Текст книги "Паучий престол I (СИ)"
Автор книги: Lelouch fallen
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 32 страниц)
Между ними никогда не было соперничества, разве что немного, когда в маленьком Саске взыграли учиховские гормоны, но порой подростку казалось, что Итачи, что бы он ни делал и какой бы вклад с юных лет не вносил в развитие семейного бизнеса, всегда оставлял после себя лазейку для него, для Саске, в которую тот и протискивался, ни в чем не уступая и не отставая от брата, едва ли не угрожая превзойти его. Возможно, именно поэтому для своих родителей он всегда был вторым. Не потому, что тянулся за братом с завидным рвением, а не соперничал с ним, и не потому, что Итачи относился к нему столь снисходительно, подставляя свое плечо и страхуя от возможных ошибок, а потому, что им двоим удалось то, что в свое время стало костью раздора между Фугаку и Мадарой. Несмотря ни на что, они были настоящими братьями.
– Итачи, я хотел спросить, – Саске снова нахмурился, понимая, что, возможно, и не стоит подымать эту тему, что у них с братом и так есть о чем поговорить, но все же любопытство жгло его изнутри, и это пламя не утихнет, пока он не расставит все по своим местам, – кто тебе сказал, что я в Майями?
– Фугаку, – коротко отчеканил Итачи, но даже столь сдержанного и предельно ясного ответа было достаточно, чтобы понять многое и всполошенно вскинуться, ощущая бешеное биение своего сердца.
– Ты видел его? – срываясь, задыхаясь вмиг раскалившимся воздухом, спросил подросток. – Ты говорил с отцом? – и затих, снова сжимая телефон вспотевшими пальцами и жадно вслушиваясь в тишину, в просторах которой, казалось, сейчас грянет гром.
– Я волновался за тебя, Саске, – тактично ответил Учиха старший, но подростку и этого было достаточно, чтобы понять, столь многое скрыл от него брат, – поэтому пришлось наведаться в особняк.
– Ты придурок! – вспылил Саске, тяжело дыша. – Ты, Итачи… даже ради меня… даже если я исчез и не давал о себе знать… – на этот раз слова обрывались не только из-за негодования, но и от слез, которые таки сорвались с его ресниц, пачкая щеки солью и придавая каждой фразе ещё большей горечи. – Ты не должен был приходить к нему и унижаться! – да, именно это грызло Саске изнутри, то, что ради него, слабого и глупого младшего брата, Итачи пришлось преклониться перед отцом, человеком, который только и ждал того, когда его упрямый и горделивый сын оступится и даст слабину, чтобы после, возвышаясь над ним, навязать свои правила, продиктовав условия той жизни, в которой у Итачи не было бы его сердца, не было бы Дея. И именно сейчас, когда Саске понимал, что означает любить, эта правда была ещё более болезненной и горькой, словно предвестник того, с чем ему неумолимо придется столкнуться в будущем.
– Оно того стоило, братишка, – тихо, с нежностью и ощущаемой братской любовью ответил Итачи, и Саске не сдержался, как мальчишка, зарыдав в голос. Слабак и рохля – вот кто он, а не чета старшему брату, который даже сейчас, будучи за сотни миль, оставался его незримой тенью, оберегая и опекая, который, уступив своим принципам и поставив под удар свою семью, не оставил его, вновь вступив в противостояние с их не менее упрямым и горделивым отцом.
Брат – сильная личность. Наверное, только ему было под стать тягаться с Учиха Фугаку, но он, младший брат, все ещё был для Итачи уязвимой связью, и это отдавалось в сердце подростка тупой болью, словно назидая, нависая над ним пониманием того, что вся его жизнь – сплошное лицемерие, на которое он закрывал глаза, пытаясь быть настоящим Учихой. Наверное, теперь он мог понять родителей, которые не видели в нем достойного наследника и все ещё надеялись на то, что старший сын одумается и вернется, его же просто имея в виду, как запасной, но не самый лучший вариант. В конце концов, был ещё Мадара и его сын Шисуи, даже Гурен, сводная сестра Фугаку и Мадары по отцу, могла стать более достойным кандидатом на пост главы корпорации, чем он – никчемный мальчишка, рыдающий в школьном туалете, как трус и слабак.
– Какого черта, Саске? – едва ощутимо повысил голос Итачи, хотя подросток и так знал, что брат скорее удивлен, чем рассержен. – Ты даже в детстве не рыдал, а сейчас-то что случилось?
– Прости, – Саске таки удалось придушить слезы, но это ещё не означало, что он перестал плакать, просто они теперь беззвучно катились по щекам, капая на белоснежную футболку и оставляя на ней влажные следы. – Я знаю, что должен быть сильным, должен быть… – подросток на секунду запнулся, но все-таки продолжил, оставив внутренние метания для разговора с собственной совестью, – Учихой, но не тогда, когда ты не говоришь, а я и так догадываюсь, что отец снова пытался промыть тебе мозги и, наверняка, каким-то хитростным образом пробовал надавить на тебя.
Он прекрасно знал, на что способен Учиха Фугаку, поэтому и понимал, что отец не предпринимает ничего кардинально-деятельного только потому, что считает, что у Итачи это временно, как прихоть, что его любовь к Дейдаре – это всего лишь запоздалый подростковый максимализм и протест, как и винит блондина в том, что тому своим блядским шармом удалось сбить Итачи с пути, но у терпения Фугаку тоже была своя грань. Два года прошло, и за это время Итачи ни разу не появился на пороге их дома и ни о чем не попросил – изначальный план Фугаку сломить сына измором и лишениями провалился, и теперь он думал над чем-то более действенным, что не оставит старшему сыну выбора «или-или».
Скорее всего, отец решил убить одним выстрелом сразу двух зайцев: и преподать ему урок, и надавить на Итачи, зная, насколько старший брат привязан к младшему и наоборот, хотя, судя по спокойствию Итачи, ему это не удалось. В какой-то мере Саске был рад, хотя он тоже хотел, чтобы Итачи вернулся в семью и занял свое законное место, но поражение отца могло означать только одно – следующая попытка вернуть все на круги своя будет ещё более молниеносной, радикальной и жестокой.
– Послушай, Саске, я рад, что нам удалось поговорить, но у меня работа, – Итачи не извинялся, по крайней мере, он этого не говорил, но подросток и так понял все без слов. Казалось, что это своего рода дежавю: с разными людьми он переживал одни и те же эмоции, и над этим стоило задуматься. Определенно. Ведь, сравнивая брата и Наруто, он просто мог ошибиться в своих чувствах, тем более что они были слишком похожи даже в своей манере говорить и заботиться о нем. Они оба никогда не извинялись, пусть и давали понять, что чувствуют за собой вину.
– Да, я понимаю, – стараясь удержать ровное дыхание, которое все равно предательски сбивалось, ответил брюнет. – Не буду тебя отвлекать.
– Ты же сможешь ещё позвонить мне? – с легкой тревогой спросил Учиха старший. – Или же мне самому перезвонить на этот номер позже?
– Нет! – отчаянно выпалил Саске, после медленно выдыхая, пытаясь успокоиться. – Я сам… сам тебе позвоню, но не знаю когда.
– Хорошо, – кажется, тоже с облегчением ответил Итачи, а перед глазами Саске снова всплыло лицо брата с той, заботливой улыбкой, которой не видели даже их родители. – Я верю в тебя, братишка.
– Спасибо, – таки шмыгнул носом подросток. – Передавай привет Дею.
– Обязательно. Он будет рад, – и отключился, вот так вот просто, не сказав даже банального «прощай» или «до скорого», но так было даже лучше, потому что Учиха младший и так понял, что разговор не оборвался и не был закончен. Таким образом Итачи давал понять, что ждет его следующего звонка, и у Саске не было права его подвести.
Он не стал рассиживаться в туалете, раздумывая над тем, что только что произошло. Нет, может быть, он бы и подумал, проанализировал бы каждое слово и попинал бы себя за несдержанность и глупые слезы, но, исчезнув из поля зрения Собаку, тем более с телефоном Намикадзе, он мог спровоцировать ненужные расспросы, а отвечать на их вопросы и даже смотреть на этих двоих не хотелось, по крайней мере, пока он не приведет себя в порядок.
Щеки предательски горели, а глаза все ещё были на мокром месте. Скорее всего, сегодня таки придется снять линзы, а ещё лучше дать глазам отдохнуть от них хотя бы пару дней. Может, на выходных, потому что появляться в школе в очках он не собирался, но не потому, что боялся быть высмеянным, а потому, что просто отвык от них, тем более что потом вновь пришлось бы привыкать к линзам, от чего у подростка щипало глаза, да и видел он мутно. В общем, брюнет нашел неплохую тему, чтобы отвлечься, в это же время решая, что стоит перевести дух, умыться и успокоиться, а после, как ни в чем не бывало, выйти на люди, снова спрятавшись за очередной маской.
Вдохнув-выдохнув, Саске поднялся и, откинув защелку, открыл дверь, медленно поднимая глаза, чтобы тут же, поперхнувшись дыханием, попятиться назад, понимая, что пути к отступлению все равно нет. Наруто стоял прямо перед ним, уже переодетый в будничную одежду, опираясь о раковину и сложив руки на груди. Блондин неотрывно смотрел на него, но не рассматривая, оценивая или же намереваясь подавить своим взглядом, а словно пытаясь что-то сказать, донести, проявить, вот только сам Саске мог лишь судорожно вздрагивать от напряжения, терзаясь одним-единственным, но таким жизненно-важным, неотложным, требовательным вопросом.
– Как давно ты здесь? – Саске даже не предполагал, что Намикадзе может последовать за ним. Ведь какова могла быть вероятность того, что блондин догадается, где ему придумалось укрыться? Или же это он поступил слишком предсказуемо, не найдя более надежное место? Может, это ему стоило быть более осмотрительным и не поддаваться порыву найти предлог, чтобы увидеть его, поговорить с ним, обратить его внимание на себя и снова почувствовать себя нужным именно этому человеку, ощутить его заботу, ведь у него был не один вариант решения, а он выбрал именно тот, который был наиболее безрассуден. Хотя, уже чуточку изучив блондина, он мог бы догадаться, что тот заподозрит что-то неладное и последует за ним. Как бы там ни было, но Наруто сейчас стоял перед ним, внушая страх. Нет, не своим видом и даже не взглядом, а самим фактом своего присутствия в тот момент, когда он не просто сказал лишнее, а когда проявил свою слабость, показав, что даже у Учиха Саске есть слезы.
– Не знаю, – приглушенно ответил Наруто, пожав плечами. – Примерно, с того момента, когда ты выкрикнул, что кому-то не стоило унижаться даже ради тебя, – и Саске, наконец, выдохнул, отпуская внутреннее напряжение.
Главное, что Намикадзе не слышал его признание в любви, а все остальное он сможет объяснить, замять, проигнорировать, в конце-то концов, сославшись на то, что Наруто не должно быть никакого дела до его личных проблем, пусть это ещё больше отдалило бы их друг от друга. Хотя, вновь-таки смотря на Намикадзе взглядом того себя, который ему не доверял, Учиха мог предположить, что тот солгал ему, и на самом деле блондин находился здесь дольше, пусть и не видел в этом здравого смысла, ведь, если бы Наруто узнал о его чувствах, он бы точно не умолчал, тем более не смотрел бы на него с такой тревогой, словно прося довериться.
– Ясно, – смог-таки ответить Саске, надеясь, что на этом их разговор окончен. Он даже смог выйти из кабинки, низко опустив голову и смотря себе под ноги, чтобы избежать соблазна объяснений, которые точно только бы усугубили ситуацию. Он собран и полностью контролирует ситуацию. Сейчас он просто подойдет к блондину, отдаст ему телефон, а после вернется в класс к Собаку, дорисовывать этот чертов плакат, и только потом, когда останется сам, сможет позволить себе не только слезы, но и душеизлияние собственному отражению, так как больше никому, кроме брата, подросток не доверял, даже, бывало, самому себе.
Так он и поступил: приблизился на допустимое и ничего не значащее расстояние, все так же отводя взгляд, и протянул телефон, мысленно умоляя блондина просто забрать сотовый и убраться с его пути без лишних вопросов. Кажется, Наруто понял его без слов, как без слов он и протянул руку, забирая свой телефон. Саске уже выдохнул с облегчением, собираясь поблагодарить и уйти, и пусть Намикадзе думает о нем, что хочет – сейчас мнение парня волновало брюнета меньше всего. Главное, то, что он упорно отодвигал на второй план, пытаясь если не забыть, то хотя бы не придавать этому особого значения. Брат что-то утаил от него, когда уклонился от темы своего разговора с отцом, и солгал, когда он спросил о Какаши – как бы Саске ни старался, но игнорировать подобное, единичное, исключительное он просто не мог. Может, так бы все и произошло, вот только, похоже, у Намикадзе были свои планы и свое мнение.
Саске пришел в себя уже тогда, когда было поздно. Он уж совершил опрометчивый поступок и было поздно упираться, отнекиваться или же пытаться как-то оправдаться. Оставалось только принять то, что он сделал, принять происходящее, как исключение из правил, то самое, которое сам Учиха ранее не признавал. Поэтому он просто сотрясался в крепких объятиях, утыкаясь в сильное плечо, заставляя себя не срываться на рыдания, но все равно не в силах сдержать слезы, которые, как он думал только что, были последними в его жизни. Оказывается, когда тебя поддерживают, намного труднее справиться с собственными эмоциями, потому что, когда ты один и заведомо знаешь, что тебе не на кого положиться, это помогает держать все в себе, изредка, когда уже совсем невмоготу, искать способы утешения, в дневнике, разговорах с самим собой, алкоголе, в конце-то концов, но, когда есть тот, на кого можно опереться и с кем можно разделить свое смятение, трудно отказаться от соблазна быть понятым и утешенным. И Саске тоже не смог, пусть и понимал, насколько жалко он сейчас выглядит.
– Все так хреново? – на грани шепота спросил Наруто, прижимая его к себе ещё крепче, словно хотел впитать эту боль вместе с его слезами, будучи так близко, что хотелось впиться в него, то ли зубами в плечо, то ли губами в столь доверчиво шепчущие губы, скользя по его вздрагивающей спине своими сильными ладонями, будто изо всех сил стараясь сбросить с него этот тягостный плащ безнадежности и отчаяния.
– Я не знаю… – пробормотал Саске, утыкаясь носом в напрочь промокшую от его слез рубашку блондина. – Будучи здесь, я даже представить не могу, что пришлось испытать брату, стоя перед отцом… Боже, что я несу… – Учиха глубоко вдохнул, пытаясь собраться с мыслями, ведь, пусть Наруто и не спрашивал, его сбивчивых объяснений он точно ничего не поймет, а Намикадзе хотел понять и разделить с ним эту ношу. Возможно, так было даже лучше, чем обмозговывать все наедине с собой. В объятиях Наруто думать было проще и яснее, пусть столь не дружеская близость и смущала парня.
– Я виноват в том, что Итачи пришлось унизиться, – коротко и содержательно – вот как все решил объяснить Саске, при этом не вдаваясь в откровенные подробности. – Я пошел против воли родителей, они отправили меня в деревню, а Итачи, не зная, где я, и переживая за меня, вынужден был пойти к отцу, – подросток запнулся, пытаясь правильно сформулировать следующую фразу. – У брата натянутые отношения с родителями.
– Натянутые? – кажется, удивленно переспросил Наруто, и Учиха понял, что тот ему не верит, более того, его задевает то, что Саске не откровенен с ним, словно тем самым предает этот миг доверия.
– Два года назад они выгнали его из дому, – сдавшись под напором бережных объятий и успокаивающего дыхания, пробормотал Саске, – более того, запретили мне с ним общаться, а ведь Итачи для меня – все. Он мне, как отец, мать и лучший друг в одном лице. А все потому… – подросток перевел дух, таки решаясь, ведь именно сейчас, как бы неразумно это ни звучало, ему представился шанс узнать ответ на давно бередивший его вопрос, – потому, что Итачи полюбил парня и не расстался с ним даже под угрозой лишения наследия Учиха, – Саске затаил дыхание, ожидая, а Наруто просто молчал и даже не двигался, словно ожидал ещё чего-то. И подростка это возмутило, ведь он хотел, ждал, желал хоть какой-то реакции, чтобы эта откровенность не повисла в воздухе, так и оставшись всего лишь опрометчиво брошенной фразой. Он хотел знать и видеть. Знать то, что по этому поводу думает Наруто, и при этом видеть его лицо.
Он отстранился, хотя блондин, похоже, пытался этому помешать, но Саске был упрям и настойчив, едва ли не выбарахтавшись из объятий Намикадзе, выпутавшись, выбравшись, слегка отпрянув и таки посмотрев Наруто в лицо. Ничего. Никаких эмоций. Даже глаза, всегда такие выразительные и яркие, по которым можно прочесть пусть и не все, но многое, сейчас были совершенно пусты. Саске вспылил. А чего он ожидал? Что Наруто бросится успокаивать его и заверять в том, что все пройдет? Что он станет более ласков и обходителен? Что тоже проявит какие-то чувства, которых, похоже, не было и в помине? Глупец – вот что мог сказать о себе Саске, понадеявшись на то, что незнакомец способен его понять, более того, сможет принять его неправильные чувства.
– Да! Мой брат любит мужчину! – в бессилой ярости выкрикнул Саске, буравя блондина негодующим взглядом. – И Дей его любит, кем бы он ни был в прошлом! Потому что это – прошлое, а в настоящем их чувствам могут позавидовать миллионы! И я его за это не осуждаю! Я всегда, при любых обстоятельствах, буду на стороне Итачи! И родители не имели права поступать так! Они не должны были выгонять его из дому, лишив статуса наследника! Они могли не смириться, но обязаны были, как родители, попытаться понять, а не рубить с плеча! Вот почему я здесь! – буквально проорал подросток. – Потому, что я слишком похож на своего брата! – только спустя несколько секунд Саске понял, что только что сказал, и с ошалелой дрожью снова отпрянул, жадно дыша и по так и не сменившему свое выражение лицу Намикадзе пытаясь понять, о чем тот сейчас думает и как воспринял его опрометчивые, отрезающие пути к отступлению слова.
– Саске, – мягко, со вздохом, наконец, начал Наруто, – я думаю, что только тебе решать, каких поступков достойна твоя же жизнь, – блондин, пожав плечами, сделал шаг вперед. – Как я уже тебе и говорил, нет ничего плохого в том, чтобы быть тем, кем ты есть на самом деле, – и у Саске словно очередной камень с души свалился, пусть Наруто выразился слишком туманно и неоднозначно, но, наконец, его взгляд таки сказал подростку то, чего он ждал. Наруто не осуждал его и не считал его слабаком, он попытался его понять, более того, не воспринял его слова превратно, тем самым уверяя, что на него можно положиться. Что бы там Намикадзе к нему ни чувствовал, но в том, что это неподдельная, искренняя и желанная дружба, Учиха был полностью уверен. Кажется, даже дышать стало легче, а только что произошедшее больше не казалось неподъемной глыбой, тяжесть которой он разделил с дорогим человеком.
– Я сегодня на машине, – буднично сообщил Намикадзе, доставая из кармана джинс ключи, – так что сейчас поедем домой, – он бросил ему вязку, и Саске её ловко поймал, даже удивившись тому, что руки больше не дрожат, а координация не нарушена, даже не смотря на пережитый стресс, а ведь раньше Итачи его часами отпаивал успокоительными заварками.
– Но… – попытался возразить Учиха, припоминая, что сегодня его освободили от занятий не просто так, а возложив на него, как для местных, ответственную миссию.
– Я заберу твои вещи и скажу мистеру Умино, что тебе стало плохо и я повез тебя домой, – Наруто улыбнулся ему, как раньше, позволяя почувствовать, что грани пропасти между ними стерлись, вновь вернув почву под ногами. – Иди к машине, Саске, и… – едва ощутимо, кончиками пальцев, он скользнул по его руке, разворачиваясь и уходя, – спасибо, что доверился мне.
– Хорошо. Я… – и обессилено умолк, улыбаясь вслед удалившемуся блондину, пожалуй, впервые не сожалея о том, что он поступил не как Учиха, а как человек.
========== Глава 6. Часть 2. ==========
Добро пожаловать в мой мир правды,
Я не хочу прятать никакую часть себя от тебя.
Я стою здесь без оправданий,
Такое прекрасное освобождение, ты внутри меня.
*А. Ламберт Unerneathd
– Эм… Наруто… – они выехали за чертоги города, оставшись вдвоем, но при этом будучи предоставленными сами себе. Пусть его глаза были закрыты, но он чувствовал: то ли по говору ветра, настойчиво треплющего его волосы, то ли все-таки интуиция подсказала, что стены опасливости пали, и бессмысленно прятать правду, когда она уже обнажена до костей. А ещё Саске просто устал притворяться. Не только спящим, откинувшись на спинку сидения, прикрыв глаза и отвернувшись к окну, но и в принципе, чувствуя себя настолько опустошенным недавним эмоциональным всплеском, что даже руки казались литыми пудовыми гирями, но при этом, наконец, как ему казалось, будучи достаточно решительным для того, чтобы принять любую правду, смотря ей в лицо.
– Мм… – невнятно протянул блондин, но Саске почувствовал, что тот повернулся и посмотрел на него. Уголки губ дрогнули, но Учиха сдержался, не позволив себе глупую улыбку влюбленного, которую некогда презирал. Точнее, он презирал фальшивую улыбку, которую выдавали за настоящую, пытаясь навязать ему те чувства, в которых обманывались сами, а то, что сейчас двигало им, Саске однозначно не мог назвать фальшью.
– Я уже давно хотел спросить тебя кое о чем, – и снова никакой конкретики, но Саске, как бы ему ни хотелось, не медля, сейчас же, прямо на этой трассе, поддавшись скорости и быстротечности мира вокруг, сменить все многоточия незыблемыми точками, понимал, что не стоит выворачиваться наизнанку и обрушиваться градом вопросов, хотя так хотелось припереть Намикадзе к стенке, чтобы лишить его любой возможности юлить и изворачиваться. Да, в этом-то и была вся загвоздка: блондин ему не врал, но и не был честен с ним до конца, утаивая, скрывая и недосказывая. И у Саске не было чем крыть. У него не было ни доказательств, ни аргументов. Только собственные, обнаженные чувства и интуиция, которые, определенно, были не самым верным и честным оружием в борьбе за правду.
– Раз хотел – спрашивай, – прошло всего ничего с дня их знакомства, а Саске с точностью, даже с закрытыми глазами, мог описать Намикадзе в этот момент.
Наверняка, он пожал плечами, слегка, мол, неважно, о чем ты будешь спрашивать, мне нечего скрывать, но при этом его взгляд был целенаправленным и острым, может, даже пронзительным и отдающим холодной задумчивостью, но это ещё не означало, что блондин притворялся. Наоборот, как понял Саске, именно такой, рассудительный, серьезный, назидательный, Наруто Намикадзе – настоящий, а все его улыбки, шутки, вся его демонстративность и публичность, даже его популярность и завидность – лишь образ, которому блондин умело соответствовал. Вот как-то раньше Саске не приходило в голову это сопоставление, потому что он, в основном, сравнивал Намикадзе с Итачи, но в чем-то блондин был похож и на Суйгетсу, словно тоже проживал сразу две жизни – свою и того, кому она больше не принадлежит.
– Точнее, это даже не вопрос… – Учиха задумался, но не над тем, как обратить ворох мыслей в связное предложение, а над этой неожиданной догадкой, констатируя, что у него сегодня определенно день прозрения и просветления.
– Скорее, я хотел попросить тебя… Да, – подросток повернул голову и приоткрыл глаза, созерцая профиль блондина, – я хотел попросить, чтобы ты рассказал мне о вас, – больше ему нечего было добавить, потому что, как считал сам брюнет, все и так было предельно ясно. Если Наруто сделает вид, что не понял, о чем речь, значит, грош – цена такой дружбе, в которой и аверс и реверс этого самого гроша всего лишь ржа на медяке, но если Намикадзе ответит… В общем, дальше Саске решил действовать по ситуации, мысленно и морально готовя себя к чему угодно, даже к тому, что в недрах Техаса, в заброшенном поселке, скрываются либо свидетели под государственной защитой, либо, наоборот, беглые преступники, которых по всему миру разыскивает Интерпол.
– Нет никакой загадки, Саске, – словно прочитав его мысли, сразу же, даже не раздумывая, будто он тоже готовился к этому разговору, ответил Намикадзе. – Просто наша жизнь отличается от твоей, – блондин снова пожал плечами, но на этот раз Учиха видел, а не только представлял, в том числе и взгляд, который стал более глубоким, задумчивым, будто его заволокла пелена тревожных воспоминаний. – Мы вообще отличаемся.
– Кажется, мы уже говорили об этом, – напомнил блондину Учиха, которому не нравилась эта манера Намикадзе выражаться туманно и фигурально, словно он по контурам должен догадаться о заключенном в их кольце смысле. Нет, на этот раз так не пройдет – Саске дал это понять, тоже взглядом, слегка осуждающим и нетерпеливым, даже не надеясь на то, что Наруто отреагирует на него. Но он отреагировал. Посмотрел на него в ответ, и губы парня тронула легкая улыбка. Не та, наигранная, которой Намикадзе улыбался остальным, а та, которую подросток впервые увидел, когда они выбирались на природу. Может, Наруто тоже чувствовал себя скованным, как и он сам, вот только их путы могли быть как одинаковы, так и различны. Сам Саске был рабом своего происхождения, так что Намикадзе тоже мог быть таким же пленником своего наследия. Но Наруто не раз уже подчеркивал, что они – разные, значит, дело было не только в происхождении, родословной или призвании, а в чем-то более… непонятном ему, как гарадскому.
– Я – Учиха, и это, в моем мире, клеймо, – почему-то высказаться первым показалось ему правильным, словно предчувствие, что первый шаг должен принадлежать именно ему, жаждущему получить ответы, за которые нужно было отдать что-то взамен. Возможно, поэтому было не так уж и страшно. Ещё бы ему было страшно и стыдно после того, как он, словно истеричка, рыдал на плече у Намикадзе! Но это и не была провокация, мол, я открыт перед тобой, значит, ожидаю от тебя того же. Просто Саске захотелось, чтобы Наруто тоже узнал его получше, чтобы понял то, что он сам нес на своих плечах. И как-то не к месту вспомнился Собаку со своей теорией четырех столпов. Может, аловолосый уже заранее знал, к чему все идет?
– Я не волен в своем выборе, никогда таким не был и не буду, – продолжал Саске, все ещё расслабленно расположившись на сидении, словно именно эта атмосфера и обстановка были идеальны для того, чтобы излить душу. – За меня выбирали все: мой внешний вид, стиль моего поведения и репутацию, круг моих интересов и предпочтений, – на этом слове подросток фыркнул, понимая, что гомосексуальные наклонности – это единственное, что было истинно его, саскино, – моих друзей и девушек. Более того, мне кажется, – со вздохом, но почему бы не признаться в этом и самому себе, – что даже мое рождение было рассчитано и предопределено.
– Кому-то может показаться, что так жить невозможно, – продолжал Учиха, подмечая, насколько внимательно и вдумчиво слушает блондин, – что это ломает личность и оставляет лишь оболочку, в которую можно напихать всего и побольше, устраивающего кукловода. Кто-то же, наоборот, отдал бы душу за то, чтобы иметь деньги, популярность и перспективу власти, даже если при этом его дергают за ниточки, но в этом споре я не вижу правого.
– Просто у каждого из нас свое место, которое мы должны не просто занимать, а которому обязаны соответствовать, – словно выдав незыблемую истину, на одном тоне, прокомментировал услышанное Намикадзе, при этом сбрасывая скорость, что не укрылось от брюнета.
– Хн, – Саске, поймав себя на том, что попался на уловку, которой в совершенстве владел блондин, воспользовался этим многозначительным и в то же время ничего не значащим звуком, задумавшись.
Наруто умел не просто переключать на себя внимание, он мог говорить так, словно суть сказанного касалась именно твоей души, но при этом это был просто набор обобщенных слов, которые можно было применить к кому угодно. Кажется, это был какой-то особенный вербальный прием – Саске читал о подобном, даже знал о том, что некоторые люди могут так заболтать, что после, очухавшись, ты не только не найдешь своего кошелька, но и лица говорившего с тобой не вспомнишь. И что-то такое было и в Наруто. Его манера говорить и тембр его голоса, странные паузы в речи, от которых зависаешь сам, отвлекающие движения, из-за которых упускаешь то фразу, то действие, и Учиха больше не считал, что подобное ему кажется или же имеет отношение исключительно к нему. Намикадзе был таковым в принципе, и что-то подсказывало Саске, что таким приемам ни в школе, ни на ферме не учатся. Глупая мысль о беженцах и скрывающихся преступниках даже приобрела смысл на фоне мелькнувшей догадки о том, что над этими людьми проводились какие-то эксперименты.
– Я – Учиха и горжусь этим, – твердо заявил Саске, почему-то именно сейчас, словно переосмыслив саму суть своего отношения к собственной участи, сказав то, что он сказал, не кривя душой, – пусть и есть в моей жизни некоторые моменты, которые мне не по нраву и с которыми мне приходится мириться, – он не стал углубляться в детали и посвящать Наруто, например, в то, что ему до сих пор было неясно его положение в семье: вроде как и наследник, но при этом его от этого наследия тщательно отгораживали, словно он был заменой на самый крайний и безнадежный случай. – Но смириться с тем, что они отказались от Итачи… – подросток горестно покачал головой, при этом сжимая кулаки в бессильной злобе. Саске ничего не мог поделать: ни тогда, ни сейчас, – но это ещё не означало, что он смирился и не собирался ничего предпринимать.
– Знаешь, мне кажется, что если бы это была просто интрижка, то родители даже не обратили бы внимания на то, что любовник брата – мужчина, – Саске, придав своему голосу и выражению лица побольше обыденности, пожал плечами, словно говорил о чем-то само собой разумеющемся.
– Конечно же, ваш мир отличается от моего, и ты можешь меня не понять или даже осудить, но в моем мире бисексуальность – это… – подросток призадумался, подбирая правильное и одновременно безобидное, максимально доступное для понимания определение, – модно, что ли. Гендерная тема, чтоб её, – Учиха фыркнул, так как тоже, даже будучи геем, не понимал этого, так сказать, гуманистического движения, – когда грани между статями сводиться до минимума. И это касается не только того, что женщины занимают какие-то там, вроде как истинно-мужские должности или же мужчины сидят дома в декрете, а и того, что, идя по улице, по внешнему виду сложно сказать, кто же идет тебе навстречу – парень или девушка. Даже в школе на обществознании нам промывают мозги громкими словами о толерантности к самовыражающемуся индивиду. В общем, – решил подвести итог Саске, понимая, что снова отвлекается, пусть ему и хотелось бы поговорить с деревенским на такую тему, которая точно подняла бы все камни преткновения между ними, – бисексуальность – это уже норма в моем мире, – только закончив свою разъяснительную речь, Учиха понял, насколько он взволнован, даже удивившись тому, как ему при так спешно колотящемся сердце удалось сохранить менторский тон.