Текст книги "Отступление"

Автор книги: Андрей Жиров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 31 страниц)

      Что до гражданского населения, все еще можно исправить. Убежден, ваше промедление было вызвано излишним служебным рвением, а отнюдь не злым умыслом. Так что после возвращения сможете спокойно наверстать упущенное.

      – Но... – с трудом переваривая услышанное, произнес лейтенант. – Но разве все происходящее не учения?

      Не успел генерал ответить очередной колкостью, как внезапно ночную тишину разорвала канонада далеких взрывов.

Глава 26

  Геверциони. 08.27, 7 ноября 2046 г.

      Внезапный удар оказался невероятно мощным. Вначале небо за спиной марширующей бригады расцвело, вскипело белым сиянием. Над простором тайги поднялся и лопнул невероятный огненный шар. Земля ощутимо дрогнула под ударом. Следом пришла волна удушливого, смрадного жара. Прокатившись волной, она безжалостно гнула к земле деревья, сбивала людей с ног. Затем все на какой-то миг стихло и только алые языки пламени жадно плясали на месте взрыва в тщетных попытках дотянуться до неба.

      Спустя буквально десяток секунд очередной взрыв сотряс землю. На этот раз удар пришелся ощутимо ближе. Что-то как раз в направлении движения маленькой армии.

      Ошарашенные и растерянные, люди – кто продолжая стоять, кто – сидя на льду – молча вглядывались в пылающий горизонт.

      – Лазарев! Десанту немедленно рассыпаться – всем укрыться на берегу! Углубиться на сто метров вглубь леса! – мгновенно переключаясь, крикнул Геверциони. – Юрий, что происходит?! Мне нужна информация! Где взрывы?! Кто, что, почему и чем! Быстро, быстро!! Собрались все!

      Мирный сон тайги прервался – ночной лес наполнился тревожными криками птиц и зверей. Очнулись и люди – зашевелились, забегали, подчиняясь волевой решимости командира.

      – Георгий Георгиевич! – вынырнувший из суматохи Юрий говорил быстрее, чем обычно. И на железном полковнике сказывалась общая нервозность. – Взрыв километрах в четырнадцати на шесть часов. Похоже, это...

      – Это точка высадки, – твердо произнес вслух тяжелые слова Геверциони. Множество обрывков мыслей мгновенно пестрым калейдоскопом пронеслось в сознании генерала. И невольно внимание заострилось на одной из самых тяжелых. Георгий на миг замолк, а потом решительно добавил – Юрий, пригляди за Робертом.

      – Есть...

      – Увидишь по пути Ильина или Лазарева – передай, что они мне нужны, – добавил генерал уже в спину Фурманову. Тот только кивнул, продолжая бежать, высматривая по сторонам майора.

      – Видите, лейтенант, – тяжело выдохнул Геверциони. Затем с усилием провел ладонями по лицу в тщетной попытке отогнать навалившуюся тяжесть и продолжил, через силу выдавливая слова. – Это не учения, это война... Рассказывайте все, что знаете о текущей обстановке.

      – Я, товарищ генерал... Утром, накануне учений по всей стране прошло волной отключение вычислительных сетей, а так же большей части электроники. Если быть точным – в 2.37 по Москве, 4.37 – по местному. Следом вышли из строя электростанции. Параллельно перестала работать волновая связь: от телефонов и радио до ИОЭВМ[32]32
  Информационно-обменный ЭВМ контур (или же просто 'Сеть') – советская международная альтернативная Интернету компьютерная сеть в данном варианте развития истории.


[Закрыть] контура и телевидения.

      Некоторое время – до 4.55 – продолжала работать экстренная связь с Москвой – аварийный телеграф. За это время успели поступить лишь скупые общие данные, приказ не поддаваться на провокации и сохранять боевую готовность. Последним было сообщение о введении военного положения. На этом месте связь окончательно прервалась и больше ничего не поступало. Потом – полная тишина.

      – Связь наладить пытались?

      – Так точно. Своими силами проверили – оборудование полностью исправно. Но не работает. Эфир забит помехами по всем каналам.

      – А человека людей не пробовали посылать в Сургут или Нефтеюганск?

      – Не имею права – в условиях военного положения запрещено покидать объект. Кроме того, налаживать связь – задача вышестоящего...

      – Да чтоб тебя! – в сердцах воскликнул Геверциони. К возмущению примешалась и горечь недавней потери. – Хреново воюем, лейтенант. Если за каждую буковку устава держаться, то дела будет мало. 'Ты – мне, я – тебе' – такая психология не для войны.

      Успокоившись и ещё раз всё взвесив, Георгий только рукой махнул:

      – А, ладно, забудь... Нет твоей вины. Просто уж очень обидно опять оставаться без связи и без информации. Кстати, не хочу тебя расстраивать, лейтенант, но, похоже, второй удар был как раз по твоему складу...

      – Командир! – громкий, полный отчаяния мужской крик внезапно прервал Геверциони. Едва успев обернуться, генерал лицом к лицу столкнулся с запыхавшимся Чемезовым. И поразился, как горе за считанные минуты преобразило человека. Бежал по лесу, без оглядки: полушубок расхристан, на лице царапины, шапки как не бывало... Волосы взъерошены, неряшливо торчат во все стороны. С лица словно листва с деревьев сошел былой лоск – заострились черты, рваными линиями обнажились морщины. Даже всегда спокойные, сосредоточенные глаза выкатились, остекленели. На дне расширившихся зрачков тонкой рябью проблескивает, мерцает безумие. – Командир!... Она!... Разреши!... Я!...

      Губы майора тряслись. Он проглатывал окончания слов, словно захлебываясь их тяжестью. Но слишком сильный пожар бушевал в груди Роберта – не в силах выразить, выплеснуть жар словом, призвал на помощь жесты. Схватив Геверциони за воротник, Чемезов просил, требовал, умолял. И все время просительно заглядывал генералу в глаза.

      Пару секунд Геверциони молча выслушивал низвергающийся из уст Роберта поток боли и гнева. При этом лицо генерала становилось все более мрачным. И наконец он не выдержал. Широко размахнувшись, Георгий гневно выкрикнул: 'Роберт! Приготовься!' – и, когда тот от неожиданности на миг замер, почти без жалости, от души ударил майора в челюсть.

      Чемезова отбросило на пару метров. Пропахав глубокую борозду, майор заехал лицом в сугроб. По-прежнему прячущиеся вдоль берега десантники во все глаза наблюдали за происходящим. Откуда-то из опаленных далеким заревом сумерек выскочил запыхавшийся Фурманов, да так и застыл.

      В гнетущей тишине, под прицелом сотен внимательных взглядов Геверциони решительно двинулся к лежащему на земле Роберту. Тот успел приподняться на локтях и лишь непонимающе глядел на генерала. В глазах Чемезова однако больше не осталось ни следа от былого помешательства – только боль и растерянность. Подойдя вплотную, Геверциони вновь внимательно посмотрел майору в глаза. А затем внезапно горько дернул уголком рта и присел рядом на корточки.

      – Прости, Роберт, это лишь малое, что я мог для тебя сделать, – не отводя взгляда, сказал Георгий и протянул лежащему руку. – А теперь вставай. Мы идем за ними.

      – Спасибо... – благодарно кивнул Чемезов. В уголках глаз мелькнули предательская влага, но майор волевым усилием погасил в себе эту слабость. Не позволил никому, кроме генерала больше смотреть на его позор. Крепко сжав протянутую руку, Роберт мощным рывком поднялся на ноги.

      – Генерал... – осторожно шепнул на ухо Геверциони как всегда осторожный Фурманов. – Вам нельзя сейчас...

      – Нет, ты не понимаешь, Юра... – тихо ответил Георгий. – Только так и можно. Даже если забыть, что Алиса наш товарищ, остается еще долг перед людьми. Груз совести.

      – Не понимаю... – удивленно ответил полковник.

      – Там сейчас адмирал Кузнецов. Если я отправлю туда людей, а сам останусь, это могут воспринять как намеренное желание узурпировать власть, избавиться от конкурента.

      – Вы это серьезно?

      – Я ведь не говорю, что так подумают. Но в трудный момент именно такие сомнения могут оказаться решающим камнем на чаше весов. Я не могу позволить себе игнорировать это. Потому мы вместе с Робертом, десантниками и медиками возвращаемся, а ты остаешься здесь.

      – Куда собрался, генерал? – резко спросил появившийся из темноты Ильин. Рядом с ним стоял сосредоточенный, угрюмый, словно туча, Лазарев.

    Глава 27

Геверциони. 09.30, 7 ноября 2046 г.

      Оставив основную часть бригады обустраиваться лагерем на ночь в шести километрах от узловой станции, Геверциони вместе со взводом добровольцев отправился обратно. Метель утихла: уже не хлестал в лицо со страшной силой вихрь острых снежных хлопьев. На небе не следа от былого вороненой пелены – лишь редкие лоскуты продолжали лениво дрейфовать, качаясь на уставших крыльях ветра. Тьма отступила. Уставшие, измотанные до предела люди наконец-то увидели в лилово-черной дали исходящий белым сиянием лунный серп. И звезды – миллионы, бесконечные миллиарды крошечных огоньков...

      Глядя на разлитое по небесной тверди сияние, бойцы замолкали. С невероятной, непреодолимой силой всплывали в памяти образы и лица. Как же высоко были они считанные часы назад. И как беспомощно низвергнуты...

      Стоило на миг вернуться – хотя бы в мыслях – к этим трагичным минутами и уже не обычные звезды сияли на просторе неба. Из неведомых далей на Землю и людей словно обращали прощальный взгляд те, кому уже никогда не суждено вернуться. Их взор напоминал бредущим сквозь ночь, холод и страх, что нельзя предать память павших, нельзя обмануть надежду живых. Ради прошлого, настоящего и будущего нужно преодолеть тяжесть потерь и продолжать жить, защищать самых дорогих и близких. А еще – чтобы когда-нибудь суметь вернуться на утраченную высоту.

      – Роберт, не теряй голову... – тихо сказал Геверциони. В который раз уже повторял генерал эти нехитрые слова. Он каждую минуту вынужден был не только думать о подчиненных, о трех с половиной тысячах живых и здоровых людей, которых должен вести к победе. Не только о погибших раньше и погибавших сейчас в огненном шторме среди океана тайги и снега. Но и постоянно удерживать несчастного Роберта на тонкой грани. Слишком велика оказалась боль потери даже для такого сильного человека. И, что самое страшное, каждый миг, каждую секунду в сознании обнаженным нервом трепетала надежда. Робкая, невероятная надежда на чудо.

      Таков человек. Даже в самом безнадежном положении он продолжает надеяться. Держится даже не за соломинку – за невидимую глазу шелковую нить. Вопреки здравому смыслу, вопреки всему. Увы, часто это оборачивалось трагедией. Но иногда... Иногда слабая путеводная нить приводила к счастью. Возможно, что именно это спасительное свойство одна из немногих опор человека, залог успеха и побед.

      – Спокойно, Роберт... – вновь произнес Геверциони. Майор лишь угрюмо кивал, передергивая плечами. И продолжал бежать вперед. Перепрыгивал через сугробы, петлял между деревьев. Сейчас только одной мечтой он жил, только одним грезил – как можно быстрее достичь, уберечь, спасти.

      Разделяя чувства Роберта, Геверциони ни на шаг не отставал, задавая темп бегущим следом десантникам. Но не безумная надежда руководила поступками генерала. Как не было ему больно, как ни горевал в душе – Георгий больше не мог позволить себе ни секунды слабости. Эта до крайности пафосная, напыщенная и затертая политиканами мысль пульсирующей жилой, не ослабевая, дрожала в сознании. Безжалостно подавив стальной волей бушующий костер чувств, Геверциони в первую очередь беспокоился о том, чтобы спасти выживших. И прежде всего, – медиков и разведчиков. Увы, потеря этих специалистов способна стать для бригады невосполнимой потерей. Ради этого генерал, не жалея сил, бежал вперед. А его боль... Что ж. Это просто его боль.

      Геверциони презирал себя за такие безжалостные, жестокие мысли. Воплощались в жизнь самый страшный кошмар – оказаться в ответе за жизни людей. И вот уже приходится с привередливой миной выбирать, взвешивать: кто лучше, кто хуже, кто достоин, а кто – нет... Но выбор, чёрт бы его побрал, сделан и по-другому он уже не имеет права.

      – Держаться! Не отставать! – едва сдерживая раздражение, крикнул Георгий бегущим следом десантникам. И вынужденно сбавил темп. Увы, но бойцы заметно выбились из сил. Терялась скорость – многие постепенно отставали. Задеревеневшие, потерявшие чувствительность ноги заплетались. Дыхание стало прерывистым, хриплым. После десяти километров марша приходится возвращаться, да еще бегом. Даже для тренированного организма это было серьезным испытанием. Только подгоняемый надеждой Чемезов, да сам Геверциони еще сохраняли какие-то силы, хотя это уже было на грани человеческих возможностей. Причем гнали контрразведчики отчаянно, без оглядки.

      Единственные, кто продолжал более-менее на равных держаться, были взводный младший лейтенант и высокорослый десантник. Бегущие следом двое медиков уже на пределе: не дышат, а хватают ртом воздух жадно, взахлеб, кое-как переставляя заплетающиеся ноги. Геверциони тронул за плечо Роберта и взглядом указал за спину. Чемезов кивнул, понимая командира без слов. Пристроившись наравне с 'эскулапами', генерал и майор стянули с их плеч всю поклажу.

      Между тем изнурительный бег по пересеченной местности продолжается уже больше часа. По прикидке Геверциони до места посадки оставалось не больше двух километров.

      – Давайте, братцы! – как мог, приободрил бойцов Георгий. – Мы уже близко.

      И внезапно застыл на месте. Бежавшие следом так же остановились, потеряв дар речи. Люди не могли поверить своим глазам. Из-за поворота прямо на них выползал тихо рычащий грузовик.

      Первым, как и положено командиру, очнулся Геверциони. Сорвавшись с места, он привычно уверенным движением выхватил из-за спины автомат. Безжалостно полетели в снег набитые под завязку рюкзаки. Жалобно звякнули о камни какие-то склянки внутри, металлическая мелочевка. И, словно в насмешку, следом стальным лязгом ударил о стволы деревьев передергиваемый затвор.

      Преодолевая пространство мощными, гигантскими рывками по несколько метров, Георгий рвался вперед. Стараясь подойти как можно ближе незамеченным, он петлял между деревьев, круто маневрируя. Через секунду к неистовому бегу присоединился пришедший в себя Роберт. Гонимый бушующей внутри яростью, майор быстро нагнал Геверциони. За считанные секунды, пока остальные десантники еще пытались осмыслить происходящее, двое чекистов-волкодавов успели преодолеть до полста метров.

      Не сговариваясь, они синхронно и почти беззвучно упали под защиту прибрежных кустов. И только поймав в перекрестье прицелов, уже держа пальцы на курках, замерли от удивления. В грузовике оказались свои.

      За рулем сидел Гуревич. И вид у майора был откровенно скверный: левая рука по локоть забинтована и на белом четко виднелись кровавые пятна. Впрочем, эта рана была не единственной. Присмотревшись, Геверциони заметил, что бинтами перехвачен и высокий лоб, и грудь под небрежно накинутой курткой. Рядом в кабине сидели тяжелораненый боец и полковник Гольдштейн. Доктор хотя и с первого взгляда не был ранен, смотрелся помятым и потерянным. Трясущиеся руки, бегающий, полный отчаяния взгляд. Гольдштейн сидел, плотно вжимаясь в спинку сидения и не замечая ничего вокруг.

      Тент кузова лучше всяких слов говорил о пережитой непростой переделке. Борта и брезент обожжены – где-то краска вспенилась пузырями и застыла, где-то – облезла, обнажив почерневшую сталь. Ребра каркаса местами погнуты, сам тент стильно распорот. Частые лоскуты словно крылья без устали трепещут на ветру, ударяясь о борта. Сквозь многочисленные прорехи в обивке видны раненные. Они сидят плотно попирая друг друга плечами. Перемазанные кровью, замотанные бинтами и широкими полосками ткани.

      А следом ползет, фыркая и захлебываясь, еще одна машина... Увы, последняя и не менее израненная.

      Несмотря на профессиональную прививку от излишней впечатлительности – да и, что говорить, такую же профессиональную душевную черствость – контрразведчики невольно замерли, застыли без звука и движения.

      – Кто здесь? – внезапно разорвал тишину голос Гуревича. Машина плавно остановилась. Словно охотничий пес, разведчик повел носом из стороны в сторону, пытаясь определить причину подсознательного, неясного беспокойства.

      – Это ... это ты, полковник? – наконец выдавил он, так и не обнаружив никого вокруг.

      – Нет, это я, – Геверциони решительно поднялся, перебросив автомат за спину, и подбежал к кабине.

      – Генерал... – через силу пробормотал Гуревич. Его уже ощутимо мутило. На бледном лице ни кровинки, только обагренные бинты. Чудо, что майор вообще не потерял сознания. Только невероятная сила воли и упорство поддерживали едва теплящийся огонек жизни в израненном теле. Сейчас, встретив своих, Рустам посчитал, что путь окончен. Вздохнув с облегчением, он наконец оставил борьбу. Теперь уже не было смысла через силу заставлять себя жить дальше.

      – Прости, генерал... – успел произнести майор. И голова его безвольно упала на грудь.

Глава 28

Геверциони. 08.33, 7 ноября 2046 г.

      – Медики! – яростно крикнул Геверциони за спину – Быстро ко мне!

      Двое военврачей, по-прежнему не понимая, что происходит, подняли из снега рюкзаки и припустили к генералу. Пришедшие в себя десантники бросились следом.

      – Смотрите! Что можно сделать?! – буквально рычал на эскулапов Георгий. Распахнув водительскую дверцу, он быстро, но аккуратно – словно ребенка – спустил на руках Гуревича. Опустив майора на предусмотрительно брошенный на снегу прямоугольник плаща, Геверциони освободил простор для докторов.

      – Как хотите, но чтобы он выжил! – внушил Геверциони, для верности надев на физиономию выражение крайней кровожадности и самодурства. Доктора тем временем уже успели разложить вокруг нехитрый скарб. Грозно сверкающие бритвенным лезвием скальпели, какие-то щипцы, зажимы. Хищно скалилась ровным рядом зубов хирургическая пила.

      Вступив в свое привычное 'царство', доктора сразу же перестали переживать. Весь окружающий мир словно бы исчез – остался только человек на снегу и смерть, с которой и предстоит сражаться. Так, перебрасываясь короткими, отрывистыми фразами, доктора принялись шаманить над распластанным на скомканном плаще майором. Начался привычный им ежедневный, беспощадный бой, где не было места лишним. Понимая это, Геверциони устранился. Нет нужды мешать тем, кто знает лучше, что и как делать.

      – Роберт, – бросил генерал. Но ответа не последовало. Удивленный, Геверциони огляделся по сторонам. И побледнел.

      Чемезов оказался рядом – у противоположной двери. Дверь эта, распахнутая настежь, жалобно поскрипывала на ветру, а на подножке, держась левой рукой за подголовник, стоял майор. Изнеможенное лицо исказилось, побелело от бешенства. В остекленевших глазах жила только всепоглощающая, бескомпромиссная ярость. И, как живое воплощение вырвавшегося наружу гнева, Роберт крепко сжимал рукоять пистолета. Костяшки пальцев побелели, курок утоплен до предела – лишь доли миллиметра до выстрела. И слепое, кровожадное дуло невидяще смотрит прямо в лицо Гольдштейна.

      – Где она?! – тщательно выговаривая каждую букву, рычит Чемезов. – Где она?!

      Словно отточенные острия клинков упирается горящий взор майора в лицо замершего от ужаса доктора. Тот лишь отводит глаза, мямлит что-то невразумительное, изо всех сил вжимаясь дальше в спинку сидения.

      – ГДЕ ОНА?!! – что-то нечеловеческое слышится в голосе Роберта. Не голос это уже, но звериный рык. Отчаянный, беспощадный. Чемезов сдерживался слишком долго. Но теперь, достигнув желанной цели, потерял контроль. Тщательно запечатанная в глубинах души боль, прорвалась и, напитав тлеющие угли гнева, взвилась до небес.

      Геверциони прекрасно понимал, что Роберт не отдает себе отчет в поступках. Теперь вряд ли подействуют слова, убеждения угрозы. Но стоило попытаться. Потому что иначе... Георгий гнал от себя крамольную мысль, однако все же не мог пойти против очевидного. Если успокоить Чемезова не удастся, придется стрелять. И этим стрелком станет сам генерал. Потому, что только ему Роберт доверяет и не будет ждать подвоха. И потому, что ни на чьи плечи нельзя перекладывать свою ношу, какой бы тяжкой она не была.

       – Роберт! – окликнул подопечного Геверциони. Но Чемезов оказался слишком поглощен жаждой мести. Тогда Георгий решительно запрыгнул на подножку со стороны водителя – благо дверь открыта.

      – Роберт! – настойчиво повторил генерал. Привлекая внимание, он пару раз махнул левой рукой. Тем временем свободной правой незаметно вытащил из кобуры пистолет и переложил в карман брюк. – Роберт! Послушай меня!

      С третьего раза Геверциони сумел достучаться до Чемезова. Словно в трансе майор медленно повернул голову на голос.

      – Роберт!! Успокойся! – радуясь маленькой победе, Геверциони стремительно развивал достижения. Теперь главное – захватить инициативу, навязать волю. Если удастся, то можно будет договориться. А главное – никто не пострадает. – Я здесь! Слушай меня.

      – Георгий Георгиевич... – растягивая слова, пробормотал Чемезов. Сейчас в воспаленном, потерявшем равновесие из-за горя мозгу стали постепенно восстанавливаться туманные образы прошлого. – Командир... Командир! Это ведь из-за него она осталась!

      Притихшая было ярость с новой силой вспыхнула во взгляде Роберта. Майор левой рукой схватил дрожащего Гольдштейна за воротник и пару раз хорошенько тряхнул. Так, что зубы клацнули. Затем вороненый ствол пистолета с силой ткнулся в дряблое горло доктора. От удара врач захрипел, зашелся в удушливом кашле.

      – Говори, где она?! – прорычал Роберт. – Почему ты жив и здоров, драпаешь?! А её нет?! Отвечай!!

      – Уберите! Уберите его! – тонко, протяжно завопил врач. На обрюзгшем лице обильно проступил холодный пот, а глаза мелко бегали по сторонам, то и дело возвращаясь к безжалостно уткнувшемуся в шею пистолету. – Убери-ите-е-е!!

      Гольдштейн сидел, отчаянно вжимаясь в спинку сиденья, не решаясь стереть обильно бегущие по лицу слезы.

      – Роберт! Роберт!! – Геверциони продолжал бороться. Заметив мелькнувшие между деревьев тени десантников, аккуратно подходивших к Чемезову со спины, он коротко мотнул головой. – Ты не прав! Никто её не посылал – она сама шла, шла по велению долга! Так было всегда! Не потому ли ты её любишь?!

      Роберт вновь в нерешительности застыл, скосив растерянный взгляд в сторону Георгия. И Геверциони продолжал: – Нет, нельзя сдаваться! Роберт! Разве ты не знаешь её? Не так то просто нас взять! Она твоя жена, но она и мой товарищ! Я тоже беспокоюсь, но я верю! А ты? Ты веришь?!

      Пистолет в руке Роберта дрогнул. Чуть-чуть, но Геверциони заметил.

      – Роберт! Посмотри на себя! Что ты делаешь?! Что делаешь, говорю я тебе?! Ты же советский офицер! Вспомни, зачем тебе дано в руки оружие! Отвечай – зачем?!

      – Защищать...

      – Защищать народ и государство! Твердо стоять на страже интересов страны! Быть во всем – во всем! – образцом для подражания! А ты?! Посмотри на себя! – взревел Геверциони. – Что ты делаешь?! Тебе самому будет стыдно за такое поведение! Одумайся и прекрати, пока еще не переступил грань! Ты же советский человек!

      – Я... – растерянно пробормотал Роберт. – Я... Я понял, командир...

      Из обессилевших рук прямо на колени Гольдштейна упал пистолет. Чемезов, пошатываясь, спрыгнул с подножки и опустился на снег.

      Остававшиеся за деревьями десантники хотели было скрутить майора, но Геверциони вновь отрицательно мотнул головой.

      – Он офицер, а не преступник...

      Но не успел Георгий договорить, как в происходящее события вмешалось новое действующее лицо. Доктор Гольдштейн зловеще ухмыльнулся:

      – Сейчас я тебя, сволочь...! – и, схватив пистолет влажными, горячими ладонями, направил на стоящего на коленях, плачущего Роберта.

      На долю секунду повисла тишина. А затем, отражаясь от деревьев, по ночному лесу эхом прокатился резкий звук выстрела...

      ...Стоявший за деревьями Косолапов не слышал всего, что говорил генерал – слишком далеко. Но вот слова майора он как никто разделял. И потому не испытывал к потерявшему над собой контроль чекисту ничего кроме подспудного одобрения. Ведь именно так Иван хотел бы и сам поступить.

      От одной мысли, что где-то впереди под останками искореженных, оплавленных взрывом грузовиков осталась Лида, а этот дрожащий, исходящий потом доктор первым бросился спасть свою шкуру, в душе закипала злость. Возможно, будь у Ивана чуть больше времени, именно он бы сейчас стоял на подножке, целя штыком в брюхо полковника. Именно он стоял бы под прицелом и не хотел иной участи. И, может быть, тогда именно этот ГБшный майор один из немногих понял и принял такой поступок...

      Но сложилось так, как сложилось. И единственное, что мог Косолапов сейчас сделать – защищать майора, оказавшись как можно ближе. Именно потому он и оказался среди смельчаков, решившихся подкрасться к Чемезову со спины.

       Но вмешательства со стороны не понадобилось – генерал прекрасно справился сам. Иван не слышал, какие слова сумел Геверциони подобрать, но они подействовали. Майор опустил оружие и спрыгнул на землю. Ещё не придя в себя после шока, Чемезов бессильно опустился на колени и припал плечом к перепачканному снегом и грязью колесу.

      Самое время было перевести дух – ведь все вроде бы закончилось благополучно. Печально, конечно, что струсивший доктор не получил по заслугам. Только Иван прекрасно понимал: ради мести одному подлецу не стоит губить судьбу отличного офицера. Косолапов мысленно пожелал удачи сидящему на снегу майору. В конце концов, несмотря на различия в званиях и должности, они, сами того не зная, оказались самыми близкими по духу людьми на этом клочке заснеженной тайги.

      Однако оказалось внезапно, что еще ничего не кончено. Краем глаза уловив движение в кабине, Косолапов рывком вынырнул из мира грез в реальность. Дальше счет пошел на доли секунд. Тренированное тело автоматически, на одних инстинктах перекинуло из-за спины винтовку. Глухим лязгом отозвался предохранитель, хищно клацнул затвор. Но, поднимая к плечу заряженный смертью автомат, Иван видел – не успеть! Словно в замедленной съемке тянулось время. Казалось, сам воздух стал жидким, вязким. Прорываясь сквозь патоку, Косолапов изо всех сил спешил. И продолжал смотреть, как неотвратимо движется рука доктора, сжимающая пистолет. Не успеть! Вот уже палец тянет крючок. Кажется, что из ствола вырывается свинцовая смерть.

      Но на самом деле все чуть иначе. Лишь потом Иван сумел восстановить в памяти произошедшее. Чуть раньше, опередив доктора на считанные доли мгновения, выстрелил Геверциони. Выпущенная генералом пуля угодило точно в нацеленный на майора пистолет. И, хотя Гольдштейн все же успел нажать на курок, выстрел ушел вправо. Затем невероятная сила вывернула из руки доктора раскуроченный ствол, отшвырнула далеко в лес.

      Зашипев от боли, доктор прижал к груди вывернутые, разодранные в кровь пальцы. Устремив полный ненависти взгляд на Геверциони, он с процедил сквозь зубы:

      – Подонок! Грязная тварь чекистская!

      Но генералу было глубоко наплевать на слова. Наверняка, за долгую карьеру ему пришлось немало подобного выслушать. Не дрогнув ни единой черточкой лица, Геверциони спрыгнул на снег и пошел к по-прежнему сидевшему на снегу Чемезову.

      – Как ты, Роберт? – присев на корточки рядом с майором спросил генерал. Грустно улыбнувшись, он взял Чемезова за плечи и обнял. – Не теряй надежду, пока можно. До самого последнего мига. Нельзя! Я тебе обещаю – сделаю все, что могу. Веришь мне?

      Геверциони пристально посмотрел в полные тоски глаза Чемезова. Тот ответил робкой улыбкой. И в этот самый момент...

      В этот момент и произошла наконец развязка, которой никто не ждал. Левой рукой Гольдштейн незаметно вытащил свой форменный пистолет и высунулся из кабины с криком: 'Подыхай же, грязная тварь!'

      Геверциони ожидал чего-то подобного. Хотя нет. Честнее сказать – сознательно форсировал именно такое развитие событий. Георгий с первого взгляда, с первой секунды неожиданной встречи в лесу понял: не будет от совместной работы с доктором никакой пользы. Но обыденную натянутость отношений еще можно бы стерпеть, жертвуя личным ради общего. В конце концов, все они – в том числе и сам Геверциони – заложники обстоятельств. Никакой второй попытки не будет, как не напишешь жизнь с черновика набело. А, раз людям нужен врач, то он должен быть. И вопрос взаимоотношений с командиром стоит на последнем месте. Потому что настоящий командир в подобном случае спрячет свое самолюбие подальше.

      Только дальнейшее развитие событий не способствовало мирному разрешению конфликта. Сумасбродный демарш Чемезова только окончательно и бесповоротно всё испортил. Теперь приходилось выбирать между плохим и очень плохим вариантами. Только благодаря невероятному везению Геверциони удалось выйти из положения с наименьшими потерями.

      Несмотря ни на что, Чемезов по-прежнему оставался для генерала проверенным боевым товарищем. На майора можно смело рассчитывать в любой ситуации. То же, что он на время потерял над собой контроль – еще не показатель. И не такое с самыми волевыми людьми на войне может произойти.

      При том, даже опустив оружие добровольно, Чемезов еще не вышел из-под удара. Сидящий рядом живой и здоровый Гольдштейн грозил остаться для многих воплощением произвола чекистов, очередной 'жертвой'. Учитывая же созревшую в душе полковника ненависть, не исключено, что он сам приложит деятельное участие. Такое развитие событий в итоге грозило серьезными проблемами. Идти на войну, осознавая, что армия расколота на враждебные группировки – самоубийство. Но не только для Геверциони – для всех. Враг ведь не станет разбираться, вникая во все хитросплетения. Потому в любом случае теперь живой и здоровый Гольдштейн – угроза общей безопасности. А значит – нужно подставить его, лишить благодатного ореола мученика...

      Увы, Георгий не считал доктора Гольдштейна ни трусом, ни злодеем. Даже оскорбления не доказывали обратного, наоборот – подтверждали. Не стоит огульно осуждать, пока не известна подоплека. При этом Геверциони пришлось все-таки начать действовать. Более удобного момента могло больше не представиться. И оказалось бы поздно.

       Георгий намеренно продемонстрировал открытое пренебрежение, повернувшись к доктору спиной. И ожидал пули. Обходя кабину грузовика, наклоняясь к Роберту – любой миг мог стать последним. Это отнюдь не было игрой: Геверциони не собирался делать что-либо вполсилы.

      И все-таки в глубине души генерал не верил, что Гольдштейн решится на убийство. Пускай доктор обижен, пускай на взводе, но не похоже было, что истерика подчинила его полностью. Увидев перед лицом слепой зрачок ствола Геверциони не удивился. Именно этого, в конце концов, он и добивался...