Текст книги "Пророчество не лжёт (СИ)"
Автор книги: Леди Асока Тано
сообщить о нарушении
Текущая страница: 35 (всего у книги 50 страниц)
– И я, Энакин – вырвалось у Асоки громким сдавленным стоном – Я тоже люблю тебя. Давно и глубоко, и буду повторять это всё время, пока мы живы.
Она опустила голову юноши на траву и тотчас же легла с ним рядом, почувствовав на своих плечах его объятия. Расстояние между ними неумолимо сокращалось, а жар и горячее стремление сильнее упрочить близость нарастало со скоростью света. Асока первая поцеловала его, более страстно, чем первый раз, более долго, более нежно. Энакин отвечал с неменьшей страстностью, желая отдать ей больше того, что уже давно было подарено. Свою душу. Своё сердце. Свою любовь. Дар Великой Силы. С трудом оторвавшись от губ, юноша начал вновь воплощать то, что делал до этого, только уже без страха быть прерванным. Его горячие губы легко касались монтраллов, спускаясь к лицу, чтобы затем отметить каждую его дорогую черту. Оставляя невидимые глазу следы на нежной коже, заставляя ту гореть и подрагивать от этих нежных, чуть щекочущих касаний, а саму Асоку сладко постанывать когда осторожные и такие чуткие ладони Энакина проводили по её лекку, а уж когда до них дошли и губы, а язык прошёлся вдоль каждого, особо останавливаясь на кончиках, тогрута и вовсе потеряла самообладание. Она подняла руки и опустив их на плечи Скайуокера, решительно спустила с них плащ, рискуя порвать его и увидев, что под ним ничего нет, просто едва не взорвалась. Ладони принялись жадно исследовать горячую кожу, гладить упругие мышцы, отзывавшиеся приятной дрожью. Потом, поднявшись на локтях, обхватила его за пояса и начала покрывать тело юноши короткими поцелуями, спускаясь вниз, боясь пропустить хоть один участок, это продолжалось пока она не нагнулась чуть ниже и халат от этого слегка распахнулся, являя взору Энакина небольшую, но упругую грудь Асоки, не разу не видимую прежде, но от этого не менее желанную. И теперь эта близость сводила с ума, в первую очередь от ситуации, в которой никто не был, кроме двоих и не имел доступа к ней. А значит, пошло оно к ситхам, всё то, что сейчас не сможет их достать. Всё и все. Правая рука в секунду развязала пояс халата и он безвольно свалился на траву, позволив ситуации развиться дальше. Кожа Асоки была именно такой, как Энакин представлял себе. Нежной и бархатной, которой так и хотелось касаться до бесконечности, проводя бесконечные линии вдоль спины, ощущая в ладонях приятную округлую упругость твёрдых грудей с набухшими от возбуждения темно-вишнёвыми сосками. От каждого прикосновения грудь всё больше твердела, так и призывая узнать себя во всех своих точках чувствительности. Энакин так и сделал, осторожно уложив Асоку на свой плащ и вцепившись ей в губы особенно долгим и страстным поцелуем, начал плавно спускать вниз, касаясь шеи и заострённых ключиц. Особое внимание уделил чувствительному участку между ними, небольшой ямке, находившейся как раз над соблазнительными округлостями. Дойдя же в конце концов до них, Энакин страстно и в то же время нежно поцеловал каждую из них и потом провёл языком вокруг обоих твёрдых вершин, чтобы затем, втянув их по одной губами, чуть прикусывая, пощекотать кончиком языка, перекатить во рту. И так с каждой по несколько раз. Асока стонала и выгибалась дугой ему навстречу, ощущая как где-то внизу живота распускается невиданный цветок, лепестки которого щекотали и заставляли вздрагивать, а в самом низу, там, где она даже стыдилась прикасаться сама, почувствовался неведомый ныне влажный жар, заставивший потребовать к себе внимания. Силовая связь только упрочилась от возбуждения и чуткие нежные пальцы, проведя очередную линию от груди к бедру, легко опустились между ними, проникая за резинку трусиков. И вот они уже были там, разводя в стороны чуть влажные нижние губы, нащупывая находившуюся между ними упругую круглую горошину нежной плоти. Это был центр особой чувствительности, активируя который можно было услышать особенно яростный стон и ощутить движение навстречу. Энакин двинулся ниже и проникнув тем же пальцем в приоткрывшиеся ворота, замер на полпути, почувствовав тонкую, но прочную преграду. Нет, не сейчас, не так. И аккуратно, чтобы не напугать, начать стаскивать с Асоки белье, полностью открывая её для одного себя. Она, вопреки всему, не думала пугаться, лишь только шепнула:
– Смелее.
И после сама избавила от белья и его, позволив затем устроиться поверх себя и плавно погрузить вовнутрь упругого узкого лона свой мужественный ствол. В самый ответственный момент вместо того, чтобы испуганно сжаться и отодвинуться, как это бывает у вступивших в близость впервые, она наоборот резко двинулась навстречу Энакину, обхватывая его ногами за спину. Даже не обратив внимание на резкую короткую боль и струйку крови, начавшую стекать по бедру, Асока начала двигаться в такт. Энакин сперва испугавшись было, принялся за ответные действия, не забывая в перерывах между движениями ласкать её грудь и целовать губы. Потом они перевернулись и теперь Тано была сверху, уперев руки в грудь Энакина, принялась яростно скакать на нем. От этого проникновения стали более глубокими, а стоны взаимными. Почувствовав близость финала, Энакин снова перевернулся, оставив Асоку под собой, чтобы когда его, да и её тело сотрясет сладкая судорога, смотреть на неё и видеть, что это происходит наяву. Они вместе. Они рядом, они – одно целое. Асока вытянулась и блаженно улыбнулась, одна её рука обнимала Энакина за шею, другая сжимала траву, росшую возле озера. Эта ночь принадлежала только им. И эта и все другие, какие они только смогут вырвать у Ордена, чтобы побыть вместе. Вместе, рядом и навсегда. Какие прекрасные слова, ничего нет лучше них. А сейчас они просто лежали и взявшись за руки, смотрели на небо, на глазах становившееся всё бледнее и яркие точки звёзд постепенно растворялись в голубом, на которое через некоторое время прольётся расплавленное золото рассвета.
– Что будет дальше, Эни? – спросила Асока едва слышно, чтобы не нарушать гармоничную мелодию их любящих сердец.
– Узнаешь уже сегодня, тебе очень понравится – шепнул Энакин и поцеловал тогруту в висок. Им было хорошо вместе и так не хотелось никуда идти и возвращаться в реальный мир, казавшийся им теперь таким неприветливым и серым, этаким седым и морщинистым стариком, заведомо неодобрительно косившимся на влюблённых, счастье которых только начиналось, в то время как его осталось далеко позади. Никто их пока и не торопил, время до рассвета ещё оставалось. А ранним утром, когда оба они, проспавшие едва ли пару часов, но тем не менее, румяные и свежие, спустились к завтраку, боясь поднять глаза на Дарреда и Селину, чтобы те не заметили в них лихорадочного блеска, Асоке неожиданно позвонил Оби-Ван.
Асока, извинившись, вышла из-за стола и приняв сигнал, исподлобья глянула на голограмму Магистра, опасаясь как бы и он не увидел её неестественно разгоревшиеся глаза и яркий румянец. Но видно голосвязь не передавала эмоций собеседника, а может быть Кеноби было просто не до неё, но тот ничего не сказал на эту тему, а только спросил, как проходит отпуск и не было ли больше проблем. Немного удивившись такой заботе, Асока ответила, что всё хорошо и что по истечению ещё полутора недель они с Энакином вернутся в храм и приступят к работе. При этом Тано так и сказала: «мы с Энакином» и поняв это, ещё сильнее залилась краской. Будь на месте Оби-Вана Магистр Пло, он бы непременно заметил эту оговорку и указал на неё, так как знал, что Асока никогда так не говорит просто так. Если бы она сказала просто «я и Энакин», то Пло не обратил бы внимания, а это вот «мы с Энакином» заставило бы его построить в своих мудрых умах сотни предположений самого разного свойство. Но Кеноби не Пло и потому даже не заметил оговорку или просто не увидел в ней ничего для себя важного.
«Ха, видели бы вы нас ночью» – подумала она, ответив на вопрос о поведении Скайуокера. Тано не знала, что настоящей причиной звонка стало то, что канцлер недвусмысленно намекнул ему на излишнюю активность юноши в отношении своей бывшей наставницы. Однако, тогрута, даже не зная об этом, развеяла его подозрения и сказал с улыбкой:
– Смотрите у меня там!
Кеноби отключил связь, Асока вернулась к завтраку, сразу же позабыв о звонке, ведь впереди её сегодня ждало самое настоящее чудо, которого больше всего ждут каждые влюблённые.
***
Прозрачная гладь озера переливалась на полуденном солнце, окутавшем двоих влюблённых, стоявших возле самой воды. Красивый светловолосый юноша в светлой джедайской форме с гладко причёсанными волосами и молодая тогрута в розовом легком платье, державшая букет цветов, точно таких же нежно-розовых бутонов, венок из которых лежал и на её монтраллах. Чуть поотдаль стояли свидетели необычной церемонии. Возле Энакина располагались Дарред и Селина, так же приодетые и причёсанные, возле Асоки – два верных дроида. С-3РО и R2 – любимец Энакина. А возле куста стоял полный тогрут в блестящей сутане и негромко зачитывал торжественную речь.
– Энакин Скайуокер, согласны ли вы взять в жены Асоку Тано, быть с ней всегда, в горе и радости, в здравии и болезни, в достатке и нищете?
– Согласен – ответил Энакин, не думая над ответом, Асока же, вместо ответа, улыбнулась ему одними глазами и как только стало возможно, они обнялись и соединили вместе свои счастливые улыбки. Солнце радостно осветило ознаменование нового союза, сама Великая Сила была счастлива за них, прося взамен только одно – сохранит и упрочить то, что они сегодня создали, не позволяя разрушить это несмотря на то, как бы им не было трудно. Они готовы были пообещать это перед лицом родных и священника, но обещать всегда просто, ведь это же только слова, хотя и очень важные, совсем другое дело – увидеть как они сбылись или рассыпались в прах при виде первого же испытания. Сколько семей вставало перед таким выбором, встанет и эта, но каков будет результат?
====== Глава 91. Сны не о счастье ======
Асока блаженно улыбнулась и сладко потягиваясь, встала, сегодня был выходной и можно было позволить себе поспать подольше, но тогрута всё равно поднялась. Ведь Энакин всегда вставал рано, к этому же вскоре он приучил и её, так как жена должна соответствовать мужу. И то, что факт их семьи был для всех тайной не делало для этого исключений.
«Семья» – мысленно проговорила Асока, вновь улыбнувшись – «Какое же это прекрасное слово, самое лучшее на свете. И почему его нужно скрывать? Расскажем всем, вот прямо сегодня. Мастер Пло непременно поймёт нас, да и Кеноби тоже».
Асока успела умыться и надеть форму, прежде, чем понять, что этот порыв лучше пока оставить при себе, не то время сейчас, чтобы осложнять отношения с Советом. Хотя, какая разница, знает ли кто об их счастье, достаточно и того, что оно просто есть. Вот уже целый год Энакин и Асока состояли в браке, тайном для всех, о котором из всего Храма знали лишь ночные звёзды, те, что успевали заглянуть в комнату до того, как в ней задёрнутся занавески. Комнаты у них были разные, но находились вплотную друг к другу, а в общей стене имелась замаскированная дверь. После отбоя в комнаты Рыцарей никто не входил и ничто не мешало этим двоим уединяться в одном помещении, чтобы хотя бы на эту ночь перестать быть джедаями, обязанными Ордену и стать просто влюблёнными. Мужем и женой. Чаще всего это бывало в комнате Асоки, более светлой и удобной, например потому, что её кровать была более широкой и удобной. А потайная дверь располагалась так, чтобы в случае чего одному из них можно было незаметно скользнуть в свою комнату. За прошедший год оба уже натренировались в последний миг отскакивать друг от друга при малейшем намеке на чужое приближение, а при остальных делать вид, что ничего не испытывают друг к другу. Но сегодня Асока ночевала одна, Энакин вот уже вторые сутки находился на задании, не зная о том, что его тут ждёт. Только сегодня вечером он собирался вернуться. Ну ничего, Асока найдёт, чем занять себя в эти часы, например навестит канцлера, а ещё посетить медкорпус, но не тот, что примыкает к храму, а другой, бывший в ведомстве сената, который уж точно не посещает никто из джедаев. К чему такие тайны? Энакин узнает об этом уже вечером, а вот Асока услышала уже вчера и успела привыкнуть. Тогрута одернула свободную красную блузу с рукавами ниже локтей, на правой блеснула серебристая полоска браслета с яркими камнями. Тано надела его в день свадьбы и с тех пор носила, снимая лишь принимая душ. Прежде, чем выйти из комнаты, девушка, не удержавшись, бросила взгляд на голопроектор, стоявший на тумбочке. Там, первом плане, была голограмма с дикого пляжа на Шили и их самих, в самый счастливый день жизни, радостно улыбавшихся, глядя не в объектив камеры, а друг на друга.
– Его нет всего лишь два дня, а я уже успела так по нему соскучиться – произнесла она негромко и улыбнувшись своим мыслям, закрыла дверь в комнату. Война Клонов давно завершилась, однако, оставила после себя много неясного, например, почему это вдруг армия сепаратистов сама собой, без боя, сдала победу противнику и куда пропал неизвестный её лидер? Раньше все считали, что это Дуку, но как известно, у Ситхов существует так называемое Правило двух, говорившее о том, что их всегда двое – учитель и ученик. И не Ситхом больше. Сначала этим самым вторым был Дарт Мол, уничтоженный почти пятнадцать лет назад, а чуть позже – граф Дуку, но и его уже нет в этом мире. Кто же первый по-прежнему никто не знал, даже подозрений на этот счёт не имелось.
«И почему я задумалась об этом именно сейчас?» – удивилась Асока сама себе – «Наверное потому, что за прошедший год это первое время, когда я осталась одна».
До этого момента они с молодым супругом были так поглощены своим счастьем, что ничего не замечали вокруг, а тех жалких остатков самообладания хватало ровно на то, чтобы не выдать себя перед Советом. Но сейчас можно было чувствовать себя свободно, ведь она идёт к тому, кто всегда знал о ней всё. Да, Асока сказала правду, сообщив, что в Храме о них с Энакином не знает ни одна живая душа, тот человек, к которому она шла, не имел никакого отношения к храму, да и к Силе тоже. Канцлер Палпатин большую часть времени проводил в личной резиденции здания Сената. Он и сейчас был там и несказанно обрадовался, увидев свою подопечную. Его улыбка стала ещё шире, когда девушка вошла и радостно поздоровавшись, села напротив. Палпатин знал, что она опять пришла рассказать об успехах, ведь о поражениях Асока всегда шла докладываться с совершенно другим лицом, хмурым и отстранённым. Мужчина не мог не заметить, как поменялась она за последнее время. Теперь это была уже не прежняя девчонка с горящими энтузиазмом глазами и вечными шутками, сейчас перед ним сидела статная и степенная молодая женщина, красивая и уверенная в своей неотразимости и правоте суждений. Да, она была такой, его Асока, всегда знала, что делать и говорить, даже путь себе выбрала сама, отличный в самом корне от джедайского.
– Как твои дела, Асока? – спросил он первым делом – Энакин не обижает, а то смотри, я проведу с ним серьёзный мужской разговор.
Асока при этом не могла не рассмеяться, предоставив себе как будет выглядеть эта беседа: канцлер, багровый от гнева и Энакин, сжавшийся в углу, испуганно размахивая руками: «хорошо, хорошо, только не бейте».
– У нас всё просто замечательно, он любит меня, а я его и совсем скоро полюбит ещё сильнее – защебетала Асока, подумав о скорой встрече.
– Отлично, я этому очень рад, недавно мне поступила информация, что договор с Ондероном заключён успешно и значит, он вернётся ещё раньше, буквально с минуты на минуту – обрадовал тогруту Палпатин – Ты не волнуешься, отпуская его одного?
– Волнуюсь, – не стала спорить Тано, представлявшаяся как и прежде своей фамилией, используя данную мужем лишь вдали от Ордена – Но, что я могу сделать? Жизнь джедаев такова, что выбирать условия не приходится.
– Представляю, что же испытывает он, когда ты летишь куда-то одна, скорее всего, места себе не находит – подхватил эту тему канцлер – Наверное не раз подумал о том, как бы всё обстояло, не состои вы в Ордене.
– Верно, мелькала такая мысль – Асока снова не смогла не согласиться – Я часто спрашиваю себя, почему из всех возможных запретов в Кодексе особняком стоит именно любовь, что же плохого в том, что двое людей будут счастливы? Кому от этого станет хуже? Почему это непременно должно развалить Орден? Никто не думал, что возможно это наоборот только сплотит команду, а дети, родившиеся от двух адептов Силы смогут стать лучшими продолжателями дела.
Асока разошлась ни на шутку. Лицо её раскраснелось, а глаза разгорелись блеском праведного гнева. Палпатин знал о чем спросить, чтобы задеть чувствительную струну в душе тогруты. Впрочем, передавливать тоже пока не следовало, рано ещё для решительных мер.
– Не переживай так сильно – произнёс канцлер мягко, положив поверх её хрупкой ладони свою – большую и крепкую – Ты же знаешь, время сейчас не настолько страшное, остерегайся только того, как бы ему не захотелось свободы. И разве тебе её не хочется?
– Никакая свобода не сравнится со знанием того, что тебя любят и ждут – мигом ответила Асока – Зачем нужно быть свободным, когда тебе не с кем разделить свои мысли? Оно того не стоит, поверьте мне.
– Согласен – пришёл черёд утвердительно кивнуть и канцлеру – Но представь себе, как бы выглядели ваши отношения, если бы не было Ордена? Подумай об этом.
Как будто Асока не думала. Да она сотни раз размышляла на эту тему. И не могла не признать того, что так было бы лучше. Не нужно скрываться, прятать отношения, можно прямо у всех на глазах демонстрировать любовь друг к другу. И ещё просто спокойно жить, не боясь каждую минуту, что накроют. А главное – их ребёнок сможет расти в полноценной семье, являясь не плодом нарушения, а порождением большого счастья. Но вместе с тем, как она могла предать Орден, давний ей так много? Нет, невозможно. Их дом здесь, пусть даже порой им это и не нравится и Асока останется в Храме, несмотря на все трудности, что ожидают их семью. Примерно эти же слова она и ответила сейчас канцлеру, а тот перевёл разговор на другое, после отпустив тогруту встречать своего мужа. И вместо медкорпуса, Асока отправилась на взлётную площадку Храма, где скоро должен сесть звездолёт с республиканской символикой, управляемый тем, кто сейчас считал минуты до посадки. Энакин как мог, старался закончить пораньше, чтобы скорее вернуться на Корусант и не заставлять Асоку переживать о нем. Весь год их семейного счастья юноша никак не мог поверить, что всё это действительно происходит с ним. Что это не сон, не мечта амбициозного подростка, а реальное положение вещей. Что Асока больше не его наставница и коллега, а самая настоящая жена. Ну и что, он не может никому об этом сказать и даже открыто пройтись вместе у всех на глазах. Они вместе, они есть друг у друга и это главное. Они засыпали и просыпались вместе, могли чувствовать друг друга и заботиться. Энакин часто просыпался ночами и подолгу не мог заснуть снова, глядя на спящую Асоку, трогательно повернувшуюся набок, положив ладонь под щеку. Смотрел и боялся поверит, что не спит, что они и правда вместе. Что теперь он может легко коснуться её и не получить упрёка. Да она и сама любила эти прикосновения и щедро дарила в ответ свои. А когда спала, то чаще всего обнимала его за плечи, положив голову на плечо или на грудь мужа. Энакин не уставал радоваться сбывшейся мечте, тому, что любовь всей его жизни ответила ему и полюбила столь же сильно и глубоко, как он любил её с самого детства. Но при этом Асока стала для Энакина не покорённой вершиной, а яркой звездой, на свет которой он сейчас и стремился, уже завидев на площадке её высокую, стройную фигуру в красной блузе и узких чёрных брюках. Ещё пять минут и вот он уже сходит с трапа и бежит ей навстречу и машинально оглядевшись вокруг, но никого не найдя, бросился в раскрытые объятия. Не виделись всего два дня, а такое впечатление, что вечность. Асока прижалась к груди супруга, ощущая его бешено скакавшее от волнения сердце. На темной ткани рубашки блеснул прямоугольный медальон из лакированного дерева. Асока улыбнулась, заметив его, радуясь, что он тоже носит её подарок. Дело в том, что обручальных колец у них не было и во время церемонии Энакин застегнул на её запястья тот самый браслет, что сделал сам, специально для неё ещё несколько лет назад, Асока же, в свою очередь, сняла с себя свой любимый медальон и повесила его на шею новоявленного супруга. Энакин удивился, но лишь только спросил:
– Ты уверена? Ведь это твоя память о погибшем друге.
Асока ответила тогда, что если он, Энакин, теперь с ней, то и память у них тоже общая. Скайуокер в тот момент отметил лишь то, что душевная натура Асоки была гораздо щедрее, нежели его собственная. Ведь он бы ни за что не расстался так запросто с чем-то особенно ценным и дорогим для себя.
– Ты до сих пор не снимаешь его? – спросила она сейчас, проведя пальцем по деревянной поверхности кулона.
– Ну, разумеется, так я всегда могу почувствовать тебя рядом – ответил Скайуокер и впервые за встречу поцеловал её.
– Тебе не придётся больше представлять это – произнесла Асока, сочтя момент подходящим – Теперь мы всегда будет в твоих мыслях – И увидев ожидаемое удивление в его глазах, вызванное множественным числом, употребимым к себе, добила самым главным – Я жду ребёнка, Энакин.
– Правда? Это же самый лучший день в нашей жизни! – Скайуокер просто просиял и вновь обнял тогруту, но уже более бережно, учитывая только, что сказанное.
Он часто видел этот момент во снах, видела и Асока, то были самые лучшие и самые счастливые их сны. Теперь же они стали явью, однако, поскольку снится им всё равно что-то должно, сны по-прежнему будут. Вот только, увы, совсем не о счастье.
====== Глава 92. Избранный для страданий ======
Вечер плавно перетек в ночь и поскольку Энакин здорово устал после задания, спать они с Асокой отправились намного раньше обычного. Тано не возражала, ведь, кто сказал, что они сразу уснут? Верно, сперва она долго и подробно расспрашивала про миссию и смеялась на то, как Энакин изображал посла той планеты. И очень жаль, что этим пока и пришлось ограничиться, ведь на ранних сроках беременности лучше воздержаться от интимной близости. Ничего, у них ещё будет время наверстать, ведь впереди целая жизнь. Семейная. У Асоки снова есть семья, настоящая, что может быть прекрасней. Энакина начало клонить в сон и быстро поцеловав жену, Скайуокер устроился на подушке и вскоре заснул. Асока легла рядом, как всегда, положив голову ему на грудь и одной рукой обняв за плечо, прикрыла глаза в попытке заснуть. Но вот ей, в отличие от Энакина, спать совершенно не хотелось и виной тому была, увы, не радость от встречи с мужем. Отодвинутые днём из-за бесконечных дел Ордена, тяжёлые мысли и гнетущие предчувствия сейчас с удовольствием брали реванш, пользуясь тем, что спугнуть их некому, с мстительной радостью сорвали блок в душе Асоки и влетев туда, как торнадо, начали строить там свой чёрный бал. Конечно, по причине того, что девушка пережила до этого, а именно, потерю тех, кто был ей в разное время сильно дорог – отца и старого Бена, оказавшегося отцом Лорда Ситхов, она и раньше испытывала сильное душевное волнение, опасаясь того, что это может повториться и с другими, но сейчас, в связи с беременностью, эти мысли вылезли на первый план и отодвинуть их хотя бы на второй упорно не получалось. И вот опять, так же, как и позавчерашней ночью. Стоило закрыть глаза, как сразу же по всему телу проходила мучительная дрожь, а на сердце опускалась и оставалась лежать тяжёлая плита, само же оно сжималось и словно боялось пропустить лишний удар. Асока крепче прижалась к мужу и завернулась в одеяло, Энакин почувствовал её движение и машинально сжал руки плотнее, до этого просто лежащие на её талии и спине. Это помогло ненадолго. Согревшись теплом любимого, Асока забылась неглубоким сном, чтобы спустя пару часов с легким криком открыть глаза и отпрянув от мужа, сесть на кровати, дрожа всем телом и вытирая углом простыни мокрые от слез глаза. Точно таких же, темные пятна которых виднелись и на одеяле. Она опять плакала во сне и совсем этого не замечала, такое было уже не впервые, а раз третий за последний месяц, который длилась её беременность. Асока села и обняв руками колени, набросила сверху одеяло, тщетно попытавшись унять дрожь, охватившую всё сознание тогруты. Не получилось. Слезы продолжали подкатывать к глазам и капать с ресниц на красную ткань одеяла, слишком уж свежи были воспоминания об увиденном во сне. Слишком уж живо они напомнили о том, что Асока предпочла бы никогда не знать и что всей душой стремилась забыть. Грязный пол убогой подсобки. Окровавленное тело, лежавшее на полу без признаков жизни. Глаза ещё смотрели и видели, но душа уже улетела из него. Этот отчаянно-пронзительный взгляд, так яростно цеплявшийся за жизнь, в которой ему больше не было места. За жизнь, из которой его насильно вырывали. Именно так и смотрел на Асоку её бедный отец в последние секунды прибывания на земле. Тогрута до самой смерти не забудет этого, и вот сейчас снова, опять, как и тогда, шесть лет назад, вот только не одно это заставляло Тано сжиматься изнутри от болезненного чувства непоправимости произошедшего. А то ещё, что в этот раз это был не отец. Этот безумный, пронизывающий взгляд, полный неподдельного страдания и настоящей, не наигранной боли принадлежал не Шону Тано, на грязном полу, покрытый ссадинами и синяками, лежал маленький мальчик со светлыми волосами и глазами, такими же, как у отца и матери – небесно-голубого оттенка. Только теперь они смотрели как будто прощаясь, но отчаянно не желая этого делать, до последнего веря, что его спасут, он смотрел прямо перед собой и чуть потряхивал маленькими ручками, надеясь, очевидно, разжалобить своего мучителя. Это был его последний шанс – вызвать его сочувствие. Асока бы точно не выдержала этого взгляда, но выдержал неизвестный, так как в следующую секунду чуткого слуха тогруты достиг глухой удар и негромкий стон. Она с опаской переводит глаза в сторону звука и замирает в немом ужасе. Это милое детское лицо теперь залито кровью, такой же, которая застыла на волосах. Только глаза продолжают ещё смотреть, только теперь, вместо попыток вызвать сочувствие, в них отчётливо читался вопрос: «Ну вот, ты меня убил, разве тебе стало от этого легче?» Но даже это ещё возможно было перенести, если бы в следующий миг эти потемневшие от приближающейся смерти глаза не повернулись чуть в сторону и не захватили собой другие, похожие на эти.
«Мама!» – прозвучал в них безмолвный крик – «Отчего ты не пришла раньше? Отчего же не успела спасти?»
Это оказалось уже выше натренированных сил и нервов тогруты, подняв со дна её души все самые тяжёлые мысли, нагляднее всего показывая на то, что она несовершенна и просто бессильна перед вселенским злом. Но каким же сильным оказалось это ощущение новой боли от новой потери, отпекая новый кусок от её души, который не отрастить и не заменить протезом. Остаётся только приучить себя жить с ещё одной утратой, или умереть самой, чтобы не видеть без конца как погибают те, кто тебе дорог. Рыдания сотрясали тогруту. Она уткнулась головой в колени и с каждым новым порывом выдавала сдавленные всхлипы, не выгонявшие, однако, прочь всю душевную тяжесть. Асока думала только об этом и потому не заметила как с другой стороны кровати раздался скрип и устремился взгляд, полный недоумения, и лишь только когда сильные крепкие руки обняли её дрожащие плечи и голова опустилась на чью-то тёплую грудь, Асока словно бы отмерла и смогла поднять заплаканные, сломленные глаза за проснувшегося мужа.
– Что такое? Ты снова увидела свой кошмар? – спросил её Энакин негромким шепотом, при этом не перестав обнимать.
– Я не могу. Это просто ужасно. Ещё недолго и я просто сойду с ума – вырывалось у Асоки с короткими всхлипами – Это продолжается уже целый месяц. У меня просто нет сил.
– Что же ты видишь? – решился спросить юноша, осторожно укладывая Асоку на подушку и ложась рядом, при этом не разрывая объятий и продолжая гладить её по напряженной спине. Тогрута находилась в крайней степени душевного волнения. Она, казалось, едва владела собой. Руки дрожали и до побелевших костяшек впились в подушку, лицо стало бледным, а глаза лихорадочно блестели. Девушка явно была на грани безумия, об этом говорил и голос, нервный, надорванный, вещавший странные слова, обдававшие лицо Энакина горячим дыханием:
– Ты не знаешь, как это —терять близких. Не представляешь себе, что это такое – видеть как кто-то родной тебе умирает у тебя на руках. Видеть его глаза. Чувствовать температуру тела. Смотреть в эти глаза, понимать каждое слово из того, что он хочет тебе сказать и знать при этом, что его самого с тобой уже нет. Его жизнь ушла из тела и виноват в этом только ты...
Слова закончились, началась нервная лихорадочная дрожь. Энакин придвинулся ближе, поражаясь той буре эмоций, что творилась в душе тогруты. Она явственно ощущалась в Силе, каждый её медихлориан просто разрывался от этого чувства. Скайуокер просто не мог этого выносить, ему до боли хотелось ей помочь, просто до ужаса, если не убрать это страдание, то взять себе хотя бы меньшую его часть. Но, что можно было сделать сейчас? Только выслушать, что она скажет и успокоить, как может. Вот только откровенничать Асока не спешит, рассказывая пока только о прошлом. Очевидно ей приснился кошмар и она ещё под его влиянием, но вот Тано снова заговорила:
– Мне кажется, что это повториться. Что я опять испытаю нечто похожее – уже более спокойно, но тем не менее эмоционально сказала Асока – Что на этот раз...нет, это невозможно...я видела...что это наш сын...что я не увижу его. Что он умрет...едва увидев свет...
– Асока, не говори так – Энакин и сам был в ужасе, предоставив на секунду реальность слов любимой – Ничего этого не случится. Наш ребёнок не умрет. Я знаю. Я обещаю тебе, роды пройдут легко.
– Но зачем же тогда я снова это вижу? Почему я не могу перестать представлять это? – спросила девушка уже совершенно измученным голосом – Я видела точно такие же сны перед тем, как погиб мой отец. Я не выдержу, если это повториться.
– Асока, пожалуйста – взывал к ней Энакин – Я прошу, поверь, я с тобой и я тебя люблю и значит смогу защитить вас обоих от любой напасти, ты всегда верила мне, поверь и сейчас. Наш ребёнок родится и будет радовать нас, так и будет, только поверь мне.
