Текст книги "Паучий престол I (СИ)"
Автор книги: Lelouch fallen
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 32 страниц)
//-//
От фермы Хатаке до его дома было пять минут езды длиной в одну песню, слова которой проникновенный мужской голос складывал в глубинную правду жизни:
Красная река криков
В глубине.
Слёзы на моих глазах
В глубине.
Звёзды в моём почерневшем синем небе
И в глубине.
Под моей кожей
В глубине.
Глубины моего греха
Посмотри на меня,
Сейчас ты видишь?
Как давно это было? Уже столько лет Наруто Намикадзе не обращался к глубинам своей памяти, не пытаясь забыть, но и не поддаваясь прошлому, которое было клеймом на его судьбе.
«Монстр». «Бешенец». «Юродивый». Сколько таких слов и им же подобных было адресовано в сторону мальчика, который не понимал, чем он отличается от остальных. Как объяснить двенадцатилетнему ребёнку, почему у мамы влажный, покрасневший взгляд, а ласковые ладони сжаты в крепкие кулаки? Как маленький мальчик может понять, почему отец оставляет его с незнакомыми людьми, которые его пугают своей каменностью, а после разворачивается и уходит, а за ним закрывается толстая, решетчатая дверь? Тогда Наруто не понимал, но понимал сейчас и не осуждал родителей. У них не было выбора. Они боролись за своего ребёнка до последнего, всеми доступными им методами. Они выступили против целой системы, поверив в своего сына и его силы, поверив то, что их маленький Наруто справится. И он справился, при этом повзрослев сразу же лет на десять, а после он встретил этих двоих.
«Бог проклял ваше поколение детей», – вот что говорили люди, в глаза и не стесняясь, трем женщинам, двум матерям и сестре, которые стояли за своих детей и брата перед толпой, словно ведьмы на жертвенном костре. Но людям свойственно забывать, и это забылось. Ушло из памяти масс так, словно и не было двух лет презрения и отчуждения, вернув все на круги своя. Но они не забыли. Не вспоминали, да, чтобы не делать родным и близким, тем, кто не оставил их и готов был до последнего вздоха защищать, больно, но при этом помнили, поклявшись, что эта память будет жить до тех пор, пока живы они сами.
Наруто не ненавидел людей. Он был убежден в том, что ненависть порождает ещё большую ненависть, поэтому они и не мстили тем, кто поливал их семьи грязью, а ведь это так просто – мстить. Казалось бы, что могут трое подростков? Но вопрос был неправильным в своей постановке. Не что могут, а на что готовы пойти, лишь бы вручить ответную монету презрения тем, кто бросил её к ногам дорогих им людей. Они готовы были пойти на многое, но на то человек и обладает разумом, чтобы иметь право выбора. Наруто верил в это, в это же поверили Гаара и Киба. Не ненавидеть, но не забывать, что послужило причиной слез, горя и страданий. Наруто не нравился тот мир, в котором он жил. Этот мир был полон боли, насилия и ненависти. Они сжигали общество в пекельных котлах продажности, алчности и похоти, заливая им в глотки раскаленное железо лжи и вынуждая лизать раскаленную до бела руку своего хозяина, но такова была система. С ней невозможно бороться – вот что понял Наруто, но никто не отбирал у него права противостоять ей.
Конечно, все это были лишь мысли и слова, которые разделяли всего два человека, но для Наруто было достаточно и этого. Не было в них юношеского максимализма и супергеройских замашек. Они втроем просто жили по совести, при этом понимая необходимость привычных для окружающих масок, за которыми прячутся истинные личины. Они тоже носили маски – Саске был прав в своих догадках… Саске вообще был другим. Не гарадским, нет. Он был просто Саске, и это понимание, казалось, должно было пошатнуть их мир. Но не пошатнуло. Он был лидером, но Собаку всегда был ловчее и сообразительней, унимая его порывы действовать напролом, а ведь ещё пару лет назад его называли малолетним демоном, шепчась о том, что мать прокляла свое дитя, забравшее у неё мужа и жизнь. Все это суеверия и страхи, которые не были чужды даже постиндустриальному обществу, но факт оставался фактом – они хотели изменить хотя бы мир вокруг себя, и если для этого нужно притворяться… Что ж, они втроем были готовы к этому.
И тут появился Учиха Саске. Гарадской мальчик-мажор, для которого деревня стала наказанием, а не возможностью получить новый опыт, который был так необходим этому слепому человеку. Да, Саске тоже вырос в жестоком и жестком мире, он испытал на себе несправедливость и принуждение, моральное, естественно, но даже он, Наруто, знал и видел больше, чем Саске, который считал их всех деревенщиной необразованной. Саске загибнул бы в жерновах деревенских интриг. И дело было не в том, что его избили бы или же просто выжили из социума, в котором очень настороженно относились к иным. Дело было в том, что даже такой человек, как Учиха Саске, мог сломаться. Сегодня он видел, что Саске был близок к этому, пусть и не из-за давления окружения или обстоятельств с ним связанных, но он был рядом и помог ему, теперь уже точно не сожалея о том, что не отказал Какаши в его маленькой просьбе.
– Наруто… – Кушина окликнула нахмуренного сына. Материнское сердце никогда не подводило её и сейчас, когда Наруто вошел в дом с низко опущенной головой и отстраненным взглядом, оно екнуло, словно в преддверии беды. Что-то произошло – женщина это понимала. Слишком часто за последний десяток лет она видела такого Наруто – уходящего в себя и не реагирующего на мир вокруг, и последний такой раз был не так уж и давно, меньше полугода назад, словно тревожным звоночком вынудив из её памяти воспоминания далеких дней.
– «Вероятность рецидива очень высока. Будьте бдительны», – Кушина помнила это предостережение, но, как мать, не хотела в него верить. Она верила в своего сына и полагалась на мужа. Их семья пережила много, и Узумаки считала, что свою чашу наказания они испили до дна, но все равно каждый раз, когда Наруто замыкался в себе или же уходил с первыми лучами, возвращаясь ближе к полуночи, спокойствие тоже покидало их дом, возвращаясь только вместе с сыном.
– Все хорошо, мам, – устало улыбнувшись, ответил Наруто, снова видя в её серых глазах беспокойство и тревогу, которой не должно быть. – Я просто вымотан, – ни к чему, даже матери, знать о том, что сейчас сметало его душу, точнее, кто. А Саске не просто сметал, он оккупировал её, словно сроднился с ней, не собираясь выпускать из плена своего глубокого взгляда, и Наруто это тревожило, ведь он не хотел к нему привязываться.
Достаточно привязанностей. Они приносят много боли, причем, в первую очередь, не только ему. Он хотел защищать дорогих ему людей, и без привязанности тут никак, но Саске был никем, гарадской мальчик, который спал и видел, как бы ему вырваться из этой дыры на свободу пусть и с марионеточными крыльями. Но Саске там лучше. В его мире, поэтому он и не должен ни привязывать его к себе, ни привязываться самому. Нельзя играть с жизнями и чувствами других, на то есть своя собственная жизнь и свое сердце. Но Саске побуждал в нем что-то, что превратило игру, услугу, обязанность, в нечто другое, такое недопустимое и неприемлемое, которое, как Наруто пообещал сам себе, больше никогда не должно повториться.
– Наруто, там… – начала было Кушина, но тут же осеклась, остановленная приподнятой рукой.
– Я знаю, – мягко ответил Наруто, действительно зная, о чем она хотела сказать, хотя и не думал, что держать ответ придется так скоро, а после медленно поднялся по лестнице на второй этаж. Кушина только вздохнула: её ребёнок слишком взрослый. И этим бы гордиться… Да, гордиться тем, какого замечательного сына, несмотря ни на что, они с Минато воспитали, но эта гордость была горькой, словно те слезы, которые уже пять лет как высохли на её материнских щеках.
Войдя в свою комнату, Наруто сразу же, бросив рюкзак в угол, плюхнулся ничком на кровать, подгребая подушку под себя и утыкаясь в неё лицом.
Когда он ошибся и позволил Саске стать ему настолько близким и родным? Возможно, ещё тогда, кода он, не удержавшись, все-таки подкараулил Какаши с его подопечным у дороги, сгорая от нетерпения увидеть гарадского, тем более отпрыска Учиха. Правда, тогда у него сложилось о Саске не самое лучшее впечатление. Мальчишка был похож на нахохлившегося, ненавидящего весь этот презренный мир воробья, а его взгляд, принижающий и оценивающий, неприятно полоснул по его, пусть и деревенской, гордости, но обещание, данное Какаши, обязывало его возиться с этим чванливым и высокомерным выскочкой, да и отказываться от своих слов у Намикадзе привычки не было.
Возможно, все изменил второй день. Именно тогда он взглянул на Саске не как на гарадского, а как на простого человека, которого, словно потерпевшего крушение, выбросило на незнакомый берег, оставив один на один с целым миром.
Саске оказался… милым. Наверное, именно так Наруто мог описать свое повторное впечатление. Брюнет так рассматривал его, что брала дрожь, особенно его руки, словно у парнишки был какой-то фетиш, а ещё краснел и чуть запинался, постоянно отводя взгляд. И это Учиха Саске? Нет. Это УЧИХА? Наруто казалось, что таким Учиха быть не может. Таким беззащитным, пытающимся спрятаться за выработанными масками и щитами от того, кто видел их насквозь по одной простой причине – Наруто сам использовал эти маски. Его хотелось защищать, хотя Наруто и не думал, что и здесь ему не придется что-то изображать и как-то изворачиваться, чтобы быть опорой и жилеткой. Так получилось как-то само собой, и Наруто не покривил душой, когда сказал, что подпортил репутацию гарадскому тем, что сразу же дал всем понять, кому принадлежит этот человек и кто его защищает.
Гаара и Киба, конечно же, в восторге не были, но они попытались его понять. Впрочем, его друзья тоже не скрывали свой интерес, особенно Киба, ещё тогда, даже не видя, а только услышав о гарадском с его уст, просчитав, как он может разгуляться на Учихе, доводя его своим запасом выходок. Собаку его предупредил. Будто Наруто нуждался в этом! Но это было право его лучшего друга, причем, как показало время, предостережение не было лишено основ. Гаара, словно провидец, тоже ещё не видя и не зная Саске, уже предположил, к чему это все может привести, хотя, по сути, он просто слишком хорошо его знал, чтобы быть на девяносто процентов уверенным в том, что если Наруто не привяжется к такому, исходному, Саске, то попытается сделать все для того, чтобы его перевоспитать.
В принципе, сперва он и пытался перевоспитать Учиху, правда, сразу же понял, что это ни к чему. Саске был замечательным человеком. Да, не лишенным своих индивидуальных недостатков, но без них он не был бы Саске. Не был бы тем, кому удалось ворваться в его мир и полностью заполнить его собой. Конечно же, друзья не стали плясать под его дудку, и все эти якобы не нарочные проколы просто бесили Наруто, но Саске тоже нужно было отдать должное – он пытался их понять, а уже после судить о них.
Наверное, стартовой кнопкой все-таки стало падение Саске с лошади, точнее, то, как он сам на это отреагировал. Да, он был виноват, но дело даже не в этом, а в том, как замерло его сердце, а после стучало, как ошалелое, когда он приводил его в чувство, говорил с ним и смотрел в его глаза – глубокие и завораживающие, как полог дремы.
Собаку… Этот чертов засранец и Киба вместе с ним видели и понимали, к чему все идет, но не остановили его. Он привязался к Учиха Саске. Привязался настолько, что, когда Гаара пришел в актовый зал и сказал, что с Саске что-то не так, он, не раздумывая, сразу же бросился на поиски Учихи. Так не должно было произойти. Такового в его планах и в планах Какаши не было. Просто поддержать гарадского, чтобы родители получили назад в свои руки нормального ребёнка, который продолжал бы жить так, как жил до этого все семнадцать лет, в неведение, но поддержка сменилась привязанностью, и теперь Саске не был просто гарадским или же его другом. Статус Учихи в его жизни отныне был не определен. Или же он просто выжидал, приоткрывшись и предоставив право решать самому Саске.
Перевернувшись на спину, Наруто закинул руки за голову и, наконец, осмотрелся. Стул медленно повернулся, и глаза цвета изумруда посмотрели на него холодно и пристально, словно только что их владелец подслушал все его мысли, а Намикадзе только фыркнул, даже не собираясь скрывать то, о чем он только что размышлял.
– Саске – не он, – приглушенно, уткнувшись подбородком в поднятые колени, констатировал Собаку, не вкладывая в эти три слова ни капли эмоций, что так шло его темному, мистическому, вновь-таки напускному образу.
– Это хорошо или плохо, Шу? – со смешком спросил Намикадзе, хотя в это время воронка чувств внутри него начала разделяться на вихри, четко давая понять, что именно для себя он уже решил, а над чем ещё придется изрядно поразмыслить.
– Просто Саске – не он, – ещё раз, словно напоминая, дабы эти слова отчеканились в памяти блондина, повторил Собаку, – но ты их сравниваешь потому, что, для тебя, они слишком похожи, чтобы быть разными.
– Не могу не согласиться с тобой, Шу, – медленно, словно взвешивая каждое услышанное им слово, ответил Намикадзе, – но и кое в чем ты в корне не прав, – безмолвие заполнило комнату, тягучее и необходимое, опутав сетями глубокой, противостоящей задумчивости две замерших друг напротив друга фигуры.
========== Глава 7. Часть 1. ==========
Ты знаешь, что,
Возможно, это время для чудес,
Потому что я не откажусь от любви
Нет, я не откажусь от нас.
Я просто хочу быть с тобой,
Потому что жить так тяжело,
Когда все, я знаю, в ловушке внутри твоих глаз.
*А. Ламберт. Time for miracles
Даже будучи круглым отличником и одним из лучших учеников «Harvard School», Саске никогда не чувствовал себя типичным ботаником. Он был гением – об этом ему часто говорили учителя, пусть в понимании самого Учихи гениальность была многогранна и неисключительна. Например, Шикамару тоже был гением, но он был аналитиком, стратегом и тактиком, а Саске был просто разносторонним, обладал отменной памятью и способностями к сопоставлению, соотношению, вычислению и построению причинно-следственных связей. В общем, гениальность нельзя мерить под одну линейку и цеплять на каждого, как и прозвище «ботаник» прикипало отнюдь не к гению, а к тому, кто добивался того, что для гения естественно и не требует приложения особых усилий, кропотливым трудом, и внешний вид тут совершенно ни при чем. И эту истину только доказывал тот факт, что сейчас все смотрели на него, как на этого самого ботаника – насмешливо и даже злорадно, даже не пытаясь понять его гарадские приоритеты.
– «Ну, и пусть», – хмыкнув, подумал Саске, перевернув страницу тетради и с завидной демонстративностью принимаясь за очередное вычисление, в то время как все старшеклассники занимались, чем попало. Вообще-то, в идеале, все готовились к предстоящему празднику урожая, на деле же задействована в нем была меньшая половина, остальные же маялись от безделья, обсуждая и комментируя эти самые приготовления. Впрочем, все обсуждения сводились до стандартных реплик: “я мог бы лучше”, “надо делать так, а не эдак”, “вот если бы я был на месте того-то, я бы…” и прочее. И Учиха был уверен, что ни один из этих критиков из народа на самом деле не только не знает, как надо или как будет лучше, но и рта не раскроет, если его мнением поинтересуются, ввиду резко затянувшегося в одно место языка. Фарс да и только.
Саске вот тоже хотели впрячь в эту узду. Ещё бы: он красив, виден и, конечно же, эффектно смотрелся бы на сцене в роли ведущего. Его долго и методично уговаривал сам завуч, намекая, что не мешало бы спасти положение школы, раз некоторые номера безудержно проваливались даже на репетиции, но это было не для Учиха. Нет, подобное не задевало его гордость, и ему ничего не стоило, применив свои навыки, блеснуть на сцене перед деревенщиной, но в данный момент у Саске и без всей этой кутерьмы было достаточно важных дел, чтобы ещё и отвлекаться на то, к чему не лежала его душа. К тому же, подросток сильно сомневался в том, что его труд и вклад будут оценены по достоинству, ведь на него будут смотреть, как на гарадскую диковинку, а после промывать ему кости в каждом пабе и на каждом углу, так что пусть такая опрометчивая слава достается кому-то другому. К слову, она досталась Инудзуке, а Саске… Саске просто остался верен своим принципам.
До того разговора с Намикадзе, который оставил неоднозначный след в его душе, он тоже маялся дурью, заигравшись в пападанца, опрометчиво позабыв о том, что Учиха в любой ситуации должен оставаться Учихой. Сперва Какаши с его птичьими странностями и крайностями, над мотивацией и поступками которого он пытался размышлять, каждый раз натыкаясь на замешательство. Но кто такой Какаши? Да, какой-то знакомый его отца, о котором определенно что-то знает Итачи, но что это меняло для самого Саске? Хатаке игрался с ним, как кошка с мышонком, пытаясь своим незаурядным амплуа и непредсказуемостью выбить его из колеи, и он повелся на эту провокацию, фантазируя невесть что. Вместо того, чтобы строить всякого рода догадки, ему следовало больше наблюдать за одноглазым, примечать его повадки, анализировать привычки, просчитывать предполагаемые ходы, все, от реальных и обыденных до фантастических. В общем, разложить Хатаке на составляющие и противостоять каждой по отдельности соответственными мерами и способами, а не пытаться бороться с человеком, который упрямо и нелепо строил из себя загадку. Нет, загадка, может, и была, но Саске, по крайней мере в данный момент, она не так уж и волновала, тем более что подросток сильно сомневался в том, что за загадкой скрывается настоящая тайна. Скорее всего, что-то банальное и будничное, которое ему пытались выдать за утаенное и спрятанное за семью замками.
Далее Наруто и Ко. Именно так эту троицу окрестил про себя Учиха, понимая, что и они играли с ним, с его растерянностью и несмышленостью, с его чувствами и даже его жизнью, пусть и делали это, может, из лучших побуждений. До этого Саске не понимал, как можно любить и ненавидеть одновременно одного и того же человека, а теперь вот, сделав кое-какие выводы для себя, понял, что можно, и это делало его любовь к Намикадзе такой болезненно-сладкой, что он влюблялся в этого человека ещё больше, желая его общества и близости.
Да, он был сердит на Наруто, считая, что тот строит из себя загадочно-ублюдочное черт его знает что, но после услышанного, которое подросток тщательно проанализировал, злость развеялась, а на её место пришло понимание. Да, в чем-то эти трое притворялись, скорее всего, дабы оградить его от того, что ему было совершенно не нужно, и Саске был с этим согласен, Саске это принял бы, если бы не влюбился в Намикадзе.
Почему они втроем, причем в одном и том же возрасте, попали в психбольницу? Можно было предположить что-то массовое, мол, стали свидетелями чего-то страшного, странного или же сильно ранящего детскую психику, но Наруто же сказал, что они очутились в лечебнице по разным причинам, значит, нужно было копать глубже и настойчивей, пусть и деликатно. Саске хотел, чтобы Наруто сам рассказал о причинах, а вот последствия он уже и так понимал. Вот по какой причине и Наруто, и Киба, и Гаара сторонились других, при этом поддерживая с ними приятельские отношения. Пусть официально эти трое и были нормальными, но другие-то помнили, просто не могли не помнить, тем более что округ маленький и каждый второй знаком друг с другом, поэтому их тоже избегали, ведь, каковы бы ни были причины госпитализации, в бывших пациентах психбольниц всегда видят угрозу, словно там сплошь одни маньяки и шизофреники.
Понятным стало и то, почему на него самого так отреагировали в первый день. Скорее всего, с Ко никто близко не общался, но их уважали, не только из-за достижений в спорте или учебе, а и потому, что троица смогла доказать, что даже после подобного и пережитого, жизнь продолжается, а не стопорится на диагнозе в медкарте, к тому же, знали, что те никого близко к себе не подпускают. И тут появляется он – Гарадской, Учиха Саске, не похожий на местных чуть ли не каждой клеточкой своего тела, и сразу же вливается в столь замкнутую компанию, более того, в свой первый день новичок приезжает с самим Наруто.
Наверное, окружающие знали и причины, почему двенадцатилетние дети попали в лечебницу, но расспрашивать именно их Саске не собирался. Во-первых, людская молва может искажать правду до безобразной неузнаваемости, а, во-вторых, это было нечестно по отношению к его новым друзьям. Да, как бы там ни было, но Киба и Гаара стали его друзьями, а Наруто, этот поразительный человек, его возлюбленным. И вообще было сложно поверить в то, что Намикадзе мог пережить что-то подобное, настолько он был светл, добр и открыт, но та взрослость, которой Саске поразился ещё в первый день их знакомства, столь не присущий подростку ход мыслей, отношение к окружающему его миру – все это выдавало пройденные вехи и добытый опыт. А ещё взгляд… Теперь Учиха понимал, где и при каких обстоятельствах Наруто научился пленять своим индиговым взглядом, и даже, казалось, Намикадзе удалось перенять кое-какие психологические приемы, которые он успешно применял на людях, но все же кое-что, даже осознав все и разложив по полочкам, оставалось для Саске загадкой. Например, почему Наруто выделил из толпы именно его? Или, что было ещё более насущно, что на самом деле связывает Наруто с некоторыми людьми?
Намикадзе что-то связывало с Шион, но, даже если и ощущалось, что между ними было это что-то, блондинка все равно не была ему так близка, как он, просто Саске, просто друг и одноклассник. Да, девушка пыталась вернуть это что-то – это чувствовалось, а её попытки были нарочито заметными, демонстративными, показными, но почему-то, даже вроде как и идя с Шион на контакт, Наруто удерживал четкие личностные границы, в рамках которых и не прижилась его бывшая пассия. Похоже, возобновлять отношения с Шион Намикадзе не собирался, но это ещё не означало, что Саске не бесили и не вынуждали ревновать её назойливые попытки таки добиться блондина.
Порой, Учихе казалось, что она догадывается о его чувствах и поэтому нарочно флиртует с Наруто у него на глазах, соблазняя именно тем, чего не было у него, Саске. Да, речь о сиськах, которые у Шион были очень даже ничего, и прочих женских формах – тут Саске нечем было крыть и нечего противопоставить, если Наруто, и правда, нравились девушки. Но все же в жизни Наруто он значил больше, чем Шион – это понимали они оба – и если его это поощряло, то девушку доводило до белого каления. Саске никогда не упивался чужим гневом, но, как оказалось, подобное может быть довольно-таки сытной моральной и энергетической пищей.
Но если бы дело было только в Шион. Был ещё один человек, который не давал Саске покоя – Сора, и почему-то этого невзрачного мышонка он недолюбливал ещё больше, чем грудастую блондинку. Мальчик был тих и скромен. Даже сейчас, сидя вдали ото всех и просто наблюдая, он словно сливался с собственной тенью, тем самым оставаясь неприметным и не привлекающим к себе внимания, но что-то в этом пристальном взгляде, в этих искусанных в беспокойстве губах и робко поджатых коленках, в этой хрупкой фигурке в целом было настораживающее, словно мелкий, но смертельно ядовитый хищник, притаившийся и бдящий, выжидающий момента.
Саске доводилось видеть таких людей, и он их, мягко говоря, недолюбливал, не понаслышке зная, насколько опасные черти могут водиться в столь тихих омутах, но с другой стороны Сора казался слишком слабым, чтобы быть способным на какую-то хитромудрость и подлость. Впрочем, его учиховская интуиция ещё никогда не обманывалась по поводу людей, так что с Сорой нужно было быть предельно осторожным и не расслабляться, тем более после того, что рассказал о мышонке Киба.
Мальчишка едва ли не молился на Намикадзе – это было заметно даже сейчас, когда Наруто играл на сцене, а мышонок замирал на каждом его слове, жадно ловя каждое его движение. И Саске ревновал – дико и безудержно, ведь статус деревенщины ещё не отметал того, что Сора может быть геем. Да, Наруто не уделял мальчишке много внимания. Он вообще относился к нему так, словно тот был чуть наполненней, чем пустое место, скорее всего, по причине своей человечности и снисходительности, но это вновь-таки не означало, что между этими двумя ничего не было в прошлом.
А почему бы и нет? К нему Наруто тоже относился странно – более чем дружески, но и не переступая ту черту, за которой их могло бы сближать что-то более личное и интимное. И думая именно о чем-то подобном, Саске вновь возвращался к вопросу – почему он? Нет, не потому, что гарадской, занимательный, словно диковинная зверушка – Наруто просто не опустится до такого, а потому… Вот это и предстояло выяснить, а, пока подходящий момент так и не представился, Саске занялся тем, что непростительно запустил – собой и учебой.
Во-первых, стоило вернуть свой прежний учиховский образ, то есть позаботиться о теле и внешности, и если для второго у него было все необходимое, то над первым пришлось покорпеть. Зарядка утром в обязательном порядке и пробежка вечером, пусть птичник и ухмылялся в ответ на его потуги удержать форму в условиях нового режима, но Саске, даже спустя только пару дней, уже видел результат. К слову, его заметили и остальные: он снова стал назойливо-популярным, и только общество Ко мешало девушкам виться вокруг него, подобно ловчим лианам, жаждущим задушить его смертоносностью своих девичьих форм.
Во-вторых – учеба. Саске казалось, что за эти несколько недель он безбожно отупел, учась вразвалочку, проще говоря, не учась вообще. Пришлось просить помощи у Шикамару: уже несколько дней подряд Нара присылал ему “на мыло” домашку по учебной программе “Harvard School”, и Саске корпел за ноутбуком, поражаясь тому, что даже ему что-то кажется малопонятным. К слову, библиотека в этой школе оказалась не такой уж и захудалой, а сетка работала пусть и медленно, но бесперебойно, так что все остальное ложилось на его плечи и совесть. Вот и сейчас, когда остальные пользовались раздольем в связи с подготовкой к празднику, он обложился учебниками, усердствуя в экономической диагностике. К слову, учеба оказалась хорошим лекарем, отнимая практически все свободное время и не оставляя его на всякие глупости, вроде размышлений над вопросами, ответы на которые мог дать только Намикадзе. Хотя, вдумчивое углубление в материал ещё не означало, что он не наблюдал за Наруто, периодически поглядывая в его сторону и даже пару раз поймав на себе ответный взгляд.
Вот и только что он, слегка отвлекшись, посмотрел на блондина, который, словно почувствовав его взгляд, обернулся и улыбнулся ему уголком губ. Пока что этого было достаточно, тем более что не стоило привлекать к ним двоим больше внимания, чем они уже успели привлечь, так что Саске перевел взгляд на Собаку, с интересом и удивлением рассматривая этого разностороннего и не перестающего его поражать человека.
Кто-то притащи гитару – обычную, семиструнную. Даже будучи лишь косвенно знакомым с этим инструментом, Саске понял, что тот безнадежен, а вот Собаку, похоже, так не считал, уже более часа увлеченно корпя над ним и явно не собираясь бросать это гиблое занятие. Аловолосый перебирал струны, чуть хмуря светлые брови и едва заметно покусывая нижнюю губу, подкручивал и настраивал, выверено задевая струну и прислушиваясь к её звучанию, прикрывая глаза, задумываясь, а после либо продолжая добиваться от неё более-менее пристойного звучания, либо переключаясь на вторую. Из-за гула и шума репетиции Саске не мог расслышать, какие же собственно звуки издавал инструмент, но Гаара был настолько увлечен и в этот момент выглядел так непривычно-воодушевленно, что на него трудно было не обратить внимания. Возможно, именно музыка была той отдушиной, которая помогала Гааре не потерять истинного себя.
Наруто подошел к Собаку, и Саске весь обратился в слух, пытаясь разобрать, о чем же они говорят, но те, явно не желая, чтобы их услышал кто-то посторонний, переговаривались полушепотом, и брюнету оставалось лишь раздосадовано цыкнуть, наблюдая. Намикадзе что-то сказал, и Собаку в ответ отрицательно покачал головой. Наруто указал на инструмент, и было что-то в этом движении назидательное и слегка требующее, но Гаара был непреклонен, подняв голову и посмотрев на блондина так, что сомнений не оставалось – он не уступит. Почему-то Саске подумал, что Наруто уговаривает аловолосого принять участие в фестивале, точнее, выступить с сольным номером игры на гитаре, но, похоже, Собаку был против. А Наруто сдаваться не умел.
Обзор закрыли, и Саске, недовольно фыркнув, наклонился вбок и вытянул шею, не собираясь упускать ни секунды, словно наблюдение за этими двумя могло что-то прояснить. А почему бы и нет? Теперь, зная их тайну, у него было, от чего отталкиваться, тем более что прошлое Ко так и не перестало волновать Учиху, особенно, прошлое Намикадзе. Но темная фигура снова выросла перед ним, явно намеренно пытаясь привлечь к себе внимание, и Учихе пришлось, скрипя сердце и сдерживая раздражение, таки поднять взгляд и посмотреть на нарушителя своего личного пространства.
Наверное, её все-таки можно было назвать красивой, по крайней мере, если бы Саске обращал повышенное внимание на девушек, но для него, по уши влюбленного в одного таинственного блондина гея, она была обычной, даже слегка раздражающей, если учитывать тот факт, что розоволосая была подругой и соратницей Шион.
– Привет, – предельно вежливо, но с той интонацией, которая не предопределяет дальнейшего общения, буркнул Саске, скользя ничего незначащим взглядом по фигуре старосты 11-Б.
– Привет, гарадской, – в отличие от Кибы она не тянула это прозвище, которое приклеилось к нему в этом коллективе, скорее всего, благодаря тому же Инудзуке, а произносила его твердо и резко, словно наказывала и осуждала, хотя причин для этого сам брюнет не видел. Впрочем, если вновь-таки учитывать то, что староста была подругой Шион, у неё могли быть к нему какие-то претензии или же она решила пополнить ряды его бесперспективного фан-клуба, набравшись смелости и наглости для более решительного шага, чем остальные. Как бы там ни было, но назойливость девушки резала, словно нож масло, и причиной тому был её прищуренный, оценивающий, перебирающий на себя внимание взгляд.
– Чем могу быть полезен? – могло быть и так, что его снова пытались завербовать для участия в празднике, и староста 11-Б более чем подходила на эту роль. Лидер – в ней это чувствовалось, но и Саске не привык уступать, уважая сильных характером женщин, но при этом презирая мужчин, которые, словно верные собачонки, шли у них на поводу.
