Текст книги "Право на жизнь (СИ)"
Автор книги: Алена Сказкина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 31 страниц)
Павайка, вольготно устроившись на диванчике, вместе с матерью лениво разглядывала образцы кружев. Мое появление девчонка встретила настороженно: за открытое оскорбление эссы не похвалят ни старшие родичи, ни кузен Исхард. Но поняв, что я не собираюсь предавать огласке случившееся в купальне, успокоилась.
Почему ее нелепые обвинения вообще меня зацепили? Какое мне дело до слов птенца? Какое мне дело до кого бы то ни было в Северном Пределе?! Друзей тут не найти, а заискивать перед недоброжелателями – напрасно распылять силы.
Драконы ждали. Я снова обошла замерших портняжных големов, рассматривая демонстрируемые ими платья.
Строгое снежное сукно или дерзкий огненный шелк? Солнце, песок, огонь – традиционные цвета Южного Предела. Белый, серебряный, черный – траур северного. Юг и Север – невозможно разные и далекие друг от друга. Насколько должна быть могущественна сила, что объединит их? Либо это иллюзия, и хрупкий теплолюбивый цветок напрасно мечтает зацвести в краю метелей?
Я закрыла глаза, невольно вспоминая бал моего совершеннолетия. Как притягивал взгляды белоснежный мундир Исхарда посреди охры и осенних листьев Храма Целительниц. Рыжий огонь, зажженный в ледяном дворце Альтэссы Аратая, будет выделяться не меньше.
Харатэль назвала меня символом грядущего, знаменем надежды. Но я не могу и… не хочу быть символом. Это слишком тяжелая ноша. Неподъемная для той, что должна скоро навсегда исчезнуть.
Раствориться как снег по весне.
Снег… Тополиный пух – снег кресника.
– Эсса, вы решили? – осторожно поторопили меня.
– Да. Белое.
– Отлично, – Нихамада украдкой махнула портному, чтобы тот уносил наряды, пока я не передумала, и мучительный процесс выбора не растянулся еще часа на два. – Осталось определиться с сопровождением. Девушке твоего положения и происхождения попросту неприлично появляться на балу в одиночестве.
– Со мной будет Исхард, разве нет?
Судя по сообщениям курирующей его целительницы, эсса почти оправился и на днях должен вернуться домой.
– До тех пор, пока брачные церемонии не соблюдены, Исхард не считается твоим опек… родственником, – пояснила Нихамада с видом, что уж такие элементарные вещи полагается знать каждой. – Появление с ним одним будет выглядеть излишне дерзко.
Очередная замороченная традиция северного клана? Сколько еще навязанных негласными правилами, а потому «исключительно важных» мелочей я должна учитывать на каждом своем шагу?
– Несовершеннолетних или едва окрылившихся девушек обычно сопровождает старший брат, или отец, или иной близкий член семьи, – продолжала леди Иньлэрт. – Но принимая во внимание ваш статус, эсса, вполне допустимо, если вы возьмете компаньонку. Когтя, например.
Разбирающаяся в тонкостях этикета Лоретта прекрасно подошла бы на озвученную роль: небось поэтому Харатэль и включила женщину в мой ближний круг. Проблема в том, что когтей у меня больше не было.
– Лоретта… занята. Ей срочно потребовалось отправиться в Южный Храм, и до новогоднего бала она не вернется.
– Вы могли бы пригласить подругу.
Я покачала головой. В детстве я предпочитала проводить время с Крисом и Аликом, нежели с дочерями служанок или благовоспитанными ровесницами из верховных родов.
В Южном Храме тоже не сложилось. Дружить с обычными людьми было опасно разоблачением, с немногочисленными девушками-драконами – страшно, а временами – мерзко. Мне претили злые шутки над «неодаренными», которыми развлекались Нешера и собравшаяся вокруг нее компания «избранных», и я искренне радовалась, когда наставники устроили зарвавшимся девчонкам показательную взбучку. Я инстинктивно не верила раболепным предложениям дружбы от Тапиры и Соары, ища в них подвох. Одна Каданэра неожиданно вспомнилась с теплотой: импульсивная и честная, она, как и Галактия, говорила то, что думает, в лицо. Жаль, тогда я не умела ценить искренность.
Пожалуй, Галактия – единственная, кого я могла бы назвать подругой. Но пригласить ее на бал? Представляю лица почтенных лордов, если я притащу охотницу во дворец Альтэссы!
Альянс и Братство со времен Раскола, конечно, считаются союзниками, но отношения между людьми и кланами по-прежнему натянутые. Да и о договоре известно только Совету и Ложу, а младших охотников и обычных драконов в союз посвятить не удосужились.
– Всем доброго дня. О чем спор?
В комнату вкатилась Аара. Судя по раскрасневшимся от мороза щекам, женщина только что вернулась с улицы: навещала Исхарда? Неожиданно, но, похоже, она искренне переживала за сына, а не считала, подобно моему отцу, просто инструментом для достижения цели.
– Исечка превосходно себя чувствует, – ответила на немой вопрос присутствующих Аара. – Но леди Нейра полагает, что ему еще пару дней стоит побыть под наблюдением. Раны от проклятий порой ведут себя непредсказуемо. Так о чем шла речь?
– Мы размышляли, кто будет свитой Лаанары на предстоящем балу.
– Отчего бы Ланочку не сопровождать твоей дочери?
На Аару мы с Павайкой посмотрели с одинаковым изумлением. Взять в свиту девчонку, которая меня ненавидит? Я открыла рот, собираясь возразить, и осеклась, понимая, что Аара предложила самое бесхлопотное решение проблемы.
Компаньонка, да?
Снова, как утром, но гораздо сильнее, нахлынуло ощущение бессмысленности происходящего. Все тлен, пустое. Почему я должна следовать каким-то глупым традициям? Для чего мне платье – красивая бесполезная тряпка – когда правильней облачиться в доспех? На кой Хаос я вообще тащусь на бал?!
Потому что этого ожидают от представительницы Южного Храма.
По сути, большую часть нашей жизни отбирает вот такая бессмысленная возня. Поддержание придуманного людьми образа. Но разве не глупо тратить драгоценное время на служение чужим ожиданиям?
Не лучше ли делать то, что пожелаешь сама.
Я хочу… простых вещей. Сыграть в шахматы по дурашливым правилам Галактии. Посидеть с сестрой за чашкой чая, болтая о сиюминутных глупостях, вроде грозной наставницы, обругавшей меня за невыученное плетение или растущие на грядках сорняки. Сбежать, как в детстве, из дома, чтобы рыбачить с Крисом и Аликом.
Отправится прямо сейчас в Южный Храм, спуститься в казематы, отворить камеру, попросить прощения. Поведать все без утайки, а после мы бы снова разговаривали вечером у костра или любовались на звезды, мечтая о том, как хорошо вернуться в Небеса вместе.
Рик обязательно бы что-то придумал. Нашел выход…
Если бы он был.
Сказка закончилась. В человеческих силах, пусть по венам этих людей и течет древняя кровь, далеко не все. Запечатанному дракону не взлететь в небеса. Мертвых не оживить. Детство превращается в прошлое, время не повернуть вспять. Я могу сколько угодно бунтовать, нарушать правила, но изменить их в силах – и редкие исключения лишь подтверждают непреложность основных законов мироздания.
Жизнь эссы принадлежит народу. Жизнь инструмента – лиаро.
Делать то, что хочу, я по-прежнему не имела права.
– …выбор естественен. А для девочки это прекрасная возможность выйти в высшее общество, – разглагольствовала довольная своей идеей Аара. – Что скажешь, Ланочка?
Павайка обиженно морщила нос, всем видом демонстрируя неприязнь к задумке тетушки. И моему согласию.
– Замечательная мысль.
Платье, компаньонка… лишенная права самостоятельно выбирать судьбу, я сегодня капризничала в мелочах, силясь создать у себя хотя бы иллюзию независимости.
Хватит! Есть цель, есть враг, которого я должна победить – на этом и сосредоточусь. Прочее же… Какая разница, кто будет корчить брезгливые рожи за моей спиной?! Верно, никакой. А значит, пора смириться и прекратить распылять силы на ерунду. Их и так немного.
***
Кина поставила поднос с кофейником на тумбочку. Погасила свет в спальне, не тронув ночник у моей кровати.
– Вам что-то еще нужно?
– Нет. Благодарю, – отозвалась я, не отрываясь от чтения. Разбирать корявый почерк неизвестной травницы оказалось занятием утомительным: чуть отвлечешься, и приходилось заново искать место, где прервалась. – Можешь быть свободна.
Я перелистнула страницу, обнаружила заголовок и отложила книгу. Осмысливая материал и давая отдых глазам, взяла кофейную паузу. Наверно, было вкусно, но я слишком глубоко погрузилась в раздумья, чтобы по достоинству оценить приготовленный служанкой напиток.
Яды на драконов все-таки действовали. Глупо утверждать обратное после знакомства с «экспериментами» Юнаэтры, попавшими в руки малефиков и воинствующих фанатиков из Братства. Занимательно другое. Сонное зелье и зелье страсти, не говоря уже об эликсирах, которыми баловались боевые маги, влияли на клановцев иной раз даже сильнее, чем на людей, в то время как мышьяк и стрихнин, смертельно опасные для обычного человека, кровь Древних часто сжигала без следа.
Я впервые задумалась о такой избирательности.
Если верить автору, чьими трудами с неохотой поделилась Аара, ответ до очевидности тривиален – аура. «Крылья» не просто являлись нашей связью с миром снов и источником волшебства, они же защищали нас. Любое негативное (а что может быть хуже мучительной смерти?) изменение физического тела сказывалось и на ауре, та же, в свою очередь, стремилась вернуться в исходное состояние и, соответственно, избавлялась от угрозы, в том числе прибегая к магии Древних. Особенно сильно реагировала кровь южного клана, изначально родственная огню.
Зелья, блокирующие связь с миром снов, яды, маги-люди – Юнаэтра и ее помощники из Братства хорошо преуспели в изучении свойств крови, но они оказались далеко не первыми, просто подхватили эстафету, развили и преумножили то, что лиаро создали до них.
Я заглянула в конец. Трактат написали более двух веков назад.
Понятно, почему сестра не заинтересовалась случившимся в Шахтенках. Небось уже знала о похожих исследованиях хранителей памяти или вытребовала нужные документы сразу после моего доклада.
Все это было безумно интересно, но не решало внезапно возникшей у меня проблемы.
Vera Orshol. Жить в его дурмане оказалось спокойно и легко, но любое лекарство имеет ограниченный срок действия… и неприятные побочные эффекты.
Я стала бояться своих снов.
Ничего не исчезает бесследно, и чувства, что во время бодрствования оказались скованы надежным цепями эликсира, ночью получали свободу, придавая видениям особую яркость и остроту. Иногда мне мерещилось, что именно во снах начиналась настоящая жизнь, а серое прозябание в столице северного клана, наоборот, бесконечная затянувшаяся дрема. И эту «жизнь» по-прежнему наполняли картины грядущей битвы, в которых я снова и снова теряла близких людей.
Я боялась засыпать. Но жить без сна потомки Древних так и не научились. Человеческие разум и тело нуждались в отдыхе. И когда их требования становились до того настойчивыми, что бороться не хватало сил, единственным спасением было пересечь границу неконтролируемых пророчеств Мараны и вырваться в мир Древних. Получалось не всегда.
Алис, конечно, по-прежнему дежурила возле меня, но ее защита ослабла. Да и сама кошка в последние дни выглядела неважно: много спала, практически не ела – и о причинах внезапной хвори приходилось только догадываться. Неужели Спутницу чем-то траванули близнецы? Маловероятно, потому что ребята не выходили за рамки злых, но все же шуток, а после «красок» и вовсе прижухли, но полностью исключать такую версию я не могла. Как и то, что на Алис негативно сказался местный климат и отсутствие свободы перемещения.
Если состояние кошки не улучшится, придется отослать ее в Южный Храм. Правда, сама Спутница вряд ли одобрит эту затею, ведь тогда я останусь в северной столице совсем одна.
Словно прочитав мои мысли, свернувшаяся на подушке Алис приоткрыла один глаз и вопросительно муркнула. Я почесала ее за ухом: «Отдыхай, все в порядке, а хозяйка еще позанимается».
Рассвет застиг меня за книгой. Первые солнечные лучи, проникшие в комнату и вызолотившие стены, я встретила с облегчением. Почему-то при свете дня вырваться из болота пророчеств Оракула было гораздо проще.
Я отложила книгу: теперь можно и подремать часа три-четыре.
Осознание иррациональности происходящего обрушилось резко и внезапно, как ушат ледяной воды. Мои окна не смотрели на восток! И снаружи должен находиться просыпающийся город, а не безлюдная пустошь!
Разгорающееся над заснеженным полем свечение не было солнцем.
Великая Мать Narai?
Когда я успела преодолеть барьер грез?
«Ты снова закрыла сердце от мира».
В голосе Дракона прозвучал упрек.
Но ведь в этом нет моей вины! Я честно хотела доверять и быть достойной чужого доверия. Не получилось – ни с первым, ни со вторым. У меня по-прежнему не достает сил, чтобы справится с наложенными жизнью обязанностями. Но каждый раз, когда я задумываюсь попросить о помощи, Рок тыкает меня носом в неприглядную правду: ты пешка, которую другие используют для достижения целей или удовлетворения амбиций.
«Ты закрыла сердце от мира».
Дракон сиял до того ярко, что слезились глаза. Мать – воплощение мудрости и спокойствия, добрая богиня, которая снисходительно терпит возню непослушных детей, что бы те ни вытворяли, а потому до дрожи пугал даже призрак ее неудовольствия: я невольно отпрянула, потеряла равновесие… очнулась четырехлетней девочкой в столовой Благословенного Дола. Нет. Четыре года было той, чьими глазами я сейчас смотрела на мир.
– …я хочу видеть Харатэль!
Няня Вивель ласково улыбается, но уголки губ у нее уже слегка дергаются: выносить многочасовые капризы не каждому хватит терпения и нервов, а маленькая эсса в то осеннее утро отличалась далеко не идеальным поведением.
– Юная леди, Альтэсса занята. Она не может сейчас уделить вам время.
Вивель огорченно смотрит на нетронутую тарелку. Когда я подрасту, узнаю, что няня в детстве пережила настоящий голод и с тех пор очень трепетно относится к еде, жалея о каждом выброшенном свиньям куске. Но ради любимой воспитанницы она идет даже против собственных убеждений.
– Если вам не нравится манная каша, я попрошу принести творог или блинчики.
– Я хочу видеть сестру!
Тарелка летит на пол. Будь в комнате Харатэль или Каттера, выдрали бы хворостиной, не посмотрев на статус эссы, да и вспоминают они про него, честно говоря, только во время официальных событий, в остальном не считаясь с моими желаниями. Но Вивель лишь растерянно теребит подол фартука. Добрая, она жалеет меня и никогда не ругает, как бы безобразно я себя не вела.
– Юная леди…
– Хочу! Видеть! Сестру!..
Прежде Югом правила моя мать. Я любила ее. Наверно. Королеве Солнца Нейс нечасто удавалось провести время со своими дочерями. Зато рядом находилась сестра – строгая, требовательная, но готовая всегда выслушать и ответить на любой, даже самый глупый вопрос.
Теперь Альтэссой выбрали Харатэль… и она также отдалилась. Не замечая заботы, которой юную леди старались окружить няня и наставники, я чувствовала себя брошенной, не нужной. Боялась, что Харатэль тоже исчезнет. Однажды уйдет и больше никогда-никогда не вернется…
– …Крис, заканчивай уже.
Мне внезапно четырнадцать. Медальон-артефакт крутится на цепочке, бликуя на солнце. Поворачивается то одной стороной, то другой, меняя грозного орла на коварного змея.
– Еще минуточку, – рассеянно отзывается рыжик, когда я начинаю сомневаться, слышал ли он мои слова вообще.
Все внимание мальчишки занято упражнением, которое ему задал Хорек. По честному говоря, белобрысого дракона зовут, конечно, иначе, но настоящее имя мне неизвестно, а Вивель притворяется глухой, едва я заговариваю о госте. Криса пытать и вовсе бесполезно – ему только дай повод напустить таинственности.
Хорек наведывается в Благословенный Дол редко, раз в два-три месяца, и не задерживается дольше, чем на пару дней, проводя их в покоях сестры, чьи визиты, удивительно, совпадают с приездом дракона. Мне кажется, первый коготь его недолюбливает. Лорд Ралет вечно хмурится, встречаясь с белобрысым в коридоре. Но когда я набралась смелости и спросила начальника стражи напрямую, он сухо посоветовал доверять окружению Альтэссы.
Обычно мне нет дела до гостей, но сегодняшним утром я Хорька по-настоящему ненавижу, потому что он отнимает у нас бесценное время, должное принадлежать мне и рыжику.
– Крис! Я ухожу! – раздраженно хлопаю кругляшом по скамье.
– Ага.
Чурбан бесчувственный, а еще якобы сенсорик! И ограничительный амулет носит для вида! Только хвастал, что читает эмоции как открытую книгу! Дурак бескрылый!
Злая и расстроенная, я бреду по саду. Яркие бутоны цветов, пение птиц, перегородившая тропу тонкая нить паутины – все вызывает раздражение.
Ноги сами выносят меня к реке.
Старая яблоня по-прежнему ловит «пальцами» речные течения. Она росла здесь еще до нашего рождения и останется, когда мы исчезнем. Я прижимаюсь спиной к нагретому солнцем стволу, обхватываю руками щиколотки и утыкаюсь лбом в колени.
Вечный раздолбай, который первым сбегал с уроков, когда он успел стать прилежным учеником?! Привили понятия дисциплине в школе боевых искусств? Крис сильно изменился за последние годы, стал ответственным, больше времени посвящал урокам, а не нашим совместным шалостям. Мальчишка повзрослел, пошел вперед, к будущему, а я, увязнув в настоящем, по-прежнему топталась на месте.
Меня все бросают. Мать. Харатэль. Теперь лучший друг.
– На обиженных, между прочим, воду возят, – загородивший солнце рыжик потягивает мне пустое ведро. – Давай делом займись. И кухарке поможешь, и законный повод ныть появится.
– Воду для кухни берут из колодца, – огрызаюсь.
– А я надеялся, ты мне наревешь, как плакса-княжна из сказки Вивель, – выроненное ведро с грохотом отскакивает от корня и катится по склону, застревая в кустарнике у самого берега. – Ну, расскажешь, в чем проблема?
– Сам и прочел бы… мыслекопатель, – я еще злюсь, но колючий ледяной комок обиды в горле потихоньку тает.
– Вот именно! Копатель! А чтобы вычерпать то болото, что у тебя под черепушкой творится, нужно… ведро!
Нет. Разговаривать с ним решительно невозможно! Как и долго сердиться на наглую улыбку. И я признаюсь:
– Через несколько дней я уезжаю в Южный Храм.
– И? – недоуменно уточняет Крис. – В чем мировая катастрофа-то? Меня вон в Пламя скоро загребут.
– Ты не говорил, – удивление мешается с вернувшейся обидой: такую важную новость и утаил!
– Эка невидаль! – отмахивается друг. – Ты мне лучше скажи, чем тебе Храм не угодил?! Отличное же место. Правда-правда. Хоть мир посмотришь, с людьми пообщаешься, а то скоро мхом зарастёшь в этой глухомани.
Я не знаю, как правильно выразить словами те эмоции, что скребут в душе. Мне страшно покидать привычный и знакомый Благословенный Дол: новое место, как оно меня примет?! Мне не хочется расставаться с родными людьми. Вивель, наставница Маретта, Крис… Крис и так появляется в особняке с каждым годом реже и реже, а скоро его заберут в Пламя – оттуда воспитанников не выпускают до окончания обучения.
Мы не увидимся несколько лет. Сама мысль об этом пугает и вызывает отторжение. Еще год назад я мечтала быстрее вырасти, чтобы Исхард увидел во мне невесту, а не младшую сестру. Но сейчас думаю об обратном: если бы мы с рыжиком перестали взрослеть, то никогда бы не разлучались. Наивно, по-детски. Я и сама это осознаю, а потому не сразу решаюсь произнести.
– Мы больше не сможем играть вдвоем.
– Глупая ты, Ланка, – Крис треплет мне волосы на макушке. – Друзьями мы все равно останемся. Я, ты и Алик тоже. Да и письма с мыслесвязью никто не отменял, будет повод скорее научиться. В общем, захочешь поныть на несправедливую судьбу, строгих наставниц и тираншу-сестру, я всегда готов выслушать, – он запнулся, вспомнив слухи, ходившие об Академии, и поправился. – Ночью так точно.
Крис был, конечно, прав. Настоящую дружбу не разрушить ни годами, ни расстоянием. А в переменах нет ничего плохого. Каждому птенцу рано или поздно придется покинуть родное гнездо – теперь я понимаю, что Харатэль и так прятала меня от мира до последнего.
Крис был прав. Но в Благословенный Дол, уютную гавань моего детства, я так и не вернулась.
– …Ты меня обманула!
Мне снова четыре. Харатэль хмурит тонкие брови. Небось сердится, ведь на дворе глубокая ночь, и птенцу давно пора спать. Но я тоже сержусь.
– Ты обещала, что пойдешь со мной собирать букет из листьев!
Сестра садится на кровать, молчит. Сейчас, наверное, заругает, что довела няню до слез. Но Харатэль неожиданно извиняется.
– Прости. Сегодня было очень много дел.
Солнцеликой не подобает оправдываться. Но четырехлетняя девочка еще слишком мала, чтобы понимать, любое решение Альтэссы не подлежит сомнению и осуждению. Скрытая от мира в Благословенном Доле, она не догадывается, что идет война, и все помыслы Повелительницы Юга устремлены на поля сражений, где гибнет цвет драконов. Осиротевшей юной эссе катастрофически не хватает материнского тепла и внимания.
– Завтра обязательно пойдем! Сначала букет. Потом покатаемся на лодке. А еще…
– Малыш, я не могу играть с тобой, сколько ты хочешь, – возражает Харатэль. – У меня есть долг перед южным кланом.
– Долг, долг, – брезгливо катаю я на языке. У слова противный вкус, точно у брокколи, которым кормят взрослые, уверяя, что ты еще не понимаешь собственного блага. – После того как тебя выбрали Альтэссой, ты только и говоришь, что о долге и клане! Днем и ночью пропадаешь на своих советах! А на меня времени нет! Ты меня вообще не любишь!
– Глупости, – возражает Харатэль. – Я люблю тебя, хочу защитить, именно поэтому, как ты изволила выразиться, пропадаю на советах. Я делаю все…
– Нет. Не любишь! – перебиваю я.
– Глупости, – повторяет сестра и неожиданно обнимает, скованно, неловко, ломая какой-то внутренний барьер, точно она боится допустить меня близко.
Харатэль очень изменилась после смерти матери. Стала чужой и холодной, недоступной, и тем удивительнее ее неожиданный порыв. Тщусь выпутаться из объятий, но сестра лишь крепче прижимает меня к груди и молчит, уткнувшись лбом в макушку.
Про Раскол, бойню в Великой Пустыне и остальное я узнаю много позже. Харатэль, под тяжестью долга, неожиданно обрушившегося на твои хрупкие плечи, как ты не сломалась, сестра? Почему не опустила руки перед обстоятельствами?!
Харатэль и Крис, у меня не получается быть такой же сильной, как вы. Я обещала стать настоящей эсой, опорой и поддержкой, но, надо честно признать, помощи от меня по-прежнему как от козла молока. Зато в моих силах хотя бы не взваливать новые проблемы на сестру, которой сейчас и так непросто приходится. Я буду ждать, пока не наступит последний час, и надеяться, что дождусь.
Великая Мать Narai, почему ты решила показать мне именно эти воспоминания?
***
– Зачем вы согласились? Хотите меня еще больше унизить?!
Обе леди Иньлэрт покинули особняк ранним утром, и Павайка воспользовалась случаем, чтобы бесцеремонно заявиться ко мне в спальню и выразить недовольство навязанной ей ролью компаньонки на предстоящем балу. Судя по выпаленным мне в лицо первым обвинениям и общей взвинченности, девчонка приняла обычную лень за мелочную месть.
Я могла бы объяснить, что к произошедшему в купальне мой поступок не имеет никакого отношения. Могла бы без лишних слов выгнать ее из комнаты. Но не сделала ни того, ни другого.
Потому что явиться к эссе, да даже просто к старшей и в открытую высказать недовольство… ее смелость и прямолинейность заслуживали уважения. Хотя источником подобной храбрости, скорей всего, стало отсутствие наказания за прошлый «бунт».
– Нет, – я спокойно (благо в этот раз успела принять эликсир вовремя) кивнула на кресло. – Сядь. Поговорим.
Павайка сжала губы, словно дикий звереныш, сдерживающий разъяренное рычание. Подчинилась, понимая, что иначе и смысла не было приходить. Демонстративно уставилась в окно.
Какое-то время я смотрела на девочку, раздумывая, что ей сказать.
Вернуться к вчерашней «лекции» о долге перед кланами? Или просветить, как общество и воспитание влияют на наши мысли и чувства? Мы с северным лордом знакомы всю мою сознательную жизнь и не могли не стать друзьями. Пусть это случилось и по чужой указке, я не жалела. Таким другом, как Исхард, можно только восхищаться. Но поверит ли Павайка, что в ее возрасте я тоже взирала с благоговением на навязанного мне сестрой и лиаро прекрасного принца?
Как она отреагирует, если я расскажу об Алике? О когте, пожертвовавшем собой, чтобы спасти своего Повелителя. О моем друге, который был мне также важен, как и Исхард, и которого я потеряла, потому что одной бестолковой эссе не хватило сил защитить всех.
Поймет ли? Или презрительно фыркнет?
Павайка сердито сопела носом.
Я могла бы пойти дальше и рассказать, что и в моем мире не все так просто, как выглядит, и в отличие от ее семейного гнездышка он не делится на черное и белое. Что приходится улыбаться сквозь слезы и идти на сделку с недругами для победы над еще более страшным врагом. В этом мире подлые поступки совершаются ради благих целей, а самые лучшие намерения могут привести к катастрофе.
Что взрослые тоже испытывают одиночество и сомнения. И подчас непреодолимым препятствием на пути к цели оказываешься ты сам, поставленный перед неразрешимым выбором между мечтами и совестью.
Что сваливать собственные проблемы на чужие плечи эгоистично и подло. А по-настоящему взрослеешь ты тогда, когда принимаешь полную ответственность за свои решения и перестаешь обвинять в неудачах других.
Возможно, не сразу, но она бы поняла. Одна из немногих, потому как еще не утратила до конца искренность, умела любить и ненавидеть.
Я могла бы, но не стану. Эта исповедь была больше нужна мне, чем ей. Плохая из меня целительница чужих душ, даже со своей никак не разберусь.
В конце концов, пусть мы обе и волнуемся за Исхарда, дружить не обязаны. Зато можем заключить временный союз, основываясь на выгоде.
– Глупо пилить сук, на котором сидишь.
Девочка таращилась в окно, словно бы и не слышала.
– Разве ты не хочешь пойти на бал?
Павайка зло обернулась.
– Изображая вашу тень?
– А что плохого в роли моей тени? Пусть ты и недовольна сим фактом, но я скоро, когда кончится война, стану законной супругой твоего кузена, – или умру раньше, но сообщать это собеседнице у меня не было причин. – К тому же не забывай, я эсса и обладаю некоторой властью, – ага-ага, весьма условной, но и это Павайке знать не обязательно. – Останешься ли ты рядом с Исхардом или нет, зависит и от меня… в том числе.
Девочка ошарашенно, впервые осознавая, открыла рот, снова стиснула губы. Наконец выдавила.
– Вы… не посмеете! На такую подлость даже вы не способны!
Я и сама не представляла, на что способна.
– Глупо держать в ближнем круге недоброжелателей. Либо мы сумеем договориться, либо распрощаемся.
– Вы!..
Да, к подобному повороту она оказалась не готова. Так и не найдя подходящих слов, Павайка, как ошпаренная, выскочила из комнаты, хлопнув дверью. Надеюсь, спустя пару часов, то есть когда уляжется первое возмущение и чувства перестанут затмевать разум, она все же обдумает мои слова. И согласится. А может, и нет: подростки упрямы и способны сами причинить себе вред назло взрослым.
Короткий диалог утомил неожиданно сильно. Как же иногда трудно общаться с птенцами! А главное… зачем?
Все, что мне сейчас нужно, ждать.
Наверное, то же самое ощущает приговоренный, когда узнает день казни. Сначала мысли сковывает оцепенение – невозможность принять и поверить в предрешенный рок. Потом его сменяет отрицание – узник бьется в отчаянии и ужасе, жадно цепляется за малейшую надежду на избавление. До третьего шага, безразличия, доходят не все.
За последний год я постоянно встречалась со смертью. Отравленный кинжал охотников – в тот раз Серая Госпожа подкралась неожиданно, не давая времени на осознание. Ночью в поместье Кагероса я дрожала от испуга, но долг перед кланом победил. Дальше было легче: встреча с Кадмией и соглашение с Юнаэтрой – я почти приняла неизбежное и рассматривала свою жизнь как монету, на которую сумею выкупить у судьбы благополучие тех, кто мне дорог.
Говорят, привычка побеждает страх.
Я слишком часто сталкивалась со смертью и потому устала… устала боятся, бороться, примирилась с неизбежным. Я сделаю то, что должна, и если в итоге южной эссе суждено исчезнуть из подлунного мира, не имеет значения.
Иногда мне чудилось, что я уже мертва.
