Текст книги "Под тенью мира. Книга первая"

Автор книги: Зетт Катэсса

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 39 страниц)

Читателю о работе «Под тенью мира»

_____________________________________________________

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ:

Предупреждение N1.

Данная работа является ФАНФИКОМ!

Именно поэтому ДИСКЛЕЙМЕР:

ВСЁ ПРИНАДЛЕЖИТ BETHESDA SOFTWORKS И ДРУГИМ СОЗДАТЕЛЯМ ИГРЫ И ВСЕЛЕННОЙ FALLOUT, КРОМЕ ПЕРСОНАЖЕЙ, ПРИДУМАННЫХ МНОЙ И НЕ ИМЕЮЩИХ ОТНОШЕНИЯ К ДАННОЙ ВСЕЛЕННОЙ.

АВТОР НИ НА ЧТО НЕ ПРЕТЕНДУЕТ.

Предупреждение N2.

Дорогие друзья!

Этот фанфик по Fallout 3, как добрая половина из вас сейчас подумала – не боевая ЛитРПГ и не боевая фантастическая эпопея с суровым выходцем из Убежища 101 и ничто другое в этом духе.

Прежде всего, это любовный роман. И я СРАЗУ об этом предупреждаю.

Если ВАМ не хочется читать про любовь, девочковые переживания и прочее в этом духе или, если Вам не хочется читать про вселенную Fallout 3, где всё это есть, то лучше пройдите мимо и почитайте что-нибудь более подходящее для вас.

Большое спасибо за внимание!

Предупреждение N3

РАБОТА НЕ ВЫЧИТАНА.

Сама по себе работа довольно объёмная. К сожалению, времени и сил на корректорскую правку у меня нет.

Я сделала всё что могла, но так как букафф много, то ошибок, плюс-минус маленькая тележка, вагон.

Возможно, работа когда-нибудь будет проходить суровую корректорскую правку, но это точно будет не в ближайшее время.

ОБЩАЯ ИНФОРМАЦИЯ:

Название: Под тенью мира

Автор: Катэсса Зетт

Корректор: РАБОТА НЕ ВЫЧИТАНА

Жанр: Любовный роман, Постапокалипсис, Экшн, Драма, Hurt/Сomfort

Персонажи: Кайли Смит, Джеймс Смит, Рэй Сандрес, Амата Альмодовар, Альфонс Альмодовар и др.

Рейтинг: R

Предупреждения: Марти Стью, нецензурная лексика, жестокость и др.

Дисклеймер: Всё принадлежит Bethesda Softworks и другим создателям игры и вселенной Fallout, кроме оригинальных неигровых персонажей и сюжетов. Автор ни на что не претендует.

Аннотация:

Жизнь в постъядерном мире горька и мучительна.

После ядерной войны мир окончательно выцвел и одичал. Жизнь всех, и наисильнейших выживающих на бесплодных землях, и слабых везунчиков, укрывшихся в поселениях, похожа на тёмный и жуткий кошмар. Безопасность, оружие под боком, крохи еды и бутылка с водой – высшее счастье для каждого из них. Борьба за право встретить следующий рассвет становится все жестче и мучительнее, ведь побеждает тот, кто сильнее. Даже после смерти мира война не изменилась ни за хлеб, ни за власть.

В новой Америке эта война продолжается.

Спустя два столетия после апокалипсиса каждый рождённый на мёртвой земле знает, какова цена выживания. Каждый, кто родился на Пустошах и с рождения видел весь губительный ужас умершего мира, но каково это будет узнать эту цену тому, кто родился и вырос в одном из Убежищ.

Каково эту будет узнать той, кто едва справлялся с трудностями в теплом гнездышке за прочными стенами, и даже не мог представить всех ужасов Пустоши?

С младших лет Кайли Смит неустанно задается вопросом о том, какова же жизнь за стенами Убежища 101 и на что она похожа. Но вскоре ей придется отправиться за ответом...

__________________________________________________

Война. Война никогда не меняется. С самой зари человечества, когда наши предки впервые взяли в руки камни и палки, кровь лилась рекой во имя чего угодно – от Бога и справедливости до банальной ярости психопата. В 2077 году, после многих тысячелетий вооруженных конфликтов, разрушительная природа человечества не смогла дальше сдерживать себя – мир был ввергнут в геенну атомного огня и радиации. Но это не было концом света, как предсказывали некоторые – на самом деле апокалипсис стал лишь прологом к очередной кровавой странице истории человечества, ибо хотя люди и преуспели в уничтожении мира, война... Война никогда не меняется. В первые дни тысячи людей спаслись от ужасов Армагеддона, укрывшись в гигантских подземных убежищах, но когда они вышли наружу, их встретил лишь выжженный ад пустошей. Всех, кроме жителей Убежища 101... Ибо в тот день, когда небо пролилось огненным дождем, огромная стальная дверь Убежища 101 закрылась навсегда. Это здесь Вы родились, здесь же и умрёте, ибо в Убежище 101 никто не войдет, и никто не выйдет.

Книга I

Глава 1. Жизнь в Убежище

Джеймс тяжело перевёл дыхание и вытер пот с лица маленькой, почерневшей от грязи марлечкой. Он всеми силами попытался унять дрожь и взять себя в руки, но по-прежнему чувствовал, как липкий страх и волнение сплетаются внутри него и комом встают в горле. Прикрыв воспалённые от бессонной ночи глаза, Джеймс попытался проглотить этот ком из ужаса, словно осколок, застрявший в горле. Во рту было предательски сухо. Хотелось пить с такой силой, что казалось совсем скоро сетка трещин покроет высохшую глотку. На секунду Джеймс подумал о стакане чистой воды, вздрогнул и покачал головой – нет, пить нельзя. Он велел себе не делать ни единого глотка из их запасов воды, пока Кэтрин не родит ребёнка. Джеймсу всё время казалось, что воды может не хватить, и тогда он не сможет простить себе этого. Он не сможет простить себе, если что-то помешает его ребёнку появиться на свет.

Джеймс крепче сжал руку Кэтрин. Вот она, его возлюбленная – молодая и прекрасная, жизнерадостная и целеустремленная. Джеймс любил в ней всё – её пухлые губы, большие голубые глаза, длинные каштановые волосы, её волю и твёрдость характера. Те самые волю и твёрдость благодаря которым она буквально цвела, неустанно стремилась к своей мечте и никогда не унывала. Никогда. Кэтрин судорожно выдохнула, и Джеймс поспешно поднял взгляд на свою усталую и измученную жену с бледным лицом и полуопущенными в изнеможении тяжёлыми веками. Кэтрин лежала на старом операционном столе, её светло-каштановые волосы были убраны в маленький пучок на затылке. Она была одета в одну из чистых довоенных ночнушек, что доктор Ли нашла, разбираясь в подвалах Мемориала Джефферсона.

В месте, где они проводили день ото дня уже несколько лет, усердно трудясь над собственным проектом. Тёмные пыльные коридоры Мемориала с разрушенными временем и катастрофой стенами расползались змеями по старому зданию, вели к комнатам, похожим на старые коробки. В этих коробках всегда было невыносимо душно, потому что окон в них не было, а воздух был тяжёлым и влажным. В этих стенах время застывало, и часто так бывало, что после долгих часов безотрывной работы Джеймс никак не мог понять день сейчас или уже давно глубокая ночь. Тогда освещенные редкими фонарями коридоры начинали по-настоящему пугать. Частенько заходя в собственную комнату, в подвальные помещения или заворачивая за угол, Джеймс вздрагивал, боясь обнаружить какую-нибудь уродливую мутированную тварь случайно пробравшуюся сюда. Смит тихо вздохнул, отвлекаясь от мыслей. Каким бы не был сейчас Мемориал, это было вполне безопасное место, которое он любил и в котором он провёл несколько лет своей жизни.

Здесь всегда всё было прекрасно. Ровно до тех самых событий, что начались совсем недавно – всего месяц назад. Ведь если бы не эти уродливые...

Джеймс не успел поразмыслить на тему попыток проникновения супермутантов в Мемориал, так как неожиданно Кэтрин вырвала руку из ладони мужа и схватила его за рукав белого докторского халата. Джеймс дёрнулся вперёд с такой силой, что стул под ним, громко проскрипев, прокатился по полу и едва не упал. Смит во все глаза уставился на жену, ощущая привычный приступ страха, который до судорога свёл желудок. Кэтрин часто дышала сквозь чуть приоткрытые побледневшие губы, её глаза распахнулись, загоревшись лихорадочным мутным блеском. Она глухо закричала, сильнее потянув рукав Джеймса на себя.

– Мэдисон! – срывающимся голосом крикнул Смит, понимая, что почти охрип от жажды.

В комнату, освещённую синевато-серым светом, вбежала молодая симпатичная женщина азиатской внешности. Её чёрные, как смоль волосы были аккуратно убраны в узел на затылке, поверх старого довоенного костюма был одет медицинский халат. Её глаза – красивые, усталые, скрывающие глубокую тоску, тут же метнулись в сторону Джеймса и дрожащей от боли, измученной Кэтрин. Мэдисон быстро огляделась, соображая как следует поступить. Слева от стены стояла прозрачная ширма, за которой были сдвинуты металлические тумбы.

На тумбах лежали всевозможным медицинскими инструментами – шприцами, пинцетами, ватой, резиновыми жгутами и аптечными коробками. Медицинское оборудование стояло у самой стены, мелькало слабым зелёным светом и ритмично пикало. Мэдисон Ли мгновенно ринулась вперёд. Собирая все необходимое, лишь на долю секунды Ли перевела взгляд на Джеймса. И даже сейчас, в такой безумной ситуации, когда на счету была каждая секунда, она в который раз призналась себе, что едва может оторвать от него взгляд. Это не было удивительным

– Джеймс был молод и красив. Его тёмные волосы были всклокочены, а тонкие губы сжаты в напряжении. Джеймс что-то набрал на старом терминале у оборудования, затем снова поспешил к операционным столам.

Мэдисон тут же едва заметно тряхнула головой, выбрасывая из головы посторонние мысли. Она взяла Кэтрин за холодную руку и прочитала непоколебимую решительность во внимательных карих глазах Джеймса.

***

Джеймс чувствовал одновременно счастье и какое-то совершенно незнакомое ему удивление. Он помогал Кэтрин и Мэдисон изо всех сил, но находился будто бы и не здесь вовсе, а где-то в другом мире. Прошло уже не меньше восьми часов с того момента, как у его жены начались роды и сейчас, в этой старой самодельной операционной, его ребёнок появился на свет.

Ли судорожно выдохнула и быстро вытерла пот со лба рукавом. По большей части роды принимала Ли, но это определённо было только из-за того, что она была женщиной, а не более лучшим врачом, чем Смит.

– Джеймс... – хрипло прошептала Кэтрин, глядя на мужа с усталой улыбкой. Мужчина посмотрел на жену и счастливо улыбнулся в ответ, затем повернулся к ребенку.

– Девочка, – не переставая улыбаться, сказал Джеймс низким голосом. Мужчина, охваченный радостью, повернулся к жене и снял медицинскую маску с лица. – У нас дочка, Кэтрин. Очень милая, прелестная девочка...

Кэтрин улыбнулась, всё ещё морщась от боли. Она тяжело дышала и по-прежнему была бледной.

– Как я счастлива, Джеймс... Наша Кайли....

Джеймс не мог перестать улыбаться. Они так долго выбирали всевозможные имена для ребенка. Мечтали о том, как будут проводить время вместе с ним, как будут учить его и воспитывать. Как сильно будут любить своего малыша. Это были прекрасные дни.

Мэдисон завозилась с оборудованием позади операционных столов и буквально через несколько секунд выкатила вперёд столешницу с выдвижным экраном, присоединённым к массивной аппаратуре.

– Нам необходима гендерная проекция, которая покажет как ты будешь выглядеть, когда вырастишь, моя малышка, – ласково сказал Джеймс, обращаясь к ребёнку, с которым уже возилась Ли на операционном столе. Джеймс быстро вытер руки в резиновых перчатках о сухое полотенце и стал нажимать на кнопки, с неприятном писком проваливающиеся в ржавую консоль.

Компьютер загудел. Монитор, поскрипывая, поднялся на старом держателе вперёд, а затем направил слабый рассеянный луч света на ребёнка. На круглом выпуклом экране появилось нечёткое изображение лица. Это была девушка юного возраста с каштановыми волосами и бледным личиком. У неё были миндалевидные голубые глаза и слегка пухлые губы, как и у матери. Но как же она была похожа на него. Джеймс улыбнулся, заметив это.

– Джеймс, она твоя копия, – со слезами на глазах хрипло сказала Кэтрин, прерывисто вздохнув.

Джеймс отодвинул компьютер, поцеловал жену в лоб и осторожно взял её за руку.

Кэтрин хотела улыбнуться, но не нашла больше сил. Её рот вдруг искривился от боли, а глаза расширились и потемнели. Её рука метнулась к сердцу, а дыхание стало тяжёлым и прерывистым.

– Я прошу тебя, Джеймс, – прошептала Кэтрин, с ужасом глядя на мужа. – Мне не очень хорошо...

Смит распахнул глаза. Неужели случилось то, чего он больше всего боялся?! Джеймс резко повернулся к Ли, та уже бежала к Кэтрин.

Несчастная Кэтрин дрожала, и её глаза метались из стороны в сторону, лицо и губы были почти белыми. Ли мгновенно всё поняла.

– Остановка сердца, Джеймс! – в отчаянии крикнула Мэдисон. Смит повернулся к жене, затем посмотрел на ребёнка.

– Ли, быстро унеси ребёнка. Я справлюсь, – хрипло прошептал Джеймс, одевая на лицо белую маску и ощущая странное головокружение.

***

Смотритель Убежища, Альфонс Альмодовар, был мужчиной средних лет, скупым на эмоции, чем-то интересным внешне и очень придирчивым по характеру. Он пытливо всматривался в лицо Джеймса на протяжении нескольких долгих минут, пока Смит сидел в глубоком кресле напротив большого стола. Огромный лакированный стол был заставлен многочисленными ровно сложенными стопками бумаг. Здесь, в чистом и аккуратном кабинете Смотрителя, было не так много мебели: металлические стеллажи с папками и книгами у стен, стеклянные шкафы и мягкая мебель, слегка поеденная молью. Огромный терминал мигал зелеными мониторами позади полукруглого деревянного стола.

Джеймс скользнул взглядом по пресс-папье и двум толстым книгам, что лежали на столе у Смотрителя и про себя отметил весьма педантично разложенные по своим ячейкам канцелярские предметы в подставке для ручек. Когда Смит оторвал взгляд от стола, то тут же наткнулся на выжидательный взгляд светло-зеленых глаз Смотрителя Убежища.

У Альмодовара была смуглая кожа, тёмные, уже кое-где с сединой волосы и бородка на крепком подбородке. Во всём внешнем виде Альфонса так и читалась железная непоколебимость. И в том, что Смотритель был сложным человеком, Джеймс ни на минуту не сомневался.

Смит покрепче прижал к груди младенца, закутанного в многочисленные выцветшие тряпки, и нахмурился.

– Мы берём тебя только потому, что нам нужен врач, – медленно произнёс Альфонс, прикрывая глаза. – Никаких привилегий от нас не жди. Будешь работать с Джонасом в паре. И если за тобой обнаружат хоть один проступок, вылетишь отсюда быстрее, чем твой ребёнок выговорит первое слово.

Джеймсу захотелось съязвить, услышав подобную колкость о дочери, но колоссальным усилием он сдержал себя – не время сейчас поддаваться на такие дешёвые провокации. В конце концов, Альмодовар только и мечтает придраться к нему.

Джеймс медленно кивнул в знак согласия. Он покинул кабинет Смотрителя спустя две минуты, вышел в освещённый ярким дневным светом коридор Убежища 101, тихо выдохнул и подумал, что самые трудные времена в его жизни только начались.

Он вспоминал о Кэтрин каждый день.

Каждый раз, когда смотрел на их дочь, он вспоминал Кэтрин в последние часы её жизни. Джеймс смотрел на себя в тусклое зеркало в маленькой ванной. Кайли осталась играть в манеже, и он дал себе одну минутку на передышку, на рассеивание жуткого комка мыслей в его голове. На воспоминания о Кэтрин.

Он смотрел на себя – хмурого и задумчивого, с первой сединой в тёмных волосах, с многочисленными морщинами, оставленными думами и скорбями на его лице. Такого, каким он стал за год со дня её смерти. Джеймс подумал о времени, прожитом в Убежище.

Это был тяжёлый год. Альфонс постоянно придирался к нему. Сначала он цеплялся за любую деталь, например, напоминал о надобности каждые три дня менять медицинский халат или делал выговор за трату слишком продолжительного времени на перерыв. Позже, когда Смотрителю это наскучило, он стал отчитывать Джеймса за слишком долгую возню с ребёнком, якобы отвлекающую его от работы. Конечно, всё это было безосновательным, Смотритель сам это понимал, ему явно доставляло удовольствие демонстрировать людям (Джеймсу в особенности) свою безграничную власть в Убежище.

Джеймс прикрыл глаза. За этот год он хорошо узнал почти всех жителей Убежища. Среди них были и хорошие люди, и не очень. Например, коллега Джеймса был не только замечательным врачом, но и потрясающим человеком.

Джонас, молодой темнокожий парень, был весёлым и общительным. Он никогда не терял присутствия духа и умел поднять настроение. К тому же, он обожал науку и всегда погружался в работу с головой, а Джеймс это ценил. Джонас был хорошим другом, он прекрасно понимал Джеймса, а Джеймс в свою очередь как никому доверял этому парню. Кайли Джонас тоже нравился – по крайней мере, она всегда с удовольствием делилась с ним своими игрушками.

Джеймс слабо улыбнулся, подумав о годовалой дочке. Ему повезло. Кайли росла тихим, спокойным ребёнком. Спокойным, но любознательным. Она часто делала попытки выбраться из манежа или даже из комнаты и посмотреть, что творится вокруг.

Общество ей было не особо нужно, ей достаточно было внимания отца. Когда Джеймс был занят, девочка почти всё время увлечённо играла в свои игрушки.

Детей в Убежище было не очень много, однако среди них Кайли всё-таки нашла себе настоящую подругу – Амату. По большей части Кайли играла только с ней, редко общаясь с другими детьми. Амата была милой, но чрезвычайно активной девочкой. Самым ироничным по мнению Джеймса было то, что она была дочерью Альфонса и Деллы Альмодовар.

Смит был хорошо знаком с женой Альфонса, так как она была очень болезненной женщиной и частенько бывала в медицинском крыле.

Делла была приятной женщиной. И она была очень красива. У неё был высокий лоб и большие карие глаза. Она всегда собирала свои густые черные волосы в конский хвост. После рождения дочери здоровье Деллы резко ухудшилось, и она почти полгода провела в постели. Тогда её красота и жизнерадостность стали увядать на глазах.

Джеймс помнил те дни, когда Делле становилось всё хуже. Бедняжке было тяжело двигаться, и она переживала, что не может отдавать все свои силы и время своей маленькой дочери.

Когда Джеймс ещё только пришел в Убежище Джонас сообщил ему о том, что за несколько лет до беременности у Деллы появились неявные признаки болезни, о которой ничего нельзя было сказать наверняка. Джонас проверял женщину на наличие опухолей, провёл полный комплекс лабораторных исследований, сделал биохимию и прочие всевозможные процедуры (благо, оборудование и знания были в полном объёме), но выяснить так ничего и не удалось. Даже подробное изучение большинства книг и справочников из библиотеки Убежища оказалось безрезультатным. Кашель, от которого страдала Делла, успокаивался только благодаря травяным отварам, но никак не при помощи лекарств. К тому же, вскоре за кашлем пришла какая-то желтизна кожи, едва заметная сыпь на руках и ужасающая слабость. Делла настолько высохла, что едва могла удержать чайник в руках, не говоря уж о младенце. Ребёнка она выносила с трудом – и, признаться, Джонас очень сомневался на тот счёт, что она сможет родить. То, что жена Альфонса осталась жива после родов, было само по себе удивительной вещью.

Ко всему прочему, во время лечения Деллы легче не становилось от того что над душой постоянно стоял Смотритель, нещадно давящий на Джонаса и заставляющий его делать всё, чтобы Делла осталась жива и родила его ребёнка. Приходилось выкручиваться. Но уже тогда Джонас с печалью предполагал, что подобная неизвестная болезнь уже не первый признак вырождающегося населения Убежища. Помимо уже врождённой агорафобии, недостаток кислорода и витаминов мог привести к самым неприятным последствиям. И те, кто рождался со слабым здоровьем, были, скорее всего, обречены.

Только когда в Убежище пришёл Джеймс, у Джонаса появилась надежда. Джеймс был добросовестным человеком и хорошим врачом. Но особенно ценным было то, что он был учёным. Однако несмотря на это, Джеймс не смог изобрести что-то существенное в борьбе с болезнью Деллы. Прочитав всю историю болезни и посмотрев результаты анализов, даже Смит не смог сказать, с чем они столкнулись и чего могут ожидать.

Джеймс вздохнул и провёл широкой ладонью по седеющим волосам.

Несчастная Делла. Несчастная Кэтрин.

Джеймс отвлёкся от размышлений, услышав шорох и возню в комнате. Он тут же ринулся туда, вспомнив о дочери. Девочка совсем недавно научилась ходить – совсем немного, очень медленно, но не очень аккуратно. Конечно, до сих пор, Кайли больше любила, когда её носили на руках, но вряд ли это мешало её жажде путешествий. Металлическая квадратная дверь Убежища автоматически поднялась, пропустив Джеймса в небольшую симметричную комнату – бетонную каморку, обклеенную светло-зелёными обоями с серовато-металлическими листами на стенах. Комнаты вполне хватило бы на трёх человек, а так как Джеймс был один с ребёнком, то всё свободное место, которое имелось в его распоряжении он использовал на пользу Кайли. У дальней стены высился широкий манеж с резиновым мячиком красного цвета, тряпичной куклой Волт-Боя и двумя выцветшими погремушками. Две металлические койки крепились к двум противоположным стенам – одна была аккуратно застелена, другая использовалась как дополнительная полка, на которой сейчас лежали книги, бумаги и папки, тарелка с недоеденным печеньем из кафетерия и один из лабораторных халатов Джеймса. Рядом с маленьким металлическим столом, где стояли две полупустые чашки с кофе, стояла детская кроватка.

На металлической тумбочке возле кровати Джеймса, в чёрной блестящей рамочке красовался белый лист бумаги, на поверхности которого красивым шрифтом было напечатано Откровение Иоанна Богослова 21:6: любимая цитата Кэтрин, ставшая для неё девизом и смыслом исследований.

Сделав два шага по вытертому ковролину, Джеймс с улыбкой подошёл к прямоугольному металлическому ящику, в котором хранились игрушки и детские книжки. Возле ящика, с трудом удерживаясь на ногах, стояла маленькая годовалая девочка в плотном платьице голубого цвета. На руках и воротничке платья красовались пожелтевшие от времени кружева. Девочка держала в ручках плюшевого мишку и со всем должным вниманием смотрела в раскрытую на полу детскую книжку, словно решаясь – сесть и посмотреть её или, пока папа не вернулся, пойти исследовать комнату дальше. Джеймс усмехнулся. Ведь буквально пару недель назад Кайли сделала первые шаги и вот уже теперь успешно этим пользовалась.

– Ну, здравствуй, маленький исследователь. Пока меня не было, ты уже успела выбраться. Молодец! – усмехнулся Джеймс.

Ребёнок вздрогнул и, что-то пробормотав, посмотрел на отца большими голубыми глазами. Джеймс подобрал дочь на руки и поднёс к своей кровати, аккуратно устроился на ней и взял с тумбочки цитату в рамке. Он нахмурился, посмотрев на этот лист, а потом показал дочери.

– Это любимая цитата твоей мамы, – хрипло сказал Джеймс, ощущая, как к горлу подкатывает ком. Его сердце болезненно сжалось, а карие глаза помутнели от глубокой тоски. Это была тоска человека, пережившего трагедию, которая навсегда оставила в душе чёткий разъедающий след. – "Я есмь Альфа и Омега, начало и конец; жаждущему дам даром от источника воды живой", – тихо прочитал Джеймс.

Он задумался на пару мгновений, затем наклонился и поцеловал дочь в макушку. Та едва обратила на это внимание, продолжая спокойно рассматривать портативный компьютер на руке отца и что-то пытаясь сказать изображенному там Волт-Бою.

Джеймс тихо вздохнул, наблюдая за дочерью. В душе было пусто той тёмной отвратительной пустотой, которая душила его со дня смерти Кэтрин, мешала его сердцу биться, а голове быть ясной.

Это длилось несколько минут. Всё словно сливалось в одну маленькую точку, а затем снова взрывалось. Было больно, по-настоящему больно. И от этой боли не хотелось плакать, от неё хотелось выть, забиться в угол, спрятаться во мраке – всё, что угодно, только бы не ощущать вкус этой жуткой потери.

Джеймс взял себя в руки. Он вздрогнул, как будто бы очнувшись после сна, прижал к себе ребёнка и поднялся с кровати.

– Что ж. – Вздохнул Смит. – Пойдём, посмотрим, хочет ли твоя подружка Амата поиграть.

Джеймс слабо улыбнулся и, держа дочь на руках, вышел из комнаты в слабо освещённый коридор Убежища.

***

Я родилась 13-го июля 2258-го года в мире, в котором уже не было жизни. В мире, в котором не было ничего, кроме ужаса, страдания и бесконечных смертей. В мире, который был уничтожен людьми задолго до моего рождения и рождения моих родителей.

Около двухсот лет назад вооружённый конфликт между сильнейшими державами мира привел к тому, что была использована самая страшная сила человечества – ядерное оружие.

Тогда, до 2077-го года, люди в мире обладали всем – необыкновенными технологиями (в том числе и теми, что были основаны на атомной энергетике), ресурсами, защищённостью и благополучной жизнью.

Я родилась в постъядерной Америке, где до катастрофы стиль эпохи счастливого народа, пройдя не один век, вернулся к ещё более далёкому прошлому, чем ядерная война. Перед апокалипсисом в США господствовала послевоенная американская культура 1950-х годов, люди были окружены тысячами удобств и возможностей, технологические достижения поражали воображение, а жизнь каждого человека ценилась настолько высоко, насколько об этом мог мечтать каждый из выживающих в моё время...

Однако о многом из всего этого я и не догадывалась, когда мне исполнилось десять лет. Как и о том, какая жизнь мне была уготована.

Яркий свет вечно жужжащих ламп резко вспыхнул и ослепил меня, когда стандартная стальная дверь Убежища поднялась и впустила меня в наш кафетерий. Со всех сторон тут же послышались поздравительные аплодисменты и возгласы. Кажется, ещё шарик лопнул где-то со стороны столов. Я распахнула глаза – вот это да!

Папа стоял слева от меня и ласково улыбался. Рядом с ним стояла радостная Амата. Я заметила, что в честь праздника она одела красный колпак в желтый горошек. Такие же колпаки я заметила на головах у Пола Хэннона-младшего, темнокожего мальчика из ненавистной мне компании Буча, и у мадам Палмер.

Я быстро пробежала взглядом по столовой и удивлённо распахнула глаза. Надо же, какой праздник мне устроили! На стене, где висел стенд со всяческими записками и объявлениями, были прикреплены разноцветные воздушные шары. Возле колпаков, собранных на барной стойке, возвышался большой торт, и около него крутился Мистер Помощник, робот Энди, напевая что-то очень похожее на американский гимн.

На потолке за ровными металлическими прутьями, в пыльных нишах протянулись старые трубы, рыхлые от ржавчины и перевязанные грязными тряпками, а под этими трубами были развешаны буквы, неаккуратно вырезанные из плотной цветной бумаги. Буквы складывались в слова "С Днём Рождения, Кайли!"

Я почувствовала, как сердце радостно забилось в груди. Хоть раз в жизни на меня обратили внимание в хорошем смысле.

Меня не очень-то любили в Убежище, но папа меня с детства хорошо подготовил к такому отношению. В конце концов, я пыталась к этому привыкнуть.

Кинув взгляд в сторону, я заметила, что рядом с Аматой стоит Смотритель. Альфонс Альмодовар с неприязнью вглядывался в моё лицо. Он медленно, напряженно хлопал, улыбаясь явно через силу, отчего улыбка на его загорелом морщинистом лице была похожа на оскал.

Моё хорошее настроение тут же потускнело. Лучше бы Смотрителя здесь вообще не было.

Я быстро кинула взгляд на Амату. Ну, нет – Амату он никогда не оставит одну. К тому же, это наверняка она устроила для меня праздник, и вряд ли бы он отказался поддержать дочь.

Папа обнял меня и, прошептав поздравления, поцеловал в щёку.

– Поздравляю, солнышко!

Я поморщилась от укола его щетины (он всегда носил короткую бороду, которая очень шла ему) и посмотрела на отца.

Его карие глаза блестели от радости, а морщины на лице на мгновение разгладились, когда он улыбнулся. Отец указал мне на подбежавшую Амату.

Подруга стиснула меня в своих объятиях, и я вдруг поняла, что ужасно стесняюсь всего этого внимания. Подруга неловко поцеловала меня в щёку, и через секунду её сияющее от радости лицо возникло перед моим носом. Мне всегда, казалось, что она, Амата, была очень симпатичной девочкой. Особенно по сравнению со мной.

У Аматы была смуглая кожа, низко посаженые глаза травяного цвета, пухлые губы и красивые тёмные волосы, остриженные в рваное каре, как и у меня. Вот только я со своим бледным лицом и огромными глазами была просто кикиморой рядом с ней.

– С Днём Рождения, Кайли! Ну, что, классный праздник я тебе подготовила? – чуть ли не прыгая от радости, спросила Амата.

Я вымученно улыбнулась, ощущая усталость.

– Конечно! Спасибо, Амата... – как-то скупо ответила я.

Подруга тут же это заметила и с подозрением нахмурилась.

– Ну, ты же не догадалась об этом, правда? – спросила она, прищурив глаза и надув губки.

Я примирительно подняла руки с самым невинным выражением лица.

– Нет, что ты! Это просто потрясающий сюрприз!

Амата быстро кивнула, весьма довольная собой.

– Вот! Правда, старалась не только я. Твой папа мне очень помогал. И Джонас тоже...

"Как всегда. Больше я никому не нужна", – цинично мелькнуло у меня в голове, и я тут же укорила себя за это. Вообще-то мне стоило быть благодарной за то, что в моей жизни вообще были люди, которые меня любили.

– Ну, же, Кайли, угадай, что я тебе подарю! – донёсся голос Аматы до меня.

Я вздрогнула и быстро состроила задумчивый вид.

– Ммм...не знаю даже... – протянула я, и Амата снова самодовольно ухмыльнулась.

– Вот, держи – это четырнадцатый выпуск "Грогнак Варвар"! Там все страницы на месте. Представляешь, я его у моего папы в коробках нашла – классно, правда? Никогда бы не подумала, что он тоже когда-то читал комиксы.

Я очень обрадовалась и поблагодарила Амату. В конце концов, это было действительно классным подарком. Я любила читать комиксы, а так как у меня их было мало, то обычно я прочитывала одну страницу по несколько раз прежде, чем перейти к следующей. Повернув голову, я заметила, как Пол Хэннон-младший удаляется в направлении столика, где сидел Буч и его гадкий дружок Уолли Мак. Я тут же почувствовала знакомый липкий страх, нахлынувший на меня. Так было всегда, когда я видела этих задавак.

Мне было приятно, что Хэннон-младший решил поздравить меня. В конце концов, я любила компромиссы куда больше, чем конфликты.

Просто обычно, когда я воевала с мальчиками, моя самооценка падала ниже некуда, но так как Буч действительно придурок, как и его дружки, то они относились плохо не только ко мне. К Амате тоже. Я тщательно скрывала то, что меня это успокаивало.

Я отвела взгляд от созерцания недоброй компании, из-за мнения которых я всегда чувствовала себя ущербной, и увидела перед собой едва сдерживающего презрение Смотрителя. Он, как и все остальные, был одет в голубой комбинезон Убежища с несколькими желтыми полосками и большими цифрами 101 вышитыми во всю спину. Костюм был кожаным и блестящим. На левом плече был закреплен специальный механизм со шлангом. На талии металлический пояс, а на правой руке – стальной наруч. У взрослых на левой руке мигал квадратный зеленый портативного научного компьютера "Пип-Бой 3000".