Текст книги "Путевые впечатления. Кавказ. Часть 2"

Автор книги: Александр Дюма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 32 страниц)

А потому я достал из несессера перо, чернила и бумагу.

После чего я при посредстве Григория вызвал к себе сына хозяина – того самого красавца-мясника, что уже предлагал нам свои услуги.

Он явился с улыбкой на губах. Нужно отдать ему должное: улыбка у него была очаровательная.

Я спросил его, что он мог бы подать нам на обед.

– Все что пожелаете, – ответил он.

Мне была хорошо знакома эта фраза.

В Поти она означала совершенно то же самое, что и везде, где мы ее слышали.

Из нее следовало, что в доме нет ничего, кроме остатков мяса, висевших на столбе.

Эти остатки мяса годились разве что на похлебку для собак.

– Не хотите ли вы другого мяса? – спросил меня сын Иакова.

– Разумеется, я хочу другое, – ответил я.

– Через десять минут оно у вас будет.

И в самом деле, несколько минут спустя во дворе послышался какой-то шум. Я выглянул в окно: два человека тащили за рога барана, сопротивлявшегося изо всех сил.

Я находился в стране, славящейся баранами, но этот, к несчастью, не был бараном Хризомаллоном, то есть Золотым руном, хотя, судя по длине рогов и густоте шерсти, вполне мог быть его современником.

Несмотря на почтенный возраст барана, его зарезали, освежевали и разрубили на части, предложив мне выбрать куски мяса по своему вкусу.

Это и было другое мясо, обещанное мне торговым домом «Иаков и сын».

Несмотря на свое крайнее нежелание есть мясо животного, только что виденного мною живым, я выбрал филейную часть и велел Григорию приготовить деревянные вертела, чтобы изжарить шашлык.

Было уже около шести часов вечера, а мы с утра ничего не ели и не пили, кроме куска хлеба и двух или трех стаканов вина.

Так что я лично отправился на кухню, то есть на конюшню.

Там я обнаружил своего турецкого торговца – того, что был вооружен пистолетом-тромблоном и угощал меня курицей. Словно простой смертный, он готовил себе обед.

Я обратился к нему с теми словами, какие в кафе говорят читателю газеты, когда хотят в свой черед почитать газету, которую он держит в руках:

– После вас, сударь, моя очередь читать «Конституционалиста».

Турок указал мне на варившуюся курицу, словно спрашивая меня: «Желаете?»

В свою очередь я указал ему на приготовленную для жарки баранину, словно спрашивая его: «Не угодно ли?»

Я поблагодарил его, он поблагодарил меня.

Через десять минут очаг должен был освободиться, и тогда я смог бы в свою очередь им воспользоваться.

Войдя в комнату Муане, я обнаружил там розового князя, обедавшего один на один со своим нукером.

Любопытно было видеть их за этим занятием.

Между ними стояло блюдо с шашлыком.

У них не было ни тарелок, ни ножей, ни вилок.

Они руками брали куски, которые им нравились, съедали мясо и клали кости и сухожилия на то же блюдо.

Наконец, настал момент, когда все мясо было съедено.

Тогда они перекинулись на те куски, где еще оставались сухожилия, ничуть не беспокоясь о том, кто из них двоих съел то мясо, какое там прежде было.

По мере того как сотрапезники обгрызали сухожилия, они бросали кости на блюдо.

В конце концов они принялись обсасывать кости.

Вечером князь лег спать совершенно одетый, но без сапог; в комнату вошел слуга и стал чесать ему пятки.

Все это варварство, скажете мне вы.

Путь так, но во всем этом есть нечто первобытное, все это обладает высочайшими достоинствами варварства.

В тот день, когда цивилизация распрострет руку над этими людьми, она одновременно восторжествует и над их разумом.

С этого дня они будут носить черные фраки, белые галстуки и круглые шляпы.

И с этого же дня они утратят позолоту своего оружия и золото своего сердца.

Пока князь спал, заставив чесать себе пятки, я работал.

Моя комната, как я уже говорил, обогревалась чугунной печкой.

В этом заключалось серьезное неудобство.

Стоило ее затопить, как она распространяла такой сильный жар, что мне приходилось открывать окна и двери настежь.

Холод тотчас вторгался через двери и окна в комнату, и я мерз.

Надо было выбирать между морозом и удушьем.

Я взял один из своих медных тазов, купленных в Казани, наполнил его водой и поставил на печку.

После этого воздух в комнате стал более пригодным для дыхания.

Наконец я тоже лег спать.

Но, когда я ложился, меня беспокоило одно обстоятельство.

Беспокойство вызывал шум, который я слышал у себя под ногами.

Я уже говорил, что дом папаши Иакова был построен на своего рода козлах.

Так что под полом у меня находилось большое пустое пространство.

Пол же, как я тоже говорил, весь был в щелях.

В этом пустом пространстве нашли себе убежище все окрестные свиньи. Они праздновали там свадьбу.

Едва я лег, как шум, на который, пока я работал, сосредоточенность мыслей не позволяла мне обращать особого внимания, сделался невыносимым.

Слышались хрюканье, возня, визгливые крики, неожиданные и резкие движения, прерывавшиеся лишь для того, чтобы возобновиться с еще большей яростью.

Разбитый усталостью, я бесился от негодования и не мог спать.

Наконец в голову мне пришла светлая мысль.

На моей печке стояла вода, жар печи нагрел ее до восьмидесяти градусов, а пол в комнате был в щелях.

Я поднялся, взял медный таз, высмотрел место, где находились супруги, и сквозь одну из щелей в полу вылил на них кипящую воду.

Они дико завопили и бросились бежать во двор.

Все гости последовали за ними.

Наступило спокойствие, стало почти тихо, и я уснул.

LXII ПОТИЙСКИЕ РАЗВЛЕЧЕНИЯ

На другой день мы попытались получить в пароходной конторе точные сведения о прибытии и отправлении судов.

Но начальник был на охоте и должен был возвратиться только вечером.

Вечером мы снова отправились к нему.

Как выяснилось, он вернулся крайне усталый и уже спал.

На следующий день мы снова явились к нему.

Однако он не мог сообщить ничего определенного.

Возможно, пароход придет завтра, возможно, послезавтра, а может быть, и через неделю; короче говоря, надеяться оставалось только на пароходы, отправлявшиеся 7 и 21 февраля.

Но кроме того, поскольку Поти был морским портом без гавани и рейда, в плохую погоду пароходы проходили мимо него безостановочно, так как малые суда, доставлявшие к ним пассажиров, не отваживались выйти в море.

В любом случае, какая бы ни была погода, хорошая или плохая, пароходы не могли подходить к берегу ближе, чем на две версты.

Все это означало, что мы застряли в Поти на неопределенное время.

Мы обшарили весь порт, надеясь отыскать какую– нибудь турецкую лодку, которая могла бы доставить нас в Трапезунд. Но ночью дул попутный ветер, и все лодки, какие здесь были, снялись с якоря.

Нет ничего менее надежного, чем эти лодки, но мы пошли бы на все, лишь бы покинуть Поти.

Нередко, когда такое судно перевозит пассажиров, его капитан и экипаж, если только они видят в своих пассажирах хорошую добычу, пользуются первым шквалом – а на Черном море шквалы в январе не редкость – пользуются, повторяю, первым шквалом, чтобы сесть на мель у берегов Лазистана, все обитатели которого являются торговцами людьми, грабителями и разбойниками; вначале матросы притворно сопротивляются этим бандитам, а потом выдают им пассажиров; затем, когда захваченных пассажиров продают, капитан и экипаж получают свою долю выручки.

Но мы все трое были превосходно вооружены, мы имели возможность пополнить в Поти боевые запасы, которых нам недоставало на Фазисе, и, на тот случай, если бы нам удалось нанять турецкую лодку, были решительно настроены наблюдать за всяким маневром, имеющим целью приблизить нас к берегу.

Впрочем, нам не пришлось испытать подобных тревог: в порту не оказалось ни одного судна.

Вместе с обитателями Поти, делавшими покупки в мясной лавке папаши Иакова, мы доели убитого накануне барана.

После этого туда привели другого барана, убили его и разделали его тушу, обеспечив тем самым потребности текущего дня.

Я поинтересовался, нельзя ли нам, чтобы несколько разнообразить свой стол, отведать одну из тех свиней, которые, справляя свадьбу, мешали мне спать в первую ночь моего пребывания в Поти.

В ответ послышалось такое обилие возражений, что я решил поступить, как Александр Македонский, который, не в силах распутать гордиев узел, разрубил его.

Взяв свой карабин, заряженный пулей, я стал на крыльце.

Трудность состояла лишь в выборе: вокруг меня более тридцати черных и щетинистых, как дикие кабаны, свиней с наслаждением возились в грязи, из которой состоит почва в Поти.

Из-за дождя, продолжавшегося со дня нашего приезда, эта почва раскисала все больше и больше.

У меня даже мелькнула мысль заказать себе, чтобы ходить по этой грязи, нечто вроде тех снегоступов, какими пользуются для ходьбы по снегу камчадалы.

В итоге, выбрав из тридцати свиней ту, что приглянулась мне больше других, и продолжая при этом беседовать с князем Нижарадзе, я прицелился и пустил в нее пулю.

Свинья завизжала и рухнула на землю.

После этого я спокойно возвратился в свою комнату.

Я рассуждал так: владелец свиньи, кто бы он ни был, должен прийти и потребовать за нее денежное возмещение; если назначенная им цена окажется умеренной, я заплачу ее; если же она будет слишком высокой, мы отправимся с ним к третейскому судье.

И в самом деле, владелец свиньи явился и потребовал четыре рубля.

Князь, действуя от моего имени, вступил в переговоры, и дело уладилось за три рубля.

Это составляло двенадцать франков: свинья весила около тридцати фунтов, так что фунт мяса обходился мне в шесть или семь су – против этого особенно возражать не приходилось.

Среди тех пяти или шести людей, что постоянно находились в доме Иакова и, как это водится на Востоке, жили у него – при этом кто топил печку, кто мел коридоры, кто грел самовар, кто чистил курительные трубки, а кто, наконец, просто спал, – был один, отличавшийся деловитостью и расторопностью.

Это был красивый и крепкий малый лет двадцати двух или двадцати трех, по имени Василий.

Я поручил ему разделать свинью.

По-видимому, это ничуть его не смутило: он нагреб во дворе кучу соломы, осторожно положил на нее свинью, покрыл ее соломой и опалил.

Затем, когда свинья была опалена, он выскоблил ее кинжалом, распорол и выпотрошил.

Однако просить его сделать кровяную колбасу или сальтисон было бы чрезмерным требованием с нашей стороны.

И потому, когда свинья была выпотрошена, вычищена, вымыта и подвешена за ноги, ничего не оставалось, как признать, что Василий сделал, причем весьма толково, все, что он мог с ней сделать.

Впрочем, вслед за тем развлечением, какое доставил нам Василий опаливанием и потрошением свиньи, нас ожидало еще одно довольно любопытное зрелище.

До нас донесся барабанный бой.

Пренебрегать развлечениями не следовало, поскольку в Поти развлечения бывают чрезвычайно редко.

Мы перешли с балкона, обращенного в сторону двора, на балкон, обращенный в сторону улицы.

Бедолага, под барабанный бой провозглашавший в Поти официальные известия, останавливался не то чтобы на каждом перекрестке – в Поти нет перекрестков, и не то чтобы на каждом уличном углу – в Поти улиц не больше, чем перекрестков, а перед каждым домом: их было здесь пятнадцать и шестнадцать, и потому его обход длился недолго; остановившись, он отбивал барабанную дробь и читал объявление, которое жители дома, привлеченные этим шумом и вышедшие на порог, слушали довольно равнодушно.

Тем не менее это объявление не лишено было для них интереса, поскольку оно должно было в высшей степени льстить их гордости.

Это был императорский указ, провозглашавший, что с 1 января 1859 года Поти становится городом.

Двумя годами раньше подобным же указом Поти был объявлен портом. Мы уже видели, каким портом является Поти, несмотря на указ его величества императора.

Посмотрим через два года, каким городом станет Поти.

Но любопытно было вовсе не само это выспренное объявление: любопытен был тот, кто его читал.

Пока он шел по грязи, из которой состоит почва в Поти, все еще было терпимо: ступая по разбросанным там и сям камням, положенным бревнам и естественным бугоркам, он все же умудрялся, после бесконечных петляний, добраться до того места, где ему предстояло читать объявление.

Но во время чтения этого объявления он постепенно погружался в грязь и в конце концов скрылся бы в ней полностью, если бы этому не мешал его барабан, удерживавший его на поверхности.

Тогда к нему подходили и с помощью рук, палок и веревок вытаскивали его из этого тесного плена.

После чего он снова пускался в путь, чтобы прочитать это объявление где-нибудь дальше.

С этого времени мы успокоились. Коль скоро Поти стал городом, у нас было право требовать от Поти все то, что требуют от города.

Прежде всего мы потребовали растительного масла и уксуса.

Раздобыть их оказалось трудно, но в конце концов нам удалось отыскать банку английских пикулей и бутылку луккского оливкового масла.

Однако перец был продуктом еще более редким и доставил нам еще больше хлопот; наконец я сумел обнаружить в банке у аптекаря какие-то шарики, напоминавшие по виду перец в зернах.

Я надкусил такой шарик. Ошибки не было: это в самом деле оказался перец.

Над головой у нас носились тучи диких голубей, а кругом слышалось пение множества дроздов.

Я вручил Муане и Григорию ружье, велев им взять лодку и поехать охотиться на остров.

Муане взял в одну руку свой альбом, в другую – ружье и ушел вместе с Григорием.

У меня возникло странное желание: отпраздновать провозглашение Поти городом, устроив князю Нижа– радзе и моему турецкому торговцу самый изысканный обед, какой когда-либо готовили в Поти.

Благодаря той охоте, какую я устроил утром, мне удалось добавить ко вчерашнему барану, от которого осталась филейная часть, свинью, застреленную мной с балкона нашей гостиницы.

Помимо этого, я очень рассчитывал на дюжину дроздов и пару-тройку диких уток, которых должны были добыть Муане и Григорий.

Ну а если хорошенько поискать, то можно было бы еще найти пару цыплят и яйца.

Кроме того, переворачивая нашу походную кухню, я заметил нечто вроде двойного дна, куда чья-то дружеская рука засунула, когда мы уезжали из Москвы, две или три банки с консервами.

Я вскрыл их. В одной оказались овощи для приготовления супа жюльен, а в других – фасоль фляжоле и стручковая фасоль.

Я заранее составил обеденное меню, не учитывая тех изменений, какие могли внести в него Муане и Григорий, и основываясь на предположении, что Муане и Григорий вернутся назад с пустыми руками.

В этом случае жаркое из дичи вполне можно было бы заменить жарким из свинины.

Через два часа Муане и Григорий явились с двенадцатью дроздами, двумя утками и тремя дикими голубями.

Василий, со своей стороны, раздобыл двух цыплят и две дюжины яиц.

Итак, у меня всего было вдоволь.

А теперь позвольте, дорогие читатели, немного побеседовать с вами о кулинарии, в ожидании замечательного сочинения «Практическая поваренная книга», которое я для вас рано или поздно напишу.

Ведь вы тоже вполне можете оказаться на пустынном берегу, лишенными всего, и, если вас занесет в город, объявленный таковым русским императором, не так уж плохо поучиться немного у Робинзона Крузо образца 1859 года.

Вот меню праздничного обеда по случаю провозглашения Поти городом.

СУП Жюльен.

ПЕРВОЕ БЛЮДО, ПОДАВАЕМОЕ ПОСЛЕ СУПА Капуста со свежей свининой.

ЛЕГКИЕ ГОРЯЧИЕ ЗАКУСКИ

Усовершенствованный шашлык. Свиные почки, обжаренные в вине. Цыплята по-провансальски.

ЖАРКОЕ

Две утки и двенадцать дроздов.

ЛЕГКИЕ БЛЮДА

Фасоль фляжоле по-английски. Взбитая яичница с почечным соком.

САЛАТ Стручковая фасоль.

ДЕСЕРТ

Сушеные орехи, чай, кофе, водка.

Первая подача: мингрельское вино. Вторая подача: кахетинское вино. Третья подача: гурийское вино.

Согласитесь, что у тех, кто голодал три дня, в предвкушении всего этого должны были потечь слюнки.

Ну а теперь перейдем к кулинарным приемам и подробно расскажем, как готовятся некоторые из перечисленных нами блюд.

Прежде всего объясним, каким образом я рассчитывал, не имея говядины, сделать бульон, на основе которого мне предстояло приготовить жюльен.

К тому времени, когда Муане и Григорий вернулись с охоты, подстрелив двух уток, двенадцать дроздов и трех диких голубей, у меня уже более двух часов варились баранья корейка и старая курица.

Пока ощипывали диких голубей, я взял ружье и подстрелил ворона.

Не пренебрегайте, дорогой читатель, вороном как мясом для бульона: вам просто неизвестно, чем вы пренебрегаете.

Поверьте охотнику: один ворон равноценен в супе двум фунтам говядины; нужно лишь, чтобы он был не ощипан, как голубь, а ободран, как кролик.

Я положил ворона и трех голубей в горшок и оставил их вариться на медленном огне.

Затем, когда бульон достиг двух третей нужной крепости, я обложил дно кастрюли ломтями нашпигованной свинины и опустил туда отличную кочанную капусту, позаботившись, чтобы она была окружена этими ломтями со всех сторон, а между медью кастрюли и капустой оставался промежуток сантиметров в десять.

Этот промежуток был сразу же заполнен бульоном, после чего Василий, поставленный с разливной ложкой в руке возле горшка и кастрюли, должен был, по мере того как бульон в кастрюле выкипал, возмещать его бульоном из горшка.

В отличие от содержимого горшка, которое следовало томить, капусту нужно было варить на сильном огне.

Василий исполнил поручение так, как будто он всю жизнь только этим и занимался.

Когда капуста сварилась, ее нужно было выложить на свиной жир, а бульоном из кастрюли увеличить крепость бульона в горшке.

В этом крепком бульоне Муане должен был разогреть консервированные овощи, предназначавшиеся для жюльена.

Теперь, когда вы знаете, дорогой читатель, как в подобных обстоятельствах вам следует варить суп и готовить блюдо, подаваемое после него, перейдем к усовершенствованному шашлыку.

Вы ведь уже знаете, как делается шашлык, не правда ли?

А вот усовершенствование, которое я в него внес.

Вместо того чтобы разрезать филе на куски величиной с орех, я оставляю его целым;

нанизываю его в продольном направлении на вертел; надлежащим образом посыпаю его солью и перцем; кладу один конец вертела на камень;

другой конец вертела вкладываю Василию в левую руку;

правую его руку вооружаю кинжалом, самым острым из всей моей коллекции.

По мере того как поверхность филе подрумянивается, Василий срезает с него во всю длину кусок толщиной в два-три сантиметра.

Затем, пока на стол подается этот первый срезанный кусок, Василий посыпает солью и перцем поверхность мяса, открывшуюся после удаления верхней корочки, и снова обжаривает его на огне.

Когда мясо должным образом подрумянивается, он снова и с той же предосторожностью срезает с него верхний слой, который, как и в первый раз, подается горячим; все это повторяется до тех пор, пока от филе ничего не остается.

Гурманы едят такие подрумяненные ломтики мяса со свежим сливочным маслом и нарубленной петрушкой.

Все это касалось усовершенствованного шашлыка.

Теперь перейдем к свиным почкам, обжаренным в вине.

Я полагаю, что все умеют приготовлять почки, обжаренные в вине; мы говорим о почках вообще, поскольку нам пришлось готовить свиные почки лишь из-за отсутствия говяжьих почек или бараньих.

Упомянем здесь факт, возможно, довольно неизвестный: бараньи почки, лучше всех других видов почек подходящие для жарки на вертеле, уступают им, когда речь идет о приготовлении почек в винном соусе.

Тем не менее, поскольку путешественник может оказаться недостаточно сведущ в области кулинарной науки, скажем в двух словах, как, не имея почти никаких специй, необходимых для хорошего винного соуса, можно приготовить блюдо если и не высочайшего качества, то, по крайней мере, весьма съедобное.

Для этого нужно разогреть сливочное масло почти до красноты и бросить в него горсть нарубленного лука, который никогда тут не бывает лишним; лук этот следует обжарить, а пока он жарится, надо нарезать почки на кусочки такой толщины, как у пятифранковой монеты. Если вам, как и мне, неприятно дотрагиваться до сырых почек руками, поваляйте их в салфетке, бросив в нее предварительно две-три ложки муки.

Присыпанные мукой, они обретут белый цвет. После этого надо положить почки на сковороду с маслом и луком и помешивать их деревянной ложкой до тех пор, пока они не будут готовы примерно на четверть.

Затем возьмите бутылку красного вина – для этого вида соуса отлично подходят простые вина – и смело вылейте туда половину или две трети бутылки, а то и всю бутылку целиком, если общее количество разрезанных на куски почек соответствует ее объему; после этого жарьте их, помешивая, на сильном огне примерно в течение десяти минут.

Через пять минут почки нужно посолить и поперчить, а на восьмой минуте бросить в них полную пригоршню мелко нарезанной петрушки; для сохранения ее вкуса важно, чтобы она не кипятилась более двух минут.

Наконец, в момент подачи к столу необходимо отделить и положить в какой-нибудь сосуд шесть—восемь ложек этого соуса, который должен иметь густоту и цвет взбитого шоколадного крема. Соус предназначен для того, чтобы придать цвет и плотность взбитой яичнице.

Теперь перейдем к цыплятам по-провансальски, которые я рекомендую как самое быстрое и легкое в приготовлении блюдо.

Если у вас недостает растительного масла, то есть вы находитесь в том самом положении, в каком оказались мы, добудьте топленый свиной жир, иначе называемый смальцем.

Вы найдете его всюду, за исключением чисто мусульманских стран.

Разогрейте свиной жир на сковороде или в кастрюле.

Разрежьте цыпленка на куски так, как вы это сделали бы, если бы он уже был сварен и вы хотели бы подать его небольшими порциями вашим гостям. Поваляйте эти куски, как вы уже это проделали с почками, в салфетке, посыпанной мукой, и опустите их в кипящий жир в ту минуту, когда он перестанет шипеть. Оставьте их там на время, чтобы они приобрели золотистый цвет, а сами употребите это время на то, чтобы порубить дольку чеснока и пучок петрушки.

Когда куски цыпленка будут в нужной степени обжарены и подрумянены, уложите их в глубокое блюдо, посолите и поперчите. Вылейте из сковороды пол стакана кипящего жира и взамен налейте туда столько же оливкового масла; можно и больше, если в этом есть надобность; разогрейте, в свой черед, масло и, уловив момент, когда оно вот-вот закипит, бросьте в него чеснок вместе с нарубленной петрушкой; через три секунды вылейте всю эту смесь на цыпленка, лежащего в блюде, и подавайте его горячим.

Как видите, все здесь по-библейски просто: это кухня земного рая.

Что же касается жаркого, то вы где угодно найдете бечевку и гвоздь. Жаркое, которое готовят подвешенным на веревке, лучше приготовленного на вертеле, который пронизывает мясо насквозь и позволяет соку вытекать через два отверстия.

Ну а что касается приготовление фасоли фляжоле по-английски, то нет ничего проще: вы кипятите ее в большом количестве воды до тех пор, пока она не сварится, затем вынимаете ее шумовкой или откидываете на дуршлаг; если же у вас нет ни шумовки, ни дуршлага – я говорю это для путешественников, – сцедите с нее воду через какую-нибудь чистую ткань и горячей положите ее на горку сливочного масла, смешанного с солью, перцем, петрушкой и луком-резанцем, если он у вас имеется.

Тепла горячей фасоли достаточно, чтобы растопить масло.

Что касается взбитой яичницы, то с ней дело обстоит несколько сложнее, но все равно приготовить ее крайне легко.

Из дюжины яиц от шести отделите белки, а шесть оставьте целыми; к яйцам добавьте примерно две ложки воды – это необходимо, чтобы придать яичнице воздушность, – а затем положите туда почечный соус и все это взбейте, приняв во внимание, когда будете солить и перчить, что ваш почечный соус уже посолен и поперчен.

Лук и петрушку класть туда не надо, ведь соус содержит их в достаточном количестве.

Одновременно с яйцами положите в кастрюлю большой кусок сливочного масла.

Затем круговыми движениями, не останавливаясь ни на мгновение, помешивайте яйца до тех пор, пока они должным образом не свернутся.

Ни в коем случае не забывайте, что взбитая яичница, даже уже выложенная на блюдо, продолжает сворачиваться и потому необходимо, чтобы предотвратить это последующее уплотнение, добавить в нее немного жидкости.

Но сливочное масло, скажете вы мне, как добыть свежее сливочное масло в стране, где, к примеру, его не делают?

Всюду, где вам удастся найти хорошее молоко, вы сможете сбить масло сами. Для этого достаточно наполнить бутылку молоком на три четверти и закрыть ее, а затем сильно трясти в течение получаса. Через полчаса из трех четвертей бутылки молока вы получится кусок масла размером с индюшачье яйцо.

Поскольку масло свежее, оно при нескольких встряхиваниях вытянется и пройдет через горлышко бутылки.

Чай вы говить умеете, не так ли?

Что же касается кофе, то его готовят двумя способами: по-французски и по-турецки.

Чтобы приготовить кофе по-французски, существует десяток устройств различной формы. Лучшее из них, на мой взгляд, это фильтровальный мешочек наших бабушек. Но у вас может не оказаться под рукой ни одного из этих устройств, даже фильтровального мешочка наших бабушек, при всей его простоте.

Тогда варите себе кофе по-турецки; это проще, да и кофе, по моему мнению, получается лучше.

Вскипятите воду в жестяном кофейнике.

Положите туда столько кофейных ложек кофе, растертого в ступке и обращенного в порошок так, чтобы он стал почти неосязаемым на ощупь, и столько ложек истолченного сахара, сколько вы хотите получить полных чашек этого напитка.

Оставьте кофейник на огне до закипания, после чего почти сразу же разливайте кипящий кофе по чашкам.

Через несколько секунд кофейная гуща сама под собственным весом осядет на дно, и вы сможете пить кофе столь же чистый, как если бы он был процежен, но при этом более вкусный.

Само собой разумеется, князь Нижарадзе и турецкий торговец заявили, что им никогда не доводилось готовить подобный обед.

Что же касается Муане и Григория, то им нечему было учиться у меня в отношении кулинарии: Муане в качестве моего помощника уже три или четыре раза познал триумф в победах, одержанных мною на полях кулинарных битв в Петербурге, Москве и Тифлисе.

LXIII. ОХОТА И РЫБНАЯ ЛОВЛЯ

Чтобы унять нетерпение Муане, ставшего рьяным охотником, я предложил устроить на другой день облавную охоту, а на третий – рыбную ловлю.

Благодаря влиянию, которое имел на жителей Поти князь Нижарадзе, мы смогли набрать для намеченной охоты дюжину загонщиков, включая его нукера, его чесальщика пяток и тех двух людей, что следовали за князем пешком.

Само собой разумеется, что из-за потийской грязи наш милый розовый князь все более становился князем пятнистым.

Я задавался вопросом, в каком виде будет его черкеска, если князь Барятинский задержится еще на пять или шесть дней.

Место охоты находилось недалеко: нам следовало лишь переправиться через один из рукавов Фазиса, и мы уже были бы на свежевырубленном участке леса, или, как говорят во Франции, в молодятнике.

Около трех или четырех лет тому назад строевой лес здесь был срублен, и теперь это был превосходный подлесок для охоты, особенно на пернатых.

Мы сели в две лодки и после десяти минут плавания высадились у опушки леса.

С помощью Григория я объяснил нашим загонщикам, что такое в моем понимании охота. Князь, Муане, Григорий и я стали в линию, предоставив командовать правым крылом нукеру князя, а левым крылом – Василию, в сметливости которого я убеждался все больше, и охота началась.

За час мы убили двух зайцев, двух фазанов и косулю.

Таким образом Колхида, где еще вчера у нас ушло столько труда на приготовление третьеразрядного обеда, снабдила европейских чревоугодников едва ли не самой ценной и самой вкусной своей дичью.

Ясон вывез отсюда фазана, а Лукулл – персики и вишню.

Теперь в Колхиде остались только фазаны: нигде на своем пути я не встретил здесь ни персикового, ни вишневого дерева.

У всех великих людей есть какая-нибудь причуда, и граф Воронцов, который был первоклассным садовником, заложил в Поти превосходный сад; особенно великолепными были, по-видимому, апельсиновые деревья; но во время последней войны турки, вторгшиеся в Гурию и Мингрелию, полностью разорили этот сад.

С тех пор никто и не думает его восстанавливать.

Двадцать шесть или двадцать восемь садов, заложенных им в Грузии, еще существуют.

Мы вернулись в гостиницу Иакова как победители и начиная с этого дня имели на обед отбивные из косули, рагу из зайца и жареного фазана.

Князь и его нукер не могли прийти в себя от удивления: если бы им пришлось провести у папаши Иакова десять лет, они эти десять лет ели бы одну баранину.

Наряду со всем этим я работал по пять-шесть часов в день, подвигая вперед свое «Путешествие по Кавказу», пять томов которого уже были готовы.

Князь не понимал, как это я могу почти с равным умением обращаться с пером, ружьем и половником; это давало ему высокое понятие о культуре народа, в котором один и тот же человек был одновременно поэтом, охотником и поваром.

Я еще не видел в Поти ни одного озера, однако мне было известно, что по левую сторону от устья Фазиса находится большое озеро.

Это озеро, как говорят, располагается на месте древнегреческого города Фазиса: город поглотило землетрясение, и там, где он стоял, возникло озеро.

Приехав в Поти и оказавшись между морем, рекой и озером, я первым делом попросил рыбы.

Мне ответили, что рыбы нет.

Тогда с некоторым колебанием я поинтересовался, если здесь рыбаки.

К моему великому удивлению мне ответили, что они здесь есть.

Но если нет рыбы, то откуда же взялись рыбаки?

Я проявил в этом вопросе определенную настойчивость и получил следующее объяснение.

Рыбы здесь, напротив, много – и в реке, и в море, и в озере; это в Поти ее нет, по крайней мере свежей.

Жители Поти привыкли есть соленую рыбу, которая стоит три или четыре су за фунт, и потому никакой потребности в свежей рыбе не испытывают.

Это утонченное кушанье европейцев, о котором ази– атцы не имеют никакого понятия, насыщаясь первой попавшейся пищей, лишь бы она соответствовала их обычаям.

Рыбаки ловят здесь рыбу, и ловят ее много; но как только она поймана, ее солят, везут вверх по Риону и продают в Марани и в Кутаисе.

Я позвал к себе рыбаков, и мы заключили с ними вот какой договор.

На следующий день они будут рыбачить для меня, получая плату по рублю в час с той минуты, когда будет в первый раз заброшен их невод. Я возьму себе из их улова то, что мне понравится, а все прочее оставлю им.

Мы условились отправиться в одиннадцать часов утра.

Ночь и раннее утро я посвящал работе.

О пароходе, который должен был прибыть, речь уже не шла: его ожидали не ранее 1 февраля по русскому стилю, 13 февраля – по французскому.