Текст книги "RAI Сorporation (СИ)"
Автор книги: Kooshksutrus
сообщить о нарушении
Текущая страница: 35 (всего у книги 44 страниц)
Он хватает Роджера за плечи и осматривает с ног до головы до того внимательно, будто за ночь успел закончить медицинский университет.
– Ей-Богу, Фред, я повешу тебе на шею колокольчик, чтобы быть готовым к твоим резким появлениям из ниоткуда, – фыркает Роджер, а по лицу его медленно расползается улыбка.
У Фредди раскрасневшиеся щёки, и волосы в полном беспорядке то и дело лезут в лицо, в глазах сверкают озорные огоньки, и Роджер наконец-то чувствует, как с его плеч валится неподъёмный груз. С того времени, как Ibex распались, Фредди был подавленным и непривычно тихим, даже, наверное, грустным в какой-то степени, а Роджер ненавидит, когда Фредди грустит. Он готов творить любые глупости, только бы видеть, как Фредди улыбается, и шутливо бить его по рукам, чтобы избавился наконец-то от дурацких комплексов в отношении своих зубов. Роджер вроде как дантист, и он знает, что это немного странно, ведь даже если бы ему заплатили миллион, он бы ни за что не стал исправлять эти зубы и не дал бы притронуться к ним никому другому.
– Иногда мне кажется, что даже если сюда ворвутся грабители, ты их не заметишь, – усмехается Фредди и шутливо щёлкает Роджера по носу, на что тот забавно морщится и шлёпает Фредди по заднице, когда он поворачивается к раковине, чтобы взять оттуда тряпку для стола.
– Они умрут от разочарования, когда поймут, что самое ценное в этой квартире – твои недоваренные макароны и, возможно ещё не прокисшее молоко, – отвечает Роджер.
Фредди тем временем вытирает со стола кофе и ставит чайник по новой, явно собираясь возместить ущерб. Он усаживается напротив Роджера и кокетливо стреляет глазами, покусывая в нетерпении нижнюю губу.
– Ну ладно, давай уже, выкладывай, я вижу, что тебя прямо распирает, – смеётся Роджер, вытряхивая из пачки ещё одну сигарету.
– Я нашёл группу, где я смогу петь, сегодня прослушивание, – воодушевлённо размахивая руками, отвечает Фредди.
Это определённо хорошая новость. Фредди с ума сходит без дела и хвостиком ходит за Роджером на каждую репетицию Smile, доводя Стаффела до нервного срыва. Роджеру на самом деле нравится за этим наблюдать, к тому же Фредди всегда рядом, тем не менее он понимает, Фредди просто не может без музыки: слишком много энергии, которую нужно направить в правильное русло.
– И что за группа? – интересуется Роджер.
– Sour Milk Sea, – отвечает Фред.
У Роджера невольно вырывается смешок.
– Серьёзно? – скептично вскидывая брови вверх, переспрашивает он.
Фредди возмущённо закатывает глаза и пожимает плечами.
– Название можно поменять, они ищут вокалиста, и, возможно, я смогу сделать из них что-то стоящее.
Роджер весело смеётся и качает головой – Фредди такой Фредди.
– Они ещё даже не подозревают, что их ждёт, – говорит он, на что Фредди хитро подмигивает и встаёт из-за стола. Он выключает чайник и разливает кофе по кружкам, доставая из пакета сладко пахнущие бисквиты.
– Обожаю Кашмиру, – довольно тянет Роджер, запихивая в рот этот шедевр кулинарного искусства. Они-то с Фредди не способны даже яичницу нормально пожарить.
– Я думал, меня, – с наигранной обидой фыркает Фред. – Я мог съесть всё по дороге, но подумал о тебе.
– Ты вне конкуренции, Фредди, всегда на первом месте, – с набитым ртом отвечает Роджер, явно удовлетворяя того ответом.
Фред обхватывает чашку рукавами кофты и прячет счастливую улыбку за длинными волосами, но Роджер прекрасно видит, как блестят его глаза.
– Так ты поедешь со мной в Суррей? – выныривая из своих мечтаний, спрашивает Фред.
Он уже успел уговорить Харриса, так как ему нужен его фургон, дело осталось за самым важным: ехать без Роджера Фредди не хочет. Это, конечно, глупо, ведь Фредди знает, как он хорош, тем не менее ему страшно и немного неловко идти на встречу с четырьмя незнакомыми людьми. Что если он облажается, и вместо группы получит лишь кучу насмешек?
– Там будет прослушивание? – спрашивает Роджер.
Фредди неловко кивает, взволнованно наматывая на палец прядь волос.
– У нас репетиция вечером, – начинает Роджер, он знает, что Брайан заворчит его до смерти, если он не придёт, но Фредди вдруг резко как-то весь сходит с лица, и в чёрных глазах отчётливо видно печаль.
– Да, я знаю. Не беспокойся, это не обязательно, – тяжело вздыхает Фред.
Он почти уверен, что ничего не получится. Всё настроение сходит на нет, и желание куда-то идти вдруг полностью пропадает. Фредди нужен Роджер, чтобы чувствовать себя уверенно, без Роджера он не способен ни на что.
– Репетиция, которая пройдёт без меня, – отвечает Роджер. – Конечно же, я поеду с тобой, ты что, действительно решил, что я отпущу тебя одного?
Роджер понимает, как всё это выглядит со стороны, они ведь с Фредди и правда что сиамские близнецы, не отлипают друг от друга без необходимости, но какая, к черту, разница, все вокруг могут шутить на эту тему сколько угодно, наплевать, потому что им хорошо рядом, и совсем неважно почему.
Фредди мгновенно меняется в лице, в глазах снова загорается живой блеск, а на губах появляется счастливая улыбка, он тянет ладонь к лицу, но Роджер перехватывает её на полпути, накрывая своей рукой и прижимая её к столу.
– Ты никогда не станешь дантистом, Роджер, – говорит Фред и медленно опускает взгляд вниз на их руки.
– Очень на это надеюсь, – фыркает тот в ответ.
Фургон несётся вдоль трассы немного быстрее положенного, за окном то и дело мелькают пейзажи один красивее другого, но Роджер не может отвести глаз от Фредди, которого по праву сейчас можно назвать королевой эпатажа. На Фредди надеты его лучшие ботинки, белые, начищенные до блеска, на тяжёлом «тракторном» каблуке, его любимая пышная шуба, которая, в общем-то, уже давно стала их общей, и до неприличия обтягивающие штаны, обтягивающие до того, что Роджер чувствует, как краснеет, когда Фредди тянется вперёд, чтобы взять воды. Он стреляет подведёнными глазами и кончиком языка проводит по пухлым губам, слизывая капли воды. Фредди, чёрт возьми, гребаный бог разврата, и Роджер не понимает, отчего становится так жарко, ведь Фредди, при всей своей сексуальности, вовсе не похож на девчонку – из-под обтягивающей майки вполне различимо виднеется волосатая грудь.
– Хочу, чтобы они меня запомнили, – фыркает Фредди, приводя Роджера в чувство, он открывает окно, запуская в салон прохладный воздух.
– Тебя невозможно не запомнить, – Роджер знает, о чём говорит, он запомнил Фредди с первого взгляда, хотя и был уже несколько пьян.
– Он прав, – смеётся Джон, явно намекая на экстравагантную, броскую одежду Фреда.
К месту они прибывают с небольшим опозданием.
Роджер видит, что, несмотря на всю свою браваду, Фредди чертовски нервничает, он знает своего соседа как никто другой: Фред на самом деле очень застенчивый и ранимый человек.
Роджер загорается идеей и выпрыгивает из фургона быстрее, чем кто-то успевает сообразить. Он кидает быстрый взгляд на небольшую компанию ребят, собравшихся у студии, и торжественно распахивает перед Фредди дверь фургона, являя того на свет словно английскую королеву. И Фредди словно перерождается, он смотрит на Роджера с такой благодарностью и восторгом, что у того сжимается в груди сердце, а Фредди кажется ему Богом, сошедшим с небес. Он самоуверенно улыбается, поправляет на своих плечах шубу и стройным шагом приближается к охреневшим участникам группы. За его спиной Джон благоговейно сжимает в руках небольшую коробку. В этот момент Фредди – звезда, и Роджер готов рукоплескать ему, кидая к ногам друга букеты цветов.
– Фредди Булсара, – окидывая своих новых знакомых снисходительным взглядом, бросает Фред, – ну так что, дорогуши, начнём?
У всех троих едва челюсть на пол не падает, а Роджер не может сдержать своих порывов гордости, так и хочется сказануть что-нибудь глупое, вроде: «Смотрите, сучки, это мой Фредди!» Но Роджер знает, его поймут неправильно, а потому он только идёт следом за всей толпой, в принципе, уже зная результаты прослушивания.
Когда они заходят в небольшую студию, Харрис кладёт перед Фредди на стол ту самую коробочку, из открытия которой Фред устраивает целое представление, и лишь когда крышка всё же открывается, все понимают, что там персональный микрофон Фредди.
– Ты нам подходишь, – заявляет, кажется, Крис.
Фредди удивлённо хлопает глазами: он даже рта не успел раскрыть, а они уже готовы взять его в группу?
– Сто процентов, – поддерживает своего коллегу барабанщик.
– Может быть, мне и петь не нужно? – с неким пренебрежением бросает Фред.
– Уверен, поёшь ты охренительно, – усмехается парень с бас-гитарой.
– Тогда не отказывайте себе в удовольствии и послушайте, – вмешивается Роджер, на что все четверо дружно кивают.
Роджер замирает в ожидании, он слышал миллион раз пение Фредди, в конце концов, тот даже в душе поёт так, что соседи не переставая колотят им по батареям, но, несмотря на это, каждый раз Роджер будто тонет в этом восхитительном, абсолютно волшебном голосе. Роджер видит восхищение в глазах незнакомцев, когда Фредди начинает петь, и у Роджера по всему телу бегут мурашки, а взгляд просто прилипает к изученному до мелочей лицу.
Фредди такой живой, эмоциональный, он не просто поёт – он проживает каждую строчку, боль то или радость, у Роджера тоже неплохой голос, но он никогда не смог бы петь так по-настоящему, как это получается у Фредди. Роджер видит его на большой сцене, и он очень надеется, что, когда Фредди поднимется так высоко, в его жизни всё ещё останется хоть немного места для него, ведь Роджер, как бы ни старался, никогда не сможет светить так ярко, ему, в общем-то, и не нужно, лишь бы Фредди не забыл о нём, когда его мечта станет действительностью.
Роджер знает с самого начала результаты прослушивания, а потому он вовсе не удивляется, когда все четверо восторженно приглашают Фредди в свою команду. Так Фредди попадает в Sour Milk Sea.
По дороге назад у них ломается фургон, и пока Джон возится с ним и пытается починить свою горе-машину, Фредди и Роджер стоят, прислонившись к задней двери, и рассматривают звёздное небо.
– Боже, милый, ты видел их лица? – восторженно лепечет Фредди, пока Роджер пускает колечки дыма в воздух.
– Ещё бы, ты сияешь, Фредди, – задумчиво отзывается Роджер.
– Что ты имеешь в виду? – Фредди переводит свой взгляд на Роджера, внимательно вглядываясь в его лицо.
– Как эти звёзды, так же ярко и волшебно, это странно, но иногда я боюсь, что ты станешь таким же далёким, – Роджер не знает, кто это говорит – он или бутылка виски, распитая ими по пути.
Фредди не знает, что ответить, ведь для него Роджер сияет куда ярче всех этих звёзд. Он не может выразить все свои чувства, их слишком много, они сильные до боли, до чёртового сумасшествия, но в одном он уверен наверняка.
– Я всегда буду рядом, потому что всё это, – Фредди обводит руками вокруг себя, – оно мне не нужно, если не будет тебя.
Роджер понятия не имеет, почему его сердце стучит так странно, почему руки дрожат, словно он наркоман во время ломки, и что это, если не признание в чём-то большем, в чём-то очень важном и жизненно необходимом? Он поворачивает голову в сторону Фредди и тонет в его бездонных, черных, словно сама ночь, глазах. Какие к чёрту звёзды? Фредди не звёзды, он тёплый и вовсе не далёкий, как они, Фредди намного прекрасней и согревает своим светом, не жалея себя.
Роджеру кажется, что он слышит стук своего сердца, и это странно, ведь ещё никогда до этого он не ощущал себя так остро и в то же время хорошо. Роджер хочет ответить хоть что-то, сказать, что он тоже не хочет ничего, если Фредди не будет рядом. Время будто замирает на несколько секунд, пока голос Джона не возвращает их в реальность.
– Эй, молодожёны, сажайте задницы в фургон, поехали.
Роджер испуганно моргает, а после беззаботно улыбается, панически пытаясь осознать, что только что произошло.
– Странная ночь, – фыркает он.
– Я бы сказал, волшебная, – усмехается Фредди и, подмигнув Роджеру, залезает в фургон.
Роджер выкидывает на асфальт дотлевшую до фильтра сигарету, бросает мимолётный взгляд на сияющие в небе огоньки и мечтательно улыбается.
– Волшебная, – шепчет он, прежде чем вернуться в машину.
Выбрав день, когда у них только репетиция и ничего больше, Фредди назначает Джиму встречу вечером в том самом месте, которое тот выбрал. Роджер рад возможности сесть за управление своего новенького автомобиля, но, помня обещание, везет Фредди очень аккуратно. Поездку, по его мнению, портит лишь тот факт, что едут они на встречу с бывшим Фредди, и это безумно нервирует и не дает в полной мере насладиться вождением. Ко всему прочему Фредди странно молчалив, и в салоне царит некоторое напряжение, так что Роджер в какой-то степени все же совсем не рад, что повод сесть за руль оказался таким неприятным во всех отношениях.
Место, куда их приводит навигатор, оказывается небольшим ресторанчиком для свиданий, что уже настораживает. И даже вся фантастическая красота данного заведения не вызывает у Роджера никакого восторга или других положительных чувств.
Едва они заходят в раздвижные двери, как их встречают две голограммы ИИ – Лилу и Эстебан. Они одеты в соблазнительные костюмы и приятно улыбаются. За их спинами пропасть, вернее, невероятно большое пространство, огороженное до самого потолка невидимым силовым полем и заполненное водой. Можно сказать, их взору предстает огромнейший аквариум, красиво подсвеченный подводными фонарями и оформленный стаями декоративных рыбок, светящихся в темноте и выписывающих невероятные зигзаги среди зеркальных пузырей. Пузыри довольно большого размера и, очевидно, имеют искусственное происхождение, они медленно перемещаются под водой в разных направлениях, и Роджер в ужасе, когда понимает, что им придется поплавать в одной из этих сфер. Хотя, если подумать, то он был бы в большем ужасе, окажись Фредди один на один с Хаттоном в этом тесном пространстве среди бескрайних вод.
Так что он молча идет за двумя ИИ, которые, неоднозначно касаясь друг друга, провожают посетителей к ряду сфер, приготовленных к отправке в подводную стихию, и подводят к той сфере, в которой их ожидает Джим. В зеркальных боках Роджер видит отражения себя с Фредди и всего помещения, изображение немного искажено круглыми боками, и это странно напоминает ему старинные ёлочные шары, сделанные из тончайшего стекла, вот только таких больших шаров Роджер в жизни не видал.
Когда перед ними образовывается проход – словно расходится масляная пленка на воде, они попадают внутрь и оказываются в небольшой комнатке с мягкими пуфиками вместо стульев и парящим в воздухе столиком. Над столом так же парит какая-то офигенно красивая люстра, разбавляя полумрак и создавая интимную атмосферу. Пахнет невероятно приятно и даже, можно сказать, соблазнительно. Точнее, было бы соблазнительно, если бы вид этой красоты не портил Джим Хаттон, по-хозяйски развалившийся на пуфиках и мерзко, как кажется Роджеру, улыбающийся.
– Так вы все-таки вдвоем, – говорит он и щурит глаза, оглядывая Фредди с ног до головы собственническим одобрительным взглядом.
Как хозяин конюшни осматривает своих лучших жеребцов – на ум Роджеру почему-то приходит именно такое сравнение. Очень хочется опустить летающий светильник Хаттону на голову, но он дал слово Фредди вести себя хорошо и ничего не громить, поэтому держит себя в руках.
Они садятся по другую сторону столика – напротив Хаттона, и закрывшийся проход начисто отрезает их троих от окружающего мира. Стены сферы становятся прозрачными, но Роджер упускает тот момент, когда они выплывают в общий «лягушатник», потому что Хаттон бесит его неимоверно. А Фредди пялится на него, не сказать, что заигрывает, но его глаза странно блестят, и Роджер не может прочесть его взгляд и бесится еще больше от того, что часть жизни Фредди принадлежит Хаттону и он об этой части никогда не узнает.
– Ты что-то хотел показать? – довольно грубо спрашивает Роджер, и ему совсем не нравится, что он чувствует себя при этом так, будто влезает в личную жизнь этих двоих. Хотя, возможно, это просто его воображение и ревность…
– Я много чего хотел, – говорит Хаттон. – В первую очередь – поговорить с Фредди наедине.
– Только через мой труп!
– Ну, это можно устроить…
– Все, хватит! – перебивает их неуклюжий обмен комплиментами Фредди. – Говори при Роджере, мне нечего от него скрывать.
Фредди очень надеется, что его голос звучит более уверенно, чем он себя чувствует. Он смотрит и не узнает Джима совсем, его словно подменили, и, если честно, он даже думает, что, возможно, так оно и есть.
– Это меня не удивляет, вы как два сиамских близнеца, – говорит Хаттон. – Готов поспорить на что угодно, что в корпорации вам сказали, будто вы были несчастны в альтернативной реальности, или сочинили еще какую чушь?
– Они сказали, что мы жили в браке шестьдесят пять лет и устали друг от друга. Разлюбили, – нехотя поясняет Фредди, Роджеру он об этом как-то забыл сказать, а тот забыл спросить.
– Ладно, мне, похоже, придется открыть вам глаза, – наигранно вздыхает Джим и проецирует на появившийся в воздухе голоэкран изображения из своего чипа.
Изображений очень много, гораздо больше, чем он им показывает, он просто берет самые значимые события – премии, награждения, вечеринки, помолвка, свадьба, выходы альбомов. Поток фотографий не уменьшается, и на каждой из них обязательно Фредди и Роджер. Сначала молодые, потом остепенившиеся и потяжелевшие, потом совсем старики. Фредди странно видеть их двоих седыми и сморщенными, даже немного страшно от подобной перспективы, которая, к счастью, именно их миновала, но в то же время эти фото притягивают взгляд, потому что на каждой он и Роджер улыбаются, будь это случайная фотография, застигшая их врасплох, или снимок с очередной премии. Они действительно счастливы, тут не может быть сомнений.
– Да ты целое досье собрал, – язвит Роджер. Ему неприятно, что этот человек копался в их с Фредди жизни, и еще более неприятно, что труд Хаттона сейчас заставляет его сердце ёкать от радости за тех двоих, которыми им не удалось стать.
– Я старался, – самодовольно отвечает Джим.
– Она сказала, что под конец мы разлюбили друг друга, – говорит Фредди. – Это так?
– Боюсь, что нет, – отвечает Хаттон. – Вы всего лишь поссорились на тот момент, и люди корпорации просто попали в неудачное время. И этот их промах стоил вашим прототипам жизней, а вам… в общем, и вам тоже это стоило жизней. Они пришли за несколько дней до смерти Роджера. Я пришел за несколько дней до твоей смерти, Фредди.
– Что значит – пришел? – не понимает Фред.
– Мне удалось взять у тебя интервью после того, как люди корпорации облажались. Они думали уговорить вас по-быстрому, за часик или полтора, и пошли по открытому мной порталу, чтобы сэкономить денежки. Но не вышло, и пришлось возвращаться во второй раз и зависать в прошлом на несколько лет. В общем, у них всегда так. В любом случае, у меня есть доказательство того, что вы любили друг друга до самого конца.
Роджеру не нравится, что Джим Хаттон сейчас выступает в роли эдакого спасителя или благотворителя, который легким взмахом руки рассеивает все их сомнения, но стоит взглянуть на Фредди, во взгляде которого плещется безумная надежда, как все слова застревают в его горле.
Джим выводит на экран видео и прокручивает его до нужного момента.
– Пришлось пользоваться старыми камерами, чтобы не вызывать подозрений, те еще галимые вещички, – поясняет он.
На изображении почти темный квадрат. Окна плотно занавешены тяжелыми гардинами, и лишь тонкий лучик света проникает внутрь, из чего можно сделать вывод, что во время съемок на улице был яркий день. Тем не менее в комнате темно, и лишь свет ночника на тумбочке едва освещает часть большой кровати и сидящего в подушках человека. Белые седые волосы выделяются ярким пятном, а худые руки, испещренные вздутыми венами, безвольно лежат на коленях, покрытых одеялом. Фредди с каким-то благоговением и ужасом узнает в этом старце себя, несмотря на то, что освещение действительно плохое и лицо едва видно.
«Кто вам сказал эту чушь?» – говорит старый Фредди возмущенно слабым и дребезжащим голосом.
«Так, значит, это неправда?» – спрашивает Джим Хаттон за кадром, и Фредди вмиг узнает его голос, таким этот голос был, когда Джим жил с ним, когда он был уже не таким молодым, как сейчас.
«Мы просто поссорились, но потом помирились. За пару дней до того, как… как Роджера не стало…» – дребезжащий голос срывается, очевидно, что говорившему трудно вспоминать.
«И поэтому вы отказали тем парням из будущего?» – спрашивает Хаттон.
«Я отказал им, потому что не связываюсь с психами!» – резко бросает старый Фредди.
«А если это была правда? Что если вы, на самом деле щедро отказались от вечной жизни, и из-за этого умер Роджер, а теперь вы умираете сами?» – спрашивает Джим, и Фредди не может поверить, что это его Джим, терпеливый и понимающий, говорит такие жестокие вещи.
«Может, вы и правда его не любите?» – продолжает дожимать Джим. – «Может, вы его никогда не любили, раз так легко раскидываетесь подобными возможностями? Ведь по-настоящему любящий человек ухватится за любую соломинку, за любую возможность, даже самую фантастическую, чтобы быть с любимым! Скажите честно, вы разлюбили его, поэтому вам было наплевать, будет ли Роджер жить вечно молодым, рядом с вами в том самом прекрасном будущем?»
Старик на видео будто задыхается по мере того, как Джим говорит, и под конец из его груди вырывается сдавленное рыдание вперемешку со стонами.
«Нет… Нет…», – его сухой надтреснутый голос похож на тоскливый вой безысходности. Он порывисто поднимает руки к лицу и плачет словно ребенок. Джим за кадром молчит, пока звучат надрывные всхлипы, наверное, ждет продолжения и цинично приближает камеру к закрытому ладонями лицу, чтобы было лучше видно.
Наконец рыдания сходят на нет, и старый Фредди, шмыгнув носом, успокаивается так же быстро, как и завелся. Узловатые дрожащие пальцы неловко стирают мокрые дорожки с дряблых щек. Фредди невольно повторяет жест на видео и тоже чувствует на своих пальцах влагу. Ему невероятно тяжело видеть все это, он настолько остро сопереживает человеку на видео – почти самому себе, – что на одной волне с ним. Он прекрасно ощущает его горечь и боль, и сердце Фредди словно разбивается вдребезги, но уже не от безответной любви, как было, а от безысходной, от той самой, которой веет с экрана. Он испытывает шок от того, насколько цинично ведет себя Джим, и от жалости к этому старику, для которого уже нет места в этом мире, который доживает свои последние дни. Дни, в которых больше нет Роджера Тейлора.
«Я любил его до самого конца», – говорит Фредди на экране охрипшим голосом, а потом, словно затаив дыхание, несмело и тихо спрашивает: – «Как вы думаете, эти люди, они могли бы вернуть его к жизни? Может, они еще придут?» – в старческом голосе слышится такая надежда, что у Фредди щемит сердце и безумно хочется обнять и успокоить, защитить. Старый Фредди выглядит беззащитным ребенком перед Хаттоном, а в его голосе слышны просительные, осторожные нотки, ведь то, о чем он просит, очевидно, очень важно для него. Это дело жизни и смерти.
«Я думаю, что нет. Точно нет», – отвечает Хаттон недрогнувшим голосом, и снова приближает заплаканное лицо с блестящими темными глазами, в которых плещется боль вперемешку с отчаянием.
– Выключи это!!! – орет Роджер фальцетом, да так, что Фредди вздрагивает.
Джим немедленно выполняет его просьбу и удивленно пялится на орущего. Роджер тяжело дышит, он весь красный и злится так, что все кружится перед глазами. Ему хочется плакать от этого видео, хочется рвать и метать и еще вернуться в это прошлое и спасти Фредди или хотя бы утешить его, чтобы убрать эту жуткую безысходность из его взгляда. Эти глаза на видео – это невыносимо для него, а плачущий в реальности Фред просто добивает. Это какая-то чертова мясорубка, и они с Фредди вертятся в ней заживо прямо сейчас!
– Знаешь, я всегда знал, что ты чертов мудила, – говорит Роджер. – Но чтобы настолько…
– А что, задели за живое страдания бедного дедушки? – язвит Хаттон. – Вот уж не думал, что вы оба такие плаксы.
– Сука, ты долбаная сука… – повторяет Тейлор, прожигая Хаттона ненавидящим взглядом, и берет Фредди за руку. – Мы зря сюда пришли, я так и знал, что будет какое-то дерьмо! Нам надо уходить! – говорит он. – Эй, детка, с тобой всё в порядке? Хочешь, уйдем отсюда прямо сейчас?
Фредди отрицательно качает головой и берет себя в руки.
– Ты говорил, что расскажешь что-то, чего не покажут в передаче, – напоминает он Джиму.
– Я хотел просто предупредить, по старой памяти, правда, без всяких корыстных целей, что я нарыл на корпорацию достаточно, чтобы подать на организацию в суд.
– И что с того? – снова довольно агрессивно спрашивает Роджер.
– Вам, конечно, об этом никто не скажет, но это напрямую касается вашей группы и Боуи. А ты довольно сексуальный, когда злишься, миленький Родж, ничего, что худощавый, на любителя, – говорит Хаттон, оглядывает Роджера наигранно оценивающим взглядом и снова цокает языком.
У Роджера перед глазами вспыхивают красные пятна от едва сдерживаемой ярости, и он почти не контролирует себя, когда резко бьет ногой левитирующий столик. Тот дергается и возвращается на свое место, и этого определенно недостаточно, чтобы отправиться в ускоренный полет к зубам мерзавца напротив, но зато с него падает рюмка. Прямо Хаттону на колени.
– Сука, – зло цедит Роджер сквозь зубы, но лишь вызывает у Джима снисходительный смех. Его пыл остужает рука Фредди, которая крепко сжимает его руку, и Роджер мгновенно вспоминает о своем обещании.
– Прости, – говорит он нежным голоском, который невероятно контрастирует с тем шипением, которое вырвалось из его горла до этого.
– А ты его выдрессировал, – замечает тут же Хаттон, пользуясь ситуацией.
– Джим, прошу тебя, перестань! – говорит Фред довольно громко, даже звонко.
– А где же твое фирменное «Заткнись, Джим»? – поддевает его Хаттон. – Или «Пошел отсюда на хер»?
– Заткнись, Джим! – говорит Фредди, и голос его на сей раз звенит уже от злости. – Давай говорить о чем ты хотел, или мы уходим!
– А я думал, ты хочешь поговорить о чувствах… Ну да ладно, не злись, благоверный, ты же знаешь, я любя… – говорит Джим, и непонятно, то ли он так тупо шутит, то ли издевается. – А если серьезно, то во время суда все действующие проекты корпорации могут заморозить, – объявляет он, и такой резкий переход от темы к теме сначала дезориентирует ребят.
– А может, ты начнешь человеческим языком изъясняться? – предлагает Роджер.
– А я думал, ты умнее. Я же сказал, дело касается вашей группы и Боуи! Действующие проекты корпорации на сегодняшний день – это вы.
– Ага, и нас заморозят как ледышки? – язвит Роджер.
– Почти. Вас погрузят в стазис на неопределенное время, то есть, до решения суда, который вынесет приговор, жить вам в этом мире или вы не имеете права на существование из-за того, что при доставке вас в это время были нарушены некоторые законы. Если суд выиграет моя организация, то вас оставят в стазисе пожизненно, если мы проиграем, вас снова вернут к жизни. Но суды длятся, как правило, по нескольку лет, так что перспектива по-любому так себе.
Перспектива ужасная. Фредди чувствует, что ему становится плохо, по-настоящему плохо, когда он понимает, что столько лет страданий могут оказаться напрасными, и едва он получил Роджера, как его снова могут отнять самым ужасным способом. Он не может вымолвить ни слова, пока Роджер ругается матом, поливая Джима самыми ужасными словами.
Роджер чувствует подступающий к горлу ком и едва может сдержать снова выступившие слезы. Он готов расплакаться как ребенок, как старый Фредди на видео, потому что ему действительно становится страшно, а Джим Хаттон теперь кажется палачом, свершившим их судьбы здесь и сейчас, оборвавшим их шанс на светлое будущее и отнявшим у них с Фредди счастье быть вместе.
– Так вот чего ты добивался, кусок дерьма! Позвал нас позлорадствовать?! – восклицает он, едва сдерживая слезы и отчаянно пряча их за гневом.
– Я позвал предупредить, чисто по старой дружбе, и только ради Фредди, дальше это ваша головная боль, – говорит Хаттон, в его глазах ни грамма сожаления или сочувствия, одна сплошная сталь, и Фредди не понимает, как эти глаза раньше могли смотреть на него с таким теплом, а иногда с такой щемящей обидой. Неужели все это было лишь игрой?
Фредди понимает, что, скорее всего, это так, и в то же время не может поверить до конца. Еще он безумно не хочет покидать этот мир, и его отчаяние по этому поводу настолько глубоко, что не сравнится даже с океаном. Ради того, чтобы остаться с Роджером, он на многое готов, даже дать Джиму Хаттону еще один шанс показать себя с лучшей стороны.
– Неужели тебе не жалко всех этих людей? Тех, кого не вернут к жизни из-за того, что ты делаешь сейчас? – задает он наводящий вопрос. – Сколько еще рок-звезд корпорация не привезла из прошлого? Ты готов подписать этим людям смертный приговор?
Конечно, Фредди знает, что вряд ли его душещипательный вопрос заставит Хаттона поднять белый флаг, не после того циничного видео, но он все равно задает его. Что говорит за него – надежда или отчаяние – он не может понять, однако ответ Джима вселяет в него чувство безысходности.
– Ничего личного, но я считаю, что мертвое должно оставаться мертвым, таков естественный порядок вещей, Фредди, – говорит он так спокойно, словно о погоде. – Сам подумай, зачем нашему прекрасному будущему этот сброд из наркоманов и алкоголиков?
В один миг все надежды и чаяния Фредди по поводу человечности Джима падают как великая китайская стена, и не остается ничего кроме пыли, от которой он просто задыхается. Задыхается по-настоящему. В глазах темнеет, и он как сквозь вату слышит высокий и взволнованный голос Роджера, чувствует, как тот трясет его, берет его лицо в ладони, но не может ничего сказать или двинуться с места. Он не может дышать, он просто задыхается, он умирает. Человек не может выдержать столько разочарований в жизни, сколько пришлось выдержать ему. Видимо, у него есть предел, которого Фредди достиг прямо сейчас…
К жизни его возвращает резкая пощечина, голова дергается так, что хрустит шея, но он наконец-то дышит.
– Убери от него свои руки, мудила! – тут же ударяет по барабанным перепонкам голос Роджера. Фредди видит, как тот отталкивает от него Хаттона, и Джим, не сопротивляясь, садится обратно на свой пуф.
– Не нежничай с ним, Фредди не любит нежностей, – заявляет Хаттон.
– Не учи меня, что делать, жаба подколодная!
