Текст книги "Под тенью мира. Книга первая"

Автор книги: Зетт Катэсса

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 39 страниц)

Я не помню, сколько времени я так просидела, просто в какой-то момент я слабым движением потянулась к рюкзаку, открыла его и вытащила папину футболку, в которой я так часто спала.

Сложно передать словами, как тяжело мне было держать этот мягкий материал в руках, как невыносимо больно в эти секунды сжималось моё сердце от отчаяния, как леденела кровь в тонких жилах. Я медленно, как во сне, поднесла футболку к лицу, уткнулась в неё носом и глубоко вдохнула запах лекарств и папиного одеколона. Всё потемнело. В одну секунду весь мир разлетелся на мелкие осколки, и тысячи иголок воткнулись в мою кожу, а сердце сжалось и оборвалось в моей груди.

Я зажмурилась от дикой, невыносимой боли, проткнувшей меня насквозь, и наружу прорвались рыдания. Я вжалась лицом в футболку, и хриплый, беспомощный крик вырвался из моего рта.

Я рыдала так, как не рыдала никогда в жизни. Я словно бы горела, осыпалась хрустящим пеплом и мучительно умирала.

Страдание выживало из меня жизнь. Слёзы лились, не переставая, мне не хватало воздуха, меня мучила тошнота. Я никогда в жизни не испытывала такого горя. Папа, папа, почему ты умер? Почему ты оставил меня? Почему ты оставил меня в этом сером безобразном холоде?

Я вспоминала то, каким был мой отец. Думала о том, что его никогда теперь не будет рядом со мной, что он никогда больше не обнимет меня, не прижмёт к себе и не назовёт меня солнышком. Мой папа умер, и у меня больше никого не осталось. Эта невыносимая боль сжигала меня изнутри, осознание того, что моего отца больше нет, разрывало меня на части. Это была настоящая пытка. Я спрашивала у Господа, за что мне досталось такое непосильное горе и как мне теперь его пережить.

Я захлёбывалась слезами, кричала, содрогалась в агонии, но разве это могло мне помочь?

Догмит заскулил, когда я упала в рыданиях на пол, больше не в состоянии совладать с собой. Мой пёсик прижался ко мне мягким боком, положил голову на лапы и замер, а я всё рыдала, не в силах прийти в себя.

Уже позже я заснула беспокойным сном, который подарил мне несколько минут забвения.

Мне, кажется, что-то снилось. Что-то непонятное и бредовое, серое, страшное. Что-то, что было невозможно запомнить.

Разбудил меня стук в дверь. Сердце звучно заколотилось в груди, я резко вдохнула – воздуха не хватало.

Я едва смогла открыть глаза, медленно выдохнула и приподнялась с пола. Голова была ужасно тяжёлой.

Я чувствовала себя так, будто по мне несколько раз прошёлся супермутант. Догмит сидел на полу возле двери, напряженно принюхиваясь.

Папина футболка валялась рядом – я на ней заснула. Я хотела поднять её, но в этот момент снова услышала стук, который стал куда более настойчивым.

– Войдите, – скрипучим голосом проговорила я, поднявшись с пола.

Я подхватила футболку и кинула её на кровать.

В следующую секунду в комнату вошла Сара. Я даже замерла от удивления. Надо же, сама Сара Лайонс соизволила зачем-то ко мне спуститься со своего пьедестала.

Сара была одета не в броню, а в старые джинсы и белую футболку. Обувью ей служили сапоги из коричневой кожи. Ей шла эта одежда. Красоты в ней не убивалось, даже наоборот. Так же как и моей зависти.

В руках Сара держала зелёный пакет.

Она молча прошла в комнату и закрыла за собой двери.

– Отец велел передать тебе кое-что из еды.

Сара поставила пакет на кровать.

– Спасибо, – ответила я прохладно.

Я тяжело вздохнула, ощущая скорбь, с новой силой мучающую меня. Я посмотрела на Сару.

Она нахмурилась и отвела глаза.

– Ты просто жить не можешь без неприятностей, да? – спросила она холодно. – В любом случае, добро пожаловать в Цитадель. Не так уж много гражданских видели её изнутри.

Я нахмурилась, не собираясь ничего отвечать. Мне не нравилось поведение Лайонс и тон, с которым она обращалась ко мне, но, кажется, она ко всем так относилась.

Сара развернулась и направилась к двери. На секунду она задержалась возле неё и, повернувшись, сказала:

– И ещё... – Лайонс отвела глаза, в которых читалась грусть и сочувствие. – Мне жаль, что так вышло с твоим отцом.

Девушка вышла из комнаты.

Несколько секунд я тупо смотрела на дверь, затем пожала плечами и сонно потёрла глаза. Я чувствовала себя просто отвратительно.

Я закрыла глаза и попыталась хоть как-нибудь отвлечься. Если честно, мне совсем не хотелось есть, но надо было хоть немного набраться сил после всего.

Я подошла к кровати и дотянулась до пакета. Я обнаружила там бутылку Ядер-колы и немного съестного. Поев, я решила, что мне нужно прогуляться и подышать – от боли и ужаса всё так сильно скрутило внутри, что надо было как-то попробовать прийти в себя.

Мне явно не хватало воздуха.

Мы с Догмитом вышли в коридор и направились вниз. Я вышла во двор Цитадели спустя пять минут и, ничего не замечая вокруг, посеменила ко двору с деревьями.

Тёмно-синее небо было сплошь усеяно мерцающими звёздами, я прошла к одной из лавок, вокруг меня то тут, то там чернели стволами многочисленные деревья, чьи ветки переплетались у меня над головой. Я уселась на лавку, вытянула ноги и задрала голову, уставившись ввысь. Немного посидев, я вдруг решила включить радио, просто, чтобы немножко отвлечься. И тут же услышала голос Тридогнайта.

"Добрый вечер, дорогие слушатели! Вы даже представить не можете, какие новости до меня дошли. Слушайте же и внимайте. Сегодня необычный день. Нет, не просто необычный день, а король необычных дней. Ведь сегодня...В общем, ребята, вы даже не представляете, что произошло сегодня в районе Мемориала Джефферсона. Сегодня черти из Анклава превзошли себя. Стадо диких всадников Апокалипсиса напали на проект "Чистота", который располагается как раз в этом самом Мемориале. Насколько я знаю, там была учёный из Ривет-Сити, Доктор Ли, а также наша чокнутая умница из 101-го Убежища. По моим сведениям, ребятам чудом удалось унести ноги из этого места, которое теперь кишит солдатами Анклава. Вот так повезло! Молодцы, ребята. Однако у меня нет никаких новостей о папе умницы из 101-го, Джеймса Смита. Меня весьма это печалит, но будем надеяться, что с Джеймсом всё в порядке. Сейчас команда доктора Ли и умница Кайли Смит вместе с ними находятся в Цитадели – обители Братства Стали, то есть в полной безопасности. Что ж, пожелаем ребятам хорошего отдыха после таких диких скачек.

И, кстати, теперь правду от нас не скрыть – оказывается, у Анклава есть оружие пострашнее "болтологии".

А пока на этом всё, дорогие слушатели, давайте-ка прервёмся на музыкальную паузу".

Слёзы мгновенно навернулись мне на глаза. Нет, нет... Никаких новостей о папе ты больше не получишь, Тридогнайт. Папа умер. И теперь его никогда не будет рядом со мной, ведь теперь его больше нет на этой земле.

Я опустила лицо, давясь слезами горести.

Не помню, сколько я так сидела, давясь слезами горести, но внезапно опустив руку в карман, я нащупала что-то...

Я достала из кармана спичечный коробок и вспомнила, что именно её мне однажды подарил Рэй.

" Когда-нибудь настанет момент, когда это тебе пригодится. Помяни моё слово".

Так он сказал мне. Он уже тогда всё знал. Знал, что я буду мучиться. Знал, что предаст меня.

Я закрыла глаза. Боль и гнев смешались в одно. При воспоминаниях о Рэе, нашем путешествии, нашей дружбе, его помощи, моей любви и его предательстве меня скрутило до судороги.

Я сжала коробок спичек в кулаке, когда услышала голос.

– Давай сигаретку стрельну тебе, – вдруг раздался голос у меня над головой.

Я подняла лицо и увидела симпатичную рыжеволосую девушку. Девушка была одета в красный плащ, на подобии синего плаща Лайонса. В руках она держала пачку сигарет.

– Да я вообще-то...не курю, – начиная краснеть, ответила я.

– Да ладно, правда, что ли? – Девушка улыбнулась и плюхнулась на лавку рядом со мной. – Ну, тогда с твоего позволения покурю я.

– Да, конечно, – сказала я, двигаясь и уступая девушке место на лавочке.

– Я, кстати, писец Валлинкорт, а ты кто такая? – спросила девушка, затягиваясь едким сигаретным дымом и хлопая ресницами.

– Кайли, – просто ответила я.

Мне не хотелось говорить о том, кто я и откуда здесь взялась. Но писец Валлинкорт и не спрашивала меня об этом. Она несколько секунд пронзительно смотрела на меня.

– Судя по твоему костюмчику, ты из Убежища, – сказала она, быстро оглядывая меня и чуть нахмуриваясь. – Значит, скорее всего, ты дочь Джеймса.

– Да, я его дочь, – сказала я, опуская лицо и вздыхая.

Несколько минут мы с писцом Валлинкорт сидели в полной тишине. Только ветер шелестел ветками, слышались обрывки каких-то разговоров, смех и звук пальбы с полигона.

– Сочувствую тебе, зайка, – сказала Валлинкорт, выкидывая окурок в сторону и с грустью глядя на меня. – С такой потерей тяжело смириться, я знаю.

Я кивнула, и мы замолчали. Прошло несколько долгих, мучительных минут. Каждый из нас думал о своём.

– Спасибо за разговор... – наконец сказала я.

Мы встретились взглядами с Валлинкорт и слабо улыбнулись друг другу

– Да нормально. – Отмахнулась от меня девушка, поднимаясь со скамьи. – Если будет что-нибудь надо, обращайся.

Я кивнула, и девушка ушла, оставив меня одну. Я провела в одиночество ещё некоторое время, затем поднялась с лавки и направилась в сторону Цитадели.

Я медленно шла по дороге, огражденной сеткой. Под ногами хрустел песок и камушки, рядом проходили воины Братства. Кое-кто сидел на стульях за столами читал книгу или пил кофе. Я всматривалась в их перепачканные, суровые лица. Прислушивалась к их разговорам. Это меня отвлекало. Я как будто бы на мгновение попадала в чужую жизнь и жила этой жизнью без боли и страха. По-другому. Не той жизнью, которая теперь была у меня.

Когда я заходила в жилые помещения, то столкнулась с кем-то в дверях. Меня подхватили за плечи.

– Ой! Простите...

Я испуганно замерла, увидев перед собой старейшину Лайонса.

Он буравил меня своими синими глазами.

– Всё в порядке, Кайли, – просто ответил он. – Как ты себя чувствуешь?

– Мне лучше, – ответила я, отведя глаза. – Спасибо.

– Может быть, ты хочешь что-нибудь обсудить или у тебя есть какие-нибудь вопросы?

Старейшина Лайонс всё ещё держал меня за плечи и вглядывался в моё лицо. С одной стороны, мне не хотелось сейчас с кем-нибудь говорить, но с другой стороны у меня действительно были вопросы, ответы на которые мне могли понадобиться в моей миссии.

– Да, – с усилием сказала я. – Я бы хотела...кое-что узнать.

– Хорошо. – Кивнул Лайонс. – Мы можем пойти с тобой в кафетерий и поговорить обо всём.

Я кивнула.

И снова мы пошли по длинным коридорам жилых помещений Цитадели к кафетерию. Мимо нас проходили солдаты Братства, все они кивали старейшине Лайонсу и немного странновато смотрели на меня – удивлённо и с сомнением.

Ну да, а как они ещё могли смотреть на гражданского, находящегося в Цитадели, да ещё и одетого в комбинезон 101-го Убежища?

Пока я шла рядом со старейшиной Лайонсом, то даже испытывала какое-то подобие гордости. Все видели, что мы идём куда-то вместе, как старые друзья. Здесь вряд ли многие хорошо общались со Старейшиной и уж совсем немногие были с ним хорошими друзьями. Спустя десять минут мы пришли в кафетерий, где оказалось весьма уютно – мягкие диванчики из красной кожи стояли у стен, на старых металлических столах стояли солонки и салфетницы, стены были обклеены старыми плакатами, а за барной стойкой, заставленной посудой и бутылками, крутился Мистер Помощник. Всё это напомнило мне кафетерий в Убежище 101.

Мы со Старейшиной устроились за одним из столов. Я взяла себе кружку чая – сейчас мне кусок в горло не лез, впрочем, Лайонс тоже ограничился чаем.

Я тяжело вздохнула, опустив взгляд в мою кружку.

– Ну, – начал Лайонс осторожно. – С чего начнём?

Я немного помолчала, собираясь с мыслями. Пожалуй, прежде всего, мне хотелось узнать о Братстве Стали.

– Расскажите мне о Братстве...– тихо сказала я, поднимая взгляд на морщинистое лицо старейшины.

Он улыбнулся мне – очень по-доброму и тепло. Эта улыбка подарила мне мгновение удовольствия. Мне редко так улыбались. Джонас, Амата, папа...Я закусила губу, чтобы ненароком снова не дать волю горьким рыданиям.

– Что ж, – вздохнул Лайонс, складывая руки замком на столе. – Братство – это старая организация, которая появилась сразу после войны. Мы лишь малая её часть. Само Братство возникло на западном побережье и до сих пор существует там. Нас направили сюда много лет назад. – Лайонс тяжело вздохнул и помолчал пару секунд, а затем продолжил: – По правде говоря, Братство переживает кризис уже много лет – как у себя, так и здесь.

– А чем...чем руководствуется Братство прежде всего? – спросила я, покусав губы.

– Ну, – Лайонс отхлебнул из своей кружки. – Честность, правдивость, смелость – эти добродетели, которые стоят для Братства на первом месте. Боюсь, что в наши смутные времена от них немного осталось.

Я кивнула, ощущая, как с каждой секундой боль в душе и сердце всё больше и больше нарастает.

–Ну... а чем вы вообще занимаетесь? – так и не поняв самого главного, спросила я.

Лайонс улыбнулся.

– А, вот и пошли настоящие вопросы, верно? – Он снова начал буравить меня синими, как сапфиры глазами. – Нашим приказом было и остаётся получать любые развитые технологии. И мы его выполняем настолько, насколько можем. Однако когда я понял масштаб угрозы, идущей от супермутантов, я решил, что несу ответственность за то, чтобы помочь людям сражаться с ними. – Лайонс коротко пожал плечами и уставился куда-то чуть выше моего левого плеча. – Но мое руководство на западе не разделило моей точки зрения. Они решили, что я слишком "привязался" к местному населению. В любом случае, появление Анклава всё меняет... Мы пришли сюда больше двадцати лет назад. И почти все это время мы сражались, пытаясь сдержать натиск супермутантов. Теперь, когда появился Анклав, у меня есть нехорошее ощущение, что супермутанты – самая маленькая из наших проблем.

При слове "Анклав" я вздрогнула и с силой сжала руки в кулаки.

– Да, кстати, об Анклаве... – неуверенно начала я. – Что Вы знаете о них?

– Осмелюсь полагать, что больше, чем кто-либо ещё, – ответил Лайонс серьёзно. – Уж точно достаточно, чтобы считать его самой крупной угрозой, которая когда-либо вставала перед Столичной пустошью. Видишь ли, Братство Стали уже сталкивалось с Анклавом. Более тридцати лет назад, в Калифорнии. Тогда их возглавлял президент Ричардсон. А теперь у них появился этот Эдем.

Я задумалась. Получается, что Анклав не такая молодая организация, как мне казалось. Хотя глядя на их технологии и достижения... Вряд ли они этого достигли так быстро.

– Но какие у них цели? – беспомощно спросила я, разводя руками.

Лайонс покачал головой.

– Это неважно. Как и прежде, они хотят покорять и разрушать, и все под предлогом восстановления порядка. Я боюсь, что судьба твоего отца – это только начало.

Я кивнула, тяжело вздохнув. Папа...Как жаль, что я не смогла уберечь тебя от этой угрозы...

– Ясно... – я попыталась быстро припомнить, что ещё хотела спросить. – Ну, а что касается супермутантов? Вы знаете о них что-нибудь?

Лайонс горько усмехнулся.

– Ты поверишь, если я скажу... "ничего"? Это чертовски глупо, если учесть, что мы сражаемся с этими тварями уже почти двадцать лет. За всё это время нам удалось сдержать расползание этой заразы. Просто удержать их, чтобы они не смели каждый посёлок на своём пути. Но на самом деле мы "ничего" о них не знаем. Ни откуда они, ни почему кишат на развалинах округа Колумбия... А теперь мы заперты в нашей Цитадели. Ресурсы подходят к концу, солдат не хватает. Для такого старика, как я, это достаточный повод, чтобы почувствовать...усталость.

Лайонс замолчал. Он опустил взгляд, всматриваясь куда-то в стол. В его глазах читалась непомерная печаль и как раз эта усталость, о которой он только что упомянул.

– Я Вас понимаю, – ответила я с досадой. – Спасибо, что рассказали всё это.

Я замялась, не зная, что ещё можно сказать, и опустила взгляд. Старейшина Лайонс по-доброму усмехнулся.

– Это тебе спасибо, что не оставляешь надежду возродить проект отца.

– Да, кстати...– Я сжала кулаки и ощутила боль в сердце при упоминании отца. – Мне надо поговорить с писцом Ротшильдом.

– Ты можешь найти его в лаборатории. Это сектор C. – Лайонс откинулся на спинку диванчика и внимательно уставился на меня. – Ротшильд – хороший человек. Уверен, что он тебе поможет.

– Спасибо, – ответила я. – Я тогда пойду...

– Да, конечно, – отозвался Старейшина. – Не печалься, Кайли. Мы тебя не бросим в беде.

Глаза Лайонса блеснули теплом. Я слабо улыбнулась ему и вышла из-за стола, чтобы направиться в свою комнату.

Глава 20. По следам

Я медленно шла по коридору и буравила взглядом пол под ногами. Догмит почти бесшумно шёл за мной. В коридоре царила полутьма – не все лампы горели.

Я шла мимо закрытых дверей со стёртыми номерками на них. Меня одолевали мысли, я полностью погрузилась в пучину мрачных раздумий. Передо мной стояла первая цель – я должна была достать ГЭКК во что бы то ни стало. Затем я должна была освободить очиститель и сделать так, чтобы он заработал.

Это второе.

Я прикрыла глаза. Было тихо. Даже слишком тихо. Я шла не спеша, так, насколько мне позволяли идти остатки моих сил. В конце коридора вдруг стало ещё темнее – здесь и вовсе все не горели.

И мне этого хватило, чтобы зацепиться взглядом за нежный полусвет, лившийся из единственной приоткрытой двери. Я проходила мимо, глядя на пол, на то, как свет из-за двери разливается в полутьме коридора.

Я бы шла дальше, к своей комнате, даже не поднимая взгляда, если бы не этот голос, если бы не это имя...

– Джеймс...Ну почему всё так?

У меня внутри как будто бы что-то выключили. Я пораженно замерла на месте, уставившись куда-то в темноту коридора. Я даже не поняла сначала, показалось ли мне или нет.

– Почему?...

Медленно, как во сне, я повернулась к двери, осторожно подошла к ней и аккуратно приоткрыла её.

Доктор Ли сидела за столом. Настольная лампа на её столе была включена, и слабый свет рассеивался в комнате, создавая приятный полумрак. Комната была обставлена также как и моя – металлический шкаф стоял справа от двери, в углу стояла кровать. Все просто и аккуратно.

Мэдисон сидела ко мне спиной, поставив локти на стол и закрыв лицо руками. Она была одета в свой белый халат, перепачканный в пыли и грязи, а её хрупкие плечики вздрагивали, пока она едва слышно причитала.

– Джеймс...Как ты мог уйти?...Как ты мог оставить меня?...

Я молчала, не в силах пошевелиться. Из меня мгновенно вышибло все мысли. Я почувствовала как по моим рукам и шее разливается холодная дрожь. Осознание правды давило на меня тяжелым камнем. Догмит сидел возле двери, тихо, как мышка. А я стояла посреди комнаты, не в силах шевельнуться. Стены, казалось, сжались, а полутьма сгустилась. Я, кажется, перестала дышать.

Сейчас, в одну секунду мне всё стало ясно. Все мои предположения, которые я делала раньше, подтвердились.

– Поверить не могу, – тихо произнесла я, едва шевеля губами. – Так Вы всё-таки любили моего отца...

Доктор Ли вздрогнула и резко обернулась. Её бледное, уставшее лицо было заплаканным, щёки и нос раскраснелись, а губы слегка распухли. Никогда не видела её в таком состоянии и предположить не могла, что увижу. Она выглядела такой несчастной, что я мгновенно растерялась.

– Кайли?...– тихо и испуганно выдохнула она. – Боже мой, что ты тут делаешь?...

Я не знала, что ответить. Меня так захлестнуло ледяное осознание правды, что я не находила сил для ответа.

– Я...– запинаясь, выговорила я, а затем показала на дверь. – Я просто проходила мимо... И услышала... – Доктор Ли несчастно всматривалась в моё лицо. – Я услышала имя моего отца, – закончила я, беря себя в руки и едва заметно выдыхая.

На несколько мгновений между нами повисла напряженная тишина. Доктор Ли не отрываясь смотрела на меня, а я на неё.

– Проходи, – неожиданно сказала Мэдисон, указывая мне на кровать.

Я неуверенно прошла к её кровати и осторожно села на неё. Спустя секунду, я робко подняла взгляд и во все глаза уставилась на доктора Ли. Она грустно и смущенно смотрела в стол, крутя в руках салфетку. Перед ней на столе лежала фотография, я с болью кинула на неё взгляд, понимая, что это фотография, на которой изображен мой отец. Я отвела взгляд, не в силах смотреть на карточку. Так прошло несколько минут. Мы просто молча сидели, ни о чём не разговаривая.

– Так Вы расскажите мне? – решившись, тихо спросила я.

Некоторое время доктор Ли продолжала молчать, глядя в стол пустым взглядом, а потом положила руки на стол и кивнула.

– Да, расскажу. – Она тяжело вздохнула. – Я расскажу тебе всё о том, что было тогда...

Я прикусила губу и с серьёзным видом уставилась на Мэдисон, чувствуя как колотиться сердце в моей груди.

– Я любила твоего отца, Кайли. Я любила Джеймса всем сердцем всё это время, что мы были знакомы. – Доктор Ли оторвала взгляд от стола и повернулась ко мне. – Всё это началось в те годы, когда мы были молоды, а тебя ещё не было на свете, – хриплым голосом сказала женщина. Её глаза как будто бы заволокло туманом воспоминаний, в них зажегся какой-то непонятный мне огонёк. Она отвела взгляд и смотрела куда-то в стену, чуть выше моего левого уха. – Около десяти лет назад я познакомилась с Джеймсом и Кэтрин. Благодаря этому знакомству, моя жизнь изменилась. Понимаешь, когда я первый раз увидела твоего отца, моё сердце стало биться по-другому. До сих пор я могу сказать, что для меня он был и останется самым прекрасным, самым любимым мужчиной на свете. Я влюбилась в него с первого взгляда и была только рада начать с ним совместную работу над проектом. В те времена... – Доктор Ли вздохнула и грустно улыбнулась, – В те времена мы были с головой погружены в науку и мечтали изменить мир. Сделать его пригодным для жизни. Основой для всего была мечта Кэтрин. Она, как я и сейчас помню, была пропитана верой – в Бога, в проект, в новый мир. Кэтрин с самого начала лелеяла мечту изменить ту основу мира, которая нужна была людям для жизни – очистить воду. Сначала нам казалось, что это невозможно. Какими способами это можно было сделать? Как это вообще было возможно осуществить? Мы долго думали над этой идеей. И потом появились первые мысли о проекте "Чистота", который и стал нашей жизнью... Моей жизнью. – Доктор Ли нахмурилась, затем вытерла слёзы и бросила на меня короткий взгляд. – Проект "Чистота" изменил наши судьбы. Мы работали плечом к плечу вместе с Джеймсом и Кэтрин почти десять лет, мы строили планы, проделывали огромную научно-исследовательскую и практическую работу, жили и мечтали. Я любила твоего отца за его бесконечное трудолюбие, за его открытость, доверие, стремления. Я верила в него. Моя любовь росла изо дня в день. Каждый раз, когда я смотрела на него, моё сердце замирало. Я изо всех сил старалась держать себя в руках, чтобы он никак не догадался о моих чувствах. Я наблюдала за ним исподтишка из года в год, я следила за его действиями, за его работой, за тем, как он жил. Джеймс всегда был добр ко мне. Мы действительно были хорошими друзьями, хоть я, признаться, мечтала о большем. Мы были хорошими друзьями с ним и отличными подругами с Кэтрин, которая всегда была доброй и понимающей. Вот так вот втроем мы работали и жили. И наша жизнь была счастливой. Мы делали то, к чему стремились, то, в чём заключалась цель нашей жизни. А потом...потом случилось то, что изменило мою жизнь навсегда. Кэтрин...Кэтрин сказала мне, что Джеймс признался ей в любви и сделал ей предложение. – Доктор Ли тяжело вздохнула и прикрыла глаза, в которых отражалась непомерная грусть. – Я не знала, что Кэтрин уже давно была влюблена в Джеймса. Я не знала о том, что он уже давно был влюблён в неё.

Они поженились, и их любовь с каждым днём всё больше и больше росла на моих глазах.

Они старались сдерживать себя при мне, но я видела счастье, которое блестело в их глазах. – Доктор Ли посмотрела на меня и слабо улыбнулась. – Я никогда не видела их такими счастливыми. Я была искренне рада за них и желала им только счастья, но моя любовь к Джеймсу не стала меньше ни на йоту даже тогда, когда он выбрал твою мать. В те дни, когда их счастье разгоралось, а любовь цвела, я умирала. Я мучилась и умирала от скорби неразделенной любви. От палящего огня моей любви к Джеймсу, от жгучей ревности, от едкой зависти. Я не могла смотреть на них, я не могла смотреть на Джеймса. Я умирала, но я должна была молчать.

Я понимала только одно – я не в силах помешать их союзу. Я дорожила дружбой с Кэтрин и желала только одного, чтобы Джеймс был счастлив. Мне было неважно, с кем он будет счастливым, главное, чтобы это счастье было у него. И так прошло ещё несколько лет. Кэтрин забеременела. Это стало воистину радостным событием. Твои родители так долго планировали, как тебя назовут, и как будут растить тебя... Они очень долго ждали этого момента. – Доктор Ли перестала улыбаться, печально уставилась куда-то в пол и прерывисто выдохнула. – Но потом...потом случилось то, что никто из нас не мог предугадать... Твоя мать умерла при родах. Она родила тебя, но её сердце не выдержало. Я никогда не видела Джеймса таким несчастным. Он всё пытался спасти её, даже когда было понятно, что Кэтрин уже мертва. Он всё стоял над её телом, обнимал её, звал и плакал. Я первый и единственный раз в жизни видела, как Джеймс плачет. Потеря Кэтрин стала для нас трагедией. Джеймс потерял любимую жену, я потеряла хорошую подругу, мир потерял прекрасного человека и ученого. После всего случившегося я долго корила себя за одну мелькнувшую в моей голове мысль, которая пришла мне сразу после смерти Кэтрин. Это было подло по отношению к ней, но я подумала, что может быть, наконец, я смогу стать твоему отцу кем-то большим, чем просто хорошим другом. В те горькие дни я подумала, что смогу заменить ему Кэтрин. Что смогу стать ему верной женой, воспитать его ребёнка, сделать его счастливым...– Доктор Ли протяжно выдохнула и извиняющимся взглядом посмотрела на меня. – Я мечтала об этом, но этого бы никогда не случилось, Кайли. Просто потому что твой отец бесконечно любил твою мать. И никто никогда не смог бы заменить её для него.

***

Мэдисон Ли стояла в дверях одной из маленьких комнат Мемориала Джефферсона. Молодая женщина с умными, внимательными глазами и чёрными волосами, убранными в пучок, она была одета в пропылённый белый халат.

Она выглядела растерянно, в её глазах читалась глубокая печаль, а на лице лежал отпечаток недавно произошедшей трагедии. Сердце колотилось в груди, сжималось от боли и нетерпения, кровь, казалось, заледенела в венах от ощущения острого страха. Мэдисон беспомощно сжимала руку в кулачке возле груди.

Женщина тихо выдохнула и прикрыла глаза – сегодня она должна сказать ему всё. Иначе никак.

В комнате, в дверях которой стояла Мэдисон, царил приятный полумрак. Узкая кровать возле восточной стены была аккуратно застелена. На пыльном полу были разложены пачки бумаг и стопки книг. Огромный металлический шкаф стоял у западной стены рядом с широким письменным столом. А около шкафа стояла маленькая самодельная люлька, в которой сейчас мирно спал новорожденный ребёнок. Мэдисон перевела взгляд левее. За письменным столом, спиной к ней сидел мужчина, одетый в такой же пропыленный белый халат, как и у самой Мэдисон. Мужчина сидел, молча глядя на старую фотографию, которую он сжимал в руке.

Мэдисон смотрела на него, и её сердце разрывалось от боли. От жгучей боли и страстной любви. В то же время мрачная тоска раздирала душу Мэдисон на части, жгутом скручивала все внутренности и травила ядом кровь.

"Я должна сказать ему. Должна".

Это была единственная мысль, которая сейчас крутилась в голове Мэдисон. В эти мучительно долгие секунды она ощущала, как все чувства будто бы вымерли. Сейчас их всех вытеснили только два – едкая скорбь и непомерная любовь. Мэдисон подняла осторожный взгляд на Джеймса. Он всё ещё неподвижно сидел за столом и всматривался в фотографию. Это ожидание могло бы длиться часами. Мэдисон знала, что сейчас для Джеймса не существует окружающего мира, только его неизмеримое горе и его ребёнок. Одна минута перетекала в другую. Мэдисон всё ещё стояла в дверях и молча смотрела на свою любовь. Сейчас, в эти секунды, она не просто ждала, она решалась.

– Джеймс, – едва шевеля губами наконец выдохнула доктор Ли.

Джеймс едва заметно вздрогнул и обернулся. Мэдисон едва сдержала судорожный вздох, когда увидела его лицо. Самое любимое лицо на свете. Он постарел. За эти несколько дней он постарел на годы. Морщины на его лбу и около глаз стали отчетливее, лицо как будто бы посерело, но самым страшным был его взгляд. В этом взгляде читалась такая скорбь, какую редко можно было увидеть в глазах человека. Эта трагедия сломала его, горе отпечатком легло на его лицо. Он был бледен. Бледен и измучен. Щетина покрывала нижнюю часть лица Джеймса, под глазами залегли глубокие тени, ресницы едва подрагивали, но глаза... Его карие глаза казались сейчас почти чёрными. Две неизмеримо глубокие бездны на бледном лице. Его сердце разбито вдребезги, также как и жизнь, как и всё, что у него было. Потому что всё это было связано с ней. С Кэтрин.

Доктор Ли прикусила губу. Говорить было тяжело, тяжелее, чем она думала.

– Я хотела...поговорить с тобой, – тихо сказала Мэдисон, опуская глаза.

Джеймс тяжело вздохнул и что-то прохрипел в ответ, он растерянно отложил фотографию, кинул взгляд на спящего ребёнка и поднялся с места. Его движения были такими, словно бы он не знал, что ему теперь делать. Он вышел в коридор вслед за Мэдисон. Слепящий дневной свет ламп подрагивал, делая лицо Джеймса ещё бледнее. Мэдисон тихо выдохнула – сердце сжалось и зашлось в груди с ужасающей силой.

Мэдисон незаметно прислонилась к стене, понимая, что ноги едва держат её. Вот и всё. Пришло время. Сейчас она всё скажет ему, а дальше – будь, что будет.

– Да, Мэдисон...– тихо произнёс Джеймс, останавливаясь напротив женщины и глядя в её растерянное и бледное лицо. – Я тоже хотел тебе сказать кое-что.

Мэдисон потерялась. Что-то сказать? На секунду в её голове мелькнула мысль о том, не хотел ли Джеймс сказать ей что-нибудь о своих чувствах. Но эта мысль также быстро погасла, как и вспыхнула. Нет. Джеймс всем сердцем любил только Кэтрин. И ничто и никогда не заставит Мэдисон усомниться в этом. Он хотел сказать что-то другое, но что? Мэдисон почувствовала бессилие и слабость, она на секунду закрыла глаза, досчитала до трёх и выдохнула:

– Тогда...ты первый, – просто сказала она и замерла, ожидая услышать чего угодно и стараясь морально себя подготовить к тому, что может сейчас сказать ей Джеймс. Её Джеймс. Её любовь, её страдание, её страсть. Всё то, что у неё было. И всё то, что ей никогда не принадлежало.