Текст книги "Прежде чем мы проиграем (СИ)"

Автор книги: wealydrop

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 48 страниц)

Том замолкает, отталкивается от подушки и оказывается напротив Гермионы, у которой на лице отражается смесь странных чувств, даже незнакомых ей.

– Меня одного не хватило на то, чтобы совершить задуманное и избавить этот мир от всего, что может представлять угрозу, а вырванные чувства лишь сыграли не ту роль: я превратился из гения в злодея, утратившего всё людское в погонях за справедливостью. В итоге я потерял и силу, и чувства, и самого себя. Я. Потерял. Всё.

Он выдерживает паузу, украдкой смотрит вниз на ладони Гермионы, а затем возвращает на неё взгляд и продолжает:

– Выходит, я не справился один, Гермиона. Но я должен справиться с тобой. Потому что если не справимся мы – с этим не справится никто.

Она опускает голову, пережёвывая это всё в голове и хочет закричать от услышанного. Кажется, перед ней сидит настоящий Том Риддл, у которого было детство, юность и начало взрослой жизни в те годы, о которых она не имела никогда чёткого представления, потому что не жила там, не чувствовала ту атмосферу и не знает тот жизненный уклад, бросивший ему вызов. Она абсолютно не знает настоящего Риддла, что вечно прячется под тысячами масок, видимо, перед зеркалом каждое утро выбирая, какую нацепить сегодня. И она с изумлением понимает, что сейчас он действительно преисполнен гениальными идеями, свежими мыслями и справедливыми мотивами, а давно полыхающая ненависть затем тупо сожгла его дотла и превратила в Волан-де-Морта.

Это было ужасно. Это задевало до глубины души.

– Когда я найду способ забрать тебя с собой, полагаю, я так же ничего не буду помнить, и я даже плохо представляю, что тебе нужно сделать, но одно я точно знаю: заставь меня вернуть чувства. Загадка кроется в том, чтобы диадема перестала хранить в себе всё, что я туда спрятал. Тогда она не попадётся никому, тогда она перестанет действовать и исчезнет эта петля, а я не потеряю себя. Ты поняла меня, Гермиона?

Она незаметно кивает и даже не думает что-либо говорить, потому что слишком тяжело воспринимать всё то, что она услышала.

Как и полагалось, за всеми обстоятельствами стоят куда более другие обстоятельства, о которых она не знала. И они были слишком весомыми. Слишком серьёзными.

Они были слишком масштабными.

Том протянул руки и аккуратно обхватил её, чтобы прижать к себе.

– И теперь, когда ты знаешь всё, что я преследовал и чего от тебя жду, я хочу чтобы ты отнеслась ко всему серьёзно и беспрекословно слушалась меня. Ты отправишься с Поттером на поиски крестражей, а я буду искать способ, как захватить тебя с собой. Со мной находится станет опасно, поэтому я сам буду приходить к вам.

– Но зачем тогда искать крестражи? Если всё это становится неважным, – грудным голосом отвечает Гермиона в плечо.

– Это на случай, если я ошибся. У вас должен быть шанс уничтожить Волан-де-Морта. Да, ценой жизни Поттера, но это единственный шанс, и я хочу, чтобы в случае неудачи ты им воспользовалась. Ты должна им воспользоваться.

– Ты найдёшь способ, я верю, – шепчет Гермиона в ответ, всеми силами души веря, что это так.

– Должны быть предусмотрены все варианты, и проигрыш – это один из них.

– В таком случае, ты убиваешь Волан-де-Морта. Почему? Это же твоё будущее!

– Потому что мне не нужно такое будущее. Он такой же ублюдок, как и те, кто думает, что может решать судьбы множества людей, и пока такие люди властвуют, никогда ничего не изменится, а я хотел именно изменить всё.

Гермиона больше ничего не думает отвечать. Она медленно опускается вместе с Томом на подушку, закрывает глаза и крепко обнимает его.

Они должны победить любой ценой.

***

Она пробыла там семнадцать дней, прежде чем отправиться к родителям домой.

Том настоял на том, что бы не тратить время в пустую: он проверил уровень её подготовки защиты и атаки, более менее научил дезиллюминационным долгосрочным чарам, пополнил арсенал проклятий, подробнее изучил вместе с ней защитное ядро совместного волшебства, а к моменту расставания глубже проникся в эмоциональный фон Гермионы, научив и её прекрасно разделять чувства, что вызывала магия, от тех, что по-настоящему пребывали в ней.

В конце июня Гермиона ступила на порог родного дома.

А через неделю Том среди ночи забрался в окно её спальни на второй этаж и принёс газету, в которой Гарри Поттер стал нежелательным лицом в магическом мире.

– Что это значит? – сиплым голосом спросила Гермиона, протирая тыльной стороной ладони сонные глаза.

Том перестал наматывать шаги по небольшой комнате, остановился напротив Гермионы и резко опустился перед ней на колени, выдёргивая из её пальцев газету.

– Началась охота, Грейнджер. Скоро она начнётся и за тобой. Вот увидишь.

– Ты так и не возвращался? – уточнила она, припоминая, что за последнюю неделю Том выражал подобную мысль.

– А зачем? – спокойно спросил он, бросив на неё привычный непроницаемый взгляд.

Гермиона ничего не ответила, понимая, что спросила глупость, а значит даже до конца не проснулась и ещё ничего не осознаёт.

Она оттолкнулась от стенки, опустила ноги на пол, вытянула руки, потягиваясь после сна, и зевнула, переводя взгляд на неподвижного Тома, смотрящего на неё снизу вверх, кажется, выжидая каких-то слов.

Прошла ещё минута, в течение которой Гермиона играла с ним словно в гляделки, затем разум, очевидно, окончательно проснулся, она резко прикоснулась к кудрявым волосам, чтобы намотать на палец, и тихо прошептала:

– Разве мне неопасно оставаться здесь? Мерлин, Том! Мои родители также будут в опасности! Если меня найдут здесь, то им…

– Ш-ш-ш… – подставляя палец к губам, тихо зашипел тот, покосившись на дверь комнаты, а затем снова посмотрел на волшебницу. – Забудь о них. Не это важно…

– Что значит “не это”? Если я останусь здесь…

– Я знаю, – сильнее шикнул Том, затем резко поднялся на ноги и переместился на край кровати рядом с Гермионой. – Тебе нужно уходить отсюда, потому что здесь тебя уже легко найдут.

Прошла буквально секунда, а она уже подскочила с кровати, выпутываясь из-под одеяла и откидывая его на пол, метнулась к шкафу и только попыталась открыть дверцы, как Том уже оказался рядом с ней, взял её за запястья и развернул к себе.

– Не торопись, – сверкнув в сумраке комнаты блестящими глазами, тихо прошептал он и сжал сильнее запястья. – Это не значит, что прямо сейчас ты уходишь со мной.

– А когда? – тут же растерянно спросила она, впившись туманными глазами в собеседника.

Она увидела, как на его губах появилась слабая насмешливая улыбка, а затем почувствовала, как холодные пальцы расслабили захват и, наконец, отпустили её. Ей показалось, что он прямо на глазах вытянулся, расправляя плечи, и легко произнёс:

– Со мной находиться ещё опаснее, чем здесь, Гермиона. Нужно немного подождать, пока я не придумал, где тебе находиться.

– Через три недели я отправлюсь в штаб-квартиру ордена, там я…

– Через три недели, Гермиона, а не сейчас, – покачал головой Том. – Тебе уже нужно бежать отсюда, и как можно скорее.

Гермиона закусила губу и посмотреть на не заправленную кровать, которая до сих пор хранила её тепло.

– И что ты предлагаешь? Мне некуда идти. Я могу связаться с орденом, но… что я им скажу?

Она посмотрела на Тома, который снова покачал головой и отступил от неё на шаг.

– Почему ты считаешь, что с тобой мне будет менее безопасно, чем здесь? – вдруг додумалась спросить Гермиона, подступая на шаг вперёд и заглядывая в тёмные глаза.

Она проследила, как непроницаемый взгляд, таящий в себе какую-то загадку, обратился к ней, а уголки губ незаметно поднялись и замерли в подобии улыбки.

Он молчал, словно пытаясь вывести из равновесия терпение Гермионы, которая в самом деле стала терять его, потому приблизилась ещё на полшага.

– Почему, Том?

– Есть некоторые проблемы, – наконец, произнёс он и отвёл взгляд в сторону, поджимая губы.

– Что случилось? – тут же задала вопрос та, отчётливо слыша, как сердце забилось громче и быстрее.

Его не могли поймать, потому что он здесь, никто не мог выйти на его след, потому что Гермиона почувствовала бы борьбу или попытку скрыться от преследователей. С ним ничего не происходило, чтобы она смогла учуять его нервозность, переживания или что-то подобное. Так и в чём тогда проблема?

– У меня была ниточка, связывающая логово Волан-де-Морта со мной. Всё это время я получал новости, был в курсе всего и… да, я, в общем-то, знал всё, что там происходит. Сейчас она оборвалась.

– У тебя был там шпион? Кто это?

– Антонин Долохов. Вторую неделю он не выходит на связь.

Том сжал губы, превратив их в тонкую полоску, обошёл Гермиону, абсолютно не глядя на неё, и опустился на стул, продолжив говорить:

– Если раньше я знал всё наперёд, то теперь даже не знаю, что придумал Волан-де-Морт на этот раз. Поттер в газете – это далеко ещё не всё.

Гермиона ощутила лишь на секунду, как нервозность и переживания подступили к Риддлу, но он их быстро погасил, не позволяя ей проникнуться к этим ощущениям.

– Думаешь, он поменял сторону?

– Не знаю, – коротко качнул тот головой, не поднимая с пола задумчивого взгляда.

– Если бы он предал тебя, то, наверняка, Пожиратели заявились бы к тебе в дом…

– Наверняка, – медленно кивнул Том, поднял насмешливый взгляд и показал кривую издевательскую улыбку, – только именно из-за этой возможности я там больше не нахожусь, потому не знаю, так это или нет.

Гермиона на пару секунд прикрыла глаза, пытаясь собраться с мыслями и логически рассудить ситуацию, но это не помогло.

С каждым прожитым днём ситуация становилась сложнее и сложнее. Волан-де-Морт со своими приспешниками значительно быстро набирал силу и протягивал руки к власти: уже главная магическая газета кричала против Поттера.

Это была катастрофа, не иначе.

А что он может сделать дальше?

– Выходит, тебе некуда идти, – заключила Гермиона, открыв глаза и внимательно посмотрев на Тома.

Он выдержал долгую паузу, поджав губы, затем повернул голову в сторону и как ни в чём не бывало просунул руку в карман и достал пачку сигарет.

– Я думаю над тем, куда и когда девать тебя.

– Том, – стремительно приближаясь к нему, резко заговорила та, не отводя пристального взгляда, – мы можем прямо сейчас уйти и скрыться хоть под мостами Лондона…

– Если они придут сюда, то я не уверен, что твои родственнички увидят очередной рассвет, даже если не будет здесь тебя.

Гермиона подумала о родителях, и сердце больно сжалось, а в горле появился ком.

Как же опасно было находится дома, рядом с ними, и не менее опасно быть далеко от них, предоставив на растерзание тем, кто пытаются найти её.

– По этой же причине нам опасно быть вместе, – продолжил Том таким спокойным голосом, словно говорил о погоде. – Неделю назад Тёмный лорд спустил с цепи всех своих собак. Несколько десятков волшебников ищут меня…

– Ты уже встречал их? – высоким от взволнованности голосом перебила Гермиона, нахмурившись.

– Второй раз за неделю, – невесело усмехнулся Том и резко выпустил клубы дыма изо рта, затем медленно направился по комнате, опуская голову, глядя под ноги и высказывая размышления: – Полагаю, Волан-де-Морт нащупывает со мной связь и время от времени видит, где я нахожусь. Я не настолько далеко ушёл в окклюменции, как он, чтобы закрывать сознание, но… волнует другое обстоятельство.

– Какое? – почти не дыша, спросила Гермиона.

– Если он может чувствовать меня, то значит и тебя. Наверняка он догадался, что мы связаны чем-то. Он должен был прочувствовать эту привязанность. И я вот думаю, насколько быстро эта ниточка приведёт его к тебе.

Том резко обернулся и опустил тлеющую сигарету в руке вниз.

– Гермиона? Нам нельзя больше видеться.

Это прозвучало так тихо, но так пронзительно больно, что Гермиона сморщилась, а после приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, но ни одного звука не слетело с губ.

– За один или два дня я решу, куда тебя отправить, пока ты не связалась с орденом…

– Как долго мы не будем видеться? – пропуская мимо ушей последние слова Тома, тут же спросила Гермиона, близко подходя к нему.

– Я не знаю. Может месяц, может два, может больше, – ровным тоном отозвался тот и затянулся сигаретным дымом.

– То есть… то есть сейчас ты уходишь и всё?

– И всё, – тихо подтвердил Том.

Гермиона немного опустила голову, пытаясь принять эту мысль, но разум категорически отказывался анализировать услышанное. Они несколько дней не виделись – это была настоящая пытка, вводившая в крайность: от злости и раздражения до печали и слёз. Но месяц?..

Она ощутила, как слёзы подступили к уголкам глаз и готовы вот-вот выступить наружу, а ком резко застрял в глотке, но прошла секунда, и ледяная рука взяла её за плечо и заставила поднять голову.

– Всё будет зависеть от того, насколько быстро я поймаю Долохова и узнаю о происходящем.

– Ты отправляешься ловить его? А если он утащит тебя к…

– Не утащит, иначе его будет ждать такая же участь, что и Беллатрису.

Это несколько успокоило Гермиону: она тяжело выдохнула и сморгнула слёзы, вспоминая, как Том научился владеть той мощью, что давала их связь.

И ей в голову пришла ужасающая мысль.

– А что если ты ошибся в Долохове? Что если ему нельзя было доверять, и петля постоянно повторяется, а ты не можешь выбраться из неё только потому, что он тебя предал?

Она подняла на него взгляд и почувствовала, как что-то тёплое и мягкое обволакивает за спиной, укрощая внутренние переживания и взволнованность. Тёмный взгляд, как раньше, стал источать незримое волшебство, которое накрывало плечи и утаскивало в бездонную пропасть, и Гермиона ощутила подавляющую своей мощью магию, предназначавшуюся только ей. Этому хотелось поддаться, как в первый раз, перед этим хотелось склониться и уступить, рассыпаться на кусочки и позволить слепить из себя всё что угодно.

Это было слишком завораживающе мощно и подавляюще, и она не сразу поняла, как колени подогнулись, а мужская рука подхватила её за талию и довольно властно прижала к груди.

Антрацитовый дым затуманил на несколько секунд взор, после чего небольшая комната словно изменила свой облик: вокруг почти незаметно заискрили белые вспышки, от которых появилось желание отмахнуться, но спустя ещё несколько секунд всё озарилось тысячами оттенков цветов, вызвавшие абсолютную рассеянность.

– Я не мог ошибиться в нём. Я не мог! – словно уверяя себя, с ноткой отчаяния воскликнул Том, сильнее сжав плечо Гермионы, отчего она поморщилась.

И она почувствовала, как он резко начинает терять контроль.

Он слишком давно не поддавался ярости, чтобы мгновенно терять рассудок, выпускать внутреннее чудовище, что в ту же секунду стало раздирать его сердце, корябаться по закровоточившей ране и фокусироваться только на Гермионе, которая владела его волшебством, его магией, которую он невероятно сильно желал вернуть себе.

Гермиона не сразу поняла, как Том схватил её настолько жёстко и притянулся губами к её, что не успела вдохнуть воздух, потому тут же стала задыхаться и пытаться отпрянуть. Но сил в нём было слишком много, как и бушующей жажды магии, которая уже загремела в ушах протяжным щёлкающим гулом тока.

Он за одну секунду забыл, как нужно контролировать себя, как оставаться собой и каким образом нужно пользоваться волшебством, и как в первый раз ладони устремились к трепещущей коже на шее и скользнули в крепком захвате, чтобы задушить.

– Том! Том! – почти неслышно залепетала Гермиона, чувствуя, как его состояние очень быстро начинает передаваться ей: она не может сдерживать натиск тепла, не может удержать контроль и привести того в чувство.

И она глупо теряет саму себя.

Его пересохшие губы быстро увлажняются, зубы больно вонзаются в её нижнюю губу и вызывают гортанный вскрик.

Мысль о предательстве наглухо свела его с ума. Зачем она её озвучила?

Ей слишком больно, но задрожавшие руки под влиянием тепла тянутся к мучителю и находят воротник рубашки, стискивая так сильно, что Том ещё сильнее нависает над Гермионой и грубо вонзает ладонь в корни волос, с силой сжимая их.

Она чувствует, как рьяно он жаждет разорвать её, сломать, как стекло, убить и забрать всё себе, но вместо исступлённого страха Гермиона пытается поддаться его ярости, утолить жажду, отдать всё возможное и получить награду взамен.

Её прошибает током, цвета исчезают, застилая всё белизной, которая мутно отражается в тёмных глазах, затуманенных антрацитовым дымом, и в голову приходит одна единственная мысль, как остаться после такой схватки в живых: поддаться магии ровно с такой же мощью, с какой поддаётся Том, без раздумий о последствиях.

И в ней впервые просыпается точно такое же чудовище, что всегда управляло Томом. Тепло, как яд, заставляет закипать кровь в жилах, а острые когти больно впиваются в сердце, требуя вырвать из Тома всё, что в нём есть. Безропотно пальцы устремляются к сонной артерии и больно сдавливают её, заставляя волшебника прерывисто выдохнуть и слегка отстраниться, распахнув ничего невидящие перед собой глаза, и ошеломлённо взглянуть на Гермиону. Но она не даёт ему отпрянуть, буквально подпрыгивает к губам и захватывает нижнюю зубами, при этом оставляя ссадины от ногтей на его шее.

Ему становится также больно, как и ей, но он не приходит в себя, а наоборот, принимает это как вызов. Том хватает её за ночную рубашку, чуть ли не поднимает над полом и встряхивает со всей силы, с угрозой прошипев:

– Я ненавижу тебя, Грейнджер. Мне проще тебя убить…

К его ещё большему изумлению она коротко шипит в ответ лишь одно слово:

– Убей.

И в следующую секунду она ощутила, как насмешка пробивает его насквозь: он опускает её вниз, невесело, даже зловеще смеётся в губы и с оттенком безумия всматривается в почерневшие глаза. Звонкий смех быстро приобретает оттенки отчаяния и бессилия, а в душу врывается горечь и тоска, больно сжавшая сердце.

Он не может убить. Он начинает её чувствовать самой тонкой и хрупкой вещью в мире, которую нужно беречь и хранить, как самый значимый трофей. Его губы аккуратно начинают скользить по ровному лицу, оставляя невидимые следы, задевая бледные щёки, приоткрытые глаза и холодный лоб, а руки разжимаются и медленно проникают под плечи, обхватывая Гермиону настолько мягко и нежно, словно лишнее движение может разбить её. И она заражается этой мягкостью, предчувствуя знакомую пропасть, в которую невообразимо приятно срываться и лететь, ощущая невидимые тени за спиной, что обволакивают, чувственно сжимают и утаскивают вниз.

Том крепко и искренне прижимает её к себе и тяжело выдыхает в волосы, полностью пропитанный бессилием, из-за которого с губ пытаются сорваться слова, что за всю жизнь он никогда не произносил.

Но он со стоном в груди так и не может их сказать, потому Гермиона решается помочь в этом.

– Скажи, что любишь, – шепчет ему в шею и горячо выдыхает с замирающим сердцем в груди.

Он некоторое время молчит, не в силах перебороть себя, затем аккуратно отстраняется и заглядывает туманными глазами ей в лицо, после чего едва слышно, с болью в голосе отзывается:

– Ты должна заставить меня полюбить.

– Так скажи, что я уже это сделала.

Но он продолжает безмолвно смотреть на неё, противясь всеми силами души.

– Скажи это, Том, – умоляет его Гермиона, крепче сжимая в объятиях, находя тонкие губы и накрывая их своими.

Но он всё равно молчит, переплетает языки в поцелуе, медленно разворачивает Гермиону и наступает вперёд, оттесняя её к кровати. Он чувствует, как нежно и чувственно она гладит его по щекам, путается в кучерявых волосах, гладит плечи и потом тянет за воротник на себя, стремительно падая на постель и утаскивая его за собой.

Их взгляды постоянно перекрещиваются, загораясь огоньками искреннего желания, ладони скользят по одежде, пальцами нащупывая все застёжки и пуговицы, чтобы избавиться и обнажить друг друга, а сердца бешено бьются, стремясь прозвучать одной музыкой в прерывистых вздохах.

Том аккуратно выводит невидимые линии по изгибам оголённого женского тела, словно изучает его впервые, опускает ладонь к бедру и слабо сжимает, но тут же сладко стонет, ощутив, как горячая ладонь Гермионы проникает ему в брюки. Губы невольно приоткрываются и замирают на несколько мгновений, затем нежно скользят по щеке Гермионы к уху и дарят ей ошеломлённо восторженный вздох, вызывая Тома на откровение.

Она чувствует, как его начинает трясти от безудержного желания – он становится напряжённым и натянутым, как струна, полностью накрывая её собой, готовый прильнуть к ней чуть ли не в следующее мгновение, но она не торопиться спустить с него штаны, ласково обнимает, целует шею и гладит спину.

Он не терпит, снимает одежду сам, но Гермиона выворачивается, мягко заставляет лечь рядом, а сама поднимается и оказывается сверху, принявшись играть с тонкими губами. Она доводит до исступления, до крупной дрожи в ногах, глотает прерывистые глухие стоны и прижимает Тома к поверхности, затем осторожно отстраняется и, заглядывая в темноту взгляда, умоляюще шепчет:

– Признайся, Том.

Он дарит ей тепло взором, заставляя вздрогнуть от наслаждения, прикасается блуждающей улыбкой к её губам и осторожно входит в Гермиону, пробуждая в ней огромную волну исступлённого желания обладать им. Она теряется в нахлынувшей неге и выбрасывает абсолютно всё из головы, отдаваясь каждому касанию и движению, сливаясь в едином потоке с Томом, пропадая в сказочных грёзах и волшебстве.

Она любит, сильно любит и чувствует его настоящим и искренним, привязанным к ней магией и теплом. Она ощущает впервые, как он желает отдать ей всего себя, раствориться друг в друге и стать всем сразу.

Она с упоением замечает, как он закатывает глаза от ошеломления, как изгибаются губы в нестерпимом удовольствии от яда, проникающего во все кровеносные сосуды, как даёт ей услышать рваное дыхание, в котором слышится грешное сладострастие, и как вспотевшие пальцы жадно мнут её тело, наслаждаясь его упругостью до кончиков нервных волокон.

Он крепко стискивает её, вдавливая в своё тело, всем сердцем желая растворить Гермиону в себе, доходит до апогея чувств и эмоций и отдаёт протяжный стон в губы, после чего закрывает глаза и глубоко вздыхает.

Она падает ему на грудь, утыкается носом в шею и, подобно ему, опускает веки, пребывая в недавнем потоке чувств и эмоций.

И наконец слышит самый желанный тихий шёпот, подающий все надежды на то, что пережитые мучения в течение нескольких месяцев произошли с ней не зря:

– Люблю.

Прочная и мёрзлая клетка из самого твёрдого льда с громким звоном лопается и взрывается на тысячи осколков, что вонзаются больно в сердце, жаля и обжигая, уступая место ранее незнакомому теплу и самому невообразимому ощущению, название которого Том больше никогда в жизни не произнесёт.

***

Он ушёл не попрощавшись – вот так просто, не разбудив, не предупредив, не сказав напоследок каких-то слов.

Как во сне Гермиона поднялась с кровати, посмотрела в приоткрытое окно и закрыла глаза, чувствуя, как болезненно режет отчаяние и тяжесть разлуки. Не прошло и нескольких часов, а ей уже хотелось упасть на колени и громко завыть от бессилия и тоски.

Неожиданно кто-то схватил её и грубо зажал ладонью рот, а сзади вплотную прижалось чьё-то тело.

Это был не Том. Это был совсем не он.

Гермиона резко начала брыкаться и мычать, пинаясь ногами назад, но неизвестный тут же воткнул ей в спину палочку, и ничего не оставалось делать, как замереть и выжидать, что же будет дальше.

Она ожидала увидеть кого угодно, но не его.

Антонин Долохов отпустил её, осторожно обогнул, держа палочку на прицеле, а указательный палец другой руки, обтянутой в кожаную перчатку, возле губ, призывая к тишине и спокойствию.

– Вы!..

– Ш-ш-ш…

Гермиона замолчала, нахмурившись, чувствуя, как сердце наполняется строптивостью и воинственностью, но осталась стоять неподвижно.

– Не удивляйся. Если это был бы кто-то другой, то ты была бы уже мертва.

– Что вам нужно? Зачем вы пришли ко мне? Вы хотите привести меня к нему?..

– Тише, зачем столько вопросов?..

– Вы предали его!..

– Не неси чушь, девочка…

– Вы оставили его одного! Вы не вышли на связь! Вы!..

– Заткнись уже, милая, – закатив глаза, устало произнёс Долохов, опустил палочку и принялся с интересом поправлять белые манжеты, торчащие из-под пальто.

Гермиона искренне удивилась такой реакции, передёрнула плечами и осторожно поинтересовалась:

– И всё же, зачем вы здесь?

Антонин закончил поправлять себя, стряхнул невидимые пылинки с рукава и поднял равнодушный взгляд на волшебницу, легко отвечая:

– Я здесь, чтобы спасти твою задницу. Собирайся. Сейчас же.

Та опешила и не сдвинулась с места.

– Чего стоишь? Шевелись! – демонстративно посмотрев на ручные часы, резко остепенил её Долохов, и та почему-то послушалась его: дёрнулась к шкафу и стала собирать вещи.

Некоторое время она под пристальным взглядом собиралась, затем остановилась и посмотрела на волшебника, что протянул ей какую-то маленькую бисерную сумочку.

– Возьми её, сюда всё сложишь. Там уже есть всё, что тебе понадобится, просто кинь тёплые вещи и пошли.

– Куда вы поведёте меня?

– Вниз, будем знакомиться с твоими родителями.

Как обожжённая, Гермиона рванула к двери, так и не взяв бисерную сумочку, загородила проход собой и нервно воскликнула:

– Вы не тронете их!

Долохов смерил её долгим скептическим взглядом, сжал одну ладонь в другой, что держала палочку и сумочку, и не сразу ответил насмешливым тоном:

– Ты, видимо, не проснулась ещё, да? Признаюсь, ожидал куда агрессивнее реакцию на моё появление, но вижу лишь детский лепет и полное бессилие.

Неожиданно он стремительно прошёл к ней, схватил за плечи и грубо встряхнул, прошептав:

– Возьми себя в руки, Грейнджер! Быстро складывай сюда вещи, – он бесцеремонно кинул сумочку ей под ноги, – одевайся и пошли вниз, пока не поздно!

– Сначала объясните, что происходит и куда мы пойдём!

Антонин отпустил Гермиону, поправил шляпу, приняв снова равнодушный вид, расправил плечи и сунул ладони в карман.

– Через час-другой здесь будут Пожиратели смерти, и если ты не соизволишь поторопиться, то лучше убейся, не дожидаясь их.

– Что? – едва слышно переспросила та.

– Быстрее! – прикрикнул тот, снова посмотрев на часы.

Этого Гермионе хватило, чтобы быстро поднять сумочку и начать закидывать туда вещи.

Через пять минут она уже натягивала джинсы поверх пижамы и просовывала руки в рукава кофты.

– Что с родителями? – взволнованно спросила она, когда они вышли на лестничную площадку.

– Нужно стереть им все воспоминания о тебе и отправить в Австралию, где их не найдут.

Гермиона кивнула и с дрожью вцепилась в перила лестницы, ведущей вниз. Долохов почти бесшумно засеменил следом, доставая сигарету из кармана. Раздалось громкое чирканье зажигалкой, после чего резко запахло дымом.

Мистер и миссис Грейнджер сидели в гостиной, когда Гермиона остановилась в проёме за их спинами и повернулась к Долохову, ожидая каких-то слов. Он махнул рукой на волшебную палочку, а затем указал на родителей, призывая действовать незамедлительно, пока их не заметили.

– Если ты увидишь их глаза, то не сможешь справиться с этим, – шепнул ей над ухом и бесшумно сделал шаг назад.

Гермиона попыталась сглотнуть ком, резко образовавшийся в глотке, дрогнула палочкой в ладони, но уверенно прошептала заклятие забвения.

– Умница, а теперь посмотри в окно: видишь, там стоит машина? Сейчас я провожу их, а ты быстро избавься от всех вещей, которые хоть как-то относятся к тебе.

– Куда?.. Куда они поедут? – сиплым голосом спросила та.

– В аэропорт разумеется. Их рейс через два часа, я думаю, им следует поторопиться.

Та послушно кивнула и отвернулась от родителей, решив разобраться с вещами с верхних этажей. В панике и непонимании, не помня себя, она рванула наверх и стала обшаривать каждую комнату, без сожаления избавляясь от вещей, что принадлежали ей, а через пятнадцать минут её уже ждал в гостиной Долохов, докуривая очередную сигарету.

– Я всё сделала, как вы сказали. Теперь нормально объясните мне всё. Что вообще происходит? Как они узнали, где я живу? – подходя вплотную к волшебнику, спросила Гермиона.

– Не важно, как узнали. Важно то, что нужно отсюда уходить.

– Но куда? Мне некуда идти!..

– Ты отправишься в штаб-квартиру ордена, я всё устроил так, что они тебя ждут…

– Но как? Как вы это сделали?! – продолжала изумляться Гермиона.

– Написал письмо от твоего имени, – усмехнулся Антонин. – Не так сложно, правда? Я написал, что тебе срочно нужно покинуть дом, что ты отправила родителей заграницу и сейчас опасно оставаться одной дома, учитывая, что Поттера подали в розыск. Так что все тебя ждут.

– А как же Том? Он не знает ничего….

– А теперь послушай меня, Грейнджер, и очень внимательно, – вкрадчиво и серьёзно заговорил Долохов, сверкнув глазами. – Риддл не должен узнать, что я приходил сюда и спасал твою задницу. Ты просто поставишь его в известность, что рванула к ордену, как он и хотел…

– Но почему вы не показываетесь перед ним?

– Ты забыла, кому я служу? Тебе в голову не приходила гениальная мысль, что в любой момент меня могут сцапать и разоблачить? Сейчас никому нельзя видеться, ты поняла? Не ищи встреч с ним, у него куда больше мозгов, чем у тебя, и он сам знает, когда появиться перед тобой, уяснила? И пока Тёмный лорд не схватит за горло Министерство, я не появлюсь тоже. Нарушение указаний будет стоить жизни, запомни.

Гермиона дёрнула головой в согласии.

– А теперь я кое-что скажу тебе, прежде чем разойдёмся, – сменившимся на спокойный тон проговорил Антонин, туша сигарету об полированный дубовый стол и устремляя пронзительный взгляд ей в глаза. – Я нашёл способ, как тебе отправиться с Риддлом в прошлое.

Та тут же ошеломлённо посмотрела на мужчину и со сбившимся дыханием, словно после удара под дых, спросила:

– Как?!

– Сначала ответь мне, – с насмешливой улыбкой заговорил тот, доставая ещё одну сигарету и предлагая её Гермионе: – Будешь?

Она не раздумывая взяла её, выждала, когда подкурят, затем затянулась и пытливо продолжила разглядывать лицо волшебника.

– Ответь мне: готова ли ты бросить здесь всё и отправиться за ним?

– Готова, – выдыхая дым, тут же произнесла Гермиона.

– Хорошо, тогда мне нужно, чтобы ты изъяла у Тома одну вещицу, – коротко улыбнувшись, отозвался Антонин, скрестив пальцы.

– Какую вещицу? – часто затягиваясь, спросила она.

– Кольцо, что он носит на пальце. Оно мне нужно.

Гермиона тут же нахмурилась, понимая, что кольцо – единственная вещь, которая делает Тома здесь бессмертным, потому что является крестражем из его времени, а значит гарантирует полную безопасность в будущем. Если отдать кольцо не в те руки, то Том станет смертным, а значит… его просто не станет? Или что?