещё чего-то непонятного, едва уловимого, то был типичный девичий будуар, принимавший гостей крайне редко.

– Располагайтесь, барышня! – скомандовала Аглая.

Фея-ангел, высвободившись из объятий Петра Сергеевича, послушно вошла в комнату.

– Ночная ваза под кроватью, она вам пригодится на тот случай, если я вас запру! – безапелляционно и слегка кокетливо произнесла хозяйка, зачем-то подмигнув Петру Сергеевичу.

– Запрёте?!

– А как же, яхонтовая моя, а как же! Тут, в этом большом гостеприимном доме, встречаются такие посетители… Здесь бывает немало желающих покуситься на юную и непорочную леди. Вы ведь всё ещё непорочны?

От таких вопросов неиспорченные девицы обычно краснеют, поджимают губки и опускают глазки, не зная, что ответить. Точно так же поступила и Анна. Хозяйка вертепа зашлась от восторга:

– Я так и думала! Ложитесь тут – и вас никто не тронет! Будете в полной безопасности!

Перехватив недоумённый взгляд Петра Сергеевича, дамочка скороговоркой пояснила:

– У меня нынче ночью двое гостей – по случаю траура. Вы ведь ещё не в курсе, что умер мой друг и главный благодетель?

– Слыхал. Весьма сожалею и сочувствую, – смиренно сказал граф, вынув из кармана носовой платок.

– Ну и мужчины нынче пошли, чуть что – сразу в слёзы! – развеселилась Аглая.

– Думаете, ваши гости могут меня выкрасть? – решила, всё же, уточнить свою судьбу Анна. Её пугала перспектива быть запертой на ключ в одной из комнат совершенно чуждого ей дома, где во время траура играют на музыкальных инструментах и хохочут, прикрывая рот траурной шалью.

– А кого же им красть, как не вас, моя золотенькая? Я для такого дела уже не подхожу, стара, скоро двадцать пять стукнет!

Она, как и обещала, заперла фею-ангела в кружевном ароматическом будуаре. Затем сунула ключ в недра корсета и повела Петра Сергеевича в соседние апартаменты.

В модно обставленной, но неважно прибранной гостиной разило сигарным дымом, дорогим спиртным, мариноваными огурцами и прочими атрибутами долго продолжавшегося банкета.

Посреди комнаты стоял рояль, а подле него – круглый столик, на мятой скатерти которого были набросаны окурки и огрызки. В дальнем углу, на софе, неприлично раскорячившись, сидел молодой всклокоченный финн с расстегнутой ширинкой. Или то был эстонец, одним словом, «пьяное чухно». Рядом с ним восседал огромный рыжий веснусчатый немец, лет сорока с гаком, тоже с незастёгнутой прорехой.

Лица обоих гостей были хмельными и чересчур уж веселыми, как для траура. Без каких-либо признаков интереса к вошедшей парочке.

– Шнапс! – только и смог вымолвить немец, узрев Аглаю и незнакомца.

– Сейчас! – в тон ему ответила хозяйка и, снова подмигнув Петру Сергеевичу, бросилась к буфету.

– Может быть, я сам найду какое-нибудь место, лягу где-нибудь… в чулане? – спросил граф.

– В чулане?! Побойтесь Бога! Кто же устраивает гостей в чулане? – лопотала дамочка, тщетно пытаясь острым ножом, смахивавшим на кавказский кинжал, откупорить бутылку водки. – Кстати, познакомьтесь: это постоянный представитель консульства Германии в Петербурге, барон фон Штрелиц. У нас с ним чисто платонические отношения! А это – его близкий друг и советник по всем местным вопросам, Пекка Хуттунен…

Граф брезгливо поморщился.

– Мне всё равно где спать, лишь бы отдохнуть, хоть пару часиков. Завтра в полшестого, то бишь через три часа, нам снова уезжать…

– Уезжать?! – вздрогнула и неожиданно посерьёзнела Аглая.

– Да, к сожалению, завтра утром я вынужден буду покинуть это гостеприимное жилище…

Хозяйка вертепа выронила нож.

– Погодите-погодите, ведь мы ещё не побеседовали! – истерично взвыла она.

– А есть о чём? – поинтересовался граф.

– Конечно! Нам непременно надо переговорить…

Посерьёзневшая было дамочка, снова сделала бесшабашную мину и громко расхохоталась. Она тоже была изрядно пьяна. Пётр Сергеевич на всякий случай сделал вид, что ему интересно и что он с удовольствием примет участие в беседе.

Финский гость, тем временем, взял откупоренную бутылку и, игнорируя чистые рюмки, стал надираться прямо из горла. Затем он предложил бутылку консульскому представителю. Затем оба иностранных представителя обнялись, рухнули на пол и через секунды две дружно захрапели.

– Вот и отлично! – сказала дамочка. – Теперь никто не помешает нам отдаться деловой беседе…

«Какие у неё со мной могут быть дела?!» – внутренне взмолился граф, но смятения не выказал. Аглая вывела его в коридор, но вместо того, чтобы осыпать лобзаниями, а граф был уверен, что именно с того и начнётся их разговор, потащила его за руку на кухню, где уже вовсю кипел самовар.

– Прислуга ночью не работает, и мне приходится хлопотать самой, – молвила хозяйка салона, предлагая гостю табурет и сигару. – Так значит… Вы оставляете девицу мне, а сами… Куда путь держите, если не секрет?

В очаровательном голосе Аглаи звучал металл.

– П-п-позвольте… Эту благородную девицу я должен оставить вам?! Для каких целей?!

– Ах, да! Вы ведь не в курсе, что мы с покойным капитаном, незадолго до его трагической кончины, обвенчались, и он составил завещание, по которому вся его собственность и все его дела перешли ко мне… Надеюсь, вы не думаете, что именно я убрала его?

– Н-н-нет… Вовсе не думаю… Как можно-с?!

– А ведь курсируют такие слухи! Не верьте никому! Я его любила! Да!.. Любила!

Такого сильного удара граф давно не получал, с самого момента разорения его родителей. Однако разговор нуждался в продолжении… В спокойном и непринуждённом.

– Помилуйте, зачем вам благородная девица? Ищите утешения в мужчинах, это так естественно!

Аглая зло поправила корсет.

– Вы, вероятно, издеваетесь? Два месяца назад вы сами изволили пообещать моему мужу, что доставите ему непорочную смолянку, а он под это обещание выдал вам аванс и терпеливо ждал результата. Срок истёк! И клиент давно готов, оплатил все услуги наперёд. С лихвой! Если ему вовремя не предоставят обещанную девственницу, у меня будут большие неприятности, а я, естественно, взыщу компенсацию за ущерб! Как вы думаете, с кого?..

Пьяная скандальная проститутка, да ещё и без охраны – невероятный искус для убийцы-теоретика, который никогда не чаял стать кровавым душегубом… кровавым… то бишь своими руками никогда никого… ни-ни… И вот теперь получалось, что…

Графу пришлось сильно напрячься, неимоверно, дабы не выдать своего истинного настроения.

Глава 37 В покоях у покойницы

Пётр Сергеевич сделал вид, что его страшно напугали Аглаины угрозы.

– Не кипятитесь, душенька, умоляю! Я действительно хотел на время увезти Анну из Петербурга, но с единственнейшей целью: чтобы её не нашли воспитатели и не вернули обратно в институт. Вы ведь знаете, какие там порядки, на какой позор она была бы обречена и каким наказаниям подверглась бы. После смерти капитана я, честно говоря, не знал, что делать с барышней, которую… Так легко уговорил! Она давно хотела сладкой жизни, спала и видела себя наложницею толстосума. Так вот… Если вы действительно наследница усопшего…

– И продолжательница дел! – добавила вдова. – Однако вы меня успокоили, а то я начала было подозревать…

– А уж как вы меня успокоили! Я, честно говоря, всё это время, пока мы не виделись, жил мечтами о вас, втайне надеялся хоть на одно свиданьице, украдкой от капитана, как вдруг слышу: «Оставьте девицу мне!» Сами понимаете, что я мог подумать…

Вдовушке приятны были эти речи, видимо никто и никогда не делал ей подобных признаний, несмотря на всю её жгучую красоту.

– Что вы, что вы! Я увлекаюсь исключительно мужчинами…

Она вскочила с табурета, снова резко поправила корсет, да так, что груди моментально вывалились из глубокого декольте – излюбленный приём дам полусвета, весьма распространённый фокус. Пётр Сергеевич сделал вид, что потрясён, что видит такое чудо впервые.

– Прошу прощения, но… я нынче не при деньгах…

– Фи, какие глупости, я ведь теперь ваша должница! Девица, приведенная вами, пойдёт по наивысшей категории!

– И кто же пожелал иметь эту невинность, если не секрет?

– А вот это – не ваше дело! Ну, что, пойдёмте? Докажете мне свою удаль?

Граф продолжал сидеть, бешено таращась на выпавшие груди и глотая слюни – делал вид, что вот-вот утратит контроль над собой.

– Вдруг кто-нибудь сейчас войдёт?!

– Не бойтесь, немец вдребезги пьян, а дружок его…

– Любовник?

– Именно! Тот вообще неделю не встанет на ноги…

Пётр Сергеевич вскочил, начал лихорадочно разоблачаться, аккуратно складывая одежду на табурет. Аглая смотрела на всё это с любопытством.

– Неужто вы от меня… до такой степени без ума?

– Да-да-да-да-да! И ежели вы меня тотчас не осчастливите…

– Осчастливлю, но не здесь! – умилённо-удивлённо воскликнула вдова.

Порывшись в одном из ящиков буфета, она извлекла связку ключей. Затем взяла графа под руку и повела по уже знакомому коридору в совершенно незнакомый интерьер.

В том интерьере напрочь отсутствовали окна. И стояла огромная кровать, устланная восточным шёлком. Она занимала почти всё пространство – кроме неё решительно ничего не было.

«Типичный номер для свиданий, надо полагать, большинство здешних комнат именно так и выглядят», – мысленно отметил граф и, не тратя понапрасну времени, без словесных отступлений, стал удивлять Аглаю набором всех тех знаний, которые были накоплены им со времени первого опыта на сеновале, с крепостными девками, ещё в имении отца.

На сеанс много времени не ушло, вдова оказалась не слишком падкой на телесные удовольствия, ей этого хватало и по службе. Она довольно быстро отключилась, заснула, уткнувшись лицом в подушку. Удобная позиция! Нет, оно, конечно, было бы ещё удобнее, ежели бы лицом кверху, но тогда поди знай, в какой миг ей вздумается глаза открыть. Без её изумрудного взгляда куда как спокойнее.

Граф на цыпочках метнулся к вороху Аглаиной одежды. В потайных кармашках корсета нашёлся ключ от кружевного будуара, несколько ассигнаций, а также записка, адресованная неведомо кому: «Этих двух доставьте на Итальянскую». Видимо, речь шла о товаре, о неких проститутках.

Ещё раз глянув на спящую, Пётр Сергеевич покинул номер, не забыв прихватить и связку ключей, на всякий случай.

Нож, найденный на кухне, оказался не тупым, отнюдь, так что горло вдовушке граф перерезал быстро и аккуратно – памятуя, как в детстве нянька резала кур. То зрелище ему не нравилось, он всячески избегал его, но теперь вот пригодилось. В очередной раз выручил деревенский опыт! А уж вложить нож в руку мертвецки пьяному немцу оказалось сущим развлечением.

В гостиной, где храпели пьяные любовники, тоже имелся ключ – точно так же торчал из скважины. Пришлось и его на связку повесить. Граф плохо отдавал себе отчёт, зачем похитил ту огромную связку, но бросить было жаль: деревенские замашки неистребимы. Оставалось вымыться на кухне из-под самовара, вытереться посудным полотенцем и, наконец, вернуть усталое тело в одежды, свободные от пятен и метвецкого духа.

Теперь можно было идти к Анне.

Девица спала сном ангела. Прекрасно! Букетик из искусственных цветов, в месте с пузырьками, находился на комоде, а платье полонянки будуара валялось на полу. Немедленно «в стирку»! Если в коллекции Петра Сергеевича до сего момента не хватало двух бутылочек, то колекцию девицы давно не мешало пополнить французскими платьями.

Пётр Сергеевич покинул будуар и ринулся по коридору – на поиски дамской одежды. Благо в шифоньерах гостиной, да и в капитанской спальне этого добра было навалом. И разрешения спрашивать было не у кого: бывшая владелица корсетов, рюшей и умопомрачительных рукавчиков завершила свой земной путь, а в дальнейших путешествиях ей слишком вызывающая, пёстрая одежда никак не требовалась.

На всякий случай проверив остальные комнаты, коих было свыше дюжины, граф убедился, что они пусты, и что других покойников, равно как и живых, там нет.

Покойников Пётр Сергеевич перестал бояться с тех пор, как почили его родители, жертвы Высокочтимого Имперского Болота. Если уж им, наивным, судилось безвременно умереть, то хитрая Аглая заслуживала ещё худшего. Ей-то поделом было вдвойне! Никто из жителей Курской губернии, откуда эта дамочка прибыла на заработки в столицу, не всплакнёт и не заохает, ибо ничего не узнает. Да и нечего тут узнавать: зряшная, бесполезная личность эта Аглая… Одним словом, чувствовал себя Пётр Сергеевич в покоях у покойницы покойно.

Процесс переодевания «сестры» в чужое платье прошёл не без восклицаний, но графу удалось втемяшить барышне, что её старая одежда, «выстиранная хозяйкой», будет доставлена днями, прямёхонько в петергофскую гостиницу, равно как и поясок, и букетик, и все-все-все висюльки, которые при нём болтались.

Глава 38 Смерть незлобивого кучера

А в шесть утра незлобивый кучер уже маячил у подъезда на Гороховой. Настроение было у него отличное: поспал-таки чуток. Что касаемо других деталей, влиявших на настроение… Ну и что, что за барином инцест подозревался? Балагурить в кучерской об этом дело лишнее, так что барину нечего волноваться, всё будет тихо…

Парочка сонных путешественников, наконец-то, появилась. Почему-то не со стороны Гороховой, а от Малой Морской. В бричке уселись по-пуритански: подальше друг от дружки. Велели трогать. Вернее, барин велел. Сестра, или кем она ему приходилась, мигом уснула. Не успели отчалить, как барышня снова приклонила голову, легла родственнику на грудь. Дело молодое!

Сами-то барин изволили не спать, головой вертеть изволили, смотреть по разным сторонам предпочитали – ну, чисто тебе иноземцы! Будто не видели тех дворцов никогда… Такие вот мыслишки порхали в голове у незлобивого возницы.

Голова барина, как ни странно, в ту минуту была занята самыми неожиданными размышлениями… О природе! Петр Сергеевич чувствовал себя умиротворённым, и на то была причина: приятно пахла увядшая листва, куда более приятно, чем тело увядшей вдовушки.

Был ноябрь, но почему-то вспомнилась весна. И Авдотья. Ах, как они с ней когда-то! Нет, Авдотью он никогда не бросит, даже ради болотной царевны…

Дорога выдалась не тряской. К приезду брата императора готовились на совесть: срыли большие ухабы и утоптали мелкие, для чего из разных мест были вызваны солдаты.

Ехали весело, кучер балагурил соло, не дожидаясь ответов графа, говорил в два раза быстрее обычного. Будто чувствовал, что наговаривался на всю жизнь. На всю оставшуюся, недолгую. Буквально через два часа его жизнь весьма глупо оборвалась. Видно, на роду ему сие было написано.

Незлобивый кучер умер не так, как обычно умирали извозчики, не свалился в овраг, не сломал себе шею. Косвенным виновником той смерти явился новомодный трактир, в котором городские сплетни подавались с особым шиком и с необычайной помпезностью. Построено было то придорожное заведение наспех – опять же в честь события, намечавшегося в Петергофе. В нём всё сияло чистотой и новизной, а посему туда не только ямщики да всякая там деревенщина, но и баре иногда не брезговали заглянуть. Пётр Сергеевич, приметив заведение, обратился к кучеру:

– Давай, что ли, перекусим, братец, а?

Кучер обрадовался:

– Выпить тоже не мешало бы!

– Тогда слезай, я угощаю! – крикнул граф и по-крестьянски выскочил из повозки.

От этих криков проснулась Анна. Подав руку, Пётр Сергеевич помог ей сойти. Ну, и за талию, вестимо, подержался, чисто по-братски, раз уж такой случай выдался.

В трактире, несмотря на утро, а было всего лишь одиннадцать часов, народу разного набилась пропасть. В самом дальнем углу смаковали политику.

– Говорят, в Польше вспыхнуло восстание, а наместник наш польский, наш благородный князь Константин, бежал из Бельведерского дворца в одном халате!

– Почём ты знаешь?

– Да все об этом слышали! Думаешь, зачем он к брату в Петергоф помчался? Жаловаться, не иначе. Теперь сидят, смекают, как им с неблагодарной Польшей дальше поступать…

– Почему с неблагодарной?

– А потому, что их освободили от Наполеона, а они…

– А они?

– Хотят нарушить целостность империи!

– Да шут с ними, с поляками, давайте выпьем за здоровье рода Романовых! Пусть братья встречаются почаще, хоть и на панихидах, без разницы…

– Виват!

К тому столу подошёл военный и вмешался в разговор:

– Простите, но я совсем другое слышал: Великий Князь Константин до сих пор героически сражается, наше войско сейчас под его началом…

Это заявление вызвало смешки:

– А кто же сей момент, по-вашему, гостит у государя?

Пётр Сергеевич вытянул шею, дабы услышать, что скажет военный, но неожиданно входные двери распахнулись, и вбежал газетчик, сообщивший новость, которая надолго отвлекла присутствующих от разговоров о польском восстании.

– Господа! Сегодня ночью на Малой Морской произошло убийство! Барон фон Штрелиц зарезал женщину!..

Раздались выкрики:

– Не может быть, чтоб немецкий барон был убийцей!

– Да и не немец он вовсе, а голландец!

– Ничуть не бывало – немец!

– А я говорю – голландец!

Эта перепалка закончилась полюбовно и довольно быстро, спорившие пришли к выводу, что «немец» или «голландец» – один чёрт!

И позднее, лет через семьдесят с гаком, возникали подобные споры, что постепенно привело к переименованию столицы на русский манер: «Петроград». Голландское имя «Питербурх», данное городу ещё Петром, стало вдруг немецким считаться. А там и война приключилась – первая мировая. Солдат погнали не немецкий фронт, и необходимо было немцев, проживавших в Петербурге, срочно выгнать или истребить, для чего устраивались погромы…

Однако до первой мировой ещё надо было ещё дожить, а тут – такая волнующая новость!

Все повскакали с табуретов, окружили вестника. А Пётр Сергеевич, оставшийся сидеть у своего бокала с пивом, призадумалася. Как, всё-таки, новости быстро разлетаются! У некоторых транспорт поживее, чем у его болтливого кучера… «Отчего это вы, барин, вышли не из того подъезда, у которого я вас высаживал?» Надо бы… поговорить с ним!

Тут граф, как всегда к месту, вспомнил о коллекции пузырьков. Бутылочки, выданные химиком, всегда были при нём. Да и сигары, похищенные у барона, «жгли карман». Вместе с сигарами у немца была изъята крупная сумма денег.

Попросив Анну посидеть немножко в одиночестве, Пётр Сергеевич встал и направился к незлобивому извозчику. Тот аккурат допивал своё пиво, до самого дна добирался.

– Пойдём-ка, братец, покурим, ну их, всех этих газетчиков, с их сплетнями!

На скамейке у трактира было пусто, ибо все гости находились внутри заведения. Снаружи оставались лишь пустые брички.

– Присядь-ка, я тебя дорогóй сигарой угощу, – сказал кучеру граф.

Сигары в коробке были – все, как одна! – красавицы. Жаль, пахли по-разному: Пётр Сергеевич ухитрился капнуть на одну из пузырька.

Улыбчивый возница в заграничных запахах не разбирался, закурил. Потом застыл вдруг, замер, выпучил глаза… Так и помер, сидя на скамейке…

Взглядом проводив извозчика в последний путь, граф направился к бричке. Взял оба саквояжа, свой и Анны, переложил их на другую, порожнюю повозку, хозяином которой оказался не мечтательный и вовсе не задумчивый, не сонный, не бормочущий всякую ерунду, а наоборот, весьма серьёзный и необыкновенно ловкий возница. Хотя и жутко неприветливый. Лениво взглянув на деньги, он согласился отвезти графа и его сестру в Петергоф.

Через пять минут повозка хмурого возницы уносила романтическую парочку подальше от злосчастного трактира, наполненного пересудами и табачным дымом.

Спящая болотная красавица теперь была одета во всё французское. Граф же, побрезговавший гардеробом капитана, наоборот, не спал. Он, задумчиво поглаживал накладные бакенбарды, кои должны были компенсировать несвежесть кружевной рубашки.

Пётр Сергеевич снова думал о прелестях природы. Ему не было никакого дела до происшествия на Малой Морской – пускай сначала что-нибудь докажут! Слово «дактилоскопия» тогда ещё не существовало, его должны были придумать через три десятка лет, так что графу, вроде, не о чем было волноваться. Вроде… А вот планы на ближайшие пару лет не мешало бы подкорректировать. Что и было сделано, мысленно, ближе к вечеру, когда уже совсем подъехали к границе Петергофа.