Текст книги "Паучий престол I (СИ)"
Автор книги: Lelouch fallen
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 32 страниц)
– Я нормальный, – ворчит Учиха, в бессилии опуская руки, – но, согласись, наши… – он все-таки делает паузу, лишь на секунду задумавшись над тем, а правильное ли определение он собирается употребить, – отношения – ненормальны, – он пытается казаться беззаботным, пусть собственную тревогу тяжело скрыть, особенно от человека, которому готов доверить всего себя. – Два парня вместе – это в любом случае ненормально, даже если смотреть на это с точки зрения гея.
– Мама улыбалась, когда занималась выпечкой, – теплая ладонь коснулась его прохладной щеки. – Она была счастлива, – вот так, парой фраз, которые, кажется, совершенно не имеют отношения к теме их разговора, Наруто развеивает все его сомнения. Может, Кушина и ошибалась в своих чувствах, считая, что Саске заменил Наруто потерянного брата, что Саске помогает Наруто пережить утрату, с которой он так и не смирился, что Саске станет тем светом, за которым Наруто потянется к целому миру. Может, она все-таки сильно разочаруется в нем, таком… ненормальном, но если в тот момент эта женщина была действительно счастлива… Наверное, Наруто все-таки прав: подобное нельзя клеймить ненормальностью.
– То, что мы в одном классе, но у нас год разницы в возрасте, это из-за того… – Саске повинно опускает голову, считая, что, может, он не имеет права спрашивать о подобном, но интуиция снова просит доверять, подсказывая, что если Наруто и не ответит, то объяснит почему. – Из-за того, что ты был в лечебнице, да?
– Мы втроем были, – Наруто снова делает акцент на этом, тем самым подчеркивая, насколько для него важно это втроем, и Саске может его понять. Наверное, если бы не было этой дружбы, им бы пришлось намного тяжелее. Может, именно то, что Наруто, Киба и Гаара сблизились, помогло им побороть свои недуги, насколько бы различны не были их причины.
– Хочешь, чтобы я рассказал? – вот как у Намикадзе получается так просто и легко задавать столь сложные и ответственные вопросы? Саске так не умеет. Он не умеет быть открытым и прямолинейным, переживая все в себе и пытаясь докопаться до правды обходными путями. Это была школа Учиха, и Саске, как Учиха, не умел действовать иначе. Возможно, он сможет научиться этому, научиться прокладывать свой путь своими же руками, именно у Наруто.
– Хочу, – бормочет Саске и, чтобы занять себя хоть чем-то, таки делает глоток шоколада, – но не имею права настаивать, – молчание. Ожидаемо. Саске пытается как-то скрасить эту безмолвную атмосферу, пробуя круассаны и нахваливая кулинарные таланты Кушины. Выпечка непревзойденно-вкусная, рядом с Наруто тепло и уютно, горячий шоколад томно растекается по телу, и Саске от удовольствия прикрывает глаза. Может, ему и не нужно большее, ведь у него и так есть то, что делает его счастливым. У него есть Наруто, которому принадлежит он сам.
– Ну, обо мне ты уже знаешь, – Наруто пододвигается ещё ближе, вплотную, одной рукой обнимает за плечи, а второй держит кружку, поэтому Саске просто подносит к его губам круассан, который блондин смачно откусывает, понимая, что даже подобные мелочи могут быть самыми ценными воспоминаниями.
– Конечно, рассказ мамы – это взгляд со стороны, и, думаю, ты хотел бы услышать его з моих уст, – Наруто смотрит вперед, в темноту, и Саске слегка ежится, прижимаясь к блондину ещё теснее: ему кажется, что в этой темени есть тот, кто сейчас их подслушивает, – но позволь рассказать об этом как-то в другой раз.
– Хорошо, – он удобно устраивает голову у Намикадзе на плече, делая неторопливые глотки. Он понимает. О подобном тяжело говорить, и, если Наруто не готов к этому, он не будет настаивать. Саске это не обижает. Любовь предопределяет понимание и доверие – так считает Саске, будучи уверенным, что когда-то он все-таки услышит эту историю, как и выразился блондин, из первых уст.
– Может, это и прозвучит странно, – Наруто тихонько фыркает, снова говорит прямолинейно, не подбирает слова и не пытается смягчить правду, подавая её таковой, какой она была на самом деле, – но Киба отделалась самым легким случаем из наших трех, пусть до сих пор так и не смирился с тем, что с ним произошло в детстве.
– Психологическая травма? – предполагает Саске, за десять лет кое-чему таки научившись у своего психолога.
– Да, – Наруто кивает и, пользуясь моментом, громко чмокает его в макушку. – В один миг Киба стал единственным мужчиной в своей семье, поэтому его слишком любили, баловали и потакали всем его прихотями, что и привело к деформации восприятия и позиционирования собственной личности.
– Ты хочешь сказать, что Киба… – Саске промычал что-то невразумительное, перекатывая на языке заумные словосочетания и пытаясь подобрать для них более понятные аналоги, – поверил в то, что он кто-то другой? – это было не редкостью, тем более в современном мире. Скорее, статистикой. С каждым годом все больше и больше, в основном, подростков оказывались заложниками собственных внутренних миров, придуманных ими же, потому, что мир настоящий их разочаровывал, потому, что они не находили в нем своего места. Сам Саске с подобным, конечно же, не сталкивался, но от этого подобные случаи не казались менее пугающими, ведь никто не мог дать гарантий, что через сто-двести лет история не повернется в ключе какого-нибудь фантастического фильма, когда все люди вокруг будут лишь безупречными марионетками тех, настоящих, которых не устраивает их внешность, социальное положение и прочее. Никто не мог дать гарантий, что мир не станет иллюзией реальности.
– Да, Киба был убежден в этом, вел себя соответственно и заставлял остальных верить в того себя, которого он сам придумал, – на этот раз уже Наруто кормил его с рук, подушечками пальцев аккуратно стирая с губ тягучие ниточки сладкого джема.
– И кем же он был в своем понимании? – кончиком языка он зацепил пальцы Наруто и тут же смутился, стремительно заливаясь краской. – Судя по его характеру, могу предположить, что суперменом или что-то в этом духе, – он просто попытался сгладить неловкую ситуацию, но чувство юмора у него всегда хромало, а Наруто был ещё тем засранцем, который воспользовался ситуацией, на этот раз собирая джем с его губ своим горячим языком.
– Девчонкой, – шепнул Намикадзе в его приоткрытые губы. – Киба считал, что он – девчонка.
– О-о-о! – пораженно тянет Саске, задумываясь. Киба кажется слишком мужественным и мужиковатым, чтобы поверить в то, что когда-то, впрочем, не так уже и давно, всего-то шесть лет назад, этот эталон брутального самца искренне считал себя девчонкой. Но с другой стороны эта правда озадачивает.
– Он наблюдал за матерью, сестрой, теткой, кузиной, – начинает перечислять медленно, припоминая всю многочисленно-женскую семью Инудзука, – видел, что они носят длинные волосы, платья, туфли, делают макияж и ведут себя как-то не так, как он сам. Киба понимал, что он – мальчик, но это не казалось ему правильным. Наоборот, думаю, он считал себя не таким, как все, что и сметало его сознание, – в ответ на удивленное неверие Наруто только фыркает: ничего, придет время, и он тоже расскажет о том, откуда у него столь щедрые познания в психологии. – Просто, познакомившись с семьей Инудзука, я с уверенностью могу сказать, что в девчачьи платья его не рядили и бантики на голове не завязывали. Значит, все дело в том, что Киба не хотел быть мальчиком, чтобы не отличаться от тех, кого любил.
– Сойдет, – согласно кивает Намикадзе, а Саске нарочито дует губы, недовольный тем, что всю его аргументированную и, в какой-то мере, профессиональную речь блондин втиснул в одно слово.
– По крайней мере, теперь я понимаю, почему Киба ведет себя… – Саске хочет сказать «как придурок», но язык не поворачивается – ситуация не та, да и судить не ему, имея пусть и своеобразную, но полноценную семью, будучи воспитанным примерным братом, – столь крикливо.
– Это точно, – Наруто снова фыркает и снова целует его. У Саске складывается такое впечатление, что у Намикадзе какой-то фетиш по поводу его губ, от которых блондин все никак не может оторваться. Понятно, что во время свидания о подобном не говорят, но Наруто, раз уж он сам согласился рассказать, мог бы и уважить серьезность их беседы. Он позволяет лишь короткий поцелуй и снова делает глоток шоколада – уже не такого горячего, но все равно вкусного.
– Пойми, Саске, мы с начальных классов все ходили в школу имени Сарутоби, – Наруто таки уступает ему, снова отстраняясь на, так сказать, безопасное расстояние, но Саске не самообманывается, зная, что вертеть блондином ему не по силам, пока не по силам, – так что все наши одноклассники помнят его заявления о том, что он – девчонка, его обиды, когда над ним смеялись, и его попытки соответственно выглядеть, когда он воровал у одноклассниц заколки, бантики, косметички, мерил их туфли и красил губы.
– А в платьях ходил? – любопытствует Саске, пытаясь представить себе это. Выглядело совершенно не смешно.
– Было пару раз, – уклончиво отвечает Намикадзе, – хотя Кибе больше по душе пришлись гольфики и юбки-плиссировки.
– Ужас, – на этот раз фыркает уже он, хотя все равно не смешно, стоит только представить, каково Кибе смотреть в глаза тем, кто видел его таким, пусть виной тому была болезнь, от которой никто не застрахован. – Не скажу, что начну одобрять его хорохорящиеся попытки казаться настоящим, взрослым мужиком, но я уважаю его цели, поэтому могу понять методы.
– Как и все мы, – пожимает плечами Наруто и, на этот раз безапелляционно, целует его. Целует так, что нет сил сопротивляться этим сильным рукам, уверенно держащим его за плечи, этой настойчивости, от которой задыхаешься, и от которой внутри становится горячо, и этим губам со вкусом шоколада, поцелуи которых порождают дрожь.
Саске отстраняется. Слишком быстрым и сметающим был этот поцелуй. На улице прохладно, а ему жарко. До испарины, выступившей над верхней губой. Наруто все ещё на расстоянии согнутой руки, но Саске все равно подается назад. Стыдно. Потому, что раньше с ним такого никогда не было. Потому, что он слишком дорожит Наруто и теми, пусть странными, пусть неопределенным, пусть запретными отношениями, которые между ними есть. Потому, что жар медленно скатывается вниз, оседая в паху тягучим, пульсирующим комом возбуждения.
– Ещё хочешь? – обыденно спрашивает Намикадзе, приподнимая термос. Саске уверен, что блондин заметил, и благодарен ему за то, что он не акцентирует на этом внимания. Саске кажется, что он опорочивает этот миг романтической близости. Поэтому стыдно вдвойне. Каким бы понимающим и сдержанным ни был Наруто, но ни блондин, ни он сам не каменные изваяния, которым чужды людские страсти. А он-то думал, что интимная близость – это просто. По крайней мере, раньше, когда он спал с девушками, Саске не чувствовал ни стыда, ни неловкости, ни, тем более, не ощущал себя… парнем легкого поведения. Наверное, ему сперва стоит принять то, что в отношениях с любимым человеком желание – это нормально. Наверное, проблема ещё и в том, что из-за дурацких вопросов в голове он никак не мог довериться Наруто полностью.
– Хочу, – Саске кивает, а после вскидывает голову и смотрит на блондина, требовательно и бесспорно, – чтобы ты рассказал и о Гааре.
– М-да, – недовольно цокает Намикадзе, наливая в кружку дымящийся шоколад, а после настойчиво передавая ему, прям вынуждая, чуть сжимая его пальцы на горячих боках. – С Гаарой все обстоит куда сложнее.
Саске кажется, что Наруто не будет говорить о Собаку. Саске кажется, что история Гаары не менее пугающая, чем история самого Наруто. Саске кажется, что, несмотря на дружбу, Наруто таит в своей душе какую-то обиду. Саске кажется, что ему не доверяют.
– Я уже говорил тебе о том, что произошло в семье Собаку, но не рассказывал, как это повлияло на Гаару, – Наруто отстраняется, опирается о борт кузова и запрокидывает голову, смотря в ночное небо. Кажется, что он видит там что-то, что не видит сам Саске. А Саске так хочется увидеть. Этими глазами цвета индиго, вокруг зрачка которых снова пульсирует странный, алый ореол.
– Знаешь, Саске, я поклялся себе, что никогда и никого не буду ненавидеть, что бы не сделал этот человек, – Намикадзе вздыхает, и Саске так хочется потянуться, прикоснуться к щеке, провести по загорелой коже кончиками пальцев и успокоить, но у Наруто не такой характер, ему не нужна поддержка, он сам – поддержка, и у Саске нет права что-то менять, – но с Гаарой мне сложно.
– Ты говоришь так, будто Собаку кого-то убил, – Саске фыркает и снова делает глоток шоколада. Почему-то горького. Наруто переводит на него жесткий, колючий взгляд, и Саске захлебывается, кашляя. Даже несмотря на трепет свечей, тьма сгущается, снова порождая то ощущение постороннего, потустороннего взгляда.
– Да, убил, – чеканит Наруто, а у Саске дрожат пальцы и в немом крике сводит горло. – Искромсал пацана так, что на нем живого места не осталось, умышленно, сознательно, получая от этого удовольствие, – Намикадзе снова отворачивается, оставляя его сам на сам с этой выворачивающей правдой. – Пусть это и была, так сказать, самозащита.
Саске не знает, что сказать в ответ, поэтому глупо цепляется за это вроде как обязывающее оправдывать слово «самозащита», безнадежно пытаясь поставить себя на место Собаку но Гаары. Нет, на место двенадцатилетнего мальчика, ведь, получается, именно столько было Гааре, когда он убил человека. Но так только хуже. В голове пульсирует мысль, что он общается с убийцей, учится с ним, считает его своим другом, пытается понять, а на деле тут, похоже, нечего понимать. Есть такие люди, для которых убийство, словно глоток чистого воздуха, а смерть другого человека – всего лишь естественный ход вещей, ведь все мы, в итоге, когда-нибудь умрем. И Саске думает над тем, сколько же в мире таких, как Гаара… Нет, он думает над тем, сколько в его мире, том, который он считал привычным и идеально подходящим себе, таких и ещё хуже. Саске думает о том, что ему не хочется открывать глаза и смотреть правде в лицо.
– Замкнутый, нелюдимый, молчаливый, угрюмый – таким я помню Гаару с малых лет, – как ни в чем не бывало продолжает Наруто, не считаясь с его желаниями и не щадя его чувства. – С ним никто не общался, а о дружбе и речи не шло. Все считали его монстром и уродом. В него тыкали пальцами и называли проклятым. Ему, не стесняясь, прямо в глаза, говорили о том, что его рождение убило его мать, что из-за него его отец обречен на презрение всей деревни, что из-за него никто не хочет вести бизнес с его семьей, потому что ходят слухи, что рыжий мальчишка проклят, и каждого, кто свяжется с Собаку, ждет неудача и поражение, – Наруто снова смотрит на него, тем же, колючим, темным взглядом. – Достаточно для того, чтобы понять, почему? А, Саске?
Наруто жесток, и Саске не может оправдать эту жестокость. Ему и раньше казалось, что бывают моменты, когда Намикадзе сам на себя не похож, словно его устами говорит совершенно другой человек, но он думал, что это всего лишь его разыгравшееся воображение, как, например, сейчас, когда ему кажется, что алый ореол вокруг зрачка заполонил всю радужку, в то время когда это, скорее всего, просто отблеск пламени свечей.
– Достаточно, – «более чем» хочет добавить Учиха, но молчит. А что он может сказать в ответ, если ему позволено судить, исходя из того, как эту историю подает ему Намикадзе. Да, то, что произошло с Гаарой, ужасно, но все же только это не могло породить жажду убийства. Можно ненавидеть весь мир, но далеко не каждый возьмет в руки нож и пойдет кромсать в отместку. Похоже, Собаку но Гаара, и правда, болен. Был или есть? Как бы там ни было, но теперь Саске не был уверен в том, что сможет смотреть на этого человека без содрогания.
– После убийства Шукаку стало ещё хуже, – Наруто продолжает напирать фактами, и Саске хочет попросить его остановиться, но не может, рвано глотая воздух, кажущийся на вкус приторно-терпким. – Да, мой дед взял над ними опеку, иначе никак, ведь Темари было всего семнадцать, а дальние родственники не захотели забирать детей к себе.
– Знакомые факты… – пробормотал он, понимая, что в этой деревушке творится черт его знает что, словно не округ Техаса, а прям таки зона пятьдесят один – сплошные аномалии. Но это всего лишь страхи, с их огромными глазами и костлявыми пальцами, на деле же подобное не редкость.
Милосердие и сердобольность – ценности ушедшего века, поэтому нечего удивляться тому, что трое детей оказались не нужны даже собственным родственникам. Впрочем, бывало и так, что опека устанавливалась формально, чтобы, например, получить наследство или полагающееся по закону пособие, а дети все равно оставались брошены на произвол судьбы. И именно поэтому Саске не понимал, за что Наруто зол на своего дед, и почему семья Намикадзе не прилагает всех усилий, чтобы разыскать пропавшего родственника.
– Темари встречалась с одним придурком, – похоже, непоследовательность – это тоже наследственная черта характера Узумаки. Саске и без того тяжело расставить все факты по их законным местам, а Наруто то и дело выдавал ему их новую порцию, от чего напряжение не отпускало ни на миг. – Все знали, что этот парень непутевый и что рано или поздно он во что-то вляпается и сядет, но, как говорят, сердцу не прикажешь.
– Значит, он… – делает вывод Саске, хмурясь. Раньше он не думал о том, что его жизнь зависела не только от него, но и от других, возможно, совершенно незнакомых ему людей. А ведь это так. Например, никто не мог дать гарантии, что ты не приглянешься какому-то ублюдку только потому, что засветишь где-нибудь дорогие часы или толстый кошелек. Никто не мог быть уверенным в том, что этому кому-то не взбредет в голову, что ему нужны эти часы, которые на самом деле всего лишь дешевая подделка, или этот кошелек, в котором лишь пару баксов. Никто не был застрахован от внезапности решений, принятых другими.
– Все было до банальности просто, – уже не так жестко, но все ещё категорично, продолжает Наруто. – Тем привела своего ухажера домой, тот сделал определенные выводы и слова «нет» не понял, – Намикадзе выдохнул, немного помолчав, словно мысленно проматывал какие-то факты, которые не собирался озвучивать. Так оно и получилось.
– Первый удар обычной кухонной скалкой пришелся по голове, поэтому тот парень и не смог дать отпор. Последующие удары, как я уже сказал, были намеренными и наносились в самые уязвимые места, что и подтвердила экспертиза, – Наруто разжевал все медленно и тщательно, но Саске и без этого мог представить, что произошло: насилие над сестрой, Гаара, который все это видит, бурлящая внутри злость и ненависть вырывается. Саске думает, что должно быть что-то ещё. Что-то болезненное, освободившее ту ненависть, которая, в итоге, лишила жизни человека.
– И они посчитали, что это выход? – удивление, шок, неверие – Саске не понимал, как можно обречь родного человека на заточение и принудительное лечение, ведь должен же был быть из этой ситуации и другой выход. – Они решили, что психушка спасет их брата от тюрьмы и поможет справиться с пережитым.
– Во-первых, так решил мой дед, – снова жестко, словно затыкал его этой правдой, пихая её в глотку, ответил Наруто. – Во-вторых, Гаару и так бы заключили в какой-нибудь интернат для малолетних психов. В-третьих, он сам рассказал полиции, что все осознавал и ни капельки не жалеет о том, что сделал. И, последнее, – Намикадзе, словно перегорев, шумно выдохнул, – Гааре было все равно – убил он или не убил. Он совершенно не переживал по этому поводу ни тогда, ни сейчас, он считал и считает, что для монстра это нормально – убить. Эта ненависть срослась с его сердцем настолько, что так просто, не погубив самого Гаару, её оттуда не вырвать.
– Но он же как-то пытается… – мямлит Саске, так и не придумав, что сказать в ответ. – Я же вижу, что Гаара сдерживает себя, не позволяет этой ненависти взять над собой верх, пробует как-то ужиться с ней, – наконец, он смог сказать что-то вразумительное и отображающее действительность. Похоже, Собаку, и правда, не мог существовать без своей ненависти, питаясь ею, но он действительно пытался быть выше этого, усмирять её, постепенно избавляясь от неё. Но Саске понимал, что это не так-то просто, тем более если знаешь, что отношение к тебе не изменилось, тем более, когда понимаешь, что никогда не смоешь человеческую кровь со своих рук, пусть и кажется, что для такого, как ты, это естественно.
– Да, ты прав, – смягчаясь, кивает Намикадзе. – И первым шагом стала «Суна». Ты ведь понимаешь, о чем я, Саске?
– Да, – слегка смущаясь, ведь он-то думал, что его интерес останется незамеченным, а, оказывается, Наруто все знал, но не осуждал. Если бы осуждал – сказал бы, но все же стоило избавиться от этой вредной привычки вынюхивать что-то за чужой спиной, тем более за спиной Наруто. Это свидетельствовало о его недоверии, и, как бы Намикадзе не пытался понять его страхи, все-таки могло оттолкнуть любимого человека.
– Нам всем казалось, что мы нашли действенное лекарство, тем более что, а ты сам это видел и слышал, у Гаары прям таки талантище, но… – Саске заметил, что ладони блондина сжались в крепкие кулаки, слишком крепкие, чтобы предельно ясно понять, что это злость, злость на того самого человека – Джирайю Намикадзе.
– Да, он сделал многое для семьи Собаку. До последнего настаивал на том, чтобы Темари поступала в колледж, а не губила свою жизнь на ферме. Но она не послушала, закончила кулинарные курсы, чтобы иметь хоть какую-то «корочку», и всю себя посвятила семье и ферме. Словно чувствовала что-то, – Наруто на миг умолкает, выдыхает, пододвигается ещё ближе, и Саске просто обнимает его, не жалея, не обнадеживая, не пытаясь в чем-то убедить. Просто остается рядом, слушая. Порой, и этого достаточно, чтобы помочь человеку сделать следующий шаг.
– Просто понимаешь, Саске, он дал им надежду, а после просто уехал, исчез, сбежал, – Наруто коснулся губами его виска, сухими и горячими, словно в лихорадке. – За это я не могу его простить. И я жду его, Саске, – как будто в горячке шепчет Намикадзе, обнимая его ещё крепче. – Жду для того, чтобы в глаза сказать этому старому извращенцу, какой он безответственный придурок, – и они замолкают. Просто сидят в обнимку, думая каждый о своем, и тепло близости любимого человека помогает справится с этой болью.
Саске понимает, что человек просто исчез. Два года прошло, но Наруто верит и ждет. И он не вправе говорить ему, что, возможно, его деда уже нет в живых, что его надежды ложны, а вера неоправданна. Если Наруто верит, Саске будет держать огонек этой веры в своих ладонях до последнего, не позволив ему угаснуть даже тогда, когда придет время правды.
– И ты направил его силы в баскетбол, так? – спрашивает Саске, дабы подвести черту.
– Как бы там ни было, но хотя бы изредка Гааре нужно куда-то выплескивать свою ненависть, – Наруто буднично пожимает плечами, словно он и не сделал ничего такого особенного, хотя на самом деле он сделал практически невозможное. – Пришлось вступить в школьную баскетбольную команду и потащить за собой остальных.
– Я понимаю эту необходимость, – соглашается Саске, решая не держать в себе свои сомнения, – но все же она не оправдывает то, насколько агрессивно и пренебрежительно он играет. То, как он поступил с Ли, – да, он не знает, что именно произошло, и пытается не судить по рассказу Кибы, но факты слишком нарочиты, чтобы не брать их ко вниманию.
– Это была случайность, – фыркает Намикадзе, ненавязчиво усаживая его себе на колени, а Саске и не против, холодно же. – Ты же видел, как Ли играет, словно кроме него на площадке больше никого нет, – Наруто осуждающе качает головой, и Саске с ним полностью согласен. – А, работая в команде, да, можно своевольничать и показушничать, но надо и меру знать, а Ли её не знает.
– Он просто хочет доказать, что может играть не хуже вас, – по крайней мере, такой вывод Саске сделал для себя, считая, что им нужно поделиться. – Хотя, да, Ли слегка самоуверен.
– Он едва не запорол нам игру этой своей самоуверенностью, – непривычно-раздраженно бурчит Намикадзе, осторожно обнимая его за талию. – Это был полуфинал. Игра была резкой и жесткой. Мы выигрывали, но едва держались. Все видели, что он не забросит, и Гаара решил забрать мяч у своего же, чтобы не дать сопернику шанс забить на подборе. Они столкнулись в воздухе и рухнули – Ли на пол, Гаара на него. Как ты понимаешь, – Наруто шумно выдыхает, а после громко чмокает его в холодный нос, – упали неудачно именно для Ли.
– Почему же тогда винят Шу? – кажется, теперь он понимает, почему Гаару изредка называют именно так, словно память о тех надеждах его отца, которые Собаку пытался оправдать. – Или это он сам себя винит потому, что считает себя монстром?
– Видишь ли, – Намикадзе отвечает уклончиво, но не потому, что хочет скрыть правду, а потому, что его сейчас занимает кое-что другое, точнее, кое-кто, сидящий у него на коленях коленях, – Гаара сознательно толкнул Ли так, чтобы они упали. Да, он не хотел именно таких последствий, но… – блондин пожимает плечами, и Саске настораживается, замечая этот лукавый, лисий, заманчивый огонек в его взгляде, – для Гаары и этого достаточно, чтобы записать ещё одну сломанную жизнь на свой счет.
– Я не согласен! – категорично заявляет Саске, шутливо ударяя кулаком по крепкому плечу. – Не согласен потому, что… – аргументы срывают с его же губ ожидаемым поцелуем. Наруто настойчив, и Саске поддается. В конец концов, он узнал не все, но достаточно, чтобы пока что уступить.
========== Глава 9. Часть 2. ==========
Ты вспоминаешь о принесённой тобой жертве,
Но всё не напрасно.
Ты только что достиг цели:
Ты снова поднимаешься, вырываясь на свободу,
Вместо того, чтобы согласиться заплатить цену.
* Within Temptation. Whole World Is Watching
Тело Саске кажется таким горячим, словно об его кожу можно обжечься. Его взгляд, изредка бросаемый на него из-под подвернутых ресниц, кажется воронкой, в глубине которой бушует пламя. Саске сам, как пламя. То, которое он искал, кажется, всю жизнь, и в котором медленно сгорал сам, пока не встретил Саске. Его Саске. Так собственнически и неправильно. Эгоистично и недопустимо. Сможет ли он отпустить Саске, когда придет время? Сможет ли отказаться от этого пламени чувств, благодаря которому бьется его собственное сердце?
– «Сопливые сантименты», – недовольно ворчит Курама, и Наруто затыкает его клыкастый рот своей ладонью, дабы он не лез в его жизнь хотя бы сейчас.
Саске не должен знать его тайну. Никто не должен знать. Это Наруто понял в двенадцать лет, когда оказался заперт в четырех стенах с высоким решетчатым окном и дверью, которую можно открыть только снаружи. Никто не поймет, что Курама – это не плод его фантазии и не болезнь. Невозможно объяснить обывателю, для которого существует лишь привычный, серый, скучный мир, что внутри тебя заключен один из сильнейших демонов Ада. Изгнанник, призванный в этот мир безумцем, жаждущим власти.
Наруто фыркает и ещё крепче сжимает Саске в своих объятиях, запуская руки под его куртку. Курама стыдливо краснеет, что-то снова ворчит и тактично отворачивается, уходя в темноту своей клетки. Сколько раз он сам подходил к этим прутьям в надежде, что они исчезнут. Сколько раз Курама просил отпустить его и стать нормальным, таким, как миллиарды других. Но он сам сделал свой выбор. Не из жалости, а приняв ту судьбу, которая была ему предначертана. И Курама изменился, как он говорил, отводя взгляд, очеловечнел за сотни лет заточения, впервые взглянув на людей не с ненавистью, а с сожалением.
Саске такой отзывчивый, доверчивый, хрупкий. Он такой целеустремленный и настойчивый, что с его желаниями просто невозможно не считаться. Но имеет ли он право клеймить воробушка своей собственностью, рожденной страхом одиночества? Поймет ли его Саске? Примет ли, когда узнает, кто на самом деле тот человек, чьим сердцем он владеет.
– «Сердцами, придурок, – из темени своего угла снова бурчит Курама. – Не забывай, мальчишка, что у меня тоже есть сердце, и оно тоже принадлежит Учихе».
– Ты мне нужен, Саске, – шепчет Наруто, скользя цепочкой поцелуев по нежной коже, ниже, от подбородка ко впадинке между ключиц, забываясь. – Нужен нам.
– И ты… – прерывисто выдыхает Саске, резко расстегивая молнию куртки, выгибаясь в его руках, словно в забвении. – Ты мне тоже нужен…
– Саске… – выдыхает, опаляя покрытую мурашками кожу своим горячим дыханием. Запах Саске – кофе с корицей – туманит рассудок. Пальцы грубо сжимают нежные бусинки сосков. Зубы впиваются в тонкую кожу шеи, оставляя узор метки. Плавное движение бедер вверх, и огонь выплескивается наружу, не обжигая – ластясь и обволакивая.
– Ах!.. – Саске стонет так сладко в его руках. Запрокидывает голову. Цепляется за его плечи. Прижимает колени к его бокам ещё плотнее. Безрассудно позволяет ему касаться себя везде. Владеть собой.
– Подожди… – шепчет Саске, резко утыкаясь лбом в его плечо. – Мне кажется, я схожу с ума… – воробушек тяжело дышит, дрожит, то комкает его рубашку в своих кулачках, то отпускает. Ерзает на нем, пытаясь уйти от столь откровенных ощущений, но не убегает. Наруто немного совестно, но у каждого свое счастье. У каждого своя любовь и путь к ней.
– Так горячо, словно в огне… – Наруто ценит то, что Саске делится с ним своими ощущениями. Он чувствует то же, но разница в том, что Саске не знает, что делать с этим огнем, дабы усмирить его рев внутри, а он знает. Знает и боится, что Саске не поймет, а у него не хватит выдержки, чтобы унять все нарастающее желание. Саске хочется выпить до дна, осушив его жаром своих чувств. Но он слишком любит Саске, чтобы поступить так, поэтому ладони плавно соскальзывают на живот, а после на бедра, чуть сжимая, но не удерживая.
– Будет, как ты скажешь, Саске, – шепчет в ответ, целомудренно целуя в висок. – Одно твое слово – и я сейчас же отвезу тебя домой.
– Что, прямо в Лос-Анджелес? – воробушек фыркает и уже не так дрожит. Миг наваждения ушел. Все стало на свои места. Все правильно. Так почему же он жалеет о том, что Учиха не поддался этому безумию?
– Да хоть на край света, – все-таки для Саске он романтик. Для Саске он – человек. Обычный, пусть и имеющий за плечам ужасающее прошлое, и чуточку загадочный в настоящем. Для Саске он – первый. И не в его праве ломать ту идиллию их отношений, в которую верит Саске.
– Наруто… – они сидят в молчании ровно тридцать шесть ударов сердца. Ему кажется, что Саске над чем-то думает. Над чем-то очень важным, требующим обоснованного, здравомыслящего решения. Поэтому напряжение зашкаливает, и он прижимает Саске к себе ещё крепче, дабы тот не смог посмотреть ему в глаза, увидев там то, что оттолкнет его и разрушит мир вокруг.
