Текст книги "Сто тысяч миль (СИ)"
Автор книги: Sabrielle
сообщить о нарушении
Текущая страница: 43 (всего у книги 45 страниц)
Будто чувствуя мою жажду, его пальцы скользнули внутрь, туда, где сосредоточился весь жар, мучающий меня приятной истомой. От непривычных ощущений я тихо ахнула. Лихорадочно вздохнула, чувствуя аккуратное движение. Он тут же остановился, застыл, взглянул на меня.
– Больно? – спросил шёпотом.
– Нет. Всё хорошо.
Ещё от пары осторожных движений по телу прокатилась волна знакомой приятной дрожи. Беллами дал мне привыкнуть к этим ощущениям, научиться наслаждаться ими, пока жар внизу живота становился невыносимым и заставлял в беспамятстве ёрзать по постели. И я едва обиженно не застонала, когда он вдруг убрал руку. Вместо этого он дотронулся до пояса моего комбинезона, потянул вниз, стягивая его дюйм за дюймом, а в голове только пульсом билось одно желание: чтобы это не заканчивалось. На мне совсем не осталось одежды – и он продолжал изучать каждый миллиметр моей кожи поцелуями, теперь поднимаясь ими вверх от колена. Всё это казалось таким нереальным, таким неприличным, бесстыдным, развратным… Я лежала перед ним полностью обнажённая. Я позволила ему развести свои ноги в стороны, разрешила рассматривать себя всю. Не остановила, когда он поднимался губами по внутренней стороне моего бедра, только плавилась от удовольствия, пока он не коснулся поцелуем там, где я даже не представляла, что можно. Там, где прежде были его пальцы, там, где было жарко и влажно, теперь были его горячие губы, его язык, и это… это…
Я разучилась сомневаться, стесняться, думать, снова выгнувшись навстречу совершенно новой ласке. Это было настолько восхитительно, что, казалось, исчезла гравитация. Мир утонул в мутной пелене удовольствия. Расслабившись, я сама подавалась бёдрами навстречу, снова до крайности бесстыдно, хныкая и мыча от невероятных ощущений. Не понимала, дышу ли, живу ли, лечу ли. Будто натянутая до предела струна, держащаяся из последних сил и при этом отчаянно желающая разорваться. Близко… Рядом. Вдох. Выдох. Эйфория захлестнула, будто цунами, скручивая мышцы, наслаждением растекаясь по позвоночнику, ослепляя белоснежными искрами. Да. Да…
Тело ещё дрожало, мышцы покалывало, в голове плыл сладкий густой туман. В ушах слегка звенело, гулко бился пульс. Беллами навис сверху, ловя мои губы очередным поцелуем. Я, одурманенная накатившим блаженством, притянула его к себе. Ближе, ещё ближе. Наши ноги переплелись на сбившихся простынях, его возбуждение упёрлось мне между бёдер, уже не сквозь ткань, горячее, твёрдое, гладкое. Послевкусие удовольствия снова прокатилось по телу жаркой волной. Я почти простонала от того, как всё это чувствовалось. Как естественно. Как дразняще. Как неприлично влажно и скользко всё ощущалось между ног.
В ответ Беллами издал шумный вдох, вжимаясь в меня. Его взгляд затуманился, когда он нашёл им мои глаза – и сердце пропустило удар от приятного предвкушения. Он двинулся навстречу, заполняя меня внутри. От его исступлённого предыхания и блаженно зажмуренных век захлебнулась восторгом моя душа, я надеялась податься навстречу в удовольствии, но…
Но вместо этого была боль. Всё тело напряглось, сжалось, словно изо всех сил сопротивлялось постороннему, большому, чужеродному внутри. Я рефлекторно зажмурилась. Ох, чёрт. Это было совсем не похоже на то, что прежде. Совсем ни на что не похоже.
Вот как это бывало. Так необычно. Волнительно. И правда больно.
Сразу всё поняв, Беллами замер. Склонился к моему ушку, виновато шепча:
– Прости. Пожалуйста, прости. Расслабься, если можешь. Я пытался, но… скажи, если…
– Хорошо, – выдавила я хрипло. – Всё хорошо.
Я тут же попыталась сделать, как он просил. Расслабиться. Вернуть ту приятную дрожь. Ничего. Он до сих пор не шевелился. Позволял мне привыкнуть. Внутри всё равно оставалась только тянущая боль, и теперь мне стало ясно, почему он позволил мне получить удовольствие до всего этого. Сейчас я бы точно не смогла, сбитая с толку, растерянная, смущённая, едва способная совладать с реакциями собственного тела.
Спустя несколько долгих мгновений я всё же осмелилась открыть глаза. И всё вокруг исчезло. Столько всего светилось в его взгляде – он горел ярче взрыва сверхновой, ослепил, и не стало никакой неловкости. Остались только я, только он, только мы, только эта жажда превращать чувства в касания. Это странное удовольствие чувствовать друг друга вот так, это захватывающее дух желание распробовать близость. Я потянулась к нему, он – ко мне. Мы сплелись, целуясь почти голодно, будто впервые, впитывая жар и искрящие эмоции друг друга. Тело чуть расслабилось. Он почувствовал, понял, аккуратно подался назад, затем – слегка толкнулся вперёд. Ох. Нет. Всё ещё больно. Но от его тихого, едва слышного вздоха всё внутри вздрогнуло. Низ живота так и не налился прежней волнующей тяжестью, но…
Я была его. Вся. И от одной этой мысли всё внутри сворачивалось в пьянящем трепете.
Его следующие осторожные движения вырывали у меня рваные вздохи. Боль уже не ощущалась так остро, стала почти терпимой, но меня оглушила внутренняя какофония из чувств, которую никак не выходило разобрать. От этого огромного комка, распирающего грудную клетку, защипало глаза. Снова зажмурившись, я прижалась лбом к его крепкому плечу. Не хотела, чтобы он заметил слёзы и истолковал их неверно. Они застыли под веками вовсе не от мучительных ощущений, скорее от невыносимой сладости быть вот так.
Мы были одним целым. Я позволила себе встречать каждое его движение. Отвечать на него. Быстрее. Ещё немного быстрее. Мои ладони беспорядочно шарили по его спине и плечам, сминали простыни, пока наши ноги, наши руки, наши тела сплетались друг с другом в беспорядке. Я больше не думала ни о чём, только о нас, о нашем взаимном безумии, о Беллами, что с хриплыми вздохами утыкался мне в висок. Я хотела поймать его настроение, его желания, отдать всё, что могла отдать.
– Боги, как же я люблю тебя, – хрипло сказал он, поймал мою ладонь, переплёл наши пальцы.
– И я тебя, – прошептала ему в ответ.
Всё ещё отвечая на мой поцелуй, Беллами вдруг остановился, подался назад, выскользнул, оставляя внутри меня непривычную пустоту. Вздрогнул, похоже, испытывая ту же волну удовольствия, что чуть раньше подарил мне, потом посмотрел и… У меня и раньше всё внутри замирало от его взглядов, но сейчас… Сейчас я прошла бы даже сквозь вдесятеро худшую боль, только бы увидеть такой ещё раз. Всеобъемлющий. Обожающий. Счастливый.
Он укутал нас обоих в одеяло, притянув меня к себе. Я прижалась спиной к горячей груди Беллами, удобно устроилась на боку и смотрела в окно, на яркую Землю, на которой уже наступил рассвет. Вспомнив слова Харпер, почти кивнула сама себе. Она была права. Самая тёмная ночь и правда была перед рассветом.
– Знаю, что было не очень, но надеюсь, что позже ты дашь этому ещё один шанс, – шепнул он на ушко. От мысли, что можно было повторить всё это, повторить даже не раз, внутри поселилось приятное волнение вперемешку с предвкушением. Я смущённо улыбнулась светящейся планете, стыдясь самой себя. О чём только думала? Беллами, неверно поняв моё молчание, после паузы тихо спросил: – Или нет? Ты же не жалеешь?
Я даже на миг опешила, что он мог так подумать.
– У меня нет привычки жалеть о своих решениях, – ответила смущённо. – Я просто… пытаюсь всё осознать. Всё это… как будто нереально. Так странно. Даже как-то иронично, что… что всё это… ну, между нами… случилось именно здесь. На «Ковчеге», где столько запрещали, ругали и пугали… всем.
– Чёрт, – Беллами напрягся. – Ты же не думаешь, что…
– Нет. Забудь. Из-за моей чёрной крови… не надо бояться нежелательных последствий. Они исключены. Все возможные тесты это подтверждают.
– Хорошо. Ладно, – облегчённо выдохнул он. – Ты уверена, что всё в порядке? У тебя… ничего не болит?
– Это я должна тебя спрашивать, – ответила я, повернувшись к нему. – Я-то чувствую себя отлично. А ты буквально вернулся с того света. И вместо того, чтобы дать тебе отдохнуть и восстановиться, я вывалила на тебя целую гору информации, а потом ещё и… мы с тобой… всё это…
– Ты сама сказала, что я абсолютно здоров. И провалялся тут просто так пять дней. Не стоит меня попусту жалеть. Если воскрешение каждый раз будет таким, я готов умирать хоть каждый день.
– Какой же ты… – смутилась я, отводя взгляд. – Просто невероятный.
– Ты куда более невероятная, любовь моя, – прошептал Беллами, уткнувшись носом мне в волосы.
Сердце в груди пропустило удар от его слов, и я задохнулась от внезапного счастья. Не в силах ничего сказать, молча уложила голову ему на плечо. Заулыбалась, будто безумная, когда он поцеловал меня в макушку, обнимая крепче.
Любовь. Так выглядела и ощущалась любовь.
Глаза слипались сами собой от приятной расслабленной неги во всём теле и его тепла рядом. Я почти задремала, когда информационная панель над дверью внезапно запищала. Загорелась красным. Замигала самым страшным словом, что когда-либо видел «Ковчег».
«Пожар».
– Что происходит? – напрягшись, уточнил Беллами. – Это нормально?
Нет. Не нормально. Я похолодела. Резко села, прижимая к груди одеяло. Потянулась за планшетом, срочно ища в нём контакты. Первой в списке вызовов попалась Рейес.
– Скажи мне, что это не то, что я думаю, – почти прорычала я.
– Это именно то, что ты думаешь, – сразу же напряжённо процедила она в ответ. – Мы опять в дерьме. Система управления одиннадцатого сектора только что полностью вышла из-под контроля. И, скорее всего, попытается нас всех убить.
Комментарий к Глава 30. Кларк
Глава вывернула мне всю душу наизнанку просто, и не знаю, как вы, а я отправляюсь открывать шампанское… Потому что… Ну… Разве нужно объяснять, почему? Ещё ни одни герои не доставляли мне столько головной боли по пути к тем самым заветным трём словам. Сама не верю, что это свершилось))) Ура что ли)))
С нетерпением жду ваши мысли о главе и о том, какие эмоции она вызвала) Если тоже решили открыть шампанское – bon appetit :D
========== Глава 31. Беллами ==========
– В смысле «вышла из-под контроля»? Что за дерьмовая метафора? – нахмурилась Кларк.
– Какие нахрен метафоры? Я что, похожа на поэта? – раздражённо спросила Рэйвен. – Нам отрезало все доступы к главному компьютеру. Все! Я такого ещё не видела!
– А диагностика? Ты смотрела?
– Естественно! Смотреть больше нечего – всё остальное заблокировано.
– И? – Кларк закусила губу, переводя на меня взволнованный взгляд.
– Система диагностики показывает целое нихрена. Очагов возгорания не найдено. Пожара нет. Но тревога – есть. Какая-то чёртова магия, не находишь? Думаешь, такое поведение не входит в понятие «выйти из-под контроля»?
– Ты хочешь сказать, что…
– Да. Я предполагаю, что кто-то заставил главный компьютер думать, что мы горим. И отрезал нас от него, чтобы он не смог определить обратное, обратившись к настоящей подсистеме одиннадцатого сектора. Не представляю, как это возможно, но… Чёрт. Это единственное объяснение.
– Может, ошибка как раз в нашей диагностике? Сошла с ума именно она?
– И отрубила сама себя от главного компьютера? Не уверена, что у неё вообще есть такая возможность, чисто архитектурно отрезать части самого себя способно только ядро.
– Тогда в чём смысл этой бестолковой симуляции?
– Алгоритмы не умеют умышленно вредить и не ищут выгоды. А вот некто… Теоретический некто мог бы заставить их это сделать. Настоящий поджог – это то, что никому никогда ни за что не простят. А вот если просто заставить ядро поверить, что здесь неустранимая катастрофа… Можно шантажировать всех здесь. Требовать. Угрожать. Ведь пожар – это единственный возможный способ вынудить систему… – Рэйвен запнулась.
– Откачать отсюда кислород, если он не будет быстро потушен, – закончила за неё Кларк. – Убить нас всех, не повредив саму станцию совсем никак.
– Вся надежда на Канцлера. Я в командный пункт. Дуй туда же, вряд ли у нас много времени.
– Я буду не одна. Беллами проснулся.
– Наконец-то. Я передам Канцлеру. А ты командиру передавай мои пожелания доброго утра, – мрачно усмехнулась она. – В конце концов, что это было бы за утро, если бы нас опять никто не пытался убить?
– Я бы предпочла для разнообразия что-нибудь более скучное.
– Все абонементы на сопливые романтические прогулки уже забрали Монти и Харпер, прости.
– Иди к чёрту.
– Тогда там и встретимся.
Кларк сбросила вызов на планшете и вздрогнула от очередного писка сигнализации. Всё ещё прикрываясь одеялом, потянулась за скинутой на пол одеждой. Путаясь в плотной ткани, натянула бельё, смущённо улыбнулась. Я вздохнул, наблюдая, как её изящная фигура снова исчезает под серой тканью полусвободного комбинезона. Красоты её он не портил, но какого чёрта было начинать свои взломы и пожары именно сейчас, а не хотя бы через пару часов? Чтобы я смог нормально осознать происходящее и хоть как-то уложить всё рассказанное в голове. Собраться, подготовиться, решить, как быть дальше. До этого Кларк не оставила мне на это шансов. Да и сейчас при взгляде на неё в мыслях снова поплыл туман и пронеслись калейдоскопом слишком яркие картинки, от которых сознание снова спуталось. Во всё это до сих пор не верилось. Всё это до сих пор казалось сном.
– Вот, – Кларк подала мне аккуратно сложенный серый комбинезон, который достала из ящика. – Передали из третьего сектора пару дней назад. Должен быть по тебе.
– Спасибо. Эта штука… Главный компьютер в самом деле всех здесь убьёт без капли сомнений? – нахмурился я, спешно натягивая местную форму.
– Нас шестьдесят. В остальной части «Ковчега» живёт десять тысяч. Протокол регламентирует подобные ситуации весьма однозначно, – она избегала смотреть мне в глаза, и по дрожи в голосе я понял, почему. – Поначалу на Земле я не могла спокойно относиться к огню, потому что здесь пожар – четвёртая категория опасности из пяти возможных. Хуже только отказ системы жизнеобеспечения и системы стабилизации орбиты.
– Как к принятию решений допустили штуковину, которую легко взломать?
– Такого прежде не случалось. Никогда. Рейес пыталась взломать это всё пять лет – и не смогла. А уж ей талантов не занимать. С системой «Маунт Уэзэр», как ты помнишь, она справилась чуть больше чем за полторы недели.
– Тут же есть корабль, нет? Можно улететь на Землю?
– По пути сюда он столкнулся с облаком космического мусора. Гравитация разгоняет обломки до бешеных скоростей, а теплозащита весьма хрупкая для бешено несущихся мелких кусков металла.
– А как вы долетели? – нахмурился я.
– Мы были уже близко к станции. Эта часть геокороны называется ближнекосмическим вакуумом и заполнена очень разряженными газами. Трения нет, нагревания тоже. Поэтому опасности нарушение теплоизоляции не представляло. Изоляционные ячейки пока не успели нормально подлатать. И… Входа в нижние слои атмосферы он не выдержит.
– А если перелететь в другую часть станции?
– Нельзя. Вирус. Больше свободных секторов у нас нет. И для этого нужен главный компьютер.
– Чёрт. Как удобно. Ты не думаешь, что всё это затеял…
– Думаю, – перебила она. – Только об этом я и думаю. Больше некому. Он явно искал слабые места «Ковчега» задолго до того, как мы улетели на Землю. Иначе это не объяснить.
– Что он хочет?
– Не представляю. Должно быть, после гибели сына он совсем поехал крышей, если решился на подобное. Государственная измена – единственное преступление, которое по Протоколу карается смертью.
Я встал, с трудом впихивая руки в тесные рукава комбинезона. По росту он подошёл, но в плечах оказался маловат. Молния едва не зажевала футболку при попытке застегнуть его на груди. Пришлось сдаться на полпути.
– Похоже, наш типичный крой не по тебе, – Кларк улыбнулась, быстро скользя пальцами по неприятно натянутой ткани, впивающейся в кожу. – Ты отрастил на этой своей Земле слишком много мышц. Не подумай, что я жалуюсь… Просто это не совсем по дресс-коду.
– В пустоши ходить – не кнопки тыкать, – хмыкнул я. Взглянул на золотистые нашивки у неё на груди и плечах. На моём комбинезоне таких не было. – А чего это у тебя есть эти штуки, а у меня нет?
– Это значит, что я офицер. Чем больше значков, тем выше должность. У меня один. У тебя ноль. В общем, теперь я твой босс. Привыкай. И веди себя хорошо, кадет. Я – очень строгий начальник, – заулыбалась она.
– Вот как, – я вздохнул притворно печально. – Жаль всех твоих подчинённых. Хорошо, что со мной всё не так.
– Это ещё с чего? – Кларк склонила голову вбок, шутливо вскинув брови.
– Как с чего? У нас же особые отношения, босс. Ну, вот эти, когда он, она, постель и…
– Ты просто ужасен, – не дала закончить мне она, очаровательно смущаясь и изо всех сил стараясь этого не выдать. – Именно поэтому с тебя буду спрашивать больше остальных.
– Вот так вот, значит? А ещё говорила, что любишь.
– Увы! Мне не повезло. Любовь зла.
– Воистину. Всей душой тебе сочувствую.
– Спасибо, – Кларк снова улыбнулась. – Быть такой счастливой почти невыносимо.
Усмехнувшись, я притянул её к себе. Обнял, уткнулся носом в макушку. Ещё на несколько мгновений. Ещё совсем на немного перед возвращением в нашу обычную реальность, до краёв заполненную проблемами и опасностями. Такая нежная. Смелая. Потрясающая. Моя. Точно моя – никуда её не отпущу.
Сигнализация снова пискнула, напоминая о себе. Я вздохнул.
– Кажется, нам пора.
– Да, я… Я рассказывала о нас маме. О моих чувствах. Она в курсе. Но все остальные…
– Я понял. Без проблем.
Для человека, очнувшегося после безнадёжных ранений, полёта на орбиту и клинической смерти, я чувствовал себя на удивление прекрасно. Даже, наверное, лучше, чем до всего этого. Готов был хоть сейчас снова биться или нестись сквозь леса долгие мили. Каждая клеточка резонировала жизненной силой. Голова шла кругом разве что аллегорически – когда я разглядывал великолепно лаконичные в своей технологичности коридоры орбитальной станции. Кларк быстро шла на полшага впереди меня, сосредоточенная и напряжённая. Вовремя подносила свой пропуск ко всем датчикам и иногда останавливалась только на краткий миг для того, чтобы приложить руку к сканеру при переходе между разными блоками. Я едва не сворачивал шею, разглядывая оживающие картинками и сообщениями панели на стене от одного только нашего приближения. Начинал понимать, что чувствовала Кларк, оказавшись на Земле. Смятение. Растерянность. Беспомощность. Без неё я бы потерялся здесь в два счёта. Как можно было вообще тут ориентироваться, когда каждый следующий коридор – полная копия предыдущего? Хотя, наверное, она в своё время то же самое думала про бескрайние леса.
В командном пункте было шумно. Во вместительном зале почти все пространство заполнили экраны, панели и их элементы управления. Небесные расселись группами, по экранам бегали строки текста, на некоторые вывели, похоже, виртуальную схему сектора. Рядом выводилась информация со всевозможных датчиков в реальном времени. На наше появление почти никто не обратил внимания: всех поглотили бесконечный код и нетривиальная задача. Мрачные выражения их лиц не обнадёживали. Периодические тихие переругивания не внушали оптимизм.
Дюжина более взрослых ковчеговцев расположилась в самом центре. Они полукругом обступили сидящего в кресле серьёзного мужчину с редкой проседью в тёмных волосах. Его тёмно-синий комбинезон сразу привлекал внимание своим насыщенным цветом. Семь значков на груди в виде золотистых нашивок. Определённо, Канцлер. Ещё девятеро были в голубой форме, оттенком ближе к цвету неба. Советники? Шесть значков я мог трактовать только так. Двое удостоились только разных оттенков серого, с одним и двумя значками соответственно. Завидев наше приближение, Кейн встал, выровнявшись по-военному строго.
– Офицер Рейес сообщила, что вы пришли в себя. Рад видеть вас в добром здравии, командир Блейк.
– Господин канцлер, – я максимально учтиво качнул головой. Пожал протянутую им руку. – Спешу выразить признательность за спасение моей жизни. Я у вас в долгу.
– Пожалуй, что так. Только не у меня, – он слегка улыбнулся, но эта улыбка не коснулась глаз. Выглядела скорее механической. – А у неё. Знакомьтесь, советница Эбигейл, глава медицинского отделения и ваш лечащий врач, лучший из всех, кого мог предложить «Ковчег».
Кларк тяжело вздохнула, когда её мать сделала шаг вперёд после представления Канцлера. Видимо, прежде вмешиваться в беседу той не позволял Протокол. Теперь же советница смерила меня суровым взглядом, будто пыталась рассмотреть насквозь. Может, я бы поёжился от её цепкого взгляда, но уже удостаивался такого от её дочери сотни раз и даже привык. Теперь он провоцировал только лёгкую усмешку, с какой я встречал всё хорошо знакомое и родное. Нужно было добавить только капельку учтивости и очерования.
– Здравствуйте. Рад знакомству, советница.
– Рада видеть вас в добром здравии, – кивнула та, ничуть не смягчаясь.
– Я очень благодарен вам за всё, что вы сделали, – поспешил уверить её я.
– Без проблем. Надеюсь, моя дочь не пожалеет, что так за вас просила.
– Это была сделка?
– Это было одолжение, – отрезала она так, что стало очевидно: одолжение это было сделано не Кларк, а мне.
– Мама! – недовольно бросила Небесная. – Оставь это. Прошу.
– Командир Блейк, офицер Гриффин уже успела всё вам разъяснить? – встрял в беседу канцлер.
Игнорировать его было бы невежливо, потому я кивнул.
– Я был бы рад, если бы мы смогли обсудить всё в менее напряжённой обстановке.
– Сэр! Извините, сэр, – заголосил один из ребят за компьютерными панелями. – У нас входящий вызов с главного компьютера, господин канцлер!
– Прошу прощения за этот балаган. Мы непременно обстоятельно побеседуем, как только разберёмся с этим. Обязательно разберёмся, – отозвался Кейн и повернулся к большому экрану в дальней части комнаты. – Выводите видео на главную панель, офицер Мёрфи.
Несколько секунд та горела чёрным, а затем ожила. На экране появился мужчина с аккуратно подстриженной бородой в костюме советника – таком же ярко-голубом, как у Эбигейл и ещё восьмерых. Расположив локти на подлокотниках кресла, он сложил пальцы домиком, взирая на канцлера и всю его свиту со мстительным превосходством. Голова едва не закружилась от внезапного чувства дежавю. Уэллс был почти копией отца.
– Так и думал, что увижу именно тебя, Телониус. Как ты смеешь марать собой почётную форму советника? Ты достоин только тюремной робы.
– В твоём голосе звучит отчаяние приговорённого к скорой смерти, Маркус, – мстительно усмехнулся тот.
– Маркус? Так это личное? – сощурился канцлер, поморщившись от фамильярного обращения. – Тогда к чему впутывать в это всех остальных? Давай разберёмся один на один.
– Я бы рад, но ваша карантинная зона не оставляет альтернатив.
– Чего ты хочешь?
– Чтобы ты и твои верные советники за всё ответили, разумеется.
– За Уэллса?
– Не смей впутывать его, Маркус. Даже имя его не смей произносить! – голос советника заклокотал от гнева.
– А зачем тогда впутывать в это офицеров и кадетов? Они только вернулись с Земли и ничего плохого тебе не сделали. Твой сын погиб ради них. Неужели хочешь, чтобы его жертва была напрасной?
Советник скривился, будто разочаровался предсказуемостью выпада.
– Разве я сказал, что хочу их убить? Это вас, коллеги, уже ничего не спасёт. Вы жили по Протоколу. Вы делали ради него страшные вещи и охотно бы целовали поступь проклятого канцлера, будь это вписано в один из пунктов. И только из-за вас я всё это затеял.
– Думаешь, наша смерть что-то изменит? – Кейн сурово прищурился. – Протокол был до нас. Протокол останется и после.
– В Совет придут новые люди. С новыми идеями. Готовые к реформам, которых вы боитесь, как огня.
– А как быть с нашим гостем? Мы вернулись только для того, чтобы спасти ему жизнь, Телониус. Только для этого. Он невероятно важная фигура там, внизу, и покинуть карантин без последствий он не может. Твой маленький акт терроризма – ладно. Мы просто винтики этой огромной системы. Но неужели ты готов лишить всех здесь шанса на лучшие условия на Земле? Добиться этого можно только благодаря ему.
– Как ты верно заметил, Маркус, люди уходят, а общества остаются. Новые договоры – вопрос только времени и количества приложенных усилий. А эти дикари заслуживают только самого худшего. Скольких из наших кадетов и офицеров они прикончили? А вы спасаете их. Идиоты.
– Если бы вы удосужились предупредить нас, что в бункере остались выжившие, всё было бы совсем не так! – вдруг воскликнула Кларк, одаривая Советника испепеляющим взглядом. – Вы ничерта не знаете, а уже выносите приговоры. Люди Беллами не убили, не покалечили ни одного из нас. Многие из них защищали Уэллса ценой своей жизни!
– Офицер Гриффин! – строго бросил канцлер. – Не лезьте не в своё дело или ждите за дверью.
– Простите меня, господин канцлер, – сквозь зубы процедила она.
– Всё такая же лицемерно послушная, а, Кларк? – сморщился в отвращении мерзкий шантажист. – Тогда давай проверим твою преданность Протоколу на прочность в деле. Я уже успел ознакомиться с вашими исследованиями в бортовом журнале лаборатории. Как оказалось, всем чернокровым карантин уже не нужен. Вы безопасны для населения станции. И я не хочу, чтобы жертва моего сына была напрасной. Он пал героем. Поэтому я готов позволить вам, кадеты и офицеры первой экспедиции, перейти в десятый сектор через буферную зону.
– Но? – тут же почуял подвох Кейн.
– Но Эбби придётся выполнить моё условие. Ради всех детей здесь.
– Условие?
– Она должна рассказать всё. Всю правду, лживая ты сука!
– Что? – не понял канцлер. – Какую правду?
– Она знает. Прекрасно знает, мать её! А я жду. С нетерпением, – зло выплюнул Телониус. – Или ты готова пожертвовать жизнью невиновных ради своей тайны? А? Будешь говорить? Убьёшь невиновных своей трусостью? Убьёшь свою дочь?
Кларк стала белее мела. Пыталась скрывать дрожь, но получалось у неё плохо. У меня и у самого будто пол ушёл из-под ног, ведь я уже тоже прекрасно знал, что именно жаждал услышать ублюдок. Было неясно, какая участь хуже: сгинуть тут всем вместе жертвами противопожарных алгоритмов Протокола или отпустить Кларк и остальных Небесных к этому чокнутому террористу. С него станется потом сполна истребовать с них долг за гибель сына. Убивать для этого совсем не обязательно. Подчас жизнь бывает хуже смерти.
– Эбигейл, что несёт этот сумасшедший? У тебя есть хоть малейшее понимание? – Кейн взглянул на советницу, нахмурив брови. Её лицо напоминало застывшую восковую маску и пугало своей безжизненной отстранённостью. Но глаза, такие же ярко-голубые, как у Кларк, пылали не то обречённостью, не то ужасом, пока она не прикрыла их, собираясь с духом.
– Вижу, вы пытаетесь пробиться к главному компьютеру, – насмешливо продолжал Джаха. – Пошли в активную атаку, пока я тут с вами болтаю. Ха! Неплохо, но не думаете же вы самом деле, что я работаю в одиночку? Уязвимость в вашей идеальной системе нашёл совсем не я. И не я один сейчас всё это организовал. Теперь в моей полной власти только кнопка – та самая, которая оставит весь одиннадцатый сектор без кислорода. Уверены, что хотите испытывать моё терпение? Ты уверена, Эбби? Там сейчас твоя дочь. И каждая секунда промедления все сильнее приближает её смерть.
– И где гарантии? Где гарантии, что ты их впустишь? – спросила советница.
– А почему не должен? Моя месть их не касается. Эти несчастные дети ни в чём передо мной не провинились. Они такие же жертвы, как и я. Как мой сын. Как и все.
– Зачем тебе это, Телониус? Что изменит эта правда, если мы все сейчас умрём?
– Я получу удовольствие. Потому что ты предала всех не меньше моего, а свалила всё только на меня. Я хочу, чтобы все поняли, что ты представляешь из себя перед смертью. Хочу, чтобы ты исповедалась перед тем, как сдохнешь.
– Мама, – в голосе Кларк зазвучало столько боли и отчаяния, что я почти содрогнулся. Даже не мог коснуться её, не мог утешить. – Не надо. Не подыгрывай ему.
– Но если ты действительно можешь спасти их, Эбигейл, то настоятельно рекомендую тебе это сделать, – мрачно заметил канцлер.
Кларк вздрогнула и сжала кулаки, когда советница вздохнула. Она страшилась неизбежного. Бесилась от бессилия. Глаза её заблестели, пока она лихорадочно смотрела то на Кейна, то на мать.
– Хотите правду? Хорошо. Ладно, – Эбигейл тяжело вздохнула ещё раз. – Я всё знала. Я какое-то время работала вместе с Телониусом и скрывала от Совета наше общение с президентом Данте Уоллесом. Советник Джаха попросил его об особом отношении к своему сыну и Кларк. Всё потому что Уэллс был к ней неравнодушен. Этим он поставил их обоих под удар и сделал из них идеальный инструмент шантажа. Я боялась, что их просто убьют первыми, если что-то из планов президента сорвётся. Поэтому молчала. Знала, что господин канцлер не будет брать в расчёт сопутствующий ущерб и вполне допустит гибель наших детей, если так будет нужно. Вот она, правда.
Слова давались ей тяжело, но она произносила их с непоколебимым достоинством. Не мямлила, не заикалась, не пыталась юлить и врать, не оправдывалась и не лгала. Я знал её не больше часа, но уже зауважал и чётко видел, от кого у Кларк эта благородная внутренняя сила. У кого она научилась смотреть на трудности с горделивым спокойствием и величием. Советники уставились на Эбигейл в немом изумлении, кто-то сдавленно ахнул, Канцлер и вовсе потерял дар речи. Нахмурился так сильно, что морщины располосовали его лицо глубокими складками.
– Как это возможно? Были же записи! Тебя на них не было! Что за чертовщина? – взорвался негодованием кто-то из советников.
– Какого чёрта?!
– Как давно ты знала?!
– Я поймала Телониуса за беседой с президентом Уоллесом уже после отлёта экспедиции, так что весь заговор придумала не я. Я стала его невольной участницей, что меня не оправдывает, но несколько реабилитирует. Я ничем не навредила нашему делу. Только молчала. Ну что, ты доволен, советник Джаха? Тогда выполняй свою часть сделки.
– Этого могло быть достаточно, чтобы всех нас угробить!
– Это предательство!
– О-о-о! Вы уже её ненавидите! Я рад, что вы меня понимаете, – довольно ответил Телониус, наслаждаясь произведённым эффектом. – Ладно. Все офицеры и кадеты земной экспедиции могут пройти в буферную зону. Вам разрешён переход в десятый сектор. Всем, кроме Кларк Гриффин.
– Что? – опешила советница. – При чём тут Кларк?
– Не прикидывайся идиоткой, Эбби. К прибытию канцлера записи с твоим участием уже явно заботливо потёрли. Иначе бы ты сидела сейчас рядом со мной или уже болталась бы в космосе. Думаешь, я не догадался, кто об этом позаботился? Определённо твоя дочурка. Такая же лживая сука, как и ты. Кто же ещё? Уэллс всю жизнь любил её и делал для неё всё. А она отдала меня на растерзание проклятому канцлеру, даже не подумав, что сказал бы об этом мой сын. А про тебя так предусмотрительно умолчала. Очень удобно! Ведь я такое же мясо, как и мой сын, да? Просто козёл отпущения. Жертва, которой можно прикрыться. Сопутствующий ущерб!
