Текст книги "Тайные знаки"
Автор книги: Александра Сашнева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 39 страниц)
Весь день Стрельцова сидела за инструментом в мрачном состоянии, и мысленный голос Эдика твердил ей в уши: «Напиши песню! Напиши песню! Напиши песню!» У Катьки были уже песни, и они неплохо шли в клубах, но сегодня она поняла, что это – не то.
Ну ничем они не отличаются от всего того, за что проплачено толстопузыми бизнесменами из бывших директоров и партийцев. И если она, Катерина Стрельцова, расчитывает на запись альбома, на такую запись, ради которой кто-то должен потратить немалую сумму денег, то эти песни должны стоить чего-то больше, чем подрыгаться под них в дансинге.
И правда! Катька поняла это – Эдик был прав.
Но чтобы написать такую песню, надо что-то… что-то особое. Что-то такое, чего Катька еще не знала. И это было за порогом ее понмания. Так, словно она была еще обезьяной, а ей предстояло заговорить по-человечески. Сказать первое осмысленное слово.
Она вспомнила, как Макся, когда ему исполнилось два года (Катька прибыла на краткую побывку), пытался мучительно расширить свой словарь каким-нибудь новым словом типа: «вава» – собака, «р-р-р-р» – машина. И Катька сечас чувствовала себя таким же младенцем. Ох, и корежило ее от этого! И жалко было себя, и злилась она, но – упрямая! – она ни за что не отступила бы. Хоть убей!
За стеной раздались голоса лабухов. Они громко орали: «Группа крови на рукаве!» И Катьке так и представилось, что Обор висит на Плесене, и они чем-то довольные, волочат друг друга по коридору.
Катька подумала:
«Они ходили на студию!» Так столбиком и подумала. Ходили на студию и получили контракт. Ну, может быть, не контракт, но что-то многообещающее.
Внутри завистливо и тоскливо засвербело: а не зря ли она убежала от Бафомета? Пусть это ее собственный же глюк, исторгнутый отравленным «глазками» желудком, но отчего же она не воспользовалась им? Наверняка во власти Бафомета средство, которое нужно Стрельцовой, чтобы стать Певицей! Певицей с большой буквы, как Пугачева, Шульженко, Агузарова, Фицжеральд, как Мина, как Холлидей, как Пиаф, как Сюзи Кватро хотя бы! Ну ладно! На худой конец, как Мадонна. Если уж Фицжеральд и Пугачевой, равно как и Мине мог помочь сам голос, сам талант, то уж крашеной итальянке с крестом на сиськах точно голос помочь не мог. У нее его так и не появилось до самого конца карьеры.
Ах, как Катьке хотелось стать Певицей, которая с а м а спит, с кем хочет. Которой не нужно ничего перетягивать и подрезать, потому что не имеет значения, сколько ей лет и как она выглядит. И тогда уж Эдик точно ей не отказал бы.
В маяте Стрельцова вылетела из номера и точно: наткнулась на Плесеня, несущего полный пакет соков, пива и пепси и Обора на плече. Обор радостно поднял голову и убрал сальные патлы со лба.
– «Товарисчь», Катька! – сказал он. – Именно так, гля! Попрошу заметить, «товарисчь» пишется с мягким знаком, потому что ты катька «женшчина» и не можешь при обращении к тебе «товарисчь» не иметь мягкого знака…
– У вас вечеринка? – поинтересовалась Катька.
– Подожди! – нахмурился Обор и попытался слезть с плеча Плесеня. – Я не все сказал! Возрадуйся же с нами, о дево!
– Блин! Обор! – ругнулся вяло Плесень. – Хорошо – выходной, я бы тебя убил, если бы сегодня работать!
– Молчи! – нахмурился гитарист и сделал шаг к Катьке с раскрытыми настежь руками. – Мы выпускаем сингл! Гля! Мы подписали контракт! – он выхватил из кармана куртки договор и взмахнул им в воздухе. – Смотри! Катька! Видишь, тут подписи и печати! Все путем, гля!
Обор покачнулся и смачно плюнул на пол.
– Обор! – взвизгнул неожиданно Плесень. – Козлина! Нас выгонят из гостиницы! Урод!
– Не выгонят! – Оборотень опять повесился на плечо Плесеня и повел рукой. – Айда с нами! Отметим! Ты… – Обор икнул, – как-никак не последне дело сделала. Если бы ты не вы… вы… ик…блевала тогда Бафомета, хрен бы… тьфу! – Обор опять плюнул, – …нам подписали! Мы тебе должны и приглашаем вокалисткой! Хочешь?
– М-да?! – Катька не могла пережить отвращение вызываемое у нее лабухами, но зависть… ох! зависть-зависть-зависть!!! Все-таки сингл! Сингл! Во Франции!
Опять приехал лифт и появился басист.
– Привет, Катерина! – издали помахал он Катьке.
– Ну ладно, – Стрельцова попятилась прочь от пьяных дружков. – Я подумаю. Сейчас. Вы идите! Идите!
– Катька! Катька!!! – погрозил ей Оборотень, поднимая длань, усыпанную серебрянными перстнями. Волчьи морды, черепа и пауки поблескивая, осуждали Катьку.
– Ну что! Йо! – прорычал Плесень. – Давайте скорее! Да уймись ты, урод! – ругнулся он на гитариста и, не спрашивая, поволок того к своему номеру. – На х ты ей дался, мудя! Она уже обмокла, как только своего прыща увидала! Забудь ты про эту… Ну вызвали Бафомета и все… И харе! Че не знаешь, как с бабами надо? Урод!
Плесень скрылся за углом.
– Привет! – сказала Катька.
– Привет! – улыбнулся в ответ Эдик.
Катька рассчитывала, что басист пригласит ее к себе, но тот тихо исчез за дверью. Ну хрен с ним. Стрельцова решительно направилась к лабухам! Ну бездарь она! Бездарь! Не может она написать стихи, как Цой или как Макаревич, но она же пелка! Пелка она, а не поэт! А что, Пугачева сама себе пишет. Конечно! Размечтались! Все от нее хотят чего-то невозможного, надоели! Что на ней на Стрельцовой свет клином сошелся? Да у нее, вон, Макся в Саратове! Если она сама ни на что не годится, пусть хоть деньги будут у ребенка. Чтобы выучиться нормально, чтобы в нормальный институт поступить. Да просто! Сколько поколений можно в дерьме копошиться? Купить шоколадку или до следующей получки ждать? К черту!
Бафомет так Бафомет! Если нельзя добыть славы Фицжеральд, она согласна на славу Мадонны! У той кстати, денег еще и больше.
Стрельцова решительно направилась к номеру лабухов.
– Ну что вы, мудаки? – ласково сказала она, когда Плесень открыл ей дверь. – Мне только парой слов надо было с Эдом перекинуться. Он для меня кое-что должен был узнать. А вы сразу!
– А-а-а-а, – по-доброму протянул Плесень. – Тогда заходи. Щ-щас Обор отмокнет, он тебе все расскажет. Он с менеджером разговаривал и контракт он подписывал. Я так. В коридоре постоял. Мы, барабанщики трепаться не любим. Водки?
– Давай! – кивнула Катька.
Плесень не пожадничал и набухал половину гостинничного стакана.
– За крутое будущее группы «Бафомет»!
– Ага, – сказала Катька и взяла стакан. – Вы что? Так и назвать решили?
– Ага! – кивнул Плесень. – А что? Хуже «Robots»? По-моему, круче! Давай! Накати!
Катька решительно залила в себя требуемую дозу сорокапроцентного алгкоголя. С счастью французская водка была не в пример русской куда более приемлемой для заливания в неограниченных количествах. И ацетоном она не воняла, и язык не щипала и при взбалтывании не зрывалась фонтаном искристых пузырьков.
– Ура! – сказала Катька, чувствуя прилив куража. – За группу «Бафомет!» Итак они нажрались до зеленых зюзей, орали безобразно и клялись, что сделают не только всю Европу, но и всю Америку. Как «Дип пёрпл» или «Лед Цепелин» или как Мик Джаггер. Пример «Дорз» или Мерлина Менсона тоже вдохновлял, но по размышлении все пришли к выводу, что славы у них было хоть отбавляй, но вот с баблом… На х надо давать на себе навариться разным там пролюсерам, лейблам и прочему говну, которое музыка не интересует вообще, а только количество проданных блестящих кружочков. Да если бы пустые диски покупали по такой цене, как музыкальные, они бы продавали лучше пустые!
Кончилась попойка тем, что Оборотень ни с того ни с сего вскочил на стол и, вытащив свой крохотный писюн возопил:
– Мы их всех! Мы их сделаем!
Обор начал возбуждать себя ритмичными движениями, собираясь исторгнуть фонтан, и Катька решила, что с нее достаточно. Она поднялась и на нетвердых ногах направилась к дверям. Мир вокруг нее закружился, и последнее, что Стрельцова запонила были жаркие объятия Плесеня, а потом ее Стрельцовой стремительный полет в дверь.
«Я убил мадам Гасион»Утром Марго проснулась и поняла, что – все.
То есть совсем все! Окончательно – все!
Все работы готовы. Может быть чуть-чуть только не досохли. Но, если Жак будет везти их аккуратно, то ничего страшного. Для верности она спрыгнула с постели и потрогала последние работы пальцем. Чуть-чуть липнет. Но, если не царапать, то ничего. Вчера она еще оставляла какую-то мелочь на утро, но сегодня понятно, что это пустое. Время работы прошло.
Наступило время лени.
Лень.
Какое сладостное иногда чувство лень! Как приятно иногда сидеть полдня около окна с чашечкой кофе и… Сигаретой? Нет! Курить Марго почти бросила. Как сказала тогда у галереи, так и и сделала. Пробовала иногда затянуться, но – никакого удовольствия. Хоть какой-то толк с Никалая Гороффа!
Не-е-е-т! Хорошо сидеть на стуле около открытого окна теплым матовским деньком, попивать кофеек и листать тетрадку со стихами. Со старыми заброшенными стихами! И менять иногда какую-то строчку, а иногда восхищаться удачей – надо же как здорово, как кратко и выразительно получилось! Нет, это не самолюбование.
Отнюдь.
Ведь найдя на берегу моря красивый камень или раковину, торопишься тотчас похвастать ей и сказать: «Посмотрите! Как красиво!» А стихи – те же камешки с пляжа. И так же, как волны моря округляют гальку, стихи окатывает терпеливое время. Город, ветер, снег, дождь, утро, вечер, любовь, ненависть… Прибой человеческой речи постоянно приносит разнообразные формы…
А поэт…
А что поэт?
Он только нашел раковину и показал вам ее, и дал послушать, приложив к уху!
Посидев с тетрадкой, Марго исправила несколько строчек и наконец-то дописала песню про «Выстрел». Почему-то она была уверенна, что это песня. Может быть, в строчки как-то залетела мелодия? Сама собой, точно птица или бабочка.
Закончив со стихами, Марго, умиротворенно улыбаясь, сложила в рюкзачок разные свои вещички: ключ, найденный на кладбище, остатки красок (больше она у Аурелии не писец), разные мелочи (как то: ручку, плод каштана, чистые носки, трусы, майку) и тетрадку, в которую она переписала все стихи, сочиненные в Питере.
Коша сама не знала, что заставило ее собрать вещи – скорее просто желание завершить долгую работу чем-то вроде уборки.
Надо же! Как мало у нее вещей! Да и зачем они?
Что-то еще! Что-то она забыла!
Ах да! Шпажка! Надо воткнуть ее в воротник куртки. Наверное, вся эта история со снами и привидениями – бред. Просто сон, в котором Марго осмысливала некую информацию, полученную днем, но не осознанную. Но теперь, когда она поняла и связала все, что знала об Аурелии в единое целое, ей показалось глупым бояться снов.
А паутина? Паутина, которая и сейчас видна, если присмотреться как следует. Ну что ж? Возможно, это некий след какой-то химической реакции, которая происходит под дейсвием этой шпажки в воздухе, а глаза, получая кванты излучения (которое неизбежно присутствует в любой химической реакции), глаза видят эти следы ионов (или чего-то там еще) как некую светящуюся сетку. Вот и все. Просто.
Роботы? С ними не все так просто, и надо разбираться, но одно ясно – если Марго не в состоянии победить ночные страхи, то какие уж там роботы?
– Надо, пожалуй, не ждать до завтра, а собрать холсты прямо сейчас, – Марго сказала это по-русски и снова удивилась, как стала далека от самой себя.
Она усмехнулась и повернула к свету последнюю работу Марго Танк.
Марго Танк, Никола Горофф. Какая разница?
Работа называлась «Прощание». На голубом трансцедентальном фоне трансцедентального океана две абсолютно одинаковых девушки тянулись друг к другу руками. Их разносило в разные стороны. Вода в данном случае означала движение жизни, и тела девушек, как субстанция, принадлежащая бренности, подчинялись натиску воды. Лица же, символизирующие осознание и способность разума отвлечься от сиюминутного, были направлены навстречу друг другу.
И только Мар знала, что означает отмель, которой осторожно касается ступнями ближняя девушка – эта девушка была Коша, которая еще не решилась сойти с ума, она обеими руками тянулась к уплывающему двойнику, но не решалась последовать. Вторая же девушка – тоже Коша, но уже Марго – была увлекаема потоком в глубину и как бы разрывалась между желанием плыть вперед, в неясную даль, и остаться с прежней Кошей. Правая рука двойника была скрыта водой, а левая открытой ладонью прощалась с оставшейся на отмели Кошей. Но был кто-то третий увидел это со стороны, и отбросив все лишнее, превратил в схему на холсте.
Нечаянно Марго заметила, что движения рук на картине создают направленный по часовой стрелке треугольник, а вся композиция – руки, лица, волны, отмель – тоже состоит их многочисленных треугольников, расположенных вверх и вниз вершиной. Марго быстро взяла клочок бумажки и нарисовала эту схему.
И заметила: схема была очень похожа на виденную в кабинете «Голема» на мониторе, во время прохождения одного из тестов. Марго задумалась, и в мозг опять постучал вопрос: «Как она могла видеть человека, которого не было?» Она взяла скотч и упаковала все работы в две аккуратные стопы. И поставила, понятное дело, к стене.
Но, если арфистка и полицейский видели Марго в то время, как она преспокойно спала в постели, тогда, возможно Марго видела этого человека, тогда как он преспокойно где-то спал? А он? Видел ли он Марго?
Марго решила одеться. Хотя Аурелия и Лео подарили часть своей одежды, брать вещи себе не хотелось. Она попробовала одеть все свое, но потерпела в этом неудачу. Штаны каким-то образом лопнули между ног. Причем лопнули, что называется, от всей души.
Что делать?
Марго одела футболку, куртку, брюки Аурелии и ботинки. Не хочеться сегодня грузиться даже зашиванием швов. Вечером! Она сделает это вечером. Когда вернутся с прогулки. С первой по настоящему праздной прогулки. Марго сунула руки в карман и пересчитала деньги. Немного. Но хватит на небольшую порцию коньяка.
Хорошо бы найти этого человека и узнать, как было на самом деле. Видел ли он Марго? И, действительно, ли он спал, а не присутствовал в этой комнате каким-то образом?
Марго уже вышла из квартиры, но, увидев в почтовом ящике газеты, решила подняться и отнести их наверх. Увидев статью Лео Лайона, решила просмотреть ее.
«…некая тайная организация, – писал Лео. – выявляет среди нормальных людей потомков великих пришельцев с Сириуса – атлантов, которые были первой расой, от которой уже потом произошло человечество. Инопланетяне эти существуют в виде электрического образования, которое передается с генным кодом в течение тысяч лет от одного потомка к другому, не увеличиваясь в количестве и не меняясь. То есть, грубо говоря, если мать несла в себе электрическое тело сириусянина, то она избавлялась от него, родив первенца-девочку, и та оставалась сириусянкой до тех пор, пока не рожала в свою очередь. И так далее. Во времена Средневековья сириусянам был нанесен непоправимый ущерб. Каким-то образом Инквизиция узнала это дело, и много сириусян погибло в огне. Но теперь, когда наконец-то уровень развития землян достиг достаточного уровня, сириусяне смогли восстановить свой корабль, на котором они потерпели аварию миллионы лет назад, и могут вернуться домой. Агенты сириусян активно ищут носительниц электрических существ, прилетевших на Землю с Сириуса, с тем, чтобы избавить владелиц-землянок от этой напасти раз и навсегда. « Рядом со статьей было помещено изображение сириусянина (прозрачное сиреневое существо) и атланта. Атлант точь-в-точь повторял открытку, которой не так давно хвасталась Аурелия. И вообще все было очень похоже.
– Придурок! – выругалась Марго, открыла дверь ключом, вошла и швырнула газеты на диван в гостиной.
Собаки, увидев, что это русская опять опустили головы.
Злая и опять запутавшаяся в мыслях и решениях Марго, задержалась в квартире еще на пару минут ради посещения санузла, и выйдя из него, застегивала пуговицы, стоя в коридоре между кухней и своей комнатой.
Как распутать этот клубок, который сплели они все вместе: Андрэ, Марго, Аурелия и Лео? Как найти истину? То, что говорит Аурелия, кажется бредом безумицы; то, что пишет Лео, кажется издевкой; то, что говорит Андрэ, кажется тайнственной, скрытой от всех правдой; то, что думает Марго кажется ей самой то жуткой изнанкой мира, то кошмарным сном, который развеется, если хорошенько побродить по улицам.
Собаки, спавшие на креслах, вдруг выбежали к дверям.
Марго метнулась к себе.
Скрип ключа, кашель. Поскуливание Бонни. Радостное топтание собачьих лап.
– Есть кто-нибудь дома? – хрипло спросил голос Лео, и звук его шагов забрел в кухню, задержался там, а потом приблизился к дверям в комнату Марго. – Можно?
Стук костяшек о дверь был так отчетлив и силен, что дверь чуть-чуть покачнулась.
Лео, в плаще и ботинках, возник в дверном проеме и волна коньячного духа сообщила о него настроении. Лео улыбался и волок за собой бар-тележку, снаряженную початой бутылкой коньяка, двумя рюмками, тарелкой с лимонными кружочками и коробкой шоколадных конфет.
– Выпьешь со мной? – спросил Лео и радостно воскликнул. – О! Я вижу ты закончила свою работу! Надо отметить! Непременно!
Что Марго могла сказать? Будущее смутно нарисовалось у нее в мозгу, но она опять зависла между выбором. Сама она сочиняет это будущее, и оно сбывается, или это будущее уже случилось, и сообщает ей о том, каково оно есть. Неизбежно ли оно?
Муж Аурелии плюхнулся на кровать, остановив телезку наискось около себя. Мсье Пулетт дымно закурил и небрежно налил по полной.
Сквозняк колыхнул гардину, и Коша оглянулась на окно. Она и хотела бы уйти, но в молчании Лео таилась какая-то угрожающая решимость, которая мешала проявить волю.
– Давай! – сказал он и первым опустошил свою склянку.
Марго выпила половинку, не особо понимая, что происходит и почему она все-таки не ушла. Как тогда, когда она чуть не попала под «Ролс». Она словно завороженная, словно очарованная злым будущим, давала ему затянуть себя. Будущее смотрело на нее глазами удава, и она не могла отвести взгляд.
Лео опять повторил и только после этого принялся за лимонный кружочек.
Марго взяла шоколадку старалась растянуть на подольше. Она сидела на краешке дивана, мусолила конфету и думала о том, что воля, наверное, проявление какого-то внутреннего органа – печени или почек – потому что с бодуна никакой воли не бывает. А еще воля зависит от погоды.
– Ко мне в редакцию сегодня приходил сам комиссар Легран, – мрачно сказал Лео, выдыхая волну густого дыма.
– Зачем? – спросила Мар.
– Он спрашивал меня опять про мадам Гасион. И еще кое о чем. И это мне не понравилось.
Лео икнул и опять потянулся за рюмкой. Он выпил еще и еще и вдруг оглянулся на Марго красными опухшими глазами.
– А ты почему не пьешь? – спросил он и вытер слезу, вдруг покатившуюся по морщинистой щеке.
– Лео?! Ты что? – испугалась Марго. – Он что, подозревает тебя?
– Подозревает, – кивнул Лео. – Но есть известие похуже! – Лео прикурил вторую сигарету от первой. – Я и вправду убил мадам Гасион.
– Ты? Убил?!
– Сначала комиссар думал, что кто-то подпилил раму арфы, потому что порвать струну почти невозможно.
– Так все-таки мадам Гасион была права! – воскликнула Марго, покрываясь мурашками. – Это арфа убила ее!
– Да нет! – перебил Лео и махнул рукой. – Она говорила об этом сто раз и ничего не случалось! А вся беда в том, что в тот день, когда на дне рождения Ау старуха повторила это в сто первый раз, я решил написать заметку. На! Читай.
Лео швырнул Марго замусоленную газету.
– «Арфа подкараулила хозяйку, и отомстила за невнимательное обращение, – начала Коша читать вслух. – Жительница Сиэтла, арфистка мадам Г. несколько дней не появлялась на привычном месте работы, и завсегдатаи… м-м-м… вскрыли дверь…, и наши ее убитой ужасным образом. Очевидно, пожилая арфистка уронила инструмент. Неловкое движение вызвало разрыв струны, которая и захлестнула горло пожилой женщины.» Лео тяжело вздохнул и опять вытер лицо, уже совсем мокрое.
– Но ты написал про Сиэтл, а мы в Париже!
– Это не важно. Легран сказал мне, что в раме была трещина, совсем незаметная маленькая трещина. Червоточинка. И почему-то рама треснула, когда мадам Гасион встала из-за инструмента и хотела подвинуть его. Зачем ей понадобилось двигать его? И почему это произошло именно тогда, когда я об этом н а п и с а л? Почему эта чертова рама н е м о г л а треснуть год назад, или наоборот годом позже?
– Да-а-а… – протянула Марго. – Нелегко чувствовать на себе такой груз. Но с чего ты взял, что в этом твоя вина? Ты думаешь, что если бы ты не написал, ничего не случилось бы?
– Уверен, – кивнул Лео. – Потому что мадам Гасион – не первая жертва. И не последняя! Да что там говорить! Комиссар не поленился и перерыл весь архив «Франс-суар» и сопоставил все мои заметки с хроникой происшествий. Я и не думал! Правда иногда у меня проскальзывали мысли, но… Это так невероятно, что… ты понимаешь! Я не могу ни с кем поговорить об этом, потому что меня сочтут сумасшедшим! Но мне не хочется быть сумасшедшим! И не хочется быть убийцей! Как мне быть, Марго?
– Может, забить? – усмехнулась Мар. – Ты уверен, что сможешь потянуть ношу демиурга? Если верить тебе, то это означает, что все, что бы ты не написал должно в том или ином виде проявиться в реальности? Но не слишком ли много это для одного простого журналиста?!
– Не веришь? – возмутился Лео. – Завтра выйдет заметка о художнике, который рисует картины собственной кровью! Вот посмотришь, чем закончится! Я бы и сам хотел, чтобы ничего такого не было, но…
Лео развел руками и снова хлопнул коньячку.
– Может быть, ты просто медиум? – энергично предположила Марго. – Просто экстрасенс? И чувствуешь события заранее? И сообщаешь о них? То есть никак ты не можешь на них повлиять, а только сообщаешь.
– Ха! – воскликнул Лео. – Это был бы выход, но ведь никак нельзя узнать! Если я не напишу заметку, то то, что я хотел написать не случится! Случится что-то другое!
– Но постой! – возразила Марго. – Но вот так ты и узнаешь! Если ты не напишешь. А оно все равно случится, тогда это точно не ты! А если не случиться, ну… тогда надо еще подумать!
– Нет, – Лео выпил опять. – Я не хочу узнавать. Так я еще могу болтаться между двумя неопределенностями, а если вдруг окажется, что я т о ч н о убийца, тогда… – Лео всхлипнул и смахнул со щеки пьяную слезу. – На самом деле я и так з н а ю. Это всегда было так, но пока это было где-то за пределами моего дома, мне хватало рюмки коньяка, чтобы выбросить все из головы. Но теперь, когда я убил мадам Гасьон, и загнал Аурелию в секту мошенников, которые внушают ей, что она инопланетянка… Этого я не могу вынести! И знаешь, что меня мучит больше всего? Я не знаю, что мне теперь делать! Ведь мне нужно доработать до пенсии, а главный не позволит мне писать благостные заметки о добрых зайчиках и белочках. Люди платят за убийства, насилие и извращения. Радость, счастье и благодать скучны им! А разогревает их рыбью кровь только жестокость, пошлость, грубость!!! Ненавижу! Если бы я был Христом, я хотел бы, чтобы меня распяли во имя конца человеческого рода. Но я умею только писать! Что мне делать?
– Напиши книгу о конце человечества, как Иоан Богослов, и ему придет конец! – усмехнулась Мар.
– Ты – злая! – поднял плачущие глаза Лео. – Я ненавижу человечество, но я люблю людей. Тебя, Ау, пару друзей в редакции, я любил в какой-то степени мадам Гасион. И я не хочу быть убийцей! Я всю жизнь провел в пьяном угаре, чтобы не думать об этой способности учавствовать в ужасных событиях. Чтобы только не думать! Я играю в карты, чтобы в азарте забыть о своей дурацкой способности.
– Я придумала! – воскликнула Марго и нервно заходила по комнате. – Тебе надо написать другую заметку! Совсем другую! Написать например, что секта, куда попала Аурелия – мошенники. Тебе надо пойти в эту секту, все выяснить и опубликовать материал. Тогда Аурелия уйдет от них! И… напиши, что мадам Гасьон воскресла, тогда точно станет ясно, кто виновник всех этих событий!
– Да?! – Лео задумался и замер, медленно шевеля губами. Сигарета в его руке медленно тлела, и серый дымок змеясь, обвивал руку, полз по обшлагу пиджака, и медленно расстворяясь в воздухе, поднимался к потолку сизым маревом. Лео медленно склонился назад и упал спиной на постель.
Марго встряхнула головой и забрала из руки Лео сигарету.
– Не думаю, что тебе стоит так страдать! Неужели ты хочешь взять на себя ответственность за все человечество?!
– Не хочу! – простонал Лео, всхлипывая липкими слюнями. – Не хочу! Я маленький мизерный человечек! Мне не под силу такая отвественность! И я не хочу ее нести! Я должен прекратить это безобразие! Идем! Помоги мне встать! Я должен сделать одну вещь, и ты мне поможешь!
Он дернулся на кровати, пытаясь встать, но у него ничего не вышло.
– Я женился на Аурелии, потому что она – ведьма, – сказал Лео, еще больше помпрачнев. – Я сразу увидел в Аурелии свою кровь. Это была любовь с первого взгляда. Я увидел ее и меня ударило током. «Это она! – подумал я. – Это она спасет от меня человечество!» Я бегал за ней, как привязаный. А она меня отвергала. Но я знал, что секс с ведьмой ослабит мое проклятие, мою дурацкую особенность. Что я стану нормальным, обычным писакой-бумагомарателем. Что мои заметки будут не больше, чем развлечение. И так и было, пока Аурелия не перестала со мной спать!
– А давно? Извини, конечно!
– Давно. Прямо в ночь на Рождество! Не знаю, что ей взбрело? Но она прочитала какую-то книжку и решила, что секс – не для нее.
Лео опять попытался встать, но теперь упал на пол.
– Лео! Черт бы тебя побрал! – воскликнула Коша. – Зачем ты это делаешь? Прекрати!
Она попыталась поднять мужа Аурелии, подхватив его под мышки, но удалось только перевернуть тело лицом наверх и привалить к матрацу кровати. С Лео произошла внезапная перемена. Слезы перестали, но теперь его серое лицо приняло жестокий углубленный вид. Марго подумала, что мсье Пулетт сейчас стошнит.
Минуту он молча смотрел в пол, потом вздохнул и набычившись, объявил:
– Ну ничего! У меня есть лекарство от этой болезни! Принеси, Марго! Будь добра! Помоги измученному жизнью старцу.
– Лео! Прекрати! Какой же ты старец?! Ты еще вполне!
– Нет-нет! Не утешай меня! Вот тебе ключ! – сказал он, вытаскивая из кармана связку. – Вот этот! Ой, никак не зацеплю! Вот этот – крестиком. Возьми его!
Лео протянул дрожащей рукой связку, и Марго растерянно взяла ее.
– Что я должна сделать?
– Там, в моем кабинете, в правой тумбе стола находится сейф. Открой его и возьми там коробку. Деревянную коробку. Там их две – жестяная и деревянная. Ты возьми деревянную! Возьми ее и принеси! Там две коробки, одна маленькая, вторая побольше. Принеси большую! Поняла? Давай!
– Хорошо, – сказала Коша и направилась в кабинет.
Собаки, лежавшие, как обычно в гостиной, подняли головы, и в глазах их прочиталось беспокойство. Бонни печально вздохнула.
– Ну что, подружки! – сказала Мар, пугаясь собственного голоса.
Все ее естество говорило ей о том, что нужно скорее уйти отсюда. Бросить ключ на стол и бежать. А еще лучше, спрятать куда-нибудь этот чертов ключ или выбросить в мусоропровод. Не доведет до добра этот ключ. Не доведет! Марго покрылась липким потом, и шаг ее замедлился.
– Марго! – рявкнул из глубины аппартамента Лео. – Скоро ты!
– Сейчас! – ответила она и подчинилась желанию судьбы.
Войдя в кабинет Коша отворила дубовую дверцу правой тумбы и, реально, там оказался небольшой стальной сейф. Простенький сейф. Без особых премудростей. Ключ легко вошел в скважину, и сердце Марго ухнуло вниз. Она чувствовала себя, как обезоруженный разведчик окруженный врагами – он идет к ним навстречу с поднятыми руками и ничего не может сделать. Все уже – решено. Как двоечник, не знающий урока, идет к доске – так она открывала этот сейф.
Ага. Вот и коробочка. Две коробочки. Одна большая деревянная, а вторая маленькая – из жести. От сигар или конфет. Лео просил деревянную. О`кей! Марго взяла коробку с полки. Ух ты, какая тяжелая! Взвесила ее в руке. Может быть, содержимое коробки объяснило бы, отчего так напряжен воздух в комнате, отчего в глазах такая мутная синева. Отчего Бонни поджала уши, а Пупетта не прыгает, как обычно? Но это никак нельзя было выяснить, потому что и коробка тоже была на замке.
– Марго! Марго! – хрипел Лео.
Марго сунула связку ключей в карман Аурелиных брюк (которые были на ней одеты вместо своих) и, прижав коробку к груди, поспешила в комнату.
– Вот! – сказала она, передавая ношу хозяину.
– Спасибо, – сказал Лео и протянул руку.
Видимо он не рассчитал усилие, потому что коробка с грохотом упала. Коша присела на корточки, чтобы поднять, но Лео чертыхнулся и дотянулся до коробки сам. Теперь он вытащил из кармана второй брелок, на котором было всего два ключика – от дипломата и от этой коробки. Тяжело выдохнув, Лео сунул ключик в узкий пропил скважины, и коробка сама собой распахнулась у него в руках, явив на божий свет вороненную сталь оружия. Это был револьвер.
Марго не настолько хорошо знала марки, чтобы понять, что это за револьвер. Одно было ясно – короткий, как бульдожья морда, ствол мог выплюнуть приличную порцию свинца. Наверное, на далекое растояние из такого свола трудно попасть в цель, но в комнате нет далекого расстояния. Марго уже мысленно представила, как звук ломанет в уши, и барабанные перепонки оспасливо заныли.
Лео с холодным щелчком взвел курок. Он погладил уже готовый к охоте ствол, и по стали пробежала волна тумана.
Марго, как завороженная смотрела на его жилистую волосатую руку, которая медленно поднимала ствол.
– Что ты придумал, Лео? – пересохшими губами спросила она и на всякий случай отодвинулась в сторону окна.
Ускоренное кино с трупами на дороге, в туалете дискотеки и заметками в «пипле» Лео пронеслись в голове Марго с дикой скоростью. Мерзкий, унизительный страх поселился под коленями. Что тут рассуждать? На четвереньках, на карачках бы удрать из этой комнаты! Надо же! Она целый месяц прожила с убийцей и вот теперь, в последний день…
– Лео! Лео! Прекрати! – бормотала Коша, чувствуя, что прощается с жизнью куда равнодушнее, чем могла бы подумать. Во всяком случае, она не описалась, и не рухнула на колени, как бы ей этого не хотелось.
Лео поднял пушку на уровень лица и обратился к квартирантке.
– Правда, красавец?
– Черт! Я и не знала, что у тебя есть пушка, – нервно засмеялась Марго.
– Есть, – кивнул Лео. – Отличный полицейский «бульдог». Нравится?
– Да как тебе сказать, – хихикнула Марго. – Я не очень понимаю, что ты хочешь сделать.
– Я хочу вылечиться, – сказал Лео и уткнул морду убийцы себе в висок.
– Лео, Лео, подожди! – затараторила Марго. – Нельзя же так сразу! А завещание? Ты составил завещание?
