Текст книги "Тайные знаки"
Автор книги: Александра Сашнева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 39 страниц)
Макс не пошел смотреть Кошины работы. Он вывалился из машины около метро и свалил. БМВ был остановлен Андрэ Бретоном у знакомой калитки. Арабчата уже ползали по трубам детской площадки. Во дворе было все, как и преже. Только мяч, который Марго уронила вчера, кто-то вернул на прежнее место.
Они поднялись в квартиру.
Никого не было. Бони ткнулась мокрым носом в ладонь, Пупетта радостно вспрыгнула на грудь Поля. Андрэ поморщился, но собаки и так не особо удостоили его вниманием.
– Пойдемте сразу в комнату, – предложила Марго и подколола Поля. – Ботинки тут не снимают.
– Ну и напрасно, – прогундосил Поль, следуя неуклюже за Марго и Андрэ.
Открыв дверь в свою келью, Марго окинула ее настороженным взглядом, почувствовав в воздухе некое напряжение, как если бы пустота комнаты не была полой, а состояла из хрупкого вещества – например, льда – и на нее сверху был бы поставлен несоответствующей тяжести груз. Отнеся это впечатление на результат гулянки, Марго вошла в комнату и отступила, пропуская гостей. Парни вошли, кромко стуча обувью по паркету. Поль осторожно покашлял, плюхнулся на стул около окна и закурил свой «Честер». Андрэ что-то мурлыкал под нос. Он внимательно пересмотрел все начатые холсты и кое-что сфотографировал.
– Вот это неплохая очень, – сказал Андрэ, присаживаясь на корточки около голубого холста, где были намечены две плывущих девушки. – Я купил бы себе. Она завораживает. Приятно завораживает. Я пока еще не понял почему, но… это перспективная работа. У нее есть будущее.
– А мне нравится вот эта картина, – сказал Поль из своего угла. – где девушка идет по нитке. Она красивая. А другие какие-то нервные. Не люблю я вашу абстракцию. Ну разве бывает небо лимонадным? А дерево у тебя меньше девушки. Меня это бесит. А эта синяя – вообще мазня.
– Но она только начата! – возразила Марго. – Я удивляюсь, что Андрэ разглядел что-то в этой работе. Я только наметила фигуры и воду. Но он прав, для меня эта работа очень много значит. Я даже не знаю еще сама, что за смысл в ней. Иногда бывает, что я думаю при помощи картин. Впадаю в состояние, похожее на полусон, полутранс, полугипноз, и начинаю рисовать. Для меня в этот момент главное – не потерять этот ритм, потому что рассудком тут ничего не решить. Я становлюсь в этот момент кем-то другим. Или наоборот собой. Может быть, роботом, – Марго ухмыльнулась. – Только потом, когда работа уже закончена, я понимаю, как это можно объяснить словами.
Андрэ все это внимательно выслушал, но ничего не сказал. Он все перебирался от одного холста к другому на корточках и разглядывал их очень внимательно. Но тем не менее Марго почувствовала, что интерес репортера лежит за пределами живописи. Может быть, его интересует она постольку, поскольку в его издании могут заплатить за репортаж. Вряд ли там станут размещать материал о каком-нибудь галерейном мазиле, цена которого – площадь пополам умножить на доллар.
И, конечно, репортер сводил с ума.
Неизвестно, что у него было под этими шикарными шмотками, но сидели они так, будто каждый сантиметр тела Андрэ стоит не меньше штуки баксов.
– Я слышала, что японцы сделали дезодорант от которого прет. Побрызгаешься им, и все самцы будут изнемогать от тебя. Или самки…
Подвесив фразу, Марго замерла в ожидании ответа от Андрэ.
Тот улыбнулся уголками рта и парировал:
– У меня нет такого дезодоранта.
– Это все глупости, – сказал Поль, зевая. – Отговорки, чтобы прикрыть неумение.
– Да уж! – съязвила Марго. – Зато у тебя в студио висят истинные шедевры!!!
– Да. У меня очень красивые работы, – уверенно объявил Поль. – Они профессионально нарисованы, очень выразительные и… В общем, я считаю, что это и есть настоящее искусство. В наше время, когда все лгут, искренним остался только секс… – … который всегда продавался, продается и теперь за разный прайс, – злорадно закончила Марго.
– Злая ты и циничная. А девушки должны быть добрыми, – вздохнул Поль.
– А я считаю, что девушки должны быть сами собой, – вскипела Марго. – И трахаться с тем, кто им нравится, а не с тем, кто платит! Простите меня за это убеждение! – (Она все еще не могла простить Полю безобразную достачу на дискотеке и мерзкую сцену в бэдруме у него дома). – И кстати! Меня лично возмущает дико, когда мне начинают строить глазки всякие уроды с наглыми рожами и сальными кошельками! Я считаю, что это меня оскорбляет примерно так же, как симпатия горилы или орангутанга!..
– Пойдемте лучше попьем кофейку… – тактично предложил репортер и поднялся первым. – Где-то тут есть кафе.
– Пойдем… – согласилась Марго и, погремев в сложенных коробочкой руках, кубиками, повернулась к Полю. – Лучшая картина в твоем студио – это дартс. А после того, как Андрэ всадил в него дротики, он превратился вообще в совершенство.
Сказав это, Марго опять потрясла кубики, открыла ладони и посмотрела, как они легли.
– Бросаешь на удачу? – спросил Андрэ.
– Ну… – смутилась Марго и спрятала кубики.
– А я выдерну эти дротики, и этому вашему совершенству придет конец, – пообещал Поль.
– Напугал! – хохотнула Марго. – Совершенство всегда стараются уничтожить! Как только появляется совершенство, так его уничтожают… – … и это правильно! – продолжил флегматично Андрэ. – Ибо к совершенству стремится человек в своем развитии, а достигнув его, теряет стимул жить. Ибо само по себе совершенство – бессмысленно.
– Ну все! Идемте! – воскликнула Марго и наклонилась, чтобы убрать холсты.
Из куртки выпали слайды. Те, которые Валерий назвал шнягой и не велел никому показывать.
– Что это у тебя? – Андрэ Бретон живо наклонился и подобрал несколько рамочек.
– Да так…
Он пересмотрел слайды, поднимая их к солнечному свету, и попросил остальные:
– Дай мне их, – сказал он, требовательно протягивая пальцы.
Марго передала остальные рамочки и ожидала резюме.
Это были холсты писанные в последней питерской мастерской – они были таинственными знаками ее, Марго, состояний и смутных догадок. Например, одна из работ, отвергнутая Валерием, выглядела так: из светло-зеленого бесноватого пространства проступали формы отдаленно напоминающие дома, механизмы, которые тут же – на холсте – превращались в графические символы, и в проем между этими несуществующими формами удалялась фигура в высокой шляпе. Но все это было не главным. Главным в этой картине было то, что в той точке, которую называют центром композиции, была п у с т о т а!
И эта пустота увлекала в себя, как может увлекать свет в конце длинного тоннеля. Через эту пустоту или пустОту можно было уйти.
– Я возьму это? – Бретон выжидательно посмотрел на Марго.
– Бери! – пожала плечами она.
Андрэ порылся в карманах и вытащил первую стопочку слайдов, взятую у Поля в студио.
– Это можешь забрать обратно, – сказал репортер, пряча новую порцию на место старой.
Марго опять пожала плечами – никогда не поймешь, чего хотят эти галерейщики и прочие другие заказчики.
– Ну что, пойдем? – репортер выпрямился.
Поль неуклюже поднялся со стула.
– Пойдем.
Пропустив парней вперед, Марго заглянула на кухню, открыла холодильник и схватила первое, что попалось под руку. Кажется, кусок ветчины в целофановой упаковке.
Они не сели в БМВ и никуда не поехали, потому что кафе было совсем недалеко за углом. Глупо, что Марго не нашла его в тот день, когда попала на съемки фильма.
Она плелась следом за Андрэ и разглядывала свою сиреневую тень на ярком слепящем асфальте и обдумывала слова Андрэ. Очень верные слова. Вот, например, Чижик. Он точно достиг совершенства, ибо перестал обращать внимание на смерть и спасаться от нее, за это его тут же уничтожили. Да. Несомненно, он был совершенен. Хотя (возможно!) возможно он тоже был роботом? Настоящим стопроцентным роботом! И смерь ему по барабану. Смерть для него – телепортаха в Эдем?
«… и я не верю, что с тобой расстанусь…» И она вспоминала, как часами моталась без всякой цели в трамваях, стараясь забыть волшебную поездку в Нарву…
На террасе кафе никого не было.
Они были единственными посетителями.
Андрэ Бретон опустил свою сумку на пластиковый стул напротив выставленного на металлической подставке телевизора. Пел арабский певец, похожий на сотни тех, что поют в метро за мелкий прайс. И от мусульманской мелодии веяло безысходностью и потным рынком.
– Получается, – сказала Марго, усаживаясь за столик. – Что совершенство – опасно. И если хочешь продлить свое существование – будь несовершенным. Но отсюда следует интересный вывод. Надо быть – плохим!
– Не без этого, – сказал Андрэ. – Лучше быть плохим.
– Пропей печень и почки, если боишься охотников за органами, – мрачно заметил Поль.
И Марго посмотрела на него с уважением.
– А ты не безнадежен, – сказала она, щурясь на солнце. – Хотя, если честно, я не верю в охотников за органами. Мне кажется, их придумал Лео для своего «пипла».
– Кто это – Лео? – спросил Андрэ Бретон.
– Муж Аурелии, моей сестры, – вяло пояснил Поль.
– А…
Солнечная спокойная тишина, похожая на осеннюю российскую, завладела пространством и временем. Марго сидела, сунув руки в карманы куртки и, подняв плечи, и вдыхала запах сигарет перемешанный с запахом жаренных каштанов, который доносило от круглой железной жаровни, установленной на следующем перекрестке чернявым широколицым дядькой. Дядька громко предлагал свой товар и время от времени шуровал в печке.
Но это все были проявления тишины.
Марго снова достала кубики и начала машинально катать их по столу. Она не знала, почему она это сделала. Желание так поступить было безотчетным и проистекало из воцарившейся тишины. Это желание было воплощением требования тишины – так, как желание беременной есть рыбу зачастую бывает воплощением желания плода, разворачивающегося из двух склейвшихся в матке спиралей. И в этом желании зачастую кроется великая опасность для матери – расствориться в нем, утратить собственную личность дочиста и погибнуть, превратившись в кормовой придаток. Но, как всякая женщина, Марго обладала инстинктом охранения личности. Может быть, это эгоистично, но Марго хотелось обладать собственной личностью. Личность отличает человека от животного.
Усилием воли Марго повернула голову, и этот поворот головы разбудил на поверхности тишины невысокие робкие круги. Эти круги разбудили Андрэ, который до того отсутствовал, погруженный в глубину внутренней Франции; Поля, который забыл о приличиях, и, поедая Кошу глазами, в воображении занимался бог знает чем. Красный мокрый язык Поля непристойно скользил по ободку кружки.
– Прекрати! – сказала Марго и с грохотом отвернулась к телевизору.
Теперь пел модный певец. О том жутком вреде, который несет наркомания. Прекрасные декаденсткие кадры горения, тления, опускания на дно человеческого бытия вызывали сладостное отвращение. Как вызывает отвращение созерцание чужих внутренностей, пыток и извращений. Хотелось задвинуться всей этой дрянью, которой задвинулся артист, и так же гнилостно и зловонно истлеть в кавернах дискотек и притонов. Кадры перебивала краткая вспышка – наискось надпись «Bliss». Роботы! Точно! Это роботы! И они заболели этой болезнью! Так значит есть в этом что-то? Марго пристально посмотрела на Андрэ, посылая молчаливый вопрос.
– Нельзя ли включить новости! – крикнул репортер бармену, и тот услужливо перещелкнул канал.
На экране возникла суетливая толпа полицейских и папараци. Они все толклись на набережной, и качающаяся камера показывала, как из воды вытаскивают чье-то тело. Камера повернулась и в экране появилось лицо коментатора.
«Утром около моста Левалуа был обнаружен труп девушки с зелеными волосами. Предположительно, наркоманка. Уже были высказанны идеи насчет того, что это очередная жертва маньяка. Но похоже, девушка вскрыла себе вены и прыгнула в воду. А вот подъехала машина комиссара Леграна.
Папараци тут же окружили прибывшего плотной галдящей толпой.
«Я обещаю парижанам приложить все силы,» – недовольно пообещал комиссар и закурил.
И на экране снова появился диктор. Он сообщил об авариях, несчастных случаях и кражах. О взрыве газа на одной из окраин. В старых домах еще пользовались баллонами. И эти баллоны иногда взрывались. Какая-то старушка упала с лестницы и свернула себе шею. Полицейская машина разбилась, попав капотом в столб. Никаких объяснений этому происшествию телевидение не давало, но Марго вспомнила, как газетный ком заклеил лобовое стекло машины, которая пыталась догнать БМВ, когда они дергали с дискотеки.
– Похоже БМВ тоже кто-то охраняет, – пробормотала Марго по-русски.
– Qu`est-ce que t`as dis? – встрепенулся Бретон, услышав в незнакомой речи знакомое название.
– Ah! Rien, – отмахнулась Марго.
Замельтешила реклама. Роботы вылетели из головы. Теперь она с волнением следила за лицом Андрэ – не проявится ли на нем какой-то тревоги, напряженности или иного намека – он ведь наверняка был там, в темноте, где Марго вляпалась в кровь. Это во-первых.
А во-вторых, узнал ли он машину?
Но Андрэ был спокоен. Он протянул руку и взял со стола кубики.
– Хочешь, три шестерки?
– Хочу, – улыбнулась Марго.
– Пожалуйста!
Никаких проблем у Андрэ с тремя шестерками не было. Он небрежно тряхнул руками, и уронил кубики на столешницу. Они прокатились по пластику и замерли. Шесть, шесть, шесть.
Марго молча перевела взгляд на лицо Андрэ, сгребла кубики и швырнула их на стол.
Три, пять, один.
– Ни то, ни се, – недововльно сказала Марго и повторила попытку.
Потом еще и еще. Но ни разу у нее не получилось желаемое.
Андрэ Бретон вздохнул и снова выбросил три шестерки. Потом еще два раза и потянулся, чтобы повторить подвиг опять, но что-то удержало его.
– Впрочем, достаточно, – улыбнулся он и небрежно откинулся к спинке стула.
– Черт! – воскликнула Марго, покрываясь мурашками и испариной. – Как ты это делаешь? Научи меня!
– Случайность! – тихо сказал Поль. – Я не верю. Это – случайность! И то, что ты нашла пуговицу – бред.
– Да ты зануда! – сказала Марго. – Поэтому и не веришь! Зато ты веришь в какое-то говно. В то, что секс – искренен! Скажи это на пляс Пигаль!
– Я имел в виду, что его трудно подделать, – прогундел брат Аурелии.
– Мы, мужчины, заняты собой, – произнес Андрэ. – У нас практически нет возможности догадаться, что думает девушка, когда мы с ней. Что она любит больше – нас или наш кошелек? А может быть, она мстит за что-то нам или своему бой-фрэнду.
– Если это так, почему мне все отказывают? – спросил Поль.
Андрэ с выражением скуки на лице отставил пустую чашечку, поднялся и бросил на столик купюру.
– Ну все. Мне пора. Спасибо за приятную вечеринку, – он наклонился к щеке Марго и щекотнул ее теплым, пахнущим удачей и деньгами, дыханием. – Увидимся… Пока, Поль. Было приятно.
Так и хотелось спросить, когда же они увидятся, но Марго сдержалась. Она снова вспомнила, что у нее разбита губа, шишка на затылке и синячище на груди. И вообще…
Она поправила синие очки Поля у себя на лице, грустно собрала кубики и опять начала их трясти.
Все это время Андрэ Бретон уходил к машине, ловко огибая бесконечные столики и резные спинки пластиковых стульев. А Марго все трясла кубики и смотрела в ту сторону, куда уходил Андрэ. Едва репортер скрылся за углом, она раскрыла руки.
Шесть, шесть, шесть.
– Ну вот, – удовлетворенно сказала она. – Три. Это мне Андрэ мешал.
– А еще раз.
Марго снова взяла кубики, но не так уверенно. Невидимый бес шепнул под руку гнусаво: «Второй раз не получится! Будь умной, свали с темы, как Андрэ. Сделай вид, что ты выше этого.» Но рука сама произвела нужные операции, и Марго облажалась в удовольствию нечистого, который тут же заржал, потешаясь: « С тормозами всегда так бывает!» – Черт побери! – ругнулась Марго.
– Не считается, – сказал Поль, торжествуя.
– Но и вчера! Ты же сам видел! – возразила Марго.
– Случайность! – насмешливо поднял брови брат Ау.
Марго положила на стол деньги – столько же, сколько Андрэ.
– Попробуй ты! – сказала она Полю, протягивая кубики. – Кидай, а я отвернусь.
Поль послушно собрал кубики, и они со стуком прокатились по пластику.
– Два, три, четыре… – объявила Марго и, не оглядываясь, пошла прочь. Ей не надо было оглядываться. Она знала, что там именно эти цифры. Откуда? Роботы могут это. Только роботы.
– Но вы же все – ненормальные! – крикнул из далека Поль.
Она оглянулась, Поль все еще сидел за столиком.
– И ты, и Макс, и Андрэ! – кричал он. – Вы все – такие же психи, как моя сестра! Вас надо лечить! Вас всех надо лечить!
– Не забудь кубики! – сказала Марго и неторопливо поплелась дальше.
– Больные! Ненормальные! Вас даже не лечить! Вас надо просто уничтожать! Вы – не люди! Вы – …
Марго оглянулась – Поль продолжал стоять в кафэ и потрясал над головой стиснутыми кулаками. – …роботы! – мрачно закончила она.
Огромными демонстративными шагами Поль направился в противоположном направлении. Кубики остались на столе. Марго почувствовала облегчение, подумав, что избавится наконец-то от чертовой игрушки. Питер играл с ней в эти игры – ни к чему это – пустое!
Марго нисколько не удивило, когда рядом с ее тенью, ползущей по асфальту впереди нее, появилась тень Поля. Она все ждала, когда их шаги начнут попадать в такт, как это случалось с Мусей или Роней, или Черепом. Иногда они с Мусей просто ходили часами, попадая в такт друг друга, попадая в такт города. Но Поль шел наперекор всему миру. Наперекор ритма машин, наперекор ритма улицы, наперекор ритма прохожих.
Может быть, не никакого чуда в том, что БМВ вчера несся с такой скоростью и попадал на зеленый? Просто Андрэ умеет совсем хорошо попадать в ритм города? Выбирать безопасный путь, чувствуя размер и темп?
Поль опять сбился, и Марго поморщилась, потрогала распухшую верхнюю губу и оглянулась.
– Поль, ты же музыкант! – сказала она, собираясь продолжить, но брат Ау перебил ее.
– У тебя нет шансов, – сказал Поль. – Андрэ очень богат. Богатые люди не любят разбавлять деньги.
– А мне-то что? – удивилась Марго. – Мне нет никакого дела до этого Андрэ! Запомни! Мне нет до него никакого дела!
На перекрестке они остановились, пережидая, когда проедет машина. Шаги Марго кончились точно на бордюре, а Поль чуть не оступился, сделав слишком длинный шаг. Количество вдохов Марго точно совпало по времени с долготою красного сигнала, она почувствовала чуть раньше, что сейчас загорится желтый (на него пришелся такт вдох-выдох-вдох) и когда загорелся зеленый, ей было легко шагнуть на проезжую часть. Поль опять засуетился и чуть не наступил Марго на ногу, но она и это успела почувствовать.
Марго расхохоталась – после ужасного утра снова вернулось ночное ощущение танца. Перейдя дорогу, она толкнула калитку и остановилась, ожидая, что Поль попрощается, но тот не собирался.
– Можно, я зайду к тебе. Мне хочется еще посмотреть картины…
Марго замялась.
– Э-э… Я не домой… хочу посидеть на свежем воздухе.
– И я! – обрадовался Поль.
Марго дернула плечом и поплелась к лавке. «Бульдоги» мягко проваливались в скомканный войлок прошлогодней травы. Почему-то владельцы четырехэтажного домика не считали нужным убирать прошлогодние листья, хотя во всех соседних клумбах пробивалась зеленая травка.
Поль плелся сзади собачьим хвостом.
– Я хотел тебя спросить. Ты пробовала LSD, Марго? – спросил он, пыхтя и покашливая.
– Ну… А кто его не пробовал?.. Говно… Если честно. Зачем тебе? Вчерашний коктейль был нисколько не хуже.
Марго села на лавку и уставилась на мяч. (Уж в дом-то она точно Поля не позовет. Хотя войти в дом Аурелии у него, вероятно, больше прав. Ну и пусть идет один. А она – нет. Лучше просидит тут остаток дня, пока не придет Ау или Лео.) – Честно говоря, я ничего не почувствовал, – признался Поль. – Я – тупой. Все прутся от «Yelow submarine», а я не понимаю, в чем прикол. И музыку я сочиняю знаешь как? Я покупаю пластинки, которые уже прокатили на дискотеках, и сдираю. Я хочу быть композитором, но не могу. Мне обидно. Почти все звезды принимают какие-то наркотики. И хотя в прессе говорят, что наркотики – это плохо, но тем не менеее все звезды употребляют их. И я хочу сам понять, в чем тут дело. Макс жрет наркотики, Андрэ, наверняка, тоже. И ты… И вы все так смотрите на меня, будто знаете какую-то тайну… Меня это бесит! Я хочу попробовать и убедиться в том, что вы все нисколько не лучше меня.
– Да перестань ты! – поморщилась Коша. – Во-первых, я не жру, а только попробовала. Один раз – не гондурас. Во-вторых, ты сам себе это придумал. Дети тоже думают, что взрослые знают что-то особенное. Взрослые думают, что политики, ученые или священники тоже знают что-то особенное. А это особенное говна не стоит. Они просто знают, что н и ч е г о особенного нет. Нет! И все! А жить все равно надо. И это самая страшная тайна.
– Я не верю. Я хочу попробовать.
– Мы вчера напробовались вполне. До роботов! Черт! Я чуть не поверила, что мы – инопланетный десант! Голова болит, будто я долбанулась затылком. Там шишка.
– Я не понял ничего. Я просто отупел и все. Я понимаю, что вел себя как дебил. Но я не хочу чувствовать себя слепым или ущербным. Или вы все врете, или я тоже это увижу! Дайте мне т а к о й наркотик, чтобы я тоже увидел. Тогда я вам поверю.
– Да брось ты… Только наркотиков тебе не хватает. Ничего за тебя никто не сделает. И LSD тоже. В твоем возрасте уже пора быть умнее! Ты же старый Поль!
– Прекрати обзываться! – возмутился брат Ау. – Я совсем не чувствую себя старым! Но если в LSD нет никакой опасности, почему его запретили? И почему столько людей на нем торчали? Почему вы все его употребляете?
– А почему запрещают дрочить?
– Фу! Какая ты пошлая, Марго! – Поль захлопал ресницами и несколько раз вдохнул и выдохнул. – Причем тут это?
– Да при том! – Марго мрачно болтнула ногой. – И то, и другое делает тебя независимым. Мастурбация делает тебя незвисомым от мудаков и уродов с грязной жопой, а LSD делает тебя независимым от ящика и газет. И вообще от жизни. Потому что тебе посрать становится жив ты или мертв. И это так парит, что хочется пойти, как Коперник, и орать: «Люди! Вы мудаки! Вы себя и других мучаете из-за говна! Потому что все говно, кроме того, что мы вынуждены жить. И если у вас есть кто-то, кто вас любит, то забейте на то, что он не в той партии или у него недостаточно маней! Ну все такое…» Тут во Вьетнам не очень-то пошлешь… На LSD невозможно присесть, потому что в нем нет кайфа. От него только херово станосится. Знаешь? Во многой мудрости многая печаль. Блин! А что я тебе рассказываю? У тебя же были друзья хиппи! Ты говорил! Они все это должны знать.
– Нет. Этого они мне не говорили, – задумчиво сказал Поль. – Ну а ты-то зачем тогда его ешь?
– Я сказала, я – нет. Один или два раза. Больше не хочу. Для меня почти ничего не меняется. Только горят жилы. Ток. Очень сильный ток в жилах. Каждый день так жить нельзя – сгоришь.
– Ты врешь! Невозможно придумывать такие картины без наркотиков!
– Не веришь – твое дело! – пожала плечами Марго.
– Я тоже хочу так сделать, чтобы больше не хотеть. Но для этого мне надо узнать, чего я не хочу!
– Это вызов, – усмехнулась Марго. – И одновременно ловушка. Кислый ловит тебя на твою самую сильную слабость. И ты ведешься на это, пока не скажешь себе: «Да, я проиграл!» А если нет, то он победит. Но какое все это имеет значение? Что с кислым, что без… Все, что мы делаем не стоит и плевка. Все чего-то стоит только для тебя самого.
– Ты все запутала.
Эйфория, вернувшаяся к Коше после посещения кафе, начала улетучиваться. И стало лень спорить с Полем. Захотелось очень сильно одиночества. И она стала думать, как избавиться от брата Ау.
– Нет… Дай сигарету.
Поль достал пачку, и Марго бесцеремонно вытащила несколько штук. Одну она тут же прикурила, а остальные сунула в карман куртки. Не хотелось говорить. Хотелось просто тупо смотреть перед собой на темный обрез крыш.
– Но твои хиппаны-то! – пробормотала она. – Что ж они не дали тебе попробовать свой религиозный дурман? Ты же говоришь, что у вас идеалы, а LSD просишь у меня…
– Я был маленький, – равнодушно сказал Поль и некстати вспомнил. – Ты плеснула мне в лицо вином!
– Катись отсюда, а? – вяло попросила Марго, сдерживая внезапно закипевшую ярость.
Но Поль не ушел. Он потер каблуком песок и сказал:
– Знаешь, что мне рассказала Аурелия?
– Нет, – усмехнулась Марго. – Она же тебе рассказала, а не мне.
– Накануне к ним заходил странный парень. Он осмотрел картины, потом попросил у Аурелии проспекты, и, увидев у нее на руке кольцо, начал допытываться откуда у нее такая древняя вещица. Она сказала, что это колечко ей подарила русская художница. Тогда посетитель поинтересовался, нет ли в проспектах репродукций этой художницы, на что Ау объяснила, что открытие выставки в начале марта. В общем, он придет на выставку.
– Вот прикол! – ухмыльнулась Марго. – Кто бы мог подумать?
Но внутри защекотало.
По двум причинам: – возможно – это удача;
– Но может быть, кто-то ее ищет.
Марго заволновалась. Хотелось бы ей узнать об этом парне побольше.
– Тебе повезло, – сказал Поль. – Вдруг этот человек богат и купит какую-то картину?
– Вдруг… – кивнула Марго напряженно. – А что она еще говорила?
– Ничего. А что за странная вещь – это кольцо? – спросил Поль. – Может быть, это родовая драгоценность каких-то русских дворян? И этот дядька твой дальний родственник? Вот тебе повезло бы! Где ты взяла это кольцо?
– Не поверишь, – усмехнулась Марго. – Оно мне приснилось.
– Я серьезно, – нахмурился Поль.
– И я. Мне приснилось, что я его сперла у одного человека со стола. А потом мне его подарили в реале. Мой приятель гулял по берегу залива и нашел его в песке. Знаешь, там все что-то находили. А он – больше всех. То шарики стеклянные, то брошки, а потом вот это кольцо… А я ключи находила все время. Ржавые. Это потому, что мне все время хотелось собственный дом… Он принес мне кольцо. Оно было без камня. А камень я нашла в чужой куртке. В куртке той девушки, которая устроила мне эту поездку… Мы поменялись куртками. Я летела в самолете и сунула руку в карман. А там этот рубин. Смешно?
«… и я не верю, что с тобой расстанусь…» – Ты врешь! – покачал головой Поль.
– Мало того. Это именно тот камень, который и был в этом перстне. На камне зазубрина от сабли совпадает с зазубриной на ободе кольца…
– Ну не хочешь говорить и не надо… – Поль недоверчиво наклонил голову. – Только зачем врать? Сказала бы, что не хочешь говорить. И все. Имеешь право! Хотя Аурелии понравилась бы такая история. Зря ты не рассказала ей…
– У меня болит голова! – сказала Марго и взялась за голову.
– Ну ладно, – сказал Поль. – Я вижу ты и правда не в себе. Пожалуй, я пойду. Пока!
Поль, жалко скособочившись, проплыл, стробя за черной чугунной решеткой, и исчез за поворотом.
Марго с облегчением вздохнула. Конечно, домой она не пойдет. Какая работа с такой головой? Она медленно побрела по тротуару.
Невольно мысли Марго вернулись к Андрэ. Идея про роботов теперь казалась Марго глупой, а вместо нее на первый план вышла другая. Та, что пришла в голову сразу, как только Марго увидела Бретона впервые.
Репортер был как раз тем мужчиной, звук одежды которого звучит, как звук щеток в хорошем джазе. Он был ровесником Поля и Макса, и взрослее ее, Коши. Но в его взгляде было то, чего не было ни у кого из них. Опыт принятия решений. Опыт власти над другими людьми. Да. Именно такого мужчину она и хотела. Чтобы научиться у него всему, что он знает сам. Чтобы взять у него вместе с потом ночей и усталостью рассветов все, что он успел узнать о жизни.
Но нужна ли она ему?
Марго остановилась. Конечно, с сотрясением мозга, даже легким, шляться по улицам вредно. Она прислонилась к нагретой солнцем каменной стене и ждала, когда развеется темнота и отпустит приступ тошноты. Черт бы побрал этот «Эдем». … почему бы Роне не получить кольцо от какого-ниубдь дядьки? Это он сказал, что нашел его на пляже. А на самом деле? Как они узнали, что оно приснится Марго? А они и не собирались узнавать. Она почувствовала акульи круги, а поскольку дура, то мозг ее пытался так предупредить, чтоб не лезла куда не надо. Типа не ее это кольцо и нечего брать.
А если это был единственный шанс изменить жизнь?
Потом Рита привозит камень. Ясный перец, имея перстень и камень только дурак не соединит два этих предмета!
А возможно, кто-то еще должен был узнать Роню по этому кольцу. А Роня не захотел, чтобы его узнавали, поэтому отдал кольцо Коше. И этот кто-то Рита. Вместе с кольцом Рита должна была полететь в Голландию. У нее уже и билет был. Но она тоже почему-то не захотела лететь в Голландию. А в Париже она должна была с кем-то встретиться, кто узнал бы ее по кольцу.
Может быть, кто-то знал, что она должна полететь на этом самолете, но не знал, какая она и кто она. И просто всех, кто в этом самолете был, потихоньку уже проверили насчет наличия этого кольца…
Бред-бред-бред!
Нельзя смотреть так много криминального чтива!
Медленно, шаркая тяжелыми «бульдожьими» протекторами, Марго поплелась, не зная куда. Вскоре она уже не представляла, где находится, но все шла и шла, вслушиваясь в синкопированную музыку улиц и пытаясь уловить ту мелодию, которая написана именно для нее, для Коши-Марго, персонально. Ей упрямо казалось, что где-то на стене или в случайно оброненной фразе она увидит знак. Знак, который откроет истинный смысл происходящего. Знак, познав который, можно избавиться от сознания собственной тщеты. И душа вместо мук будет испытывать ровное светлое блаженство.
Может быть, не в миру надо бы искать этой благости. Может быть, попроситься в монастырь? Стать рабой божией и перебирать в руках четки вместо того, чтобы суетно ворочать мозгами? Бога-то нет… Да и бог с ним, с Богом-то. Разве в нем дело? Если есть способ какой-то чтобы получить в сердце покой, а в душу свет, то можно принять и Бога, и Сатану.
А что? Вставать по команде, ходить на завтрак с сестрами монашками, предаваться молитве и посту, выполнять урок. Только бы людей не видеть. Ни монашек, ни монахов… Стоять за забором и смотреть в щелку. Да разве где-то есть такое место?
Абсолютно неожиданно для себя Марго оказалась прямо перед Нотр-Дам. Туристы и просто люди обращались внутри и вне храма шумливой толпой. Денег за визит не брали, и Марго вошла внурь. Бродила, разглядывала, удивлялась. Скамейки, кабинки со шторками, витражи. Город под крышей.
Гюго. Кваземодо. Эсмеральда.
На каменной плите было написано на латыни. Пыталась прочесть. Еретики, костры, инквизиция – как все это нелепо выглядело на фоне культурных воспитанных европейцев. Не верилось.
Марго вышла из-под каменной сени католического корабля, который доставил Европу к высотам технологий ХХI века. Шпангоуты кафедраля напоминали одновременно и скелет доисторической твари из зоомузея, и остов разобранного корабля. Контрфорсы, контрфорсы…
