Текст книги "Дыши в такт со мной (СИ)"

Автор книги: Анастасия Суворова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 43 страниц)

Эвелин соглашалась с каждым её словом.

И почему она выбрала Клео управлять филиалом, когда так обожала Джейми?

Месяц назад.

-Все вы знаете, как сильно я вас обожаю. Каждый из вас, это не просто сотрудник. Он мой ребёнок, – подавшись вперёд, Эвелин подмигивает журналистке. – Что? Не думали, когда получали эту работу, что у каждого появится вторая мамочка?

Зал разражается задорным смехом, наполненным искорками страха и игристого шампанского.

Эвелин выглядит потрясающе.

Она всегда выглядит потрясающе, но сегодня она даже не кажется усталой.

Едва достающие до мочек ушей, уже изрядно поседевшие волосы, что она отказывалась скрывать краской, зачёсаны назад и лишь крохотные непослушные пряди выступают вперёд.

На потрескавшихся от времени губах, тёмно-красная помада, маленькие глазки, чей цвет за очками уже не разглядеть, густо подведены.

Не высокую фигуру скрывает длинное тёмно-синее платье, с пышными рукавами, похожими на два огромных ситцевых платка.

Она точно превратилась в лебедя, что своими крыльями хочет обнять каждого в этом зале.

В руках, украшенных кольцами и изуродованных выступавшими жилами, бокал вина.

Эвелин не признавала шампанское. Только белое, сухое вино.

–Мне будет очень горько покидать этот журнал, но все вы знаете, что через месяц мне просто необходимо быть в Сан-Франциско, и поэтому я решила не затягивать с выбором редактора.

Постучав по кромке бокала, Эвелин окидывает присутствующим хитрым взглядом, слабые огоньки азарта блестят в гуще тёмных теней.

–Вы отлично знаете этого человека, а ещё вы знаете, что именно он достоин этого места. Он талантливый, работоспособный, и очень, очень умный, – ухмыльнувшись, Эвелин пожимает плечами. – Я представляю себе, как сейчас его бьёт дрожь. Уверена, что новая страница в его жизни будет для него столь же волнительна, насколько желанна и интересна. Прошу вас поприветствовать нового главного редактора, Клео Макалистер!

Глаза Клео изумлённо округляются, и она едва не выплёвывает содержимое бокала.

Роксана выталкивает её вперёд под собственные безумные визги.

Зал наполняется хлопками, Клео видит мир отдельными, крохотными кусочками. Искрящиеся глаза матери, слишком много шампанского в ведёрках, рукоплескания неизвестных ладоней с чрезмерным маникюром, стены, что отбрасывали звуки рикошетом по всему зданию.

Она даже не подозревала. Даже не нарядилась по такому событию, на ней обычная бежевая блузка из вискозы, что немного просвечивала чёрный лифчик и тёмно-серая юбка.

Боже, да она ведь даже не мыла голову с утра.

Проведя рукой по обвисшим сальным прядям, Клео подаётся вперёд, Эвелин повелительным жестом призывает её встать рядом и дочь, покорно опустив голову, отделяется от толпы сотрудников.

–Я выбрала свою дочь вовсе не потому, что она моя дочь, – зал вновь наполняется смехом. – Просто я не знаю человека, более преданного этому журналу, естественно помимо меня.

Обняв Клео, Эвелин вручает ей свой бокал, словно бы передаёт олимпийский огонь.

Моя дистанция здесь закончилась, теперь твоя очередь.

Аплодисменты прекращаются, и в зале повисает тишина. Клео неловко цепляется за бокал, пытаясь собрать слова в предложения.

–Я… даже не знаю, что сказать… мама я… не ожидала, честно, я даже не представляла, что ты выберешь меня, – Эвелин отвечает мягкой улыбкой, какой обычно одаривала её на публике. – Я очень надеюсь, что смогу оправдать… ваши ожидания. Я буду очень стараться, буду отдавать всю себя и думаю, вместе с вами… у нас получится отличный журнал.

Зал в очередной раз заполняется аплодисментами.

Поцеловав дочь в макушку, Эвелин расправляет рукава платья.

–Празднуйте, а мне уже пора.

На столе конференц-зала скромные закуски в лице винограда с сыром, но люди набрасываются на них, словно никогда прежде не ели.

Эвелин почти незаметно выскальзывает из зала, оставляя Клео всё так же стоять с её бокалом и взирать ей вслед взглядом, полным благоговения.

–Я так рада за тебя! – Роксана выводит её из транса крепким объятием, и, ответив ей неловкой улыбкой, Клео отпивает немного вина.

Сладко-горькое, с точно засыхавшим на губах послевкусием.

Оно неприятно вязло в горле, но Клео делает ещё глоток, пытаясь, стать такой же, как мать, во всём.

–Я всё ещё не верю, что это случилось со мной…

–А я охотно верю! – восклицает Роксана, заталкивая в рот горсть винограда. – Ты работаешь больше всех, так что ничего удивительного.

–Не говори с набитым ртом, – поддразнивает Клео подругу. – Я пойду к маме, поблагодарю ещё раз... я…

–Иди, я всё понимаю.

Улыбнувшись, Клео оставляет бокал на столе, и, вырвавшись из конференц-зала, спешит к кабинету матери, что вскоре станет её.

Сердце в груди начинает биться, точно ненормальное, когда она осознаёт, что всё это станет её.

Офис, люди, что здесь работают. Они будут слушать её, будут работать так, как она захочет…

Повиснув на дверной ручке, Клео морщится при виде опущенных жалюзей, она никогда не будет их опускать, пусть сотрудники видят, как трудится их босс.

–Я тебе уже всё объяснила.

Застыв у дверей, Клео уже собирается извиниться за вторжение, когда слышит голос Джейми.

–Я уже тысячу раз это слышала.

Усталый вздох Эвелин, едва слышные прикосновения подошв её мягких туфель к паркету.

–Джейми, ты знаешь, как я тебя люблю. Ты дочь, о которой я мечтала, – зажав рот рукой, Клео на мгновение забывает, как дышать. – Но я не могу сделать тебя главным редактором. Я хочу, безумно хочу, и ты это знаешь, но я не могу. Тобой будут интересоваться, и если всплывёт та история, меня не простят. Не простят за то, что я сделала тебя главным редактором. Меня выгонят из высшего общества за недальновидность в подборе персонала.

–Это было сто лет назад! – восклицает Джейми. – Я ведь тебе всё объяснила, я говорила тебе, почему так вышло.

–Говорила, ты мне говорила, – Эвелин устало вздыхает. – Я понимаю милая. Ты сильная, ты…

Эвелин тяжело вздыхает, затем слабый смешок и Клео почти видит, как мать дарит Джейми полный ласки и заботы взгляд.

–Ты так похожа на меня. Ты готова на всё, ради успеха. Ради заработка. Ты гений Джейми, совершенство. Ещё более талантливой девушки, чем ты я даже представить не могу.

–Но, тем не менее, ты назначила Клео, – цедит Джейми сквозь зубы. – Она ведь неудачница. Совершенно не понимает, чего хочет. Она ведь только колледж закончила, и то благодаря лишь твоим деньгам! Она ведь ещё ребёнок! Молоко на губах не обсохло, почему так? Почему?

–Джейми, Джейми не кричи! – отчаянно шепчет Эвелин.

На секунду в кабинете воцаряется тишина, затем едва слышный всхлип и усталый вздох.

–Она убьёт твой журнал. Она ведь ничтожество, и ты знаешь об этом.

–Поэтому я и оставляю здесь тебя, – болезненный скрип стула. – Я бы могла забрать тебя в Сан-Франциско, но я оставлю тебя здесь. Ты сможешь руководить журналом, но не официально. Мы обе знаем Клео, и мы знаем, что из неё не вышло ничего стоящего внимания. Она завалит дело, а ты спасёшь.

Джейми обречённо стонет, опускаясь на стул.

–И мне с ней нянькаться?

–Милая, пойми… такова твоя судьба. Ты всегда будешь младшим братом, что никогда не станет королем.

–Я думала, жизнь не может быть ещё более несправедлива ко мне.

–Брось малышка, между нами я вручаю журнал тебе. Спаси мою дочь от провала, вылечи мой журнал от страшной хвори, что она напустит.

Рука соскальзывает с ручки и Клео шарахается в сторону, боясь, что её заметят.

Дыхание становится частым и веет жаром, по лбу стекает капля пота. Даже в царстве снежной королевы ей жарко.

Блузка намокает, и ткань прилипает к спине.

Бросившись к столикам, закрытым фанерой, Клео подхватывает со стола папку, пытаясь создать искусственный ветер.

Тело её обессилено опускается на стул.

Дочь, о которой она мечтала…

Клео знала, что мать недовольна ей, так было с самого детства, но сегодня… была катастрофа.

Полномасштабная, вселенская катастрофа.

Официально, Эвелин Макалистер ненавидит свою дочь.

4 глава

Самообман был последней соломинкой, за которую я мог ухватиться.

Юкио Мисима.

Эвелин Макалистер исполнилось тридцать три, когда она решила, что хочет ребёнка.

Это пришло внезапно.

Она просто сидела за рабочим столом, дописывала письмо редактора для очередного номера, пыталась разобраться в заваливших стол эскизах, когда увидела бывшую лучшую подругу.

Когда Эвелин училась в колледже, они общались.

Вместе состояли в литературном клубе, смотрели одни, и те же фильмы, влюблялись в одних, и тех же актёров, и мечтали стать знаменитыми.

Только у Эвелин были родители, готовые сделать ради дочери что угодно, в том числе и подарить дело жизни, а, у её подруги не было ничего, кроме голой мечты и нескольких ошмётков газет в лице старенького дома и двух тётушек.

В последний раз Эвелин видела её на выпускном.

На обеих были тёмно-голубые мантии, в руках идентичные дипломы, но в душе всё было по-разному.

Эвелин постепенно превращалась в холодную машину, готовую лишь к работе, а её подружка влюбилась в простака, носившего джинсовый комбинезон и управляющего трактором.

Отложив ручку, Эвелин выглянула в окно.

Она казалась счастливой. Её тёмные волосы сбились в неровный хвост, рядом стояли двое сопливых, рыдающих детей, но, тем не менее, она действительно казалась счастливой.

Выходя из кабинета, Эвелин задумчиво выстукивала по стеклу очков.

Да, она унаследовала целый бизнес, но что дальше?

Сейчас ей тридцать три, она ни с кем не встречается, а мужчина в её постели в последний раз был почти семь лет назад.

Ей нужен был ребёнок. Идеальный, прекрасный ребёнок, способный продолжить её дело.

Эвелин порхала на крыльях почти неделю, сживаясь с этой мыслью.

У неё будет полная чаша. Деньги, успех и совершенная крохотная копия.

Хотя нет, копия ей не нужна. Эвелин считала себя не слишком привлекательной.

У неё были маленькие, глубоко посаженные глазки, жидкие русые волосы и крохотные губки, едва заметные на лице.

К тому же она была низкой, не смотря на то, что носила каблуки почти постоянно, разве что не спала в них.

Поиск отца занял ровно месяц.

Ей просто нужен был привлекательный мужчина, способный сделать ребёнка.

Она была готова заплатить, чек и контракт, что составил её юрист, были уже на столе, когда потенциальный отец зашёл в её кабинет.

Ему было двадцать пять. Высокий шатен с огромными зелёными глазами.

Испанец. Приехал в Нью-Йорк на лето и устроился в журнал, курьером.

Ему не нужны были серьёзные отношения, и тем более дети.

Он был красив, популярен, но, увы, беден.

Эвелин была готова восполнить этот маленький недостаток за одну услугу.

Ровно через девять месяцев на свет появилась Клео Макалистер.

Роды проходили тяжело, ровно, как и беременность.

Нанятой акушерке приходилось поить Эвелин специальными травяными отварами, ибо ребёнок был в неправильном положении.

Эвелин хотела, чтобы всё прошло идеально.

Ни единого вскрика, ни единой лишней каплей крови и никакого уродливого младенца, похожего на неё.

Увы, роды прошли тяжело. Первые схватки настигли её на работе, и Эвелин лежала на полу почти час, пытаясь успокоить бешеное сердце.

Каждую секунду безумной боли ей казалось, что это конец.

Это последний вздох, последний стон, а боль, это последнее, что она чувствует.

Ей казалось, что ни один, даже самый совершенный ребёнок на свете не способен это окупить.

А потом появилась она.

Такая крошечная, такая розовая, с зелёными глазами, точно как у отца.

Она так хаотично двигала маленькими ручками, так проникновенно взирала на Эвелин, что та почти заплакала.

Почти.

Вырастить эту девочку было самым сложным, что Эвелин делала в своей жизни.

Ночи без сна, и дни без даже минутного отдыха дали ей понять, девочка в долгу у неё.

Она родила её для себя, и значит, её жизнь будет строить она.

От начала и до конца.

–Мисс Макалистер! – глаза секретарши Клео изумлённо округляются.

Эвелин честно пытается вспомнить имя вздорной афроамериканки, но на ум не приходит ничего путного.

–Здравствуй… милая, – поправив воротник нового, идеального костюма специально подогнанного под неё, Эвелин одаривает девушку улыбкой. – Клео на месте?

–Да, да, – девушка собирается домой.

Наушник валяется на столе, в схватке с чёрными проводами, в руках огромная сумка леопардового оттенка, набитая пробниками кремов и помад.

–Я рада, что она ещё не ушла, – шепчет, Эвелин, облегчённо выдыхая. – Спасибо милая.

–Ну, что вы… – бормочет девушка, даже не пытаясь скрыть перед начальницей свой выговор аля – гетто.

–А вот и моя труженица! – восклицает Эвелин, как только дверь, ведущая в её бывший кабинет, распахивается.

К сожалению, воображение, что рисовало ей волшебные картины по дороге в офис, нагло обманывало.

Она представляла Клео, заваленную бумагами с телефоном в руках, и в трубку девушка визжала о том, как её подвели и ей придётся делать всё самой.

Эвелин почти бьёт себя по руке за такие мысли, это не Джейми. Пора привыкнуть, что Клео не Джейми.

Клео не будет завалена бумагами, не будет тонуть под гнётом поступающих звонков.

Клео сидит на её кресле, точно маленькая, забросив на него ноги и её сапоги…. Её сапоги, что Эвелин лично подбирала в коллекции Джимми, Чу, валялись на полу, точно каша кожи.

–Мама? – глаза Клео изумлённо округляются, точно как у её секретарши, выронив из рук, пустую пластиковую тарелку, из-под салата, что Эвелин лично одобрила для офиса, девушка поднимается. – Что ты здесь делаешь?

–Хотела навестить мою детку, – воркует Эвелин, окидывая офис суровым взглядом. Если Клео что-то изменила, ей не жить. – Я рада, что здесь всё по-прежнему.

Даже её фотография с гномами.

Это ведь придумала Джейми. Чудная, дивная Джейми. Идеал редактора.

–А… да, я…

–Чем это ты занимаешься? – скрестив руки на груди, Эвелин устремляет на Клео суровый взгляд сквозь толстые стёкла очков.

Если бы она не была такой влиятельной, то выглядела бы сейчас смешно.

Коротышка в сияющем костюме, что смотрит на мир сквозь плотные стёкла очков.

–Я… я… заканчиваю, – подняв тарелку, Клео бросает её в урну.

Взгляд девушки скользит по сброшенным сапогам.

Эвелин детально изучает ступни дочери и полное отсутствие педикюра, словно журналисты могли пропустить это сквозь пальцы.

–Клео, это ужасно, – Эвелин усмехается. – Ты ничего не делаешь. Я оставляю на тебя журнал, уезжаю, а что получается? Если ты думаешь, что месяц до следующего выпуска, это много, то ошибаешься. Месяц – это очень мало Клео. Каждый час считается, каждая минута. Я не спала ночами, чтобы выпустить стоящий внимания журнал, а что ты здесь делаешь?

Клео с шумом сглатывает, понурив голову.

Она ей не ответит. Никогда не отвечала, и не ответит сейчас.

–Я разочарована в тебе детка, ты не представляешь, как я на тебя надеялась. Мне казалось, ты уже готова. А что в итоге? – устало вздохнув, Эвелин качает головой. – Ладно, поговорим в ресторане.

–В ресторане? – глаза Клео загораются.

Эвелин хочется подойти и влепить дочери пощёчину за вечное желание что-нибудь жевать.

–Да… ты заслужила, да и мне нужно поесть. Хоть это и собьёт мой график диеты.

У Эвелин не было никакого графика.

Обмен веществ её не подвёл, да и отца Клео тоже, он в подробностях рассказывал Эвелин о своих пухлых щеках юности, и о том, как они пропали, стоило годам перевалить за двадцать.

Но Эвелин всё равно посадила дочь на диету. Диета – это дисциплина.

Способность человека контролировать желания своего желудка.

–Собирайся, я подожду тебя в машине, – в последний раз бросив на Клео суровый взгляд, Эвелин демонстративно тяжело вздыхает.

Пусть думает, что она действительно верила в неё.

Когда Эвелин выходит, секретарши дочери уже нет. Остались лишь смотанные наушники, несколько стикеров, прилепленных на монитор компьютера и заполненное бумагами мусорное ведро.

Обходя ряд идеальных рабочих мест, созданных из картона, Эвелин уже почти настигает дверей лифта, когда видит Джейми.

–Джейми, – слова сами собой вылетают наружу.

Девушка оборачивается, перебрасывая мобильный из одной руки, в другую.

Её чёрные волосы водопадом нефти скатываются по плечам, и, заметив Эвелин, Джейми тяжело вздыхает.

Она именно такая, какой Эвелин хотелось бы видеть Клео.

С ледяным, прожигающим иголками насквозь, взглядом, стопкой бумаг подмышкой и в идеальном платье.

Тёмно-зелёное, практически сливающееся с оттенком её глаз, едва достающее до колен.

Походкой модели Джейми подходит к Эвелин, и её совершенные пальчики с ноготками, выкрашенными в чёрный лак, скользят по мобильному, отключая его.

–Эвелин. Не знала, что ты здесь.

–Хочу поужинать с Клео, – отвечает, Эвелин, слабо кивая. – Как твои дела?

–Отлично, – раздражённо закатив глаза, Джейми подаётся вперёд. – Ты уже слышала о нашей вчерашней летучке?

–Да, мне рассказали... о её идеях и… новшествах.

–Неслыханная глупость, – шипит Джейми. – Она хочет добавить душевности журналу, какая чушь! Я читаю этот журнал с детства, и я не хочу слушать бумажные сопли невидимых людей! Это журнал мод, а не нытья.

–Я понимаю, о чём ты, – Эвелин бросает опасливый взгляд в проход, надеясь, что Клео ещё не вышла. – Перед выходом журнала я приеду с советом директоров. Мы завалим каждую её идею на корню. Сначала она опозорится, рассказывая о чуши, что забрела в её голову, а потом будет делать только то, что я скажу.

Улыбнувшись, Эвелин пожимает плечами.

–Как и всегда было, милая.

Джейми зло усмехается, Эвелин приходит в восторг от крохотной морщинки, что появляется на лбу у девушки, когда её глаза окрашиваются в болотный оттенок ненависти.

–А что насчёт бюджета на съёмку новой коллекции? Она его урезала! Почти на десять процентов и отказалась от четырёх страниц рекламы.

Эвелин судорожно вздыхает, прижимая руки к груди.

–Боже, дай мне сил… она гонит меня в могилу. Целенаправленно уничтожает, и кто после этого смеет говорить, что я плохая мать?

Проведя рукой по плечу Джейми, Эвелин кивает девушке и исчезает в лифте.

Её ждёт трудный вечер.

~***~

Wallse.

Один из лучших ресторанов Нью-Йорка, где каждый вечер собирались избалованные, желающие покрасоваться перед остальными, зажиточные лицемеры.

Клео ненавидела это место с детства.

Потому, что Эвелин здесь все знали.

Стулья едва ли не сами отодвигались, когда она подходила к столу, а официанты были готовы свою голову зажарить, лишь бы угодить.

Но, всё же здесь было красиво. Резные стулья с дощатыми спинками, свечи в высоких канделябрах, на стенах картины маслом, создававшие ощущение уюта, уединения.

Столики были развёрнуты к стенам, в центре всего один, за ним сидели редко, в основном, если посетители курили.

В остальном, люди заходили, смеялись друг другу в лицо и выбирали тёмный угол, чтобы скрыться от любопытных глаз, затерявшись среди неровных мазков чужих картин.

Эвелин обожала столик в крохотном уголке ресторана. Над ним висела картина, изображавшая двух любовников в смятении ветра.

Он был тёмно-розовым, срывал их одежду, трепал волосы, искажал черты, и каждый раз, приходя сюда, Клео надеялась, что взгляд девушки станет равнодушным, а руки парня ослабнут, и он будет готов выпустить её в жестокий мир ветра.

Только ничего не менялось.

Клео взрослела, а они всё так же стояли на этом холсте, спасаясь от дикой стихии, пытаясь, держаться друг за друга.

Их встретил Марк. Любимый официант Эвелин.

Ему было всего семнадцать, когда он впервые обслуживал их столик.

Клео помнила его кудри, счастливую улыбку и то, с каким упорством он поднимал её стаканчик с мороженым, что она роняла на льняную скатерть каждые пять минут, отвлекаясь на каждого постороннего.

Сейчас ему было уже тридцать пять. Он, наконец, смог укротить свои кудри, и теперь они превратились в послушные волны. Его улыбка больше не была такой счастливой, а Клео уже забыла, каким на вкус было то мороженое.

–Марк, я так рада, что я здесь, – открыв меню, Эвелин каждый раз блуждает взглядом по отпечатанным закорючкам, точно видит их впервые. – Мне всё так нравится…

–Мисс Макалистер, – Марк протягивает Клео меню, когда подавшись вперёд, Эвелин вырывает его из рук дочери.

–Я сама ей закажу. Я всегда ей заказываю, – посылая дочери хищную улыбку, Эвелин закрывает картонную папку в кожаном переплёте. – На закуску я хочу ваших невероятных креветок в сливочном соусе.

–Никакой соли? – Марк приподнимает взгляд над блокнотом, усмехнувшись, Эвелин шлёпает его по руке.

Клео хочется раздражённо закатить глаза, он задавал ей этот вопрос каждый раз.

–На второе я буду тунца и овощи в горчичном соусе, – постелив салфетку на колени, Эвелин подвигает к себе стакан воды. – Для Клео зелёную фасоль с фундуком, а потом ваш лёгкий овощной супчик. Только не добавляйте помидоры, мясной бульон, и, конечно же, никакого перца.

Кивнув, Марк удаляется, оставляя Клео и Эвелин в полумраке.

–Обожаю это место, – пожав плечами, Эвелин оборачивается. – Оно никогда не изменится. Уже я покрылась морщинами, а здесь каждый стул всё такой же.

Клео цепляется за стакан воды и выпивает его до дна, пока мать разглагольствует о красоте помещения.

–Итак, – сложив руки на груди, Эвелин вновь возвращает всё своё внимание к дочери. – Как твоя первая летучка?

–Довольно,… неплохо, – Клео с шумом сглатывает.

–Когда я увижу твои новые идеи в действии? Ты понимаешь, что без одобрения совета я не могу принять это в журнал.

Кивнув, Клео откидывается на спинку стула, пытаясь, стать чуть дальше от матери, заполнявшей всё пространство вокруг.

–Да, я всё… понимаю. Мы начали работать, и я надеюсь, что…

–Я расскажу тебе, как всё будет, – Эвелин поправляет кольцо на указательном пальце, крохотный бриллиант едва заметно мерцает в огнях свечей. – Мы приедем за три дня до выхода журнала. Три дня. К этому времени он должен быть собран. Целиком, кроме твоих новых колонок. Их мы будем рассматривать отдельно, и если они нам не понравятся, ты берёшь материал центрального офиса журнала.

–Но… – Клео теребит салфетку, свисающую ей на колени. – Разве это не глупо, выпускать совершенно разные журналы? Я думала, что ты будешь…

–Контролировать каждую строчку? – усмехнувшись, Эвелин отрицательно качает головой. – Всё будет не так милая. Теперь это твой офис, я в нём начинала, когда моя мать восседала в Сан-Франциско, и ты здесь начнёшь. Она хотела видеть, каким я сделаю этот журнал, и я этого хочу. Когда тебе достанется весь наш бизнес, ты сможешь делать, что хочешь. Объединять филиалы, уничтожать их, но пока я жива, всё будет так, как я сказала.

В горле пересыхает, а крохотная капля на кромке бокала извещает лишь о том, что когда-то в нём была влага.

–Если нам понравятся твои новшества, то я согласна внести их в наш журнал по всему миру. В каждом выпуске, в каждой стране будут отпечатаны слова, что скажут твои… невероятные писатели, которыми ты так восхищена, – Эвелин закатывает глаза. – Тебя устраивает такой вариант?

Клео задумчиво кивает в ответ.

И о чём она думала, когда соглашалась, прекрасно зная, что мать в неё не верит?

Ей хотелось посмотреть в лицо женщины, что растила её двадцать три года и сказать, что знает правду.

Знает, что она недостаточно хороша для неё, что она обуза, дешёвка, и она ничего не стоит.

Но что-то внутри, какая-то крохотная крупица надежды, точно клочок старой бумаги, умоляет молчать.

В словах всё равно нет никакого смысла. Эвелин лишь рассмеется ей в лицо, а Джейми с удовольствием будет наблюдать крах Клео.

Если она опозорится, журнал превратиться лишь в набор скопированных слов главного офиса.

Ей просто нужно продержаться, и верить в людей, что…

–Боже мой.

Логан Андерсон.

Куда, он, чёрт побери, делся? Он не приносил ей заполненные формы.

Он что, ушёл?

–Детка, в чём дело? – Эвелин изучает Клео озадаченным взглядом.

На столе появляется закуска, перед Клео целая миска фасоли и крохотных крупиц фундука, похожих на кунжутные семечки.

–Мне нужно вернуться в офис… – он ведь в офисе? Или ушёл? А что, если увидев стол сардин, он ушёл? Развернулся, плюнул в лицо Роксаны и свалил?

Нет, она бы рассказала ей… или не рассказала?

–Не смеши меня, с чего бы вдруг тебе нужно было в офис? Тебя там ничего не ждёт, помимо пустой пластиковой тарелки, – Эвелин кладёт в рот нежно-розовую креветку, позволяя бледно-жёлтому соусу стекать по губам.

Её лицо искажается гримасой удовольствия.

Клео морщится, пока мать увлечённо разглядывает свою тарелку.

–Мне нужно идти, – резко поднявшись, Клео едва не роняет пустой стакан на столик, от чего поднимается звон, и люди начинают оборачиваться.

–Сядь немедленно, – цедит Эвелин сквозь зубы.

–Мама, это серьёзно, я…

–Я сказала, опустись на свой стул, – шипит Эвелин. – Немедленно.

Послушно кивнув, Клео садится на стул и, бросив салфетку на колени, хватается за вилку.

Чем быстрее доешь, тем быстрее сможешь сбежать.

Зубчики вилки стучат по фарфоровой миске, пока Клео пытается подцепить размягчённые ломтики фасоли

–Как поживает Рассел? – промокнув губы салфеткой, спрашивает Эвелин. – Мне его не хватает, такой чудный мальчик.

–Много работает, – бормочет Клео, набивая рот.

–Ещё бы, он настоящий мужчина. Трудится ради своего будущего. Скоро будет год, как вы вместе. Думаю, он сделает предложение.

Фасоль встаёт поперёк горла, Клео едва не давится закуской, которую ненавидит и, заставив себя проглотить мягкие кусочки странного вкуса, облизывает губы.

–Нет, Рассел не сделает мне предложение.

Усмехнувшись, Эвелин подаётся вперёд, точно заговорщица.

–Брось детка, я уверена в тебе больше, чем ты сама. Он сделает предложение, даже не сомневайся. Я грежу внуками, они получатся потрясающими. Красивыми и умными.

Дети от Рассела.

Кучка крохотных, озлобленных на весь мир гномиков.

Они будут спать со счётами в руках и даже сквозь сон шептать о деньгах.

Время-деньги, время-деньги.

Они возненавидят свою мать за глупость, своего отца за невнимание и сдадут их в дом престарелых, где Клео до последнего дня своей жизни будет смотреть в морщинистое лицо человека, которого не любит.

–Я не… готова к браку.

Сказать, что она не выйдет замуж, за Рассела было бы слишком жестоко.

Лучше более мягкая формулировка.

–Брось, тебе так только кажется. Есть разные женщины Клео. Некоторые рождены для успеха, бизнеса, и семья для них, это дело десятое. Они не могут удержать семейный очаг так, как нужно. А ещё есть идеальные жёны, они всю жизнь проведут за спиной мужа, воспитывая детей и жаря мясо, но их семейный очаг будет тёплым и надёжным.

Себя Эвелин явно относила к типу удачливых женщин бизнеса, а Клео к неумехам – домохозяйкам, нанимавшим по семь нянь на неделю и тихо спивавшимся на заднем дворе с передником в обнимку.

–Я поговорю с Расселом, – сделав глоток воды, Эвелин отодвигает тарелку, на ней было всего пять креветок, но она не съела и половины.

–О чём поговоришь? – Клео повторяет движения за матерью, стараясь избавиться от мерзкого вкуса фасоли во рту.

–О браке. Чем скорее мы сможем использовать твои яйцеклетки, тем лучше. Пойми, чем старше женщина, тем тяжелее ей рожать. Ты не представляешь, как мне было трудно произвести на свет тебя.

–Боже мой, – судорожно вздохнув, Клео хватается за голову. – Мама, прошу, не будем о моих яйцеклетках.

–Почему? – Эвелин озадаченно хмурится.– У тебя что-то не в порядке? Постой, секундочку…

Подвинув к себе сумку, Эвелин одним властным, быстрым движением извлекает на свет ежедневник.

Даже вещи не смели её ослушаться.

Пролистав вперёд страницы исчерченной книжки, женщина поправляет очки.

–Твой цикл кажется ровным, только в прошлом месяце месячные пришли на день раньше…

Глаза Клео изумлённо округляются, она даже не замечает, как Марк забирает тарелки с закусками, наполняя бокалы водой.

–Ты… высчитываешь,… откуда ты знаешь мой цикл?

–Детка, я всё знаю, – захлопнув ежедневник, Эвелин одаривает Клео победоносной улыбкой, в ней так и читалось «да, я контролирую твою жизнь куда лучше тебя».

–Какой… ужас.

–Не слишком обильные? Надеюсь, ты следишь за…

–Господи, мама! – восклицание получается несколько громче, нежели планировала Клео.

Женщина за соседним столиком, где канделябры отбрасывали тени на её лицо, привстаёт, пытаясь понять, кто поднял шум.

–Эвелин?

–Альма? – не смотря на то, что выражение лица у Эвелин похоже на гримасу маньяка-убийцы, она надевает блаженную улыбку, и, обернувшись, раскидывает руки в стороны. – Боже, какая встреча!

Поднявшись, женщина перебрасывает достающие почти до пояса густые, светлые волосы, больше напоминавшие гриву, за спину.

Клео морщится, когда видит её лицо. Оно кажется слишком вытянутым, нос слишком длинным и слишком маленькие глаза терялись на его фоне.

Худощавая фигура была скрыта за длинным платьем, волочащимся за ней по полу.

–Я не видела тебя почти три года! – женщина обнимает Эвелин, обдавая их столик специфическим запахом парфюма, больше напоминавшим мочу.

Эвелин отвечает на её слова широкой улыбкой, почти искренней.

–Кажется, я не видела тебя столько же.

–А это Клео?

Она честно пыталась сбежать от этого любопытного взгляда, но ничего не вышло.

Придётся подниматься, изображать очаровательную дочку и выдавливать из себя улыбку.

–Здравствуйте.

–Боже, как она выросла, держите меня! Она же совсем большая! Господи, Эвелин, когда она успела? Ты отвезла её на остров, где время идёт быстрее?

Эвелин заливисто смеётся в ответ, Клео тоже пытается смеяться, но в голове лишь мысли о смотавшемся Логане Андресоне и не заполненных им формах.

–Да, дети растут.

–Только не мои, потому что у меня их нет, – рассмеявшись, Альма хлопает Эвелин по плечу. – Но твоя дочка красавица, когда замуж?

–Надеемся, уже скоро, Рассел Бломфилд наш жених.

Глаза женщины театрально округляются, рот открывается и на лице появляется ещё десяток морщин.

–Серьёзно? Бломфилд? Девочка, тебе повезло, роскошный мальчик, роскошный. Он был на нашем показе, я глаз отвести не могла.

Клео сдержанно улыбается в ответ, должно быть, по мнению Альмы она обязана танцевать, подбрасывая в воздух бумажные купюры. Сорванный джек-пот ведь отмечают именно так?

–Да, ей повезло, к тому же она теперь редактор моего журнала в Нью-Йорке.

–Серьёзно? – глаза Альмы вновь округляются, руки прижимаются к груди, она либо слишком бурно реагирует, либо уже раздражает своей игрой на публику.

–Да, с тех пор, как в сорок я получила весь бизнес, журнал был идентичным и в Сан-Франциско, и в Нью-Йорке, а теперь Клео будет создавать нечто новое под нашим брендом.

–С ума сойти, деточка ты должно быть с ума от счастья сходишь, пока тебя никто не видит!

Почти.

Клео предпочитала рыдать, пока её никто не видит.

Взглянув на часы, она кусает губу. Марк приносит основные блюда и от одного взгляда на бурлящую зелень в кипячёной воде, Клео становится дурно.

Альма, это реальный шанс сбежать. Эвелин не сможет заставить её остаться.