Текст книги "Кровь и туман (СИ)"

Автор книги: nastiel

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 39 страниц)

Вот только я, когда сейчас смотрю на Марса, хоть и помню его царапины, которых уже и след простыл, но не делаю из этого трагедию.

Если я и успела понять что-то, так это то, что быть не в порядке – нормально.

– Нет, – для увеличения веса собственных слов, я отрицательно качаю головой. – Конечно, нет.

Марсель облегчённо выдыхает. Его рот приоткрывается, и, мне кажется, я знаю, что он хочет сделать: поблагодарить меня за то, что я сохранила его секрет. Но я не хочу, чтобы он говорил “спасибо”. Я сделала это не по доброте душевной, а потому, что так было правильно, и чтобы сейчас избежать лишних слов, я чуть выпадаю вперёд, хлопаю Марса по плечу, а затем покидаю комнату.

Раз уж я на этаже с комнатами оперативных команд, решаю заглянуть к “Альфе”. Именно их, а, точнее, Бена и Марка, Дмитрий по моей просьбе направил к Лие в качестве временной охраны. Как я и предполагала, он посчитал её ценным свидетелем. Правда, из-за этого же мне лишь с невероятным трудом удалось убедить его немного обождать с допросом.

Я останавливаюсь возле нужной двери, но не успеваю ни постучаться, ни дёрнуть ручку, когда до меня доносятся знакомые голоса откуда-то ниже этажом. Повышенные тона позволяют мне различить обоих участников диалога. Это Полина и Бен.

– Собираешься стоять здесь и подслушивать? – Рис глядит на меня с упрёком.

Он появляется каждый раз, когда я чуть глубже ухожу в свои мысли, независимо от темы и настроения. Он – как визуальная проекция самого слова “размышлять”.

– По крайней мере, ты мог бы быть честен со мной, – говорит Полина.

Она выдыхает с надрывом. Я подхожу чуть ближе к лестнице.

– Я ни разу не врал. Просто… предпочёл некоторые вещи оставить недосказанными.

– Андрей! – восклицает Полина устало.

В конце – совсем короткий смешок, который, несмотря на то, что я не застала ни начало, ни саму суть разговора, знаю, ставит в нём точку. Всё, что будет сказано дальше, уже не будет иметь абсолютно никакого смысла.

Они оба закончили разговор.

– И что мы теперь будем делать? – спрашивает Полина.

Чтобы увидеть их, мне нужно спуститься хотя бы на один лестничный пролёт, но это слишком рискованно. Да и без надобности – я и так слышу слёзы в её голосе.

– Я не знаю, – вздыхает Бен.

Ему тоже больно.

– Ты меня хоть любишь ещё?

Молчание. А ведь это именно тот тип вопросов, при которых каждая секунда тишины говорит громче любых слов. Полина это тоже понимает и поэтому уходит прочь, громко цокая каблуками.

Бен же поднимается наверх.

Неподходящий момент, чтобы нам пересечься. Я верчусь на месте, в панике пытаясь придумать, куда улизнуть, и решаю вернуться в комнату “Дельты”. Объяснить моё возвращение Марселю будет явно легче, чем Бену причину, по которой я слышала разговор, не предназначавшийся для чужих ушей.

“Эй” застаёт меня носом к носу с так и не открытой дверью. По спине бегут мурашки. Я разворачиваюсь в ровной стойке и отчеканиваю:

– Привет.

Улыбка натянутая. Бен знает, что я слышала . Я знаю, что я слышала.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает Бен, прищурившись. – Выходной же.

– Должна была встретиться с близнецами, но они куда-то смылись. И я решила посмотреть, нет ли тебя на месте, но…

– Но застала вырезанную из мыльной оперы сцену, да? – Бен грустно хмыкает.

– Я не хотела подслушивать, – сразу признаюсь я, чтобы расставить всё по своим местам. – Просто не стала спускаться, чтобы не мешать вам.

– Но и уходить не стала тоже.

– Но и уходить не стала тоже, – повторяю я. Понимаю, что Бен не очень-то и старается избежать разговора на эту тему, поэтому решаюсь напомнить ему: – Мне казалось, у вас с Полиной что-то начало получаться.

Бен идёт в комнату “Альфы”, я – за ним.

– Не вышло, как видишь, – отвечает он, когда за нашими спинами открывается дверь.

– Почему?

Я слежу за тем, как Бен открывает шкаф и снимает с вешалки джинсовый комбинезон. Только теперь я обращаю внимание на то, что сейчас он одет в ту же одежду, в которой я видела его вчера. Внимательно осмотрев Бена, я понимаю – тот ночью не сомкнул глаз.

– Потому что, – отвечает Бен. Он демонстрирует мне комбинезон, вытягивая руку, держащую вешалку, в сторону, словно спрашивает моего мнения. Я неоднозначно качаю головой; ничего не имею против комбинезонов, но не уверена, что сейчас сезон рваных коленок, с такой-то погодой.

– “Потому что” что? – уточняю я, скептически приподнимая бровь.

Бен, может, и не в курсе, но я немного научилась разбираться в его поведении. И то, каким тоном он выпалил это своё “потому что”, а также отведённый в сторону взгляд, когда он это произносил, говорит мне о том, о чём сам Бен предпочитает умолчать.

Я повторяю свой вопрос. Бен тяжело вздыхает, но отвечает:

– Потому что, кажется, у меня есть чувства к кое-кому другому.

Сказав это, Бен принимается раздеваться, даже не прося меня отвернуться. Как только его расстёгнутые джинсы падают на пол, я это делаю сама, опуская глаза вниз на носки своих сапог. Слова Бена в голове – как кассета на повторе. Я пытаюсь вспомнить хоть что-то, что выдавало бы в нём влюблённость, но ничего не выходит… Или, может, мне всё ещё лишь кажется, что я сумела разобраться в Бене?

– Надеюсь, это не Лейла, – произношу я, решая, что закончить всё шуткой будет лучшим вариантом. – А иначе я тебя придушу. Она всё время меня задирает!

– Не волнуйся, это не она, – спокойно сообщает Бен.

Но лучше как-то не становится.

Я чувствую, что должна узнать, правду ли говорит Бен, и если да – кто этот человек. Это кажется мне правильным. Я всегда знала, с кем Лия идёт на свидание и чьи портреты ночами рисует Даня. Тут – то же самое.

Ведь так поступают друзья.

– Я всё, – сообщает Бен.

Я поднимаю на него глаза.

– Ты не думаешь, что коленки от холода отвалятся? – спрашиваю я вместо того, чтобы сообщить Бену, что ему идут комбинезон из чёрной джинсы и синий свитер.

Да здравствует воскресенье, когда стражам можно носить любую одежду, не боясь быть отстранёнными от службы.

– Это говорит зависть, – уверяет Бен. – Ты знаешь, что я выгляжу круто.

– Ну да.

Раздражения в голосе не слышно. Надо бы, да не хочется. Бен и правда хорошо выглядит. Это факт, и ничего особенного в этом нет.

Но почему тогда произнести нечто подобное вслух кажется мне таким зазорным, что от одной мысли вспыхивают щёки?

***

Мне приходится сопроводить Бена, наотрез отказывающегося делать что-либо в одиночку, сначала на поздний завтрак в кофейню на углу, затем в торговый центр, где он тратит невероятно огромное количество времени на поиск новой пары кроссовок, а я изнемогаю от желания закончить свои мучения и пуститься наутёк.

– Мне бы ещё мамино пальто из химчистки забрать, – сообщает Бен, когда мы покидаем магазин, где ему наконец удалось подобрать понравившуюся пару обуви.

Я тяжело вздыхаю.

– Ты, должно быть, надо мной издеваешься?

– Ни в коем разе, – с улыбкой произносит Бен. – И вот только не говори мне, что всё это тебе не нравится.

– О чём ты?

– Об этом, – Бен машет рукой с пакетом вокруг себя. Я недоумевающе оглядываюсь по сторонам в поисках того, о чём он говорит. – Не конкретно здесь, тупица. – Теперь пакетом прилетает мне в живот. Коробка внутри лёгкая – не больно, – а морщусь я лишь рефлекторно. – Я имею в виду обычную жизнь. Никаких тебе тренировок, никаких опасностей, – Бен подходит ближе и наклоняется, чтобы заговорщицки прошептать: – Мы практически классические подростки, не считая ксив и оружия в секретных местах.

Я не думала об этом. То ли времени не было, то ли возможности представить хоть на секунду, что нормальная жизнь мне всё ещё светит, пусть даже только лишь по воскресеньям. Я опускаю глаза на свою одежду. Прошло не так много времени, но видеть себя в чём-то, что не окрашено в зелёный, коричневый и прочие камуфляжные цвета становится непривычным и приятным. Я вспоминаю о туфлях, которые приметила, пока Бен ругался с консультантом в магазине, и думаю, что вполне могу позволить себе надеть такие на ужин в ресторане в честь моего дня рождения, о котором случайно проболтался Артур.

Я могу быть просто Славой. Без приписок, без ярлыков.

Точно как раньше.

– Ты прав, – признаю я, снова смотря на Бена.

Он удовлетворённо кивает.

– Разумеется. А теперь, хочешь ты того или нет, нам придётся идти в химчистку. Матушка с меня кожу сдерёт и сделает из неё новое пальто, если я…

Бена перебивает оглушительный крик, эхом разлетающийся по всем четырём этажам торгового центра. Раньше, чем он замолкает, я понимаю, что источник находится где-то под нами, и Бен, кажется, тоже, так как кидается к перилам, отделяющим этаж от пропасти, открывающей панораму на магазины внизу.

– Вызовите стражей! – кричат люди.

Я кошусь на Бена. Он уже знает, что я скажу, потому-то и выставляет ладонь перед моим лицом.

– Ничего не говори, – просит он.

Но как я могу сдержаться?

– Обычная жизнь, ага, – игнорируя его просьбу, всё-таки высказываюсь я.

– Звоню Полине. “Бета” сегодня дежурные.

– Ты уверен, что это не будет выглядеть странным?

– У нас сегодня официальный выходной, я не хочу…

– Нет, я о том, что ты позвонишь Полине после того, что случилось. Хочешь, я это сделаю?

– Не собираюсь бегать от неё только потому, что мы расстались. Я что, по-твоему, семиклассник какой-то? Может, мне её ещё теперь вонючкой называть?

– Ладно, забей. Не время препираться. Звони.

Бену хватает пары секунд, чтобы найти в контактах нужный, набрать его и получить ответ. Я почти удивилась тому, что для людей, буквально пару часов назад поругавшихся, они ведут себя слишком спокойно, но потом вспомнила о том, что они – профессионалы своего дела не первый год. Именно это и чувство долга придают холодность Бенову голосу и помогает ему буквально в двух словах дать Полине ориентир на то, куда и по какой причине нужно явиться.

– Как скоро они прибудут? – интересуюсь я.

– Знаешь, какое время даётся пожарным, чтобы надеть одни только штаны?

– Чего?

– Три секунды.

– Это тут при чём?

– При том, что завязывай глупые вопросы задавать.

Бен подхватывает пакет с коробкой под мышку и пускается бегом к эскалатору. Я – за ним, не отставая ни на шаг. Нужный этаж и нужное место мы находим по столпившемуся народу. Они окружили что-то, к чему боятся подойти ближе, но при этом не брезгуют снять на камеру телефона. Пока мы пробираемся сквозь людей, отзывающихся на наши толчки локтями недовольным ворчанием, я прикидываю, что же там увижу.

Бен до цели добирается первым, исчезая за их спинами. Мне до него – только руку протянуть. И я почти это делаю, но раньше меня саму грубо хватают за плечо.

– Какого чёрта? – Я позволяю себе возмущение на грани ярости. Второй рукой уже достаю из внутреннего кармана куртки ксиву. – Советую отпустить, иначе у кого-то из нас двоих будут большие проблемы. И это точно не я.

Зеваки вокруг не обращают внимания на меня и на моё препятствие с ярко-голубыми волчьими глазами. Они не знают его так, как знаю я. Они не имеют и малейшего представления, что перед ними один из тех, кто терроризирует их город.

Север. Пират собственной персоной. Я быстро оглядываюсь вокруг, насколько мне это сделать позволяет ситуация, но ни Гло, ни Филиры, ни Кирилла не нахожу.

– Я арестую тебя, – говорю я.

– На меня у тебя ничего нет, – отвечает Север, сильнее сжимая моё плечо.

Его когти впиваются в кожу, и, лишь закусив губу, мне удаётся сдержать стон.

– Я пришёл поговорить. Следил за тобой от самого штаба, но ты всё время была с этим, – Север кивает куда-то вперёд, и я вспоминаю о Бене, о котором уже успела забыть.

– Поговорить? – переспрашиваю я.

Север тянет меня из толпы. Мне бы вырваться, но его когти слишком цепкие. Боюсь, одно неверное движение – и лоскут моей куртки вместе с плечом останутся у него в пальцах.

– Хочешь, я одолжу тебе денег и ты позвонишь тому, кому поговорить с тобой будет интересно?

Север пропускает мою колкость мимо ушей. Останавливается он только когда мы сворачиваем за угол и оказываемся перед небольшой кофейней. Наконец выпускает меня. Я встряхиваю плечами, демонстрируя всё своё недовольство, и прячу ксиву обратно в карман куртки.

– Если тебя послал Кирилл, то передай ему, чтобы шёл на все четыре стороны. Я больше не ношу медальон, – я оттягиваю край футболки, виднеющийся из-под расстёгнутой куртки. – И носить не собираюсь. Он больше мне не друг.

– А мне – да. Именно поэтому я пришёл просить помощи.

Я оборачиваюсь назад, но мне не разглядеть ни толпу, ни Бена, которого не по своей воле пришлось оставить.

– Что происходит? Это ты устроил?

– Нет. Но я знаю, чья это вина, – глаза Севера недобро блестят. Я с трудом сглатываю подступивший к горлу ком. – А ещё знаю, что скоро произойдёт кое-что, что навсегда изменит ход вещей. И я скажу тебе, если ты пообещаешь помочь.

– Я не вступаю в сделки с преступниками, – отрезаю я.

– Но при этом ты так и не рассказала о нас никому из стражей, – напоминает Север. – Не прикрывайся честью, которой у тебя нет.

Это задевает меня за живое.

– Ты меня не знаешь, – цежу я сквозь зубы. Внутри всё закипает. – И не смей так говорить обо мне.

Снова крики. Я не пытаюсь дёрнуться с места, ведь знаю – мой собеседник снова выпустит когти.

– Кирилл слишком рьяно желает служить королеве….

– Он говорил о долге перед ней, – тут же перебиваю я. – Она спасла ему жизнь.

– Это он так думает, а она просто не поступила с ним так, как с его родителями. Аналогичную судьбу королева выбрала и для нас с девочками, но мы трое прекрасно понимаем, что находимся в клетке со львом, и это лишь вопрос времени, когда он проголодается и захочет пустить нас себе на корм. – Север делает паузу, чтобы проводить взглядом мужчину с коляской, проходящего мимо нас. – Это не спасение, это чистый расчёт.

Север взволнован. Должно быть, именно поэтому я до сих пор не достала кинжал, который сегодня утром не по привычке, а в качестве меры предосторожности сунула в сапог. Несмотря на то, что глаза Севера отливают арктическим холодом и блестят так, как не блестит ни один аквамарин, сейчас я вижу в них что-то знакомое. То же я замечаю во взгляде Полины, когда она говорит о Нине, во взгляде Дани, когда тот упоминает Амелию, во взгляде Бена, когда он смотрит на Марка, во взгляде Лены, когда она тайком следит за Ваней из противоположного угла комнаты, делая вид, что читает книгу.

Это не просто противоположность безразличию – это нечто совершенное, сильное и не поддающееся никаким спорам. Это преданность, привязанность и любовь – всё сразу и каждое чувство в отдельности.

– У неё что-то есть против него, – продолжает Север, не дождавшись моего ответа. – Что-то или кто-то. И раз это не ты – та, о ком я только и делал, что слушал первые несколько лет, – значит, кто-то другой. Ты знала Кирилла раньше. Может, что-то вспомнишь?

Я качаю головой, но всё-таки задумываюсь. В моём прошлом настоящем у Кирилла не было никого, кроме меня и родителей, и в этом я была как никогда уверена, иначе не стал бы он проводить со мной столько времени, пока не случилось… то, что случилось. Мы были лучшими друзьями и не скрывали друг от друга ничего. Я бы точно знала, если бы он влюбился в кого-нибудь, или нашёл себе ещё одного товарища, или имел бы ещё одного родственника. Но в новом настоящем я знаю Кирилла лишь по рассказам близнецов и по фотографиям.

Фотографии… Я хлопаю себя по лбу. Север, ожидающий явно чего угодно, только не этого, слегка вздрагивает, что меня саму не может не радовать. Всё-таки даже суровому пирату не чужды такие простые эмоции, как удивление или страх.

– Её зовут Вета, – говорю я.

Перед глазами старая фотокарточка. На ней я и два рыжих ребёнка: мальчик и девочка. Вторая явно младше первого лет на пять, не меньше. И, Боже, как они похожи!

Я хорошо помню, как тогда, в день просмотра старых альбомов и знакомства с “новой собой” я перевернула эту фотографию и обнаружила на обратной стороне подпись: “Слава, Кирилл и Вета. Май, 2007 год” . Тогда я очень хотела, но не стала интересоваться у кого-то из домашних, кто это, чтобы не показаться странной, а потому всё, что у меня есть сейчас – это имя.

– Кто она такая?

– Я… не уверена, – качаю головой. – Вы же друзья, вот и спроси у него сам. Думаю, его реакция на это имя скажет тебе больше, чем могу я.

Север облизывает губы, прикидывая, имеют ли смысл мои слова. Мне приходится лишь ждать, нервно подёргивая ногой.

– Ладно, – наконец кивает он. – Я понял, – говорит вместо благодарности.

По этажу разносится негромкий хлопок. Так как я сказала Северу всё, что знала, я считаю, что могу быть свободна, но у Севера на это другое мнение. Замечая, что я хочу уйти, он преграждает мне путь.

– Ты не захочешь это увидеть, – предупреждает он.

– Почему?

В ожидании ответа я представляю, как быстро выхватываю кинжал из сапога и, если понадобится, приставляю его лезвие к горлу Севера. Занятия с Антоном, несмотря на то, что миновало лишь два, уже начинают приносить свои плоды. Благодаря клятве, я усваиваю всё быстрее, благодаря собственному упорству, я не заканчиваю повторы, даже когда Антон требует остановиться.

Да, у нас было условие – тренировки по его правилам. Но он ничего не может поделать с моим рвением.

– Только что избавились от очередного слабого члена стаи, и это обычно далеко не эстетичное действо.

– О чём ты говоришь?

– Слышала о гражданской войне в стае, альфой которой когда-то был Амадеус?

– Да.

– Они сумели усмирить свой гнев друг против друга, но решили направить его на кое-кого другого. И сейчас они уничтожают тех из своих, кто отказался следовать новому плану, или пустился в бега, или оказался слишком слаб, чтобы сражаться. – Север смотрит точно мне в глаза. От такого непривычно долгого зрительного контакта мне становится не по себе. – Грядёт битва. Тебе стоит предупредить своих.

Больше Север ничего не говорит. Разворачиваясь на пятках, он ретируется и вскоре совсем исчезает в снующих людях. Мне выдаётся возможность вернуться к Бену. Там я нахожу поредевшую толпу и прибывших “Бету” в полном составе и вооружении.

А затем мой взгляд скользит на то, вокруг чего они стоят, и меня едва не выворачивает наизнанку.

Север был прав. Никто не захочет увидеть перед собой обезглавленное тело и кровавые ошмётки черепа и его содержимого, размазанные по кремовому кафельному полу.

***

Наверное, я никогда не перестану удивляться огромному количеству скрытых в здании штаба помещений. Так Бен, “Бета” и обезглавленное тело, которое, предварительно засунутое в мешок для трупов, Кали держит на руках, проходим через портал на третий этаж, оттуда – к лифту. Молча загружаемся в него, Лена прикладывает свою ладонь, и лифт везёт нас вниз, но я уверена, что не на этаж с камерами предварительного заключения. И оказываюсь правой, когда лифт останавливается, его двери разъезжаются в стороны, и нам открывается большое помещение из металла, освещённое всё теми же синими лампами.

Похоже на морг. Здесь в ряд стоят каталки, накрытые белыми простынями, а по периметру блестят крышки стальных выдвижных ящиков. У самой дальней стены расположен письменный стол со стареньким компьютером и разбросанными папками с цветными ярлыками.

– На время своего отсутствия Женя никого не назначал ответственным на этот этаж, – произносит Лена. – Мы все надеялись, что это не пригодится. – Она указывает пальцем на ближайшую к столу каталку. – Кали, клади его туда.

Кали тащит труп до нужной каталки. Ему едва ли действительно тяжела эта ноша, но мышцы его рук напряжены, однако ни Бен, ни уж тем более я свою помощь не предлагаем. И если Бен – сама принципиальность и после ссоры с Кали не желает и на шаг к нему приближаться, то я просто не хочу касаться обезглавленного тела.

Лена надевает медицинский халат, одноразовые перчатки, защитные очки. Полина помогает ей: приносит со стола планшет с бумагами, ручку, подвозит к каталке высокий небольшой столик с подносом с инструментами.

Я гляжу на Бена. Он кривит губы от отвращения. Мы с ним не обязаны быть здесь, но как свидетелям нам ещё придётся помочь “Бете” составить точный рапорт.

– Обезглавили, чтобы не было ясно, из какой он стаи, – говорит Лена, хватаясь за собачку молнии.

Быстрым и резким движением она открывает мешок. Несмотря на то, что я уже знаю, что увижу, живот всё равно скручивает спазмом.

– Ну да, – произносит Бен. Его голос звучит твёрдо. – Из-за клейма за ухом.

Я успела это изучить. Именно так помечаются оборотни в каждой стае – уникальным символом, который является не столько родовым пятном, сколько кодом идентификации или даже прототипом паспорта.

– Его не обезглавили, – говорю я. – Когда обезглавливают: голова – отдельно, тело – отдельно. А мозги этого бедолаги украшали пол, потолок и стены всех магазинов в радиусе пары метров!

– Как думаете, это магия? – интересуется Полина.

– Оружие, – предполагает Бен.

А затем лезет в задний карман джинсов и достаёт оттуда что-то металлическое и кровавое.

– Руки потом помыть не забудь, – не удержавшись, напоминаю я.

Бен хмыкает.

– Какого типа? – спрашивает Лена, не отрываясь от исследования трупа.

– Снайперский патрон с разрывной пулей, крупнокалиберный, кажется, двенадцать и семь, – Бен берёт гильзу двумя пальцами и отдаляет от лица, бросая изучающий взгляд с расстояния вытянутой руки. – Да, точно. В общем, идеальный вариант для того, чтобы снести кому-нибудь кукушечку.

– Положи в миску, – просит Лена. – Мы потом посмотрим в лаборатории, может, остались частицы зажигательной смеси.

– А есть ли смысл? – уточняет Кали. – Все мы знаем, какая из стай отличается особой любовью к изготовлению подобного оружия и владеет преимуществом близких отношений с ковеном “Восьмёрка”, которые за хорошую плату с удовольствием изготовят зажигательную смесь любой сложности.

– Стая Амадеуса, – говорит Полина.

– Теперь уже никому не принадлежащая стая, – напоминает Лена.

– Они идут сюда, – произношу я. – Именно поэтому слабых и беженцев они убивают. Чтобы не мешались. Не путались под ногами и не пытались перебежать на нашу сторону.

– Откуда ты это знаешь? – раздражённо уточняет Кали.

Он скрещивает руки на груди. Не доверяет мне. Но мне сейчас плевать, примет ли он мои слова за чистую монету. Из присутствующих мне будет достаточно убедить в своей правоте Бена и Лену. За ними, я знаю, потянутся многие.

– Они винят стражей в том, что произошло между ними, – отвечаю я. – Последней каплей, я полагаю, стало убийство Дэвона.

– Ты полагаешь, – вторит Кали, выделяя голосом мои же собственные слова. – Теории всегда остаются теориями, Романова, если только у тебя нет доказательств.

– Её слова имеют смысл, – на мою защиту вступает Лена. – Когда мы с Ваней проводили осмотр тела Дэвона, он рассказывал мне нечто подобное… Об авторитете покойного среди своих сородичей, о том, что тот был преступником только для нас – своей стае Дэвон приносил одну только выгоду, пусть и ставил под сомнение их честность. Амадеус никогда не одобрял его методов заработка, но, при всём к нему уважении, никогда не брезговал воспользоваться тем, что Дэвон находил на межмировом чёрном рынке.

– Из-за нас погибла одна из главных единиц стаи, – говорю я, когда Лена замолкает, чтобы перевести дыхание. – Да, отставная, но, могу поспорить, его знания были даже ценнее его практической работы. И пусть не мы его убили, но ещё мы не сделали ничего, чтобы остановить его убийцу.

– Общая трагедия переключила внимание двух враждующих сторон на третью, – кивает Лена. – Им больше не придётся искать противника друг в друге, но при этом будет на ком выпустить пар.

– Прекрасно! – вздыхает Кали. При этом одаривая меня таким взглядом, словно это я во всём виновата. – Просто… прекрасно .

– Я останусь здесь, нужно всё хорошенько проверить, – Лена прикрывает краем мешка окровавленный обрубок на месте шеи. – Позову Ваню, он хорош в генетических экспертизах.

– Фу, – Бен морщит нос.

До того, как он делает это, я и не думаю воспринимать слова Лены как-то иначе, чем то, как они звучат, но после едва сдерживаю смешок.

– Ваша помощь, которую вы и не оказали толком, больше не понадобится, – говорит Кали, обращаясь к нам.

– Вообще-то, рапорт, – напоминает Лена. – Без них он будет неполным. Но это позже, а сейчас…

– Я займусь этим, – вызывается Полина. – Набросаю черновик, а ты потом оформишь всё по правилам.

– Отлично. Спасибо.

Мы втроём покидаем морг тем же путём, как и попали сюда. Самые напряжённые секунды выпадают на время, которое мы поднимаемся в лифте. Я жалею, что здесь не играет отвлекающая музыка. Воздух от напряжения наполняется электрозарядами. Я встаю между Полиной и Беном не специально, но, кажется, к счастью, иначе беды было бы не миновать.

– Ответите на пару вопросов и можете идти отдыхать, – говорит Полина, когда мы выходим из лифта и спускаемся пешком на этаж ниже – в общую гостиную.

– От меня, скорее всего, будет мало толку, – произношу я немного виновато. – Мне так и не удалось подойти ближе, толпа мешала. А вот Бен прибыл на место вовремя и что-то должен был увидеть.

– Мне просто нужно всё, чему вы стали свидетелями, – говорит Полина. – А кто рассказывать будет – не так уж и важно.

Ложь. Мы идём друг за другом, и я замечаю, как Полина чуть поворачивает голову, чтобы быстро глянуть на Бена. Я иду последняя, поэтому никто не ловит меня на притворстве, когда я достаю из кармана телефон и включаю на нём музыку, имитируя входящий звонок.

– Алло? – говорю в глухой динамик, отвечающий мне мёртвой тишиной.

Бен с Полиной притормаживают.

– Да, конечно! Сейчас подъеду. Как ты себя чувствуешь?

Бен разглядывает меня, прищурившись. Он просто так не отпустит меня, и я решаю уйти, не прекращая разговора. Лишь машу Полине рукой и шепчу:

– Идите без меня. – Указываю на телефон, зажатый между щекой и плечом. – Это надолго!

Полина кивает. Она мне поверила. Но Бен не так прост. И я чувствую на себе его пристальный взгляд до самого конца – момента, когда исчезаю за лестничным пролётом. Быстро свожу ненастоящий разговор на нет, бросая никому в телефоне короткое “Пока”. А когда сую его обратно, нахожу в кармане ещё один, мне не принадлежащий.

Зато теперь я знаю, куда мне идти.

***

Один – вот, сколько раз я успеваю вжать кнопку звонка на воротах, чтобы те распахнулись, а из динамика раздалось: “Наконец-то!”. Я прохожу по подъездной дорожке к крыльцу и едва останавливаюсь перед самой дверью, преодолевая несколько невысоких ступенек, как та распахивается, а на пороге, в одном шёлковом халате чёрного цвета с вычурным розовым кружевом по подолу, предстаёт Лия.

– О! – удивлённо выдыхает она, видя меня. – Я думала, ты разносчик пиццы. Заказала её полтора часа как, всё не могут привезти.

– Извини, – я пожимаю плечами. – Но это всего лишь я. И без пиццы.

– По крайней мере, не предки, – Лия делает шаг в сторону, тем самым приглашая меня войти. – Тебе я тоже рада.

Я сразу замечаю изменения, произошедшее в доме Лии. Все окна зашторены, как и стеклянная дверь, ведущая на задний дворик. От кромешной темноты спасают только свечи, расставленные на столике в коридоре, барной стойке в кухне и крышке рояля.

– Мрачновато, да? – спрашивает Лия, ловя мой изучающий взгляд. – Те парни, которых ко мне приставили на двое суток, сказали, что это пойдёт в качестве маскировки. Мол, никого дома нет. – Лия фыркает, смахивая волосы с плеча. – Что за глупость? Словно я прячусь от грудничков или попугаев, которые не отличают день от ночи.

Я оставляю сапоги и куртку в коридоре, и Лия провожает меня в кухню.

– Чай, кофе? Если вскрыть родительскую комнату, можно найти и что покрепче.

– Мне исполнится восемнадцать только через полторы недели, – сообщаю я. – Так что пока остановимся на кофе.

– Точно! – Лия щёлкает пальцами. Вместе с этим включаются маленькие встроенные в кухонный гарнитур белые лампочки. – Ты же родилась в первый день зимы. Помню, как в девятом классе ты целый день ходила по школе с огромным букетом цветов, который подарили тебе Ваня и Даня.

Я улыбаюсь воспоминаниям, которых не существует в моей голове. Дело в том, что они слишком похожи на правду; я даже могу представить, что это были за цветы – наверняка хризантемы. Даня обожает хризантемы.

Лия включает кофемашину, и кухня наполняется её тихим жужжанием.

– Я заказала пиццу, потому что из еды в доме только пельмени, – Лия морщит нос. – Поэтому к кофе мне предложить нечего. Последние сладости доел тот, который крупнее и носит бейсболку чуть на бок.

– Бе…ндрей, – я откашливаюсь. – Андрей его зовут.

– Не знаю, кто из них утомил меня больше. Второй, миротворец. – Лия гремит посудой, которую перебирает в сушилке в поисках кружек. – Марк, кажется? – Она оборачивается на меня через плечо. Я киваю. – Ещё никто и никогда так настойчиво и так нелепо не пытался ко мне подкатить.

– Марк, на самом деле, классный парень, – говорю я, усаживаясь на высокий табурет за широким столом с покрытием под чёрный мрамор.

– Да, ты мне уже это однажды говорила. Но я пару дней назад чуть не отправилась на тот свет, и сейчас последнее, что мне нужно – это новые отношения. Так что можешь как-то ему это помягче объяснить, а то, я боюсь, ещё один его звонок с проверкой моего самочувствия, и я взорвусь?

– Хорошо, – соглашаюсь я. – Но, кстати, Марк как раз из тех парней, которые спасут тебе жизнь, не задумываясь, если снова подвернётся случай.

Именно так он поступил в Огненных землях во время нападения Власа.

– Во-первых, надеюсь, не подвернётся, – Лия ловко разливает кофе из одной большой кружки, в которую он сварился, в две небольшие. – А во-вторых, зачем мне парни, если и ты неплохо со всем справляешься?

Я не могу сдержать смешка. В ответ Лия, прежде чем легко толкнуть по столу кружку в мою сторону, ведёт бровью, мол: “может я шучу, а может и нет”.

– Надеюсь, во всех остальных моментах из них вышла неплохая охрана?

– Андрей атаковал мой холодильник, – отвечает Лия. Прикладывается к своей кружке, делает глоток. – При этом руководствуясь девизом: “Не съем, так понадкусываю”. Потом засел за телевизор, и мне пришлось минут тридцать объяснять ему, как работает голосовое управление. Марк просто ходил хвостиком, задавая дурацкие вопросы.

– Значит, сорока восьми часов оказалось предостаточно?

– Слав, они не дали мне ни минуты отдыха! – восклицает Лия. – В какой-то момент я даже пожалела, что жива осталась.

Это просто шутка, но сказанные слова пробегают по моей коже могильным холодом, заставляя поёжиться. Ещё мгновения спустя и сама Лия понимает, что только что сказала. Она меняется в лице. Ведёт плечами, обхватывает стоящую на столе кружку тонкими пальцами. Коротко вздыхает.

– Я чего пришла, собственно. – Я соскальзываю со стула, быстро мечусь в коридор. Секунда – и вот я возвращаюсь, сопровождаемая вопросительным взглядом Лии. – Я принесла твой телефон. – Я кладу его на край стола и толкаю так же, как до этого Лия толкнула мне кружку с кофе. – Ты отдала мне его после падения.