Текст книги "Монахиня Адель из Ада"

Автор книги: Анита Фрэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 43 страниц)

Глава 11 Приятная дорога

В тот момент, когда шла беседа молодого барина с есаулом Репкина, Фросенька пребывала в радостном настроении. Она мечтала о пирожных! Их, наверное, в Смольном подают четыре раза в день: в завтрак, в обед, в полдник и в ужин! Ну, и, конечно, о царе дверей, о таинственном подземном владыке всё время помышляла. Ей, непосредственно перед отъездом, снился один и тот же красочный сон: симпатичный пузатый дяденька, да такой ласковый, да с такими большими перстнями на пальцах, ловко её танцевать водил, будто пушинку болтал в воздухе! А она всё туфельки теряла… Теряла и теряла… Словно Золушка из французской сказки. Нет, не зря она в Париже родилась. То было хорошее начало. Для чего? Там видно будет… А пока она считала вёрсты до столицы: полустаночки так и мелькали, так и мелькали…

На одном из полустанков подсел к ним в бричку… Капитан! Нашёл-таки время, бросил все остальные дела. Ещё и извинился, добрая душа, что прямо из отцовской избы взять её не смог – дела другие были, устраивал другие судьбы.

Выслушав о Фросенькиных снах, благодетель подтвердил, что царь дверей именно так и выглядит, мол, ему тоже подобные видения случались. Но об этом советовал пока не думать. Думать советовал о предстоящей встрече с государем. Если повезёт, он уже через несколько часов прибудет инкогнито в самую богатую гостиницу Воронежа, для предварительного знакомства с будущими фрейлинами, коих будет несколько – десять-двенадцать.

И то, что Фросеньку, минуя Смольный, могут сразу во фрейлины взять, тоже охотно подтвердил. Смотря, как она себя поведёт. Возраст-то уже солидный, целых шестнадцать лет. Смолянки в этом возрасте вовсю о женихах мечтают, а не об учёбе!..

До гостиницы оставался большой кусок. Была полночь-заполночь, а ещё даже границы города Воронежа не обозначились.

Хоть и трясло в повозке, похожей на карету, а всё же Фросеньке удалось слегка вздремнуть. Время от времени приходя в себя, вспоминая, кто она, где родилась, где всё время потом жила и куда, собственно, ехала теперь.

В полумечте-полудрёме приятно грезилось о мужчинах: то Пётр привидится, то отец, то капитан. То ещё какие-то, совершенно незнакомые, мужчины – все солидного вида, приличные, богатые.

Но лишь удавалось заснуть покрепче, сразу же являлся Пётр Сергеевич. И снова была сладость во всём теле. Наипаче внизу живота. Не рановато ли они расстались с барином? Можно было бы ещё порезвиться, практику приобрести, какую-никакую…

В очередной раз пробудившись, казачка громко вымолвила: «Петя!»

Хорошо, что капитан не слышал, тоже задремал.

Пришлось Фросеньке признаться самой себе, что за Петром Сергеевичем она ужасно сокучилась. И ещё долго будет скучать, если… Если не попадётся кто-то более оборотистый и смелый, и начнёт её так же страстно целовать, кусать и тискать… Ах… Как неудобно, всё-таки, думать про такое…

Пришлось, однако, срочно поменять ход мыслей. В таком-то положении лучше всего думать о серьёзных людях. О капитане, например. Ах, если б маменька сейчас была жива и видела, как её бравая дочь-героиня путешествует в одной повозке с таким же бравым рыцарем. Ну и что, что он намного старше, ведь мать была тоже намного младше тятеньки – на целых тридцать шесть лет!

Поймав себя на таких отважных мыслях, Фросенька смутилась даже больше, чем когда грезила о Петре Сергеевиче.

Окончательно проснувшись, она глубоко вздохнула, повернула голову, глянула на капитана. Тот уже успел перекусить, смахивал с себя хлебные крошки, лохматил носовым платком усы. Затем достал из кармана трубку.

– Не спишь, родная? Надобно готовиться ко встрече. Ради тебя ведь сам приехал!

– Уже приехал?! И давно? – всполошилась «будушая фрейлина».

– Мне о его прибытии встречные посыльные уже два раза сообщали. Пока ты дремала. Так что… Прихорашивайся! Куй железо, пока горячо.

– Поняла-поняла!..

Юная казачка, снова начисто забыв о присутствии лишних ушей, то бишь о ливрейном кучере, принялась щебетать, вслух строить смелые планы относительно будущей встречи с императором. Капитан остановил её многозначительным взглядом. И даже по-отечески пригрозил – «сделал пальчиком»!

Этот взгляд и этот жест чрезвычайно умилили Фросеньку. Какой, всё-таки, заботливый капитан. И какой самоотверженный! У самого дел полно, а он нянчится с ней, буквально нянчится! «Не спишь, родная?» Как сладко в душе после таких слов. И не только в душе…

Тут Фросенька невольно вздрогнула. Хотя, что здесь преступного? Если на отца смотерть с вожделением грех, то на капитана… Почему бы нет?

Царь ведь будет её во фрейлины отбирать, а не в любимые. Скорей всего, встреча, хоть и ночная, пройдёт хлодно, официально. А Фросеньке так хотелось тепла… Любви…

Казачка снова глянула на капитана. Сквозь ресницы, робко. Не прочитал ли он её мыслей?

Служивый только ухмылялся в усы, по-доброму подмигивал. Затем… Погладил коленку!

Фросенька вспыхнула, одернула зачем-то юбку. Затем устыдилась этого жеста. Что, если капитан обидится?

Нет, он не обиделся, а снова улыбнулся, ещё добрее.

– Не смущайся, милая, всё будет хорошо!

И снова эта добродушная улыбка…

Фросенька разомлела окончательно. Ох, если бы не казённая встреча, которой ей уже почти совсем не хотелось, она бы мигом обняла капитана, прильнула бы к нему всем телом, расцеловала бы, а затем, приехав на место, отдалась бы со всей страстью, даже более охотно, чем Петру Сергеевичу. Он солиднее «будущего графа». Да и умнее, так как в графья не метит. Он делает людей счастливыми. Он крепко стоит на земле, рассуждает здраво. Он не мечтательный маменькин сынок. Этому доброму мужлану, хотя он и старше её, намного старше, и не отец вовсе, она отдала бы всё, всю себя. Но и об отце не забывала бы, конечно.

Вдруг ей пришла здравая мысль.

– Пока я буду беседовать с…

Фросенька бросила сторожкий взгляд на кучера.

– Тс-с-с… – снова «сделал пальчиком» капитан.

Фрросенька приблизила губы к его уху.

– Пока я буду беседовать с государем, где в это время будете вы?

Капитан прищурился. Пошевелил усами. Вдруг, резко ухватив её за талию, прижал к себе. Фросенька вспыхнула, прильнула к благодетелю. Ах, снова эта сладость, захлестнувшая волной!

Благо кучер всё время сидел ровно, смотрел прямо.

От капитана пахло так же, как и от отца – табаком. Усы приятно щекотали ухо. Дыхание буквально обжигало.

– Я, моя милая, буду у себя, в той комнате, которую мне приготовили. Моё дело привезти тебя. А дальше…

– А дальше меня увезут во дворец?

– Возможно…

– Прямо-таки во дворец?!

– Неисповедимы пути государевы. Я за вершителей судеб отвечать не могу-с…

Он с тяжким вздохом отодвинулся на сидении, вжался в мягкий борт повозки. Боялся искушений? Сильных чувств? Как это мило. Какой он стеснительный, скромный, доброжелательный и совсем ещё не старый, этот ветеран отечественной войны.

Фросеньке захотелось сделать капитану что-нибудь приятное. Большое, значимое. Не тотчас, конечно, а позже. Когда станет ясной её судьба. Когда она сделается фрейлиной. Тогда она перво-наперво отблагодарит его, одарит по-царски. Если не по-царски, то по-фрейлински.

Глава 12 Приключение в гостинице

А вот и город. Вот и гостиница впереди. «Отель де Франс». В других гостиницах разве могут цари останавливаться? Хотя…

– Разве нет у царя в каждом городе по дворцу? – осторожно спросила Фросенька.

– Есть! Но это когда он открыто путешествует. А сейчас инкогнито…

Фросенька ликовала. Такие мелочи, которые не мелочи на самом деле, сильно её трогали, до глубины души: царь сподобился уделить ей время, снизошёл до такой мелкой мошечки. Знать, не такая уж и мелкая она, юная казачка, знать, дело серьёзное насчёт неё задумал император. Планы на неё имел и виды… Страна по-прежнему требовала героев! И героинь.

Бричка остановилась. Кучер спрыгнул с облучка, зевая, подошёл к капитану. Тот дал ему несколько монет.

Затем оба путешественника ступили наземь.

Из главной двери вышел швейцар, раскланялся. Почему-то только перед Фросенькой. А капитана, вроде, и не заметил! Видать, шепнули уже ему насчёт Фросенькиного будущего места во дворце.

Затем, также отдельно от капитана, уже другой служитель гостиницы, повёл девушку в прекрасные покои. Ни души там не было, а всяких красивых штучек и вкуснейших яств полным-полно. Были и пирожные, да в таком количестве, что в одиночку никак не съесть, тут и месяца не хватит.

В одиночестве Фросенька недолго оставалась. Сначала в комнату ввалились… Нет, пока ещё не люди, а только запахи. В виде металлическогго кувшина с фигурной ручкой, принесенного неприметной, почти прозрачной девушкой в чепце.

«Горничная», – догадалась Фросенька. Она знала, кто такие горничные, зря что ли, путешествовала по Европе, хоть и в малом возрасте. Да и тятенька любил о них рассказывать, когда прибыли на родину. Говорил, что те чужие девки зело покладисты. К чему он это говорил, смекнула позже.

Фросенька пошевелила ноздрями. Ах, какой же аромат шёл из сосуда Аладдина!

О пирожных она временно забыла, хотя мысли её оставались по-прежнему в животе, чуть пониже желудка. Не впервой. Снова сделалось сладко, гораздо слаще, чем во время встреч с Петром Сергеевичем. Где-то он теперь, её любезный друг?

Запахи чуть поутихли, Фросенька быстро к ним привыкла, принюхалась.

А на пороге появился важный господин. Точь-в-точь как человек из вещего сна! Весь разодетый в шелка и бархат, а также в меха…

На том величественном барине была соболья шапка, которую он хотел было сбросить небрежно, прямо на пол, но прибежавшая услужливая горничная успела подхватить её. Затем прозрачная девица в кружевном чепце присела в глубоком реверансе. Важный человек протянул ей рубль. Она приняла его, поцеловала руку дарителю. А на руке той…

Недавно виденный сон сбывался полностью! На руке той было несколько перстней. Вторая же рука, опять-таки согласно сновидению, была украшена двумя браслетами.

При человеке находился красивый саквояж красно-зелёных бархатных тонов, местами отдававший в коричневато-болотную зелень. Так то был сам болотный владыка? Именно ему было поручено готовить юную казачку ко встрече с государем?

Если подумать, иначе и быть не могло. Царь, путешествовавший инкогнито, мог полагаться только на тайные силы. Скажи он хоть одному человеку о своих планах, инкогнито нарушится.

Фросенька продолжила лихорадочно соображать. Стало быть, и капитан не совсем обычный человек? Впрочем, это чувствовалось с самого начала. Потому Полканиха и лаяла. А не потому, что он плохой.

Когда горничная удалилась, человек раскрыл саквояж, достал из него саквояжик поменьше, такой же бархатный и приглушенно цветастый.

– Вы из дворца? – спросила Фросенька.

Мужчина кивнул. И дальше он всё делал молча.

Сперва задул свечу, располагавшуюся на фигурном настенном канделябре. Шёлковая обивка кресел и кушеток мгновенно потускнела, комната погрузилась в полутьму, пронзаемую пламенем крохотной лампадки, некогда освещавшей икону. Самой иконы не было, вместо неё имелось ярковатое прямоугольное пятно, окружённое слегка выцветшим узором обоев.

В полутьме настенный канделябр стал смахивать на ветку дерева. Или на протянутую руку. Фросеньке очень захотелось пожать её. Человек из сна, будто прочитав мысли будущей фрейлины, взял тяжёлый завиток пухлыми пальцами, чуть прижал его и… резко повернул! Ну, и силища была у того барина, раз мог ворочать чугунным канделябром. Что дальше?

Дальше начались сплошные чудеса. Узорчатая стенка поплыла куда-то в сторону. Образовалась дверь, довольно широкая. И высокая, прям до потолка. Сущая дыра. Дырища!

Барин важной походкой вошёл в ту дыру. Стало тихо. Потом раздался металлический щелчок. Затем деревянно хлопнуло. Там была ещё одна дверь? Где-то шумно полилась вода. Любопытство захлёстывало Фросеньку, усидеть никак было нельзя. Она на цыпочках подошла к полураскрытому саквояжу, осторожно заглянула в него. Там лежал атласный свёрток, из которого блестящими носками торчали красивые туфли – целых две пары. Порыться бы, узнать, что там ещё внутри, да боязно. Фросенька уселась на кушетку, стала ждать.

Возвратившись, важный человек вынул всё содержимое из саквояжа. Атласный свёрток оказался одеждой. То были два халата – дамский и мужской.

«Странно, – подумала Фросенька, – зачем эти халаты?»

Потом она решила, что, вероятно, государь устал и не желает мучиться в официальной одежде. А вот почему халатов два… Скоро узнается.

– Когда начало? – спросила девушка.

– Надо немного подождать, – сказал таинственный господин.

Вода за стенкой продолжала шуметь, но уже чуть громче – видно, вторую дверь оставили открытой.

Господин сделал кому-то невидимому знак. Вкатили шарманку. Одну песенку на ней сыграла горничная, а другую – сам господин. Далее ручку шарманки крутил кто-то и вовсе невидимый. Или Фросенька не видела его из-за тумана, который неустанно шёл из сосуда Аладдина. Невидимый музыкант был ей мало интересен. А вот важный барин…

Тот, произнеся пару галантных фраз, уселся подле кандидатки во фрейлины. И снова замолчал. Дабы прервать молчание, Фросенька встала с кушетки, сделала книксен и протянула барину руку, как бы преглашая на танец. Господин отрицательно покачал головой. Но с кушетки поднялся. Стал неуклюже переминаться с ноги на ногу. Какой смешной, однако!

Кружить тот барин казачку в танце не кружил, видимо, просто не умел он танцевать. Зато вполне увереннно повлёк девушку в соседний покой, там где была другая дверь, ведшая далее, за которой по-прежнему громко шумела вода. Там была роскошная ванная! Кто бы мог подумать, что за стеной богатого гостиничного номера может располагаться ещё более красивый интерьер.

– Необходимо чистой быть, – произнёс незнакомец. И вышел.

Господин вышел, Фросенька начала раздеваться. Окунувшись в горячую пенную воду, она ощутила блаженство, какого ещё не испытывала никогда. Под действием травяных ароматов нахлынули деревенские воспоминания. И снова, в течение всего нескольких минут девушка успела вспомнить всех своих знакомых мужчин. Всех, кроме отца. Тятенька не в счёт, сказано уже. Пётр Сергеевич и капитан были главными среди многих…

Фросеньке вдруг захотелось любви. Срочно! Уже хоть с кем-нибудь. Да хоть с тем господином, который только что вышел. Не с государем же ей быть в близких отношениях. Если она пока ещё в ванной находится, то и государь, стало быть, тоже где-то в ванной пребывает. Омывает тело после трудового дня. Ну да, у него ведь столько приёмов ежедневно. Пока государь о ней вспомнит, она уже успеет…

Будто прочитав её мысли, снова вошёл тот господин. У Фросеньки перехватило дух от зрелища: господин был наг. Совершенно гол!

Он, всё так же молча, поднял ногу, поставил её в ванну. Его колено очутилось прямо у её губ. Она поцеловала то колено. Ей так захотелось! После того, как Пётр Сергеевич поцеловал однажды её колено на чердахе, ей давно мечталось сделать то же самое кому-нибудь. И вот, сделала…

Господин воспринял это как хороший знак. И явно передумал мыться.

А Фросеньке стало жарко, как никогда. Окруживший ванну пар вызывал почти удушье. Пришлось подвигаться немного, оглушительно фыркнуть, поднять фонтан брызг.

Господин принял и этот демарш благосклонно. Он набросил халат, сунул огромные ступни в блестящие туфли.

Затем этот весьма галантный кавалер, предположительно очень страстный, вытащил из ванны Фросеньку. Облачил её так же, как и себя. И повёл в соседнюю комнату. Но уже не в ту, где они пробовали танцевать.

С другой стороны большой ванной комнаты имелась ещё одна дверь, а за ней размещался огромный зал с огромным же бассейном.

Придя в ту залу, Фросенька ахнула: сколько же там ещё было атласных халатов и красивых домашних туфель разнообразных расцветок и размеров. Определённо кем-то забытых. Или специально брошенных. Небрежно, по-царски…

«Может, это и есть царский бассейн, где император плавает инкогнито, – подумала Фросенька. – Сейчас меня поведут ещё дальше, в четвёртую комнату, красиво приоденут и, наконец, представят государю, который явно в эту самую минуту меня ждёт, отдыхая после бани».

Хорошая мечта. Достойная любой девушки, независимо от её происхождения и воспитания.

Однако важный господин на этот раз не одобрял мечтаний Фросеньки. Он снял с неё халат…

Начались красивые утехи. Водный праздник!

Сначала было плавание: то в обнимку, а то вдруг взявшись стыдливо за руки, очень стыдливо. Казачка даже усомнилась в намерениях солидного красавца. Ему было жаль её… трогать? Так спросил бы, а она ответила бы: делайте со мною, что хотите. Так написано в тех книжках, которые она, едва-едва распознавая буквы, всё-таки читала.

Господин всё молчал и молчал.

«Ну и скромник, – внутренне зашлась казачка. – Вся деревня бы его обхохотала, явись он к какой-либо девке с таким предложением…» Она ждала самого главного. Долго ждала. А когда совсем устала ждать, в тот момент оно и наступило… Дождалась!

«Интересно, как мы смотримся со стороны», – развеселилась Фросенька. Она была уверена, что дамы, нарисованные в тех журналах, которые привёз ей тятенька из Франции, ужасно ей завидуют. А тятенька вообще их не листал, похоже, те журналы. Иначе знал бы, что там не только моды…

Плавание было грандиозным. Господин выл от удовольстия. Фросенька теперь целовала всё, что попадалось ей под губы. Господин поступал так же. Им обоим было хорошо. Кусался господин больнее, чем Пётр Сергеевич, но от этого Фросеньке было только приятнее. После всего новоявленной будущей фрейлине предложили шампанского.

Выпив, она хотела продолжить действо, но господин, как ни странно, отказался. Устал!

Он перенёс её в самую первую комнату, в ту, где они увиделись впервые, а не в ту, четвёртую, где их мог ждать государь. Уложил на атласные подушки. Государя всё не было и не было, но были чудесные подушки. С таким хорошеньким рисуночком…

Странно. Встреча с императором отложена на утро? Бывает ли такое? Странно…

Фросенька уснула. Во сне ей привиделся праздник в бассейне. Всё в том же. Однако вода там была… Мутно-голубая, скорее даже серая! Как можно этакую воду наливать для царского купания?

Плавала она в том сне одна. А потом пришёл любимый капитан и не захотел нырять. Даже не разделся.

– Нет, не любит он меня, – вслух решила девушка.

Дальше ничего не снилось. Ничегошеньки.

Глава 13 Отрезвление

Очнулась Фросенька поздним утром. Уже от других запахов, от ароматов табака и водки. И от криков капитана:

– Бессовестная! Куда ты вчера делась, ась?! Царь ждал тебя и уехал!

Казачкино сердце готово было выскочить. Значит, всё-таки, она была права: царь ждал её именно в той, самой последней, четвёртой комнате. Как нехорошо получилось. Зачем она пошла на поводу у неизвестного человека? Который, к тому же, всё время помалкивал. Нужно было ей разговорить молчальника, настоять, чтобы её после бассейна вывели в совсем другую дверь. А не несли в халате на кушетку, в этот задымленный покой. Кто тот господин? Был ли он в себе? Перепутал ли он двери нарочно? Знал ли его капитан? Непохоже. Раз так кричит, значит не знал.

Возражать не было смысла. Первое, что пришло в голову:

– Отдайте меня в Смольный, я согласна на учёбу…

– В Смольный? – возмутился капитан. – Как я тебя там представлю? Девицей? Невинным созданием? Отдалась первому встречному…

Первый встречный, кем бы он ни оказался, был Фросеньке не противен, а по-прежнему приятен. Но надо было настоять, чтобы… Ах, какая досадная ошибка! Её с кем-то перепутали, определённо. Не для неё готовились все эти залы и душистая ванна с басейном. Теперь вот сиди и оправдывайся.

– Смольный не Зимний дворец, – попробовала «выкрутиться» казачка. – В институте никто ничего не узнает. Вы ведь не скажете. И я не скажу. А тот господин, он, поди, не был в Смольном никогда. В институтах таких господ не бывает…

Капитан молчал, продолжал злиться.

– Кто он? Вы его знаете? – надрывно спросила Фросенька.

Ответа снова не было.

– И где же он теперь? – задала себе самой вопрос несчастная.

Она пошла к окну. Со второго этажа открывался неплохой вид. У крыльца стояла бричка. Фросенька её узнала. И кучера узнала, но теперь он был одет не в ливрею, а в извозчичий кафтан.

А тут и незнакомец вышел на крыльцо. Наряд его смотрелся чуть получше кучерского, но тоже не ахти как. Где соболья шапка? Где восхтитительная бархатная мантия?

Фросенька не знала, что то был театральный реквизит, потому и мучилась вопросами.

Она вернулась к благодетелю, присела на кушетку рядом с ним.

Капитан кликнул прислугу. Пришла дебелая матрона, никоим образом не напоминавшая вчерашнюю полупрозрачную девицу в чепчике.

– Чего прикажете?

– Принеси-ка ты нам, милая, чайку, да покрепче. И вареньица… Ты какое любишь?

Вопрос был адресован Фросеньке. Бедняжка пожала плечами.

Матрона вышла и через несколько минут вернулась с тяжёлым расписным подносом. Поставила его на стол. Безмолвно удалилась.

Чаепитие вновь сблизило рассорившихся путников. Им по-прежнему надо было в Петербург, срочно. Обоим! Так они решили, хохоча и хлопая друг друга по плечу. Настоящая казачка может хлопнуть – мало не покажется.

В общем, помирились. Благодаря хорошему характеру и отходчивости капитана. Злопамятство великий грех! К тому же, благодетель старых ветхих ветеранов не может долго злиться на молоденькую, шуструю, смышлёную, во всём приятную резвушку.

Капитана ждали в столичном комитете героев-инвалидов. А Фросеньку… Кто её где ждал? Тут не мешало уточнить.

– Может, мне притвориться девицей? – спросила казачка. – Думаю, я это сумею, у нас все деревенские девушки умеют… Может, примут меня в Смольный, а?

– Там есть врач! – рявкнул благодетель. – Доктор, который делает всем барышням медосмотр. Разденься-ка, дурочка ты моя… – он вдруг сменил тон на ласковый. Точно так же и отец жалел юную казачку, когда она, чересчур расшалившись, приходила с повинной.

Фросенька сняла халат, осмотрела своё тело. Там были синяки от укусов. Некогда приятных, а теперь вызывавших отвращение далеко идущими последствиями.

– Ну вот! – опять взбесился благодетель. – И что мне с тобой делать?!

Фросенька, вся нагая, бросилась на кушетку, принялась рыдать.

Капитан, поднявшись со своего места, постоял над ней несколько мгновений молча. Затем сел рядом. Затем начал расстёгивать сюртук. Сняв его, бросил в угол. Затем стал расстёгивать брюки.

Жертва страшного недоразумения перестала плакать. Любимый ею и такой желанный накануне вечером мужчина, похожий на отца, окончательно её простил!

Вскочив с кушетки, Фросенька помогла служивому снять брюки, бросилась целовать колени. Капитан застонал.

– Вам плохо? – испугалась тятенькина егоза. – Не слишком ли я резко с вами обращаюсь? Совсем забыла, что вы старше… Где болит?

Вместо ответа капитан вскочил, подбежал к двери, приотворил её и, просунув руку в щель, сделал знак кому-то, находившемуся в коридоре. После того рука его вернулась со связкою ключей.

Из коридора донеслись удаляющиеся шаги.

Капитан запер дверь на два оборота. Подойдя к Фросеньке, он стал обнимать её, тереться дрябловатым телом о её нежную кожу. Как ни странно, девушка была рада. Тело капитана казалось ей прекрасным. Она любила!

Затем любимый стал намазывать её остатками варенья и всю облизывать…

Не таким уж слабаком оказался «коротышка». В ту минуту Фросенька ненавидела Петра Сергеевича за то, что тот дал её обожаемому благодетелю такое прозщвище. С героем-капитаном казачке было хорошо, как ни с кем другим. Молодой Болотников и ряженый «человек из снов» в подмётки ему не годились.

– Всё, что ни делается, к лучшему! – воскликнула Фросенька.

Довольный капитан накрыл ей рот своим усатым ртом. От такого непередаваемого удовольствия казачка совершенно отключилась.

Угодить в постели не значит чем-то обязать. И уж тем более не значит обязать на всю жизнь. Но капитан сжалился над Фросенькой, взял её с собой в Петербург. Хорошим человеком оказался, не отправил назад к отцу. Не пережил бы позора инвалид! Да и она, Фросенька, не пережила бы. А что у благодетеля в ту ночь денег солидно поприбавилось, откуда же ей было знать.

Приехав в Петербург, Фросенька не отходила от новоявленного отца ни на шаг. Вдруг передумает и бросит, вдруг не захочет долго возиться с легкомысленной девкой? Теперь-то ей в благородные ходу нет – нечистая она. Да и почти все мысли у неё теперь нечистые. Разве какая-нибудь благородная девица будет всё время помышлять о причинном месте, испытывать сладкое томление при первом же упоминании о нём?

Ой, лучше бы уж там, в деревне, Пётр Сергеевич не заигрывал с ней вовсе, лучше бы ей девой оставаться. Подольше. Как можно дольше. Может, всё в жизни обернулось бы иначе. Может, стала бы она дворцовой дамой и без этих фокусов. А теперь…