Текст книги "Кровь и туман (СИ)"

Автор книги: nastiel

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 39 страниц)

– Ну куда же ты убегаешь? – лицо мужчины расплывается в едкой улыбке. – Давай лучше познакомимся.

Я с трудом сглатываю, но отрезаю с уверенностью:

– Нет.

– Посидим немного, выпьем, – мужчина напирает.

Я даю заднюю, надеясь лишь на то, что не натолкнусь спиной на стену слишком рано.

– А то, что мы с Мишкой сидим вдвоём, без женского общества? Никакого удовольствия!

– Я здесь не одна, – говорю я. – И вообще уже ухожу.

– Что ты пьёшь? – не унимается незнакомец. – Закажем тебе какой-нибудь коктейль… Или сразу что покрепче, чтобы разговор завязался?

– Эй! – Дверь туалета хлопает слишком громко. – Девушка же сказала, что уже уходит.

Бен произносит всё это зло, со скрежетом. Будь я этим громилой, испугалась бы. Правда, если бы только не видела своего внезапно возникшего соперника: хоть и крепкого, но невысокого, в бейсбольной кепке и ядовито-зелёных найковских кроссовках.

– Тебе чего, малец? – мужчина едва сдерживается, чтобы не рассмеяться. – Не маловат ли ты, чтобы уроки в баре прогуливать?

Бен изображает подобие улыбки. А через мгновение у него в руках возникает пистолет, направленный дулом прямо в лицо ублюдку.

– Прости, я не расслышал, – говорит Бен сквозь зубы. – Повторишь в вот этот мой слуховой аппарат?

Мужчина, насколько я могу судить при плохом освещении, бледнеет. Переводя внимательный и теперь уже испуганный, – (зато быстро протрезвевший), – взгляд с дула на меня, он, кажется, всё понимает:

– Стражи?

В ответ Бен смеётся.

– Хочешь новость? Ещё и оперативники! Ну, и как ты теперь себя чувствуешь?

Мужчина, больше не глядя на меня, ретируется в сторону мелкими шагами. Бен продолжает держать его на мушке.

– Извините, – бурчит мужчина. – Ошибочка вышла.

– Ошибочка вышла, когда твоя мамаша передумала делать аборт, – свободной рукой Бен манит меня к себе. – Радуйся, что сегодня я добрый. Но обещаю, при следующей встрече я подарю тебе свинцовое ожерелье.

Когда Бен замолкает, я осознаю, что громкость музыки в баре убавили до минимума. Бармен глядит на нас с опаской, и не он один. А те, кто внимания не обращают, видимо, просто привыкли к подобным зрелищам в этом заведении.

– Ты в порядке? – спрашивает Бен, пряча пистолет.

– Да, – киваю я, подходя к нему.

Ложь. Просто я уже устала отмечать каждое своё переживание на бесконечно длинной шкале, не имеющей максимального рубежа.

– От тебя пахнет табаком, – сообщаю я. Затем замечаю сигарету, заткнутую за его ухо. – Ты в туалет курить ходил?

– Ну, я совместил приятное с полезным, – Бен направляется к выходу, я следую за ним. – И вообще, поблагодарила бы за спасение, что ли. А то я скоро с тебя за это деньги начну брать, не впервой же. Так хоть зарабатывать начну.

– Спасибо.

– Ой, и вот не надо только говорить, что ты бы справилась сама, потому что… Погоди, – Бен тормозит меня вытянутой в сторону рукой, в которую я врезаюсь. – Что ты сказала сейчас?

– Я сказала спасибо, – говорю устало. – И больше повторять не собираюсь, так что тебе лучше запомнить эти слова на всю оставшуюся.

Поражённый моей благодарностью Бен даже рот приоткрывает от удивления. Я жду издевательств или чего-то вроде хватания за сердце и изображения приступа, но вместо этого уже спустя секунду Бен хмурит брови и произносит:

– Знатно же ты испугалась, должно быть. И где твоя куртка, кстати? Там во внутреннем кармане должно быть оружие – все защитники его там таскают, на вот такой вот всякий случай.

– Я отдала её Саше, чтобы он не окоченел, пока они с Шиго ждут нас с ключами от машины.

Бен хлопает себя по карманам.

– Ключи, ключи, – приговаривает он. – Точно. Ладно, коротышка, – вытащив из заднего кармана штанов единственный ключ на кольце, без брелка, Бен кивает на дверь. – Пошли, пока ещё чего не случилось.

Шиго и Саша ждут нас у джипа. Видимо, Шиго надоело держать своего друга на весу, потому что мы с Беном застаём его сидящим на земле и прислонившимся к колесу. Моя куртка на нём застёгнута до самого горла; её ворот натянут на подбородок и губы. По тому, как низко опущена голова Саши, я понимаю, что он задремал.

– Чего вы так долго? – возмущается Шиго.

Её громкое обращение заставляет Сашу вздрогнуть.

– В туалете здоровенная очередь была, – бросает Бен раньше, чем я хочу рассказать Шиго правду.

Бен подходит к дверце водителя, попутно легонько пиная Сашу по кроссовку. Открывает машину, забирается на водительское сиденье. Мы с Шиго помогаем Саше разместиться на заднем. Шиго остаётся там с Сашей, я занимаю пассажирское рядом с Беном.

– В штаб? – интересуюсь я, глядя на Шиго через зеркало заднего вида.

Она ловит мой взгляд и отвечает коротким кивком, вместе с этим укладывая Сашину голову себе на плечо. Её запястье оголяется, и я вижу печать добровольца на внутренней его стороне.

Выравниваюсь. Смотрю на дорогу, куда выезжает Бен. От бара до штаба ехать пятнадцать минут, но сейчас медленно наступает вечер и вместе с ним – конец рабочего дня. Машины заполняют главную дорогу быстро, и уже спустя ровно одну песню, проигрываемую Беновым плеером через порт в динамики джипа, мы встаём в пробку.

“Может, оно и к лучшему”, – думаю я.

Саша немного вздремнёт, Шиго успокоится, а я попытаюсь сделать то, чего не делала уже давно – вычеркнуть из памяти последние события. Из всей информации, из всех пережитых моментов и эмоций, именно это запоминать нет ни нужды, ни пользы.

***

В комнате “Омеги” Саша живёт один. Полагаю, что все остальные оперативники предпочитают свои родные дома. Но не это меня смущает больше, а то, что Сашу до сих пор не выгнали как из команды, так из штаба – с таким-то запахом перегара на весь коридор и целыми пирамидами из пустых бутылок.

– Мне нужно переговорить с Анитой, – выдыхает Шиго.

Она только что тащила Сашу до четвёртого этажа и теперь пыталась восстановить дыхание. Я предлагала ей свою помощь, но она стойко отказывалась, аргументируя странной, но явной истиной: “Он – мой друг. Моя обязанность и моя ноша”.

– Проследите за ним?

– Без проблем, – отвечаю я.

– О, может, ты заодно передашь кое-что Марку? – Бен шарит по карманам штанов. – Он с другими миротворцами должен был после обеда засесть у неё в лаборантской.

– Я, по-твоему, похожа на курьера?

Бен строит жалостливую мину, но даже это не помогает против каменного выражения лица Шиго.

– Идите оба, – предлагаю я. – Мы с Сашей справимся без вас.

Шиго глядит на Сашу, развалившегося на кровати в едва ли сознательном состоянии, потом на меня.

– Не давай ему пить, – наказывает Шиго перед уходом. – У него по всей комнате заначки спрятаны.

– Есть, босс, – декларирую я, в шутку прикладывая руку к голове.

Когда Шиго и Бен оставляют нас с Сашей одних, я подхожу к письменному и поднимаю в руки предмет, который углядела уже давно – укулеле, теперь подпирающую пустой книжный пенал. Инструмент покрыт слоем пыли; не знаю, когда его в последний раз брали в руки, но точно не в этом месяце.

– Ты больше не играешь? – интересуюсь я после того, как несколько раз подряд залпом чихаю от раздражающей слизистую пыли.

– На этой трещалке бренчал счастливый и довольный жизнью парень. Он умер, когда Климена меня бросила. Тот, кто остался после него, и пальцем к инструменту не притронется.

Я протираю струны натянутым на ладонь рукавом кофты. Мне становится грустно и противно. Я обещала себе перестать думать о том, что всё происходящее – только лишь моя вина, но когда последствия внесённых изменений снова бьют в спину, ставят палки, роняют к ногам раненых, ущемлённых, побитых, когда-то бывших солнцем и ставших затмением, я не могу, просто не могу позволить себе забыться.

– Мне так жаль, Саш, – произношу я.

– Всем жаль, – отвечает Саша.

Хлопок. Стук. Щелчок. Все эти звуки, хотя я стою к Саше спиной, в моей голове выдают определённую картину, и она лишь подтверждается, когда я поворачиваюсь и вижу в Сашиных руках бутылку с алкоголем.

– Ты любил её?

Вместо ответа Саша указывает на свою прикроватную тумбочку. Я подхожу ближе.

– Открыть? – уточняю.

– Ага.

– И что там?

– Ты сама всё поймёшь.

Я осторожно опускаю укулеле на пол, приседаю напротив тумбочки. Дверца открывается со скрипом, и с тем же звуком в мгновение, как я нахожу то, что должна была сразу отметить, моё сердце меняет спокойные удары на быстрые и лихорадочные.

Коробочка для кольца.

Я протягиваю руку, но так и не могу взять её.

– Я хотел сделать ей предложение, но она меня опередила, предложив нам расстаться, – Саша грустно смеётся. – Сказала, что я слишком давлю на неё, ограничиваю её свободу. Что я слишком многого жду от наших отношений, тогда как ей хочется просто хорошо проводить время.

Это звучит одновременно как что-то, что лично я могла и не могла бы понять одновременно. В таких историях никогда нет правильной стороны, есть лишь две противоположные, где каждый придерживается того, что чувствует и видит, не пробуя поставить себя на место другого.

А я могу. И я представляю себя на месте Саши: разбитую вдребезги от предательства любимого человека, давно перешедшую черту самообладания и утонувшую в пучине отчаяния и непонимания, как жить дальше.

Это больно.

Затем меняюсь местами с Клименой. На что похожа жизнь того, кто в одно мгновение понял, что тот, кого он когда-то считал любимым, теперь для него ничего не значил? Сосущая пустота. Непонимание. Попытки разобраться приводят к ещё большей путанице.

В конце концов, ты просто опускаешь руки и отпускаешь уже не своего человека в надежде на то, что это избавит от мучений вас обоих.

Это тоже больно.

Я не могу быть объективным слушателем, как не могу быть и тем, кто сможет дать дельный совет. Поэтому я просто молча закрываю тумбу, ставлю укулеле на место и выхожу из комнаты, оставляя Сашу наедине с мыслями и алкоголем, вопреки просьбе Шиго.

Но прежде, чем за мной закрывается дверь, в спину мне доносится:

– Тебе стоит беречь своего, этого… Власа. Сама знаешь поговорку про хранить, потерять и плакать.

***

Привыкнув считать, что единственными Ниниными гостями являемся мы с Беном, очень удивляюсь, когда, перешагивая порог медкорпуса, обнаруживаю возле её кровати Шиго. Феникс балансирует на двух задних ножках стула, упираясь кроссовками в каркас кровати, и листает какую-то книгу.

– Подумала, что, раз уж всё равно сегодня пришлось здесь появиться, навещу её, – произносит Шиго, не дожидаясь моего вопроса. – Кто принёс цветы, не знаешь?

– Я.

– О, – Шиго выдыхает с нескрываемым облегчением. – Ладно.

Она закрывает книгу, но оставляет её у себя на коленях. Взглядом, внимательным и изучающим, провожает меня до стула напротив.

– Как дела? – спрашивает, стоит мне только присесть.

– Нормально, – отвечаю я. – У тебя?

– Тоже.

– Круто.

Шиго утвердительно кивает. Повисает пауза, обозначающая конец обмена дежурными фразами.

Ведь я на деле мало что о ней знаю; даже о той девушке, которая не побоялась шагнуть в чужой мир вслед за своей подругой.

– Что ты здесь делаешь? – вырывается у меня.

Надеюсь, не прозвучало как претензия. Просто именно этот вопрос первым приходит на ум, когда я думаю снова завести разговор.

– Слушай, я представляю, на что всё это похоже, но я здесь исключительно с дружеским визитом.

Шиго опускает ноги на пол, с громким стуком ставя стул на все четыре ножки. Книга соскальзывает с её колен, раскрываясь на страницах, заложенных тонкой полоской бордовой ткани.

– В этот раз у нас точно всё, – Шиго встаёт. Я совсем позабыла, какая она высокая. – Четвёртые вторые шансы друг другу дают только глупцы.

Последнюю фразу Шиго произносит с нажимом.

– Я не осуждаю.

– Да знаю я, – Шиго вздыхает. Проводит ладонью по волосам, пытаясь пригладить вихры, которых нет. – Просто Нина – твоя подруга, и я знаю, как ты о ней заботишься.

Подруга.… Сколько себя помню, смысла в этом простом слове для меня всегда было больше обычного. Язык не поворачивался называть друзьями одноклассников или знакомых, с которыми меня связывало лишь общее времяпрепровождение.

За всю прошлую жизнь у меня было всего три друга: Кирилл, Даня и Лия. В этом настоящем, похоже, список вмещает в себя явно больше трёх имён.

Но ценен ли он настолько же?

После всего, через что мы прошли, смогу ли я встать между смертью и Ниной, Беном или Ваней, не задумываясь о том, что ценой такого противостояния будет моя собственная жизнь?

– Всё, что происходит между вами – не моё дело, – говорю я.

– Происходило, – поправляет Шиго. – Никакого настоящего и никакого будущего.

– И всё-таки ты здесь, – я киваю на Нину. – А не дома.

Шиго облизывает губы. Моё замечание явно кажется ей справедливым: вместо ожидаемого возмущения на её лице появляется что-то, отдалённо напоминающее вину.

– Когда она очнётся, не вздумай ей об этом рассказать, – говорит Шиго. Немного угрожающе, я даже чуть пугаюсь. Но затем Шиго демонстрирует мне беглую улыбку. – Иначе поймёт, что снова выиграла, и будет хвастаться.

– Выиграла?

– Ну да, – Шиго смотрит на Нину неотрывно. Улыбка, которая до этого предназначалась мне, меняется на что-то более нежное, мягкое и тёплое. Всё это мне хорошо знакомо.

Кто-то в этой комнате влюблён. Похоже, даже несмотря на собственные внутренние противоречия.

И этот кто-то точно не я.

– Как поговаривал мой отец: не всегда тот, кто выигрывает, является победителем.

– И как это понимать?

– Не знаю. Папаша не так умён, каким пытается казаться.

Интересно, Шиго представляет, насколько она неправа? Того, кто перенёс троих людей в прошлое, нельзя назвать просто умным, или талантливым, или хотя бы даже мастером своего дела.

Если уж быть совсем откровенной даже перед собой, не знай я Эдзе лично и не имей представления, что он за ведьмак, я бы его боялась.

Разве что-то, кроме устрашения, может вызывать сила, близкая к безграничной?

– Твой отец! – восклицаю я громче, чем предполагалось.

Шиго вздрагивает от неожиданности.

– Что?

– Твой отец! – повторяю я.

В голове столько мыслей сразу, что выхватить одну для объяснения Шиго, как бы я не хотела, у меня не получится. Нужен тот, кто поймёт, когда я начну тараторить без остановки, стараясь не упустить ничего и охватить всё сразу.

Нужен Бен.

– Мне пора, – я вскакиваю со стула. Шиго, растерянная моей резкой сменой поведения, продолжает стоять на месте и глядеть на меня с опаской. – Ты гений, Шиго! Как и твой папа! Спасибо тебе!

– Не за что? – вопросительно отвечает Шиго.

К выходу я направляюсь спиной, одновременно нащупывая в кармане телефон и продолжая что-то нелепое говорить Шиго, то ли извинения, то ли благодарности, но больше что-то несвязное и непонятное, потому что в этот же момент стараюсь не упустить нить тянущихся мыслей.

– Просто иди уже, – обрывая меня на полуслове, отмахивается Шиго.

Я салютую ей оттопыренным в кулаке большим пальцем. Шиго присаживается обратно на свой стул, поднимает книгу, размещает её у себя на коленках, но не опускает взгляд к строчкам.

Нет.

Для огненных глаз Шиго есть более притягательный маяк, с каждым днём становящийся всё тусклее.

И сейчас, кажется, у меня появилась идея, как нам снова сделать его совершенным источником света.

***

– Эдзе? – брови Бена ползут вверх. – Этот псих ненормальный?

– Верховный ведьмак одного из сильнейших ковенов, – добавляю я. – Если он смог переместить нас в прошлое, вылечить Нину ему труда не составит.

– Жив ли он вообще сейчас? Что сказала Шиго?

– Ничего, потому что я не спрашивала. Но она, упоминая его, говорила в настоящем времени.

– Да уж, люблю ситуации, где что не факт – то стопроцентная уверенность. И где нам его искать? Опять в архиве ковыряться?

– Нет, – я перестаю вертеть в ладони телефон и теперь демонстрирую Бену экран с сообщением, отправленным после того, как мы с ним созвонились. – Думаю, пришло время просить о помощи.

На дисплее: “Через час у меня. Это срочно”. Адресат: “Филонов”. На фотографии контакта парень в синем свитере с книжкой на голове.

– Собираешься рассказать ему? – с нескрываемым удивлением уточняет Бен.

Он напрягается всем телом. В одно мгновение моя комната наполняется разряженным воздухом, и я решаю открыть окно, чтобы проветрить помещение, а заодно и закипающие головы.

– Ты поступил правильно, рассказав Марку, – говорю я.

– Я ничего ему не рассказывал, – напоминает Бен.

– А мог бы…

– Ага, и тогда бы ты меня прям на месте прибила.

– Я была неправа.

– Слушай, коротышка, хватит, – произносит Бен, а затем издаёт странный звук, то ли шипение, то ли свист. – Серьёзно, то ты меня благодаришь, то признаёшь свою вину… Меня это начинает напрягать. Что за фаза у луны сегодня такая, что ты, словно оборотень, так сильно поменялась?

– Я всё переосмыслила, – признаюсь я. – Кое-что поняла.

– Например?

– Не всегда тот, кто выигрывает, является победителем.

– Это что вообще значит?

– Понятия не имею, – я качаю головой. Дверь в мою комнату приоткрыта, поэтому я вижу, как Артур проходит в кухню. – Я просто устала уже.

– От чего?

– От всего, Бен, – я подлетаю к двери, но закрываю её не хлопком, а осторожным толчком. – От людей, которых я не знаю, от прошлого, которого у меня больше не будет… От чужих проблем, от своих вопросов, от того, что я – не я, ты – не Бен, а Нина и вовсе почти мертва.

– Это неправда, – произносит Бен.

Но он не настаивает. Мне бы, наверное, хотелось этого, но мы оба знаем, что смысла во вранье нет, когда всё, что есть вокруг нас – это сплошная недоговорённость длинною больше, чем десятилетие.

– Я хочу снова контролировать свою жизнь.

Шаркающие шаги по ту сторону. Артур вернулся в свою комнату.

– Мы обхитрили Христофа, – я развожу руками. Он понимает, я уверена, что я имею в виду под этим жестом. – Мы выиграли. Вот только победа ли это?

Мелкая дрожь касается пальцев, поднимается к плечам, поселяется в голосе и показывается наружу вместе с последней фразой. Я не чувствую слёз, но отчётливо ощущаю холод вдоль позвоночника.

Панические атаки опасны тем, что ты никогда не знаешь точное время их прибытия. В один момент одна из них просто сцепляет свои тонкие костлявые пальцы на твоей шее, и всё, о чём ты можешь думать – это желанный конец.

– Мне всё равно.

Три коротких слова, объединённых во фразу, едва дотягивающую до полноценного предложения, бьют наотмашь.

Паника уходит на второй план, не успевая окончательно заключить меня в свои удушающие объятья. Не понимаю, как реагировать на то, что услышала. Бен должен всегда быть рядом, потому что только он знает, каково мне сейчас. Но то, что он говорит – это не похоже на поддержку или взаимопомощь.

– Прости? – переспрашиваю я. – Тебе всё равно?

– И тебе должно быть, – тем же стальным тоном произносит Бен. – А как иначе? Да, мы выиграли, но чтобы выжить, нужно что-то большее, чем просто слоняться вокруг и надеяться на удачу. – Бен делает шаг ко мне. Моя комната слишком мала по площади, чтобы этот шаг остался незамеченным. – Быть защитником – значит быть воином. Недостаточно победить в одной битве – тебе, Слава, придётся сражаться с собой и окружающим миром каждый грёбаный день. – Бен облизывает губы, отводит взгляд в сторону. – Таковы правила, и не я их придумал.

Поражает старание, с которым Бен пытается не казаться умным. Поражает и удивляет. Раньше все мои знакомые больше предпочитали демонстрировать любое своё превосходство напоказ, будь то глупые факты, почерпнутые из кроссворда, или реальные знания, полученные во время самостоятельного обучения.

А Бен… Он говорит умные слова, но преподносит их так, словно это наитупейшая ерунда, не требующая ни внимания, ни понимания.

– Как скоро Ваня придёт? – Бенов голос возвращает меня из раздумий.

– Минут через десять.

– Отлично. Тогда я могу у тебя кое-что спросить… Могу же? Мы ж, типа, друзья.

Бен чуть наклоняется, напирает. Я выставляю руку вперёд, упираясь кулаком ему в плечо.

– Можешь, но дай дружбану немного свободы, а то это всё начинает выглядеть странно.

Осознав мои слова, Бен передёргивает плечами и делает шаг в сторону кровати. Я приоткрываю дверь, выглядываю в коридор. Комната Артура снова заперта – он явно не заинтересован в том, чтобы подслушивать.

– Что ты решила насчёт Власа? – спрашивает Бен, когда я присаживаюсь на кровать рядом с ним, но на расстоянии достаточном для того, чтобы соблюсти некие негласные границы.

– Насчёт Власа? – переспрашиваю я. – В смысле?

– Ты дашь ему шанс, или что?

– К чему такие вопросы вообще?

– Я просто не хочу быть гавнюком в одиночестве, знаешь ли.

Бен хлопает себя по груди, видать, рефлекторно, ведь его форменная куртка висит в коридоре. Тогда он пулей мчится туда, а обратно возвращается шагом неуверенным, немного дёрганным. И что-то всё время подбрасывает в воздухе… квадратное и синее.

Сегодня с таким предметом я уже сталкивалась.

– Это всё, конечно, мило, – произношу я. – Но я сейчас не готова связывать себя узами брака…

– Смешно до истерики просто, – Бен скалится, зажимая коробочку для ювелирного украшения в кулаке. – Здесь не кольцо, Слава Богу, но проблемы мои это не уменьшает.

Бен подкидывает коробочку в воздухе, я ловлю её и сразу открываю.

– Ключ? – я осторожно подцепляю двумя пальцами аккуратное узорное золотое украшение в виде старинного ключа.

– Там ещё записка под бархатом.

Пока я разглядываю украшение, Бен забирает у меня коробочку. Вытаскивает из-под подкладки сложенную в квадрат бумажку.

– “Это ключ от моего сердца. Береги его. Я люблю тебя. Навсегда твоя, Поля”, – зачитывает Бен.

– Ключ от моего сердца? – я протягиваю Бену украшение. – Как пошло, вульгарно и…

– Мило, – перебивает Бен.

– Да, мило, – соглашаюсь я, теперь уже не кривя сердцем. – И как человек, который носит это, – я отодвигаю край кофты и демонстрирую Бену свой кулон со знаком зодиака, являющийся частью нашего дружеского соглашения с Кириллом, – заявляю, что подарки такого рода обычно значат очень много для дарящего.

– Для того, кто получает, тоже. – Бен спешно прячет ключ в бархатную коробочку. – Слишком большая ответственность. – Коробочка снова отправляется в карман куртки, и пока Бена нет в комнате, я быстро проверяю, нет ли сообщения от Вани. Ничего. Но я уверена, что он придёт.

– И ты хочешь скинуть на меня ответственность за принятие своего решения? – мой вопрос летит Бену прямо в лицо, стоит ему только снова показаться в дверном проёме.

– Может, если я увижу собственными глазами, что сложное и на первый взгляд плохое решение не всегда ведёт к неправильному исходу, я был бы чуть смелее.

Бен считает, что наши ситуации похожи, но он забывает учесть одну главную исходную: в прошлом настоящем ему уже везло быть любимым, хоть и не долго.

В отличие от меня.

– Боюсь, ничем тебе помочь не смогу, – произношу я.

– В смысле?

– Бен, я решила дать Власу шанс.

Бен долго смотрит на меня в упор. Моя комната отделяется от остальной квартиры, и несмотря на то, что я слышу, как кто-то звонит в дверь, как её открывают, как Артур с кем-то здоровается, это долетает до меня словно издалека: со дна колодца или другого конца тоннеля.

Всё потому, что в моей комнате сидят два человека, одного из которых, по его мнению, только что предали.

Именно это сейчас думает Бен. Может, это остаточный эффект от той связи, которая была между нами, когда мы отправились в прошлое, а может всё дело в том, что в последнее время я стала слишком хорошо его понимать, но сейчас я хорошо читаю его эмоции, и шанс ошибки стремится к минимуму.

Пустой, расфокусированный, затуманенный взгляд. Сильно сжатая челюсть. Дёрганное движение, которым Бен зачем-то хлопает себя по козырьку кепки.

Теперь он будет меня ненавидеть.

– И чего ты планируешь этим добиться? – спрашивает Бен. – Мучить парня до тех пор, пока сердечко не ёкнет в ответ?

В конце он усмехается. Поднимается с кровати. Встаёт у письменного стола, и, готовясь к приходу Вани, даже снова принимает расслабленное выражение.

Это похоже на издевательство.

– Я чувствую что-то к нему, – защищаюсь я, но так слабо, что сама себе не верю.

– Уже? – брови Бена ползут вверх и исчезают за отросшей чёлкой. – Быстро ты.

– Это было и раньше, Бен, – с нажимом настаиваю я. – Между нами было что-то, что помогло мне его понять и принять ряд решений, которые…

– Которые, раз уж на то пошло, привели нас сюда, – Бен щёлкает пальцами. – В мир, кстати, тебе до дрожи ненавистный. И что? Удачно всё срослось, по твоему мнению?

– По моему мнению, это не твоё дело.

Бен чуть дёргает головой, демонстрируя мне всё своё неодобрение. Завязывается немая перепалка, где он выпячивает челюсть и долго выдыхает, а я скрещиваю руки на груди и едва сдерживаюсь, чтобы не кинуть в Бена тапком.

– Слава, тут гости! – доносится из коридора.

Дверь в комнату открывается сразу же. В щели появляются две одинаковые головы.

– Здарова! – декларирует Даня.

Когда на своё приветствие, излишне пропитанное энтузиазмом, он не получает ответа, его улыбка сползает с губ.

– Братец, тут нас, похоже, не ждали.

Близнецы заваливаются в комнату, где и без их присутствия, благодаря заряженной атмосфере, почти не осталось места.

– Мы по приглашению, – напоминает Ваня, имея в виду моё сообщение.

Он ставит сумку мне в ноги, опирая её на прикроватную тумбочку, тогда как Даня, свободный от любого багажа, с разбегу прыгает на кровать позади меня.

– Так что за срочность, и, главное, важность, что ты даже точки в сообщении поставила?

– Меня это прям напугало, если честно, – подаёт голос Даня. – Точки… Кто сейчас вообще их использует?

– Грамотные и адекватные люди? – уточняю я, оборачиваясь на Даню через плечо.

Ответом мне служит его пренебрежительно наморщенный нос.

– Давайте к делу, – Ваня останавливается рядом с Беном. Глядит то на него, то на меня. – Что у вас произошло?

– Ничего, – я встаю, отхожу к окну. Так мне видны все ребята сразу, и не приходится вертеться на месте. – Просто есть разговор.

– Хорошо, – осторожно произносит Ваня, кивая. – Давайте.

– Только прежде мне нужно, чтобы вы дали два обещания: выслушать до конца и не рубить с плеча.

Ваня и Даня переглядываются. За эту секунду, я уверена, они мысленно успели обсудить больше, чем это возможно было бы сделать вслух.

– Ты знаешь условие, – Даня ёрзает в моей кровати, собирая под собой до этого ровно постеленный плед. Теперь он сидит со скрещёнными ногами. – Мы не даём обещаний, которые не можем выполнить.

– Если вы меня любите, у вас просто не будет другого выхода.

Мне не стоило этого говорить. Лица близнецов меняются до неузнаваемости, и я с опозданием, но понимаю, почему: в этом настоящем мы втроём слишком близки, чтобы не воспринимать подобные слова всерьёз.

– Вот теперь я действительно напуган, – тихо сообщает Даня.

– Ты начнёшь или я? – спрашиваю у Бена.

Но он всё ещё зол, а потому лишь отрицательно качает головой, прощается с близнецами и уходит. Когда пустеет его место рядом с Ваней, я вижу на столешнице предмет, которого там раньше не было.

Бен всё-таки решил послушать маму и вернуть пружинку девочке со шрамом на руке.

Критический рубеж. Глава 5

Первым, стоит мне только замолчать, высказывается Ваня:

– Всё это не имеет абсолютно никакого смысла.

Он стоит в позе: вес тела перекинут на опорную правую ногу, согнутую в колене, одна рука сжимает спинку стула до побелевших костяшек пальцев, другая покоится в кармане джинсов, – вот уже, кажется, целую вечность. Его абсолютная статика пугает меня даже больше, чем динамика Дани, который в течение всего моего рассказа умудрился смять плед на кровати до состояния огромного кома и скинуть его на пол.

– Хотя, – Ваня переводит задумчивый взгляд с брата на меня и обратно, и так несколько раз, пока наконец не выбирает моё лицо как основную контактную точку. – Теперь странные разговоры о воспоминаниях не выглядят такими странными.

– Какие ещё разговоры? – Даня соскакивает с кровати, цепляясь ногами за одеяло и едва не падая на пол. – Вы уже о чём-то таком без меня разговаривали?

– Ага. О симптомах эффекта бабочки.

– Это о фильме? – Даня морщится. – Амелия его обожает, поэтому мы смотрели его раз двадцать, но…

– Не тупи, – обрывает брата Ваня. – О пространственно-временном явлении. Славе было любопытно, почему она ничего не помнит, но при этом на тренировке умудряется махать руками и ногами далеко не в произвольном порядке.

– Я не уточняла, что говорю о себе, – поправляю я тихо и не так уверенно, как хотелось бы. Пожалуй, прежде чем ввязываться в разговор с одним из самых умных среди нас, стоило дважды подумать, не разоблачит ли он меня ещё на подступе. – Хочешь сказать, ты сразу понял, что я спрашивала далеко не теоретически?

– Были мысли, – Ваня пожимает плечами. – Но я решил оставить их при себе, чтобы не спугнуть тебя. А то вдруг ты бы снова от нас закрылась.

“Закрылась”. Я усмехаюсь. Ловко же он обогнул тему депрессии!

– Почему я всегда всё узнаю последним? – вмешивается Даня, максимально повышая голос. У меня даже мурашки по коже бегут.

– Вообще-то, вы оба – первые и единственные, кому я решилась выложить всё как есть, – говорю я. – Без недомолвок. Надеюсь, теперь некоторое моё поведение… – я откашливаюсь. Гордость и неспособность к признанию слабости перед другими встаёт поперёк горла. – … Точнее, его причины, стали для вас понятными.

– Ну да, – сообщает Даня. – Ты ещё неплохо держишься. Я бы на твоём месте вздёрнулся.

Он подходит к брату. Максимальная внешняя разница выходит на передний план, отражаясь во всём: в позе, во взгляде, в перекошенных губах, в сжатой челюсти.

– Спасибо за мнение, которого никто не спрашивал, наш ты оптимист! – прыскает Ваня.

Если раньше только он стоял передо мной, тогда как Даня ворочался сзади, на кровати, то теперь обе пары глаз пристально разглядывают меня, отчего становится неуютно. Знать бы, что творится у близнецов в головах. Не совершила ли я ошибку, когда посчитала их надёжными и, что более важно, готовыми к тому, чтобы поверить в…

Самой смешно, и даже вот она – улыбка. Бен прав: бред сумасшедшего всё, что с нами происходит.

Даже знаменитая Алиса и часа не продержалась бы в таких условиях.

– Я должен спросить, – и снова Ваня; как обычно, впереди планеты всей в лице своего близнеца, который пока ещё старается переварить услышанное. – И какая там у нас была жизнь?

Я ждала этого вопроса, но всё равно он гремит у меня в голове выстрелом в упор, без предупреждения и контрольного отсчёта до трёх.

– Мы с Даней были братом и сестрой, – начинаю я осторожно, на выдохе. Каждое слово – шаг вперёд по тонкому льду. – Даня отказался, когда за ним пришли стражи, я согласилась. А ты, – смотрю в упор на Ваню. – Ты, как и здесь, был членом оперативной команды “Дельта”, только… когда я пришла, у тебя не было сослуживцев. Они погибли на задании вместе с куратором команды.