Текст книги "Хозяйка Бруно (СИ)"
Автор книги: Voloma
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 39 страниц)
– Она, верно, уже спит, мсье.
Но Дэнвуд бесцеремонно постучал в одну из трех однотипных дверей, расположенных в один ряд в тусклом коридоре. Открывать не торопились, Маркус постучал громче. Послышались неторопливые, тяжелые шаги и поворот ключа в замке. Еще мгновенье и скудный свет впился в заспанные глаза кухарки. Коренастая, добродушная, дородная Магда куталась в шерстяную накидку старательно прикрывая руки.
– Мсье Дэнвуд, – едва смущенно произнесла она и перевела укоризненный взгляд на Бернея. Женщина сонно моргала и сдерживала зевоту.
Опытным взглядом Дэнвуд сразу обнаружил следы деятельности своей женушки. Довольно бесцеремонно Маркус взял кухарку за левую руку и медленно вытянул из-под шали. Перебинтованная ладонь скрывала длинный порез. Это было излюбленное развлечение Шарлин – кидать в слуг стекланную посуду, переодически уже разбитую, с острыми сколами. Маркус выложил несколько сотен тысяч франков, чтобы избежать судебных разбирательств с десятком пострадавших слуг и о хозяйке доме на Сен-Жермен бульваре ходили скверные слухи в рядах агенств по подбору обслуживающего персонала.
Нынешний штат более менее прижился. Берней и Магда были ветеранами в особняке. Они уже несколько лет работали в доме Шарлин, когда Маркус появился на горизонте в качестве мужа и вверг прислугу с глубочайшее уныние. Никто не ожидал, что муж мадам не будет ей ровней в безумии и жестокости. Только со временем Дэнвуд смог понять причину их пугливого поведения. Все как один ожидали от него если не увечий, то мелких травм.
Настроение у мадам Гэттар было крайне переменчивым и в целом – недобрым. Ее редко видели дома, все больше она пропадала у подруг, в салонах красоты, по ночам – в клубах или на вечеринках. Но всякий раз, как мадам Гэттар изволила прибывать в стенах особняка – она цеплялась к служанкам, выискивая недочеты в уборке, устраивая истерики из-за недостаточно проглаженного постельного белья, хотя то всегда было безукоризненно или ругала за несуществующие следы пыли.
Зачастую ее настроение можно было бы отнести к удобоваримому, но тогда комната хозяйки напоминала притон наркомана – на стеклянном столике, расположенном у окна вся поверхность была испещрена ровными дорожками белого порошка, иногда такие дорожки обнаруживались на комоде, прикроватных тумбочках, на раковине или мраморных подоконниках и даже на полу, в эти дни никто не смел появляться к ней на глаза, кроме бесстрашного Бернея. Иногда сразу в нескольких местах.
Неизменно в такие дни комната мадам была уставлена бутылками шампанского или шерри, насчитывая по десятку стаканов, брошенных то тут, то там. Под действием наркотиков хозяйка ползала на четвереньках, выкрикивая бредовые, бессвязные слова, впадала в приступы безумного веселья, устраивала опасные игры с битьем хрусталя об обложенные мозаикой стены в ванной и разбрасывая искрящиеся осколки по всей спальне.
Мало того, что служанки кололи себе руки, наводя чистоту, после таких дебошей, мелкие обломки не раз впивались в стопы или колени, когда добросовестно убираясь несчастные женщины пытались вычистить пространство под диванами, креслами и кроватью.
Но самое возмутительное творилось, когда хозяйка была на взводе в трезвом состоянии. Шарлин могла выйти из себя по любому пустяку и без зазрения совести осыпала головы несчатной прислуги последними ругательствами, обвиняла в воровстве и кидала в несчастных первое, что попадалось под руку.
– Опять стаканы? – устало спросил Маркус, разворачивая повязку на руке кухарки.
– Мсье, не надо, – Магда попыталась выдернуть руку, но безуспешно. Дэнвуд снял последний слой бинта и его взору предстал уродливый длинный разрез через всю ладонь.
– Как это произошло?
Магда всхлипнула и опустила голову, ее плечи едва заметно затряслись.
– Мадам, распорядилась подать ей легкий ужин, как обычно, – начал рассказывать Берней довольно бесстрасным тоном, но Маркус знал разницу, между его спокойствием и возмущением. В голосе дворецкого тихим эхом тлела тревога. – Но по ее мнению паштет был не первой свежести и она позвола Магду, обвинила в воровстве, халатности, желании отравить ее несвежей пищей, а когда Магда протянула руку, чтобы взять тарелку и убедиться в свежести приготовленного, мадам полоснула ее сервировочным ножом и сказала, что не позволит ставить свои слова под сомнение. Мадам крайне разозлилась.
Крепко выругавшись, Маркус стал обратно забинтовывать руку, чем окончательно смутил женщину. Его пальцы едва заметно дрожали и перехватив испуганный взгляд Магды, Берней едва заметно покачал головой, говоря тем самым, чтобы та не сопротивлялась.
– Извини, Магда. Правда, мне очень жаль.
Маркус не поднимал глаза, уплывая мыслями к будущему разговору с женой и пропитывался бессильной злобой и ненавистью. Он настолько туго затянул повязку, что пальцы на руке женщины тут же начали заметно синеть.
Инициативу перехватил Берней.
– Я закончу, мсье, – дворецкий без труда вызволил руку женщины из пальцев хозяина.
– Завтра я запишу тебя на прием к моему врачу, он осмотрит рану и назначит лечение. Извини, еще раз Магда. Можешь взять небольшой отпуск, я оплачу.
Женщина не сопротивлялась, хотя всегда отличалась завидной самоотверженностью в работе и редко покидала особняк. В ее крохотной квартире жила родная дочь со своей семьей, а потому если Магда и брала выходной, то пол дня помогала Эльзе с внуками, готовила, убирала, чтобы дать небольшую передышку своему ребенку в каждодневной суматохе, а оставшиеся пол дня гуляла по городу. Собственно ей и возвращаться некуда было в случае чего. На сорока квадратных метрах законного жилья Магды, ей самой уже места не оставалось.
Честно сдерживая слезы Магда кивнула Дэнвуду и открыла было рот, чтобы его поблагодарить, но промолчала. Хозяин был единственным человеком, кто мог еще сдерживать необузданный нрав мадам, но он слишком редко радовал своим присутствием этот дом, оставляя его вынужденных обитателей наедине с наполированным до блеска, красиво одетым монстром в лице своей жены, не говоря уже о Дефанисе, от которого вообще волосы дыбом вставали от страха.
Дверь с тихим щелчком закрылась и Маркус остался с Бернеем в коридоре, чувствуя невероятную пустоту и усталость.
– Идем, – получил приказ Берней, сохраняя спокойствие он направился за Дэнвудом.
Оба поднялись в холл и прошли в кабинет. Маркус обошел грузный письменный стол, выдвинул один из ящиков и достал узкую, длинную книжецу. Он быстро поставил несколько цифр и роспись внизу, после чего резким движением оторвал листок и протянул дворецкому.
– Завтра обналичь и отвези Магду на улицу Седен дом номер двадцать один. На первом этаже расположен кабинет доктора Картюлля. Руз Картюлль. Оставшиеся деньги вручишь Магде... Там достаточно!
Берней поднял палец, в попытке предупредить о чем-то Дэнвуда, но тот грозно посмотрел на него и рявкнул:
– Мне плевать каким способом! Я сказал вручишь эти проклятые деньги Магде! И сними ей приличную комнату в нашем районе, где она сможет провести отпуск. Да, кстати! У тебя завтра тоже выходной, как ты понял. Как-нибудь переживешь, Берни! А то еще поубиваетесь здесь, да толком не насладитесь прелестями сытой жизни...
Палец дворецкого вновь взмыл в вверх.
– Мадам я беру на себя, справлюсь как-нибудь!
Маркус поспешно обошел стол, посмотрел на дворецкого и сам сунул ему чек в карман безупречно сидящего сюртука.
– А теперь мне надо немного выпить...
Берней все это время стоял неподвижно и только глаза мужчины отчаянно вращались, выдавая его панику. Мадам будет в ярости и широкий жест хозяина принесет больше проблем, чем радостных моментов беззаботности.
Дворецкий оставил хозяина наедине со своими мыслями, ничуть не переживая, что тот будет испытывать сколь-нибудь малые угрызения за свою вторую половину. По глубокому убеждению Бернея, Дэнвуд разомнет свою совесть, поперекатывает ее во рту языком, параллельно с глоткам водки и проглотит все вместе, даже не поморщившись.
23 глава
–24-
Противный визг и крики тяжелыми плитами ложились на голову Маркуса, который с одурманенной головой, в полусне провалялсся на диване в кабинете, мягкая кожа которого натерла щеку и та теперь щипала, потому что вспотела. До самого утра, Маркус ни разу не сменил позу и как свалился на правый бок на кушетку, так и пролежал без движения. Позвоночник рассыпался на миллион осколков стоило только пошевелиться, а во рту словно кто-то высыпал горсть песка с содой – язык намертво прилип к небу.
Дверь в кабинет распахнулась.
– Вот ты где! – едкий голос жены, вывел Маркуса из ступора и он сделал неимоверное усилие, чтобы открыть глаза. Два мутных серых стекла уставились на разъяренную женщину.
– Где моя прислуга? Это что такой способ извести меня? Отвечай! Где это отродье, котрым я плачу бешенные деньги? Несчастные оборванцы – я им устрою!
– Вых.. х.х.х-одной, – слово вылетело изо рта Маркуса подобно слабому сквозняку из окна. – Что ты орешь? У тебя же осталась ...эта.... как ее. Ну, твоя Со..ф..Соф..... София. Вот! Кстати, неплохо бы ее позвать. пусть водички принесет.
– Что?! Водички?! – Шарлин сделал шаг к дивану, на котором развалился Дэнвуд и ее глаза недобро сверкнули.
– Я отправил Магду в отпуск и...., – широко зевнув, Маркус закрыл глаза, – к врачу. То есть наоборот....
– Да, чтобы она сдохла! Какой врач, я сегодня же ее выгоню, а ты мразь, попробуй еще хоть раз ...
– Милая, заткнись, будь добра. Меня и так тошнит, а ты как порция рвотного, – Маркус еле-еле сел на диван и принялся разминать затекшую шею. – Вот не сдержусь и заблюю этого твоего .... из Севивидов.
Маркус давно играл на нервах Шарлин грозя испортить ее любимое приобретение – ковер ручной работы конца шестнадцатого столетия, сотканный при шахской династии Сефевидов. На эту по мнению Маркуса тряпку ушли бешенные деньги и ковер лишний раз напоминал, что не стоит больше нанимать для Шарлин агента на торгах Сотбис. Этим барахлом, или как прочие это называют антиквариатом, всегда занимался тесть, вот пусть и пребывает дальше в своей стихии.
Оторопевшая от шока Шарлин замерла от подобного обращения.
Будешь меньше тыкать в людей ножом – будет тебе регулярно кофе по утрам... Кажется немудреная закономерность! А? Да и Софи задницу разомнет. Или Дефаниса попроси, или он теперь жить будет в своем каддилаке?
Мнительность Шарлин как раз переживала очередной виток и дабы привязать к себе хмурого грека по крепче, она презентовала ему автомобиль, который заводился только от отпечатка его пальца. Бронированный Каддилак Эскалэйд, был крепостью на колесах и Шарлин в последнее время ездила только на этой машине, тем более что там было просторнее, чем в ее Феррари. Петер был просто огромным и случайный секс был возможен только если Шарлин прыгала на своем телохранителе сидя. Низкий потолок итальянской машины создавал дискомфорт и колени были порядком исцарапаны о держатели ремней безопасности. К тому же Шарлин не была по природе активна в любовной игре. Он обожала, когда ее обслуживали и минимальными усилиями с ее стороны.
Шарлин выглядела на удивление бодрой и свежей. Прическа – волосок к волоску, дизайнерская майка, обманчиво дешево выглядевшая, светлые зауженные брюки и туфли-лодочки. От ее тела едва уловимо пахло сиренью. Аж противно!
– Сколько времени? – голову Маркуса пронзил внезапно вопрос. Он подскочил, как ужаленный.
– Верни прислугу, или сегодня же их я уволю! – не унималась Шарлин. Она не сдвинулась с места, ее щеки побледнели, а руки сжались в кулачки.
Магда подаст на тебя заявление за нападение с холодным оружием, ты не контролируешь себя. Уймись и вызови себе из агенства повара на несколько дней. И кстати, когда Магда вернется, ты не тронешь ее пальцем. Ни ты, ни этот твой прихвостень …
С каких это пор ты меня полицией пугаешь?! – цинично хмыкнула Шарлин. – Даже если бы у них в участке всадила ей этот нож в толстый живот, меня бы и пальцем не посмели тронуть. Забыл? И с когда ты так осмелел? Опять напился?
Маркус едва сдерживался, чтобы не обхватить тонкую шею жены пальцами, сжать по сильнее и подождать минут десять, чтобы наверняка ни один глоток воздуха больше не попал внутрь этой паскуды.
Аккуратный вид стоящей перед ним женщины, мог сбить с толку лишь новичка в стенах этого дома. Под красивой скорлупой, скрывалась самое прогнившее и извращенное нутро, не имевшее ни одного принципа, правила или границы.
И тот факт, что Шарлин в этот момент выбросила на свое красивое, восковое лицо улыбку, от которой у Маркуса поползли мурашки по коже, не говорил ни о чем хорошем. Ее «телохранитель», как Шарлин любила называть своего головореза, искромсает и Магду, и Бернея, а потом и Маркусу веселую ночку устроят за «плохое» поведение. Не редко Дефанис в таких случаях немного увлекался и Маркуса непременно отвозили в закрытую частную клинику, а в компании это объяснялось очередным запоем.
Врачи не раз латали Дэнвуду серьезные порезы на бедрах, однажды был серьезный разрыв селезенки и внутреннее кровотечение. Терпеть боль Дэнвуд научился прекрасно. Он был благодарен Богу за морфий и с нездоровым удовольствием принимал такое отношение, потому что считал, что искупление за все его огрехи иным быть не может.
Сам по себе Дефанис с горячей греческой кровью, был хладнокровной машиной для убийств, а тот факт, что в его жилах текла еще и сирийская кровь от отца, делало его вообще неуправляемым.
Фанатик, националист, ненавидящий свое происхождение, Дефанис искренне считал себя истинным патриотом Франции и являлся лидером нелегальной, подпольной организации, которая жуткими методами очищала родную страну от эмигрантов из стран Ближнего Востока. Талантливый оратор и стратег Дефанис, как любой другой лидер нуждался в новых сподвижниках, он расширял пропаганду и умудрялся ускользать из лап жандармов. Работа у мадам Гэттар обеспечивала стабильный заработок, а за выполнение «специальных распоряжений» хозяйки Петер получал в несколько раз больше, убивая двух зайцев одновременно: потребность в деньгах и удовлетворении своих садистских наклонностей. Подарок вроде новой машины с номерами, по которым полиция буквально читала, что машину лучше не останавливать – дороже обойдется, тоже пришелся как нельзя кстати. Большие связи мадам Гэттар практически развязали Дефанису руки и понаехавший сброд теперь можно было убирать прямо с улиц. Багажник кадиллака поражал своими размерами...
Дэнвуд быстро кинул взгляд на часы. Почти полдень!
– Дерьмо! Мне пора в офис, – стараясь не смотреть на жену он старался убедить себя, что разговор хоть как-то задержится в воспаленном мозгу Шарлин.
Проклятые огромные комнаты, ему было тесно в стенах кабинета и пока он шел до двери его спину прожигал взгляд полный ненависти. Шарлин удивило поведение Маркуса. На ее памяти, последний случай, когда он позволил себе ей перечить закончился весьма занятно. Человек, за которого заступился Маркус на следующий день не досчитался четырех ногтей на левой ноге. Дэнвуд присутствовал на этой "забаве" и даже самолично удалил одну ногтевую пластинку, после чего его вырвало и он пил почти целую неделю.
Наверное, память стала изменять мужу. Шарлин неторопливо обошла стол и стала напротив книжных полок. Потянув на себя один из толстых томов, она достала не увесистый фолиант, а искуссный тайник. В середине "книги" лежал пухлый пакетик с порошком. Шарлин высыпала две тонкие дорожки на кожанную подложку на столе, разровняла ножом для писем, достала трубочку из белого золота, которую всегда держала при себе и вдохнула порошок сначала в одну ноздрю, потом в другую.
К сожалению, Маркус знал, что его жена окажется глуха к его словам и в будущем поступит, скорее всего, вопреки. Это был ее личный способ самоутверждения. Тем не менее, тщетность попытки не остановила Дэнвуда, что сильно удивило его самого. Отчужденность, которую он являл все годы брака с Шарлин, внезапно дала трещину и от того больнее было осозновать ничтожность собственного голоса для этой женщины, как и ничтожность любых проявлений морали и принципов человечности.
Маркус почувствовал, как в кармане брюк для спорта завибрировал телефон. Жена выдала ему новый аппарат, разумеется нафаршированный жучками, датчиками и прослушкой, после того. Выключать он его не смел, таковы были указания от жены.
Дэнвуд возблагодарил небеса и достал сотовый. Звонил Акри.
Какое счастье, что можно сейчас уехать из этого дома, отстраниться и даже на пару мгновений забыть, что как такового дома: семейного очага, любимых людей, островка отдохновения на самом деле не существует для Маркуса. Подобные мысли были сродни вирусу, которая однажды попав в организм оставляют о себе память навсегда. За годы травли со стороны супруги, этот вирус уже перерождался в смертельную форму.
Маркуса гнали из дома его бессилие, что-либо исправить, ненависть к его хозяйке и неумолимая продажность и преданность деньгам, которые выдавили из его жизни саму способность радоваться приобретаемым благам за эти самые деньги. Деньги могли избавить от голода, нужды в красивых вещах, женщинах, выпивке, машинах, деньги избавляли от боли, вот только в последнее время выявился у них существенный прокол – не от всякой боли спасали толстый пачки.
Каждый день проходил в муках, которые нельзя было выставлять напоказ, терзания эти сопровождались тревогой за Анну и только слабая надежда, на то, что она и в правду его любит, придавали Маркусу сил закрывать глаза на ночь и открывать их утром.
Очень часто Маркус задумывался, что, же сможет перевесить чашу весов, мерилом которых всегда были деньги? Всегда любовь женщин для него была приятным мимолетным отвлечением, которое неизменно перерастало в утомительный период, когда надо было отвадить от себя очередную наскучившую любовницу... Он не верил ни одному слову, когда кто-нибудь делился тем, что счастлив с женщиной. Выражения «безумно люблю», «Отдам за нее жизнь» были звонкими от пустоты, которую Маркус видел в них.
И как же их смысл поменялся теперь. Слова, которым раньше не предавалось значения, выжигались отнюдь не приятными чувствами, они проступали по ту сторону кожи, мучительно и больно... Если бы все могло быть по другому. Но в чем Дэнвуд был абсолютно согласен с Анной и сам порой вбивал в головы окружающих – история не терпит сослагательного наклонения.
Вот она оборотная сторона медали. При всем своем осознании собственной алчности Маркус Дэнвуд впервые за это утро испытал нечто отдаленно напоминающее удовлетворение, когда принял душ и зашел в гардеробную комнату. Тяжелые мысли и угрызения совести едва ослабили свою хватку. Снова и снова прокручивая у себя в голове слова, которые должны были унизить и оскорбить Анну, ради ее же блага, теперь обтесали свои острые края временем.
Гибкий ум, расчетливость и способность трезво мыслить в любой ситуации, вселяли в Маркуса надежду. До чего же было страшно доверяться этому чувству. Призрачному и обманчивому, но именно она укрепляла его изо дня в день придавая решимости и крепко держа за руку, чтобы он не отступил.
Маркус медленно шел по узкому проходу гардеробной: справа костюмы от Китона, Бриони, Тома Форда и Долче и Габбана; слева – рубашки, внизу по обеим сторонам – ботинки и туфли ручной работы от Амадео Тестони и Барретт, мокасины из мягкой замши, дизайнерские кроссовки, тенисные туфли из парусины и сланцы обманчиво простые. В потайном выдвижном ящике, который медленно выплывал вперед, хранились три десятка часов, с дюжину запонок и булавки для галстука. В глубине гардероба распологалась менее строгая одежда: джинсы, кожаные куртки, ветровки, майки поло, свитера, блейзеры, жилеты, футболки, пальто, легкие пиджаки льняные, из мелкого итальянского вельвета и стильные из тончайшей легкой шерсти...
Унижение после разговора с женой отступало на второй план, когда Маркус выбирал себе одежду, которая буквально выступала второй личиной, броней, идеальной картинкой, составляющей конечного результата, плату за который сегодня утром он уже внес... В конце концов именно за шмотки, красивый дом, еду, элитые автомобили и возможность не задумываться о деньгах Дэнвуд продал душу. И это зло не имело рогов, черных длинных когтей и копыт... Оно было красивым и вызывало у окружающих трепет и восторг.
Сегодня Дэнвуд собирался сделать первый шаг в своей игре, которая приведет его жену к закономерному итогу и подарит ему свободу.
Через двадцать минут. Маркус мчался по бульвару Опиталь в Монпарнас. Четырнадцатый округ блистал знаменитыми одноименным кладбищем, парижскими катакомбами, парком Монсури, парижской обсерваторией и университетским городком. На площади Пикассо, которая до недавнего времени была всего лишь перекрестком Вавен находился тихий, но тем не менее знаменитый ресторанчик Ла Ротонда, расположенный на углу. Пристанище бедных, талантливых и одиноких поэтов и писателей в прошлом. Это заведение в свое время посещали Хэмингуэе, Габриэль Шанель, Анна Ахматова, Шагал, Пикассо и даже Ленин.
Именно здесь Маркус любил завтракать, сбегая из гнетущей атмосферы дома на Сен-Жермен, благославляя оговоренные с женой условия их обоюдной свободы. Сюда маленькие, нежные ручки Шарлин не могли дотянуться. Маркус Дэнвуд проводил в Ла Ротонд – большинство переговоров с деловыми партнерами. Хозяин ресторана за щедрые "чаевые" выделил несколько столиков для пользования исполнительному директору «Лесо де Прош» в самом живописном месте около окна, выходившего на улицу. Вид открывался воистину волшебный по-парижски бесшабашный и легкий, как студент первокурсник, вырвавшийся из родительских объятий французской глубинки.
Накрапывал мелкий дождь. Маркус ехал нарочно неторопливо. В Ла Ротонд его ждали Филлип Леммокс, Ларсон Вигертен и Акри, который звонил еще два раза, явно встревоженый.
В стенах офиса "Лесо де Прош" накопилось слишком много любопытных ушей и не стоило давать лишние козырные карты в непроверенные руки прихлебателей мадам Гэттар, созывая столь узкий круг лиц, который явно привлечет внимание. Ответственный за экономическую стратегию и ценообразование мсье Леммокс крайне умно поступал, проработав в "Лесо" более восьми лет, он играл на два поля одновременно, чего совершенно не скрывал и достиг в своей сфере немалых успехов благодаря исключительной дипломатичности и уму.
Антимонопольный комитет обязывал проводить две аудиторские проверки в год крупные компании и очередная лавина ищеек должны была нагрянуть уже на следующей неделе в офис «Лесо».
Дворники словно язычок камертона медленной плавали, очищая лобовое стекло от мелких дождевых капель Ауди Кватро, гипнотизируя Маркуса, который раскладывал в мозгу по полочкам предстоящий разговор. Унылая мартовская погода казалось вышибала первый подъем весеннего настроения и машины вяло плелись по перегруженному шоссе, давая Дэнвуду время все хорошенько обдумать.
Маркус решил в этот раз рискнуть и на встречу с Вигертеном, который за неумеренную плату представлял список напрявляемых аудиторов и план проверки, пригласил Леммокса. Таким образом он втягивал в "свою" трясину новое действующее лицо и нового потенциального союзника. До столь серьезных кулуарных игр Леммокса раньше не допускали и он застрял на своем посту в полном недоумении как прорваться в высшие эшелоны власти в "Лесо". Шарлин в этом плане доверяла лишь Дэнвуду неохотно выслушивая намеки на продвижение в компании от кого бы то ни было, а Дэнвуд не доверял никому из ее окружения. Порочный круг разрывался лишь в одном случае – Леммоксу стоило разделить риск с Маркусом Дэнвудом, который тот тоннами навешивал на свой субтильный организм: взятки, шпионаж, угрозы.
Грядущая проверка была экзаменом для Филлипа Леммокса, открывающим широкие двери в мир роскоши, пусть даже в качестве нувориша. Увы, высшее общество Парижа слишком любило родословные, растянутые вдоль нескольких веков и уважало, как ни странно, традиционные способы появления новых лиц на блистательном горизонте – например, наследство. Интеллект был вещью второстепенной, уступая место изысканности и утонченности, пусть даже искусственным, он не должен был омрачать своим присутствием пропитанные золотом и деньгами головы, а то и удручать, потому что был редкостью среди вырождающегося потомков с голубой кровью.
Вдруг лицо Маркуса осветила легкая улыбка. По телефону голос Акри Ласура едва не дрожал от нервозности. Дэнвуд представил себе яркую картину: зевающие туристы, которые осаждают ресторан ежедневно, лениво потягивают эспрессо, чтобы проснуться, самые смелые наверняка, в такую погоду, оккупировали красные столики на улице, расставленные прямо на тротуаре; зявсягдатаи "ротонды", уткнувшиеся в свежий номер Либерасьон, которые не мыслят свой день удачным или терпимым без часового отсиживания пятой точки, наблюдая за мелькающими новыми и старыми лицами и стенах кафе и за его пределами. И вот, посреди этой изумительной картины, в дальнем углу, сидят трое мужчин: карьерист, взяточник и шестерка на побегушках. Они плохо знают друг друга, тем более плохо понимают последствия подобной встречи и все их надежды возлагаются на лицо четвертое – беспринципное.
Маркус припарковался недалеко от ресторана и с удовольствием прошелся по бульвару, привлекая к себе внимание. Темно-синий костюм от Бриони сидел как влитой, кипельно-белая сорочка и грязно-голубой шелковый, галстук прекрасно смотрелись вместе, выдавая своего носителя с головой и буквально выкрикивая за него – "Я вам не ровня!". Разумеется если мерилом равенства выступал кошелек.
Восхищенные женские взгляды были слабым, но все же утешением для самолюбия Дэнвуда, от которого трудно было скрыться и глупо было отрицать, но он куда больше ценил зависть в глазах мужчин. До недавних пор женщина для него была приравнена к вещи, неодушевленная тварь, которая должна знать свое место.
Унизительные убеждения, лишенные всякого достоинства и чести, худо бедно компенсировали Маркусу тот урон, который нанесла ему Шарлин, раздавливая его психику и развращая деньгами. Редко какой наркоман задумается о своем статусе, как таковом. Дэнвуду не знал радоваться ему или горевать, но он не мог отрицать очевидного. Он черпнул нормальной жизни, Анна одним своим видом целила его сердце и собирала по частицам все, что раздавила мадам Гэттар.
Маркус невольно улыбнулся. Как давно он ждал этого дня!
Начищенные до блеска итальянские туфли мягко стучали по мощеному брусчаткой тротуару. Мелкие капли моросившего дождя тут же осели на прямых плечах Дэнвуда, который позволил себе едва заметную ироничную ухмылку, нагоняя для зевак таинственности пуще надобного.
Трое ожидавших мужчин едва не подскочили от облегчения. Ощущая себя отцом подростков Дэнвуд почувствовал прежнюю уверенность в себе.
– Добрый день! Извините за опоздание.
Маркус пожал мужчинам руки. На столике его ожидала крохотная чашечка эспрессо и стакан воды без газа. Акри прекрасно знал вкусы своего работодателя и позволил себе сделать заказ заранее. Чашки, стоявшие перед Леммоксом и Вигертеном стояли нетронутые и наверняка уже остывшие.
"И плевать!" – подумал Дэнвуд и широко улыбнулся.
В глазах Вигертена он заметил осуждение и настороженность. Младший партнер "Ростем и Мельфойерс консалтинг" не любил сюрпризов и отличался крайней истеричностью и подозрительностью. Ларсон тоже сидел как на иголках.
– Акри ты представил мсье Вигертену Филлипа.
– Да, конечно!
– Отлично! На этом господа, приятное и заканчивается.
Все трое превратились в слух и недоумение. С лица Дэнвуда широкая улыбка упорно не сползала, только на смену лучезарности пришла зловещая угроза.
– Департамент министерства торговли и антимонопольный комитет взялись за "Лесо де прош" и серьезно намерены вытащить на всеобщее обозрение наш вагон грязного белья.
Вигертен чертыхнулся и недовольно заерзал на стуле.
– Правильно, Ларсон. Ниточка за которую могут ухватиться ищейки из вашей конторы, потянет едва ли не весь персонал "Лесо", а также доброжелателей вроде тебя, и потянет сразу в зал суда. Если в прошлом мы справлялись своими силами, то на этот раз не посвятить тебя, Филлип, – Дэнвуд перевел взгляд на Леммокса, от которого тот поежился и стушевался, -...в положение дел, будет с моей стороны огромной ошибкой, потому что ценовая политика компании носит весьма витиеватый характер в законодательном плане. Повышение, конечно, приятно принимать, но не забывай и об ответственности, а ее у тебя, учитывая нынешнее положение дел – выше крыши.
Лицо Леммокса вытянулось в неподдельном изумлении. Его выразительные карие глаза выдавали, внутреннюю нерешительность и растерянность.
Откуда Дэнвуд мог узнать о ценовом сговоре с другими торговыми сетями? Документы подготовили лучшие юристы, а встречу проводила сама мадам Гэттар в крайне уединенной обстановке в Черногории. Мысли в голове Леммокса забились стайкой птиц, на которую напал коршун. Он явно не дооценил Дэнвуда и невольно проникся уважением к столь неодназначной фигуре в "Лесо де Прош". А еще он почувствовал страх...
В компании у Дэнвуда была стойкая репутация альфонса, пьяницы и дурака, который нахватался по верхам и делал вид, что работает. Многие считали, что за Дэнвуда выполняет работу специально нанятая команда профессиональных аналитиков-управленцев вне стен офиса, а в нужный момент, тот выдавал лишь заученные результаты чужого труда.
Недоумок – подпольное прозвище Дэнвуда, который прекрасно был осведомлен о существовании такового и радовался, что его настолько недооценивают. Ведь нельзя придумать прикрытие для своей деятельности лучше, чем выставленная напоказ собственная глупость.
– Поэтому господа, нам предстоит немного поднатужиться и постараться, чтобы в заключении, которое подготовят аудиторы через месяц, "Лесо де Прош" выгладело аккуратно и чисто, как торт на детском празднике.
Леммокс подозревал, что его втянут в нечто более сомнительное, чем простая халатность и некомпетентность, а именно этими двумя качествами он прикрыл себя, когда якобы подписывал договоры с поставщиками, составленными не в пользу последних. Надежно прикрыв свою задницу и переведя ответственность на ничего не подозревающего помощника – Антуана Мальтео, которого впоследствии стремительно уволили, окончательно пряча концы в воду. Наивный парнишка слишком был ослеплен своим стремительным взлетом в "Лесо де Прош" и в последнее время не столь внимательно вчитывался в горы документов, которые он подписывал: в основном доверенности на сотрудников. Филипп подсунул ему доверенности на право подписи ценовых соглашений в течении квартала. На чем и погорел добряк Антуан.
