Текст книги "История Казахской ССР. С древнейших времен до наших дней. Том I. Первобытно-общинный строй. Племенные союзы и раннефеодальные государства на территории Казахстана"
Автор книги: А Нусупбеков
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 34 страниц)
В первых веках новой эры на территории Казахстана складывается несколько древнетюркских языковых групп: булгарско* хазарская, западнотюркская (огузская), карлукская. Эти этнические группы были смешанными по определяющим их языковым признакам из-за постоянного изменения состава входивших в них племен, а также скрещивания и взаимовлияния самых различных племенных диалектов. В среде западнотюркских и карлукских племен существовали племена, говорившие на так называемых «джекающих» диалектах, о чем свидетельствуют иноязычные письменные источники.
Например, в армянских источниках содержится рассказ о походе в Закавказье в 627 г. западнотюркского «Джебухакана». Здесь явно отражена тюркская диалектальная «джекающая» форма титула государей Западнотюркского каганата, ябгу-каганов. По арабским и персидским источникам, государи семиреченских (алтайских) и тохаристанских (бадахшанских) карлуков именовались в VII—VIII вв. то «ябгу», то «джабгу». В этом чередовании отразились различный племенной состав карлукского союза племен, различия племенных диалектов.
В VIII—X вв., первоначально в Прииртышье, складывается значительная древнетюркская языковая группа – кимакско-кыпчакская. Характеризующие ее памятники относятся уже к началу II тыс. н. э. Следует, однако, подчеркнуть, что если кыпчаки как племенное объединение имеют весьма древнюю историю, то кимакский (йемекский) племенной союз, в состав которого несколько столетий входили кыпчаки, занимая там обособленное положение, сформировался в VIII—IX в. из весьма разнородных племен и племенных групп, принесших в Прииртышье самые различные древнетюркские диалекты121.
Наряду с языками тюркской группы в Южном Казахстане и Семиречье в зоне оседло-земледельческой и городской культуры продолжала сохраняться иранская (по преимуществу согдийская) языковая группа. В той же среде имелись очень небольшие группы населения, говорившие на одном из семитских языков– сирийском. Позднее сюда проник другой семитский язык, язык завоевателей Средней Азии, арабов, но он бытовал здесь в очень ограниченной сфере религиозной и юридической практики после принятия в X в. некоторыми тюркскими племенами ислама. В Северном Казахстане к концу I тыс. н. э. завершился процесс постепенного вытеснения тюркскими языками угорских языков.
121 Кумеков Б. Е. Государство кимаков IX—XI вв. по арабским источникам, с. 31—47.
Таким образом, середину и вторую половину первого тысячелетия нашей эры возможно рассматривать как начальный период тюркизации населения степей к западу от Алтая и вплоть до Поволжья, включая Прикаспийско-Приаральский регион, где сформировалось в VIII—X вв. государство огузов, а также тюргешско-карлукское (западнотюркское) Семиречье. Древнетюркские языки и диалекты распространялись по всей этой территории как в результате миграции сюда из Центральной Азии тюркских племен, так и в результате ассимиляции части местного населения в тюркоязычной среде.
В VI—VII вв. тюркоязычные племена Центральной и Средней Азии, входившие в состав Тюркского каганата, уже пользовались собственным письмом. Очевидно, необходимость в письме возникла из нужд административной и дипломатической практики, из потребности в фиксации государственных актов и государственной традиции; определенную роль могли играть и религиозные мотивы.
Иноземные источники сообщают о деревянных дощечках, на которых у тюрок наносились резы (знаки?) при исчислении «количества требуемых людей, лошадей, податей и скота». Вместе с тем тюркские послы снабжались грамотами. Так, прибывший в 568 г. в Константинополь, ко двору Юстина, тюркский посол согдиец Маннах привез послание от кагана, написанное, как рассказывает византийский историк Менандр, «скифскими письменами» 122.
О том, что это были за «письмена», можно судить по древнейшему сохранившемуся памятнику Тюркского каганата – Бугутской надписи из Центральной Монголии 123. Стела с надписью была водружена на кургане с захоронением праха Махан-тегина, брата и соправителя одного из первых тюркских каганов Таспара (572—581) примерно через 15 лет после посольства. Маниаха. Надпись сделана на согдийском языке. На одной из сторон стелы имелась почти полностью уничтоженная эрозией короткая надпись на санскрите письмом брахми. Основной согдийский текст, к сожалению, сохранившийся не полностью, рассказывает о событиях первых тридцати лет существования Тюркского каганата. Из обращений к читателям видно, что согдийский язык был понятен в каганате достаточно широкому кругу образованных людей из верхов тюркского общества.
Есть все основания полагать, что наряду с использованием согдийского языка тюрки применяли согдийский алфавит для передачи собственной речи. В те же годы, когда была воздвигнута Бугутская стела, на тюркский язык впервые переведено и зафиксировано письменно буддийское сочинение (Нирвана-сутра) с целью пропаганды буддизма среди тюрок. Оно не могло быть записано на бумаге иным алфавитом, кроме хорошо известного тюркам согдийского. Позднее этот алфавит, после некоторых модификаций, получил название «уйгурского», так как древние уйгуры пользовались" им особенно широко в IX—XV вв. Но для письма на камне (так называемого «монументального письма») курсивный согдийский" алфавит использовали редко.
122 Doblhofer Е. Byzantinische Diplomaten und Ostliche Barbaren. Graz,-1955, Bd. IV, S. 132—135.
123 Кляшторный С. Г. Лившиц В. А. Согдийская надпись из Бугута.– «Страны и народы Востока», 1971, X. М., с. 121—146.
В начальный период истории Тюркского каганата, не позднее первой половины VII в., на основе согдийского письма, дополненного несколькими знаками, сходными с древнетюркскими тамгами (родовыми символами), в тюркской среде возникло новое письмо. Оно состояло из 38 не сливавшихся между собой на письме знаков, геометризованных очертаний и в отличие от согдийского было хорошо приспособлено для фиксации на дереве или камне (процарапыванием и резьбой). Новая письменность очень точно передавала фонетические особенности тюркского языка. Так, большая часть согласных знаков имела два варианта написания в зависимости от того, с каким гласным этот согласный употреблялся, – мягким или твердым. В отличие от согдийского это письмо позволяло ясно различать между собой знаки (в согдийском многие знаки писались сходно), и было значительно проще в употреблении и заучивании.
Первоначально древнетюркское письмо было открыто в долине Енисея в 20-х гг. XVIII в. Д. Мессершмидтбм и И. Страленбергом. Они назвали письмо «руническим» по его сходству со скандинавским руническим письмом124. Название, хотя и не совсем точное, закрепилось в науке. В 1889 г. Н. М. Ядринцевым были открыты в Северной Монголии, в долине р. Орхон, огромные каменные стелы с надписями руническим письмом. Дешифровали и прочли тексты датский ученый В. Томсен, который первым нашел ключ к алфавиту, и русский тюрколог В. В. Радлов, давший первое чтение надписей 125. По месту находки основных памятников письмо стали называть «орхоно-енисейским», а по другим признакам (язык и характер письма) его продолжают именовать древнетюркским руническим письмом.
124 Кононов А. Н. К истории русской тюркологии (до XIX в.).—В кн.: Исследования по истории культуры народов Востока. Сборник в честь академика И. А. Орбели. М.—Л., 1960, с. 207—209
126 Радлов В. В. Атлас древнейшей Монголии.– В кн.: Труды Орхонской экспедиции, вып. 1—4. Спб., 1892—1899.
Самыми крупными из всех найденных остаются памятники рунического письма Северной Монголии, сосредоточенные главным образом в бассейнах рек Орхона, Толы и Селенги. Все они были воздвигнуты в эпоху второго Тюркского (689—744 гг.) и Уйгурского каганатов в Монголии (745—840 гг.). Наиболее известны надписи 732—735 гг. в честь Бильге-кагана и его брата полководца Кюль-тегина, советника первых каганов второго Тюркского каганата Тоньюкука (716 г.). Все крупные памятники орхонской группы довольно однообразны по форме. Они содержат рассказ о жизни и подвигах правителей и полководцев, излагаемый на фоне общей истории Тюркского государства и сопровождаемый различного рода политическими декларациями. Надписи содержат очень богатый материал для изучения истории, идеологии и культуры древнетюркскнх племен и народностей, их языка и литературных приемов 126.
На территории Средней Азии и Казахстана следует выделить две группы рунических памятников – ферганскую (мелкие надписи на керамике, VIII в.) и семиреченскую (на территории Киргизии и Казахстана). Сюда относятся девять надписей на валунах, надмогильных камнях и наскальные надписи в ущелье Терек-сай (долина р. Талас), надписи на керамике, обнаруженные близ г. Джамбула, мелкие надписи и отдельные знаки на монетах и бытовых предметах, надпись на деревянной палочке (случайно обнаружена при горных работах в долине р. Талас), а также рунические надписи на двух бронзовых зеркалах из Восточного Казахстана 127, мелкая надпись на глиняном пряслице с Талгарского городища (близ Алма-Аты).
Все эти памятники созданы в Западнотюркском каганате и Карлукском государстве (VII—IX вв.). Надписи на бронзовых зеркалах принадлежат кимакам 128. Наиболее загадочна надпись на деревянной палочке. Тип письма на ней отличается от орхоно-енисенского, но совпадает с письмом мелких надписей, обнаруженных в небольшом количестве на древней территории Хазарского государства, – в Поволжье, Подонье и па Северном Кавказе, а также с письмом так называемых «печенежских» надписей на золотых сосудах, открытых при раскопках в долине Дуная (надписи Надь-Сент-Миклоша). Этот западный вариант рунического письма, несмотря на все попытки, остается все еще не расшифрованным из-за отсутствия сколько-нибудь крупных текстов. Быть может, таласская палочка указывает на древние связи между хазарами и Западнотюркским каганатом.
Вряд ли древнетюркское руническое письмо употреблялось где-либо после XI—XII вв. В Центральной и Средней Азии его потеснил сначала уйгурский курсив, а затем арабское письмо, распространившееся среди тех тюркских племен, которые приняли ислам.
126Кляшторный С. Г. Древнетюркские рунические памятники как источник по истории Средней Азии. М., 1964, с. 55—71.
127Малое С. Е. Таласские эпиграфические памятники.– «Материалы Узкомстариса», 1936, вып. 6—7; Батманов И. Б. Таласские памятники древнетюркской письменности. Фрунзе, 1971.
128Арсланова Ф. X., Кляшторный С. Г. Руническая надпись на зеркале из Верхнего Прииртышья.—Тюркологический сборник, 1972. М., 1973, с. 306—333.
Большие рунические тексты Монголии и Енисея являются не только важными историческими документами, но и выдающимися литературными произведениями всех тюркоязычных народов. Особенно показательны в этом отношении два самых больших рунических текста – надписи в честь Бильге-кагана и Кюль-тегина. Они написаны от имени самого Бильге-кагана, хотя, как указано в конце текстов, их автором было другое лицо. Во всей средневековой тюркоязычной литературе нет более блестящих образцов политической прозы, сохранившей традиционные формы ораторского искусства и обработанного веками устного повествования о деяниях богатыря.
Композиция обеих надписей совершенно аналогична, более того, значительные части надписей текстуально совпадают. Вводные строки памятников посвящены давним временам: «Ког-. да вверху возникло голубое небо, а внизу – бурая земля, между' ними обоими возникли сыны человеческие. Над сынами человеческими воссели мои предки!.. Четыре угла света все были им врагами. Выступая в поход с войском, народы четырех углов света все они покорили... Они правили... устанавливая порядок среди голубых тюрков, не имевших до того господина. Они были мудрые каганы, они были мужественные каганы, и их приказные были, надо думать, мудрыми, были, надо думать, мужественными; и их дети и народ были единодушны. Поэтому-то, надо думать, они и правили столь долго государством... После них стали каганами их младшие братья, а потом стали каганами их сыновья. Так как младшие братья не были подобны старшим, а сыновья не были подобны отцам, то сели на царство, надо думать, неразумные каганы, и их приказные были также неразумны, были трусливы. Вследствие неверности бегов и народа, вследствие обмана и подстрекательства обманщиков из Китая и их козней, из-за того, что они ссорили младших братьев со старшими, а народ – с бегами, тюркский народ привел в расстройство свое до того времени существовавшее государство и навлек гибель на царствовавшего кагана»129.
Так повествуют надписи о создании и упадке, подъеме и крушении первого Тюркского каганата, время возникновения которого (середина VI в.) казалось в 731 г., когда писался этот текст, легендарно далеким. Традицию, сохранившую через два столетия память о минувших событиях, можно было бы назвать скорее эпической, нежели исторической, если бы за лаконичным текстом памятника не чувствовался отзвук больших общественных потрясений, а в размеренном ритме повествования не проступала столь отчетливо патетика политической декларации, прославляющей то новое социальное устройство, которое дали тюркам далекие предки царствующего кагана. В той же ритмике изложены далее события, связанные с созданием второго Тюркского каганата, рассказано о подвигах Бильге-кагана и Кюль-тегина.
158 Малое С. Е. Памятники древнетюркской письменности, с. 35—37.
Божественная воля, проявлением которой является власть кагана, верность бегов и народа кагану, подчинение народа бегам– таков лейтмотив идей, пронизывающих обе надписи. Как бы резюмируя преподанный своим слушателям и читателям урок истории, автор подводит итог сказанному: «Если ты, тюркский народ, не отделишься от своего кагана, от своих бегов, от своей родины... ты сам будешь жить счастливо, будешь находиться в своих домах, будешь жить беспечально!»,30.
В этих строках ясно выражена классовая сущность идеологии аристократической верхушки Тюркского каганата: требование абсолютной покорности народа кагану и бегам. Вместе с тем весь текст памятников должен служить, по мысли автора, обоснованием и подтверждением этой идеи. Благополучие тюркского народа, проходит красной нитью через обе надписи, есть результат подчинения кагану, который вместе с бегами из своей ставки посылает войско в победоносные походы, награждая народ добычей и данью покоренных народов: «Их золото и блестящее серебро, их хорошо тканые шелка, их напитки, изготовленные из зерна, их верховых лошадей и жеребцов, их черных соболей и голубых белок я добыл для моего тюркского народа!»131.
Для того, чтобы тюркский народ помнил, как он, Бильге-каган, «неимущий народ сделал богатым, немногочисленный народ сделал многочисленным», чтобы тюркский народ знал, чего ему следует опасаться, а чему следовать, «речь» кагана запечатлена на «вечном камне»: «О тюркские беги и народ, слушайте это! Я вырезал здесь, как вы, беги и народ... созидали свое государство, как вы, погрешая, делились, я все здесь вырезал на вечном камне. Смотря на него, знайте, вы, теперешние беги и народ»132.
Политическая декларация с немалой долей социальной демагогии, хвала и упрек прежним и нынешним поколениям, постоянные обращения и призывы к «слушателям», разнообразная палитра художественных приемов, речения и афоризмы эмоционально окрашивают и преобразуют стиль официального повествования, говорят о незаурядном литературном даровании автора текста – историографа и панегириста царствующей династии. Автором же, начертавшим на «вечном камне» «слово и речь» своего сюзерена, был Иолыг-тегин, родич Бильге-кагана, первый в истории тюркоязычных литератур автор, названный по имени.
130Кляшторный С. Г. Древнетюркские рунические надписи как источник по истории Средней Азии. М., 1964, с. 62.
131Там же, с. 62.
182 Там же.
Язык рунических надписей был в VII—X вв. единым и стандартным литературным языком, которым пользовались различные тюркские племена, говорившие на своих языках и диалектах,– огузы, уйгуры, киргизы, кимаки и другие. Общий письменный литературный язык рунических надписей обладал стилистическим единообразием и устойчивостью образных средств, наиболее богато представленных в орхонских памятниках. Общность языка и литературного канона памятников указывает на тесные культурные связи древнетюркскнх племен и делает беспочвенными попытки рассмотрения памятников как языкового и литературного наследия какого-либо одного тюрко-язычного народа.
Начиная с IX в., в городах Восточного Туркестана развилась древнеуйгурская письменность. Сами авторы называли язык, на котором писали, «тюркским». И действительно, язык этих памятников, как литературный язык, явился прямым наследником языка рунических памятников, лишь незначительно– отличаясь от него в грамматическом отношении. Несмотря на то, ч-то в основном он использовался в религиозных сочинениях, главным образом переводных, и в юридической документации, отражающей новые формы быта тюркского населения Восточного Туркестана, этот язык получил дальнейшее развитие. Обогатилась его лексика, многообразнее стали грамматические и стилистические формы.
Правда, на территории Средней Азии и Казахстана древнеуйгурская письменность имела меньшее распространение, чем в Восточном Туркестане ш. Об ее употреблении на этой территории говорят документы из Турфанского оазиса. Так, в одном из них рассказывается о манихейских обителях в Таразе, где писались и переводились на тюркский язык сочинения духовного содержания. Известно, что манихейская разновидность древнеуйгурского письма – самая древняя и наиболее близкая к согдийскому прототипу. Вероятно, скриптории манихейских монастырей в Таразе существовали в VIII—IX вв. Сохранилась переписка (два ярлыка) уйгурских или карлукских князей на древнеуйгурском языке, относящаяся к X в., о событиях в долине р. Или. Важно заметить, что в ярлыке, написанном от имени правителя государства Бильге-бега упоминается полученное им послание на согдийском языке, которое он «соизволил понять». Это свидетельствует о продолжающем бытовании согдийского языка и письма в тюркской среде.
Распространение согдийского письма в тюркской среде подтверждается двумя согдийскими надписями IX—X вв. на керамике, хранящимися в Джамбулском музее. В одной из них упомянут «архиерей Ширфарн», а в другой – «пресвитер Иль-таг». В Семиречье обнаружены наскальные надписи в ущелье Терек-сай. Они относятся к X—XI вв., написаны на согдийском языке и содержат длинные перечни тюркских князей, посетивших долину.
133 Бартольд В. В. Двенадцать лекций по истории тюркских народов Средней Азии, с. 51—52.
Таким образом, в раннем средневековье на территории Казахстана бытовало два вида древнетюркской письменности – руническая и курсивная (древнеуйгурская) – и продолжала сохраняться появившаяся здесь ранее согдийская. Несомненно, что письмом пользовались прежде всего верхние слои тюркского общества. Однако наличие непрофессиональных рунических надписей, выполненных небрежно и без достаточных знаний орфографической традиции, как, например, надпись на бронзовом зеркале из женского погребения в Прииртышье или на пряслице с Талгарского городища, показывает относительно широкое распространение рунического письма среди тюркоязычного населения раннесредневекового Казахстана.
* * *
История Казахстана в глубокой древности и раннем средневековье– неотъемлемая составная часть всемирной и отечественной истории. Древние насельники постепенно осваивали громадную территорию, совершенствовали орудия труда, создавали своеобразную материальную и духовную культуру.
Археологические памятники, а с рубежа нашей эры и письменные источники ясно говорят о непрерывности развития человеческого общества на территории Казахстана, во многом позволяют восстановить сложную картину этиополитических событий, экономических и социальных сдвигов перехода от первобытно-общинного строя к раннеклассовому, феодальному обществу. Зародилось и утвердилось в качестве основной формы хозяйственной деятельности кочевое и полукочевое скотоводство и вместе с тем установилось взаимодействие с оседлым земледелием, шло становление городской культуры.
На громадной территории происходили сложнейшие этнические процессы, определились истоки этногенеза казахской народности, торгово-экономические, политические и культурные связи племенных объединений, государственных образований (саков, усуней, кангюев, тюргешей, карлуков, огузов, кимаков кыпчаков) с населением Средней Азии, Сибири, Урала и Восточной Европы в древности и раннем средневековье.
