Текст книги "Кровь и туман (СИ)"

Автор книги: nastiel

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 39 страниц)

Перекрывая мне вид на небо, надо мной возникает лицо Бена.

– Слав, ты как, в порядке?

Что вообще есть порядок теперь, когда я пересекла точку невозврата?

Я не чувствую за собой тяжёлого чувства вины, связанного с предательством. Я сделала то, что стоило сделать уже давно, ещё в то время, когда на моём месте была другая Слава. Другая – не значит менее умная, и потому не догадавшаяся принять такое решение. Другая – потому что всё ещё верящая в то, что её друг детства образумится и сдастся сам.

Кирилл… Он мог хотя бы попытаться бежать, но он не стал, позволяя мне избить себя до полусмерти.

Он знает, что я поступила правильно. Я знаю, что перегнула палку.

Но смысл уже не в этом, а в том, что игры кончились. Пора платить по счетам.

Точка кипения. Глава 3

Я гляжу на один из листов протокола допроса – на список из пятидесяти четырёх пунктов, – и не могу поверить собственным глазам. Всё было записано быстро, под диктовку, но у писавшего такой аккуратный почерк, что у меня ни разу не возникает потребности перечитать слово или предложение заново, чтобы понять смысл.

Кирилл сознался в пятидесяти четырёх преступлениях. Всё: от мелкого хулиганства и до хладнокровного убийства. Каждый пункт расписан в два-три предложения, но, я уверена, на допросе, на который меня не пустили, было озвучено гораздо больше подробностей.

Разве что кроме той, что содеянное стоит делить на четверых пиратов, а не скидывать всё на самоотречённого лидера.

– Его, должно быть, казнят, – говорит Даня.

Он стоит за моей спиной, пока я сижу за столом перед чёртовым списком и буквально держусь за голову, раз за разом вчитываясь в строчки.

– Должно быть? – громко восклицает Ваня. Хорошо, что сейчас поздний вечер, и в лаборатории кроме нас только задремавший на подоконнике хранитель, которого я не знаю. На короткие секунды, когда мы замолкаем, можно различить его сопение. – Я удивлён, что этого до сих пор не сделали. Лидер самых разыскиваемых преступников последней пары лет наконец пойман!

– Интересно, а со мной что сделают? – Я морщу нос, отодвигая список от себя. – Я непозволительно долго хранила тайну о том, что Кирилл жив, и он – главный террорист в Дуброве. Самый плохой парень, только куртки, покрытой кровью, и авиаторов на носу не хватает.

– Всё тебе шуточки?

Ваня словно на грани. Последние пару минут то и делает, что меряет комнату широкими шагами.

– А что остаётся?

– Ну, мы с Даней, например, можем обидеться на тебя, – отвечает он, останавливаясь. Разводит руками. – Теории у неё, значит, о том, что пираты – прислужники королевы, так как один из них точно фейри! Теории! Нет, это ж надо так складно врать и даже не краснеть! – Ваня коротко хохочет. Хранитель на подоконнике вздрагивает, но не просыпается. – Подумай только, скольких трагедий удалось бы избежать, если бы ты во всём созналась раньше!

– Я не могла, – тихо произношу я. – Я думала…

Слова никак не складываются в предложения. О чём я думала, на самом-то деле? Кого хотела оградить от неприятностей? Кирилла? Или саму себя, когда впервые осознала, что уже поздно, и даже если я решусь выложить всю правду, на меня упрёков посыпется не меньше?

Боялась ли я потерять своё место в команде? Или доверие со стороны друзей и Дмитрия?

– Ты думала, что он изменится, – утвердительно произносит Даня. – Будь ты на месте Кирилла, а я – на твоём, я бы поступил так же.

– Спасибо, – благодарно произношу я.

– А я вот что-то не понял, – произносит Ваня.

Даже не представляю, с каким трудом ему удалось заставить себя произнести нечто подобное.

– Кирилл был Славиным лучшим другом и, видимо, так им и остался, – Даня дёргает плечом. – Разве ты не пытался бы защитить своего друга и не хранил бы надежду на то, что он вернётся на добрую сторону? – Даня ждёт ответа от брата буквально секунду, а затем сразу добавляет: – Смысл в том, что когда дело касается наших близких, мы перестаём быть объективными.

– Ладно, – медленно протягивает Ваня. – И не потому, что не хочу, чтобы вы подумали, мол, я бы за вас двоих глупостей каких-нибудь не сделал, а потому, что в этом есть смысл.

Ваня подходит ближе к нам с Даней. Несколько раз хлопает брата по груди. Затем смотрит на меня.

– А ты-то в порядке будешь, – говорит Ваня. – Дмитрий разберётся.

– Он не всемогущ, – произношу я.

– Но он определённо что-нибудь придумает, чтобы прикрыть свою дочь.

– Не думаю, что отец и правда захочет этого. Я столько всего натворила. Это наверняка подпортило его репутацию как директора.

– Что ж, – Ваня скрещивает руки на груди. – Тогда ему придётся иметь дело с сопротивлением в нашем лице.

– Серьёзно? – переспрашиваю я. Даже со стула встаю от удивления.

– Когда дело касается наших близких, мы перестаём быть объективными, – повторяет Даня, хмыкая.

Я коротко киваю. Каждый из близнецов повторяет это движение за мной словно по инерции. Так Ваня говорит, что что-нибудь придумает, Даня – что поддержит нас, а я – что безоговорочно им доверяю.

“Когда дело касается наших близких, мы перестаём быть объективными”.

– Вета, – вспоминаю я. – Кто такая Вета?

Даня с Ваней переглядываются.

– Её нет в мире, откуда вы родом? – уточняет Ваня.

Я неуверенно качаю головой. Столько не пыталась, мне так и не удалось выискать в воспоминаниях девочку с рыжими волосами и Кирилловым лицом.

– Это младшая сестра Кирилла, – отвечает Даня. – Она пропала вместе с родителями после трагедии.

– Которой не случилось, – поправляет Ваня.

Младшая сестра – вполне себе веский повод остаться в подчинении королевы вместо того, чтобы стать бунтарём и пуститься в бега.

– А почему ты спрашиваешь? – Даня легко встряхивает меня за плечо.

– Кажется, после казни родителей королева решила оставить детей при себе. И того, кто постарше, заставила работать на себя под предлогом защиты той, кто младше.

– Это реальная информация или попытка оправдать Кирилла? – уточняет Ваня.

– Первое, – уверенно заявляю я.

– Кто тебе сказал? Сам Кирилл?

– Нет. Тот, кому он небезразличен как и мне… когда-то был. Ещё один пират, Север. Точнее, он не сказал, а навёл меня на эту мысль, и теперь, когда я знаю, что у Кирилла есть сестра, это кажется мне разумным.

– Погоди, – Ваня предупреждающе поднимает ладонь. – Ты знаешь ещё одного пирата и не докладываешь Дмитрию об этом? Он будет в ярости, когда узнает!

– Если , – подчёркиваю я. – Если узнает. А я ему сообщать не собираюсь, и, надеюсь, вы тоже.

– Почему?

– Потому что Север и остальные пираты – забота Кирилла. Он у них главный, а ещё он их друг и он не сдал никого из них, когда давал чистосердечное признание. – Я протягиваю руку и беру со стола список. – Посмотрите. Пятьдесят четыре пункта, и ни в одном не указано, что у него были сообщники, хотя каждый в штабе знает, что пиратов явно больше одного. – Под расширившиеся от ужаса глаза Дани я сминаю лист, превращая его в жёваный клочок бумаги. – Мы не вправе сдавать кого-либо ещё хотя бы по этическим соображениям.

– Поговорим об этике после того, как из пятидесяти четырёх пунктов больше половины – это убийства?

Спрашивает не Ваня и не Даня. Дмитрий, замерший в дверном проёме. Я бегло оглядываю его и замечаю тёмные пятна на рукаве его светло-синей рубашки. У меня сворачивается желудок, когда я понимаю, что это кровь.

Но кулаки Дмитрия целы. Разумеется, он не будет применять насилие, потому что он хранитель, а также директор. Это – не его компетенция. Зато защитник может. И я точно помню, что когда я привела Кирилла в штаб, именно Антон вместе с Дмитрием увели его вниз, на этаж с камерами предварительного заключения, куда после спустился и Даня, который и вёл протокол допроса.

– Если тебе есть, что сказать, Слава, то лучше сделай это сейчас, пока не стало поздно, – произносит Дмитрий. – Снова, – выдержав небольшую паузу, добавляет он.

– Мне нужно идти, – говорю я, игнорируя его слова.

Бросаю скомканный лист на стол, кивком прощаюсь с близнецами. Подхожу к выходу, но Дмитрий не даёт мне пройти.

– Ты уверена? – спрашивает он так, словно от моего ответа сейчас зависит моя собственная жизнь.

– Да, – твёрдо отвечаю я.

Пожевав губами, Дмитрий всё-таки отходит в сторону. Проходя мимо, я нарочито сильно задеваю его плечом.

***

Оказавшись на этаже с камерами, я теряюсь, пытаясь выискать среди синего неонового света и полумрака теней знакомое лицо. В итоге оно, это лицо, находит меня само: когда я уже прохожу мимо его камеры, Кирилл окликает меня. Подойти совсем близко к решётке ему не позволяет то, из чего она сделана – железо, а, если быть точнее, то, какое влияние оно оказывает на фейри. Поэтому Кирилл продолжает топтаться в паре шагов от неё, даже когда я подхожу ближе.

– Привет, – произносит Кирилл.

Он должен был исцелиться. За то время, что прошло между его избиением мной и этим самым мгновеньем, от его ран на лице должны были остаться лишь едва заметные следы, но вместо этого я вижу разбитые губы и сломанный нос, опухшие от кровоподтёков глаза, ссадины на щеках.

Не всё это – моих рук дело.

– Клеймо преступника, – Кирилл всё-таки подходит ближе. Осторожно просовывает левую руку между прутьев. На бледной коже внешней стороны ладони хорошо различимы чёрные полосы штрихового кода. – Не позволяет моей магии исцелить меня.

Пальцы протянутой мне ладони дрожат. Даже не трогая их, я ощущаю исходящий от кожи неестественный холод. Раны и блокировка магии убивают Кирилла.

– Тебя били?

– В смысле, кто-то кроме тебя? – Кирилл ухмыляется. – Вместе с твоим отцом был высокий широкоплечий блондин. Пару раз он врезал мне за то, что я не ответил на заданные вопросы. – Кирилл касается кончиком языка уголка губ. – Знаешь, всё же не так больно, как получить от твоих рук.

Я делаю вид, что не расслышала. Кирилл, конечно, едва ли преследует цель воззвать к моей совести, но давать ему повод хоть на мгновение уловить на моём лице тень сожаления о содеянном – то, на что я пойти не могу.

– Север приходил ко мне и просил помощи, – сообщаю я.

Кирилл настолько удивлён моим словам, что даже забывает об осторожности и, возвращая свою руку обратно, задевает прутья. Шипит от боли, а до меня доносится неприятный запах жареного мяса.

– Что он тебе говорил? – шёпотом спрашивает Кирилл.

Он хватается за своё обожжённое запястье и растирает его. Я хочу сказать, что так он делает только хуже, но вместо этого произношу:

– Говорил, что ты слепо ведёшься на любое слово королевы. Ему нужны были причины, и он думал, что найдёт их у меня, потому что когда-то давно мы были лучшими друзьями.

Кирилл облизывает пересохшие губы.

– Были, – повторяет он.

– Были, – подтверждаю я.

– И что ты ему сказала?

– Чтобы он спросил тебя о Вете.

Как только с моих губ срывается это имя, Кирилл напрягается всем телом. Будь он струной, лопнул бы со звоном, разлетающимся по полупустым коридорам.

– Он не спрашивал, – отвечает Кирилл. – Но теперь, по крайней мере, я понимаю, почему он всё время был так глубоко погружён в свои мысли. – Кирилл опускает голову вниз и смотрит на свои ноги. – Значит, я здесь, потому что ты решила принять его просьбу и помочь мне?

– Всё немного вышло из-под контроля, – честно признаюсь я. – К тому же, я подумала, что если стражи и пираты объединятся, у нас будет больше шансов противостоять оборотням.

– Рося, – на выдохе произносит Кирилл, и меня вдруг отбрасывает куда-то в воспоминания, которые больше напоминают игру воображения, потому что я не могу почувствовать их присутствие в своей жизни, но совершенно точно вижу их так, словно это было вчера: Кирилл также зовёт меня по имени, но при этом протягивает что-то блестящее на длинной цепочке. Я принимаю подарок, а затем беру Кирилла за руку, переплетая наши пальцы.

Нам кажется, словно мы повелеваем этим миром. Тёплый ветер забирается под футболку и ерошит мои коротко стриженные волосы. Мы стоим на самом краю крыши, но я не чувствую страха, потому что знаю, что не могу позволить себе бояться. К тому же, со мной рядом мой самый лучший на свете друг…

– Ты правда могла подумать, что это сработает? Пираты и стражи – вместе против общей угрозы?

Я фокусирую взгляд на реальном Кирилле, стоящем передо мной. Его окровавленное лицо и взгляд побитой собственным хозяином собаки действует на меня как укол адреналина прямо в сердце.

Проходит ещё секунда, и я наконец осознаю, что на самом деле натворила.

– Тебя казнят, – произношу я то, что ранее сказал мне Даня.

Кирилла мои слова никак не трогают. Сначала мне кажется, что он не расслышал, но потом я понимаю, что он просто понял это гораздо раньше меня и уже успел смириться.

– Мне не впервой придётся умирать, – говорит Кирилл с улыбкой. – Но, полагаю, в этот раз точно в последний.

Он произносит это так спокойно и умиротворённо, что непроизвольно это передаётся и мне. И каким бы диким это не могло бы показаться со стороны, но я расслабленно опускаюсь на пол, придерживаясь за прутья решётки, и усаживаюсь, скрестив ноги перед собой напротив Кирилла, когда понимаю, что больше не могу стоять.

– Ты в порядке? – спрашивает Кирилл.

– Да, – отвечаю я. – Да, я… в порядке, что… немного странно.

Кирилл внимательно следит за мной. В коридорах повисает тишина, к которой я прислушиваюсь. Единственное, чем она прерывается – это лёгкое жужжание ламп.

Спустя ещё некоторое время, проведённое в молчании, Кирилл повторяет мою позу, опускаясь на пол с трудом и попытками скрыть боль за поджатыми губами.

– Когда меня не станет, тебе придётся образумить Севера и девочек, – говорит Кирилл, усаживаясь. – Я не хочу, чтобы кто-то из них стал одержим местью.

– И как же мне это сделать?

– Не знаю, – Кирилл пожимает плечами. Его взгляд скользит по мне и останавливается на медальоне, который я ранее повесила на шею, чтобы с ним связаться.

Кирилл роется под рубашкой и достаёт на свет свой медальон.

– Я оставлю сообщение, – говорит он. – Моим словам они поверят.

Лифт работает бесшумно, поэтому чужое присутствие я распознаю лишь по глухим звукам чьих-то грузных шагов.

– Я знал, что найду тебя здесь, – говорит Бен, подходя ближе.

Они с Кириллом несколько долгих секунд неотрывно смотрят друг на друга. Понятия не имею, что они означают для каждого из парней, но Кирилл вдруг серьёзнеет и поднимается на ноги.

– Что-то случилось? – спрашиваю я, глядя на Бена снизу вверх.

– Дмитрий пытается выйти на связь с королевой Зимнего двора, но все каналы связи заблокированы. Вокруг Дуброва мало того, что не осталось защиты, так ещё и образовалось что-то вроде вакуума, не пропускающего ничего через себя. Евгений считает, это реакция призмы на заклинание, обращённое для её разрушения.

– И?

– После захвата особо опасного преступника у представительства его вида есть двенадцать часов на то, чтобы связаться со стражами и предоставить достаточно оснований для передачи его в родные края для совершения местного правосудия. В случае, если никто на связь не выходит, у стражей появляются права совершить суд на своих основаниях.

– Королева на связь не вышла бы, даже если бы у неё была такая возможность, – спокойно заверяет Кирилл. – Пираты – её пешки. Она пустит нас в расход, не задумываясь, если понадобиться прикрыть путь к ней или провернуть обманный манёвр.

– Ты Дмитрию об этом сказал? – спрашиваю я.

Кирилл отрицательно качает головой.

– Нет. Я и так слишком многое вам рассказал, подвергнув риску шанс Веты на жизнь.

– На службу королеве, – поправляю я. – Она всё равно не отпустит её на свободу.

– И пусть. Главное, что сестрица будет жить.

Я снова слышу шаги. В этот раз к нам направляются несколько пар ног.

– Пошли, – Бен хватает меня за воротник кофты и дёргает вверх, не давая сообразить. Всё, что остаётся – подняться, чтобы в итоге не быть задушенной. – Быстро! Если Дмитрий нас увидит, нам крышка!

Я успеваю бросить в сторону Кирилла последний взгляд и даже непроизвольно протянуть руку, как бы говоря то, что вслух произнести не позволила мораль:

“Я всё ещё забочусь о тебе и всегда буду”.

А потом Бен утягивает меня за поворот, и мы покидаем этаж с преступниками через другой ход, которым раньше я никогда не пользовалась.

Этот путь уводит нас на улицу, где мы с Беном становимся свидетелями первого в этом году снегопада.

***

– Три буквы, – говорит Бен.

Он не единственный, кого я попросила отложить отдых и составить мне компанию, но при этом, что, собственно, ожидаемо, самый громкий из двух. И больше всех возмущается.

– С, О и Н, – произнося каждую, Бен оттопыривает пальцы, при этом продолжая держаться остальными за руль. – Сон, Романова. Ты вообще знаешь, что это такое?

– Знаю, – спокойно сообщаю я.

Моё место – справа от водителя. На заднем сиденье, забравшись на него с ногами и прямо в грязных ботинках, восседает Лиза, которой понадобятся секунды и никакого оружия, чтобы, в случае чего, вступить в сражение. Поэтому-то я и взяла её с нами.

– Раз уж вы потащили меня посреди ночи непонятно куда и непонятно зачем, могу я вклиниться в ваш бессмысленный разговор и задать вопрос? – спрашивает Лиза, наклоняясь вперёд.

– Конечно! – облегчённо выдыхаю я.

Она идёт на контакт – это хорошо. Она хоть немного разрядит обстановку, отвлекая меня от теоретической перепалки с Беном – это ещё лучше.

– У Артура есть девушка?

Бен давит по тормозам, отчего меня, не пристёгнутую, бросает вперёд на приборную панель. Лизе, чтобы удержаться на месте, приходится выпустить когти и вцепиться ими в края наших с Беном сидений.

– Кто тебе права выдавал? – кричит Лиза.

Вместе со словами с её губ срывается рычание, и, я могу поклясться, в её голубых глазах сейчас столько злобы, что перегнуться и оторвать Бену голову для неё было бы делом мало того, что плёвым, так ещё и не лишённым удовольствия.

– Зачем тебе знать, есть ли кто у Артура? – спрашиваю я, когда выравниваюсь и снова могу дышать после удара грудью о бардачок.

– Надо, – отвечает Лиза. – Тебе-то что?

– А то, что Слава – его сестра, – вклинивается Бен.

Его взгляд скользит по дырам на сиденьях, оставшихся после когтей Лизы. Я уже представляю, как он мне всю следующую вечность это припоминает. А ещё наверняка заставит заплатить за испорченную мебель из своего кармана.

– О, – выдыхает Лиза и замолкает. Выпячивает подбородок, пока разглядывает меня через зеркало заднего вида. – Неловко вышло.

– Ага, – соглашаюсь я.

– И всё-таки свой вопрос я отменять не собираюсь.

– А что насчёт Рэма?

– Кого?

– Рэма. Тёмненький крепкий парень… Бариста из кафе.

– Тот, который меня сковородой ударил? – Лиза касается затылка. И хотя наверняка рана давно уже зажила, она морщится как от боли. – Он мне не нравится.

– А зря, – напираю я. – Он добрый очень. И весёлый. Мне кажется, если тебе…

– Слава, – перебивает меня Бен. – Давай-ка выйдем.

– Мы и так встали посреди проезжей части, ты предлагаешь ещё и диалоги снаружи вести? – Я указываю пальцем на одну из кнопок. – Ты даже не включил аварийку.

Бен с остервенением жмёт на нужную кнопку, а затем кивком указывает мне на дверь. Делать нечего. Зная Бена, он не оставит меня, пока я не сделаю так, как он хочет. Поэтому приходится накинуть куртку, которая до этого лежала на коленях, на плечи и выскользнуть на улицу.

– Ну? – спрашиваю я, плотнее укутываясь в куртку.

Снег ни на минуту не прекращал падать. Всё вокруг уже успело покрыться тонким слоем белых хлопьев.

Бен обходит автомобиль и оказывается передо мной.

– Баранки гну. Думала, я не пойму, что ты тут устроила?

– Что?

– Собираешься свести всех по принципу: “В первый раз прокатило, значит, и во второй сработает”?

– Но Рэм и Лиза…

– Если ты вдруг забыла, родители первого были категорически против их союза. Сейчас же Рэму и Лизе друг до друга параллельно. Оно и к лучшему, не кажется тебе?

– Нет.

– Ну да, совсем забыл, что твоё мнение у нас – единственно верное.

– Чего ты взъелся на меня?

– А того, что ты сама говорила – мы двигаемся дальше! – выпаливает Бен слишком эмоционально. – К тому же, как и со смертью, в подобных делах тоже есть практика: суждено – значит, сбудется.

– В подобных делах? – переспрашиваю я.

Бен кривит губы.

– Не заставляй меня произносить вслух слово “любовь”.

– Ты только что это сделал, – замечаю я с улыбкой.

А затем, пока Бен снова принимается меня отчитывать, всё моё внимание приковывают к себе фары приближающегося автомобиля.

– Ладно, Бен, – я резко обрываю его на полуслове. – Поехали. Я тебя услышала.

Я не хочу звучать беспокойно, но, вероятно, так и выходит, потому что Бен не спорит и лишь чуть выходя вперёд, перехватывает направление моего взгляда.

Встречная машина, оказываясь совсем близко к нам, сворачивает на обочину. Бенова рука дёргается к кобуре, висящей под курткой. Я прищуриваюсь в попытке разглядеть водителя, но за белой пеленой снегопада едва ли могу различить даже силуэт.

К счастью, выжидать не приходится. Водитель покидает свой автомобиль. Длинная фигура, запахнутая в плащ. Курчавые чёрные волосы. И, мне кажется, я уже слышу её голос, когда она произносит, подходя ближе:

– Машина заглохла, детишки?

– Что вы здесь делаете? – спрашиваю я.

Эдзе оглядывает наш внедорожник и, – особо пристально, – Лизу, оставшуюся внутри.

– Здесь – очень призрачное понятие, – протягивает Эдзе, выпрямляясь. – Тебе следует уточнить, где: в городе, на дороге, в этом мире, в этом времени, в этой вселенной…

– А-а-а! – вскрикивает Бен, затыкая уши ладонями. – Заткнитесь!

– И тебе доброй ночи, – довольно улыбается Эдзе.

– Что вы делаете на улице посреди ночи? – повторяю я, корректируя вопрос.

– На другом конце города есть круглосуточная кафешка, где подают отвратного вида и нулевой пищевой ценности двойной бургер с говяжьей котлетой. – Эдзе делает паузу. – Так как у меня впереди целая вечность, чтобы сжечь эту тысячу калорий, я могу позволить себе ночные перекусы.

– Ясно, – протягиваю я. Эдзе никогда не перестанет удивлять меня. – Тогда нам придётся составить вам компанию, потому что мы направлялись именно к вам.

– Вот чёрт, – разочаровано произносит Эдзе. – Как же так выходит, что я всё время попадаю не в то место и не в том времени?

– Не знаю. Но иногда мне кажется, что вы только прикидываетесь незнающим.

Эдзе ведёт бровью.

– Благодарю за комплимент. Ладно. Я слишком голоден, чтобы продолжать этот прекрасный дорожный разговор, к тому же у меня на хвосте последние пару километров сидел жёлтый седан, поэтому давайте-ка поторопимся.

Эдзе хлопает в ладони, подгоняя нас вернуться внутрь внедорожника. Вместе с этим он возвращается в свой автомобиль и почти сразу срывается с места, показывая нам дорогу.

Бен разворачивает внедорожник на пустой дороге, совсем позабыв про любые правила.

– Куда мы направляемся? – интересуется Лиза.

– На поздний ужин с дьяволом, – ворчит Бен.

– Отлично! Я как раз проголодалась.

Бен продолжает что-то бубнить себе под нос. Наш короткий разговор на дороге явно не проходит бесследно, правда я всё ещё не понимаю, почему его могла так взбесить эта ситуация. Я делаю вид, словно поведение Бена совершенно меня не беспокоит, хотя не могу перестать искать ему объяснение даже тогда, когда мы прибываем на пункт назначения, и Бен останавливает машину точно позади машины Эдзе, едва не въезжая тому в багажник.

– Осторожней, – предупреждающе произношу я.

Бен игнорирует это. Выключает двигатель и покидает салон, ничего не сказав ни мне, ни Лизе.

– У этого парня проблемы с контролем своих эмоций, – говорит Лиза тоном врача, ставящего диагноз умирающему пациенту. – Я тебе это как оборотень говорю.

– Знаю, – обречённо вздыхаю я. – А у кого нынче нет таких проблем?

***

Уже в кафе, которым на деле оказывается обычная придорожная забегаловка, где не то, что бы есть, даже в туалет ходить опасно, Эдзе, как и говорил, заказывает себе премерзкого вида бургер, разваливающийся прямо на тарелке. Под наши взгляды, полные отвращения, он сдабривает блюдо кетчупом и горчицей и принимается поедать его с нескрываемым удовольствием.

– Это отвратительно, – заявляет Бен, сидящий по мою левую руку. – Настолько, что мне тоже захотелось попробовать.

Он подзывает рыжеволосую официантку, делает заказ. Та записывает его и ещё раз спрашивает у нас с Лизой, не решили ли мы тоже изменить свой категоричный отказ.

– Несмотря на то, что я страшно проголодалась, умирать так рано я не планирую, – отрезает Лиза, откидываясь на спинку сиденья. – Поэтому нет.

– А мне бы кофе, – сдаюсь я. – И что-нибудь из десертов.

– Есть яблочный штрудель, рогалик с маком и шоколадное овсяное печенье, – отчеканивает официантка, не сводя с меня пристального взгляда.

– Давайте рогалик.

– Не советую, он на витрине уже вторую неделю лежит.

– Тогда штрудель?

– У нас плохо работает духовка, штрудель будет холодным.

– Печенье?

– Отличный выбор. Скоро принесу.

Официантка уходит к раздаче, успевая по дороге перехватить ещё пару заказов от таких же неспящих полуночников, как мы. Я съезжаю по скрипучему кожаному сиденью.

– Прекрасное кафе, – иронично подмечаю я.

Эдзе кивает, не отрываясь от поедания бургера.

– Так, а вы, значит, о чём-то хотели поговорить, верно? – говорит он, прикрывая рот.

– Не догадываетесь, о чём? – уточняю я.

Эдзе на секунду замирает, так и не облизав большой палец от следов кетчупа.

– Вероятно, это не модные советы, и, на что я очень надеюсь, не вопрос о ваших взрослеющих молодых организмах. У меня слишком много детей для того, кто может дать хороший совет по поводу контрацепции.

Я накрываю лицо ладонями. Как никогда раньше, идея попросить помощи у Эдзе кажется мне глупейшим поступком.

– Мы хотели узнать у вас, что вы знаете о гнори и перитонах, – говорит Бен, приходя мне на помощь.

Когда я снова гляжу на Эдзе, то вижу, что он умудрился запачкать манжет в горчице.

– Не то, чтобы кроме вас у нас нет никакого иного источника информации, но…

– Но все мы знаем, что из ныне существующих и из тех, кто вас, стражей, не ненавидит всеми фибрами своей души, именно я – кладезь мудрости, – заканчивает за меня Эдзе.

К счастью, официантка приносит мой кофе. Я сразу хватаюсь за кружку, которая оказывается нереально горячей, и, несмотря на дискомфорт, делаю несколько глотков залпом. Горло и язык горят, но зато я отвлекаюсь от мысли плюнуть на всё и вернуться в штаб.

Тем временем, Бену принесли его бургер, выглядящий, как мне кажется, даже ещё хуже, чем тот, что на тарелке у Эдзе. Поэтому пока Бен увлекается едой, а Лиза, как единственная из нас, кто совсем не заинтересован в беседе, сидит молча и складывает из салфеток и зубочисток какие-то непонятные фигуры, я снова остаюсь единственной, кто может вести переговоры.

Чёрт. Нужно было прихватить с собой кого-нибудь из миротворцев.

Я открываю рот, чтобы совершить ещё одну попытку поговорить, когда Эдзе вдруг перебивает меня:

– Гнори – колонизаторы, – Эдзе перестаёт жевать. С выражением удовлетворения на лице, он отодвигает от себя остатки еды и берётся за стакан с газировкой. – Им всё равно, в какой мир они попали и что за существа его населяют. Сам факт захвата территорий и их опустошение – вот единственная преследуемся ими цель.

– А перитоны? – сразу спрашиваю я, пока Эдзе не решил, что с него болтовни хватит.

– Домашние питомцы, не более того, – Эдзе зубами прикусывает трубочку, прежде чем вытянуть из неё газировку, и это кажется мне странной привычкой. – Представь, если бы вы, люди, вместо кошки держали дома, скажем, африканского буйвола.

Я задумываюсь над услышанным, пытаясь сопоставить слова Эдзе с тем, что я видела собственными глазами. Значит, эти ужасающие существа находятся в подчинении у других, не менее ужасающих.

– Что ещё вы знаете? – спрашиваю я.

– Гнори используют нечто вроде гипноза, чтобы парализовать свою жертву. Они заставляют свою цель остановиться, и даже секундной паузы хватает, чтобы в игру вошли перитоны, пикирующие на бедолагу и поражающие его своими рогами. Затем – делёжка добычи: гнори достаётся кровь, а перитонам – обескровленное тело. – Эдзе принюхивается к содержимому своего стакана. – Точнее, сердце и мозг. Они предпочитают именно эти деликатесы.

Поэтому, как говорил Влас, гнори называют собирателями душ, а перитонов – их вместилищами!

Эдзе брезгливо оглядывает сидящего напротив него Бена, хотя ещё буквально несколько мгновений назад он сам сидел и поедал бургер именно с таким же выражением на лице.

– Тебя, что, лет сто не кормили? – спрашивает Эдзе, морщась. – Не боишься заработать несварение, так набрасываясь на еду?

Бен не утруждает себя ответом, продолжая жевать. Эдзе вновь переключается на меня.

– Зачем ты таскаешь его с собой, если больше пользы принёс бы даже глухонемой калека?

– Я не буду отвечать на этот вопрос, – спокойно произношу я. – Лучше скажите, как нам остановить гнори и перитонов?

– Никак, – Эдзе качает головой.

– Неужели, нет способа убить их?

– Почему? Конечно, есть. Только тебе стоит определиться: ты хочешь остановить их или уничтожить? Есть разница, дорогуша.

За помощью я обращаюсь сначала к Бену, глядя на него несколько долгих секунд, затем к Лизе. Вторая реагирует быстрее:

– Насколько они вообще опасны? – спрашивает она. – В смысле, на фоне всего происходящего. Ведь ещё и война с оборотнями в самом разгаре!

– Гнори и перитоны не будут принимать ничью сторону в этом противостоянии – это я вам с уверенностью заявляю. Им есть дело только до себе подобных и до своих желудков.

– Мило, – Лиза кивает головой. – Тогда предлагаю уничтожить их.

– Я согласен, – подаёт голос Бен. – В конце концов, они-то не собираются нас жалеть.

– Убить перитона легко, – сообщает Эдзе. – Достаточно ранить его в оба сердца.

– Оба?

– Да, их у них два. Если визуально разделить их грудь на три части, то между первой и второй и между второй и третьей и будут находиться сердца.

– Ясно, – протягиваю я. Бен рядом со мной достаёт телефон и что-то быстро печатает. – А что с гнори?

– Те уязвимы лишь во время кормёжки. В любое другое время вы можете выпустить в них хоть всю обойму – пули превратятся в прах, едва только коснутся их кожи.

– А что насчёт этого? – Лиза раскрывает кулак, растопыривая пальцы. На их концах красуются когти.

– Я бы не советовал, – Эдзе совсем не восхищён силой Лизы. – Потому что эффект одинаковый и для ножей, и для пуль, и для когтей.

Эдзе говорит о гнори, и что-то меняется в тоне его голоса. Мне кажется, это не первая его с ними встреча. То, как он рассказывает о них, говорит о более близком контакте, чем можно подумать.

– Когда-то ранее вы уже имели с ними дело? – спрашиваю я осторожно.

Но Эдзе, вопреки моим ожиданиям, не воспринимает слова в штыки.

– Да, – спокойно подтверждает он. – До твоей мамы, до Огненных земель, до Христофа – задолго до всего этого я жил в мире, который целый месяц умирал на моих глазах после пришествия перитонов и гнори.