Текст книги "Победивший платит (СИ)"

Автор книги: Жоржетта

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 43 страниц)

– Тебе не жалко? – тихо переспрашиваю.

– Немного, – задумчиво отвечает он. – Как жалеют о прожитых годах. Но – самому не верится – это все-таки действительно прошлое. А в настоящем – я твой, полностью и без остатка. Ну а ты как тут? Расскажи.

Вот так. У него был смысл жизни, и ради меня он от него отказался. Слава богу, что долг и любовь не тянут Иллуми больше в разные стороны, но хватит ли меня, чтобы восполнить эту пустоту?

– Скучал, – коротко сообщаю очевидное. – А еще научился пользоваться здешней комм-сетью, сортировать мусор, плавать в невесомости, водить автопогрузчик и мысленно переводить бетанские доллары в барраярские марки. – Вздохнув, потому что солгать нельзя, а сказать правду тяжко, договариваю: – И чуть было не улетел на Барраяр. Прости.

Улыбка исчезает с лица Иллуми, сменившись выражением искреннего ужаса.

– Мы квиты, – наконец, удается выдавить ему. – Ты меня напугал ничуть не хуже, чем я тебя известиями о Кинти. Тебе что, э-э... изменили статус?

– Мне предложили заработать на помилование, но я отказался, – объясняю торопливо. – Как дурак. Дуракам везет, да? Ты все-таки прилетел.

Я внимательно всматриваюсь в знакомое и такое непривычное без грима лицо и прибавляю: – Кстати, а давно ты прилетел? И, э-э, почему у тебя такой вид, будто ты тоже страдаешь скачковой болезнью и вдобавок опустошил бар на корабле?

– Ничего подобного, – картинно оскорбляется мой гем. – Я просто решил расслабиться и залить неудачу, не моя вина, что здесь не найти ничего приличного. Я здесь еще со вчерашнего дня. Это все негодник Рау, – охотно рассказывает Иллуми, переводя разговор с нелюбимого им Барраяра на что угодно иное, – он со своим рассказом оказался последней соломинкой; я и так бы улетел, но после излияний майора земля жгла мне ступни. Ты его вправду приглашал в гости? Я, честно говоря, приревновал.

– Я же обещал с ним повидаться, – с неловкостью пожимаю плечами. – Если бы не он, мне тогда было не улететь с Ро Кита, ты же знаешь.

Иллуми поднимает бровь. – Вот как? Теперь знаю. Значит, этот франт помог моему Младшему сбежать и молчал? Мерзавец!

А Иллуми, пожалуй, не шутил, говоря про ревность. Неприятная ситуация, придется признаваться. Вздохнув для уверенности, объясняю: – Он еще и переночевал у меня. – Учитывая габариты моей квартиры, объяснение исчерпывающее. И, помедлив, я все-таки честно добавляю: – Прости. Если для тебя это повод уйти, лучше я признаюсь сразу, да?

Иллуми медленно и громко выдыхает, потом для надежности притискивает меня к себе.

– Черт с ним, – негромко решает он. – Я, гм... тоже не был верен. Дело прошлое, Эрик, не ешь себя попусту.

"Ах, и ты тоже?" Парадоксально, но признание во взаимной неверности утешает. И, более того, провоцирует. Я немедленно нахожу губы Иллуми своими, на них сладость и горечь одновременно, и вряд ли дело только в кофе.

Желание накатывает, незамедлительное и острое, и мне не терпится. Раздевать никого уже не нужно – сброшенные вещи Иллуми дорожкой выстелили короткий путь от двери до постели. Мне легко оглаживать все, до чего достают ладони, и откровенно тереться всем телом, словно наглая, вылезшая из воды выдра. Вжимаю его в кровать – ему не вырваться, не улететь больше, никуда не деться.

Ничего не изменилось. Ничего не сгорело в тоскливом ожидании, чудесным образом остались и жар, и нежность, и неприкрытый голод. Восхитительно горячий, правильно покорный, Иллуми принимает меня в себя, и отзывается, и постанывает, откинув голову, в такт толчкам, и вожделение плещется у меня в животе жгучим кипятком.

Это как возвращать свои права на то, что чуть было не отняли. Восстанавливать порядок в мире. Реабилитироваться за пережитый страх. Получить своё в восхитительной роли бесцеремонного мужлана, грубого собственника и просто изголодавшегося мужчины. Пока мой желанный, вцепившись, подвывая, насаживаясь в совершенном беспамятстве, заново утверждает, что такое есть "мы" и почему это навсегда.

И когда перехлестывает через край и с воплем вырывается наружу, мы просто лежим, обнявшись, успев только подтвердить "люблю" заплетающимся языком. И слова, постельные и неприменимые к обыденности, оседают в память, как сахар на донце чашки.

Когда, опомнившись, мы решаем хоть ненадолго покинуть постель, то выясняется, что наша бурная встреча лишила наряд Иллуми половины застежек и пуговиц, и мне приходится предложить ему в качестве временного компромисса свою футболку. Он мнется, приличен ли этот наряд – "такое чувство, будто я голый!" – но все же соглашается на экзотику аскетизма. А я даже рад. Тонкий трикотаж подчеркивает атлетичную фигуру; пусть окружающие завидуют. Помню, как некогда Иллуми вздумал хвастаться мною, теперь – моя очередь.

– Здесь нравы проще, чем у тебя дома, – объясняю. – Гораздо более разношерстая публика, и чужих едва ли не больше, чем местных, поэтому все стандарты нейтральнее. До меня никому особо дела нет, я даже за экзотику сойду, только если вытворю что-то совсем непотребное.

– Недурно, – соглашается Иллуми – Значит, и я. Пожалуй, можно было и грим не снимать, но уж очень настойчивой была мысль о том, что к Цетаганде я теперь имею очень опосредованное отношение.

– Надеюсь, ты не порвал со своей родиной? – спрашиваю я, вдруг встревожившись.

– Не пугайся, – хмыкает он, сжимая мою ладонь. – Подданства я не лишен, статуса гем-лорда тоже, и даже со знакомыми и родными перед отъездом не расплевался. Мне там просто делать нечего, и все.

– Ты уже решил, чем займешься здесь? – спрашиваю оторопело. Вот это предусмотрительность!

– Как бы я мог? – отвечает он столь же удивленно. – Я же не знал, что здесь застану. Что тут с тобой – нужен я, или нет, или ты вообще уехал. Если бы я приехал зря, мне не нужно было бы искать занятий.

Хочется с обидой спросить "Как ты мог такое подумать?", но я понимаю. Я ведь тоже усомнился в том, что нужен Иллуми. Два мнительных идиота, вот мы кто. Влюбленных идиота, что немного оправдывает обоих.

Мы добираемся до центра станции, смотрим на магазинчики, гуляем по подвесным мостикам, пролетаем трубы лифтов, заходим в кафе – снова привыкаем к обыденности общества друг друга. И я на правах старожила знакомлю Иллуми с местными достопримечательностями, на которые он смотрит с веселым интересом. Ситуация словно выворачивается наизнанку – не так давно ли он вел меня по паркам и кафе старого города? Разница только в одном: он знакомил меня со своей родиной, здесь же лишь временная остановка на нашем общем пути, который ведет... куда?

– Ты хочешь здесь остаться? – сидя за столиком в кафе, интересуется Иллуми осторожно, явно ведомый такой же мыслью. – Место любопытное, но, по-моему, нужна толика героизма, чтобы решиться себя доверить искусственному дому.

– Здешние уроженцы уверены, что тут все как надо: чисто, упорядоченно и всегда хорошая погода, не то, что на планетах, – рассказываю. – Они удивляются, что кому-то приходит в голову жить внизу. А я удивляюсь их вкусам.

– Занятно, – хмыкает. – Но жить здесь постоянно я бы все-таки не хотел. Всю оставшуюся жизнь видеть небо в голопроекторе? Чересчур экстремально... и не слишком уютно. Сама необходимость прирастать к другому и пока неизвестному миру здорово пугает, а тут еще и станция.

Нужна изрядная смелость, чтобы признаться в собственной робости. Я это понимаю: сам себя уговаривал, что бояться нечего, планеты и станции полны народу, и нет никакой пустоты, – но тяжело привыкнуть к тому, что твой дом перестал быть тебе убежищем, вокруг огромное, аморфное нечто, и опору можно найти только друг в друге. В третий раз переезжать с одного мира на другой ничуть не легче, чем в первый.

– Черт, а я-то думал, что я один тут такой малодушный тип, и ты в лучшем случае посмеешься над моими сомнениями.

– Стал бы я смеяться, даже если бы и был лишен тревог, – с ноткой укора говорит Иллуми, обнимая меня за плечи. – Мне уже далеко не двадцать, чтоб с упоением бросаться в авантюры... но еще не девяносто, чтобы обходить их стороной.

– Хотя, вообще-то, мне непривычно планировать свою жизнь на много лет вперед, – признаюсь. – В войну я вовсе не рисковал загадывать. И кто нас знает, что нам захочется через месяц, год?

– Хвала богам, мы оба уже не подростки, – получаю я ответный смешок. – Я хочу интересной, но спокойной жизни.

– Ты еще скажи, что хочешь быть богатым, здоровым и счастливым, – поддразниваю. – Кто же этого не хочет?

– Я хочу заключить брачный контракт, – внезапно и серьезно произносит он. – Не сию секунду, не пугайся так. Но хотя бы надеяться я могу?

– Я только чудом пирогом не подавился, – комментирую я тихо, ошеломленно и неловко. – Зачем тебе это?

Иллуми смотрит на меня пристально, словно я не понимаю очевидных вещей.

– Проще простого: я получу законные основания вцепиться в тебя до конца своих дней. Больше, пожалуй, ничего – разве что будет проще с объяснениями, кто мы друг другу. Я уже не Старший, родственных отношений между нами, считай, и нет... – Кивает. – И извини, насчет пирога. Такие вещи или говорятся сразу, или никогда.

– Тебе нужно юридическое подтверждение, чтобы в случае чего объявлять розыск по всем правилам? – иронизирую, но чувствую, что расплываюсь в улыбке. – Они это называют "партнер". А законные основания я тебе вручил давным-давно, ты же знаешь, "мое слово – мое дыхание".

– Значит, соглашайся, – уверенно заявляет Иллуми. – Без возражений. Не заставляй меня прибегать к шантажу, я не постесняюсь. Можешь даже поартачиться немного. Но в итоге, пожалуйста, сделай, как я прошу. А потом мы подадим прошение на визу туда, куда сами выберем, наладим жизнь, построим дом, поругаемся, помиримся, карьеру сделаем, – неважно. Зря я, что ли мчался к тебе со свидетельством о разводе в кармане?

Эта история началась с отвратительной, пагубной вещи – с моей подписи под брачным контрактом с цетом. И она же заканчивается самым счастливым, правильным и неожиданным поступком, какой я только могу совершить, и который можно назвать точно теми же словами. Да?

И я киваю.

ЭПИЛОГ

6 лет спустя.

Корреспонденция из почтового ящика семьи Эйри-и-Форберг, город **, планета Эскобар.

***

Здравствуй, мое сокровище,

ну вот, ты и улыбнулся. Прикидываешь свой вес в каратах, вероятно, и торопишься объяснить мне, как сильно я прогадал, покусившись на глыбу полевого шпата. Не трудись, я знаю все, что ты скажешь, и традиционно настаиваю на собственной правоте. Учитывая мой преклонный возраст, тебе стоит принять мои слова во внимание.

Дела по-прежнему идут, и по-прежнему слишком медленно. Царящая на Бете атмосфера очень способствует ощущению беззаботной свободы, но при этом у цветов бетанских удовольствий весьма острые шипы. Я не проверял лично, предупреждая твой вопрос, но представление относительно местных порядков составить успел, и весьма отчетливо. С удовольствием познакомился бы с ними ближе в твоей компании. Надеюсь, что в следующий раз ты соизволишь взять отпуск и поехать со мной, даже если дела забросят меня на Афон. Особенно если забросят на Афон.

Оставляя шутки в стороне: увы, здешние юристы столь же придирчивы к деталям, как и Деррес. Качество, весьма полезное для того, кто намерен заключить с бетанцами договоренность, но преступное по отношению ко времени, потраченному на каждый утвержденный пункт. Здесь вообще многое раздражает: слишком много сложных технических штучек, порой отягощающих быт, слишком жарко и слишком много голых тел. Мне немного дико, – хотя я и признаю целесообразность саронгов, – обсуждать тонкости фармакопеи с человеком, одетым в сандалии и не слишком обильный кусок ткани.

В общем, планета богатейшая, но, насмотревшись на то, что здесь зовется комфортной жизнью, я все больше убеждаюсь, что мы были правы, выбрав Эскобар.

Что до выставки, то основной цели она достигла: перспективных знакомств и потенциальных партнеров здесь действительно немало. Особенно в том, что касается тех детских стимуляторов, о которых я тебе рассказывал. Детей тут мало, и следят за каждым крайне тщательно: немудрено. Я бы сказал, что третья по счету родительская лицензия тут скорее вложение капитала, чем что-либо еще. Зато сложные семьи настолько сложны, прости за тавтологию, что я сожалею об отсутствии практики нумерации супругов. Впрочем, есть и забавные изобретения вроде тех серег, что ты, держу пари, посчитал бы слишком откровенным сообщением о предпочтениях в постели. Или вне ее: здесь очень вольные нравы, даже по моим меркам. И отвратительное на вкус искусственное мясо. Хуже него только бетанское высокомерие. Кажется, ко всем, кроме сородичей, они относятся как к дикарям, ха. Вообрази себе, бетанцы искренне полагают свои биогенетические разработки лучшими во вселенной! Когда я услышал об этом впервые, то едва успел закашляться. Было бы забавно посмотреть на этих гордецов в кущах Райского Сада.

Короче говоря, я хочу домой. Немедленно.

А заодно искренне надеюсь на то, что мои сетования достигнут твоей совести, и до моего отъезда ты все же сообщишь мне предпочитаемый тобою цвет банта на подарочной упаковке. Нет, без подарка никак. Я не считаю возможным возвращаться домой с пустыми руками.

Как ты, Эрик? Если твоя натура не восстанет против, напиши подробно. А то я уже начинаю разговаривать с воображаемым тобой, отвечая сразу за обе стороны.

С любовью,

Иллуми.

P.S. Любую срочную почту пересылай, пожалуйста, сюда. Чертовы юристы!

***

Иллуми, доброго времени суток!

Настаиваю на том, что оно доброе, поскольку меня твое письмо обрадовало бы и в глухую полночь.

Как продвигается твой контракт и долго ли ты еще намерен пробыть на Бете? Как хорошо воспитанный супруг, ты просто обязан сообщить мне точную дату прилета, чтобы я успел убрать из дома компромат и выгнать в шею всех любовников (зачеркнуто) встретить тебя в космопорте с букетом (снова зачеркнуто) обрадовать теньенте Альвареса, что в выездную инспекцию поедет он, хватит сваливать всю бюрократию на собственного начальника. А начальник, то есть я, насладится заслуженной семейной жизнью, нормированным рабочим днем и хотя бы одними выходными.

С работой сейчас полегче; когда на западе начали гореть леса, магистрат все-таки выбил нам дополнительную нагрузку на погодные спутники, и жара, похоже, решила ретироваться под натиском превосходящих сил противника. И слава богу. Теперь днем облака, по ночам дождь, и подобную благодать обещали до самой осени. Радуйся, а то все завидовал, что с моей практичной прической солнце не так печет.

М-да. Сколько ни пишу тебе писем, текст выходит дурацким. Определенно, эпистолярный жанр – не мое призвание. А если я попытаюсь, как обычно на работе, схитрить и переложить исходящую корреспонденцию на секретаршу, написано все будет по правилам, но по возвращении прилетит мне от тебя, следуя незабвенным советам Нару, по шее.

Так о чем я? Ах да, вспомнил. Скучаю, и ты мне снишься, между прочим. И не надо самодовольно улыбаться. Сейчас я расскажу, в каком виде ты мне приснился, и мне станет хорошо (потому что будет о чем писать еще полстраницы), а тебе – не уверен...

Снилась мне свадьба, на местный эскобарский манер, с алтарем, кольцами и вышитой сеткой, за которой скрывает свое милое личико невеста. Невестой, уж извини, был ты. Выражение твоей физиономии сетка милосердно прятала. Тебя вел под руку почтенный старец Нару, а сзади несла шлейф пара одетых ангелочками мелких цетагандийских сорванцов, с виду – вылитые твои младшие, как я их помню, хотя прекрасно знаю, что они теперь оба вымахали теперь на полголовы меня выше. В общем, зрелище было феерическое, но я понимал, что в отместку за хохот ты меня прикончишь первой же брачной ночью, и будешь прав. (Гм. "Первой брачной ночью" – это значит "когда" или "каким способом"?) Поэтому добросердечный Рау, приглашенный на свадьбу в качестве шафера, любезно отвлекал меня анекдотами, пока Нару не довел тебя до финиша и не вручил мне с хорошо отрепетированной болью в сердце. Анекдотов не помню, но во сне они мне казались ужасно смешными. И пошлыми – что с Рау еще взять? Только ему могло прийти в голову включить в процедуру свадьбы типовую домашнюю заготовку "шафер забыл кольца или куда их засунул". Наконец, все было кончено, и твой букет (надеюсь, в нем были крайне колючие розы) полетел в сторону, где скромно хихикали, как и полагается подружкам невесты, мой Альварес в парадной форме Службы Спасения и твой Пелл в полной боевой раскраске... Вот на этом жутковатом моменте, я, к счастью, и проснулся.

Ну вот. рассмешил я тебя немного? Надеюсь, что да, и еще надеюсь, что это заставит тебя поторопиться, поскольку я хочу увидеть тебя, живьем, и безо всякой занавески на лице и толпы твоих цетагандийских приятелей в качестве сопровождения.

Хм, цетагандийских? Совсем забыл, склеротик. Тебе пришел диск из местной reparto – судя по маркировке, почтовая доставка с Цетаганды. Я помню, что Деррес присылал тебе ежегодный отчет с месяц назад; должно быть, это что-то личное. Но метки "срочно" там нет, так что пусть дожидается твоего приезда.

И я тоже буду ждать.

Эрик.

***

Лорду Иллуми Эйри, моему дорогому отцу.

Я рад приветствовать тебя в надежде, что ты сам, твой дом и твой супруг полностью благополучны.

Вот. Как видишь, я начинаю письмо по всем правилам, давая тебе еще один повод гордиться, что твой сын вырос образованным и воспитанным юношей (что особо просил показать наш опекун, лорд Пелл, когда узнал о том, что я тебе собираюсь написать). А не узнать он не мог, потому что просьба, с которой я к тебе обращаюсь, требует в первую очередь его разрешения.

Я хотел бы навестить тебя и насладиться видом того самого благополучия, надежды на которое начинают каждое мое письмо, и красотами чужой планеты, о которых ты столь часто нам рассказывал. Говоря прямо, на Новый Год я напрашиваюсь в гости. Хотел бы приехать вместе с Шинджи, но он совсем еще мелкий, и я не знаю, получит ли он позволение на такую дальнюю поездку. В отличие от меня: милорд опекун сказал мне "можно". Не уверен, даст ли мне такое разрешение Лерой, если я обращусь к нему c такой же просьбой через год, когда он получит свое Старшинство: он не любит инопланетников и сам предпочитает не покидать Империи. А по-моему, было бы здорово посмотреть, как живут люди на других планетах. И не через прорезь прицела, как шутит Пелл.

Вообще лорд Пелл замечательный человек. Я недавно был на празднестве у него в доме, и, знаешь, только там узнал, что он женат на леди из дома самого вице-адмирала Камьера. И как только кончится срок опекунства, наш Пелл Хар вернется к действительной службе и получит корабль в его эскадре. По-моему, флотская служба в тысячу раз лучше, чем грязь наземной войны; недаром говорят, что пространство велико, но рука Небесного Господина простирается до самых его пределов.

Военная карьера – самая почетная для гема, и я был бы горд, если бы смог в свой срок заслужить мундир и воинский грим. Но пока об этом говорить рано. Ранг наших заслуг в колледже объявят только весной, и тогда, надеюсь, я смогу выдержать экзамены в Сад Доблести и сделать первый шаг на пути к славе.

А пока не исполнилась моя мечта и не началась жуткая воинская муштра, хотелось бы тебя повидать.

Смиренно прошу твоего и господина Форберга гостеприимства,

твой почтительный сын

Кано.

PS Моя благородная матушка и старший брат также счастливы, здоровы и благополучны, и, несомненно, передали бы самый горячий привет, если бы знали, что я сейчас тебе пишу.

***

«Барраяр и Цетаганда готовы к диалогу?»

заметка в новостной ленте

Планета Барраяр, буквально на наших глазах вернувшаяся в галактическое сообщество, вступила в новый виток дипломатических отношений. Гражданские беспорядки, не в первый раз в этом столетии сотрясавшие страну, утихли, и вновь взошедший на трон император Эзар дал несколько аудиенций, принимая верительные грамоты у инопланетных послов. Однако последний визит примечателен даже среди ряда аналогичных событий: свой статус перед лицом барраярского монарха заверил никто иной, как полномочный посол Небесной Империи Цетаганда. Традиционно враждебные после недавней войны отношения двух держав смягчаются не слишком быстро, однако цетагандийский посол выразил надежду, что обе высокие стороны всемерно заинтересованы в сохранении конструктивного и миролюбивого диалога.

[Заметка сопровождается крупным и отчетливым голоснимком, на котором виден как посол, так и сопровождающая его делегация; в правом углу снимка, среди младшего персонала, отчетливо различима физиономия гем-лорда Рау в парадном гриме оттенков пурпура и шафрана... ]