Текст книги "Паучий престол I (СИ)"

Автор книги: Lelouch fallen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 32 страниц)

Теперь он вообще во многом больше не сомневался, в том числе и в том, что между ним и Намикадзе что-то происходит. Словно между ними тлел огонек, но они пока только присматривались к нему, не решаясь подпитать его своими чувствами, и тут-то Саске оказался на распутье. Ждать или же действовать самому?

С одной стороны Наруто сверхмеры опекал его и слишком опасался того, что расстояние между ними неумолимо, словно по велению самой судьбы, сокращается, наверное, все ещё оглядываясь на свое прошлое и боясь, что оно может оттолкнуть. Саске же этого не боялся, потому что он дал обещание, которое готов был выполнить любой ценой, а слово Учихи чего-то да стоит. Получалось, что первый шаг именно за ним. И Саске чувствовал себя достаточно уверенно и решительно, чтобы его сделать, даже несмотря на то, что может получить отказ. Наруто не высмеет его чувства, даже если не сможет на них ответить, но его интуиция снова молчала, так пока и не выбрав подходящий момент, и Саске молчал вместе с ней, лишь мысленно представляя, как это могло бы быть.

– Наконец-то будет настоящий бой! – задорно взревел рядом Инудзука, победно вскидывая кулаки, а Саске лишь плечами передернул, морщась. Здесь и так было шумно и неуютно, все толкались и что-то орали, кричали петухи и их владельцы, подбадривая своих питомцев, от поднявшейся в воздух пыли свербило в носу, а Собачник только досаждал своим запалом и азартом. – Ну, сейчас Пакун им всем покажет, кто на этих боях хозяин уже пять лет кряду!

– Пакун? – Саске удивленно вскинул бровь и недоверчиво покосился на экспромтную арену, по которой, впрочем, уже гордо и деловито, осматривая зрителя, вышагивал черноперый монстр Хатаке. Сам птичник стоял у заграждения, непривычно-добро улыбаясь и азартно подбадривая своего пятикратного чемпиона.

У Саске аж кожа мурашками покрылась, когда Пакун яростно сцепился с ничего не подозревающим петухом, явно уверенным в своей победе над старпером. Учиха и не сомневался, что Пакун победит: уж слишком хорошо за эти несколько недель он изучил любимца Хатаке, чтобы понять, что тот птица гордая и не терпящая непочтительного отношения к себе. А ведь сказал бы ему кто-то хотя бы месяц назад, что Учиха будет размышлять над особенностями поведения и психологии деревенских петухов, он бы сам поднял его на смех, а получилось так, как получилось. Впрочем, размышления быстро сменились недоумением, когда Саске увидел, кого на этом празднике сопровождает Какаши. Это был его классрук – Умино Ирука, причем мужчины общались так открыто и по-товарищески, что сомнений в их дружбе даже не возникало.

– Они давно дружат, – очевидно, проследив за его недоуменным взглядом, шепнул ему на ухо Намикадзе, от чего на его щеках сразу же проступил предательский румянец. – Как только Какаши к нам в деревню приехал, так и сдружился с Ирукой, – блондин фыркнул, словно вспомнил что-то забавное. – Я даже сейчас не могу называть их “сэр”, разве что на «вы», и то потому, что того требует статус. Для меня Ирука, как друг, а Какаши так вообще дядюшкой можно считать, – Намикадзе взлохматил волосы на макушке, и если бы не отчаянно поддерживающая Пакуна толпа со своим восторженным ревом, он бы обязательно спросил, что объединяет Намикадзе и Хатаке настолько, что они считают друг друга едва ли не родней, но в этот момент бой закончился неоспоримой победой Пакуна, и довольный народ потянулся к импровизированной сцене, на которой, с минуты на минуту, должна была начаться концертная программа.

– Ну, ни гвоздя мне, ни жезла, – мрачно вздохнул Инудзука, поспешив за кулисы к остальным выступающим, а Саске только головой покачал, поражаясь тому, что даже выглядя солидно, в отглаженном строгом костюме и с причесанными волосами, Киба просто оставался самим собой. Гудящая толпа потянула его за собой, но все же Учиха успел приметить двоих, стоявших поодаль и о чем-то переговаривающихся, а так же легкую, адресованную Умино улыбку Какаши, которая для него, Саске, была более чем красноречива.

Он остался один в бурлящей, ожидающей представления толпе. Ну, рядом был Собаку, но положение дел это не спасало. Сегодня Гаара был как-то особенно хмур и неприветлив, но теперь, зная историю Собаку, Саске не был удивлен, прекрасно понимая, что, скорее всего, аловолосый тоже чувствует себя неуютно среди людей, которые презирали его самого и его семью. Конечно же, не обошлось и без косых взглядов в их сторону, особенно в сторону Гаары, который слишком выделялся в этой однотипно-серой толпе.

Мало того, что алые волосы казались ярким пятном на фоне злободневной массы, так ещё и внешний вид парня буквально кричал о том, что он плевал на всех, оставаясь самими собой. Черный плащ, черные кожаные штаны, заправленные в полусапоги, и алая кофта, жирно подведенные черным карандашом изумрудные глаза и молочная бледность лица, украшенного замысловатой татуировкой – Собаку нарочито выделялся, пусть Саске не совсем понимал, зачем ему это кричащее внимание.

Гаара глупым отнюдь не был, поэтому должен был понимать, что такие, как он, выбивающиеся из размеренного и монотонного ритма устоявшейся жизни, всегда будут изгоями и отщепенцами. Если Собаку это не устраивало, если он боролся за статус и положение своей семьи, если хотел доказать, что и для него есть место под солнцем, то почему подавал себя столь отталкивающе и кричаще, тем самым ещё более настраивая толпу против себя. Нет, Саске не мог понять этого человека, не мог прочесть ни единой эмоции на его замершем в бесстрастности лице и видел лишь пустой взгляд пронзительно-зеленых глаз, в данный момент устремленных на сцену. К слову, концертная программа уже началась, и Саске тоже заинтересованно вытянул шею, рассматривая так непривычно смотрящегося на сцене, да ещё и в костюме, Инудзуку, который, впрочем, довольно-таки серьезно и ответственно подошел к отведенной ему роли.

Конечно же, выступала не только школа, но и, так сказать, местный умельцы и звезды. И Саке было неинтересно. Если бы он мог просто развернуться и уйти, он бы это сделал, причем немедленно, так как давление толпы было неприятным и выматывающим, но в тот же момент он не хотел подводить чету Намикадзе и самого Наруто: первые отнеслись к нему, как к собственному сыну, второго же он просто любил, да и посмотреть на его игру очень хотелось.

Пытаясь чем-то себя занять, Саске рассматривал людей. Конечно же, абы кто был ему не интересен, а вот некоторые личности показались подростку занимательными, более того, согласившись поехать на праздник, он надеялся на то, что сможет увидеть семьи своих друзей. И он их увидел, даже, с легкой руки Минато и Кушины, был представлен доброй половине местных, как подающий большие надежды молодой человек и друг их сына. Было приятно, что о нем так заботятся: похоже, у Намикадзе-Узумаки это было в крови – забота о нуждающихся в ней, – но с другой стороны Саске никак не мог понять, почему о нем судят так опрометчиво, если совершенно не знают его настоящего.

Родственники Кибы оказались примерно такими же, какими он их и представлял. Слегка шумные, особенно племянницы-погодки, за которыми нужен был глаз да глаз, но при этом твердые в своем характере и горой стоящие за свою семью. Неудивительно, что Киба так рвался во взрослую жизнь, учитывая то, что его семья была исключительно женская: мать, тетка и её двадцатилетняя дочь, взрослая сестра и её дочки пяти и шести лет, – и он, как мужчина, считал, что должен о ней позаботиться и её защитить, хотя миссис Инудзука самому Саске показалась довольно волевой и решительной женщиной, которая могла дать отпор и фору любому мужчине. А вот с семьей Собаку он так и не познакомился, более того, Гаара даже не упомянул о них. К тому же, он так и не смог понять, где, собственно, опекун Собаку, он же дед Наруто – некий Джирайа, который, похоже, тоже был сердобольным человеком, заботящимся о нуждающихся. Взяв на заметку, разузнать побольше об этом Джирайи, Саске сконцентрировался на сцене, на которой, наконец, пришла очередь выступить представителям от их школы.

Было скучно: все-таки все номера Саске видел, и не раз, так что ничем особенным его и не удивили. По крайней мере, пока на сцену не вышел Сора. Он все думал, почему этот мальчишка ошивается на репетициях, при этом не принимая в них участия, а просто отсиживаясь в сторонке. Саске даже было подумал, что тот, в духе отъявленного сталкера, просто преследует Наруто, наблюдая за блондином со своего уголка, но, как оказалось, у мальчишки тоже был номер, причем до глубины поразивший самого Учиху, даже, в какой-то мере, возмутивший, потому что учителя, а, тем более, родители Соры не должны были давать добро на подобное выступление.

Мышонок метал ножи. Сперва просто, играясь, а после все искусней, то в крутящийся барабан, попадая точно в цель, то с завязанными глазами, тоже прицельно, то в яблочко поражая мишени из разных ракурсов. Конечно же, безопасность на первом месте, поэтому не было никаких полуобнаженных помощниц, привязанных к вращающемуся колесу, и смельчаков-добровольцев из масс, но то, что вытворял сам мальчишка, было и страшно, и прекрасно. Под конец своего номера Сора не просто стоял на сцене, а словно танцевал боевой танец, как Саске видел только в фильмах китайского производства, поэтому он даже подумать не мог, что подросток способен на столь завораживающее представление. Конечно же, ему аплодировали и одобрительно свистели, Сора же лишь предельно строго поклонился и удалился за кулисы, а Саске задумчиво смотрел вслед невзрачному мышонку, взяв на заметку, что с этим парнишкой нужно быть предельно осторожным, причем не только потому, что тот столь искусно владеет холодным оружием.

По большому счету, все было безупречно, по крайней мере, если учитывать то, что это была аматорская постановка, и ставка делалась именно на танец, а не на действо. Впрочем, Наруто был безупречен во всем: в своем внешнем виде, в игре и танце, в котором он столь умело и искусно кружил свою партнершу. Должное Саске отдал и Шион, которая на этот раз полностью сконцентрировалась на номере, а не на соблазнении Намикадзе, тоже, к сожалению Учихи, безукоризненно отыграв свою роль. Но все же, кроме Намикадзе, он на сцене не видел никого.

Каждое движение, выражение и взгляд – Саске ловил все, замирая, задерживая дыхание и неотрывно следя только за блондином. Может, кто-то, например, Собаку, и заметил его восторженный взгляд, его неуместную улыбку, его рвение оказаться на месте Шион, чтобы это его Наруто обнимал и прижимал к себе, кружа в танце, но на те десять минут, которые занял номер, для Саске ничто не имело значения. Только Наруто, играющий роль Генриха VIII, и ощущение нереальность происходящего, будто, действительно, этот величественный король сойдет со сцены и, преклонив колено, предложит ему свою руку и сердце. Но в то же время Саске не был бы Учихой, если бы позволил своему мимолетному капризу разрушить их доверительные отношения с Наруто и уж тем более не допустил бы того, чтобы его сентиментальная опрометчивость бросила тень на репутацию Намикадзе, так что он просто полюбовался игрой блондина, слегка помечтав и отведя собственным чувствам место лишь в своих фантазиях.

– А теперь, уважаемые присутствующие, в связи с некоторыми изменениями в программе, наш концерт своим выступлением завершит человек, которого я сейчас хочу пригласить на эту сцену, – Саске аж бровь удивленно вскинул, когда Киба, заметно волнуясь, но при этом улыбаясь так радостно и открыто, словно собирался сделать что-то очень и очень хорошее, вышел на сцену и стал подле Намикадзе, так из неё и не ушедшего. – Прошу поприветствовать нашего хорошего друга и невероятно талантливого человека – Собаку но Гаару! – держа в одной руке микрофон, второй шатен указал в толпу, точно на аловолосого, перед которым, изумленно ропща, начали расступаться люди, тем самым обнажив их двоих, стоящих рядом друг с другом, в кольце толпы, словно брошенные на растерзание.

Саске был в недоумении, впрочем, как и сам Собаку. Да, чего-то подобно стоило ожидать от Ко, тем более, как понял Учиха по отчаянно машущему руками из-за кулис художественному руководителю, этот номер, и правда, был незапланированным, целиком и полностью будучи инициативой Намикадзе и Инудзуки. Гаара тоже в восторге не был, хмуря светлые брови и неприязно смотря на своих ухмыляющихся друзей. Аловолосый, сложив руки на груди, явно не разделял рвения товарищей выпихнуть его на сцену, а сам Саске не понимал, чего именно от этого человека хотят добиться Наруто и Киба.

Наверное, кто-то должен был это остановить, извиниться, как-то замять ситуацию и обратить все в шутку, но директор Хирудзен скромно отстаивался в сторонке, пыхтя трубкой и делая вид, что он не имеет абсолютно никакого отношения к своим ученикам, а остальные, возможно, были просто слишком удивлены, чтобы что-то предпринять. Впрочем, у самого Саске закралось ещё и подозрения, что все знали о Собаку но Гааре что-то, что не знал он сам.

– Давай, Шу, подымайся к нам, – Намикадзе, обняв Кибу за плечи, наклонился к микрофону, при этом не сводя пристального взгляда с друга. – Ко всем нам, – Наруто махнул свободной рукой, кажется, в неопределенность, но именно после этого жеста не только Саске, но и, кажется, все остальные заметили, что на сцене стоит не два человека.

Собаку нахмурился ещё больше, но Саске заметил. Заметил это удивление и недоверие в его взгляде, которые он искусно постарался скрыть за ершистой невозмутимостью. Учиха и сам не знал этих людей, которые заполнили сцену вместе с инструментами. Высокая, статная блондинка за клавишными, жилистый шатен с размалеванным фиолетовой краской лицом и гитарой наперевес, и странный, невысокий парень в капюшоне и солнцезащитных очках, усевшийся за барабаны, – Ко, определенно, знала их. Все их знали. Все, кроме Саске. И волнение Гаара чувствовалось так отчетливо, что Учиху самого бросало в нервную дрожь.

– Давай, иди, – шепнул он на ухо Собаку, от чего тот покосился на него, словно Саске влез не в свое дело. Саске же чувствовал, что должен поддержать Гаару, хотя бы потому, что Наруто и Киба старались для него, пусть он так и не понял, то ли Собаку должен играть, то ли петь. Как бы там ни было, но Гаара не должен вести себя так, будто ему все равно, потому что так не было – Саске это видел и чувствовал, как и заметил, насколько плотно парень сжал кулаки, словно нарочно сдерживая себя.

Ему казалось, что отличительно чертой Ко является их уникальная способность оставаться самим собой в любой ситуации, за это он их и уважал, поэтому-то и не понимал причин, по которым Гаара так упирался. Да, может, он бы тоже не вышел на сцену, тем более под давлением обстоятельств, но Собаку хотел этого, а все его ужимки и злобный, прожигающий взгляд были лишь защитной реакцией, словно он просто боялся. Именно поэтому он позволил себе подтолкнуть Гаару, в прямом смысле этого слова, пнув локтем в бок. Да он бы его и на сцену вывел, если бы только был уверен в том, что имеет право вмешиваться в личные дела Ко, к которым он, гарадской, приезжий, не имел никакого отношения. Но радикальные методы все же не понадобились, потому что, пусть и нехотя, резко, размашистым шагом, но Собаку все-таки пошел к сцене.

Киба и Наруто наклонились, протягивая другу руки, и Гаара, ухватившись за них и ногой упершись в бортик, поднялся на сцену, сразу же оказываясь перед притихшей толпой. Саске не знал, смог бы он так или же нет. Нет, не предстать перед массами, для него, Учиха, это так же легко, как щелкнуть пальцами. Саске был не уверен в том, смог бы он с такой же легкостью побороть свой страх и, наверное, ненависть, которую Собаку определенно испытывал к тем, кто презирал и порицал его семью. Но Гаара держался гордо и достойно, лишь косился недовольно на друзей, которые пошли на такую авантюру. Хотя, если присмотреться, то что-то между аловолосым, высокой блондинкой и странным шатеном было общее, пусть они и казались слишком разными. Возможно, а интуиция об этом твердила с завидной настойчивостью, они были родственниками, семьей Собаку, о которой так много нелестного слышал Саске, теперь имея возможность увидеть их вживую, чтобы убедиться в том, что они совершенно обычные.

– Дамы и господа, – как только Собаку оказался на сцене, Инудзука заметно оживился, сверкнув белозубой улыбкой и полностью беря ситуацию под свой контроль, – после длительного перерыва на нашей сцене снова выступит «Суна» и её неизменный вокалист Собаку но Гаара, – шатен захлопал и его поддержали, правда, не слишком уверенно, словно сомневаясь, то ли в происходящем в принципе, то ли в самом вокалисте, и среди них, тех, кто подбадривал группу, был и Саске.

Ясное дело, что он был слегка обижен, ведь, как ни крути, а они друзья, и если не Собаку – этот точно не раскрыл бы ему столь личную сторону своей жизни – то Наруто мог бы обмолвиться хотя бы словом о том, что Гаара местная знаменитость. Конечно же, Саске понимал, что все это, вновь-таки, аматорство, но именно чего-то подобного, пусть он и подмечал, что Собаку неравнодушен к музыке, Учиха не ожидал.

Да, Гаара смотрелся на сцене, пусть даже сейчас, рядом с друзьями и своей семьей, его взгляд оставался все таким же холодным и слегка пренебрежительным, но не к толпе, которая пристально следила за ним, а к самому себе, будто аловолосый не был уверен в собственных силах. А вот Саске был в нем уверен, пусть и не представлял, насколько хорошо тот поет, но раз Наруто за него ручался, значит, оно того стоило. К тому же, неважно по каким причинам распалась группа, важно то, что все они, конечно же, с легкой руки Намикадзе и Инудзуки снова собрались вместе, а это многое значило. Например, сам Саске не был уверен в том, что ради того, чтобы его поддержать в каком-то начинании, могла бы собраться вся его семья. От него просто потребовали бы результат, причем действенный и безызъянный, и дело было не в неверии в его собственные силы, а в самоуверенности, что Учихе все по плечу. Учиха не имеет права на пробы и ошибки. Наверное, именно поэтому он так и не смог оправдать надежды родителей, по их мнению, допустив самую большую оплошность – привязавшись к брату, с которым должен был чуть ли не войну вести за право быть лучшим.

Наруто, закрепив микрофон на стойке, что-то шепнул Собаку на ухо, а после они с Инудзукой скрылись за кулисами, предоставляя выбор самому Гааре. Аловолосый обернулся, пристально рассматривая тех, которые только и дожидались его утвердительного кивка, но Собаку почему-то медлил, словно не мог решить, с чего бы начать. Но, как оказалось, Собаку не медлил, а доводил происходящее до совершенства, последним штрихом которого оказалась гитара, поданная ему шатеном и сразу же занявшая, очевидно, привычное место в руках вокалиста.

Саске от нетерпения аж на цыпочки привстал, чувству, как в крови бурлит азарт предвкушения. Конечно же, он посещал концерты, но не такие, не шумные и не под открытым небом, когда толпа упивается действом, а группа неистовствует на сцене, разнося инструменты и зрителя в пух и прах. Оказывается, это заводит, причем так сильно, что трудно устоять на месте, и лучше бы Собаку начать петь именно сейчас, если он не хотел, чтобы Учиха запустил в него каким-нибудь сочным овощем в знак негодования.

– Ламберта давай! – выкрикнул кто-то из толпы, и Саске ошалело заозирался, сразу же заметив Сакуру, восторженный взгляд которой был устремлен на сцену. Может, Саске и ошибался, но Харуно в этот момент была настолько воодушевленной и привлекательной, что больше не казалась злобной мегерой, претендующей на его возлюбленного. Более того, Саске мог сказать, что именно сейчас для Сакуры существовал только Собаку но Гаара. Впрочем, именно из-за Сакуры он и пропустил начало песни, которая буквально разорвала тишину своим слишком быстрым, напористым и лишенным прелюдии ритмом.

Well I was walkin for some time

when I came across this sign

saying “who are you and where are you from?”

We don’t like when visitors come.

Это невероятно – вот что подумал Саске, смотря на то, как, словно по взмаху волшебной палочки, преобразился этот человек. Уверенность, непоколебимость, открытый взгляд, легкая ухмылка тонких губ, экспрессия в каждом движении и, конечно же, образ бунтаря, который невероятно гармонично сочетался со смыслом текста – именно такого Собаку но Гаару он даже не представлял. Саске понятия не имел, кто такой этот Ламберт и как он поет, но пение именно Собаку было безупречным, а его голос настолько хорошо поставлен, что Учиха даже начал сомневаться и в аматорстве коллектива «Суна» и в том, что Гаара забросил музыку.

“No Trespassing” that’s what it said

at least that’s what I could read.

No Trespassing? Yeah, my ass!

Wait till ya get a load of me!

Конечно же, Саске помнил эту песню. Как он мог её не помнить, если она играла в тот момент, когда он впервые увидел Наруто. Ну, ладно, не впервые, но именно это “No Trespassing” играло в машине Намикадзе, когда он сел в неё, так что эту песню смело можно считать их. Конечно же, хотелось, чтобы это было что-то более романтичное и чувственное, но если бы Саске мог выбирать, он бы не стал ничего менять – все-таки было в этих словах, которые сейчас слетали с губ Гаары и своим ритмом заводили толпу, что-то соответствующее: и их с Наруто отношениям, и его жизни в целом.

Я не нуждаюсь в сострадании.

Я не буду плакать.

Жизнь – мой свет, моя свобода,

И я буду сиять тогда, когда захочу!

А почему бы и нет? Почему он искал утешения и сострадания в то время, когда нужно было самому прилагать все усилия для того, чтобы сформироваться себя, как твердую, непоколебимую и уверенную в себе личность. Да, у него были принципы и идеалы, но если зреть в корень, то они не были исконно его. По крайней мере, до того момента, пока он не оказался здесь, в деревне, где пришлось действовать по своему усмотрению, не оглядываясь на неписаные законы Учиха.

Отец и брат. Именно эти люди вылепили его по каким-то своим канонам, правилам и нормам. Да, Саске понимал их необходимость ввиду своей принадлежности к семье Учиха, но в тот же момент не задумывался над тем, зачем все это нужно. Почему из него лепили именно марионетку, а не просто наследника? Почему даже Итачи, несмотря на их доверительные отношения, опекал его так, словно от чего-то отгораживал? Не хотелось в это верить, но, похоже, внутри его семьи хранились какие-то тайны, которые отец ему не доверял в силу каких-то причин, а Итачи пытался отгородить его от них, сам, скорее всего, погрязнув в них по самые уши.

Саске наивным не был и прекрасно понимал, что не все стороны бизнеса его семьи законны и легальны, но было в этой мысли, что за отчуждением прячется что-то более зловещее и таинственное, что-то неприятное до скребущего страха под ложечкой, а его подростковая наивность оказалась весьма кстати. Да, теперь Саске понимал, почему именно Итачи. Скорее всего, он бы не смог смириться с некой правдой, которую от него столь тщательно скрывали, причем настолько тщательно, что предпочли отправить в деревню, чем довериться ему – слишком слабому, но при этом своевольному и горделивому, из-за чего он, и правда, мог допустить много непоправимых ошибок.

«Посторонним вход воспрещен» – так было написано,

По крайней мере, это то, что мне удалось прочесть.

Посторонним вход воспрещен? Ага, как бы не так!

Погодите, я вам еще покажу!

Саске любовался Гаарой. Этому человеку невероятно шла сцена. Он жил на ней и дышал ею. Его голос проникал в глубины души, подначивая сбросить и без того уже треснувшую скорлупу и таки перестать лгать самому себе, что все идет своим чередом. Ни черта все так не шло! Он сам шел на поводу, всю свою жизнь, а Собаку но Гаара был самим собой, не скрывал это и не прятался за масками. Он просто пел, не скрывая свое иначие. Пусть и для нескольких десятков, таких же подростков, как и он, в то время как взрослые расходились по своим делам, явно не увлеченные подобным репертуаром. Но Собаку это не страшило. Он шел по избранному им пути, опираясь на своих друзей и свою семью, которые верили в его силы.

И Саске понимал, что тоже может так. Не идти на поводу и не бояться последствий своих поступков, ведь он – тоже человек, а ошибки – это та часть жизни, исходя из которой, нужно учиться, а не из-за которой впадают в депрессию и опускают руки. И начать нужно с малого: сперва разобраться в том, что происходит в этой гребаной глуши, где каждый уголок дышит тайнами Мадридского двора, а уже после, вернувшись домой, доказать и отцу, и брату, что он достоин доверия и не нуждается в опеке, что бы не скрывалось за всеми этими попытками оставить его, несведущего, в стороне. Они хотят достойного наследника? Они его получат, главное, чтобы после не сожалели о том, кого взрастили своими же стараниями.

Гитарное соло в исполнении Собаку завершило песню, и Саске даже присвистнул, слегка неумело, но от души, аплодируя. Теперь Учиха знал, что такое белая зависть. Да, он до сих пор был убежден в том, что гениальность – понятие растяжимое, и никогда не считал себя ущербным именно потому, что у него нет никакого творческого таланта, но, смотря на раскинувшего руки в стороны, слегка раскрасневшегося, но словно светящегося внутренним светом Собаку, хотелось обладать чем-то индивидуальным и исключительным, чтобы вот так вот, просто раскинув руки, чувствовать себя свободно-парящей в небе птицей.

Have you lost your way?

Livin’ in the shadow

Of the message that you made

And so it goes

Everything inside

your circle starts to overflow.

Саске вздрогнул, когда, практически без перехода, полилась очередная песня. На это раз Собаку был совершенно иным: проникновенным, чувственным и немного лиричным. Слегка прикрытые глаза и гибкие пальцы, сжимающие микрофон. Чуть наклоненная вбок голова и плавность движений. Глубокий голос. Цепляющий и не оставляющий и шанса пройти мимо и не вслушаться. Наверное, не любя музыку и не чувствуя потаенного смысла слов, так петь невозможно. Невозможно передать состояние собственной души и чувства своего сердца, если не испытывать этого самому. А толпа замирала и медленно покачивалась в такт мелодии. Кое-где вспыхнули огоньки зажигалок, создавая романтический антураж. Парочки прижимались друг к другу, под чистым звездным небом проявляя толику своих чувств в виде объятий и скромных поцелуев. А Саске даже подумать не мог, что всего лишь голос одного человека способен так изменить мир.

Сделай шаг, прежде чем прыгнуть

В цвета, которые ты ищешь.

Ты отдаёшь то, что отдаёшь,

Так что не смотри на то, что было вчера.

И Саске решил не смотреть. Просто стало как-то неуютно и одиноко. Ему не было никакого дела до этих парочек, их чувств и отношений, а вот собственное сердце сжалось в каком-то горестном порыве, а глаза начали искать в толпе того, кого там не было. Одиночество в толпе – странное выражение, которое Саске не понимал. И не хотел понимать. Поэтому развернулся и спешно зашагал прочь, к машине. А ещё лучше домой. Может, пройдясь с десяток километров пешком, на свежем воздухе и в гордом одиночестве, он сможет понять, к чему стремится и почему упорно оглядывается назад, ища в нем отголоски прошлого любимого человека.

Хочешь кричать,

Больше не можешь прятаться,

Не бойся того, что внутри.

Я собираюсь сказать, что всё будет хорошо,

В последствии.

В любое время кто-либо может унизить тебя.

В любое время кто-либо может сказать, что тебе что-то нельзя.

Только помни то, что ты не одинок.

В последствии.

Да, кричать хотелось, запрокинув голову, прямо в звездное небо и в холод этой октябрьской ночи, но в тот же момент хотелось спрятаться и не тешить себя надеждами, что все будет хорошо. Не будет. И дело не в том, что любимый человек может унизить или же не ответить на его чувства, не в том, что ему могут запретить даже думать о том, кому он отдал свое сердце, и не в том, что чувство одиночества накрывало, словно безлунная темнота, а в том, что будет в последствии. В последствии его собственного выбора.

– Саске! – он обернулся, резко и опрометчиво. На губах вспыхнула улыбка, а на щеках румянец. Но миг был безлунным, а мерцания звезд было достаточно для того, чтобы видеть стремительно приближающийся к нему силуэт.

– Почему ты ушел? – музыка простиралась над ними, а песня обволакивала, словно легкая паутина, сплетая. Мороз прошел по коже, когда Наруто оказался слишком близко и жар его тела коснулся холодной кожи. Пальцы сжали полы пиджака, словно пытаясь прикрыть бешено колотящееся сердце. Неуверенный шаг назад и вперед, пачкающий кожаные туфли в ночной росе. Взгляд, словно силки, которыми хочешь быть пленен, вот только охотнику такая жертвенная добыча ни к чему.

Всё ещё есть время

Подумать над тем, что может быть,

Если ты перепишешь роль, которую играешь.

– Потому, что ты не пригласил меня на танец, – если мел судьбы действительно сейчас в его руках, то почему бы не написать им хотя бы пару строчек. Лишь сейчас и для этого мига, когда все можно списать на магнетизм звезд и эйфорию праздника, когда их откровение будет сокрыто пологом редких туч, а чувства уйдут вместе с последней ночью октября, которая больше никогда не повторится. Почему бы в сценарии, в котором они оба играют главные роли, не переписать всего лишь пару строчек, только для них двоих, и сыграть их так, чтобы в последствии они оба сделали вид, что это был всего лишь сон.

Хочешь кричать,

Больше не можешь прятаться.

Не бойся того, что внутри.

Шаг навстречу – обоюдный и торопливый. Переплетение пальцев – льда и пламени. Взгляд и первый круг танца – испытательный и набирающий обороты. Огни фестиваля вдалеке. Волны музыки в воздухе. И скрывающая их близость пелена, в которой не нужно прятаться от собственных чувств.

Я собираюсь сказать, что всё будет хорошо,

В последствии.

Шепот, в котором не разобрать слов, и который касается самых потаенных струн души. Круговерть танца, от которого и голова кругом. Дыхание в дыхание. И боязно поднять взгляд, доверчиво запрокинув голову. Что он увидит? В последствии. Лишь темноту или же все-таки луч надежды в ней? В последствии. Беспамятные сомнения? В последствии. Врать или оголить правду? В последствии. Сбиться ли с шага или же позволить увести себя в глубину? В последствии.

В любое время кто-либо может унизить тебя,

В любое время кто-либо может сказать, что тебе что-то нельзя.

Только помни то, что ты не одинок,

В последствии,