Текст книги "Паучий престол I (СИ)"

Автор книги: Lelouch fallen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 32 страниц)

– Халтурщик, – фыркнул Киба, и Саске снова напрягся, поскольку теперь азартный прищур был направлен прямо на него, сидящего едва ли не на самом краешке пледа, ещё и руки на коленях сложив – словно провинившийся ребёнок перед строгим родителем. А большой золотистый кот урчал у его ног какую-то песенку, и Саске был готов поклясться, что его глаза цвета индиго все-таки лукаво поблескивают из-под густых светлых ресниц.

– Ну, я… – нужно было придумать убедительную причину, иначе Собачник не отцепится, из-за азарта и, скорее всего, скуки, потому что противопоставить Намикадзе и Собаку ему нечего, а на него, Саске, Киба попытается найти управу, упираясь в собственное понимание понятия «гарадской». – Я сменные плавки не взял, – тоже пожал плечами, мол, не было даже и речи о том, что кто-то собирался плескаться в водоеме. – А с мокрой задницей, знаешь ли, как-то не охота сидеть на земле, как и с голой, – конечно же, его аргументы были безупречны, Саске в этом не сомневался, пусть и опустился до чисто деревенского обоснуя, который, впрочем, был более понятен Собачнику, нежели изложение причинно-следственных связей. Ведь, и правда, кому захочется провести несколько часов в мокрых трусах на свежем воздухе, в тени, да ещё и сидя практически на земле? Никому, по крайней мере, здравому, а о том, чтобы щеголять без белья и речи не шло – это было вульгарно, по мнению Саске.

– Неженка, – подстрекая, протянул Киба, а Саске в ответ снова пожал плечами, не ведясь на подначку. Ему было достаточно и Намикадзе с его провокациями, намеренными или же нет – с этим ещё предстояло разобраться, чуть позже, когда близость блондина не будет кружить его мысли в вихре неопределенности, так что Инудзука совсем не ярко маячил со своими поддевками на горизонте, безуспешно пытаясь вызвать в нем неуместные эмоции.

– Ну, и хрен с вами, – в сердцах сплюнул шатен, начиная раздеваться. Конечно же, Саске предполагал, что, как говорят, башни у Собачника нет или же её присутствие – всего лишь досадное недоразумение или условность, но предполагать и убеждаться в этом своими глазами – совершенно разные вещи.

Снятые кеды и носки – это так, сущий пустяк. Даже отброшенная в сторону “американка” и майка-борцовка не вынудили дрогнуть ни единый его мускул, разве что брови слегка приподнялись в откровенно-насмешливом жесте, ибо не могло же быть так, чтобы человек был настолько прямолинейным и беспардонным, но, похоже, Инудзука Киба был именно таким, без каких-либо угрызений совести стягивая джинсы вместе с бельем, оставляя их на пледе мятой кучкой и величественно представая перед ним во всем своем неглиже.

Конечно же, можно было не смотреть. Саске и не хотел смотреть – не было в теле Инудзуки ничего такого, за что бы мог зацепиться его придирчивый взгляд – но не смотреть почему-то не получалось. Возможно, в нем говорил банальный интерес – обнаженная деревенщина, не диво ли? Но, скорее всего, он был просто слишком шокирован, чтобы отвести взгляд или же хотя бы не пялиться столь откровенно и бесстыже. Да, он не рассматривал фотографии и изображения голых парней, но это ещё не означало, что он не видел обнаженного мужского тела. Кстати, нужно было признать, что многие, но не Саске, конечно же, могли бы позавидовать этой рельефу мышц этой деревенщины, даже за сотню часов в спортзале не добившись подобных результатов.

Саске не любил сравнивать. По его мнению, каждый человек индивидуален, а стремление к созданию кумира или же соответствию каким-то стандартам – это просто тот буй, за который цепляются утопающие, не способные войти в собственное русло и потерявшие свою индивидуальность, но, как говорят, один раз не показатель. И Саске сравнил, понимая, что обнаженный Киба значительно уступает одетому Наруто. Да, шатен был жилист и под его кожей довольно искусно проступали мышцы, но это была лишь констатация, а не восхищение, как и не трепыхнулось ничего у него внутри от созерцания широких плеч и рельефного торса, как и не впечатлил его… в общем, Саске решил забыть о том, что он вообще, пусть и на секунду, опустил свой взгляд ниже пояса парня.

– Что, гарадской, – Инудзука, уперев руки в бока, хохотнул, – перевелись в ваших-то мегаполисах истинные мужчины? – Киба прищурился, а Учиха напрягся, прям-таки кожей чувствуя, как вокруг шатена закручивается воронка черного остроумия.

– Знаешь, как у нас говорят? – Инудзука даже секунды не оставил ему на ответ, сразу же продолжая. – “А у нас в Техасе все большое”, – шатен демонстративно качнул бедрами. – Вот тебе и, так сказать, живое доказательство, – Киба ожидаемо рассмеялся, а Саске вспыхнул, невольно, конечно же, потому что, во-первых, это было откровенное издевательство, а, во-вторых, потому, что, отчасти, Инудзука был прав.

Кто его знает, как там Техасу, а шатену было чем похвастать. Естественно, он не смотрел, не видел и не краснел, просто покосился чуток в сторону… пару раз, да сидел слишком близко возле костра… метрах эдак в пяти. Была ещё и третья причина – Наруто. Почему-то его близость будоражила намного больше, чем вид обнаженного Инудзуки. А ещё эта близость была неуместной, вынуждая Саске сидеть, как на иголках: пусть Намикадзе либо сядет нормально, либо же таки положит голову ему на колени, чтобы ему не приходилось гадать, каково же выражение лица парня было тогда-то, есть сейчас или же будет в следующий момент. Впрочем, стоило ещё напомнить себе и о том, что это могло быть всего лишь представление для одного, но очень важного зрителя, на что, кстати, все указывало прям таки с кричащей ясностью. Или же Инудзука, и правда, шел только напролом, даже не догадываясь о том, что есть такое понятие, как рамки разумного.

– В бой, – спустя несколько томительных секунд, словно он выжидал что-то важное и значимое, с толикой сожаления и долей разочарования выдохнул Инудзука. Саске снова воспринял этот камень в свой огород, будто Киба был разочарован именно тем, что не добился либо желаемого результата, либо устраивавшей его реакции на свою провокацию, и с этим, определенно, нужно было что-то делать, потому как мнительность – первый шаг к неуверенности, которая порождает комплексы, неуместные для него, как для безупречного всегда и во всем Учиха Саске.

Киба развернулся и медленно побрел к озеру, правда, сделав несколько шагов, прибавил скорости, переходя на бег, и уже спустя миг послышался боевой клич и всплеск воды, а на глади водоема остались лишь расходящиеся в стороны круги. Он бы так не смог. В смысле, не нырнуть в озеро, а обнажиться перед другими, хотя о подобном стоило говорить только в этой, конкретной, ситуации. Он – идеален. В его теле и внешности нет изъянов – это доказано не одним конкурсом красоты, не одной съемкой для журналов и не одним участием в модельных показах, но именно здесь, в деревне, сейчас, в обществе этой троицы, ему было нечем крыть правду, в которой пришлось признаться самому себе.

Обнажиться перед Наруто – нет, хотя стыд и смущение, тем более по поводу своей внешности, были для Саске отдаленными понятия. Наоборот, пусть это и было недопустимым проявлением собственной гордыни, но Саске нравилось, когда им восхищались, ведь это много о чем свидетельствовало, по крайней мере, лично для него. Это так может только казаться, что если ты красив от природы, то не нужно прилагать никаких усилий, чтобы всегда выглядеть отменно. О, это глубочайшее заблуждение, которое когда-то пришлось познать и ему. Такие, как Учиха Саске, и речь не только о том, что он выходец из богатой и влиятельной семьи, всегда под прицелом. Да, ими восхищаются и им же подражают. За ними наблюдают, пристально и скрупулезно, и их же намеренно выдвигают в центр. А это не просто потеха для собственного эгоизма и себялюбия. Это ответственность, которую называют умением держать марку. Если обычный человек предстанет перед глаза людские, скажем в общем, в ненадлежащим виде, это может даже остаться незамеченным, но если подобную оплошность заметили в том, кто стал эталоном, этого не прощали, а с пьедестала, даже если его высота была минимальна, падение могло оказаться и летальным. Саске это знал, видел, причем не раз, осознавал эту ответственность, и поэтому цепко держал свои позиции, чуть ли не с пеленок будучи образцовым. Но это все лирика, потому что сейчас он находится там, где, как бы унизительно это ни звучало, он – никто. Всего лишь человек. В данный момент с какими-то неуместными, все возрастающими комплексами.

Можно было бы ещё долго копошиться во внутренностях собственных чувств и ощущений, перемывать себе каждую косточку и ниточку мышц, искать в своей голове ответы на вопросы, которые были просто абсурдны в своей постановке, а можно было просто взять и признаться. Саске так и сделал, чувствуя, что за ним наблюдают, но и продолжаться так, словно ты висишь над пропастью, дно которой утыкано кольями, больше не могло.

Во-первых, Наруто ему нравился, и поэтому для него хотелось быть особенным, а не просто «одним из». Во-вторых… Нет, все было завязано на первой фразе, и именно из-за неё же его и ступорило. Саске ещё никогда и никому не пытался понравиться, ведь обычно, ухлестывали и упадали именно за ним. Ещё никогда ему не хотелось быть рядом с кем-то постоянно, прикасаться к нему, смотреть ему в глаза, улыбаться в ответ на его улыбку и даже, черт бы его подрал, смущаться и краснеть от этих самых прикосновений, взглядов и улыбок. Ещё ни разу, даже осознавая и принимая собственную ориентацию, ему не хотелось жадных поцелуев, трепетных ласк и, если уж признаваться, то во всем, занятий любовью. В этом-то, похоже, и была главная загвоздка. С Наруто хотелось заняться именно любовью.

– На мясо не мешало бы посмотреть, – Намикадзе, и правда, был гибким, как кот, или же Саске, ввиду его нелегких размышлений, просто так показалось. А ещё блондин был хитрым, как лис, а то ли его интуиции, то ли наблюдательности можно было только позавидовать. Наруто словно почувствовал, когда его близость начала угнетать Саске, когда его присутствие подле стало причиной возрастания точки напряжения до отметки «критическое», когда Учихе нужен был воздух и пространство, чтобы таки выдохнуть и на этом выдохе принять правду. Но в тот же момент, когда Наруто поднялся и отошел к костру, стало неуютно и даже слегка прохладно, будто присутствие блондина подле имело какое-то особое значения, которому он до этого столь безрассудно не уделял должного внимания. Саске сам уговорил себя принять такой ход вещей, но принять его так и не смог, словно ещё не все барьеры пали, и, чтобы преодолеть последний, ему требовалось что-то, что он никак не мог ухватить, удержать, понять и принять.

– Тебе неуютно с нами, не так ли, Саске? – конечно же, Собаку все ещё был рядом, напротив, глаза в глаза, что так, порой, его нервировало, и Учиха о нем не забыл, просто отвлекся на миг, украдкой разглядывая присевшего у костра Намикадзе, который медленно, со знанием дела, переворачивал шампуры, и пытаясь понять, что же в этом человеке может так цеплять.

– Просто непривычно, – в этом он тоже убеждал себя целую неделю, сам поверил в эту фразу и считал её истиной, пусть глубоко в душе и понимал, что откровенно лжет себе, но Собаку, по крайней мере сейчас, не был тем человеком, перед которым Саске мог бы раскрыться. Вот если бы рядом был Итачи… или же ему удалось хотя бы поговорить с ним, объяснить ситуацию, попросить совета… Все-таки он до сих пор слишком зависел от брата, что тоже было недопустимо, ведь, если он Учиха, то тоже, как и родители, должен был отказаться от того, кто больше не был частью их семьи, но Саске считал, что имеет право на слабость. Одну-единственную, но имеет, потому как не понаслышке знал, что безупречность, порой, это всего лишь маска, под которой скрывается отвратительная, изуродованная пороками личина. В его же случае это была простая человеческая необходимость. Что бы и кто бы ни говорил, но сиротливое одиночество ещё никого не сделало счастливым.

– Знаешь, Саске, – Гаара перевернулся на бок, подперев голову рукой, и теперь в его взгляде не было ничего пугающего или же гипнотического, простой человеческий взгляд, в глубине которого мерно простиралась гладь поддержки, – тогда, в буфете, когда Наруто поставил нас перед фактом твоего появления, он сказал, что, – аловолосый фыркнул, и на его губах даже появилась тень улыбки, мягкой и слегка ностальгирующей, – из-за того, что землю теперь будет подпирать не три столпа, а четыре, мир не рухнет и даже не пошатнется, – Собаку, очевидно, в привычной для себя манере, повел плечом. – Просто появится ещё одна точка опоры, которая примет на себя часть груза того, что мы втроем несем на своих плечах.

– Он так сказал? – Саске не верил. Нет, он, конечно, понимал, что перед его приходом Наруто уведомил друзей о том, что появится некий гарадской, даже предполагал, что он, скорее всего, поставил и Кибу, и Гаару перед фактом того, что к нему, Саске, нужно проявить дружелюбие, но чтобы так, с таким подтекстом, с такой глубиной и заботой… Собаку безбожно врал, и брюнета это возмутило, разозлило и раздосадовало, ведь он практически принял то, что дружить с этими деревенскими ему по душе.

– Нет, конечно же, – фыркнул Собаку, подымаясь и садясь по-турецки. – Наруто предпочитает выражаться менее пафосно и более доходчиво, но от этого смысл невысказанного не меняется. Ведь так? – взгляд аловолосого снова стал прежним, пристальным и наблюдательным, пронизывающим и испытующим, горделивым и принижающим, но Саске задохнулся не от этого, а от осознания того, насколько же он был глуп.

Он думал, что это все игра, до мелочей продуманная его отцом. Считал, что ради него одного была создана целая система, прописаны персонажи и их характеры, подобраны соответствующие актеры, а на самом деле все было намного проще – его приняли и, пусть и в своей, деревенской манере, пытались помочь ему адаптироваться. Да, подходы у деревенских, конечно же, странные и, мягко сказать, не совсем тактичные, но и с себя Саске ответственности не снимал, понимая, что эгоизм, гордыня, недоверие и страх затуманили его разум. Только он один повинен в том, что эта неделя прошла для него, как в аду. Он не смог довериться, все ещё отталкиваясь и оглядываясь на стереотипы мира, который, пусть и временно, остался за его спиной, в то миг, когда новый мир прям таки распростер перед ним свои объятия. Глупо, но Саске мог себе это простить, потому что он – всего лишь человек. А ещё, похоже, только что Собаку приоткрыл для него частичку своей души, показав, насколько открытым, добродушным и понимающим он может быть, дав понять, что за этим ледяным взглядом тоже всего лишь человек.

Саске, чувствуя себя так, словно внутри него что-то, медленно осыпаясь тающими осколками, рушится, посмотрел на Наруто, в этот раз даже не думая о том, как будет расценен его взгляд самими блондином, и как это будет выглядеть со стороны. Намикадзе помахал ему рукой, подзывая и выразительно указывая на шашлык, кажется, приглашая снять пробу. И Саске поднялся, отряхнул джинсы и пошел к костру. Нет, неуверенность моментально не улетучилась, и близость Наруто по-прежнему сметала его душу, но теперь Саске точно знал, чего он хочет, не отметая и не боясь собственных, вновь-таки, вполне человеческих желаний.

//-//

– Да, Собаку! Да! – возбужденно требовал Киба, напирая на все так же невозмутимого, но с легким румянцем на щеках одноклассника, впрочем, сам Инудзука был не менее раскрасневшимся, с блестящими озорством глазами и довольно-таки бурной жестикуляцией. – Ты сделаешь это, и точка!

– Да нефиг делать, – фыркнул аловолосый, косясь на полупустую бутылку пива* (*в США пиво выпускают, в основном, в бутылках объемом двенадцать унций – примерно 0,35л), третью, кстати, по счету, а после переводя непривычно оживленный взгляд на сиротливую карту в своей руке, которая, собственно, и стала причиной его отчаянной дискуссии с Инудзукой.

– О, да! – протянул Киба, заваливаясь подле аловолосого на живот и хитро смотря ему в глаза. – И где же она будет, Шу? – шатен приподнял руку, прикасаясь к лицу Собаку. – На щеках, как у меня? – длинные, слегка грубые пальцы медленно скользнули по светлой коже от внешнего уголка левого глаза к подбородку, слегка задевая линию губ. – Или же на животе, как у Намикадзе? – ладонь скользнула ниже, по тонкой шее, почти что нежно обводя выступ ключицы, кружа по груди и останавливаясь на животе аловолосого, слегка поглаживая через рубашку.

Саске не мог на это смотреть. Может, Инудзука и дурачился, он определенно дурачился, но со стороны это смотрелось очень интимно и даже слегка возбуждающе, словно он подсматривал за парочкой, в отношениях которой безудержная страсть сменилась запредельной нежностью и доверием. Не мог, с этичной точки зрения, но все равно смотрел, впервые находя в подобном что-то завораживающее и искушающее, будто перед ним разыгрывалось какое-то сокровенное действо.

Да, Киба дурачился, а Собаку ему подыгрывал, смотря на шатена так, словно подстрекал его не останавливать скольжение ладони на животе, а провести ещё ниже, сомкнуть пальцы на узком бедре, потянуть на себя, задать ритм колебаниям воздуха между ними, а Саске думал о том, что из этих двоих получилась бы довольно органичная пара. Да, нужно было прислушаться к своей интуиции и не пить пиво, которое Инудзука, словно иллюзионист кролика из цилиндра, достал из седельных сумок, но в таком случае он бы не узнал, что у Наруто, оказывается, тоже есть татуировка, на животе, и Саске почему-то безумно захотелось узнать, что же там изображено. Не лукавый ли часом лис, на которого, порой, так своим поведением смахивал этот блондин?

– На лбу, – снова фыркнул Собаку, на этот раз все-таки отпихнув от себя шатена и потянувшись к бутылке с пивом – аловолосый был раздосадован проигрышем в карты на желание, но, похоже, юлить не собирался, будучи вполне серьезным. Саске же мог только порадоваться своей удачливости, поскольку правил этой деревенской игры совершенно не понимал и бросал карты чисто интуитивно, к слову, первым выбыв из игры и с облечением вздохнув.

Не то чтобы он боялся получить какое-то сверхзадание от Инудзуки, с которым мог не справиться, или же алкоголь туманил его разум, ведь он позволил себе выпить всего лишь бутылочку, так, ради интереса, и, к слову, пиво ему не понравилось, просто Учиха не мог вот так, сразу, изменить своим принципам, один из которых заключался в том, что не стоит ввязываться во что бы то ни было, досконально не изучив это.

Саске никогда не играл в карты, даже на компьютере. Ему это было не интересно. К тому же, какое познавательное или же развивающее значение может иметь карточная игра? Никакого, по крайней мере, так Учиха считал до этого дня, сейчас же понимая, что он был бы не против выиграть у Наруто и загадать ему желание. Скажем, продемонстрировать ему эту злосчастную татуировку на животе, которая теперь, когда он о ней знал, не давала подростку покоя. Да и, могло так случиться, что он бы проиграл Намикадзе и тогда бы выполнял его желание. Что бы такое пожелал блондин? Что бы это ни было, Саске было бы интересно узнать, что может хотеть от него Намикадзе.

– Заметано, Шу! – на полном серьезе согласился с другом Киба, а Саске только фыркнул, понимая, что на лбу Собаку татуировку, конечно же, делать не будет – это абсурдно и нелепо, но все же аловолосый не был похож на того, кто отказывается от своих слов, так что это тоже было не менее интересно – что такой человек, как Собаку но Гаара, выберет в качестве рисунка и какой участок тела он им украсит.

– Второй раунд! – бодро возвестил Инудзука, и Саске, пусть и чувствуя что-то неладное, так и не смог выйти из игры, покорно приняв стопку раздаваемых шатеном карт.

Да, с правилами он кое-как разобрался – в них не было ничего сложного: кто последний остается с картами, тот и выполняет желание – но даже это понимание не сыграло ему на руку, и Саске проиграл, правда, и у него, и у Кибы количество очков было одинаковым, так что это можно было назвать ничьей. Можно было бы, и Учиха твердо решил, что это была его вторая и последняя партия, но это же был Инудзука, для которого победа – не победа, если она не окончательна, и проигрыш – не проигрыш, если он не абсолютный.

– Будем состязаться, – решительно заявил Инудзука, подымаясь, а Саске лишь недоуменно приподнял бровь, не понимая, что в их ничье не устраивает шатена. Даже его, Учиху Саске, такой расклад устраивал, пусть он и не любил проигрывать, предпочитая занимать исключительно лидерские позиции, но все же в том, пусть это и была всего лишь карточная игра, в чем ты не очень сведущ и что попробовал впервые, быть лучшим сразу же не получится. Новичкам всегда везет – да, это так, и, да, в первый раз ему, действительно, повезло, и брюнет это принял, как что-то естественное, тем более что он сильно сомневался в том, что в будущем ему пригодится опыт в игре в, так называемого, дурака.

– Да? – Саске было банально лень. Он был сыт, причем сыт до отвала и, кажется, даже вздувшегося живота, за что мама его определенно не погладит по голове, заставив упорно сжигать жир на тренажерах, посадив на жесточайшую диету и проедая плешь тем, что не пристало Учихе иметь хотя бы одно не идеальное место на своем теле. Саске понимал, что запускает себя, но ничего не мог с этим поделать. Может, с завтрашнего дня он возобновит тренировки, но сегодня он будет есть столько, сколько пожелает его организм, тем более что шашлык показался ему вершиной кулинарного искусства горячих блюд, а тыквенный пирог едва ли не заставил его урчать от сытого удовольствия. Был ещё один нюанс, ввиду которого Учиха не хотел даже шевелиться лишний раз, а именно Наруто, который сейчас, сидя подле него, прижимался к нему своим теплым боком, создавая недопустимое ощущение уюта и нужности.

Да, он все ещё слегка робел, наверное, поэтому и позволил себе выпить в пока ещё незнакомой ему в таком плане компании, но та, зажатая, неловкость постепенно сменялась спокойствием и даже некоторой уверенностью, что время все расставит на свои места. Раньше Саске ни за что бы не уповал на время, считая, что пускать что-то на самотек – это вершина безрассудства, и за желаемый результат нужно усердно и упорно бороться, но, похоже, с Наруто это правило не действовало. С Наруто много чего оказывалось бездейственным. Казалось, ему нипочем даже законы Вселенной или же это Саске был настолько одурманен близостью блондина, что отметал всю здравость и принципиальность, которую ему скрупулезно прививали едва ли не с пеленок.

К тому же, было довольно-таки занимательно наблюдать за подвыпившей троицей, когда Киба становился ещё более резвым, несдержанным, открытым, отбросив свое напускное шутовство, когда с лица Собаку постепенно осыпалась маска волка-одиночки, которого вполне устраивает свое сиротливое скитание, и когда Намикадзе… Впрочем, блондин, кажется, так и не поддался алкоголю, будучи таким же сдержанным и даже чуть строгим, но при этом не нагнетая обстановку своей правильностью, разве что расстояние между ними сократилось до миллиметров, да ладонь блондина оказалась провокационно близко возле его собственной. Как он сам смотрелся со стороны? Сейчас Саске не хотел об этом думать, тем более что, кажется, он уже очень давно не чувствовал себя настолько не обремененным и способным дышать на полную грудь.

– Мы поскачем наперегонки! – торжественно возвестил Киба, предвкушающе потирая руки. – Стартанем на лошадях от того дерева, – шатен указал на ветвистое, накренившееся дерево, от которого, очевидно, молнией откололо толстую ветвь, которая, склонившись к самой воде, все ещё пестрела зеленью своих листьев, – и по дороге до поля. Кто придет последним, тот и проиграл, а, значит, – Инудзука, словно уже смакуя свою легкую победу, оскалился, – ему же и выполнять желание победившего, – Киба был доволен своим планом и даже в нетерпении притопывал на месте, явно опасаясь, что оппонент откажется от столь сумбурной затеи, и, скорее всего, уже готовя контраргументы, чтобы таки добиться желаемого.

Саске же временил с ответом, оценивая ситуацию. С одной стороны, Инудзука, и правда, был хорошим наездником, а он сам уже давно не садился в седло и в лошади, чтобы там ни говорил Намикадзе, не был уверен, к тому же, они выпили, и это явно не обезопасило ситуацию, но, с другой, Учиха не умел проигрывать. Раньше он часто проигрывал, брату, и это злило маленького Саске, который даже в мелочах хотел быть лучшим, первым, достойнейшем. Да, был период, когда их с Итачи отношения были натянуты и пропитаны духом соперничества, но речь сейчас шла не об этом, а о том, что он не мог уступить деревенскому, да ещё и столь самоуверенному. Это была плохая идея, Саске это понимал, но азарт уже бурлил в его крови, и это чувство эйфории, ощущение, будто можешь даже горы сдвинуть, запал, внутренне напряжение, от которого можно избавиться лишь пойдя до конца, оказались чертовски заразительными, поглощающими и настолько нетерпеливыми, что мысли превращались в адреналин, шумя и пульсируя в голове предвкушением.

– Киба, не дури, – предостерегающе протянул Намикадзе, и, может, Саске только показалось, но блондин притронулся кончиками пальцев к его ладони, словно был готов в любой момент ухватить его за руку, притянуть к себе, остановить, удержать и не отпускать, заставив подчиниться своей воле, как тогда, в пустом коридоре школы, когда Наруто не оставил ему выбора. Да, может, так и было, но Учиха лишь фыркнул, понимая, что подобное гораздо лишь для его личных фантазий, на самом же деле Намикадзе просто самый трезвый, не более. Ему, конечно же, стоило отказаться от столь опрометчивой авантюры, и он бы так и сделал, если бы Наруто действительно остановил, удержал и не отпустил, хотя бы взглядом, но Намикадзе смотрел лишь вперед, на шатена, и поэтому осадить его пыл, подстрекаемый каким-то неуместным желанием что-то доказать и что-то же опровергнуть, было некому.

– Да ладно тебе, Намикадзе, – отмахнулся от предостережения друга Инудзука. – Я хороший наездник, а для гарадского ты подобрал самую смирную кобылу, так что все пучком. Да, Учиха? – Киба посмотрел на него свысока, и это стало последней каплей. Саске захлестнуло, более того, слышать свою фамилию из уст деревенского, да ещё и произнесенную таким тоном, будто она и гроша ломаного не стоила, было сродни оскорблению, и теперь брюнет чувствовал себя просто обязанным отстоять свою честь, и таки доказать, что Учиха – это не просто набор букв.

– Я согласен, – он поднялся, опять-таки почувствовав это предостерегающее скольжение по своей ладони, но механизм уже был запущен, а Наруто так и не удержал, словно пустил ситуацию на самотек. И снова его задело. Порядком, если честно, ведь все, что касалось Намикадзе, воспринималось слишком обостренно и гиперболизировано, а Наруто… Наруто был непоследовательным и словно тоже чего-то боялся, то напирая, то уклончиво уходя в сторону, а Саске, будучи рационалистом, не воспринимал отсутствие логики и последовательности серьезно. Пусть будет так: он хотел наказать Наруто за его неопределенность по отношению к нему и ради этого был готов даже погоняться на лошадях за пустяковое право победителя загадать желание.

– Отлично! – Киба резко двинул рукой, словно нажал на стоп-кран, и ретиво направился к лошадям, то ли что-то бубня себе по нос, то ли напевая какую-то песню. Саске лишь на секунду задумался над тем, а не взглянуть ли ему на Наруто, который так и не шелохнулся, кажется, играя в гляделки с Собаку, но сразу же отмел эту мысль, понимая, что тем самым он спасует, поддастся желанию увидеть в глазах цвета индиго хоть одну эмоцию, хоть толику волнения, хотя бы капельку молчаливой просьбы остановиться, как понимая и то, что ещё больше он боится, боится не увидеть абсолютно ничего.

– Простартуешь нам, Шу? – они уже сидели на лошадях: Инудзука на своем пегом, он на Ласке, – ветер, словно предостерегающе, шумел кроной поваленного дерева, а волны угрожающе бились о берег, но Саске старался не акцентировать на этом внимания, сконцентрировавшись на предстоящей гонке. Он медленно провел ладонью по шее лошади, успокаивая её и пытаясь настроиться на нужный ритм, в ответ получив нетерпеливое, слегка резкой пофыркивание. Конь Кибы казался каким-то беспокойным, он прял ушами и топтался на месте, словно в нетерпении, жевал поводья и нервно бил хвостом по своим бокам, но, похоже, шатен был уверен в своем, так сказать, напарнике, не менее нетерпеливо ерзая в седле.

Намикадзе и Собаку последовали за ними – ещё бы они не последовали, вот только Саске хотел знать настоящую причину, но обернуться и посмотреть не мог, все ещё опасаясь. Хотелось, чтобы Наруто волновался и болел за него хоть капельку – возможно, это придало бы ему уверенности и настойчивости. Но сейчас он даже не чувствовал на себе его взгляда, словно за его спиной зияла пустота – холодная и пронзительная, от которой хотелось сбежать, уже сейчас, даже не дожидаясь команды, пришпорив коня и помчавшись вперед. К слову, от финиша его сейчас отделяло метров триста, и Саске был твердо намерен миновать их первым, но не ради желания, а ради того, чтобы после, обернувшись, с высоты, с победой в руках, наконец-таки посмотреть Намикадзе в глаза.

Собаку промолчал, но правую руку высоко поднял, сигнализируя о том, что участникам столь своеобразного заезда стоит приготовиться. Инудзука напрягся, и Саске тоже весь обратился во внимание. В любых гонках удачный старт увеличивает шансы на победу, и Учиха упускать такую фору не собирался, прильнув к шее лошади и полностью сконцентрировавшись на предстоящем соревновании.

Вдох-выдох. Эмоции уходят на второй план, маршрут перед глазами и точка финиша в его конце. Вдох-выдох. Почувствовать лошадь, её вздымающиеся бока, дрожь в напряженных мышцах, пульсацию горячей крови под кожей. Вдох-выдох. Отпустить волнение, заглушить порывы, замереть в ожидании. Вдох-выдох. Быстрое движение, ухваченное лишь краем зрения, секундный толчок и свист ветра в ушах, приближаемый желаемую точку, превращая её из призрачной цели в реальное достижение.

Он опережал Кибу. Знал это. Чувствовал. От макушки до пят словно волна скатилась, забирая оцепенение ожидания, а на лице уже зрела победная улыбка. В душе словно распахнулись неведомые до этого двери, желая впитать в себя целый мир. Жар скачки подстрекал, разгоняя кровь по венам до запредельной скорости. Послушность лошади пьянила осознанием власти над небом, землей и ветром. Эйфория достигла своего предела, когда вспышка осознания полной и безоговорочной победы на миг затмила мир перед глазами. И тогда… тогда, когда по телу снова прошлась судорога напряжения, когда свист ветра в ушах сменился победным кличем, когда рука на поводьях дрогнула от понимания того, что он заигрался в покорителя широких дорог, Инудзука, на своем пегом, обогнал его, высоко вскинув руки и с восторженным воплем миновав финишную черту. Он проиграл. Знал, что проиграет, где-то в глубине души, но от этого чувство опустошения не стало менее тянущим и давящим, а руки более сильными, безвольно скользнув по шее лошади, кончиками пальцев цепляясь за шелк ухоженной гривы.