Текст книги "Паучий престол I (СИ)"

Автор книги: Lelouch fallen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 32 страниц)

– Ага! – громко выкрикнул Инудзука, осаждая коня и, дернув за поводья, заставляя его резко развернуться. – Наша, деревенская, взяла!

Кажется, Саске хотел что-то ответить, мол, гарадские не сдаются или я требую реванш, но конь Кибы, то ли испугавшись чего-то, то ли ещё не отошедший от бешеной скачки, то ли подстрекаемый самим наездником, резко стал на дыбы, громко заржав и высоко вскинув копыта. И Ласка, то ли тоже испугавшись, то ли все ещё пребывая в жаре скачки, то ли соперничая с жеребцом, так же встала на дыбы, вот только Саске… Саске уже отпустил поводья, перед тем, как окунуться в стремительную темноту, успев-таки заметить резкую вспышку эмоций в глубине глаз цвета индиго.

========== Глава 5. Часть 3. ==========

Будешь ли ты рядом,

Когда мне холодно?

Будешь ли ты рядом, когда я буду падать?

Будешь ли ты рядом?

Мое сердце холодеет.

Будешь ли ты рядом, когда я буду падать?

Скажешь ли да?

* Skillet. Will you be there?

– Саске… Саске? Саске! – Учиха улыбнулся – впервые Собачник звал его по имени, вот только звал он его как-то приглушенно-тревожно, словно издалека, пытаясь то ли настигнуть, то ли докричаться до него, то ли достучаться до его сознания, которое все ещё было мутным, будто он барахтался в болотной воде, тщетно пытаясь выгрести из этой трясины на берег. Наверное, что-то произошло, раз он чувствовал себя так, словно по нему прошелся табун лошадей. Впрочем, если напрячься, то, вопреки отдающей в голове противным звоном путанице, припоминалось, что причиной его нынешнего состояния все-таки были лошади, точнее, одна, которая, собственно, его и сбросила.

Сам виноват – вот, о чем подумал Саске, пытаясь приоткрыть глаза, в которые бил слепящий свет, ведь предполагал же, что скачки наперегонки, да ещё и в подвыпившем состоянии, могут иметь негативные последствия, но все равно было даже слегка обидно от осознания того, что этот заезд он Инудзуке проиграл. Видел бы его сейчас Итачи, валяющегося в дорожной пыли и не способного даже пальцами пошевелить. Хотя, лучше бы не видел, потому как для самого подростка не было ничего более постыдного, чем укоризненный взгляд Итачи, за которым неизменно следовал легкий тычок в лоб, мол, несмышленый младший брат предупрежден и прощен. Возможно, он был непоследователен в своих мыслях, но, ввиду его состояния, Саске простил себе эту слабость, все-таки признавая, что хотел бы увидеть брата, даже будучи в столь плачевном состоянии. Кстати, каково, собственно, его состояние и насколько оно, в действительности, плачевно?

Почему-то собственное беспомощное положение воспринималось непривычно легко и спокойно или же он просто ещё не осознал, какие последствия может иметь падение с лошади, пытаясь не обращать внимания на ноющую боль во всем теле. Все семнадцать лет жизни не пронеслись перед его глазами, значит, помирать было ещё рановато, но сам факт возможных травм это не отметало. Наверное, родители все-таки были правы в своих строгих и ультимативных методах, видя, что он слишком своеволен, пусть и пытается придушить свой норов, как и скрыть, что он все же подвластен эмоциям и не настолько сдержан и рассудителен, чтобы не ограничивать его свободу, и считая, что он все ещё ребёнок, которого нужно воспитывать в срочном порядке, пока не стало слишком поздно. Интересно, родители будут сильно возмущены, когда узнают, насколько безрассуден он был, поддавшись на провокацию?

– Думаю, они будут в бешенстве, – кто-то, пока ещё воспринимающийся, как расползающееся перед глазами темное пятно, ответил на его вопрос, а, значит, во-первых, он задал его вслух, а, во-вторых, ситуация была не настолько плачевной, раз он мог рассуждать о подобных вещах, – но их гнев, в первую очередь, должен пасть на меня, как человека, который взял на себя ответственность за их сына.

– В первую очередь, – делая акцент на этой фразе, пробормотал Саске, – отгребет птичник, – моргнув пару раз, он наконец, смог сконцентрироваться на человеке перед ним, точнее, на склонившемся над ним симпатичном лице в обрамлении волос цвета солнца и глазах цвета индиго, в которых плескалось волнение. – Он слишком непоследователен в своих методах воспитания.

– Ну, слава богу, – где-то в стороне пробормотал Инудзука, и брюнет, слегка поморщившись, фыркнул, потому как даже это деревенское недоразумение волновалось за него, того, кто влез в их компанию, вынудив принять себя, потому что… потому что так сказал Наруто, о чем сам Учиха задумался только сейчас. – Раз гарадской рассуждает в привычной для себя манере, значит, сотрясения нет.

– Заткнись, Собачник, – проворчал Саске, честно говоря, пользуясь ситуацией, которая позволяла ему не утруждать себя вежливостью, – и без тебя голова раскалывается, – он, конечно, чуток приукрасил действительность, и голова у него практически не болела, а вот спина… да, кажется, он чувствовал каждую косточку, пробуя пошевелиться, дабы убедиться, что повреждения не настолько серьезны. Руки-ноги повиновались мысленно-нервным приказам, значит, с позвоночником все нормально, дыхание тоже было ровным и безболезненным – ребра не сломаны, но тупая боль во всем теле от осознания своей относительной целостности не уменьшалась.

– Не двигайся, Саске, – в приказном порядке распорядился Намикадзе, и подросток застыл, правда, не столько потому, что об этом его попросил блондин, а потому, что наконец-то понял, что его голова покоится на коленях Наруто, а под спину его поддерживают сильные руки, бережно и почти невесомо, но при этом давая достаточную опору. – Сворачиваемся и едем ко мне. Пусть Саске сперва мама осмотрит, а после будет видно.

– Твоя мама врач? – рассеянно спросил Саске, боковым зрением замечая, насколько ретиво Инудзука поспешил выполнять поручение блондина. Собаку в поле зрения видно не было, возможно, он был чем-то занят, хотя так было даже лучше, потому что для полностью принижающего его учиховскую гордость комплекта было достаточно и возившегося с ним, как с маленьким, Наруто, так что укоризненный взгляд аловолосого был бы уже перебором для его личного лимита невозмутимости. К тому же, Гаара, похоже, был не таким уж и замкнутым, по крайней мере, в столь узкой компании он вел себя, как обычный человек… И Саске снова фыркнул, подумав о том, что все-таки нехило он приложился, раз в подобный момент думает о взгляде и характере Собаку.

– Медсестра, – коротко ответил Наруто, склоняясь над ним ещё ниже и обеспокоенно всматриваясь в его лицо. – Саске, ты как?

– Я самый больной в мире человек, – попытался отшутиться Учиха, прикрывая веки, потому что блондин был так близко, что ощущалось его дыхание и хотелось приподнять руку, чтобы прикоснуться и скользнуть пальцами по загорелой щеке.

Забота Наруто, как наркотик. Саске понимал, что она опасна для него, что от неё нужно, не медля, отказаться, что чревато настолько плотно привязываться к практически незнакомому человеку, но чем чаще он повторял себе это, тем отчаяннее не хотел терять это ощущение безопасности и свободы, которое одолевало его в присутствии блондина. Может, именно поэтому он стал не достоянием, а разочарованием? Может, его природа сама по себе была слабой и нуждающейся в сильном плече? Может, он просто не был создан для того, чтобы быть идеальным Учихой? Раньше подобных мыслей не возникало. У Саске не было на них права, потому что обстановка, в которой он вырос и в которой его воспитывали, просто не предопределяла подобных сомнений, но здесь, вдали о того, что и делало его Учихой, обнажая личину простого человека, все желания и рвения обострялись, и Саске, в такой-то момент, признался сам себе, что ему нравится быть опекаемым. Но не кем-нибудь, нет. Был бы здесь хоть Ходзуки, хоть Нара, хоть вся лос-анджелеская богема, он бы ни к кому из них не потянулся и не доверился бы так, как это происходило рядом с Намикадзе. Может ли быть так, что в том, о чем ему говорил брат, был смысл? Могло ли быть так, что двое в этом мире встречались только потому, что были предназначены друг другу судьбой?

– Все-таки у меня полное и глубокое сотрясение, – с улыбкой на губах констатировал Саске, позволив себе очередную мимолетную слабость и прикоснувшись к ладони блондина кончиками пальцев, ощущая желанность тепла этого прикосновения, – потому что сейчас в моей голове роятся совершенно дурацкие мысли.

– Ответственность за это я тоже возьму на себя, – на полном серьезе ответил блондин, а Саске подумал о том, что, знал бы Наруто, насколько он прав в своих выводах, то не бросался бы столь сокровенными фразами, которые были слишком нереальны для современного мира отношений. – Попробуй-ка сесть.

– Это издевательство над больным человеком, – пробормотал Учиха, все-таки повинуясь блондину и пытаясь подняться. Конечно же, Наруто его поддержал. Подростку даже показалось, что его приподняли и бережно усадили, сразу же прислоняя спиной к своей груди, поддерживая и не позволяя давать нагрузку на возможные травмированные участки. Да, так оно и было, но Саске не хотелось думать о том, что о нем заботились, как о девчонке. Не хватало ещё, чтобы Намикадзе на руках его носил на глазах у всех! А он мог. Саске чувствовал, пусть сейчас и не видел его лица, но это жертвенное рвение скорее подставить под удар себя, нежели его, слега пугало, в первую очередь тем, что Учиха не знал, что он сам может дать Наруто в ответ на столь бережную и, прямо скажем, гиперболизированную заботу.

– Саске, что болит наибольше? – вопрос прошептали на ухо, и Саске замер, все ещё ощущая легкое прикосновение воздуха к своей коже.

– «Разве именно сейчас это имеет значение?», – хотелось спросить, а после просто помолчать, не нуждаясь в заведомо известном ответе. Помолчать, вот так вот, застыв в этих бережных полуобъятиях, в которых, вполне возможно, ему больше не суждено очутиться, поэтому-то он и затянул молчание, делая вид, что прислушивается к ощущениям, на самом же деле впитывая в себя столь приятное, словно тянущееся к нему с помощью ниточек тепло, разливающееся по телу и замещающее собой боль.

– Рука, – все-таки ответил Саске, понимая, что у него нет права претендовать на что-то большее, нежели забота о пострадавшем, в чем Намикадзе, очевидно, чувствовал себя виноватым, ведь вроде как именно он поручился перед Какаши за безопасность этой вылазки, взяв на себя ответственность за несмышленого гарадского и предоставив ему, как он считал, самую надежную лошадь. – Да, рука. Правая, – рука, и правда, болела, точнее, жгла от запястья до локтя, словно её долго, упорно, медленно, с нажимом чесали, соскребая кожу и мясо, и Учиха, даже ещё не смотря, уже знал, что увиденное ему не понравится.

– Вот… дерьмо! – это было самое безобидное слово, которым Саске смог описать то, что он увидел. Рука была в клочья. Ну, да, подросток утрировал, потому что, на самом деле, он всего лишь содрал кожу, но сам факт того, что подобное зрелище было жутким, это не отметало. Рана кровоточила и щипала, конечно же, она была грязной, а обрывки кожи завились по бокам ран, ещё больше нагнетая обстановку. Мышцы, похоже, были не сильно задеты, но одна, сама глубокая полоса, все же вспорола мясо, разворотив края, что смотрелось просто отвратительно. Нет, Учиха не был впечатлительным и снова в обморок не грохнулся, но все же смотреть без содрогания на свою руку не мог, тем более что от подобного увечья могли остаться шрамы: память – не память о деревенском времяпровождении, а подобные следы точно не станут украшением на его безупречном теле.

– Синяки – это мой максимум, – с досадой пробормотал Саске, уже представляя, к каким мерам может прибегнуть его матушка, если шрамы действительно останутся – самым забавным был вариант с татуировкой. В принципе, красивый рисунок довольно-таки эффектно смотрелся на его безупречном, юношеском теле… да, на юношеском. Нет, вариант с татуировкой точно не понравится Микото Учиха.

– Что, и коленки не сбивал? – с ощутимой усмешкой в голосе спросил Наруто, медленно, аккуратно отводя его руку в сторону так, чтобы он не мог видеть рану. – Киба, воды! – повысив голос, распорядился Намикадзе, сразу же склоняясь над ним так же низко, как и тогда, когда он очнулся, задыхаясь не только от боли во всем теле, но и от близости парня. – Даже пальчики не резал?

– Конечно, резал, – фыркнув, возмутился Учиха. – Бумагой, – стушевавшись под столь пристальным и недоверчивым взглядом, добавил подросток. – И это, между прочим, довольно-таки неприятно, – нет, он не оправдывался, просто не хотелось в глазах Наруто быть неженкой и домоседом, которого всячески ограждали от внешнего мира.

Конечно же, он был обычным ребёнком, играл и резвился, как все. Ну, может, не все, ибо в песочнице с малышней он не возился и в пиратов-разбойников играл разве что с братом, просто даже тогда, будучи всего лишь ребёнком, Саске был слишком сообразительным, чтобы подвергать себя опасности, лазая по деревьям, гоняя на велосипеде или же стреляя из самодельного лука, изображая индейцев. Всего должно быть в меру – так считали его родители, и так считал сам Саске, предпочитая развивающие и познавательные игры, а движения ему хватало и во время занятий спортом. И это было нормальное детство, для Учиха Саске, другого он не знал и не хотел, понимая, что за то, что он родился в богатой и влиятельной семья, не знающий безденежья и лишений, нужно заплатить определенную плату. А о том, как это – пойти против целой системы и захлебнуться в последствиях столь опрометчивого шага, Саске знал не понаслышке.

– А во время занятий по кендо можно получить и более серьезные травмы, – продолжал болтать подросток, словно с отчаяньем использовал этот шанс – шанс быть наедине с Наруто и говорить о столь обыденных вещах, которые, впрочем, помогали им лучше узнать друг друга, хотя, по сути, это именно он раскрывался перед Намикадзе, который лишь загадочно улыбался в ответ. – Но я, знаешь ли, неплохой боец, – Саске фыркнул. – Вообще-то лучший в спортивном клубе, хотя, даже прозанимавшись восемь лет, все равно не понимаю, зачем оно мне надо, – болтливость была ему не к лицу, Саске вообще не был болтливым, и его излюбленное «хн», зачастую, заменяло большинство фраз, но то ли он, и правда, сильно ушиб голову, то ли на него повлияла близость блондина, но поведать о себе хоть что-то стало просто острой необходимостью, хотя, возможно, он всего лишь надеялся услышать на ответную откровенность.

– Да? – Наруто все ещё держал его руку, а Саске только и оставалось, что морщиться, когда примчавшийся Инудзука, дыша, как паровоз, начал поливать его руку привезенной в бутылках водой, смывая с неё пыль и грязь, хотя в этот миг перед ним было только лицо Намикадзе. – И зачем же ты тогда занимаешься этим кендо, если оно не приносит тебе удовольствие?

– Надо, – с умным видом протянул Саске, фыркая, дабы не шипеть, потому что ощущения были не самыми приятными, можно сказать, из разряда тех, когда челюсть сводит от мнимой оскомины. – Я ещё и на плаванье хожу, – продолжал брюнет, стараясь не поддаваться чувству правильности происходящего, когда его голова покоилась на коленях Намикадзе, а сам блондин хлопотал вокруг него. – Оно мне больше нравится, чем кендо, но, как сказал мой тренер, – брюнет выразительно потряс указательным пальцем здоровой руки, – рожденному летать – плаванье ни к чему.

– Странная мудрость, – констатировал Намикадзе, задумчиво играя с прядкой его волос. – Гарадская, – они ещё с минуту помолчали, просто рассматривая лица друг друга, пока Киба возился с его рукой, обтирая её чем-то влажным и пытаясь не задевать края ран, и Саске изредка шипел, морща нос, на что блондин лишь фыркал, с каждым разом все медленнее скользя пальцами по его смоляным прядям.

Этот миг был слишком быстротечным, чтобы делать какие-то выводы, но оказался достаточным для того, чтобы развеять те остатки неловкости, которые все ещё сковывали их обоих. Бесполезно убеждать себя в том, что это тяга к неизвестному и неизведанному. Глупо считать возникшую между ними связь дружбой. Недостойно человека, который никогда не считал себя наивным и, конечно же, который старался быть максимально честным сам с собой, отвергать и отрицать то, что было слишком очевидным. Наруто уже заполучил его сердце, не сделав для этого практически ничего, но в этом-то и была вся соль. Он влюбился в этого человека не из-за чего-то или же почему-то, а просто потому, что это был Намикадзе Наруто и никто другой.

Помнится, два года назад, он пытался разобраться, почему брат, которому не было равных и перед которым были распростерты все дороги, желая, жаждая, чтобы он ступил именно на одну из них, отвергает все перспективы и возможности ради одного человека. Может, если бы это была женщина… если бы даже парень, но не с таким прошлым… если бы эти отношения не ломали Итачи, как личность, и не были столь болезненны… Да, может, тогда он бы смог понять – так тогда считал Саске – но связь с бывшей шлюхой и наркоманом, с человеком, который не мог дать ему ничего взамен, кроме своего тела и пылких слов, узы, которые клеймили, причем несмываемо, подросток понять не мог.

– Просто люблю, Саске, – вот что ответил ему Итачи, спокойно, с пониманием выслушав пылкую речь юного Учихи, который за обидой, досадой и вспыльчивостью пытался спрятать ревность, ведь, получалось, теперь его брат, тот, кто пятнадцать лет был рядом даже тогда, когда их разделяли сотни миль, теперь принадлежал другому, и Саске не мог, да и не хотел сопротивляться этому недостойному чувству. – Просто любить – это намного сложнее, но и намного искреннее, ответственнее, чем любить за что-то или почему-то.

Тогда он надулся, не соглашаясь с братом, но пытаясь понять его чувства, хотя так и не понял… по крайней мере, до этого момента. Пусть это и казалось невозможным – влюбиться за несколько дней – пусть, может быть и такое, это чувство и не то, великое, светлое, единственное и на всю жизнь, но это была его первая любовь, а подобные вещи никогда не забываются и не покидают сердце. Подобную, человеческую, слабость мог позволить себе даже Учиха Саске.

– Ну, более-менее, – где-то на заднем фоне озадачено-виновато пробормотал Киба, и мир для двоих плавно, словно клубы пара, отступил, оставляя после себя застенчивое послевкусие, вот только за эти секунды Саске, даже осознав собственные чувства, так и не смог понять, что же скрывалось за этим мягким, понимающим, заботливым взглядом Намикадзе.

– Приведи мою лошадь, Киба, – попросил блондин, и Учихе оставалось только продолжать удивляться тому, как Наруто может давать распоряжения так, что они не звучали, как приказ, но при этом и без лишних слов и интонаций было понятно, что они не подлежат обсуждению и их исполнение обязательно. – А ты, Саске, попробуй подняться, – брюнет только вздохнул: честно сказать, он был бы не против ещё полежать вот так, посреди полевой дороги, в пыли, с растрепанными волосами и разодранной рукой, только бы это ощущение близости никуда не улетучилось, оставшись лишь воспоминанием.

Но Саске был реалистом, более того, понимал, что момент сейчас не подходящий, да и ему вполне могло только чудиться, что на самом деле все в порядке, что вновь-таки вернуло его к мысли о том, что либо придется просить Какаши умолчать об этом факте, чтобы он не дошел до родителей, либо же самому, с повинной, признаться Микото в своей беспечности, безрассудности, безответственности и ещё во многих «без…», которые явно не прибавят ему веса в глазах родителей. В принципе, этот же инцидент мог стать отличным предлогом для того, чтобы вернуться домой, но… но Саске домой не хотелось. Впервые за эту неделю Учиха подумал о том, что ему будет одиноко не здесь, в деревне, а за её пределами, в большом городе, где каждый существовал сам по себе. Вот только Итачи… Впрочем, в ближайшем будущем подросток собирался решить и эту проблему.

– Да-да, – проворчал Учиха, подымаясь. Все-таки либо за ним кто-то приглядывал, либо он был чертовки везучим, потому что, похоже, руки-ноги и все остальные части тела действительно были целы, если не учитывать то безобразие, которое Инудзука назвал, кажется, «асфальтной болезнью».

Встать-то он встал, хотя, честно признаться, его слегка пошатывало, но общее ощущения дискомфорта в теле постепенно отступало, впрочем, этого его шаткой неуверенности оказалось достаточно, чтобы Наруто придержал его за плечи, прижимая к себе спиной. Саске даже фыркнул в усмешке, с некой толикой грусти подумав, что это, возможно, первый и последний раз, когда он вот так, близко-близко, ощущая дыхание блондина кожей, находится рядом с Намикадзе, и сразу же поморщился, когда столь приятное чувство полной расслабленности резко исчезло, унося вместе с собой и толики так необходимого тепла.

– Нужно прикрыть твою рану, – со всей серьезностью констатировал Наруто, и Саске лишь вскользь успел заметить, что блондин стягивает с себя рубашку. Зачем – не трудно было догадаться. А после его руку аккуратно обернули импровизированной повязкой, мастерски связав рукава так, чтобы узел не давил на рану. Конечно же, Учиха хотел возразить, но лишь одного взгляда Намикадзе было достаточно, чтобы понять, что эти самые возражения не принимаются, как не принимаются ни контраргументы, ни геройство, ни всяческие попытки сделать все по-своему.

– Держи, – Киба подвел лошадь, передав поводья блондину. – Мы с Шу практически собрали все наши вещи, так что поезжайте вперед, а мы вас опосля догоним.

– Хорошо, – коротко бросил Намикадзе, все ещё поддерживая его под локоть, будто опасался, что упустит момент, когда понадобится его помощь.

– Ты это, Саске, прости… – пробубнил Киба, почему-то не смотря ему в глаза и скрестив руки за спиной, словно провинившийся ребёнок. – Иногда мои тормоза меня подводят.

– Бывает, – Саске пожал плечами, мол, и правда, не произошло ничего сверхсерьезного. – Я не в обиде, к тому же, отчасти и сам виноват, – винить во всем Инудзуку, и правда, было нелепо, ведь у него есть и своя голова на плечах, которая, вообще-то, дельно так варит, основательно, анализируя и предполагая, так что то, что для Кибы было нормой и что можно было ему действительно простить ввиду особенностей его характера, для Саске было недопустимой оплошностью. Все-таки стоило взять себя в руки и прийти в норму, тем более что с тем чувством, которое терзало и сметало его изнутри все эти дни, он более-менее разобрался, а ещё… Ещё, если он хотел наконец-то понять, что же на самом деле испытывает к нему Наруто, стоило перестать притворяться кем-то и быть собой, иначе у блондина на его счет действительно могло сложиться ошибочное мнение.

– Сможешь сам сесть на лошадь? – на полном серьезе спросил Намикадзе, всем своим видом показывая, что готов помочь в любой ситуации и при любом раскладе.

– Конечно! – слегка обиженно фыркнул Саске, вопреки здравому смыслу и пересиливая боль в руке, взобравшись на лошадь. Конечно же, Наруто придержал коня за поводья и даже стал его точкой опоры, но это была самая малость из того, что, как показалось самому Учихе, был готов сделать для него Наруто. Ещё не хватало, чтобы Намикадзе подсаживал его в седло, как барышню, или, что ещё хуже, таскал бы на руках. Наруто это мог – Саске не сомневался ни в его физических, ни в мотивационных возможностях, но ведь он и сам не был рохлей, и какая-та царапина ещё не делал из него недееспособного. Может, он бы и хотел очутиться на руках у Намикадзе, но эти желания принадлежали совершенно иной их истории, которая, увы, существовала лишь в фантазиях самого Саске.

– Мы поехали, – Наруто запрыгнул в седло, а Саске словно лом в спину вставили, настолько он напрягся, когда понял, что ему придется всю дорогу до дома Намикадзе ехать с ним на одной лошади, более того, будучи так близко к нему, касаясь его, ощущая на себе его дыхание и взгляд. Нет, это было слишком, но путей для отступления ему не оставили.

– Держись крепче, Саске, – в том же, обманчиво-просительном, тоне сказал Намикадзе, тронув бока коня, при этом одной рукой удерживая поводья, а второй плотно прижав его к себе, перехватив за талию. Если Саске и думал о том, что в этом мире больше нет вещей, способных смутить его, то, как оказалось в этой ситуации, вещей, и правда, нет, а вот один человек есть, и этот человек сейчас бережно прижимал его к себе, пристальным взглядом глаз цвета индиго сконцентрированно смотря только вперед.

//-//

Дорога до дома Намикадзе запомнилась Саске смутно. Сперва он был слишком напряжен, чтобы обращать внимание на что-либо, кроме крепко обнимающей его руки и надежно подставленной в качестве опоры груди, о том же, что они с блондином в тот момент соприкасались и другими частями тела, подросток старался не думать, а после накатила такая усталость, что весь путь от озера до фермы превратился в сплошное туманное марево. Он даже не заметил, когда к ним присоединились Инудзука и Собаку, просто уловил на периферии, что Наруто с кем-то тихо переговаривается, а этот кто-то ему не очень-то приглушенно и отвечает. Впрочем, от Кибы он иного и не ожидал, правда, Саске все же удивило то, как шатен вокруг него хлопотал, виновато, всем своим видом показывая, что готов понести ответственность, которую Учиха не собирался перекладывать на чужие плеч, собирая сам держать ответ за свою же опрометчивость.

Лошадь ехала размеренно, причем настолько, что Саске банально приспало это равномерное покачивание, хотя должное нужно было отдать и наезднику, который, похоже, специально, придерживал коня, объезжая ухабы и кочки. Ощущение уюта и тепла было настолько приятным и, оказывается, так и не забытым с далекого детства, что Учиха позволил себе эту слабость – быть ведомым, пусть, по сути, ничего особенного и не происходило, но именно для Саске этот момент был особенным.

Осознать свои чувства – подросток даже вздрагивал в крепких объятиях Намикадзе, словно вспышкой, раз за разом, переживая тот момент, когда трепещущее внутри зыбкой неопределенностью чувство стало ясным и понятным, будто Наруто был именно тем, кого он ждал все эти семнадцать лет. Глупое чувство. Глупые мысли. Глупый Саске. И он, кажется, даже улыбался в полусне, понимая, что быть глупым не так уж и страшно, по крайней мере, не тогда, когда чувствуешь твердую опору у себя за спиной.

Скорее всего, его первая любовь будет скоропалительной и болезненной – это Саске тоже понимал и думать об этом пока что не хотел, возможно, все ещё на что-то надеясь, ведь он так и не был окончательно уверен в отношении к нему Наруто. Лгут те, которые говорят, что, даже без взаимности, одного присутствия любимого человека рядом достаточно для того, чтобы быть счастливым. Чушь. Этого не просто недостаточно. Этого крайне мало. Это лишь крохи, которыми человек пытается насытиться, дабы обмануть свой голод по любимому человеку. Но обман – это даже ещё хуже мнимости отношений между двумя, когда один лишь прикрывается личиной дружбы, тем самым обманывая, но думая, что этот обман делает его счастливым, хотя Саске даже себе пока что не мог ответить на вопрос, а хватит ли ему самому мужества признаться Наруто?

Возможно, если бы у него было больше фактов, от которых можно было бы оттолкнуться и которые можно было бы истолковать хотя бы двусмысленно, он бы рискнул, поставив на кон все, и рассказал Наруто о том, что тот пленил его сердце, душу, всего Учиху Саске, но то ли Намикадзе был слишком осторожным, то ли, и правда, в мотивах его поступков не было двойного дна, но пока что судить о чем-то однозначно подросток не мог. Существовал и вариант признаться Наруто, например, за день до своего отъезда, но, даже если Намикадзе и ответит взаимностью, что это даст? Саске был противником отношений на расстоянии, но не потому, что в таком случае начинаешь подозревать свою пару в изменах или же бесишься от того, что он только что не ответил на твой звонок, пошел развлекаться с друзьями, когда тебе самому тошно, или же просит твоей поддержки в тот момент, когда ты из-за обстоятельств, а не прихоти, не можешь сделать этого, а потому, что расстояние охлаждает чувства, превращая их в обязанность.

Сам он, конечно же, не имел подобного опыта, но пример другого человека, брата, был более чем нагляден. Да, Итачи был популярен у противоположного пола, знал это и умел этим пользоваться. Внешне невозмутимый и сдержанный старший сын четы Учиха имел достаточно ни к чему не обязывающих связей, которые, естественно, скрывал, но все это не отметало тот факт, что Итачи вел отнюдь не монашеский образ жизни ещё со средней школы. Странно это или нет, но Саске знал все: когда Итачи впервые поцеловался с девушкой, когда начал заниматься сексом, сколько любовниц у него было, и что каждая из них для него значила, как и знал об истинных причинах расставания с той, которую Итачи действительно любил.

Роман его брата начался в выпускном классе старшей школы и длился чуть больше года. Она была милой и хорошей, как говорил Итачи, достаточно ответственной, сообразительной, умной и обаятельной, чтобы стать ему достойной парой, но при этом не испорченной светским обществом настолько, чтобы притворяться таковой, какой она на самом деле не была. После выпускного Итачи поступил в Калифорнийский университет, а она уехала в Вашингтон. Может, Итачи тоже уехал бы вслед за своей возлюбленной, но уже в тот момент у него были обязанности, которыми молодой наследник корпорации не мог пренебречь. Они переписывались, звонили друг другу и устраивали видеосвидания, но вживую виделись только раз – на Рождество, а вскоре все эти переписки, звонки и разговоры стали всего лишь привычкой – ни к чему не обязывающей и ничего не значащей. Огонь первой любви Итачи истощился и угас из-за расстояния, поэтому, зная, как это – быть всего лишь привычкой, Саске и не хотел отношений на расстоянии. Но в таком случае получалось, что отношения между ним и Наруто невозможны в принципе, потому что расстояние будет между ними всегда, а о переезде кого-либо из них даже заикаться не стоило – и у него, и у Наруто были свои обязанности.

Из полудремы Саске вынырнул, когда почувствовал, что тепло исчезло, и это неприятное ощущение заставило его, вздрогнув, таки разлепить тяжелые веки, сонно осматриваясь. Повертев головой, пытаясь понять, где он, собственно, находится, Учиха пришел к единственному выводу – ферма Хатаке и в подметки не годится угодьям Намикадзе. У Какаши все было как-то кучно – домик, двор, сарайчики, прочие хозстроения, а ферма Намикадзе, судя по всему, была разбросана по большому периметру, четко отделяя жилую зону от хозяйственной.