Текст книги "Прежде чем мы проиграем (СИ)"

Автор книги: wealydrop

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 48 страниц)

За неделю Гермиона изменилась и стала похожа чем-то на Тонкс: бледная кожа лица, стеклянные чёрные глаза, в которых, кажется, скопилась скорбь всего мира, и едва розовеющий оттенок губ, потому что недавно она их кусала. Она долго вглядывалась в пустоту рассеянным взглядом, затем опустила глаза на раскрытую книгу, медленно закрыла её, поднимаясь со скамьи, и прошла к ближайшему стеллажу, чтобы поставить на место.

Том тихо и медленно подошёл к ней, жадно разглядывая профиль волшебницы и усиленно сдерживая дыхание от настигающих чувств. Он ощущал, как внутри поднимается огромная волна, готовясь обрушиться в любую секунду. В груди становилось больно от нехватки воздуха, а кровь слишком громко застучала в ушах, нарушая воцарившуюся тишину. Гермиона поставила книгу на полку и замерла, зацепившись пальцами о корешок. Она рассеяно посмотрела на ряд книг перед собой, приоткрыв рот, словно прислушиваясь или пытаясь что-то различить своим осязанием. Том ощутил, как она сильнее проникается к присутствию частью его магии, как стал вибрировать вокруг воздух, готовясь скрежетать разрядами молний, как стало душно и невыносимо оставаться неподвижным, разглядывая малейшее трепетание ресниц. Они стояли долго, словно были неживыми, пока рука Тома медленно не потянулась к предплечью Гермионы и не прикоснулась к ней кончиками пальцев.

Та прерывисто выдохнула и опустила веки, задрожав, как осиновый лист на ветру. Высоко поднятая волна, наконец, обрушилась лавиной на всю сущность, затмевая рассудок и выдворяя за грань какую-либо логику. Том неторопливо поднял руку к плечу, шумно выдохнув от переизбытка жалящих чувств, и ощутил, как закружилась голова, ещё громче застучала кровь, а реальность стала распадаться на куски, оставляя в поле зрения только Гермиону, которая рассеивалась в его глазах, превращаясь в тёмный расплывчатый силуэт. Собственная магия обняла за плечи, наполняя невероятной мощью, в то время как Гермиона почувствовала обратное – её ноги подогнулись, а голова упала набок, рассыпав на плечо всю копну кудрявых волос. Она резко вцепилась в полку тонкими пальцами и судорожно невнятно простонала, не имея возможности не преклониться перед возникшей силой. Она жестоко обрушилась на неё, обволакивая чёрной тенью невыносимого и желанного тепла, пальцы соскользнули с твёрдой поверхности, и Гермиону потянуло вниз. Том опустился в то же мгновение, словно короткая нить тянула его за ней на дно. Глаза продолжали жадно разглядывать черты женского лица, как будто его зрачки впитывали в себя какую-то энергию, дающую невероятное превосходство и силу, которой, казалось, можно поставить на колени весь мир. Внутри с ужасной мощью колебалась магия, желая вырваться наружу и обхватить обмякшее тело, не способное даже противостоять давящим чувствам. Том уже не различал лица Гермионы, пропадая в тумане иллюзорного мрачного мира, в котором сверкали и трещали молнии; его пальцы устремились к тонкой коже на шее, нащупывая пульсирующую артерию в том жесте, в каком несколько вечеров подряд его ладонь шарила по мягкому одеялу, выискивая что-то необходимое. В этот раз пальцы сжали не пустоту, а живую трепещущую плоть, с каждой секундой сдавливая сильнее кожу до боли, пока Гермиона судорожно не всхлипнула. Она оживилась и протянула дрожащую руку к невидимому, цепляясь за рукав плаща и так же теряя действительность. Ледяные пальцы сдавливали горло ещё сильнее, и Том даже не осознавал, что не может остановиться от сумасшедшего потока тепла, что пробегало, как ток, от кончиков пальцев прямо в душу, наполняя его сущность большей силой и неистовой магией. Глаза Гермионы заслезились, а пальцы больно обхватили запястье пытающей её руки. Вторая ладонь дёрнулась к Тому и сжала рубашку на груди, больно цепляя за ней непослушными пальцами кожу. Она потянула его на себя и услышала рядом с собой прерывистое, едва различимое дыхание. Том сдавливал шею сильнее, притягиваясь к пересохшим губам, как одержимый суккуб, желающий выжать из Гермионы всю жизненную энергию. Его манил невидимый сгусток души, который он хотел буквально высосать из оцепеневших губ. Отключившийся разум не понимал, как ногти больно царапают его кожу на груди, и как сам вводит в агонию жертву, безумно манящую и притягивающую своим теплом. Тонкие приоткрывшиеся губы желали забрать любой горячий вздох, поглотить чужую жизнь, растворить в себе дрожащую перед ним магию, овладеть ею и не отпускать. Поймав губами судорожный тихий стон боли, Том прикоснулся к трепещущей коже лица и не сдержал томный вздох от ошеломления. Безумная завихрившаяся магия жгла и стравливала быстро растекающуюся по венам кровь, внутренний дьявол проснулся в груди и заставлял нагло и жадно вытягивать жизнь. Том медленно провёл по напряжённым скулам и нашёл чужие и пересохшие губы, готовые кричать в агонии от удушения. Звук тока заскрежетал в ушах, продолжая туманить реальность. Наконец, он перестал сильно сдавливать шею и только потому, что не уловил желаемое дыхание. Ледяные пальцы едва смогли ослабить хватку, Гермиона жадно вдохнула горячий воздух, ослабив давление пальцев на мужской груди. Губы соприкоснулись, и ничего не видящий и не осознающий Том резко оттеснил Гермиону назад, больно вдавливая её голову в нижнюю полку с книгами. Невидимая сила ужасно подмывала вырвать из неё всю жизнь, высосать все соки, разорвать её душу на части, овладеть каждой клеточкой волшебства. Другая ладонь Тома схватила Гермиону за рубашку возле ключицы и небрежно дёрнула на себя. Губы прижались ещё сильнее, вызывая у жертвы болезненное чувство, на которое ему было абсолютно плевать. Со звериной страстью он проник языком в её уста, резко обхватил рукой за плечи и зацепил кудри, сжимая рубашку и больно стягивая пряди непослушных волос. Гермиона пискнула, но звук тут же пропал и растворился в шумящих искрах наэлектризованного воздуха. Чувствуя, как внутри вырывается беснующее чудовище, Том злостно закусил губу и мгновенно ощутил на губах девчачьи слёзы и терпкий вкус крови. Пальцы снова сдавили тонкую шею, жаждая забрать тепло беззащитного существа, которое стало слабо предпринимать попытки оттеснить дьявола, приносящего физическую боль. Но Том был непоколебим. Его дикие чёрные глаза впились в стеклянные и испуганные, а губы продолжали терзать чужие, вытаскивая всё тепло, всю магию, чтобы опустошить жизненный сосуд до дна.

Спадают дезиллюминационные чары. Захват Гермионы ослабевает, глаза тускнеют. Том разжимает ладонь, движения губ замедляются и совсем замирают. Ток в ушах перестаёт трещать, уступая место только стуку крови, а звериный взгляд фокусируется на чёрных опустошённых глазах. Том тихо выдыхает в губы и тоскливо смотрит на изнеможённые черты лица. Одурманенное сознание заставляет ласково и томно прошептать в истерзанные губы:

– Я убью тебя.

Гермиона сморгнула слёзы, слабо сжала чужую рубашку на груди и опустила невидящий взгляд вниз. Том схватил её за грудки и поднял на ноги, моментально прижимая к стеллажу и жадно обхватывая хрупкое тело, наполненное манящей неиссякаемой магией. Пальцы вонзились в спутанные волосы, губы снова овладели чужими, властно призывая отозваться им, и Гермиона с содроганием мгновенно сдалась.

Он не может насытиться теплом – когтистое чудовище разрывало грудь, заставляя причинять боль. Ладонь схватила копну волос, а вторая рука сильнее прижала к своему телу. Том наслаждался испуганным и растерянным взглядом, ощущая, как Гермиона всей душой чувствует на себе испепеляющий и жадный взор. Непослушная рука опустилась к шее, снова сдавливая её и вырывая из груди болезненный стон, тут же пойманный властными губами. Том вдыхал чужое тепло с немыслимой жадностью и жестокостью, с какой Гермиона даже не вдыхала в момент болезненного осознания того, что он не кто иной, как Том Риддл.

Он чувствовал всю податливость своим движениям, – она позволяла душить себя и делать ей больно. Неожиданно её влажные дрожащие пальцы поднялись с груди к заострённым скулам и мягко скользнули по всей линии. Этот жест взорвал ему сознание, и он больно укусил нижнюю губу, вздрогнув от переизбытка чувств. Его пальцы соскользнули с шеи и вцепились в воротник рубашки, грубо притянув Гермиону к себе ещё ближе.

– Остановись, Грейнджер, – тяжело и прерывисто дыша, томно прошептал он, терзая израненные губы. – Я же убью тебя.

Но разум уже давно покинул её. Она снова провела дрожащими пальцами линию от скул к шее, чем вызвала звериный рык из груди Тома. Он ослеп от безумства, ярости и жадности, схватил её за горло, больно сжимая его, и резко прижал к стеллажу. Слабо закусив девчачью губу, он потянул её, медленно поворачивая голову в сторону, и отпустил, ласково скользнув щекой по влажным губам, прикрывая в эйфории глаза. На лице стала появляться хищная улыбка от того, что почувствовал себя котом, играющим с загнанной в угол мышкой. Выросшее из маленького клубочка чудовище готово было мурлыкать, наслаждаясь магией, которую бесцеремонно вытягивал Том. Он снова придушил её, провёл щекой по мягким губам и, немного приоткрыв глаза, насмешливо прошептал:

– Ну же, Грейнджер, включи инстинкт самосохранения.

Но она вцепилась ему в воротник плаща и замерла, судорожно вдыхая знакомый из детства аромат свежести. Его настиг новый приступ злости от того, что не может справиться с собой и оторваться от Гермионы, вызывающей в нём страстное желание овладеть всей её магией. Связывающая их невидимая нить, неумолимо притягивала, не давая ни единого шанса взять себя в руки и отшатнуться. Том снова овладел губами, дающими ему желанное тепло и необъятную силу, тоскливо посмотрел в безжизненные глаза, уже ничего не различающие вокруг, ощутил нестерпимую жажду убить Гермиону, задушить и поймать последний горячий вздох, который слетит с её губ. Внимательно вглядываясь в чёрные глаза, он подумал, что будет очень сильно тосковать по ней, если не сможет вдохнуть её чувства. Он не хочет её терять, но жаждет выжать всю жизненную энергию, ужасно дразнящую и сводящую с ума рассудок.

Где-то глубоко внутри он ощутил тревожность, что не сможет сдержать себя и действительно убьёт её жесточайшей страстью. В подсознании забарабанила мысль, что это неправильно, глупо, неразумно. Том ослабил захват пальцев и губ, борясь с самим собой, злостно простонал, отпустил Гермиону и кулаком со всей силы ударил возле её плеча по книгам. Ярость захватила каждый нерв и заставила бурлить кровь от ослепляющей ненависти. Гермиона вздрогнула, испугавшись звериного взгляда широко распахнутых глаз, отпустила Тома, вжимаясь в стеллаж. Тот отшатнулся, цепляясь за полыхающую злость, неохотно выпустил Гермиону и прикрыл глаза, пытаясь совладать с собой. Чудовище больно вонзилось когтями в сердце, требуя чужого тепла, и, скрипя зубами, он дёрнулся и стремительно поспешил прочь, пока новый приступ жажды не поглотил его с головой.

Наложив дезиллюминационные чары, Том выбежал в прохладный коридор, сгорая от ненависти, злости и ярости. Он пытался преодолеть жажду, обуздать трепещущую страсть и ослабить захват невидимой нити, тянущей его назад.

Через минуту Том остановился, обернулся и замер, направив тоскливый и в то же время звериный взор в конец коридора.

========== Глава 5. Из крайности в крайность ==========

Наложив дезиллюминационные чары, Том выбежал в прохладный коридор, сгорая от ненависти, злости и ярости. Он пытался преодолеть свою жажду, обуздать трепещущую страсть и ослабить захват невидимой нити, тянущей его назад.

Через минуту Том остановился, обернулся и замер, направив тоскливый и в то же время звериный взор в конец коридора.

Гермиона практически бежала, глухо стуча ботинками по каменному полу. Она даже не поправила истрёпанный воротник светлой рубашки. Её рука время от времени вытирала слёзы, текущие из глаз.

Том отшатнулся к стене и упёрся спиной, запрокинув голову и посмотрев на высокий потолок. Он чувствовал непреодолимую тягу, от которой всё тело трясло в лихорадке. Стук крови в ушах начал усиливаться, заглушая далёкий стук каблуков. Какого чёрта он решил притронуться к ней?!

Его тошнило от самого себя. Как он смог позволить себе ввязаться в эту игру, которую затеял сам и из которой уже не знает выхода? Ненависть к себе протыкала раскалённым кинжалом трепещущее сердце, переставшее быть ледяным и бесстрастным. Выросшее из маленького и беззащитного клубочка чудовище рычало в ярости и негодовании, требуя насытить себя теплом и силой. В крови блуждал сильнодействующий губительный и сладкий яд, от действия которого перехватывало дыхание и жалило каждую клеточку тела. На губах остался ощутимый осадок от желанных прикосновений, а тоскливый и в то же время звериный взгляд блуждал по потолку, не видя ничего кроме расплывчатых мрачных теней, пляшущих в медленном и невнятном танце.

Это было слишком странно. Никогда в жизни не приходилось испытывать хоть что-то похожее на одно из тех чувств, что сейчас одолевали его. Пальцы охотно хотели сжать пульсирующую кожу, неритмично бьющееся сердце желало сдавить чужое, пересохшие тонкие губы жаждали поймать любой судорожный вздох, а тёмные глаза мечтали видеть перед собой обожание, преклонение и подчинение мощи магии. Внутри щёлкали искры высокочастотного и горячего тока, заставляющие дрожать все волокна натянутых до предела нервов. Том чувствовал чужую жажду так же хорошо, как и свою, а ещё каждым сантиметром своего тела ощущал приближение манящего тепла.

Он медленно опустил голову, туманным взглядом различая расплывчатый силуэт Гермионы, невольно задержал дыхание, словно это помогало удерживать самообладание, и сдавил пальцы о холодную шершавую поверхность стены, желая провалиться сквозь неё, лишь бы исчезнуть из этого места.

Гермиона замедлила шаг, и Том был уверен, что она так же, как и он, почувствовала колебания наэлектризованного воздуха и услышала появившиеся щелчки разрядов тока. Она неуверенно прошла мимо, покосившись в его сторону, медленно направилась дальше по коридору, причём настолько осторожно, словно шла по краю обрыва. Повернув голову, Том проводил её затуманенным и томным взглядом, сильнее врезался пальцами в шершавую поверхность, надеясь ощутить отрезвляющую боль, но почему-то не обращал на неё внимания, а через несколько мгновений дёрнулся за Гермионой.

Она ускорила шаг и вскоре перешла на бег. Том, как во сне, следовал за ускользающим силуэтом, слепо одержимый желанием достигнуть цель. Он почувствовал себя зверем на охоте, но время от времени сбавлял шаг, притягивая к себе частичку самоконтроля и выдержки. Гермиона вела себя точно так же: то стремительно поднималась по лестницам наверх, то замедляла шаг, едва ли не оборачиваясь назад. Оба не могли уловить равновесие мечущихся внутри чувств, и когда та привела его в коридоры восьмого этажа, наконец, обернулась, растеряно и отчаянно разглядывая пустоту. Она не смогла достигнуть цели, полагаясь на своё самообладание, улетучившееся в одно мгновение, но Том отдалённо понимал, что нужно проявить ещё немного выдержки, если не хочет быть рассекреченным кем-то в замке. Он прошёл мимо Гермионы, преодолевая желание вцепиться в неё, и та, полагаясь на ощущения, последовала за ним.

Она разумно поступила, убегая на восьмой этаж, ведь здесь было действительно безопасное место, способное спрятать любого от чужих глаз. С каждым пройденным шагом становилось тяжелее делать следующий. Его так и подмывало обернуться назад, вцепиться в пылающую магию, затмившую сознание, но, стискивая зубы и тяжело дыша, он продолжал идти к своей цели. Несколько мучительных минут лопались нервы, как тонкие перетянутые струны, пока Том не дошёл до появляющейся в стене двери, грубо не толкнул её и не обернулся на пороге назад. Гермиона наткнулась на него, врезавшись в грудь, мгновенно вцепилась пальцами в одежду, сжимая ладони в кулаки. Тот коротким движением закрыл рукой проход, двинулся на Гермиону и, опуская туманный взгляд на затрепетавшие ресницы и заставляя её сделать два шага назад, загнал к двери. С глухим стуком и тихим хрипом она врезалась в неё, закрыла глаза и жадно вдохнула смешение любимых запахов, касаясь приоткрывшимися губами края расстёгнутого плаща, защекотавшего кожу. В порыве охватившей бесноватости, которую уже слишком глупо было сдерживать, Том грубо вцепился в тонкие плечи, не замечая, как больно сдавливает их, прижал к себе Гермиону, жадно черпая магию, дающую силу и чувство величайшего превосходства. Одна рука скользнула по спине, сжимая рубашку до побелевших костяшек, а другая нырнула к затылку, пальцы сильно сдавили шею, вызвав болезненный стон. Он так жёстко придавил Гермиону, словно пытался расщепить её в себе, растворить всё тепло и его силу. Его рассеянный и невидящий взгляд посмотрел перед собой, замечая только сгусток серых тонов, а в голове затюкала странная мысль, которая вводила в оцепеневшее смятение. Почему она не крошится на куски, как хрусталь? Почему не трещит, как разбитое зеркало? Он же ломает её! Она должна смяться, треснуть, разбиться и обрушить все осколки, все частички магии на него!

Но это не твёрдый предмет в его руках. Обнаруженная мутным рассудком упругость и эластичность тела заставляли сжать ещё сильнее, пока оно не превратится в густую жидкость. Как будто вдалеке Том услышал пронзительный сдавленный крик и медленно, как во сне, опустил широко раскрытые невидящие глаза вниз. Он вспомнил, что перед ним не просто эластичный предмет, источающий магию, а живой человек, который, судя по всему, сгорает от боли во всём теле и не может вдохнуть ни грамма воздуха. Стало тревожно, что, сломав притягивающую жизнь, он потеряет эти безумные чувства и блуждающее по венам тепло, которое было настолько желанным, неукротимым и величественным, что… нет-нет, он сбережёт и будет пользоваться его горячими волнами всегда.

Руки неохотно ослабили хватку, ладонь бережливо поднялась от шеи к волосам, вонзившись в растрёпанную копну и сжимая её так же больно, разве что не смертельно. Необъятная сила хотела сдавить всё, что попадается под руку, не понимая, что тем самым причиняет боль, и Том едва сдерживал агрессивное давление пальцев, ощущая тревожность, что не справится с собой и сделает лишнее движение, которое безвозвратно заберёт манящую жизнь. Рядом звучало судорожное и прерывистое дыхание, перемешавшись со скрежетанием горячего тока, а женские пальцы поднялись выше и надавили на ключицу, возвращая частичку рассудка вызванной болью.

Том смог сфокусировать взгляд на больших испуганных и стеклянных глазах. Их подавленность отразила полное подчинение, которым моментально стало упиваться внутри сидящее чудовище. Когти зверя вонзились больно в сердце, отчего пальцы Тома также больно впились в женское тело. Гермиона сдавленно проронила вскрик и задрожала хуже прежнего. Том ощутил витающий вокруг него чужой страх, пытающийся осесть ему на кожу, и смутно осознал, что всё это время ни разу не дал Гермионе хоть каплю своей магии. Как суккуб, он забирал только себе, не отдавая ничего взамен. Чувствуя царящий вокруг нескрываемый ужас, его внутреннее тепло затрепетало, желая подавить неприятные и раздражающие эмоции, и он позволил своим чувствам выйти наружу.

Гермиона вздрогнула, ощутив, наконец, желанное для неё тепло, мгновенно обмякла в жёстком захвате рук. Том уловил, как испуганный взгляд стал превращаться в томный и невидящий, а веки наполовину прикрылись, оставляя лишь тёмный сверкающий блеск. Чудовище внутри замурлыкало, вызывая странную улыбку, медленно появляющуюся на тонких губах. Наполнившие его чувства от равноценного обмена тепла, зациркулировавшего по кругу от него к ней и обратно, заставили испустить томный вздох. И почему он сразу не додумался дать ей что-то взамен?

Желанные чувства многократно усилились, Том, словно обессилив, прислонился к стене, прижимая к ней Гермиону, и тоже прикрыл глаза, наслаждаясь исступлёнными ощущениями. Он прикоснулся щекой ко лбу и потёрся как ласковый кот, бережливее обнимая тонкое тело и пряча блуждающую улыбку в волосах. Напряжённые пальцы заскользили по всей спине, не сильно впиваясь в плоть через одежду, жестокость отступала, оставляя эйфорию, от которой чудовище трепетало и мурлыкало, ослабляя болезненную когтистую хватку в сердце, продолжая мягко мять его и ритмично медленно сжимать. Его пальцы так же стали повторять эти движения за чудовищем, исследуя спину волшебницы, появилось безумное желание замучить беззащитное существо, утопающее в магии, до смерти. Том приоткрыл туманные глаза и с полной отдачей чувственно сжал обмякшее тело. Сколько он не делился силой с Гермионой, но такой импульс она не готова была принять – она безжизненно уронила голову вбок, сверкнув томными глазами, кудри спали на лицо, и прозвучал протяжный жалобный стон. Том почувствовал, как внутри неё всё начало сгорать, не справляясь с мощью энергии, как огненная лава прожигала нервы, превращая в безжизненную куклу, как её дыхание затруднилось, и даже губы больше не могли поймать воздух. Казалось, Гермиона сейчас же потеряет сознание, но её обтянутые плёнкой зрачки продолжали сверкать из-под полуопущенных ресниц. Том нырнул ладонью в волосы, поднимая отяжелевшую голову и привлекая её к себе, пальцем надавил на щёку и губами мягко и уверенно вонзился в нижнюю девчачью губу. Его затрясло, как в лихорадке, от того, что Гермиона совсем растеклась, превращаясь в какую-то густую жидкость, способную принимать любую форму в его руках. Стук крови в ушах стал слишком громким, заглушая скрежетания молний, перед глазами всё расплылось, и Том снова стал забывать, что ладони сжимают живое существо. Пальцы опустились к плечу и невольно сдавили его без возможности ослабить хватку. Как путник, сгорающий в пустыне от многодневной жажды, он припал к оцепеневшим губам, словно к воде, стал терзать своей страстью со звериным желанием вытянуть жизнь. Гермиона обмякла, как тряпичная кукла, и стала скатываться по стенке вниз. Том не сразу среагировал, губы разъединились, и он резко отпустил плечо, едва успевая подхватить ускользающую волшебницу. Поднимая её, он встряхнул тело и, обнимая рукой за плечи, крепко и бережно прижал к себе, зарывая слабую улыбку в волосах и тоскливо глядя рассеянным взором в пространство перед собой. На задворках сознания он уловил мысль, что поступает жестоко и нужно притянуть к себе хоть немножко разума, иначе есть огромный шанс лишиться источника горячего тепла, а Гермиона попросту не выйдет отсюда живой.

Едва сдерживаясь и выискивая в себе частичку самообладания, Том глубоко вздохнул и почувствовал, как дрожат все его нервы. Напор чувств, которые он пытался обуздать, стал уменьшаться, а Гермиона – оживать. Её тонкие пальцы соскользнули с груди и захватили волшебника в объятия, сцепляясь за спиной в замок.

Том чувствовал себя в каком-то сне: неуправляемом, рассеянном и неподвластном его логике и разуму. Рассудок затерялся в глубинах мрачной пропасти и абсолютно не собирался возвращаться обратно. Кровь и разряды тока гулко шумели в ушах, ладони едва сдерживались, чтобы не сомкнуться в болезненном захвате, а невидящий взгляд продолжал различать только серые тени перед собой. Он даже не понимал, чего сейчас хочет и что должно быть дальше, поэтому по-прежнему неподвижно стоял, крепко прижимая Гермиону к себе, и пытался не сорваться в новую бездну неукротимых чувств. В голову, наконец, пришло нужное слово – баланс. Нужно поймать баланс.

Но этого делать не хотелось, и он дальше пребывал в замешательстве, испытывая странное ощущение, словно время остановилось.

Непослушные пальцы медленно прошлись за спиной от плеча к шее и, чуть надавливая подушечками, стали вырисовывать линии на коже за воротником рубашки. Гермиона неторопливо подняла голову, и Том, почувствовав на себе взгляд, рассеянно посмотрел в ответ. Он различил блестящий туманный взор, который спустя несколько мгновений спустился с тёмных глаз на тонкие губы.

Чёрт, она хотела его тепла! Если он пытался сдержать себя от возможного непоправимого стечения обстоятельств, то она вообще не пыталась как-то помочь ему в этом, словно не понимала, чем это может грозить. Томный взгляд манил продолжить выжимать из неё жизнь, и, едва хватаясь за тонкую нить выдержки, Том хрипло прошептал:

– Остановись.

Но даже если бы она отвела взгляд или внезапно оттолкнула, то это уже не остановило бы его. Частичка самообладания стала растворяться в нахлынувшем потоке страсти, и, отпуская держащую его ниточку, Том мгновенно сжал в кулаке копну волос и приник к губам Гермионы, до боли прижимая к своим, пытаясь вырвать пульсирующую в них жизнь. Резким движением он развернулся вместе с ней, заставил выгнуться под давлением своего тела, и та подогнула ноги и стала опускаться вниз, теряя реальность. Её ладони разжались, и только пальцы смогли зацепиться за край плаща, потянув за собой Тома. Неясный звериный взгляд тёмных глаз жадно начал всматриваться в поблёскивающий взор, черпая затаившееся в нём тепло. Том бездумно исследовал каждый сантиметр тела, сдавливая до боли кожу, спрятанную под одеждой, стягивая волосы цепкими пальцами и с дрожью в зубах кусая губы.

Может быть, Гермиона уже успела пожалеть, что заставила встрепенуться чудовищу, сидящему в груди Тома, но ему было плевать. Она разбудила задремавший вулкан и заставила извергнуть кипящую лаву с чёрными столбами дыма, затмившими всю действительность и какую-либо разумность. Он жаждал магии настолько сильно, насколько вообще её можно было желать. Том заставил Гермиону дрожать от боли захватов и разгорячённого тепла, стремящегося с кровью в каждую клеточку её души. Неожиданно он схватил её за грудки, резко поднял и отшвырнул вглубь комнаты, мгновенно настигая следом, как ураган. Растерянный взгляд Гермионы сфокусировался на ожесточившихся чертах лица, и комната стала наполняться терпким страхом, который неприятно защекотал пылающую кожу. Том жадно обхватил Гермиону, желая подавить её ужас, и снова выплеснул на неё безумные чувства, заставившие женское тело обмякнуть. Он вынудил её сделать несколько шагов назад, врезаться ногами в подлокотник дивана и обрушиться вниз. Каштановые кудри, рассыпавшиеся на мягкой поверхности, – это, наверное, всё, что он смог тогда различить.

***

Том сидел за круглым небольшим столом, опираясь на него локтем, и держал между пальцами дымящую антрацитовым дымом сигарету. В комнате стоял полный мрак, разве что время от времени в темноте ярче загорался красный уголёк, когда тонкие губы зажимали сигарету, втягивая в себя дым. В углу тусклым зелёным цветом горела единственная оставшаяся целой лампа, освещая щепки от разбитой мебели, осколки стекла и разорванные книги на полу. Том не обращал внимания на бардак, рассеяно глядя в пространство в лёгкой задумчивости. Некоторое время назад он был вне себя от ярости, а сейчас пребывал в полном спокойствии от единственной мысли, что волшебница, уже который час бездвижно лежащая на диване с закрытыми глазами, принадлежала ему.

«Это моё и моё принадлежит мне».

Странно было признавать то, что в мире есть какая-то особая связь – ниточка, которая была ему не подвластна. Её не разорвать, не обрезать и не спалить к чертям! Не менее шести часов назад его рассудок полыхал от необузданной жажды магии и жизни, теплившейся на истерзанных губах. Он напрочь забыл, что перед ним и в его руках находится живое существо, в абсолютном помутнении пальцы не замечали, как больно сдавливают тело, и губы не ощущали, как жестоко впиваются в чужие. Наверное, если бы Гермиона не перестала подавать признаков жизни, то сегодня она уже не проснулась бы. Своей безумной жадностью в странной и звериной страстности Том довёл её до бездыханности – она потеряла сознание. Он смог различить бледность её лица, ощутить полное отсутствие отзывчивости, и когда это произошло, то тревожность и тоска стали сжимать ему глотку, приводя в растерянность от того, что сейчас он лишился источника силы и ощущения величественного превосходства. Несколько секунд Том пытался сообразить, что Гермиона не мертва, а она действительно просто потеряла сознание от удушения и пришла в себя спустя минуту, открыв глаза и испуганно взглянув на него. Её взор отразил что-то потустороннее, как будто она только что побывала в загробном мире и вернулась назад, ориентируясь на светлые блики, ведущие её обратно к жизни. Тоскливый взгляд жадно впился в блестящие глаза, а ледяная ладонь прикоснулась к бледной щеке, подавая мягкие незыблемые волны тепла. Гермиона приходила в чувство, вспоминала, где находится и что происходит.

Странно, но в тот момент тоска заглушила всю жадность. Том осознал, что не готов за один раз вызволить манящую жизнь и не желает расставаться с эйфорией, которую приносила необычайная циркуляция магии. Снедающая тоска оказалась сильнее всех чувств, что недавно бушевали в нём, пробудилась осторожность, терпеливость и даже настигли странные ласковые ощущения, поддаваясь которым, Том медленно и осторожно провёл по волосам Гермионы, словно, надави чуть сильнее, она сломается. Нет, он не мог позволить ей уйти так просто и оставить без восторженных и ошеломительных чувств, которые не выразишь даже никакими словами. Приводило в безумие мысль, что это ощущение принадлежало ему – он испытал его, он знает, насколько оно невыносимо мощное, подавляющее, величественное и сладкое, и внутри сидящее чудовище ни за что не дало бы покончить с этим раз и навсегда.

Продолжая находиться в беспамятстве и поддаваясь чувству тоскливости, Том рассеяно посмотрел в туманные глаза, которые успели сменить испуг на что-то другое, и интуитивно притянулся ближе, замирая лишь в нескольких дюймах от бледного лица. Хотелось сильно сжать её в руках всего-то ещё один раз! Он отвёл невидящий взгляд от Гермионы, прикоснулся щекой к опухшим истерзанным губам и мягко сжал её за плечи, получив в ответ обессиленное объятие рукой.

Это одержимость магией. Она не давала ему покоя и абсолютно не пробуждала рассудок. Все движения были подчинены только эмоциям, но никак не логике. Он был словно во сне, которым управляла странная магия и мурчащее от эйфории чудовище, сидящее в груди.

Одержимость, которая была ему не подвластна.

Как может быть что-то неподвластным ему? Том победил смерть, время и неужели не победит магию?

Эта мысль прозвучала так неожиданно, как гром среди ясного неба. Осознание врезалось в голову, как острая шпага, протыкая безрассудность и тоску. Какого чёрта?!