Текст книги "Поэзия первых лет революции"
Автор книги: Андрей Синявский
Соавторы: Андрей Меньшутин
Жанр:
Литературоведение
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 34 страниц)
10 См. Н. Полетаев. О трудовой стихии в поэзии. – «Кузница», 1920, № 1.
11 Н. А. Островский. Как закалялась сталь. М., 1956, стр. 187-188.
12 Лариса Рейснер. Избранные произведения. М., 1958, стр. 88.
13 Там же, стр. 24 (Из авторского предисловия к отдельному изданию).
14 В. Александровский. Звон солнца. Стихи и поэмы. Книга первая. М., «Кузница», 1923, стр. 14.
15 Владимир Маяковский. Полное собр. соч., т. 2, стр. 87.
16 Там же, т. 8, стр. 294-295.
17 Федор Сологуб. Пламенный круг. Стихи. Книга восьмая. М., Изд. журнала «Золотое руно», 1908, стр. 47.
18 В. Розанов. Спавшие листья. Короб 2-й. Пг., 1915, стр. 303.
19 Там же, стр. 8.
20 См. Александр Блок. Собр. соч., т. 9, стр. 60 (статья «Три вопроса», 1908).
21 Александр Блок и Андрей Белый. Переписка. М., 1940, стр. 220 (письмо А. Белому от 1 октября 1907 г.).
22 Там же.
23 См. Александр Блок. Собр. соч., т. 6, стр. 275 (предисловие к сборнику «Лирические драмы», 1907).
24 Г. Ременик. Поэмы Александра Блока. М., 1969, стр. 104.
25 Эта тенденция, очень отчетливо проявляющаяся в книге Г. Ременика, дает себя знать и в некоторых других работах о Блоке.
26 Александр Блок. Собр. соч., т. 8, стр. 102.
27 См. Вл. Орлов. Александр Блок. М., 1956, стр. 157-158.
28 Владимир Маяковский. Полное собр. соч., т. 12, стр. 22.
29 Ив. Логинов. Накануне. Стихотворения. Пг., 1919, стр. 15-16.
30 «Вестник театра», 1920, № 76-77, стр. 12.
31 А. Поморский. Цветы восстания. Изд. 5. Пб., 1919, стр. 7.
32 «Горн», 1918, № 1, стр. 87.
33 С. Обрадович. Образное мышление. – «Кузница», 1920, № 2, стр. 24.
34 «Пролетарский сборник», книга I. М., 1919, стр. 12-13.
35 Ср. хотя бы следующие строки из стихотворения П. Якубовича «Человек» (1891):
Так в вихре, в молнии, в грозе стихий Природа
Гремит, как легион нездешних голосов.
Но с поднятым челом и с возгласом «Свобода!»
В обетованный край своих, лазурных снов,
Сквозь бурю, ливень, мрак, к долине тихой рая,
Шатаясь, падая под ношей крестных мук,
Вперед идет титан, на миг не выпуская,
Хоругви мятежа из напряженных рук...
36 Владимир Маяковский. Полное собр. соч., т. 12, стр. 13.
37 С. Владимиров. Об эстетических взглядах Маяковского. Л., 1959, стр. 89.
38 Владимир Маяковский. Полное собр. соч., т. 2, стр. 26-27.
39 Там же, стр. 24.
40 Там же.
41 Владимир Маяковский. Полное собр. соч., т. 2, стр. 23.
42 А. Луначарский. Литература и революция. – «Художественное слово», 1920, кн. 1, стр. 38.
43 Владимир Маяковский. Полное собр. соч., т. 7, стр. 131.
44 А. Метченко. Творчество Маяковского 1917-1924 гг. М.. 1954, стр. 404.
45 Валерий Брюсов. Последние мечты. М., 1920, стр. 3.
46 С. Рубанович. Владимир Кириллов. Стихотворения. – «Горн», 1919, № 2-3, стр. 113.
47 А. Коллонтай. Письма к трудящейся молодежи. Письмо 3-е. О «Драконе» и «Белой птице». – «Молодая гвардия», 1923, № 2, стр. 162.
48 Г. Лелевич. Анна Ахматова (беглые заметки).– – «На посту», 1923, № 2-3, стр. 191.
49 Там же, стр. 202.
50 Там же, стр. 194.
51 «Молодая гвардия», 1923, № 2, стр. 165.
52 Там же, стр. 170.
53 Н. Осинский. Побеги травы. – «Правда», 4 июля 1922 г.
54 К. И. Чуковский. Ахматова и Маяковский («Дом искусств», 1921, № 1). Построенная на резком противопоставлении Ахматовой и Маяковского как выразителей совершенно чуждых, враждебных друг другу «стихий» статья К. Чуковского несколько неожиданно заканчивалась выводом о необходимости их примирения, синтеза: «...Порознь этим стихиям уже не быть, они неудержимо стремятся к слиянию. Далее они могут существовать только слившись, иначе каждая из них неизбежно погибнет».
55 «Чугунный улей». Сборник пролетарских писателей. Вятка, 1921, стр. 60.
56 П. Орешин. Березка. Стихи. Саратов, 1920, стр. 32.
57 Н. Дементьев. Н. Г. Полетаев. – «Красная новь», 1935, № 7, стр. 180.
58 Валерий Брюсов. Среди стихов. – «Печать и революция», 1923, кн. 7, стр. 85.
59 О подготовке сборника к печати журнал «Кузница» сообщал еще в середине 1920 года.
60 М. Столяров. Вас. Казин. – «Россия», 1922, № 2, стр. 24.
61 Василий Казин. Рабочий май. Пб., 1922, стр. 6.
62 Там же, стр. 7.
63 Там же, стр. 11.
64 Ник. Асеев. Василий Казин. «Рабочий май». – «Красная новь», 1922, № 3, стр. 261.
65 «Пролетарская культура», 1919, № 9-10, стр. 65.
66 «Вестник жизни», 1919, № 3-4, стр. 160.
67 Н. Полетаев. Стихи. М., 1919, стр. 14.
68 Николай Полетаев. Резкий свет. Стихи 1918-1925. М.-Л., 1926, стр. 22-23.
69 Николай Полетаев. Резкий свет, стр. 19.
70 Николай Полетаев. Стихотворения. ГИХЛ. М., 1957, стр. 99.
71 Сергей Есенин. Собр. соч. в пяти томах, М., 1961-1962, т. 5, стр. 77.
72 Там же, стр. 22.
73 Сергей Есенин. Собр. соч., т. 2, стр. 72.
74 Там же, стр. 99.
75 Там же, стр. 36. Еще в 1916 г., вступая в спор «с тайной бога», Есенин писал:
Сшибаю камнем месяц
И на немую дрожь
Бросаю, в небо свесясь,
Из голенища нож.
Ср. обращенные к богу угрозы Маяковского в поэме «Облако в штанах»:
Видишь, я нагибаюсь,
из-за голенища достаю
сапожный ножик.
В 1918 г. эти настроения, отошедшие для Маяковского в прошлое, в поэзии Есенина выдвигаются на передний план. Его поза бунтаря-пророка сродни «тринадцатому апостолу», так же как его эпатаж «приличного» буржуазно-интеллигентного общества и т. д. Недаром впоследствии Маяковский, ополчаясь на слащавую пошлость, облепившую после смерти Есенина имя и творчество поэта, взывал к памяти Есенина-скандалиста, который был дорог ему своим здоровым и озорным непокорством вкусам обывательской публики:
Эх, поговорить бы иначе
с этим самым с Леонидом Лоэнгринычем!
Встать бы здесь гремящим скандалистом:
– Не позволю мямлить стих и мять! –
Оглушить бы их трехпалым свистом
в бабушку и в бога душу мать!
76 Попытку теоретически обосновать «образ» Есенин предпринял в работе «Ключи Марии» (1918). Интересное свидетельство об этих же тенденциях в его творчестве дает черновик письма Р. И. Иванову-Разумнику, относящийся к началу 1921 года. Здесь Есенин пытается переосмыслить современную и прошлую поэзию, ратуя за возвращение к исконной «фигуральности нашего языка»: «Я очень много болел за эти годы, очень много изучал язык и к ужа су своему увидел, что ни Пушкин, ни все мы, в том числе и я, не умели писат] стихов» (Собр. соч., т. б, стр. 147).
77 Сергей Есенин. Собр. соч., т. 2, стр. 40.
78 Там же, т. 5, стр. 55, 56, 61.
79 Сергей Есенин. Собр. соч., т. 5, стр. 65.
80 Там же, т. 2, стр. 75.
81 Там же, стр. 79.
82 Там же, стр. 103.
83 Там же, стр. 90.
84 Там же, стр. 103.
85 Там же, стр. 63.
86 Там же, стр. 91.
87 Сергей Есенин. Собр. соч., т. 2, стр. 92.
88 Там же, стр. 100.
89 Там же, стр. 59.
90 Там же, стр. 28.
91 Там же, стр. 77.
92 Там же, стр. 96.
93 Там же, стр. 111.
94 Сергей Есенин. Собр. соч., т. 2, стр. 101, 103, 104.
95 Там же, стр. 122.
96 Интересно отметить, что типично есенинские обороты встречаются в стихах, написанных значительно ранее аналогичных произведений Есенина и порою принадлежавших перу самых заурядных поэтов. Например, некий Предтеченский в стихах 1915 года изображает себя в компании «убийц, мошенников и кутил» и предваряет интонации известного стихотворения Есенина 1923 года «Сыпь, гармоника. Скука... Скука»: «Плачь дитя! Моя грудь раздавлена глыбой грусти. Плачь, стерва!» и т. д. (сб. «Без муз», Нижний Новгород, 1918, стр. 23). Это говорит о том, что «есенинщииа» как литературно-бытовое явление существовало, по сути дела, независимо от Есенина, а поэт своим именем и талантом лишь придал ему известность.
97 Владимир Маяковский. Полное собр. соч., т. 2, стр. 15.
98 Иван Филипченко. Эра славы. Стихи и поэмы, М., 1918, стр. 15, 6.
99 Георгий Якубовский. Практика и теория в творчестве «Кузницы» – как проблема материалистического искусства. – «Красная новь», 1923, № 6(16), стр. 340.
100 Декларация пролетарских писателей «Кузницы». – «Правда», 21 июня 1923 г.
101 «Эпопея», 1922, № 1, стр. 7, 16-17.
102 Владимир Маяковский. Полное собр. соч., т. 1, стр. 135-136.
103 В. Александровский. Восстание. М., 1919, стр. 4.
104 Например, П. Орешин поэму «Последняя свадьба» (другое название «Микула»), появившуюся в 1919 году отдельным изданием, одновременно опубликовал в лирических извлечениях, как ряд стихотворений. При этом элементы эпического сюжета, игравшие в поэме подчиненную роль, выпали без следа, что не оказало заметного влияния на содержание и структуру этого произведения.
105 В. Кремнев. Поэма Великой Революции. – «Кузница», 1920, № 5-6, стр. 62.
106 Там же, стр. 63.
107 Нельзя согласиться с утверждением К. И. Чуковского, отождествившего тогда поэму «Двенадцать» с прежними произведениями Блока: «...Мы, следившие за творчеством Блока, знаем, что здесь не новый, а старый Блок, и что тема „Двенадцати“ есть его давнишняя привычная тема. В „Двенадцати“ изображены: проститутка, лихач, кабак – но мы знаем, что именно этот мир проституток, лихачей, кабаков давно уже близок Блоку. Он и сам давно уже один из „Двенадцати“. Эти люди давно уже его братья по вьюге... И даже то, что двенадцать говорят о попе, было когда-то сказано Блоком – в „Ямбах“. Даже нож, которым в „Двенадцати“ Петруха убивает соперника, есть тот самый русский национальный нож, который давно уже неотделим для Блока от русской вьюги и русской любви, о котором Блок задолго до „Двенадцати“ сказал в стихотворении „Русь“:
И девушка на злого друга
Под снегом точит лезвие».
(К. Чуковский. Александр Блок как человек и поэт. Введение в поэзию Блока. Пг., 1924, стр. 130-131).
Эта концепция отчасти была продиктована полемикой Чуковского с теми, кто обвинял поэта в измене своему прошлому. Однако, не изменив себе, Блок существенно изменился в «Двенадцати», и количество звучащих здесь «реминисценций», напоминающих о его более ранних произведениях, еще ничего не доказывает. Очевидны качественные различия, касающиеся общей художественной структуры этой вещи и замеченные большинством читателей и самим автором. Между прочим, в той же книге Чуковский рассказывает, что Блок до конца дней относился к «Двенадцати» как бы с некоторым удивлением и, внимательно прислушиваясь к спорам вокруг этой поэмы, старался уяснить себе, что же у него написалось. Этот факт говорит за то, что «Двенадцать» для Блока не были привычной и давно разработанной темой, что здесь он выступил не как старый, а как новый Блок.
108 В. Кадашев. Причастие бесу болотному (О трагедии одного поэта). – «Накануне», 1918, май, № 6, стр. 4.
109 Записные книжки Ал. Блока. Л., 1930, стр. 175-176.
110 Г. Блок. Герои «Возмездия». – «Русский современник», 1924, № стр. 184.
111 Б. Эйхенбаум. Трубный глас – «Книжный угол», 1918, № 1, стр. 3.
112 Владимир Маяковский. Полное собр. соч., т. 12, стр. 85.
113 Александр Блок. Собр. соч., т. 8, стр. 55.
114 Владимир Маяковский. Полное собр. соч., т. 2, стр. 14.
115 К. Зелинский. На рубеже двух эпох. Литературные встречи 1917-1920 годов, стр. 7.
116 Попытки привязать автора к какому-то определенному «месту» поэмы доходили до того, что Блока отождествляли иногда даже с «буржуем на перекрестке». В. В. Сиповский, крайне вульгаризаторски трактовавший Блока, следующим образом излагал смысл и содержание «Двенадцати»: «Пошел Александр Блок, отравленный тоской, на Невский проспект с затаенной надеждой найти „нечаянную радость“ в лице какой-нибудь „прекрасной дамы“ – „незнакомки“ и ...наткнулся на „двенадцать красноармейцев», „в зубах цыгарка, примят картуз, на спину б надо бубновый туз“ – остановился на „перекрестке“ „и в воротник упрятал нос“... „Стоит безмолвный, как вопрос“, куда идти? Где спасенье?... Вдруг... трах-тарах-тах-тах-тах-тах. Петруха выпалил в Катьку – „незнакомку, падучую звезду“. Вот тебе и „нечаянная радость“! Вот тебе и прогулка по Невскому! И еще глубже ушел Александр Блок в свой воротник. „Хвост поджала его собака“... „Куда идти? ...Где спасенье? Стоит – и ноги не идут“». (В. В. Сиповский. Поэзия народа. Пг., 1923, стр. 17-18).
117 Драматургическое начало в этой поэме было выражено столь отчетливо, что вскоре после ее появления возникли инсценировки «Двенадцати», переводившие образы Блока на язык музыкальной драмы. При этом структура поэмы не подверглась существенным преобразованиям: весь текст легко распределился «по ролям», разбился на множество «партий». Любопытно, что в этих инсценировках роль автора никак не предусматривалась, все осуществлялось и произносилось самими персонажами, действующими или упомянутыми в поэме Блока.
118 См. Э. В. Померанцева. Александр Блок и фольклор. – «Русский фольклор. Материалы и исследования», III . Изд-во АН СССР, М.-Л., 1958.
119 Александр Блок. Собр. соч., т. 5, стр. 9.
120 Александр Блок. Собр. соч., т. 3, стр. 70.
121 Там же, т. 5, стр. 11.
122 Записные книжки Ал. Блока, стр. 189.
123 Александр Блок. Собр. соч., т. 5, стр. 9.
124 Дневник Ал. Блока. 1917-1921. Л., 1928, стр. 110.
125 «У Анненкова за каждой точкой – пробитое стекло, за каждой черточкой – ссадина от пули», – писал Кокет. Федин, назвавший, эти иллюстрации первым шагом, упрочившим мировую славу «Двенадцати» («Книга и революция», 1922, № 5 (17), стр. 51).
126 Л. К. Долгополов. «Двенадцать» Ал. Блока (Идейная основа поэмы). – «Вопросы советской литературы», VIII. М.-Л., 1959, стр. 167.
127 Александр Блок. Собр. соч., т. 5, стр. 13.
128 Дневник Ал. Блока. 1917-1921. Л., 1928, стр. 118-119.
129 Александр Блок. Собр. соч., т. 8, стр. 104.
130 К. Чуковский. Александр Блок как человек и поэт, стр. 21.
131 С. Штут. «Двенадцать» А. Блока. – «Новый мир», 1959, № 1, стр. 232, 233. О современной критике, посвященной поэме Блока, см.: Л. Тимофеев. Поэма-Блока «Двенадцать» и ее толкователи. – «Вопросы литературы», 1960, № 7.
132 Александр Блок. Собр. соч., т. 2, стр. 202. Характерны также замечания Блока об иллюстрациях Анненкова, направленные, в частности, на то, чтобы подчеркнуть здоровье, доброту, молодость, непосредственность и другие привлекательные черты в образе Катьки (см. письмо Ю. П. Анненкову от 12 августа 1918 г.).
133 Ю. Тынянов. Блок. В кн.: Ю. Тынянов. Архаисты и новаторы. Л., 1929, стр. 520.
134 Ю. Айхенвальд. Поэзия Блока. – «Слово о культуре. Сборник критических и философских статей». М., 1918, стр. 59.
135 С. Соловьёв. Гонение на церковь. – «Накануне», 1918, № 6, стр. 7.
136 Вл. Орлов. Александр Блок. Очерк творчества. М., 1956; Вл. Орлов. Поэма Александра Блока «Двенадцать». Страница из истории советской литературы. М., 1962; Л. И. Тимофеев. Творчество Александра Блока. М., 1963; Натан Венгров. Путь Александра Блока. М., 1963.
137 Дневник Ал. Блока. 1917-1921. Л., 1928, стр. 95.
138 М. Бабенчиков. Ал. Блок и Россия. М.-Л., 1923, стр. 67.
139 Об этом сложном, двойственном чувстве Блок писал в статье «Искусство и революция» (1919), характеризуя мироощущение Рихарда Вагнера и вместе с тем раскрывая свое собственное понимание Христа.
140 Цит. по сб. «Судьба Блока». Л., 1930, стр. 220
141 Там же, стр. 222.
142 С. Штут. «Двенадцать» А. Блока. – «Новый мир», 1959, № 1, стр. 240.
143 Вл. Орлов. Поэма Александра Блока «Двенадцать». Страница из истории советской литературы. М., 1962, стр. 53.
144 Владимир Маяковский. Полное собр. соч., т. 2, стр. 126-127.
145 Владимир Маяковский. Полное собр. соч., т. 2, стр. 122.
146 Там же, стр. 160.
147 Там же, стр. 145.
148 Владимир Маяковский. Полное собр. соч., т. 2, стр. 116.
149 Там же, стр. 149.
150 Там же, стр. 156.
151 Владимир Маяковский. Полное собр. соч., т. 2, стр. 142.
152 П. С. Выходцев. К вопросу об истоках советской поэзии (Народнопоэтические традиции в творчестве Д. Бедного и В. Маяковского первых лег революции). – «Вопросы советской литературы», VIII. М.-Л., 1959, стр. 118.
153 Владимир Маяковский. Полное собр. соч., т. 12, стр. 307.
154 Там же, т. 2, стр. 274.
155 Там же, стр. 401.
156 Владимир Маяковский. Поли. собр. соч., т. 2, стр. 369.
157 Русская устная словесность, т. I. Былины. Под редакцией М. Сперанского, М., 1916, стр. 167.
158 Там же, стр. 177-178.
159 См. Г. Адамович. 150 000 000. Госиздат. – «Альманах Цеха Поэтов», кн. 2. П., 1921; А. Горнфельд. Культура и культуришка (150 000 000. Госиздат. М., 1921). – «Летопись Дома Литераторов», 1921, № 1.
160 Цит. по статье М. Загорского «Как реагирует зритель». – «Леф», 1924, № 2(6), стр. 145.
161 Владимир Маяковский. Поли. собр. соч., т. 2, стр. 465.
162 Владимир Маяковский. Поли. собр. соч., т. 2, стр. 151.
163 Там же, стр. 155.
164 А. Луначарский. Ленин и литературоведение. М., 1934, стр. 114.
165 «Коммунист», 1957, №. 18, стр. 7
166 В. И. Ленин. Сочинения, т. 33, стр. 197.
167 «На литературном посту», Г927, № 4, стр. 74.
168 «Молодая гвардия», 1928, № 2, стр. 199.
169 Владимир Маяковский. Поли. собр. соч., т. 2, стр. 161.
170 Там же, стр. 142.
171 Характерны сами названия – «Владимир Маяковский», «Облако в штанах» (по первоначальному замыслу «Тринадцатый апостол»), «Флейта-позвоночник», – заключающие в себе имя поэта (который является главным героем и темой произведения), либо синоним этого имени, иносказательно обозначающий его личность, его лирическое «я». По сути дела все эти названия первых крупных вещей поэта по-разному определяют, варьируют «Владимира Маяковского», его большое и многогранное «я» (первый стихотворный цикл Маяковского так и назывался – «Я»). Принципиально иную жанровую структуру имеет поэма «Война и мир», само название которой говорит о том, что главной темой здесь является не личность поэта, а нечто объективное, вне «меня» лежащее и совершающееся.
172 Владимир Маяковский. Поли. собр. соч., т. 1, стр. 230.
173 Там же, т. 8, стр. 235.
174 Владимир Маяковский. Полное собр. соч., т. 12, стр. 23, 28.
175 Г. Винокур. Хлебников. – «Русский современник», 1924, № 4, стр. 224.
176 Юрий Тынянов. Архаисты и новаторы, стр. 587.
177 Поэтому, в частности, он и воспринимается либо как «мнимый эпос» (мнение К. Зелинского, высказанное в его книге «На рубеже двух эпох»), либо, напротив, как самый эпический эпос (Ю. Тынянов).
178 Собрание произведений Велимира Хлебникова. Л., 1928-1933, т. II, стр. 244.
179 Там же, т. V, стр. 334, 315.
180 Собрание произведений Велимира Хлебникова, т. III, стр. 39.
181 Там же, т. V, стр. 259.
182 Там же, т. V, стр. 317.
183 Там же, т. III, стр. 299.
184 Там же, стр. 39.
185 Собрание произведений Велимира Хлебникова, т. III, стр. 122.
186 Владимир Маяковский. Полное собр. соч., т. 2, стр. 115.
187 Собрание произведений Велимира Хлебникова, т. I, стр. 175.
188 Там же, т. V, стр. 167.
189 Там же, т. III, стр. 33-34.
190 Собрание произведений Велимира Хлебникова, т. III, стр. 362-363.
191 Там же, т. I, стр. 183.
192 Там же, стр. 186.
193 Велимир Хлебников. Неизданные произведения. М., 1940, стр. 321
194 Собрание произведений Велимира Хлебникова, т. I, стр. 174.
195 Велимир Хлебников. Неизданные произведения, стр. 12.
196 Собрание произведений Велимира Хлебникова, т. V, стр. 233-234.
197 Собрание произведений Велимира Хлебникова, т. III, стр. 307.
198 К. Локс . Велимир Хлебников. Зангези. М., 1922. – «Печать и революция», 1923, кн. 1, стр. 217.
199 Владимир Маяковский. Полное собр. соч., т. 12, стр. 23.
200 Собрание произведений Велимира Хлебникова, т. V, стр. 72.
201 Демьян Бедный. Собр. соч., т. 2, стр. 376.
202 Демьян Бедный. Собр. соч., т. 3, стр. 230.
203 Демьян Бедный. Полное собр. соч., т. 6. М.-Л., 1927, стр. 201. (Курсив наш. – А.М., А.С.)
204 Демьян Бедный. О писательском труде. М.-Л., 1931, стр. 34-35.
205 Русский революционный плакат. – «Печать и революция», 1922, кн. 2 (б), стр. 66.
206 Владимир Маяковский. Полное собр. соч., т. 12, стр. 429.
207 Там же, т. 2, стр. 15.
208 А. Ефремин. Демьян Бедный и искусство агитки. М.-Л., 1927, стр. 11.
209 Демьян Бедный. Очередное. ГИХЛ, М., 1936, стр. 215-216.
210 См. В. Кириллов. О пролетарской поэзии. – «Кузница». 1921, №
211 Владимир Маяковский. Полное собр. соч., т. 12, стр. 85.
212 Там же, стр. 87-88.
213 См.: В. Дувакин. «Окна РОСТА» и их политическое и литературное значение. – Сб. «Творчество Маяковского». М., Изд-во АН СССР, 1952, стр. 395.
214 Владимир Маяковский. Полное собр. соч., т. 12, стр. 243.
215 «Боевая правда». Орган Политотдела 7-й армии. 2 сентября 1919 г.
216 Демьян Бедный. Собр. соч., т. 3, стр. 33.
217 Демьян Бедный. Из выступлений. – «Вопросы литературы», 1958, № 11, стр. 182.
218 «Красный флот», 1924, № 6, стр. 104.
219 Демьян Бедный. Собр. соч., т. 2, стр. 26.
220 Там же, стр. 160.
221 Демьян Бедный. Собр. соч., т. 2, стр. 273.
222 Там же, стр. 396.
223 Там же, стр. 399.
224 Демьян Бедный. Собр. соч., т. 2, стр. 213-124.
225 Владимир Маяковский. Полное собр. соч., т. 12, стр. 240.
226 Там же, стр. 241.
227 Владимир Маяковский. Полное собр. соч., т. 12, стр. 240. 210, 205.
228 Там же, стр. 58.
229 Там же, т. 3, стр. 178, 188.
230 Там же, т. 2, стр. 93.
231 Там же, т. 3, стр. 196.
232 Там же, стр. 198 и 201.
233 А. А. Сидоров. Искусство плаката. – «Горн», 1922, № 2(7), стр. 123, 124.
234 Там же.
235 Вяч. Полонский. Русский революционный плакат. – «Печать и революция», 1922, кн. 2(5), стр. 70-72.
ГЛАВА IV. ВОПРОСЫ ПОЭТИЧЕСКОГО ЯЗЫКА
1
Касаясь изменений в языке современной поэзии, Маяковский в статье «Как делать стихи?» (1926) писал:
«...Революция выбросила на улицу корявый говор миллионов, жаргон окраин полился через центральные проспекты; расслабленный интеллигентский язычишко с его выхолощенными словами: „идеал“, „принципы справедливости“, „божественное начало“, „трансцендентальный лик Христа и Антихриста“ – все эти речи, шепотком произносимые в ресторанах, – смяты. Это – новая стихия языка. Как его -сделать поэтическим? Старые правила с „грезами, розами“ и александрийским стихом не годятся. Как ввести разговорный язык в поэзию и как вывести поэзию из этих разговоров?
Плюнуть на революцию во имя ямбов?
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Нет!
Сразу дать все права гражданства новому языку: выкрику – вместо напева, грохоту барабана – вместо колыбельной песни»1.
Эта характеристика – при всей ее индивидуальной окрашенности – охватывает очень широкий ряд языковых явлений. Суть их – в демократизации поэтического языка, в расширении „словесной базы“, в обновлении литературных норм за счет живой разговорной речи. Тот факт, что «безъязыкая улица» заговорила в полный голос и заговорила по-новому, оказался тогда в центре художественного сознания, и это отразилось в практике многих авторов, желавших объясняться с массами на языке самих масс.
Проблемы народности искусства, отношения искусства и жизни, эстетики и политики, литературы и современности теснейшим образом соприкасались с «языковой проблематикой». которая приобрела в этот период особенную остроту. С ее решением была в конечном счете связана задача взаимодействия новой поэзии с новым читателем, с революционной действительностью, и потому процесс демократизации языка сопровождался напряженной борьбой, носившей зачастую весьма определенную социально-политическую направленность. Вопрос о том – «каким языком писать?» нередко получал дополнительный смысловой оттенок – «для кого писать?», «с кем идти?», «на чьей стороне-бороться?». Из разряда поэтических форм и эстетических категорий он переключался в сферу общественного поведения. «По языку» узнавали друг друга, и в стилевом «разноречии» по-своему преломлялось классовое размежевание.
Это не значит, конечно, что общенациональный язык, поэтическая речь раскололись на обособленные «классовые языки», как иной раз упрощенно трактовали эту проблему представители Пролеткульта, полагавшие, что «завод», «трубы», «гудки» и прочее составляют специфический «пролетарский лексикон», очищенный от «буржуазных примесей». Напротив, любое ограничение словесного ряда «сословными» рамками свидетельствовало тогда об отставании поэзии от современности, и в лексической узости пролеткультовцев сказалась их «недостаточность»! – бессилие отобразить революцию в ее полноте и конкретности, отсутствие подлинного контакта с массовой аудиторией. Для наиболее же ярких, жизнеспособных явлений советской поэзии характерны в этот период словесная широта и раскованность, обогащение литературного языка народным «многоголосием». Не случайно на этом «пункте» сошлись такие не похожие друг на друга поэты, как Блок с его поэмой «Двенадцать», Маяковский и Демьян Бедный – три автора, сыгравшие основополагающую роль в становлении советской поэзии и достигшие -самых значительных для этого времени творческих результатов. Их произведения нагляднейшим образом рисуют перед нами картину «массового вторжения» в поэзию новых языковых пластов – просторечия, политической лексики и т. д. Они первыми в русском стихе дали «все права гражданства» языку революции, и через их творчество с наибольшим напорам хлынул в поэзию «корявый говор миллионов».
На некоторых конкретных явлениях этого рода (поэма «Двенадцать», агитстихи Бедного и Маяковского) мы уже останавливались. Задача настоящей главы заключается в том, чтобы наметить более общие процессы и закономерности в поэтическом языке эпохи. Они, разумеется, действовали и осуществлялись всякий раз в «особенной» форме, в зависимости от индивидуальности поэта, избранного жанра и т. д., но в то же время охватывали очень широкие «ряды» поэзии и не сводились к какому-то единичному открытию. В этом смысле даже гений Блока и
Маяковского представляется ярчайшим выражением тех «общих требований», которые существовали «помимо них» и по-своему преломлялись многими авторами. Таким наиболее существенным требованием – под стать масштабам новой эпохи – и являлась демократизация поэтического языка.
Подобного рода «сдвиги» на иную, по сравнению с прошлым, – более широкую и демократическую языковую основу – имели место и раньше в развитии русской поэзии. Закономерны в этом плане исторические аналогии: Пушкин – Некрасов – Маяковский, или Крылов – Бедный, не раз проводившиеся в литературоведении. Вместе с тем несомненно и особое, новое качество, проявившееся в языке революционной эпохи. Она вносила глубокие изменения не только в стиль писателей, но и в другие слои и сферы общенародного языка, начиная от правительственных декретов и кончая разговорной речью. Главное же – «голос низов» во всей пестроте и сочности народных говоров и диалектов, в причудливом переплетении старых и новых понятий приобрел особый вес, силу, многозначительность, став решающим голосом русской и всемирной истории. Его не надо было «подслушивать», он сам заявлял о себе на митингах и в повседневном быту, в газете и в песне. Позднее советская проза запечатлела этот «гул», это «переселение» и «смешение» языков в «Партизанских повестях» Вс. Иванова, «Железном потоке» Серафимовича, «Конармии» Бабеля, «Тихом Доне» Шолохова и многих других произведениях, написанных на материале революции и гражданской войны. Но соприкосновение литературы с этой бушующей языковой стихией случилось раньше, что и нашло непосредственное выражение в поэзии Октября.
Не столько появление новых слов (хотя и такие слова возникали тогда в большом числе), сколько новое «бытование» слов, их перемещение из одной среды в другую, нарушение привычных норм словоупотребления, -выдвижение на первый план таких языковых явлений, которые раньше существовали в сравнительно узком и «однородном» кругу (например, язык публицистики), а теперь были у всех на устах и создавали самые неожиданные сочетания, – вот что обусловило повышенное «чувство языка», характерное для того времени. Это «чувство» возникало и у крестьянина, который впервые, разбирая по складам, читал какой-нибудь «красный лоскут», по-своему толкуя непонятные выражения, и у буржуазного интеллигента, шокиро ванного новым обращением «товарищ» и произносящего это слово с презрительными ужимками.
Все эти «новшества» (в кавычках и без кавычек) нередко создавали у современников впечатление громадного языкового «переворота», который сравнивали тогда с языковыми преобразованиями, происшедшими в России, на грани XVII – XVIII веков. По этому поводу, например, А. Г. Горнфельд (достаточно объективно отмечавший изменения в современном языке) заявлял: «На наших глазах, можно сказать, произошел – и уже не первый – -прорыв словарного языкового фронта. Язык, создание органическое, исполинское, многообъемлющее, живет обычно спокойной, степенной жизнью. Он развивается медленно и последовательно, и в каждый данный момент его движения не видно, как непосредственно не видно движения часовой стрелки, хотя она движется. Но и здесь – как во всем на свете – бывают толчки, бывают стремительные переходы. Новые условия разом преобразуют жизнь... новые понятия уж не постепенно, а сразу, массами вторгаются в жизнь, новые ощущения повелительно требуют новой формы – и новые слова, новые обороты, новые выражения неудержимым потоком низвергаются на язык»2.
Эти перемены в языке и – соответственно – в поэтической речи, начавшиеся еще до революции, но вызванные ее нарастающими «толчками», подготовившими великий исторический «обвал», встречали разное отношение в литературной среде. В 1915 году, когда в творчестве некоторых поэтов, в частности у Маяковского, наметился очень явственно «прорыв словарного фронта» и переход к новым формам стихосложения, З. Гиппиус выступила с язвительным памфлетом в адрес тех авторов, которые, по ее мнению, обнаруживают дурную склонность к «свободному стиху». В это понятие она вкладывала широкий смысл: ее вкус был оскорблен «незаконным» вторжением речевого плебса в аристократические особняки поэзии, и под «свободным стихом» в данном случае разумелась демократизация поэтической речи, отход от привычных стиховых норм. Подобно этому Маяковский в статье «Как делать стихи?» именовал традиционные формы «александрийским стихом», хотя, как известно, такой стих не привился в русской поэзии. Все это были условные «рабочие» обозначения противоположных стилевых устремлений – консервативной и новаторской. Памфлет Гиппиус так и называется – «Свободный стих»:
Приманной легкостью играя,
Зовет, влечет свободный стих.
И соблазнил он, соблазняя,
Ленивых, малых и простых.
Сулит он быстрые ответы
И достиженья без борьбы.
За мной! За мной! И вот, поэты -
Стиха свободного рабы.
Они следят его извивы,
Сухую ломкость, скрип углов,
Узор пятнисто-похотливый
Икающих и пьяных слов...
Немало слов с подолом грязным
Войти боялись... А теперь
Каким ручьем однообразным
Втекают в сломанную дверь!
Втекли, вшумели и впылились...
Гогочет уличная рать..3.
Литературным консерваторам всегда казалось, что писать по-новому гораздо легче и проще, чем соблюдать известные «правила», и такая трактовка «свободного стиха» со стороны Гиппиус вполне понятна. По-своему закономерна и социальная мотивировка этого неприятия новых форм. О «грязных» словах, вошедших в поэзию, Гиппиус говорит тоном барыни, возмущенной, что ее прислуга «перестала бояться» и «смеет обо всем рассуждать» наравне с господами. Второй, не языковый, а конкретно-бытовой и политический план здесь просвечивает весьма отчетливо. Демократизация стиха – и это верно уловлено – поставлена в прямую связь с общественно-историческим фактом: с пробудившимся самосознанием трудового люда, с готовностью «уличной рати» идти на штурм буржуазно-помещичьего государства. Потому такая ненависть сквозит в стихотворении Гиппиус: спор здесь идет не просто о словах и нормах стихосложения, а о таких жизненных и языковых явлениях, которые несла с собой пролетарская революция.
