Текст книги "Тайные знаки"
Автор книги: Александра Сашнева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 39 страниц)
Катька с Эдиком медленно плелись по утреннему Парижу, наблюдая, как стремительно восходит солнце на востоке.
Они уже миновали добродушное чудовище Помпиду, прошли по улочке, где в витринах галерей висело множество разных картин. Сделали небольшую петлю, чтобы посмотреть на Гранд Опера, и теперь плелись по улице Клиши. Город уже просыпался, мясники вываливали на прилавки куски туш, окорока и грудинки; цветочники выставляли на тротуары перед магазинчиками ряды гиацинтов и роз; газетные развалы распахивали полки со свежими газетами; парижане спешили выбраться с парковок.
Катька вела Эдика туда, где ужасной ночью изрыгнула на могильную плиту чудище Бафомета. После обучения ветром басист стал для Стрельцовой непререкаемым авторитетом, и она смотрела на него если и не как на ангела, то как на доктора или профессора по вокалу (сто процентов!).
Когда они подошли к кладбищу, солнце уже выглянуло из-за самых высоких крыш.
Они перешли улицу и оказались перед знакомой калиткой.
Днем, конечно, все было не так. И Катька начала думать, что затеяла поход зря. Что незачем впутывать в свои ночные страхи нормального взрослого человека. Тем более, если она рассчитывает на его близость.
Но раз уж они пришли сюда, следует поговорить. Следует! Но не очень углубляясь в подробности.
– Как ты думаешь, это был настоящий Бафомет или галлюцинация? – спросила она осторожно.
– Смотря что иметь в виду, – задумчиво оветил Эдик.
Катька толкнула калитку, и первой направилась к высокому каштану. Утром все было не так, но Катька узнала склеп, около которого Оборотень в ту ночь совершал свой странный ритуал, и направилась прямо к нему. Через минуту она уже разглядывала оставшиеся на серой надгробной плите черные кусочки углей и желтые капли сгоревшей мази.
– Я вот что думаю, – сказала она. – Если Бафомет есть на самом деле, то почему эти святые не помешали его вызвать?
– А ты веришь в них? – спросил опять Эдик, остановившийся за ее плечом.
– Не знаю. Я не задумывалась.
– Ну как же они могли помешать, если ты не знаешь? Подумай? Ведь только твоя вера или неверие могут оживить их или оставить всего лишь витражами.
– Ты хочешь сказать, что если я не верю, то их для меня не существует?
– Да. Это я и хочу сказать.
– А Бафомет?
– И Бафомет.
– Так значит все это глупости? – с облегчением вздохнула Катька. – А я-то уж испугалась. Представляешь, лежу в постели в номере, а эта образина у меня на потолке, я чуть не сдохла. Постой! А как же мы увидели его все вместе?
– Мало ли, что увидишь по кайфом?
– Но ведь мы все увидели одинакового Бафомета!
– А почему бы вам и не увидеть его одинаковым? – усмехнулся Эдик. – Думаешь, у вас очень богатая фантазия?
– Значит, нет никакой продажи души Дьяволу, – с облегчением выдохнула Катька. – Представляешь, как меня прибило? Я уже подумала не пойти ли мне в церковь покаяться. Смешно?
– Почему же, – задумчиво протянул Эдик. – Если хочешь продать, продать всегда можно. Важен ведь только факт продажи и та цена, которую ты запросишь.
– Но как же? Если о н – глюк? – рассмеялась Катька.
– А разве есть разница? Важен факт продажи, – сказал Эдик и оглянулся вокруг, как охотник или человек узнавший давно покинутео место.
Катька помолчала, осознавая сказанное, и переспросила:
– То есть, если я считаю, что продаю душу, мне достаточно так считать и поступать далее так, будто продажа состоялась. Ты это имеешь в виду?
Эдик кивнул и направился прямо к каштану. Около дерево он остановился и поднял руки к небу. И Катьке показалось, что Солнце окатило Эдика отдельным световым потоком. Да. Световой столп был на месте. А Бафомета не было. Были только угольки и гадкие желтые капли.
Катька тряхнула головой – ей вдруг показалось, что Земля наклонилась, и с нее можно упасть в небо. Катька упала на траву и схватилась за нее руками. Наваждение прошло.
– А как же блага взамен? Кто даст их мне? – крикнула она, поднимаясь на ноги и отряхиваясь.
– Никто! – повернулся Эдик, охваченный золотистым пламенем. – Все равно ты все делаешь сама! Ты находишь для себя путь и идешь по нему. Подставляешь друзей, обманываешь родных, спишь с тем, кого ненавидишь. А замен – зотото! Деньги! Багамы, платиновые пластинки! Ты никому не нужна, но у тебя все это есть. Шоу-бизнес – сколько положишь, столько и возьмешь! Купят, съедят, будут ходить на концерты! Люди – стадо баранов. Главное – получше им насвистеть в уши!
– А душа? – мучитально сомневаясь, воскликнула Катька. – Ведь Сатане нужно продать душу? В этом же весь прикол!
– Разве все это можно сделать не продав душу? – гневно воскликнул Эдик. Он вытянулся всем телом и замер, и пламя, охватывавшее его распалилось и шухнуло в небо огромным ярким столбом.
Катька опять упала на траву и закрыла глаза руками. Когад она открыла их, Эдик стоял рядом. Он внимательно и сочувственно смотрел на Стрельцову.
– То есть ты считаешь, что можно заключить договор с собственным глюком? – теперь по-другому спросила Стрельцова. – И продать душу собственному глюку?
– Да. Я хочу сказать, что если ты будешь так считать, то это будет для тебя реальностью.
– Черт! Но как это повлияет на ход моей жизни? – Катька опять нервно рассмеялась.
– Подумай сама. Снаружи тебя вообще ничего нет – ни хорошего, ни плохого. Тебе все предлагают в равной мере. А ты выбирай! Каждый миг ты можешь повернуть жизнь на сто восемдесят градусов. Все зависит от того, что ты выберешь. Все.
Эдик улыбнулся, и Катька с благоговением и страстью посмотрела на его немного побледневшее лицо.
Теперь она не сомневалась, что вся история с Эдиком – романтичный секс. Просто неинтересно все делать сразу в первую ночь. Он немножко помучает ее, а потом, когда Катька совсем обезумеет от страсти, они предадутся такому фонтану удовольствий, какое не снилось никому. И уж тогда Катька точно насладится нежной бархатной кожей басиста, его хищными губами, чистой, как у девушки, грудью, животом, бедрами, ну и всем остальным тоже.
Эдик прикрыл глаза рукой, и на его лицо упала лиловая утренняя тень.
– Ой, Катерина! – сказал он строго. – Выбрось из головы то, что ты там взращиваешь! Выбрось! Это все твои фантазии.
– Я замучала тебя, – повинилась Катька, пугаясь проницательности приятеля. – Извини. Тебе еще надо кучу дел сделать, а я тебя всю ночь таскаю. Извини.
– Перестань. Дела у меня, конечно, есть. В аптеку надо зайти. А вообще-то, если бы я не хотел с тобой шляться, у тебя ничего бы не вышло. Я-то всегда сам выбираю свою жизнь. И если уж выбираю, то принимаю этот выбор по крайней мере с удовлетворением. А сегодня я еще массу удовольствия получил.
– Черт! Но это же бред! Есть же обстоятельства! – воскликнула Катька и вскочила с лавки. – Что, и обстоятельства ты сам выбираешь?
– Эх, Катюха! – тихо поднял на нее свои ясные глаза басист. – В каждом из нас отражен весь огромный мир. Как в елочном шаре умещается огромная комната, так и мироздание собрано в каждом из нас в маленькую точку. Это же просто – изменить мир – он весь внутри тебя! Остальное – вопрос веры. Вопрос твоего отношения. Только надо знать точно, чего ты хочешь. Чего ты хочешь н а с а м о м д е л е.
Что-то заставило Катьку оглянуться, и около того надгробия, где Оборотень осуществлял свой сатанинский ритуал, пожилая женщина смахивала метелкой огарки и угольки. О ее ноги терлась рыжая кошка. Женщина время от времени поглядывала на парочку и улыбалась.
– Идем, – тихо шепнул Эдик. – Нам пора.
Они вышли за ворота, а Катька все еще пребывала в нереальном невозможном состоянии. Она потрясла головой и сказала:
– Черт! Что ты со мной сделал? Кажется, уже утро, я все еще будто во сне. Мне все кажется другим! Все предметы будто бы те, но в то же время какие-то иные. Может быть, я сошла с ума? Эдик!
– Может и так.
Париж просыпался, машины, люди – все спешили начать новый весенний день. Наполнить его мелкими и крупными делами, покупками, встречами, разговорами, поцелуями, прощаниями, созерцанием картин и цветов, слушанием музыки и птичьих криков, играми с детьми и снисхождением к старшим. Мягкие утренние тени медленно ползли по тротуарам, по которым уже струились ручьи, смывающие вчерашнюю пыль.
Катька испытывала чувство нечаянного праздника, в голове ее бурлили мысли и ощущения, которыми тут же хотелось поделиться. Она взглянула на Эдика и заметила на его лице признаки какой-то заботы.
– О чем ты думаешь? – спросила она, переполняясь нежностью и желанием спасти Эдика от всех его забот.
– Мне нужно в аптеку, – ответил Эдик.
– В аптеку? – удивилась Катька, и мысль о СПИДе вернулась к ней. А вместе с этой мыслью и обычная реальность стала проступать в очумевших предметах.
– Аспирин надо купить, – пояснил Эдик.
– А-а-а… – неопределенно протянула Катька. – У меня есть, я могу дать. Шипучий.
– Спасибо, – отсутствующе сказал Эдик. – Я предпочитаю обычный.
Всю оставшуюся дорогу Катька шла и украдкой посматривала на басиста, пытаясь догадаться о его тайных мыслях.
Увидев здание с зеленым крестом на вывеске, Эдик предложил Катьке перейти через дорогу и зайти. Катька пожала плечами, и они оказались в аптеке. Эд разговаривал с продавщицей по-французски, поэтому она не понимала, что тот говорит, но поскольку ей было дико интересно, что за лекарство купить басист, она украдкой следила за ним.
Он действительно купил аспирин.
Потом по дороге им попалась почта, и Эд предложил заглянуть и туда. Катька и от этого не отказалась. Ей было интересно, что он будет там делать. Но басист не сделал ничего особенного. Он купил конверт, открытку и написав несколько строчек, сунул ее в коверт и собрался заклеить. Катька внимательно следила за руками Эда, но так и не заметила ничего особенного. Открытка, как открытка. Конверт, как конверт. Эдик о чем-то задумался, полез в карман за платком и нечаянно рассыпал кучу мелочи. Монеты покатились по всему полу.
– Черт! – выругался он и попросил Катьку. – Помоги мне пожалуйста.
И первый опустился на корточки собирать монетки. Катька отошла за самой дальней. Когда все денежки были собраны, как-то оказалось, что письмо уже заклеено.
– Не опустишь? – несчастно улыбнулся Эд, пытаясь упихать мелочь в кошелек.
– Ага! – сказала Катька и, схватив письмо понесла его к ящику. По дороге она внимательно прочитала адрес: «Москва, Иванову А. В., До востребования.» Перед тем, как сунуть письмо в обитую латунью щелку, она внимательно прощупала конверт и обнаружила маленький квадратик. «Глазки!» – пронеслось у Катьки в голове. И мир снова стал обычным. Немного скучноватым, конечно, но лишенным этого ненормального сияния, которым Эдик пичкал ее всю ночь. Все ясно. Эдик нашел «дурь» и послал на пробу своим друганам, любителям гравюр. А потом, если они попробуют и дадут ему добро, он купит этих гравюр мешок. Вот откуда у него бабки на прокатную тачку.
Катька бросила письмо и вернулась к Эду небрежной походкой обычной московской штучки. Не крутой, но и не последней лохушки.
Они снова вышли на улицу, и Катька почувствовала, что очень хочет спать. Она зевнула и поплелась в сторону гостиницы молча, глядя себе под ноги на серую тротуарную плитку, переступая через кусочки веток, сорванных бурей. Похоже ветер шалил ночью по всему городу.
Катька издали увидела черного человека-статую, вырывающегося из стены, и поняла, что дико устала.
Ониперешли дорогу, и начали медленно подниматься по лестнице. Что-то красное маячило на стене возле статуи. Катька присмотрелась и увидела – ночью кто-то написал яркой краской два таинственных слова. Над головой человека было написано «Golem», а под торчащей из стены черной чугунной коленкой «Anenerbe». Стрельцова остановилась, чтобы разглядеть надпись получше.
– «Голем», – прочитала Катька. – Группа наверное. Так хочется иногда на стене что-нибудь написать, типа «Катя Стрельцова – круто!» Басист не ответил. Лицо его как-то обострилось и еще более отодвинулось от мира. Он молча ждал, когда Катьке надоест стоять.
– Эй! Эдик! – позвала его Катька и подергала за рукав. – Ты чего? Идем.
– Да так, – очнулся басист и медленно побрел по затопленнной холодной тенью лестнице к жаркому утреннему небу. В молчании они добрались до верха.
Так же молча вошли в отель, прошли мимо консьержа, вызвали лифт. Вошли в приехавшую кабину, и Катька не выдержала.
– Эдик! Ну скажи, зачем тебе аспирин?
– А-а… Ты все об этом. Проводок припаять. Кислота!
– Фу ты, черт! – рассмеялась она. – А я уж подумала… – … что СПИД лечат аспирином, – ухмыльнулся Эдик и потрепал Катьку по макушке.
Она подумала, что басист гораздо старше, чем выглядит, чем кажется и чем есть на самом деле. И возможно, он уже кого-то убил. В его глазах уже есть метки, которые бывают у людей, которые преступили главный человеческий барьер. Катька видела такие у знакомых бандюков.
Она машинально полезла за ключом от номера и обнаружила, что большого ключа-талисмана нет.
– Черт! Эдик! – воскликнула она. – Накаркал! Черт тебя дери!
Эдик мягко улыбнулся.
Лифт остановился и раскрыл створки.
Утро МаргоЯркий малиновый цвет зазвенел в глазах. Марго сморщилась и уткнулась лицом в подушку, прячась от солнца, но спать больше не получилось. Марго лежала в кровати, смотрела на начатые холсты и отрешенно перелистывала вчерашний день. Вспоминала услышанное ночью и пыталась понять, чем ей это грозит.
Какое-то важное решение она приняла вчера? Ах, да! Она объявила войну роботам. А Поль и Лео посмеялись над ней. Но это и хорошо. Если бы они отнеслись серьезно, они могли бы разболтать. Вернее нет. Разболтать они могут и так. Важно, с каким посылом, с каким отношением они это рассказали бы! Так они расскажут с издевкой, со смехом, и никто им не поверит. А так… Она одна тихо все сделает и… спасет человечество! Она – одинокий разведчик! Вот кто она! Она наконец поняла это. И это прекрасно!
– Привет! К тебе можно? – голос Аурелии заставил Марго вскочить, как ошпаренную. И голос этот звенел, не предвещая ничего хорошего. Ни ночная драка, ни бдение перед изображением атланта не умиротворили ее. В рыжеволосой супруге Лео все еще горела неутомимая лампада некой неизбывной страсти.
– Фу! Черт! Напугала! – выдохнула Коша-Марго. – Заходи…
Аурелия толкнула дверь, и стул стоявший рядом с грохотом заскользил по паркету.
– Ой! Черт! Зачем ты его тут поставила?
– Я боюсь приве… – хотела честно признаться Марго, но не успела.
Аурелия остановилась на пороге, моргала глазами и махала руками.
– Ты чего?! – удивилась Марго.
– Нет… Показалось, будто паутина, – поморщилась Аурелия и вошла. Она придирчиво оглядела холсты и повернулась к жилице. – Что вы делали вчера с Лео?
– Ничего, – помотала головой Марго. – Я попала под дождь и возвращалась домой, встретила Лео и он предложил мне вот эту одежду. Но, если она нужна, ты можешь забрать…
– Нет, – недовольно махнула рукой Марго и вдруг раздраженно замотала головой. – Я вообще не об этом! Не об этом!
Она вскочила и стала ходить по комнате, то нервно переставляя картины Марго, то поправляя вещи или гардину. Заглянув в цветок, она поморщилась:
– Фу! Совсем сухой, и решительно повернувшись к Марго, спросила. – Как ты это делаешь? Ты должна мне сказать, как ты это делаешь?
– Что?
– Летаешь! – выдавила из себя нужное слово Аурелия. – Арфистка сказала, что видела, как ты летаешь. И я уверенна, что тот полицейский, который сфотографировал летающую девушку, имел в виду тебя.
– Не знаю, о чем ты говоришь, – грустно сказала Марго. – Я бы и сама хотела научиться, да только…
– Ладно! – угрожающе наклонила голову Аурелия. – Не хочешь, не говори! Но и от меня тогда не жди большой откровенности!
– Хорошо, – Марго покорно наклонила голову и стала ждать, когда Аурелия уйдет.
Аурелия метнулась вон из комнаты, но на пороге задержалась.
– А что ты скажешь, если я предложу тебе в обмен на разбитую люстру научить меня летать?
– Я бы с удовольствием… – рассмеялась Марго нервно. – Но…
Аурелия поджала губы и залилась краской, но не ушла.
– В общем, я предлагаю тебе подумать, – сказала она и только после этого распахнула дверь. Выходя, Аурелия опять махнула рукой так, будто перед ее лицом была паутина.
Вскоре хлопнула входная дверь, а через некоторое время по дорожке простучали каблуки Аурелии, потом завелась и укатила машина.
Марго подошла к дверному проему и долго разглядывала пустой воздух. И вскоре действительно увидела тоненькую серебряную паутинку. И чем дольше Марго смотрела на паутинку, тем явственнее она становилась. И вскоре стало видно, что весь дверной проем затянут тоньчайшей серебристой тафтой.
Встав на стул, Марго вытащила иглу и посмотрела снова – паутинка пропала. В гостиной начали бить часы. Марго посчитала удары – девять раз. Что-то Аурелия ушла как-то очень рано.
Вернув иглу на прежнее место, Марго снова забормотала «Омменипадмехум» Взволнованная всем происшедшим, Марго решила инвентаризировать свои вопросы и воспоминания.
Она прекрасно помнила, как мадам Гасион смотрела на нее в окно. Она прекрасно помнила это. Но разве это не был сон? И полицейского она тоже видела на перекрестке. И полицейский видел ее. И что же? Она летала? Л е т а л а?
И полицейский не врал, утверждая, что видел летящую девушку наяву.
Или он видел сон Марго? И мадам Гасьон видела сон Марго? А Марго видела сон Аурелии?
Но как же тогда он сфотографировал это бледное пятнышко, которое он называет летящей девушкой. Ха-ха! Летящей Марго!!!
В том сне Марго видела, как удалялась от нее Земля. Но как в это поверить? Скорее бы Марго поверила, что полицейский каким-то образом увидел то, что ей снилось, потому что она не умеет летать. Летать – невозможно.
Или умеет? Может быть какая-то бестелесная, электрическая часть Марго может отделяться от ее тела во сне и летать, и бродить, и быть видимой другим людям? Когда эти люди в каком-то особом состоянии.
А может быть…
А может быть она сама – робот?
Марго остекленела от этой идеи. Так с кем же ей бороться, если она сама – робот? С роботом в себе? Тьфу! Какая-то чеховщина!
Решительно откинув кисти и холсты, Марго решила проконсультироваться у знающего человека. У ювелира. Старик, видно, знал толк в разный таинственных вещах, раз не поленился догнать Марго и вручить ей шпажку с серебрянной полосой.
Пропавший ювелирСолнце слепило Марго глаза. Она шла прямо на восток по Орденер, потом по Рикэт, по Рикэт до мостика через бассейн де ля Виллет (возле небольшого клерикального сооружения) и дальше, пытаясь найти ювелирный салон. Но ювелирный салон ни в какую не хотел находиться. Это взбесило Кошу. Она же точно знала, что салончик находится на улице Кримэ. Она даже нашла в кармане замусоленную бумажку с адресом. Нашла и специальные приметы, но салончика – не было. Исполненная упрямства, Коша-Марго проследовала по улице Кримэ до конца и обратно. Потом еще раз. И еще! Так она ходила целый день, но так и не обнаружила ничего похожего на ювелирный салон, в котором ремонтировала кольцо для Аурелии.
И теперь, разочарованная и вымотанная, Марго поплелась назад. Солнце опять слепило глаза – теперь уже на Западе. Прогретый за день асфальт выцвел, и было похоже на Россию, на летний питерский вечер. В это время они с Мусей в Питере, бывало, выбирались из дому на поиски удачи. И вслушивались в таинственный голос города, пытаясь почувствовать за километры верное направление. Иногда получалось. Иногда походы превращались в бесконечные круги, будто Питер насмехался над ними, дразня цифрами, именами, номерами трамваев. Бессмысленными лабиринтами улиц. Иногда Коше казалось, что город специально выстроен в такой лабиринт, попадая в который, человек либо сходит с ума, либо закрывает порты, чтобы не видеть этой свистопляски духов, призраков, безумных архитектурных форм, навязчивого шепота Невы. Кажется есть способ вылечить наркомана: надо дать ему двинуться и вести его по все уменьшающимся помещениям, и в конце концов его так придавит, что он двигаться бельше никогда не захочет. А можно его просто вести по винтовой лестнице в Исакии и не дать выбраться на крышу. На Васильевском есть «Институт Снов». И где бы ему еще быть, если Питер – город, который снится. В Питере так отчетливо понимаешь, что ты – часть этого огромного прибора, который устроен с некой тайной целью. Нечеловеческой.
И Париж сегодя был похож на Питер. Только его язык был немного другим. Марго пыталась почувствовать, она шла и шевелила губами, стараясь уловить ритм и форму, которые слышались ей в пространстве города.
А что, если геометрия города – его стены, башни, прямота и ширина улиц каким-то образом воздействуют на живущих в нем людей? Не только создавая настроение своей красотой или неприглядностью {это очевидно), но и генерировать какие-то частоты, которые воздействуют на мыслительные процессы. Скажем так, в мозгу возникают определенные очаги возбуждения, соответствующие различным состояниям, эмоциям и побуждениям. Плюс, естественно, сама ритмическая организация этих форм вызывает в мозгу ответные частоты. Если музыка может заставить сердце стучать чаще, то и количество, острота и наклоность углов квартала может реально воздействовать на психику. И превратить милашку в убийцу, и наоборот убийцу в ангела…
Прибыв к дому, Коша увидела около подъезда неотложку и машину фараонов. Санитары вынесли носилки с черным целофановым пакетом и, закатив его внутрь машины, собрались уезжать. Марго осторожно вошла во двор. Думая запоздало о том, что не надо было этого делать, а надо было погулять еще, пока они не уехали бы совсем. Но теперь разворачиваться было глупо, и Марго медленно приближалась к Лео, который стоял, покачиваясь с носка на пятку, возле синей скамейки. Лицо его было заклеено куском пластыря.
– Привет! – вяло махнул он рукой.
– Что случилось? – спросила Марго.
– Да вот. Арфистка, – вздохнул Лео растерянно. – Ее, кажется, убили сегодня ночью. Ты ничего не слышала? Нашли с перерезанным горлом… никаких следов взлома, и вообще никаких следов. Кому могла помешать старуха? И… у нее-то и не было ничего, кроме арфы, – Лео недоуменно развел руками. – Все, что она зарабатывала, уходило на оплату аренды и питание. Возможно, что у нее куплено место на каком-нибудь кладбище. И все. Ни детей, ни подруг, насколько я знаю. Наверняка это сделали эмигранты. Недавно тут прохаживался подозрительный черномазый. Они могут грохнуть за пару франков. Для них это дикие деньги.
– Лео! Что ты городишь? – возразила Марго. – Ты же сам сказал, что дверь была закрыта! Неужели ты думаешь, что мадам Гасьон могла пригласить к себе черномазых?
– Да. Глупо, – вздохнул Лео.
Между тем полицейские все еще возились в квартире на первом этаже. Один из них ходил по периметру вокруг розового дома, и Марго показалось, что старое здание ухмыляется. Не было бы удивительно, если бы этот дом вдруг взял и повернулся бы, или подвинулся на несколько метров, чтобы лучше видеть солнышко.
Марго усмехнулась. Нет, нет! Конечно, это только фантазия.
Когда флик направился к лавке, Марго запоздало подумала, что ей-то лучше всего было бы отсутствовать в этот момент, но теперь поздно. Не бежать же на глазах у полицейского?
Бонни и Пупетта залаяли и заняли боевую стойку.
Марго закрыла глаза и взмолилась, чтобы полицмен передумал, а когда открыла, увидела, что из подъезда выносят сломанную арфу. Двое фликов осторожно несли инструмент к задним дверцам полицейской скотовозки.
– Луи! – крикнул один из парней. – Помоги нам! Открой салон.
– Сейчас! – крикнул Луи и побежал к машине.
Загрузив арфу, флики уселись в машину. Машина с урчанием выехала на улицу, один из полицейских выскочил, чтобы закрыть ворота, запрыгнул в скотвозку опять. Машина уехала, и перед розовым четырехэтажным домом воцарилась тишина.
Коша поморщилась, представив, как острый обрывок струны вонзился в старческую дряблую шею мадам Гасион, проткнул артерию и выдрал из нее кусок плоти. Как тугая струя фонтаном брызнула на станину арфы, как Мадам Гасион схватилась руками за горло…
Марго подняла руку и потерла шею.
– Да. Неприятно, – сказал Лео и побледнел.
– Ты тоже подумал, что это арфа убила мадам Гасион? – взглянула Марго на Лео. – Неужели старуха была права, когда говорила, что арфа убьет ее, черт побери? Надо было мне брать у нее уроки. Может быть, все произошло бы иначе.
– Глупости! – нахмурился Лео и ссутулился. – Просто старая доска рассохлась. Это бывает. Если бы ты занималась, струна могла лопнуть и у тебя в руках.
– Послушай! Лео! Но как она могла лопнуть? Ведь с того края, где мадам Гасион сидела за инструментом, расположены тоненькие безопасные струны. Басовая же струна находится так далеко от рабочего места, что никак не могла достать до сонной артерии!
– Откуда ты знаешь, что старуха делала?! Может быть она подтягивала струну? Или арфа упала на нее, когда мадам потащила инструмент на другое место. Честно говоря, я ничего толком не разобрал. Парни из участка предложили мне опознать мадам Гасион и все. Я вошел в квартиру и увидел, что у арфистки перерезано горло, лужа крови и порванная струна. Вот и все. То, что все двери и окна были закрыты, я случайно подслушал из разговора фликов. На самом деле ничего неизвестно! Аурелия конечно скажет, что это дом убил мадам Гасьон. Она ненавидит этот дом и готова взвалить на него все преступления!
– Плохо, – буркнула Марго. – Лучше бы это произошло в каком-нибудь другом месте. Если флики придут еще раз, они непременно захотят посмотреть мои документы.
Лео извлек из кармана привычную фляжку, отвинтил крышку и приложился к латунному горлышку.
– Хочешь? – протянул он фляжку Марго.
– Уж и не знаю. – сказала она и отхлебнула. – А почему Аурелия ненавидит этот дом? В конце концов, она могла бы переехать…
– Нет. Это исключено. Это так же, как уехать от любовника, когда ты влюблена в него настолько, что он помыкает тобой. Ты ненавидишь его, но не можешь от него отказаться. Это точно.
– Аурелия странная, – сказала Марго. – Утром она вошла ко мне и сначала спросила, что мы с тобой делали у меня в комнате, а потом попросила меня научить ее летать. Как тебе это нравится? И еще! Она шантажирует меня разбитой люстрой!
– Аурелия опять сошла с ума, – поморщился Лео, проводя рукой по заклееной щеке. – Не обращай внимания. Она все время сходит с ума. Я думаю, что это должно кончиться когда-то, но этому нет предела. Наверное, я закрою ее на замок в шкафу, когда она вернется. Женщин надо держать под замком. Иначе они сведут с ума все человечество.
– Ты хочешь сказать, – мрачно заметила Марго. – что мужчины и женщины – это не одно человечество, а два разных?
– Конечно! У них даже хромосомы разные! – усмехнулся Лео. – У женщин две «Х», а у мужчин «XY».
– Это совершенно новая теория! Лео! – рассмеялась Марго. – Ты подвинешь Дарвина, если…
Вдруг Лео торопливо спрятал фляжку и, поджав узкие губы, заиграл желваками.
Марго оглянулась: от калитки к ним приближалась Аурелия, охваченная сиреневым сиянием. Она не шла – летела над дорожкой, едва касаясь асфальта подошвами аккуратных розовых туфелек.
– Что тут происходит? – устало спросила она. – На углу я встретила полицейскую машину.
– Умерла мадам Гасион, – сказал Лео.
Марго ссутулилась и наклонилась погладить Бонни – Аурелия звенела точь-в-точь как полотно двуручной пилы.
– Надо же! – охнула Ау и жалобно скривилась. – Насколько я люблю этот дом, настолько я иногда боюсь его. Я уверенна, дом убил арфистку.
Марго с трудом не прыснула. Надо куда-то уйти. Иначе, не миновать разговоров про полеты. Etс…
– Ой, извини, Аурелия. Я вспомнила, – Марго метнулась к калитке. – У меня важная встреча. Я скоро вернусь!
Ноги сами повели Марго к дому Андрэ.
Консьерж сказал недовольно, что Андрэ Бретона нет, и Коша вышла во двор.
Можно и подождать. Для человека, который объявил войну роботам, ничего не стоит посидеть на бордюре и подождать.
Марго вытащила кубики и скрашивала свое ожидание тем, что кидала их, пытаясь то загадывать наперед. То угадывать, не глядя, какие числа выпали. Но получилось подряд у нее ровно шесть раз. Потом угады стали перемежаться неудачами, и вскоре Марго так устала, что не попадала даже близко.
Андрэ все не было, и Марго пришла здравая мысль прогуляться и вернуться еще раз попозже.
Марго добрела до кладбища.
Она шла по дорожке и собирала гладкие камешки каштанов. Когда они перестали помещаться в руках, Марго начала набивать ими карманы. Миновав склеп с витражной мадонной, Марго устроилась на небольшом холмике под каштаном и принялась раскладывать каштаны, пытаясь составить множества «Да» и множества «Не». Так, наверное, думал Малыш из рассказа Стругацких, или так должен был сложить из ледышек слово «бесконечность» Кай из «Снежной королевы». …как свет превращается в тепло, а электричество в звук, так можно и любую форму выражения мыслей перевести в любую другую – в конце концов, компьютер превращает в электрические импульсы в слова, музыку, цвет – почему не превращать информацию в графические символы. Каждая фигура является конфигурацией определенной информации, и несколько таких фигур, сложенные вместе, становятся ответом на вопрос, решать который логически пришлось бы годами!..
Марго подняла голову и вздрогнула – прямо перед ней стояла сторожиха.
– Ты тоже любишь отдыхать возле дыхальца, – сказала она не то утверждая, не то спрашивая.
– Дыхальца?! – Марго вгляделась в лицо женщины.
Все-таки она была именно старуха. В ней чувствовалось присутствие каких-то восточных кровей. Японских или китайских. У нее было прекрасное свежее лицо, почти нетронутое морщинами, резко очерченные губы и блестящие зеленоватые глаза. Казалось, что свет фонаря отражается на дне глазных яблок и возвращается оттуда широким лучистым потоком, – но все-таки это была старуха, потому что во взгляде ее виднелась бездна прожитых лет. Марго подумала, что, пожалуй, только выражение лица может различить возраст, но никак не внешность. Внешностью старуха дала бы фору сорокалетней актрисе.
– Я часто вижу тебя здесь, – сказала женщина. – На кладбище редко бывают случайные люди. Сюда заходят попрощаться или положить цветы, и только особые люди бывают здесь просто так. Обычно они ищут дыхальце.
– Земля… дышит? – спросила Марго.
– Несомненно. – кивнула старуха. – Ты и сама чувствуешь.
Марго недоверчиво рассмеялась.
– Ты думаешь, что не веришь мне, – улыбнулась сторожиха. – Но ты не веришь себе. Ты ищешь оружие снаружи, тогда как оно внутри тебя.
– С чего вы взяли, что я ищу оружие? – опять хихикнула Марго.
– Ты не можешь не искать его, – усмехнулась старуха. – Ибо его нет у тебя в руках, а ты на войне! Но твое оружие внутри тебя! Ты думаешь, что потеряла флейту, но она внутри тебя. Возьми и вытащи ее! Вытащи флейту и одень золотой шлем! Зажги в себе огонь! Смотри на Белый огонь!
