Текст книги "Хозяйка Бруно (СИ)"
Автор книги: Voloma
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 39 страниц)
Анна просияла. Вот это «поедешь со мной» звучало диковато прекрасно. Настроение было таким, что хоть режь его на части и делись с хорошими людьми, в Анну все не помещалось.
Маркус, пока мы одни…, – Анна вдруг посерьезнела и смахнув с лица прядь волос, которую назойливо накидывал ветер, дернула его за рукав куртки. Он остановился. Его взгляд как обычно противоречил легкой гибкой улыбке.
Расскажи хоть что-нибудь о себе. Я нутром чувствую, что мы просто так друг от друга не отвяжемся и как дольше будут развиваться события, можно только предполагать, но я хочу узнать от тебя страшное, радостное или печальное, что могут доброжелатели преподнести мне в ином свете.
– Хорошо…, – он согласно кивнул.– Я родился 3 января 1970 года в Йорке…
– Сорок?
– Да, сорок! Не перебивай! – Маркус подобрал пригоршню мелких камушков и лукаво посмотрев на Анну, начал по одному забрасывать в море. – Моя мама была родом из довольно зажиточной семьи. Мой дед был владельцем ломбарда, хотя нам от этого было мало проку. Мама была весьма своенравной и всегда все делала по-своему. Кстати, слушай внимательно – это ты у нас замуж не хочешь ведь! Вот и она не хотела. Мой родной отец был из простой рабочей семьи, работал на заводе, добрый, но не семь пядей во лбу, у него даже не хватало ума настаивать на нормальном браке, а матери то и требовалось. Однако жили они вместе, гражданским браком, в те времена – неслыханная дикость. Но, дай Бог, каждому так жить! Сама представляешь, что особого энтузиазма у родственников матери ее поведение не вызвало, ее «отлучили» от дома, а меня окрестили ублюдком. В сущности, нарушение одного из самых закостенелых мирских законов, обеспечили мне счастливое детство, на которое вообще может рассчитывать человек. Благо, что до меня вообще это дошло, правда, поздно. И благодарность свою теперь я могу аккуратно засунуть куда по-дальше. Самое ужасное, что я мог сделать, я, конечно же, с прытью, достойной самых отпетых мерзавцев, сделал, позволив жить матери в крайне стесненных обстоятельствах, в нашей квартирке в Руже. Я был поздним ребенком и единственным. У мамы начал прогрессировать рассеянный склероз, еще до моего отъезда в Париж. На свою вторую годовщину семейной жизни я получил сообщение от нашей соседки, которая какое-то время уже ухаживала за матерью. Меня она оберегала от беспокойства, видишь ли, а я и был рад! Видел только то, что хотел видеть. Поэтому решение проблемы было на поверхности и при этом самое паскудное. Она не сопротивлялась моему желанию определить ее в «лемимозес», лишь бы не быть обузой. Там и умерла.
Камешки закончились и Маркус нагнулся за новой пригоршней. Анна молчала.
– А еще на моей совести смерть нескольких человек!
– Что ты такое говоришь?! – Анна резко дернула его за плечо. Ее глаза были полны ужаса, а его – нечеловеческой боли и отчаяния.
Он уже с остервенением закидывал камни в воду, будто вместе с ними в холодных волнах растворялись его грехи и злость.
– Но это так! Правда, не своими руками, но опять таки по моему решению. Ты сама хотела знать правду, вот она такая, неприлизанная и горькая. Я не преувеличивал, когда говорил, что ты связалась с отморозком и негодяем.
Анна смотрела на него, пытаясь переварить услышанное.
– Что, теперь с доверием будут проблемы? – в голосе Маркуса проскальзывал едкий сарказм, пытаясь прикрыть животный страх возможной потери. Анна, наверняка, сейчас испытывает отвращение к нему и жалеет, что вообще связалась.
– Нет, – Анна вцепилась в его куртку и решительно замотала головой. – Ты только мне пообещай, что больше этой грязи не будет…
Маркус изумился этим словам. Просто детский сад. Анна просила дать обещание! Наивной назвать ее нельзя было, отворачиваться от него она тоже не собиралась, поэтому доверие к нему непроизвольно увеличивалось, необоснованное, голое, хрупкое и упрямое.
– И ты мне поверишь?
– А у меня есть выбор? Конечно, поверю! А дальше все от тебя зависит.
– Вот это меня как раз таки и беспокоит, – Маркус вздохнул и прижал к себе Анну. – Я практически мясом прирос к своему разгульному образу жизни и одновременно устал от него смертельно.
– Вот видишь, тебя совесть мучает, а значит ты не пропащая душа, – Анна отпрянула, в ее руки по прежнему была зажата жменька камешков, развернувшись к морю, она продолжила их закидывать в пенящуюся воду. Вдруг ее лицо озарилось улыбкой и она беззаботно спросила:
– Знаешь на кого мы похожи?
– На кого? – Маркус старался не упускать из виду ее лицо, не догадываясь.
– На двух обезьян в клетке, которым дали от нее ключ, а они делают из него бусы. Мы совершенно не осознаем, что с нами происходит, только догадываемся, что это очень ценное и важное. И ты приехал сюда, прекрасно зная, что я соглашусь на все, что ты предложишь. Так?
– У тебя весьма своеобразная манера выражать свои мысли, – усмехнулся Маркус. – Да, я знал, что ты согласишься.
– И куда мы едем? – Анна хитро улыбнулась и почувствовала, как все, что, до сих пор внутри было сжато в плотный комок, расслабилось. Облегчение пришло мгновенно и привело за руку чувство неизбежного.
Негромко освещая ей подробности, Маркус и Анна медленно растворились в заснеженной роще, направляясь в противоположную сторону от детского лагеря.
Серж ожидал стремительного развития событий, но чтобы в смс, которая пришла на его сотовый было всего два слова, которые ввели его в ступор: «Я уехала...».
Кейт покосилась на него.
Что там?
Он повернул экран телефона в ее сторону и брови Кейт, едва не уползли на затылок.
Куда?
Серж покачал головой.
Лучше спроси «с кем»!
Брови вернулись на место, чтобы через мгновение, поползти обратно, волоча за собой груз изумления.
С Дэнвудом?
Да...
И как это понимать?...– Кейт, недоуменно посмотрела на Сержа.
Ответом было молчание.
Серж без энтузиазма выслушал поздравления его команды, о том, что они снова лидируют и приложил усилия, чтобы проигнорировать ноющее чувство тревоги. Перед глазами Сержа стояла его история с Софи, которая закончилась слишком быстро.
Нет! У Анны все будет по другому! И он сделает все, что понадобится, чтобы поддержать ее и помочь, если она запутается. Именно то, чем никто не догадался помочь ему, когда любовь всей его жизни, разрывали по кускам в жертву благим намерениям.
19 глава
–19-
Давно зажившим затылком Анна ощущала присутствие, рядом спящего человека и от упоения счастливой безмятежностью, двигаться не хотелось вообще. Привычка просыпаться рано, взяла свое. Перевернувшись на бок, Анна не удержалась от улыбки, Маркус спал крепко. Его лицо было спокойно и вечные проблемы, которые принимали форму глубокой складки на лбу, казалось были где-то далеко и не могли до него дотянуться... А может быть крепкому, здоровому сну поспособствовало то, что он устроил ей ночью, она даже сейчас покраснела, когда вспомнила с каким упоением они занимались любовью.
Счастье подобралось, как малолетний дворовой оболтус, исподтишка и залехвастски, дав поджопника, с детской ехидной ухмылкой, оно теперь наблюдало за развитием событий. Равномерные порции, этой редкой эфемерной субстанции как-будто были противопоказаны Анне Версдейл.
Еще вчерашние проблемы, сегодня уже казались смешными. Да и какие это были проблемы? Несколько порванных скатертей, пересчет сметы расходов на грядущий год, выросшие цены на продукты, поиски нового поставщика на дичь.
Укутавшись в плед, Анна осторожно встала с кровати и подошла к огромному окну. Ее взгляд отрешенно впитывал заснеженный пейзаж. Высокие сосны, покоились под белыми, холодными боа, отдыхая в зимнем сне от весенне-летних нагрузок. По деревянным жилам не тек бесцветный сок, питая сердцевину живительной влагой, из земли не нужно было высасывать капли воды и жадно разносить их по веткам. Зима это отпуск для флоры, благодатное время покоя и передышка.
Анна стояла босиком на темном деревянном полу и казалось не замечала, как ступни замерзли и окоченели. Из забытия ее вывела серая птица, которую она не успела разглядеть, будто брошенный камень, она резко взлетела из своего укрытия и взмыла в небо. Анна вздрогнула от неожиданно дернувшихся веток, с которых комьями свалился снег.
Она обернулась и посмотрела на огромную кровать, Маркус даже не шелохнулся, едва ли не с головой укрытый теплым одеялом, он как и окружающая их природа набирался сил, давая своего организму передышку.
Через мгновение тишина снова окутала этот тихий уголок леса, в котором стоял всего один дом на несколько миль вокруг.
Маркус увез Анну не на курорт с пальмами с белым, пудровым песком, не на континент к Средиземноморью, чтобы насладиться солнцем, которое баловало своим присутствием людей чаще чем на туманном Альбионе в это время года.
Он каждый год в декабре, по безмолвной договоренности с женой, проводил две недели в дали от дел. Десять дней в году Маркус Дэнвуд мог принадлежать самому себе и Шарлин, предприняв несколько попыток выяснить куда пропадает ее муж, далеко не из ревности, а чтобы быть в курсе всего, так и не смогла его найти ни разу, что крайне ее бесило. Но отдавая, должное своему супругу, она давно уяснила одну простую вещь. Какие бы потаскухи не окружали Маркуса, как бы он ненавидел ее саму и чтобы она с ним не сделала, он всегда будет принадлежать ей, будет действовать в ее интересах, потому что единственное что интересует этого человека в жизни и вызывает истинное возбуждение всегда были и будут – деньги.
Шарлин прекрасно знала, что если копнет поглубже, то сможет найти Маркуса, наверняка, где-то в Индонезии в Богом забытом месте, в окружении загорелых местных красоток, которые поведутся и на его внешность, и на деньги.
Словно шестым чувством, Маркус понимал, насколько Шарлин была опасным противником и уже спустя пару лет после их свадьбы он удачно делился своими пристрастиями, вводя ее в глубокое заблуждение, на счет его привычек и слабостей. Он любил зиму, но нарочито часто проводил свободное время на дорогих курортах, расположенных ближе к экватору. Он стал опасаться ее, когда понял, что за зверь скрывается под личиной красоты и ухоженности, а потому в открытую шел в лобовую атаку с женой, чтобы она считала его глупцом.
Потому что всякий раз после открытой конфронтации, Шарлин измывалась над своим мужем, прибегая к насилию психологическому и физическому. Дэнвуд дарил ей уверенность в том, что страх – это прочный поводок, который тянется от его шеи к ее руке и хитрость эта с годами осела в воспаленном мозгу его жены, тем самым развязав ему руки.
Фьорд Балестранд, был раем отшельников и любимым местом, куда Маркус приезжал, чтобы набраться сил и отдохнуть душой и телом. Впервые за много лет, он прибыл сюда не один.
Когда, они уехали с Анной из детского лагеря, Маркус попросил ее взять только паспорт и одну смену одежды. Они не воспользовались ни самолетом, ни паромом, которые массово перевозили людей, требуя документы и дотошно регистрируя пассажиров в компьютерных базах данных.
Добравшись на арендованной Маркусом машине до Фрайзенбурга, они перекусили в первом попавшемся бистро и Маркус настоял на том, чтобы зайти в магазин и купить для Анны теплые вещи, обувь и мелочи, вроде зубной щетки, которые нужны каждому человеку. После, они сели на рыбацкий корабль, капитану которого Маркус щедро заплатил, за отсутствие вопросов.
Пару дней они добирались до Норвегии, благо, что море было спокойным и погода не нарушила планов. Высадившись в Хегесунне, Маркус арендовал небольшой катер, также не обделив его владельца, дав больше вдвое, чем тот запросил и встав за штурвал, уверенно повел его вдоль изрезанного фьордами берега. В январе они все покроются льдом, а декабрь позволял еще легким судам беспрепятственно передвигаться по живописным уголкам этой северной страны.
Вспомнив, с каким удивительным умиротворением, Маркус всматривался в водную гладь, как катер легко рассекал темную, ледяную воду, Анна невольно улыбнулась. Она никогда не видела Дэнвуда таким …. Трудно подобрать слова, чтобы описать его лицо, которое светилось и буквально менялось на глазах. Он, казался, старше на целую жизнь. Настороженные, холодные глаза смягчались, в уголках появились мелкие складки от довольного прищура, а с губ не сходила полуулыбка. Когда из-за согнутых под гнетом снега деревьев показалась небольшая пристань и добротный дом, сложенный из камня и отделанный деревом, Анна могла поклясться, что услышала облегченный вздох Маркуса, словно он вернулся домой.
– Ты снял его?
– Нет... Купил. Несколько лет назад, у одного рыбака. Гверена Рьерцвульфиена.
– Я подозреваю, что ты его просто Гвереном зовешь..., – вздохнула Анна, мгновенно забыв сложную фамилию.
Маркус широко улыбнулся, обнажив ровные зубы.
– Кстати, он присматривает за домом, пока меня нет и помогает доставлять продукты, привозит, какие-то травы для чая, от которых я однажды двое суток проспал, свежую рыбу, которую ловит сам. Не задает лишних вопросов, всегда улыбается. Он едва говорит по английски и живет по местным меркам совсем рядом. Всего в полу часе на катере.
Я так понимаю, другого транспорта здесь и нет.
Маркус подвел катер к мосткам, спрыгнул и пришвартовал его толстым канатом. Он помог Анне сойти на импровизированный причал, который был расчищен и присыпан солью, потом достал их вещи и сорвав короткий поцелуй у Анны, засмотревшейся на домик, бодро зашагал по ступенькам.
– Идем! Скоро стемнеет, еще камин надо растопить.
Мотнув головой, Анна едва соображала, что с ней происходит, ни разу за всю свою жизнь она не пересекала границы трех стран за двое суток, словно находясь в бегах. Чувство опасности, которое волнами исходило от Маркуса, не покидало и ее, до тех пор пока Анна не оказалась здесь, среди высоких гор и воды, рьяно охранявших свою территорию неприступностью, выделяя избранным небольшие кусочки плоской поверхности, промерзшей и едва ли пригодной для жилья. Но люди явно с благодарностью принимали такие подарки, благоустраивая и доводя их до совершенства личного рая.
Анна поспешила за Маркусом, несмотря на то, что ее куртка была подбита мехом, она чувствовала, как холод уверенно пробирается к костям. Она рада была ступать по твердой скалистой поверхности, расчищенной до самого крыльца дома. Сугробы возвышались почти на пол метра, но каменные ступени, где гора все же привередливо выдавала крутизну, не скользили, хоть и были мокрыми. Гверен явно знал, как обращаться с последствиями упрямой погодой в здешних местах.
Очутившись внутри, Анна не почувствовала особого тепла, но внутренняя обстановка, говорила о том, что огонь в камине это единственный штрих, которого не хватало, чтобы сердце ахнуло от уюта. Небольшая гостиная с одной стороны была занята огромным камином, прямо напротив него было панорамное окно, в котором прекрасно просматривался причал и открывался чудесный вид на фьорд, третья стена представляла собой сплошной стеллаж, заполненный книгами.
– Никогда бы не подумала, что тебе по нраву такое жилье...
– Никто бы не подумал..., – Маркус ответил едва слышно, словно говорил сам с собой.
Он уже укладывал сухие поленья, которые предусмотрительно сложил ровной стопкой, аж до потолка расторопный норвежец. Анна зачарованно прошла по комнате. Она подошла к книгам и потрогала потрепанные корешки. Это были явно любимые книги, которые перечитывались не один раз, тут были и совсем новые, которые только ждали рук жадного читателя.
Она обернулась и посмотрела на Маркуса, который так и застыл у камина, в котором уже огонь охватывал толстые куски дерева, одаривая теплом и светом. За окнами снег приобрел сизый оттенок сумерек, готовясь стать темно-серым в оковах черной северной ночи.
– Что же ты мне голову морочил с Кодриджем?! Только не говори, что это библиотека Гверена. Ладно английский, но он наверняка не интересуется французскими детективами.
Маркус улыбнулся и потер руки, разгоняя тепло, чтобы прикоснуться к щеке Анны.
– Да, я люблю читать и мне редко удается посидеть за книгой, надо поддерживать репутацию альфонса и развратника, с патологической тягой к деньгам. Забыла? И, кстати, философия не мой конек. Я не врал!
От его прикосновения по коже врассыпную побежали мурашки и Анна в ответ запустила ему руку в короткие волосы, проведя ладонью по затылку и спустившись к шее. Его взгляд метнулся к ее губам и словно сам себе Маркус отрицательно замотал головой.
– Нет, сначала я тебя накормлю, – он запнулся и в его глазах заиграл легкомысленный блеск. – Или ты меня! В общем сама решай... Проверь, что там Гверен нам привез. Кухня там, – он махнул рукой, указав на низкую деревянную дверь, отделанную изящными кованными петлями.– Я пойду проверю аккумуляторы.
Уловив разочарование в ее взгляде, Маркус в очередной раз поразился, что Анна не задав ни одного вопроса, позволила увезти себя на край света в место, идеально подходящее для убежища маньяка. И вот, сейчас, единственное, что она хотела, это просто быть рядом с мужчиной, далекого от ее идеала. Она могла прикасаться не украдкой, боясь, что увидят, обнимать, когда пожелаешь и наконец, разобраться в себе, попробовав самое проверенное средство для любящих людей – жизнь, разделенную только на двоих.
Не скрывая своего разочарования, Анна сняла перчатки и покорно развернулась в указанном направлении, но тут же была перехвачена сильными руками. Аккуратно припечатав ее в каменной стене Маркус всем телом прижался к Анне и страстно впившись в ее губя поцелуем, дал негласное обещание, что ночью он не позволит разочарованию, даже приблизиться, не то что к глазам, даже к мыслям.
Анна предполагала, какой переполох вызовет ее неожиданный отъезд. Она перебрала в голове все, что выскажут ей родители. Насколько мать будет против ее выбора, а отец в бешенстве будет сыпать проклятиями и расписывать ее невеселое будущее.
На месте матери Анна и сама бы так поступила. На месте отца, пришибла бы свою дочь, если бы таковая была, узнав, с кем та решила связалась. Маркус Дэнвуд действительно мало походил на рыцаря в сверкающих доспехах, его репутация, не была блестящей, от нее разило за милю дурными делами и порочной жизнью...
Но это со стороны... Анна никогда в жизни не испытывала подобного чувства. Словно до этого, она жила, как половина от чего-то целого. Теперь она знала, что дело было не в страсти, и не в желании удовлетворить потребность в бунтарстве, или изведать чего-то нового с душком опасности. Нет!
Стоило ей только встретить взглядом с Маркусом, она чувствовала, как в душе разливается тепло, питая каждую частичку тела, словно до этого, все ее существо было иссохшим куском мышц, костей, сухожилий и прочей жизнеобеспечивающей начинки. Теперь Анна понимала, кого люди называют второй половиной. Эти слова, теперь были не просто метафорой, они приняли смысл и от этого внутри расцветало блаженство и....страх.
Страх потерять столь неожиданно обретенное счастье. А то, что Анна Версдейл испытывала, именно то, за чем гоняются люди всю свою жизнь, сомнению не поддавалось. Одно лишь оставалось неизменным, как всегда Анна не могла полностью насладиться моментом и глубоко внутри нее пульсировала тревога, на которую пока можно было не обращать внимания, но звездный час которой, непременно настанет.
Ее терзали угрызения совести от того, что она практически сбежала из Портсмута, переложив всю ответственность на Сержа. То, что он возьмет на себя основную нагрузку, даже не подлежало сомнению, а еще хуже было то, что он и слова ей поперек не скажет, когда она вернется. Будет злиться, молчать, может быть назовет ее дурой и на этом все...
Ни ресторан, ни работники, ни семья, никто вообще не могли заставить Анну отказаться от времени, которое она могла провести с Маркусом Дэнвудом и этот факт, повергал Анну в шок. Оказывается в свои двадцать девять лет она очень плохо разбиралась в своих приоритетах, которые долгое время были расставлены по своим местам долгими метаниями, набиванием шишек и приобретенным опытом в следствии того. Нерушимые, непоколебимые, твердокаменные принципы лопались один за одним, как мыльные пузыри. А потому Анна приняла единственно правильное решение – это не зарекаться в дальнейшем ни от чего, кроме явного кровопролития.
Тяжелые мысли бродили в голове, отравляя прекрасное, чистое утро. Анна с угрюмым видом прислонилась лбом к холодному стеклу и поджала закоченевшую от холода ступню. Всего десять дней и она разберется со своими демонами, которые покорно выстраивались в ряд, запасаясь терпением.
– Обычно Анну, не то что в отпуск, на выходной не выгонишь! А тут унеслась, благо, что одета была, так бы в исподнем побежала бы за своим Дэнвудом! – Кейт тихо возмущалась, поглядывая на Сержа в надежде увидеть проблески праведного гнева или ревности в отношении хозяйки «Бруно», но кроме рабочей сосредоточенности над куском свежайшей камбалы ничего не заметила. – Она хотя бы звонила? Мы даже не знаем, где она... А если ее родственники придут нас пытать?
– Имей совесть, Анне сейчас не до нас. Прими ее счастье, как должное и завидуй молча! С родственниками она сама разберется, а нам нужно только всего то прикинуться идиотами. И все!
– Все свалилось на меня! Я не выдержу! – Кейт театрально закатила глаза и когда Серж отвернулся, выудила из огромной миски большую розовую креветку и отправила ее в рот.
– Приди в себя, второй день дождь льет, как из ведра, посетителей раз-два и обчелся, Дагерт вон чуть лоб себе не расшиб о стойку, когда задремал. Смотрю, прямо, на износ работаете! Не мешай!
Кейт нагло уселась на столешницу и с вызовом посмотрела на Сержа. В зале действительно было всего несколько посетителей, телефонная трубка, которую она предусмотрительно держала рядом молчала и Кейт одолевала страшная скука.
– Ты не переживаешь за Анну?
– Нет, у нее в отличие от тебя голова на месте.
– Ватисьер, у тебя совести меньше, чем у этой рыбины....Ой! Долго вы еще будете припоминать мне мое прошлое! Я одумалась и встала на путь истинный, чему глубоко рада и благодарна за поддержку. Уже давно хорошая девочка...
К своему прошлому Кейт относилась легко, потому что все слезы выдавливаемые раскаяньем были выплаканы своевременно и в излишестве.
Не особо заморачиваясь с учебой, Кейт провалила собеседование при поступлении в колледж, и лихо махнув на свою репутацию рукой, подалась в Лондон за «легкими деньгами».
В двадцать один год она едва сводила концы с концами и пропускала через свою постель по нескольку мужчин за ночь. И вполне можно было объяснить ее выбор профессии нуждой, которую испытывала ее семья, но и таковая отсутствовала. Ей хотелось свободы, взрослой самостоятельной жизни, а свободные нравы, которыми и поныне заражена молодежь были весьма питательной средой для растворения личных моральных принципов.
Потребности росли и насколько деньги легко появлялись, так легко и тратились. На унижения со стороны клиентов худо-бедно Кейт не обращала внимания, но четыре года бесконтрольного спаривания, казалось бы, требовали вместо расплаты не только здоровье, но и самое главное в жизни любого человека – цель. Кейт стала ловить себя на том, что в голову лезут пугающие и при этом пленительные мысли: ожидая на облупленных остановках автобус, она представляла, что будет если она подскользнется и упадет прямо под тяжелые колеса, подходя к окну в своей комнатушке, которая располагалась на седьмом этаже над уровнем асфальта, она представляла как мелкие кусочки стекла рассекут ее кожу своими острыми краями и что долетит до земли первым – капли крови из порезов или она, или выдержат ли веревки в ванной ее вес…
Кейт с ненавистью смотрела на влюбленные парочки, которые как приклеенные бродили по улицам вечерами, но еще больше ненавидела себя – ее жизнь, как раз таки, была не взрослой. Даже жизнью нельзя было назвать ее существование, но заставить себя начать поиски нормальной работы она тоже не могла. Идти в уборщицы или официантки не позволяла гордость и маленькая зарплата. Распухшие потребности рано или поздно заставили бы ее вернуться к единственному, что она умела делать…
Но, судя по всему, загубленная девушка нужна была этому миру не в качестве третьесортной проститутки, а потому к ней были применены крайние меры, со стороны мироздания. Приняв в очередной раз, очередного клиента Кейт, вместо «честно заслуженной» платы, получила два сломанных ребра, разбитый нос и выбитую челюсть.
Как ни странно, но это поселило в ее душе целительный страх, который с болью во всем теле нес спасение из порочного круга. Кейт, придавленная позором, отлежав в дешевой больнице несколько дней, вернулась в Эксетер к родителям, которые хранили в секрете ремесло своего чада и вешали лапшу на уши всем родственникам и друзьям, что их дочь работает в Лондоне менеджером по продажам.
Как раз, спустя неделю после своего возвращения, Кейт прочитала в местной газете объявление, что в новый ресторан набирают сотрудников. Каково же было ее удивление, когда она увидела имя хозяйки заведения – Анна Версдейл. Близкая подруга, дружба с которой была временно принесена в жертву.
Общаться по-свойски с Анной, будучи в Лондоне Кейт не могла, слишком уж наглядной была разница между ее загубленной жизнью и образцом семейной сплоченности, которую как знамя несло семейство Версдейлов. Хоть Анна была напрочь лишена снобизма, Кейт терзали сомнения: за четыре года многое могло измениться и было бы верхом наглости махать перед носом у потенциального работодателя таким аргументом как дружба, чтобы получить работу, но, увы, махать больше было нечем…
Приготовившись к самому худшему Кейт, все же, хватило ума рассказать Анне историю своей жизни в Лондоне «не для печати». Ее слова красноречиво подтверждали едва заметные ссадины на носу, которые Кейт не очень старательно скрывала. Анна прекрасно понимала, что откажи она сейчас своей подруге в работе, тогда, скорее всего, она вернется к вполне легальной в Англии торговле собственным телом. Нанимать себе работников из жалости тоже не хотелось, а потому, в противоречие здесь уже вступали совесть и расчет. Единственной точкой соприкосновения этих двух категорий была – благодарность.
Благодарность привязывает людей сильнее, нежели чем неодушевленные договорные отношения, поэтому Кейт полностью оправдала ожидания. Она не раболептствовала, но выполняла свои обязанности на зависть дипломированным специалистам, с которыми приходилось сталкиваться в длинных коридорах многочисленных цитаделей бюрократии для представителей ресторанного бизнеса.
Шла вторая неделя полной анархии и ресторанный бизнес мисс Версдейл держался на голом энтузиазме ее друзей и работников.
Серж получил два дня назад короткий имэйл, что с его ненаглядным боссом все в полном порядке, она лопается от счастья и умоляла его простить, что так нагло сбежала, безответственно бросив всех и вся, буквально на произвол судьбы. На что он ей коротко написал, что судьба в долгу не останется, но ему пока удается блюсти порядок в ресторане.
Он нутром чувствовал, что каким бы мерзавцем не казался бы Дэнвуд, Анна откопала в нем нечто скрытое от глаз большинства. Ее чутью Серж доверял больше, чем себе и потому лишь с тоской ждал ее возвращения, зная, какую взбучку она получит от дражайших родственников, когда все тайное станет явным.
Внезапно, двери на кухню с легким хлопком отворились и при полном параде вошла Кларисса Версдейл.
– «Началось!» – подумал Серж и не дрогнув, продолжил поливать кипящим растопленным маслом говяжий медальон, который шкварчал на сковороде.
– Миссис Весдейл!,– Кейт поспешила спрыгнуть со стола и едва не подавилась очередной креветкой. – Добрый день! Какой приятный сюрприз!
Приветливые слова совершенно не вязались с выражением лица Кейт, которую словно на тот свет пришли забирать.
Расстегнув пальто, Кларисса недобро обвела взглядом всех кто был на кухне.
– Добрый..., – процедила она сквозь зубы и принялась снимать замшевые перчатки.
– Позвольте, я приму Ваше пальто! – Кейт едва за завизжала от радости, когда ей под вполне благовидным предлогом предоставилась возможность слинять из точки будущих горячих действий и вернуться к своей работе за конторкой.
Не дождавшись ответа Кейт почти содрала с матери Анны дорогое пальто роскошного сливового цвета, и выдернув из рук перчатки, пулей вылетела в зал.
Серж поджал губы, явно недовольный тем, что его бросили на передовую одного.
– Рад Вас видеть миссис Версдейл! Желаете перекусить?
Мать Анны, редко видела Сержа и одобряла его со всех сторон, даже с той, что у него странные близкие отношении с ее дочерью, которые явно не предполагают интима.
Кларисса подошла к Сержу вплотную и едва слышно сказала:
– Спасибо. Я только выпью чая, но мне нужно с тобой поговорить...
С бровями в кучу, Серж продолжал бороться за сочность говяжьего медальона и как обычно, в конце он резким сильным ударом ладони расплющивал дольку чеснока, так что сок брызгал во все стороны и кидал его в сковороду к мясу. В этот раз от резкого хлопка по столу подпрыгнули все кто был на кухне, Пэм выронила даже ершик, которым мыла посуду и схватилась за сердце, проклиная про себя всех неуравновешенных лягушатников.
Кларисса даже не моргнула.
– Разумеется, миссис Версдейл, я освобожусь через несколько минут. Кейт принесет Вам чай в зал.
С самым невинным видом, Серж указал на дверь и понял, что неизбежное близко, а значит, пора начинать действовать по плану А – корчить из себя полного идиота.
Поблагодарив Сержа, Кларисса с видом королевы и потрясающей осанкой, скрылась в дверях, оставив за собой едва уловимый аромат дорогих духов.
Серж сервировал блюдо, отдал его Лили и попросив Дэнни подменить его, решительно покинул кухню.
Кларисса сидела за дальним столиком у окна, погруженная в свои мысли. Прямо перед ней стояла полная чашка чая, поданная на блюдце и крошечными печеньицами. Серж уселся на стул напротив женщины и с непроницаемым выражением лица уставился на Клариссу.
Какое-то время они сидели молча, пока Клариссе не надоело сверлить его убийственным взглядом. Она сделала глоток чая и перешла в наступление.
– Дорогой мой, Серж... Я прекрасно осведомлена о том, что моя дочь уехала в неизвестном направлении с мероприятия, на котором для нее свет клином сошелся. Поспешно и явно незапланированно... Пусть своему легковерному отцу мозги пудрит. И я также прекрасно понимаю, что даже если я буду тебе иголки под ногти загонять, фигурально выражаясь, то ты не скажешь мне и слова, а разве что начнешь петь Марсельезу.
