Текст книги "Кровь и туман (СИ)"

Автор книги: nastiel

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 39 страниц)

– ЛИЯ! – выкрикиваю я имя подруги.

Может, она услышит меня. Но окна, мимо которых я пролетаю, пусты. Нигде нет знакомого силуэта…

– О, Боже! – доносится до меня чей-то голос. – Смотрите!

Сначала ищу его источник. Это группа девушек. Одна из них показывает на что-то остальным. Прослеживаю за направлением, и оно приводит меня как раз к той, кого я искала. Лия стоит на подоконнике одного из крайних в ряду окон. Створки распахнуты настежь, ветер поднимает жалюзи за её спиной, и они видятся мне белоснежными крыльями.

Лия, с её блестящей кожей и светлыми волосами легко бы сошла за ангела.

Я снова кричу её имя, но она меня не слышит. В её руке зажат телефон, по которому она секунды назад разговаривала со мной.

– Кто-нибудь, остановите её! – выкрикивает мужской голос из толпы.

Редкие взрослые, видимо, учителя, находящиеся на улице, кидаются к входу, но я уже знаю, что они не успеют. Даже несмотря на разделяющие нас четыре этажа вверх, я понимаю, что с подругой что-то не так. Её лицо выдаёт эмоции испуга, но они похожи на маску, а не на то, что она действительно сейчас чувствовала бы, стоя на подоконнике и собираясь прыгать.

Я проигрываю в голове слова Лии.

“Дыма так много”.

“Сильно пахнет гарью”.

“Ребята куда-то пропали”.

Этого всего нет. Это только в её голове.

Она видит иллюзию.

– Ах ты сукин сын, – цежу я сквозь зубы и хватаюсь за медальон на шее.

Хорошо, что мне не хватило храбрости избавиться от него.

“Отпусти её” , – вот, что я посылаю тому, кто обязан услышать меня.

Так, я уже поняла, работают медальоны. В этом настоящем они не просто символ дружбы, а наши личные стаканчики, связанные длинной нитью.

“Как так получается, что ты всё время попадаешься на моём пути?” , – приходит в ответ вопрос с нотками искреннего удивления.

“Я не знаю, что тебе от неё нужно, но не делай этого” , – я почти плачу.

Это не сыграет мне на руку, Кирилл может подумать, что я пытаюсь его разжалобить.

“Её родители задолжали моей королеве” , – произносит Кирилл. – “Кто-то должен расплатиться по этому долгу”.

“ Тогда и спрашивай с родителей, Лия тут не при чём!”

“К сожалению, именно она и является причиной самого долга”.

“ Кирилл, прошу тебя… Хотя бы в память о нашей былой дружбе”.

“Не говори так. Ты знаешь, что я всё ещё люблю тебя. Но служба королеве сейчас для меня важнее. Если бы не её помощь мне в своё время, не знаю, где бы я сейчас был”.

“А я скажу тебе, где” , – терпению конец. Можно слышать, как этот хрупкий сосуд даёт свою финальную трещину. Осколки разлетаются во все стороны и оседают пылью на поверхностях вокруг меня.

Точка кипения – вот, что это.

“Ты был бы вечным путником без дома и денег. Ты бы промышлял мелким воровством и, возможно, у тебя бывали бы периоды, когда ты не ел несколько дней подряд. Но при этом у тебя была бы семья – твои пираты, твои друзья: Гло, несмотря на свой недуг, добрейшая из сирен, Филира, немного чудная, но определённо чудесная, и Север… чёртов Север выглядел бы так, словно ненавидит и презирает всех вокруг, но только не тебя”.

“О чём ты говоришь?”.

“О том, что ты был бы несчастен по всем из основных пунктов, но зато ты был бы свободен. А сейчас ты обыкновенный пёс на цепи, готовый перегрызть глотку любому за поощрение в виде косточки от своей хозяйки, которая на тебя, в общем-то, плевать хотела. Вот тебе вся правда, Кирилл. Хорошо ли тебе после неё будет спаться?”.

Лия балансирует на краю подоконника. Кирилл молчит, но я продолжаю сжимать в кулаке медальон в надежде на ответ.

“Она накажет нас, если мы не выполним её задание. После последнего такого наказания у Гло до сих пор не затянулись раны. Я не хочу, чтобы это повторялось”.

“И ради этого ты готов убить ни в чём не повинную девушку?”

Снова молчание. Мне кажется, Лия делает короткий шаг ближе к падению. Я последний раз совершаю попытку докричаться до неё, но мой крик тает в шуршащей толпе вокруг.

“Да”.

Разжимаю кулак, в котором держала медальон. Смотрю на Лию – она ещё на подоконнике. А когда моргаю, там её уже нет.

Понимаю, что мои глаза закрыты только тогда, когда от силы зажмуривания начинают болеть мышцы. Я не слышу звука удара тела о землю или чужих криков, но это всё из-за вакуума в голове. Я знаю, что увижу, когда открою глаза, и больше всего на свете сейчас желаю ослепнуть.

Я снова убила свою лучшую подругу.

Я думаю, что уже никогда не найду в себе силы открыть глаза и посмотреть на свой самый страшный кошмар наяву, но неожиданно делаю это, когда слышу скрежет металла. Первое, на что обращаю внимание – отсутствие тела и каких-либо его следов перед собой. С одной стороны – радость, но с другой – абсолютное непонимание.

Я рассеяно оглядываюсь по сторонам. И вижу. Но никак не могу поверить.

Несколько прутьев забора в паре метров от меня сильно погнуты. Можно только приблизительно прикинуть, какой силы был удар. На земле у забора лежат двое. Одна, та, что блондинка, первой принимается за попытки встать на ноги. Другая, шатенка, лишь переворачивается на спину, не переставая тяжело дышать.

Я быстрым шагом сокращаю расстояние. Помогаю Лие подняться, проверяю, нет ли видимых повреждений. Но Лия в порядке. Она даже телефон всё ещё продолжает сжимать в ладони.

– Что случилось? – спрашивает Лия.

– А что ты помнишь? – я заглядываю ей в глаза.

Лия рассеяно пожимает плечами. Разжимает кулак, видит телефон, но смотрит на него так, словно не до конца понимает, что за предмет перед ней.

– Я была в классе, шёл урок испанского, – Лия протягивает свой телефон мне. Я не решаюсь уточнить, зачем, лишь принимаю его и прячу в карман. – Всё было как обычно. Меня вызвали к доске, я перевела отрывок текста, а когда обернулась – все исчезли. А потом…

Лия морщит нос. Я понимаю, что воспоминания приносят ей дискомфорт и больше не хочу её мучить.

– Как ты себя чувствуешь? – я кладу ладонь Лие на плечо.

– Голова немного болит.

– Это ерунда, – я мягко улыбаюсь. – По сравнению с тем, что могло бы случиться.

За спиной Лии шатенка начинает двигаться активнее. Даже если я постараюсь, не придумаю ничего, что нужно сказать ей в качестве благодарности за спасение, а потому, не скрывая удивления, не нахожу ничего умнее, чем спросить:

– Зачем?

Краем глаза замечаю, как Лия на моём вопросе округляет глаза. Знала бы она, кем является её спасительница, наверняка разделила бы моё непонимание!

– Ничего личного, – резко, грубо и сухо, в своей привычной манере отвечает Лиза. Шерсть с её лица сходит быстро, уступая место чистой бледно-розовой коже. – Это за то, что освободила моего брата из тюрьмы в обход Совету.

– Но что ты вообще здесь делаешь?

– Не твоё собачье дело. – Лиза окончательно поднимается на ноги. Во время взятой паузы, она касается своего затылка и морщится, явно нащупывая что-то, чего там быть не должно. Когда Лиза смотрит на свои пальцы, перемещая руку к лицу, не только она, но и мы с Лией видим кровь. – Я была здесь неподалёку со своим приятелем, – с запозданием, но она всё-таки немного приоткрывает завесу. – Ему пришло сообщение от парня из штаба с просьбой проверить эту школу на наличие… – Лиза снова замолкает ненадолго. – На наличие блондинки с мечом.

Наверняка это был Ваня! Возможно, в этом настоящем не только Женя общается с Виком, но и другие стражи. Но как Ваня узнал, где меня искать? Мог ли он за те минуты, что я была здесь, проследить вспышку энергии открывшегося портала?

– Это были пираты, – говорю я, решая оставить возникшие вопросы на разговор с Ваней, который непременно состоится между нами в ближайшее же время. – Один из них фейри, и он наложил на Лию иллюзию. Кстати, это Лия, моя…

Я задумываюсь. Правильным ли будет назвать её просто бывшей одноклассницей?

– Мне всё равно, – не давая договорить, сообщает Лиза. – Но было бы неплохо иметь на своей стороне помощь стражей, если вдруг конфликт в нашей стае выйдет за рамки самой стаи. – Лиза вытирает кровь с пальцев, проводя ладонью по джинсам. – Но это слова Боунса, а мне…

– Всё равно, – повторяю я. – Не знаю, что насчёт всех стражей, но на мою помощь ваша семья всегда может рассчитывать.

Лиза удовлетворённо кивает. Мы не прощаемся, просто уходим по своим делам. Но то, что успеваю заметить, пока Лиза находится в поле моего зрения, остаётся беглой картинкой перед глазами ещё некоторое время.

Молодой человек, подходящий к ней. Однажды именно благодаря ему мне удалось сохранить Дане жизнь.

“Дочери войны”. Футбол по телевизорам на стенах. Туалет, где работают только две кабинки из трёх. Мой брат, впервые увидевший своего близнеца и не понимающий, чего ещё стоит от меня ожидать. Парень-ступенька, из-за которого что-то во мне переключилось.

И молодой оборотень, помогающий стражам, но отказывающийся становиться добровольцем.

Приятель Лизы. Я знаю его.

Его зовут Вик.

***

Я провожаю Лию до дома, но этого мне кажется недостаточным, и я предлагаю проверить обстановку и внутри особняка, мол, мало ли что. Со стороны, могу поспорить, это выглядит крайне странно. Я словно навязчивый поклонник, увивающийся за первой красоткой школы, с той только разницей, что моя красотка не отказывает мне даже тогда, когда я прошу разрешения пройти в её комнату.

– Ты снова спасла меня, – произносит Лия.

Она всё ещё не до конца пришла в себя. Её остекленевший взгляд ни на чём не фокусируется на долгое время, лишь скользя по предметам.

– К сожалению, в этот раз это явно не моя заслуга, – я топчусь на пороге, разглядывая комнату.

В общем и целом, она осталась такой же, какой я видела её единожды, что должно радовать меня – ведь значит, Лие в этом времени нравятся те же вещи, что, в свою очередь, говорит о том же характере, тех же предпочтениях и увлечениях, но… В этот раз мне почему-то совсем неуютно среди дорогого шёлка и мехов.

Лия забирается в кровать в одежде, скинув только обувь. Укутывается в чёрное постельное бельё как в кокон, становясь похожей на огромную готическую гусеницу.

– Лиза – оборотень, как ты уже могла заметить, – зачем-то рассказываю я. – Она сестра одного парнишки, который, в общем-то, неплохой, но любит вляпываться в неприятности. – Я прохожу дальше, попутно провожу рукой по спинке небольшого мягкого диванчика. – Однажды я освободила его из заключения и, полагаю, теперь мы квиты, раз Лиза спасла твою жизнь.

Лия изображает подобие, – именно подобие, потому что смотреть на это мне невероятно больно, – улыбки. Я следую дальше, останавливаюсь у кровати и присаживаюсь на самый её край.

– Их родная стая не очень ладит со стражами. Насколько я знаю, там сейчас идёт настоящая гражданская война, и…

Я понимаю, что Лие неинтересно. Может, она и пытается хоть немного вникнуть в суть разговора, но едва ли может её уловить, раз за разом срываясь в обрыв последних воспоминаний. Я легко могу понять её, а потому и не сужу. Если бы сама находилась на краю жизни и смерти, сейчас бы не просто сидела в прострации, а… чёрт знает, если честно, что бы я делала на её месте. Зная себя, даже самый худший вариант не стоило бы исключать.

– Ты будешь в порядке? – спрашиваю я.

Мне приходится изловчиться, чтобы протянуть Лие руку через всю кровать и не выглядеть при этом чересчур неуклюже.

– Нет, – честно отвечает Лия.

Вот за что я её люблю. Она никогда не стала бы скрывать свои настоящие эмоции, насколько плохими бы они ни были.

– Я же почти умерла, – Лия хватает меня за пальцы, крепко их сжимая.

Через прикосновение я стараюсь передать ей всё то, к чему не могу подобрать слов: я забочусь о ней; я скучаю по ней; я люблю её; я хочу, чтобы с ней всё было хорошо.

Молчу. Лия тоже. Мне есть, что сказать, но пугать её сильнее, чем сейчас, совсем не хочется. Поэтому мы просто сидим так некоторое время, пока я не замечаю, что Лия начинает клевать носом.

– Тебе нужно поспать, – тихо говорю я.

Лия отрицательно качает головой.

– Я не хочу оставаться одна.

– Я договорюсь, чтобы к тебе кого-нибудь приставили. Сейчас ты, возможно, не просто жертва несостоявшегося нападения, а ценный свидетель. Руководство точно не будет против сохранности твоей жизни.

– Спасибо, – благодарит Лия.

Её хватка слабеет, и я могу вернуть свою ладонь обратно.

– Можешь прийти завтра? – доносится до меня уже на выходе из комнаты. – Если захочешь, конечно.

Я гляжу на Лию через зеркало стоящего рядом туалетного столика. То, что произошло сегодня, знатно её подкосило. Она, может, и пытается из последних сил не показывать этого, но я-то видела её в худшие из дней и знаю, как выглядит её тихое отчаяние.

– Тебе вообще повезло, что я сейчас ухожу, – заявляю я.

Лия ловит мой взгляд через отражение и теперь уже искренне улыбается в ответ.

Я знаю, что мне нужно идти, но больше всего на свете желаю остаться.

Шаги прочь из комнаты даются чертовски сложно. Вскоре я оказываюсь сначала на улице, потом – на автобусной остановке. Возможно, если бы Лия догнала меня… Я оборачиваюсь на окна особняка Веберов, стараясь высчитать те, что выходят из комнаты их дочери, но это кажется бесполезной затеей. Дом огромен. Окон слишком много.

А Лия слишком обессилена, чтобы встать с кровати.

***

Мне страшно и неуютно, и всё же я возвращаюсь в штаб и иду в тренировочный корпус, чтобы вернуть меч и заодно поговорить с Антоном. Помещение гудит, защитники занимаются своими тренировками, обыденно игнорируя меня. Разве что те, кто был свидетелем моего побега с военной топографии, смотрят косо. Включая и Бена с Лейлой, которые прекращают спарринг по желанию первого, как только я оказываюсь рядом.

– Стоять, Зорька! – восклицает Бен, перегораживая мне дорогу. – Объясниться не желаешь? Юрий Геннадьевич ох…

– Давай позже, ладно? – бросаю я небрежно, отталкивая Бена прочь.

А он даже не сопротивляется; хотя, видать, просто среагировать не успевает. До меня ещё доносится конец его предложения, который он всё-таки произносит, пока я не дохожу до секции с оружием. Там кладу меч, крепление и нарукавник на место. Хорошо, что воспользоваться первым мне так и не удалось. Ведь наверняка здесь есть какое-то правило о том, что вообще-то нельзя просто так брать оружие и выносить его без веской на то причины.

– Знаешь, ты могла бы проявить хоть немного уважения, – раздаётся за моей спиной, когда я уже собираюсь ретироваться. – Я согласился тренировать тебя отдельно от других, а ты убежала в первый же день, ничего не сказав.

Я разворачиваюсь на пятках. Антон не ждёт моего ответа, лишь коротким кивком велит мне следовать за собой прочь из секции с оружием, а дальше – и из тренировочного зала. Так мы оказываемся в небольшом коридорчике с дверью, ведущей в имитационную комнату.

– Говори, – требует Антон. – Я хочу знать правду, а иначе на индивидуальные занятия больше можешь не рассчитывать.

Справедливо. Но я вспоминаю сегодняшний сон и понимаю, что реальность может оказаться очень к нему близкой.

– Кое-что случилось… – начинаю я расплывчато.

Антон ведёт бровью.

– И что же?

– Не могу сказать…

Антон выпячивает подбородок.

– Татьяна вернётся меньше, чем через неделю, – произносит он спокойно. – Если после первой же попытки ты поняла, что мой метод преподавания тебе не подходит и решила дождаться её, то спешу тебя огорчить – Таня всё ещё останется куратором направления, но теперь перейдёт на другую ставку преподавания, оставив боевую подготовку мне.

– Почему? – вырывается у меня.

– Потому что боевой подготовкой теперь буду заниматься я, – повторяет Антон. В его голосе проскакивает лёгкое раздражение. – Так что теперь придётся либо начать вести себя по-взрослому, либо…

Антон замолкает, но это явно лишь пауза для нагнетания обстановки. Что он скажет? Либо пытаться уговорить Совет разрешить мне изменить направление? Либо готовиться самой, но спрашивать с меня он будет по всей строгости?

– Я дам тебе второй шанс, но теперь всё будет исключительно на моих условиях.

Я соглашаюсь, кивая. На самом деле, методы Антона меня более чем устраивают. Он не прибегает к шоковой терапии в стиле Татьяны и он адекватен в суждениях о моих возможностях – лучшего учителя мне точно не найти.

А то, что он химера, возможно, и должно было бы смутить кого-то, но я точно не в числе этих неженок.

– И первым моим условием будет то, что твои занятия начнутся с завтрашнего вечера. На сегодня ты свободна.

Сказанное Антоном никак не вяжется между собой. Я, до этого сверлящая взглядом свои ботинки, поднимаю на него глаза.

– Что, простите?

– Андрей рассказал о том, что ты сделала для Нины, – отвечает Антон. – Я считаю, это очень благородно с твоей стороны.

– Рассказал? – я чувствую себя преданной. – Вам? Зачем?

– Ну, он рассказывал Марье, а я, так уж вышло, случайно оказался в нужное время и в нужном месте.

– Прекрасно, – вздыхаю я.

– Если бы ты рассказала тому, кому это знать необходимо, тебя бы освободили от занятий на весь сегодняшний день.

– Я вообще планировала держать это в секрете, – сообщаю я. – Увы, не всегда всё идёт так, как хочется.

Антон одаривает меня странным взглядом. Такого я не видела уже давно. Словно рентген или сканер, он заглядывает не сквозь, а внутрь.

Что он ищет?

– Ты же понимаешь, что мне придётся передать эту информацию вышестоящему руководству?

– Влас знает, – вырывается у меня. Антону это имя явно ни о чём не говорит, и приходится пояснить: – Член Совета. Он преподаёт в штабе.

– Я говорил о Дмитрии.

– Не сочтите за дерзость, но это не лучшая идея…

– Слава! – Антон произносит моё имя с коротким смешком. – Это уже наглость! Я же сказал – с этого момента всё на моих условиях.

Скрипя сердцем, я заставляю себя оставить возмущения и, понурив голову, кивнуть, мол, согласна – молчу.

– Есть вещи, сокрытие которых не приведёт ни к чему хорошему. В частности и те, что касаются здоровья и жизни.

Антон говорит правильные вещи, но кого это волнует, если они идут вразрез с моими планами?

– Я могу быть свободна? – интересуюсь я, пока с губ Антона, к слову, того ещё лгуна, не слетела ещё какая-нибудь мудрость, вызывающая у меня тошноту.

– Не смею задерживать.

Нелепый секундный танец в коридоре: я – налево, туда же и Антон, я – направо, и вот опять он передо мной, – и мы наконец расходимся. Тренировочный зал прохожу быстро и по стенке, чтобы не пересечься с Беном. Мне и правда нужен отдых. Особенно сильно я ощущаю это именно сейчас, когда гляжу на пышущих энергией стражей вокруг. Пока я едва передвигаю ноги, они бодры, быстры, веселы и слишком живы.

Такими темпами я едва ли смогу дойти до дома хотя бы к вечеру. Поэтому я прям на первом этаже штаба прикладываю ладонь к небольшому голому отрезку стены между напольными часами с кукушкой и здоровенным папоротником в горшке, успевая глянуть на циферблат первых. Ещё и трёх нет, но для меня эти сутки длятся уже явно больше двадцати четырёх часов…

Закрываю глаза. Как там выглядит моя комната? Помню зелёный ковёр. Помню компьютерный стол. Помню стеллаж с… мягкими игрушками, кажется? Или книгами? Свободной рукой провожу по лицу. Тяжёлый случай. С таким же успехом я могу попытаться открыть портал в квартиру, которую видела в фильме по телевизору – ориентиры всё равно те же.

– Слава?

Я устала слышать собственное имя с вопросительной интонацией. И почему все вокруг считают, что имеют право лезть в мою жизнь и мои дела, осуждать меня и решать за меня, как будет правильно?

Я закипаю. Ладонь, касающаяся стены, сжимается в кулак.

– Слав, ты хорошо себя чувствуешь?

– Я просто хочу домой, ладно? Просто домой. Отстаньте от меня.

– Давай я.

Чужая рука, тёплая и мозолистая, убирает мою собственную со стены, осторожно взяв за запястье. Я открываю глаза. Кожа чужой руки, занявшей моё место, имеет красивый карамельный оттенок, а ногти на её пальцах выкрашены полупрозрачным лаком с приятный жёлтым блеском.

– Полина, – констатирую я, и лишь потом оборачиваюсь.

– Хорошо, что я была у тебя в гостях на прошлый день рождения, – улыбается мне Полина.

Стена под её ладонью быстро становится дверью из светлого дерева с круглой ручкой и стеклянными вставками. Домашняя, уютная и навевающая какие-то странные ностальгические чувства.

Прямо как все миротворцы.

– Спасибо, – произношу я.

Хотелось бы добавить в голос чуть больше благодарности, но я рада уже хотя бы за то, что до сих пор могу ворочать не только ногами, но и языком.

– Всегда пожалуйста. И выздоравливай.

Попадая в свою комнату, первым делом я плотно зашториваю окна. Затем плетусь в ванную, где наскоро умываюсь и оставляю всю одежду в корзине для грязного белья. Вернувшись обратно, ставлю телефон на беззвучный режим, бросаю его на прикроватную тумбочку. Ныряю под одеяло. Закрываю глаза.

В этот раз точно не придётся считать никаких овец. Я почти сразу чувствую, что засыпаю.

– Чертовски длинный день, – заключаю я вслух сама для себя.

– И ты ошибаешься, если считаешь, что он уже закончился, – говорит кто-то посторонний.

Я широко распахиваю глаза.

Критический рубеж. Глава 9

Дневник летит в помойку. Изначально идея и правда была неплохой, но теперь мне нет необходимости записывать собственные мысли, когда я могу обсудить их с Христофом. Да, он мёртв. И да, это всего лишь мой воспалённый разум, но, – (ведь “но” и правда нужно, если в собственной правоте пытаешься убедить себя же?) – по прошествии нескольких дней, в которые он появляется и выводит меня на разговор, я стойко ощущаю…

Улучшение ли? Сложно сказать.

Сначала это казалось мне нехорошим знаком. Я вела разговор с мертвецом – это, вроде как, именно то, о чём принято рассказывать в кабинете психиатра перед тем, как тебя закрывают в палате с мягкими белыми стенами. Но трое суток назад, в четверг, когда после одного из самых длинных за последнее время дней Христоф снова явился, чтобы, как я считала, сорвать мне отдых, я быстро изменила своё мнение с раздражения на благодарность.

Стало легче – вот, что я точно знаю. Может, и неважно, каким способом?

Я встаю с кровати, иду в ванную. Дмитрий с Артуром уже завтракают. Второй желает мне доброго утра и получает взаимное приветствие в ответ, а первый даже не отрывает взгляд от газеты, которую читает. Он всё ещё обижен. Мама умоляла меня подойти к нему и извиниться, но я не могу делать этого искренне, если не чувствую за собой вины. Да, мой поступок, с точки зрения некоторых правил, можно назвать неправильным. Да, мне стоило сначала посоветоваться с кем-то из вышестоящего руководства. Да, в какой-то степени я рисковала своей жизнью, когда позволила Эдзе кромсать свою руку, и да, я совершенно точно рисковала защитой города, когда Эдзе изъял из неё останки Христофа, но неужели это и правда настолько большая проблема, что Дмитрий, чёрт бы его побрал, не только поднял на уши весь Совет, но и в наказание на некоторое время отстранил меня от занятий?

Дмитрий сказал, что я недостойна звания защитника. Я ответила, что уверена – мир, где я расту без отца, гораздо более привлекателен.

Мы оба сделали это в сердцах, но мама оправдывает только его, тогда как на меня лишь смотрит устало и произносит что-то вроде: “Ты должна учиться идти людям навстречу. Особенно мужчинам. Когда вырастешь, ты поймёшь, почему”.

– Мне не надо ждать взросления, чтобы наплевать на это уже сейчас, – ворчу я с полным пеной от зубной пасты ртом, а затем сплёвываю в раковину, подкрепляя слова действием.

– Я и не сомневался, – отвечает Рис.

Он сидит на краю ванной, чуть склонив голову. Чёрные кудри падают ему на лоб.

– Но даже это раздражает меня меньше, чем то, что теперь творится между Дмитрием и Власом, – я заканчиваю умываться, обтираю лицо полотенцем.

– Я видел.

– Да, – соглашаюсь я, вешая полотенце на крючок. – Точно. Как думаешь, Антон уже успел пожалеть о своём решении пойти честным путём и рассказать всё Дмитрию?

Я была предупреждена о намерениях Антона, но реакцию директора, которую тот получил за своё откровение, ни для кого нельзя было назвать ожидаемой.

Правда, и тут не обошлось без “особых обстоятельств”.

Судьба, как я уже успела заметить, в принципе странная штука, а когда она подкреплена случайным раскладом, то и вовсе выйти может что угодно; например, как если бы Антон пришёл к Дмитрию в кабинет, чтобы рассказать о моём поступке и застал там Власа. Диалог между двумя перерос в мексиканское противостояние среди троих, и у каждого было своё мнение.

Речь уже шла не о “кто первый моргнёт”, но о “кто первый сможет убедить в своей правоте хотя бы одного, чтобы силы стали неравны”.

Когда в кабинет директора пригласили и меня, атмосфера уже была накалена до предела. Дмитрий был в гневе, Влас был в бешенстве, Антон был в растерянности. Вопросы посыпались со всех сторон, но едва ли кто-то действительно ждал моего ответа. Мужчины просто перекрикивали друг друга, и каждый их выкрик отдавал в моей груди неприятным толчком.

Под конец беседы, больше напоминающей словесное сражение, я оказалась “безответственной и безрассудной глупой девчонкой”, Влас – “тем, кто предал людей, которые всегда считали его членом своей семьи”, а Антон – “единственным разумным человеком”.

С той секунды, как губы Дмитрия наконец сомкнулись, я пришла к окончательному пониманию двух вещей: к тому, что ненавижу его всем сердцем, и к тому, что больше никому не позволю что-то делать за меня.

Антон поступил правильно, и в этом я его не виню. Влас сохранил мой секрет, и я чрезвычайно ему за это благодарна. Но всё это пора заканчивать.

– Выходи, – Рис кивает на дверь. – А то они надумают себе всякого.

Не совсем понимаю, что он имеет в виду, и всё же толкаю дверь от себя, покидая наполненную горячим воздухом ванную комнату.

– Что на завтрак? – спрашиваю, замирая в дверном проёме, ведущем в кухню.

Артур стучит ложкой по кастрюле, стоящей напротив него на столе.

– Овсянка, сэр.

Я морщу нос.

– А больше ничего нет?

– Ну, ты можешь сама что-нибудь приготовить, – произносит Дмитрий. – Ты же достаточно для этого самостоятельна.

Он встряхивает газету, аккуратно складывает её. Когда Дмитрий отправляет свою опустевшую кружку со следами кофе на белоснежной керамике в раковину, он не смотрит на меня. Когда идёт на выход из кухни (и мне приходится прижаться к косяку, чтобы пропустить его), тоже.

Так кто из нас ведёт себя, как ребёнок?

– Попросила бы у него прощение, и дело с концом, – шепчет Артур.

Я слишком голодна, чтобы тратить время даже на приготовление бутербродов, поэтому накладываю целую тарелку каши и принимаюсь за еду, игнорируя слова Артура. Но он явно не собирается уступать. Взгляд, которым он высверливает во мне дыру, называется: “Я – старше, и я знаю, как лучше”.

Для кого лучше только? Вот вопрос.

– Я здесь не единственная крайняя, – отмечаю я, прожевав.

Артур устало вздыхает.

– Слава…

– Что? – я едва сдерживаюсь, чтобы не ударить ложкой по краю тарелки. – Если бы я чувствовала вину, я бы уже давно попросила прощения. А так – не собираюсь. Он может дуться хоть целую вечность, мне всё равно.

Тень недовольства во взгляде Артура сменяется жалостью. Я наспех расправляюсь с остатками каши и ухожу из кухни, даже не убрав со стола тарелку. Не хочу больше разговаривать на эту тему. Тем более, пока она не входит и в десятку тех, что стоят на повестке дня.

Сегодня воскресенье, занятий нет. Но и провести день, лениво растянувшись на диване перед телевизором я, при всём желании и при всей необходимости, не могу. Нужно проверить Лию, к которой охрану Дмитрий разрешил приставить лишь на сорок восемь часов, нужно связаться с Шиго и узнать, как там Нина, нужно подготовиться к тренировкам с Антоном, на которые даже Дмитрий повлиять не смог, нужно поговорить с Власом.

Нужно, нужно, нужно .… Сколько пунктов из перечисленных сделать я действительно желаю ?

Быстро переодеваюсь в уличную одежду, выглядываю в коридор. Там собирается Дмитрий, и, чтобы не топтаться рядом, мне приходится вернуться в комнату и выбрать другой путь. Я открываю портал, и сегодня он похож на прозрачные двери больших торговых центров.

– Уже не так плохо, – замечает Рис.

Он встаёт плечом к плечу ко мне. Я киваю. За стеклом двери уже виднеется знакомая мне комната команды “Дельта”. Я прохожу через портал, и одновременно с тем, как он закрывается за мной, открывается дверь ванной комнаты. Передо мной появляется Марсель. Или я перед ним; так или иначе, мы оба в равных пропорциях растеряны и смущены.

– Извини, – бормочу я, опуская глаза в пол.

– Дани с Ваней здесь нет, – доносится до меня голос Марса.

Я выжидаю несколько долгих секунд, прежде чем снова посмотреть на Марселя, и когда наши взгляды снова пересекаются, на нём уже надеты совсем не форменная футболка с человеком-пауком и потёртые бордовые джинсы. Сегодня ведь воскресенье, а в воскресенье стражам, тем, кто не дежурит, не возбраняется свободный стиль в одежде.

– Где они, не знаешь?

– Не знаю, – отвечает Марсель. – Со вчерашнего вечера здесь не появлялись.

Пальцы его левой руки старательно ощупывают предплечье правой. Сейчас оно цело и невредимо, но уже ничто не заставит меня забыть о кривых царапинах, которые Марс нанёс себе в попытке заглушить вину.

Сейчас же Ваня в порядке, но в порядке ли Марс?

– А у тебя какие планы? – интересуюсь я, старательно избегая любой темы, которая хоть на чуть-чуть могла бы отправить нас назад в тот ужасный вечер.

Марсель пожимает плечами.

– Хотел в футбол поиграть. Может, навещу родителей.

– Серьёзно увлекаешься футболом?

– Играл за сборную города, пока не стал защитником. Теперь уже не так много сил остаётся на тренировки с мячом.

Марсель говорит о том, что ему небезразлично – это я вижу по особому блеску в глазах. Но мальчишка всё равно никак не может расслабиться, продолжая крепко цепляться пальцами за кожу, где едва заметно поблёскивают символы клятвы.

– Надо будет как-нибудь всем сыграть, – предлагаю я. – Разбиться на команды, погонять мяч во дворе. Весело же.

– Согласен, – кивает Марсель. – Отличная идея.

– Ага.

– Очень информативная получается беседа, – произносит Рис, до этого не подающий никаких признаков присутствия.

Он появляется у окна. Его полупрозрачная кожа переливается в лучах солнца. Мне приходится прикусить язык, чтобы побороть желание ответить на его грубость.

– Ладно, мне, наверное, пора, – вместо этого произношу я, обращаясь к Марселю.

Направляюсь к выходу. Когда равняюсь с Марсом, выдавливаю из себя неловкую улыбку.

– Слав? – зовёт он, пока я ещё в комнате “Дельты”.

– Да?

– Ты никому не говорила о том вечере?

Мы оба знали, оба чувствовали этот вопрос витающим в воздухе. Так или иначе, Марс должен был озвучить его вслух, ведь принято считать, что тому, во что он посвятил меня совершенно случайно, поддавшись порыву, место лишь в самом дальнем углу запертой комнаты, но никак не на всеобщем обозрении.