Текст книги "Дарт Вейдер ученик Дарта Сидиуса"
Автор книги: Jamique
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 50 страниц)
Тёмный лорд рассмеялся. Быстро и безрадостно.
-Всё-таки вот так обрести отцовство, – сказал он. – Оно на меня свалилось вместе с Великой Силой. И я был, признаться, в глубоком трансе.
-А-ххаа.
-Теперь вы шипите?
-Должен же я с тобой сравняться в змеиных звуках.
-Имеете право.
-А почему ты не сказал, что нашёл сына? – серьёзно спросил император.
Вейдер кивнул. Сам себе. Учителю тоже. Задумчиво и спокойно.
-Это была моя свобода, – ответил он. – Моя любовь. Мой выход. Человек, с которым я был связан только любовью. И она была настолько свободна, что даже не нуждалась в том, чтобы сообщать о себе. Я нянчил её, как ребёнка. Хранил, как солнечный зайчик. И мне на несколько месяцев хватало одного ощущения, что где-то в галактике растёт мой живой ребёнок.
А от вас я устал.
Он поднял голову и посмотрел на императора.
-Думаешь, я не знаю, мой мальчик?
Трасса.
Рывок. Рывок. Ещё один рывок. Перекат. Трасса.
Он поймал себя на том, что думает в привычных терминах: физических движений. А вот это не верно. Рассудок выдержит, он выдерживал и не такое. Но подменять колебания энергетического импульса движениями тела – значит неизбежно ошибиться.
Рывок. Колебание. Рывок. Почти хочется услышать звук тяжёлого дыхания. Своего. Такого, которое раздирает лёгкие. Красное марево перед глазами. От нехватки кислорода, от тесноты тоннеля, он бесконечного, длящегося вот уже сутки бега от опасности. Или суток прорыва наверх через завалы.
Ты должен контролировать своё дыхание, Оби-Ван.
Хоть бы это услышать.
Но дыхания нет и контролировать нечего. И никто не посоветует для урегулирования процессов в организме использовать Великую Силу.
Вот она – Великая Сила. И ты в ней. Нет. Ты часть её. Недоразвоплощённый кусок.
Интересно, в чём причина? То, что он, пока не скрутили, всегда грешил потаканием собственным эмоциям? И не желал своё презренное ущербное “я” отдавать во благо всеобщего целокупного мира? То, что он оказался никчемным джедаем? То, что он джедаем не был?
Был, был. Был ты джедаем. Был и есть, и вовеки пребудешь. Вот пожалуйста не надо. А то, что ты не развоплотился, как они все – так просто не хотел. Они ушли в свой мир Великой Силы. И никто в этом не виноват, кроме них самих. Они сами так всё себе и представляли. А ты не захотел. Уходить. У тебя дело осталось в том мире. Дело. То, которое требовало завершения. И не отпустило.
Магистр Йода, блин, ушастый! Рыцарь Куай! Совет верных! Совет магистров! Идиоты…
Перекат. Рывок. Перекат. Импульс мечется среди энергетических ходов и стен, внешне бессистемно, на деле зряче. Ощущение соответствия пути. Интуиция джедая первое дело. Не интуиция, профессионализм. А ещё поддержка. Он знал, это не обман. Такие – не обманывают. Всё-таки он немало повдыхал в своей жизни запахов войны. Он знал, что такое союзничество, пусть даже только до первого поворота.
Рывок, резкий бросок вбок, перекат. Чтоб их всех, так и разэдак! В этом проклятом мире энергетических координат он действовал впервые. Мир глаз. Ага. Мир глаз. И носов. И подслушивающих ушей. И извращённых умов. Он их хорошо изучил. Он их изучил просто досконально.
В жизни не думал, что кто-то станет врагом худшим, чем это племя тёмных. Оказалось, есть. И враг этот даже врагом себя не считает. Разве враг муравьям тот, кто бросает в муравейник камень, а потом наблюдает, что происходит?
Бросок, откат, бросок. К сожалению, этот путь уникален. Единственен. Смертельно опасен. Или пройдёшь всю систему неизвестных тебе рубежей. Или тебя скрутит, вытянет в один из потоков и чмокнет твоим сознанием навеки. Есть только один шанс. Есть только один путь. И только одна попытка. Или он пройдёт. Или он погибнет. И тогда…
Он вёл себя. Сконтактировавшее с ним сознание, более жёсткое, чем все, знакомые ему до сих пор, как будто в нём растворилось. Он не чувствовал чужеродность. Он был один, един, и при этом в нём оказались такие способности и силы, которые раньше были ему не знакомы. Повышенная чуткость. Безошибочное определение путей. Какая-то совершенно невероятная способность отделять иллюзию от реальности. При том, что вся реальность состояла из какой-то клятой энергетики, не известной ему и на десять процентов.
Тем не менее, он шёл. Передвигался. Всё не то. Перемещался по трассе. Которая была похуже, чем какой-нибудь околокомпьютерный ходилка-дурдом. Его несколько раз чуть не прихлопывало. Обострившаяся интуиция помогала.
Оби-Ван Кеноби.
Это был хороший голос. Реальный. Жёсткое, упругое, на сто процентов ощутимое сознание. Оттуда. Он и не рассуждал, когда представился шанс. Рассуждать было не о чем. Второго такого не будет.
Он почти задыхался. Так можно сказать. Его мотало по этой прыгающей и пульсирующей трассе, наверно, вечность. Всё равно времени тут не было. Любое мгновение можно растянуть так…
Рывок. Ещё рывок. Ещё.
Что же. Если понадобится, он будет прорываться вечность. Сквозь сдавленный жар. Сквозь неощутимые энергетические потоки…
Сюда нельзя!
Но вопреки рассудку он бросился именно туда, о чём вся интуиция кричала: не сметь!
Веретеном вгрызлась в сознание реальность. Сознание расплюнулось на брызги, разлетелось в разные стороны, на мгновенье он сам в миллионах кусков распадался и пропадал вдали…
Нет. Обратно. Боль была неимоверной. Оказалось, преодолеть силу энергетического распада есть заходящийся в чёрном бреду крик. Не существовать в этот момент легче…
Нет. Обратно. Сквозь чёрную боль. Сквозь искорёженное зеркало вывернутого энергетического сгустка. Вселенная стремится к равновесию. Покою. Смерти. Ты не должен существовать…
Буду.
Существование – страдание.
Буду.
Тебя же уничтожает от боли.
Буду.
Тебе нужен твой вечный, обморочный, но так и не сваливающийся в обморок крик?
Буду.
Знаешь, что такое порог боли?
Знаю.
И тут он вывалился куда-то. Задохнувшийся от крика. Который судорогой перекрутил его тело. Выплюнуло. Мордой о твёрдое. Боль. Отдалось в голове. В теле. По рукам о поверхность – электрический разряд…
Он лежал и дышал. Его тошнило. И всё болело. Ни одна жилка не могла не кричать. Как будто только что выпустили из усовершенствованной, суперсовременной машины пыток. В голове отдавался багровый колокол тошноты и боли. Сотрясение мозга, решил он. Сотрясение мозга?
Он открыл глаза. Глаза. Он скосил взгляд на руки. Руки. Он оглядел перекорченное тело. Тело. А потом он взглянул в паточно-голубенькие, будто нарисованные небеса.
А ведь я прошёл трассу.
Мара.
Мара великолепно умела лгать. Всегда, всю жизнь. На зелёном глазу и так, что окружающие безусловно верили в ложь, как в единственно возможную правду. Для этого ей не надо было притворяться. Вживаться, входить в какое-то состояние. Убеждать себя в реальности того, что говорит. Она лгала как дышала. Щелчок перехода от того, что было к тому, что она говорит, если и существовал, то проходил для неё незамеченным.
Она лгала настолько прямо и честно, что верилось в её ложь. И для таких долгие годы любая правда, которая не соответствовала её лжи, была ложью.
Может, это получилось из-за того, что в ней уживались разом прямота и презрение к людям? Презрение, которое брало начало от презрения к родителям, в которое преобразовалась боль. Глупые, недалёкие люди, из лучших побуждений чуть не перечеркнувшие её жизнь. Светлые и добрые идиоты.
Учитель не одобрял такого её определения. Он считал, что оно слишком эмоционально и не отражает реальности происходящего.
-Добрые и светлые? – насмешливые карие глаза смотрят на девчонку. – Ты и загнула. Что в них, позволь тебя спросить, от доброты, и что – от света? Страх, девочка моя, обычный страх. И слабость. Чтобы отдать своего ребёнка, тоже нужна определённая сила. Сила жестокости. Есть, конечно, класс полностью безразличных к окружающим людей. Тем всё равно. Для них вполне естественно бросить кого-то даже на запланированную смерть. Это их не трогает изнутри. Заметь, от твоих родителей этого не требовалось. Они всего лишь не хотели отказываться от своего ребёнка. За счёт своего же ребёнка. Какой свет? Нормальный эгоизм. Который подпитывался самолюбованием собой, как героями. Но эти герои причиняли своему ребёнку боль. И убивали его способности. Только ради того, чтобы ребёнок остался с ними. А не ушёл к тем, кого они не понимают. Где свет? Где доброта? Не надо. Твои родители были всего лишь эгоистичные трусы.
-Тогда кто такие светлые? – упрямо спросила десятилетняя девчонка.
Учитель усмехнулся:
-Ты считаешь, это поддаётся определению? Я могу определить учение. Идеологию. Систему. Но я никогда не смогу определить человека. Нет светлых живых существ. Нет тёмных. Все в крапинку. Но кто-то тебе ближе, кто-то дальше. Чем больше отдалённость, тем больше это воспринимается как зло. Не заморачивай себя философией.
-А как же свет и тьма?
Палпатин долго смеялся.
-Вот и настал черёд детских ситховских сказок, – весело сказал он. – Обычные дети про волшебников читают или добрых героев – а ситхята про свет и тьму.
Она презрительно фыркнула. Она-то казалась себе самой такой сильной, такой взрослой. Ещё бы! Преодолела всё то, чем её напичкали родители. Может выдержать прямой бой в течение трёх часов. Не сбить дыхание, не пожаловаться на синяки и ожоги. Вообще научилась игнорировать боль. И начала читать запоем толстые взрослые книги из библиотеки учителя. Сколько раз Палпатин находил её, сидящую буквально под полкой, с раскрасневшимися щеками, с головой ушедшую в какой-то толстенный талмуд на гладкой бумаге. Талмуд, в котором шло описание битв и боёв, тёмных методик, древних техник. А главное – поэзия. В десять лет она стала глотать стихи, как леденцы, не прожёвывая – что жевать? Только ощущала их стеклянистый вкус на языке и гортани. Если она чего-то не понимала в трактатах – то стихи понимать и не надо было. Они действовали как ожог в бою, только изнутри. Ожог, глоток чистого пламени, который переворачивал болью и восторгом. Я буду такой же! Такой же, как они! Все они, эти давно умершие, но такие живые, горячие, совершенно реальные – в отличие от застылого света недавних джедаев. Тьфу! Чего там интересного. Враги и враги. Достаточно посмотреть, что они сделали со своими врагами. С тем же мастером Вейдером. У! Сами убогие, и всё настоящее уничтожают. Из зависти, что ли?
Когда она выплёскивала на учителя свой детский максимализм, тот только пожимал плечами.
-Джедаи, детка, как организация – явление пугающее. Но не однозначное. Более чем не однозначное. А уж джедаи как отдельные существа… – он вздыхал. – Там было много всякого. В том числе и трагедий. Детей брали с рождения. Каково вырасти, быть воспитанным искусными психологами и учителями в убеждении о единственно правильной дороге. Жить и верить в это лет двадцать-сорок… Не верить, этим жить. А потом… Иногда бывало и это “потом”. Может, лучше б и не было. Когда что-то случалось. И джедаи становились живыми существами с кусками живой плоти в груди. И эта плоть билась и болела. Не ненавидь их, детка. Ненавидеть не виновного в своей мутации мутанта – мерзко и недостойно.
-Так они были мутанты?
-Они были джедаи. Мутация одарённых под названием Орден. Невесёлая это тема, детка. Тем более невесёлая, что они были опасны. Их можно жалеть. Порой это было очень просто. Но это опасная жалость. Они бы использовали её и убили. Того, кто жалеет вместе с его жалостью.
-А ситхи?
-Ситхов ненавидят, а не жалеют.
-Но ситхи тоже убивают.
-А как же, – весёлая усмешка в глазах. – Ситхи только и делают, что убивают. И даже не скрывают этого.
Учитель сразу определили её способность ко лжи. Она легко лгала всем, кого не уважала. А уважать ей, кроме её учителя и лорда Вейдера, было некого. Почти некого. Всё это море живых существ вокруг неё не стоило и крупинки правды. Её правды. Её откровенности. Они сами изолгались. Её было весело играть с ними в их же игру. Тем более что она, как и её учитель, умела быть во лжи удивительно искренней.
Палпатин это использовал. Это использовали лорд Вейдер. Они оба. Их обоих как связку она принимала и уважала. А то, что было в последнее время… об этом ещё надо думать. Но сейчас они снова в связке. И снова любая стратегия лорда Вейдера для неё так же важна, как стратегия её учителя. Она с удовольствием вступила в его игру. Их игру. Игру двух мастеров. Соратников. Ситхов.
Учителей.
Адмирал.
Пиетту не спалось. Режим режимом, а нервы нервами. Они есть у всех. В том числе и у профессионального военного. С большим стажем за плечами. Тем более что этот стаж в последние годы был отмечен как быстрым продвижением наверх, так и огромным риском, который был с этим связан.
Лорд Вейдер сошёл с ума.
Так говорили.
Он пропускал эти идиотские замечания мимо ушей. Поскольку они исходили от недоброжелателей. От Таркина. От гранд-адмиралов. Лорд Вейдер сошёл с ума. Поправлялись: он стал непредсказуем и неадекватен, как любой ситх. В определённом периоде своей жизни. Неумеренное использование этих самых их способностей. Свои собственные интересы, которые никак не соотносятся с интересами нормальных людей. Какие-то там эксперименты. Со своими возможностями. Эдакие тёмные мистерии Силы.
Всякое говорили. Религия этих форсьюзеров…
Помнится, он присутствовал в разгар такого разговора в кают-компании нового штаба. Все как на подбор, блестящие молодые капитаны и генералы. И адмиралы. Новый штаб отмечал своё рождение и перспективы. Молодой капитан Пиетт стоял в стороне и слушал это зубоскальство. Он никогда не был привязан к ситхам. Этим так сказать, тайным учениям. Всей этой мистике и чертовщине. Но он знал одну вещь. Имперский флот под командованием лорда Вейдера не просто одерживал не одну победу. Он стал таким, каков он сейчас. Флотом непобедимой Империи. Флотом, тщательно сформированным, отобранным, проверенным. Мощь техники и доблесть людей. Люди на своих местах. Не блат, способности. Не жестокость, честь. Это было почти невероятно. На войне нет чести. Тем более на войне, которая идёт на захват территорий.
И тем не менее.
Капитан Пиетт мог гордиться своей принадлежностью к имперскому флоту. А могло быть иначе. Он это понимал. Военные – не идиоты, как их рисуют. А во флот Империи вообще не допускали идиотов. Академии выпускали не спецназ. Они выпускали образованных и думающих людей. Их преданность Империи была основана не на голом фанатизме. Они были лояльны ей совершенно сознательно. И сознательно защищали её принципы. Шли за неё в бой, проводили её политику, за неё воевали. Тогда он не знал, что император тоже ситх. Но и сейчас его это не потрясло. Он сражался под командованием другого ситха. И никакой иной мистики, кроме подчас фантастической удачи, которая стала нормой, он не видел.
Значит, чтобы создать сильное государство из хаоса и войны, были необходимы именно ситхи. Значит, чтобы это государство сумело стать не просто сильным, а по возможности стабильным, были нужны ситхи. Значит, чтобы эта стабильность балансировала на грани порядка, справедливости, чести – и жёсткости, порой жестокости к отступникам и неизменном умении жестокостью предотвращать сущий ад – нужны ситхи. Они почти нигде не сфальшивили. Удержались на острие клинка. По одну сторону от этого острия была слабость падения в оголтелую власть и жестокость. По другую – слабость и падение в анархию взбеленившихся мелких фанатиков власти. Любой сектор. Любая группа. Тот же Таркин. Те же каамаси, каламари, Хандрилла со своей политикой подмазывания нужных областей, Кореллия, Куат, Альдераан, внешние регионы.
Чтобы найти баланс. Чтобы предвидеть и рассчитать всё загодя. Чтобы предотвратить единственно верным много наихудшее. Возможно, для этого был нужен не просто гениальный политик – одарённый. И возможно, флот их стал именно таким флотом, потому что им командовал ситх лорд Вейдер.
Именно потому, что дольше жили. Что пласт интересов лежал и в другой плоскости. Что власть как таковая не имела над ними власти.
Была способом воплощения их способностей и интересов. Удовольствием от самого процесса работы. От её результата. Но не жаждой. В них было что-то сверх. То, что внутри. То, вкус чего делал вкус власти пресным. Какая-то иная энергетическая точка. И этот перевес делал их идеальными главами армии и государства.
Это. И ещё крайнее чувство ответственности, которое было для них характерно. Их личная черта? Или просто желание жить в доме, который хорошо обустроен?
Пиетт улыбнулся. Рассеяно, сам себе. Возможно, именно эти философские навороты. Именно они и не позволили ему отказаться от предложения капитанства на “Исполнителе”. Конечно, флагман. За это место в другое время дрались бы многие. Но не тогда. Тогда туда шли лишь настоящие карьеристы и люди долга. Одних манил флагман. Других – главнокомандующий и Тёмный лорд. Вопреки всему. Той репутации, которая потянулась за ним за те годы. Преданные Империи люди сохраняли верность…
-…не империи, Тёмному лорду.
-Главнокомандующему.
-Не всё ли равно, как называть лорда Вейдера.
Пиетт снова улыбнулся. Хорошая… девчонка. Мара Джейд. По возрасту ведь – девчонка. Чуть больше двадцати. Сначала они оба были вежливы, нейтрально доброжелательны. Чуточку официальны. Но жадный интерес адмирала до новой области, открывшейся перед ним, быстро сломал лёд. Это да ещё не покидающее его последние несколько суток невероятное облегчение, которое оставалось с ним даже во сне.
Ситхи. Мда. Вот такие ситхи.
Он вздохнул. Сна не было. Почему? Сейчас ведь, кажется, всё успокоилось.
Очевидно, нет.
Он вздохнул, сел на койке и отложил на откидной столик книгу, которую вот уже два часа читал. С того времени, когда понял: сколько бант ни считай, будет не сон, а одно только стадо. Банты. Расплодившееся домашнее животное, умевшее приспособиться к любым условиям на любых планетах. Даже на Татуине. Главный источник мяса и молока в галактике. Такое вот миленькое стадо он видел и на Кариде. Видел в тот момент, когда он, кадет Пиетт в группе других кадетов, сдавал полосу препятствий длинной километров в двадцать. В полной выкладке. Незапланированное препятствие в виде стада настигло их, кажется, на десятом километре. И – Пиетт неожиданно для себя хихикнул – кое для кого стало непреодолимым. Бычка его товарищ испугался. До колик хохотала вся академия. А вот их наставник-майор не хохотал. Он поклялся, что перебросит всю группу на нецивилизованную планету и заставит ухаживать за дикими стадами кочевых племён. До тех пор, пока кадет такой-то не избавится от своей патологической боязни домашних животных.
Да. Было время. Потом их Академию посетил гранд-мофф. С этого и началась его карьера. Он сразу стал командиром патрульного соединения в одном из секторов Внешних регионов. В том, на который свою власть распространял сам гранд-мофф Таркин. Повоевали они там хорошо. Сектор был опасным. Стал безопасным. Пиетт принял награду из рук самого Дарта Вейдера…
О-хох… Сколько всего было. И сколько прошло. Самый трудный момент наступил тогда, когда он понял, что между его покровителем гранд-моффом Таркиным и главнокомандующим имперских вооружённых сил лордом Вейдером обозначился и разгорелся почти неприкрытый конфликт. Ему стало легче, когда он понял, что гранд-мофф был не карьерист, а предатель. И всё равно погано. Но что он хотел? Чтобы весь мир соответствовал его, Пиетта, понятиям о чести? Сказка это, дорогой мой, старая сказка. Карьера всё. Власть – всё. Преданность ничего не стоит.
Ничего. Теперь будет стоить. Теперь лорд Вейдер вернулся.
Борск Фей’лиа. И его дом.
Борск Фей’лиа главными своими качествами считал способность чувствовать настоящее и чуять опасность. И действовать в соответствии с этим двойным чутьём.
На этот раз оказалось, что второе чутьё сбоит. Поверить не могу, что прозевал такую колоссальную опасность. Возможность коллективно умереть. Но вот она: обезвреженный чип в руках. В конечном счёте сделали всё просто. Очень просто. Но такая простота для любого другого, кроме этого парня-ситха, означала неизбежную гибель всего корабля.
Запрограммировать на нужный ритм имитант детальки. Так, чтобы, работает гипердрайв или нет, взрывная система считывала ритм не с него через посредника. А с самого заменителя этого посредника.
Элегантное решение. Только вот в те несколько секунд, пока оригинал меняли, корабль как раз и мог взлететь. И даже не к ситховой матери. Таймер-то стоял на секундах.
Борск так и не понял. То ли парень успел за допустимый промежуток. То ли он его расширил. И в том и в другом случае ботан мысленно отдал ему поклон. Такого он не видел. Такого не мог и помыслить.
Лучший штурман. Лучший пилот. Лучший хакер. Настолько лучший, что о большей удаче нельзя и мечтать. Борск смеялся над собой. Забрак. То, что он был забрак, автоматически сняло с него девяносто процентов возможности любых подозрений. Ксенофобия.
Он улыбнулся. Почему-то он совершенно не досадовал и не сердился. Скорей восхищался. Его нюх на настоящее не дал сбоя. Вот они. Настоящие ситхи.
Он повертел обезвреженную детальку в руках. Такая фигня, а… Кстати, а где сам Тийен? Они провели почти полусуток вместе, пока тот возился с гипердрайвом. И одновременно, похоже, координировал отлов шпионов на корабле. И ещё говорил с кем-то. С кем – он Борску не сказал. Но ботан догадался. Жутко ему стало. По-хорошему жутко. Как будто изнутри обдало холодом, и сама вечность предстала перед ним.
Вот так, в поэтических терминах и словах. Но только так он и мог выразить свои ощущения от понимания факта, что молодой парень, сидящий на корточках около ноутбука и корпуса двигателя – что он сейчас, одновременно с касанием пальцами цифровой панели, говорит через пространство с кем-то на другом корабле. Как будто тот тоже был рядом.
-Лорд Вейдер? – не удержавшись, спросил Борск.
Тийен глянул на него одним глазом:
-Техническая консультация, шеф.
И продолжал слушать.
Ни да, ни нет.
Наверно, так и надо было.
К своему удивлению, Борск понял, когда Тийен прервал дальний контакт. И перешёл на разговор со своими собратьями по цеху. Тут же, на этом корабле.
-Ты не скажешь мне их имена? – спросил Борск.
-Нет, шеф, – забрак улыбнулся. – Без обид, ладно?
Неожиданно для себя Борск кивнул. Именно без обид. На изнанке интонации он уловил необходимость такого умолчания. А то, что ему дали саму возможность узнать об умолчании, воспринялось как доверие… и ещё что-то.
Вот это что-то сейчас не давало ботану покоя. После перекодировки гипердрайва они ещё немного поговорили в его каюте. Ну, не так уж и немного. А потом Тийен вдруг встал, сказал:
-Извиняй, шеф, тут одно дело, – и вышел.
Какое дело? Насколько?
Борск повертел деталь в лапах. Что-то не то. Где-то не то. Он сунул деталь в карман широкого халата. Чипчик. Умолчания-недоговоры. Ну и Мотма. Он, конечно, связался бы с ней. Сообщил о великолепном новшестве, вставленном в гипердрайв её, так сказать, вирусами. Да Тийен попросил: не стоит. Ну и где он теперь? Мотму навещает?
И через секунду Борск увидел её перед собой. Мон стояла в дверях. За ней стояли какие-то люди.
-А стучаться? – спросил Борск почти лениво.
Она открыла дверь, которую, по теории, открывала только его ИД-карта.
-Кисанька моя, – ответил Мотма, – извини, что нарушаю твою полуночную сиесту. Но ты бы не мог пройти с нами? Ко мне.
-А здесь тебя что не устраивает? – поинтересовался Борск.
-Меня – всё. Но я хочу тебе кое-что продемонстрировать. А нести далеко и тяжело.
-Я тебе тоже хотел кое-что продемонстрировать, – сухо сказал Борск, вставая. Сирены опасности буквально вопили у него во всём существе. Это означало, что он начал действовать спокойно, хладнокровно и с интуитивным расчётом. – Правда, мой помощник сказал, что передаст тебе это.
-Твой помощник?
-Да, – ответил Борск. – А что, не передал?
-Ты имеешь в виду забрака.
-Я имею в виду Тийена.
-Который шпион императора.
-Подруга, – сказал Борск, слегка раздражаясь, – вообще-то мы сдаваться летим, ты ещё помнишь?
-Уже нет.
Борск смотрел на неё. А потом сел обратно на пуфик.
-А теперь подробней, – сказал он, сложив лапки на груди. – И войди внутрь, будь добра. И пусть твои телохранители…
-Мои телохранители, – улыбнулась Мотма, входя. – Да, это мои телохранители.
-Твоя таинственность начинает меня раздражать, – сообщил ей Борск.
-А меня – твоя…
-Да неужели? – вскипел ботан. – А то, что нас из-за твоих прекрасных друзей могло взорвать при выходе из гипера…
-Я знаю.
Борск смотрел на неё.
-А подробней? – холодно повторил он.
-Тебя, пушистик, немного поимели, – сообщила ему Мотма любезно. Она села на противоположный пуфик. Её телохранители заняли дислокацию: один за её спиной, другой рядом. Спина у милейшей Мон была совершенно прямой. – Немного я. Чуть-чуть имперские шпионы. Честно говоря, я больше. Но это было необходимо. Я давно знала, что имперцы здесь. Только вычислить не могла. Пришлось принимать крайние меры.
-Меры?
-Извини, но чип установили с полного моего согласия. Прости, что доставила тебе много неприятных часов, – Мон холодно улыбнулась. – Впрочем, для тебя они были ещё и информативны. Провести время в дружеской беседе с одарённым – это бесценный опыт. Понимаешь ли, пушистик, – перешла она на деловой тон, – тебе сейчас придётся сделать выбор. Чтобы тебе его облегчить, я скажу всё, как есть. Твой план сдаться императору я предвидела. Мы предвидели, – она странно улыбнулась. – Так сказать, инстинктивная реакция нормального существа на то, что он считает повышенной манипуляцией. Ты был искренен в желании объединиться с императором. Я поняла, что такой шанс нельзя упускать. Мои люди обеспечили взрывоопасный чип… Кстати, отдай его мне.
-Кстати, договори.
-Ладно, – она кивнула, будто признавая справедливость его слов. – Так вот, твой штурман, – она усмехнулась, – был уверен, что ты теперь на их стороне. Так и было. Я временно устранилась. Сам понимаешь: бедная, беззащитная женщина, чьи планы пошли прахом, и которая переживает крах своих надежд. Так что меня они проверить не могли. Не догадались. А проверив тебя, обнаружили правду и ничего, кроме правды. Ты действительно хотел стать союзником императора. В тот момент. И перед лицом опасности они решили сконтактировать с тобой. И даже обезвредили взрывное устройство, – она любезно улыбнулась. – И стали искать неких шпионов, которых я пригрела на своей груди. Вирусов, которых дурочка напустила в корабль, – она улыбалась бесперерывно. Теперь в её улыбке был лёд и ничего кроме льда. – И таким образом себя обнаружили. Их всех вычислили, пушистик, – она развела руками, так и не гася улыбки. – И отловили по одному. Как раз тогда, когда они все направились допрашивать меня, – тут она засмеялась. – А твоего штурмана уложили прямо в моих апартаментах. И обезвредили.
-Спасибо, – сказал Борск. – Было очень интересно. А теперь объясни мне смысл.
-Мы продолжаем войну. Вот смысл, – мрачно ответила Мотма.
-И какими средствами?
-Тебя это волнует?
-Нет, я поехал сдаваться императору, потому что мечтал об этом с колыбели, – агрессивно ответил Борск. – Его портрет всегда висел у меня над кроваткой! Уж не знаю, для вида или как ты согласилась со мной – но мои аргументы были не для вида! У нас нет сил, чтобы продолжать войну с империей! А ещё эти благодетели, от которых больше вреда, чем пользы…
-Силы у нас есть, – ответила Мотма.
-Докажи, – сказал Борск.
-Доказать?
-У тебя завалялась третья Звезда? Или мы нашли эскадру суперразрушителей? Или заключили пакт с неизведанными регионами? Или…
-Тебя это волнует?
-Меня волнует наше положение! – Борск буквально взорвался. Он вскочил. Телохранитель сделал движение к нему – и остался на месте, остановленный жестом Мотмы. – Меня волнует то, как и чем мы сможем сражаться против превосходящих сил противника! Потому что путь интриг, как выяснилось, продиктован нам некоей конторкой, о которой мы ничего не знаем! И которой поиметь нас – раз плюнуть! И она нас уже поимела! Мы потеряли флот! И твоя гениальная задумка со Скайуокером…
-Борск.
В голосе Мотмы было нечто иное, чем прежде. Но Борска уже занесло:
-А ты хоть знаешь, что они могут общаться через гиперпространство?! Лапу даю на отсечение, Тийен говорил или с Вейдером или с императором! Они всё знают! Нет никакой закрытой информации! И мы не просто играем с огнём, мы…
-Борск, остановись, – сказала Мон мягко. – Погоди.
-Что?
-У нас есть резервные силы, – она улыбнулась. Это была её прежняя тёплая улыбка. Союзника и друга. – Даже ты о них не знал. Извини, но положение показало, что это было правильное решение. У меня есть резервные силы. И не из какой такой мистической конторы, – теперь её улыбка была мимолётной, чуть насмешливой и пренебрежительной. И относилась не к Борску. К чему-то перед собой. – Кое-что я приобрела, воспользовавшись наводкой этой самой конторы, – новая улыбка. – Но наводкой, не информацией. Информацию я проверяла по своим собственным каналам. Совершенно с другой стороны. Эта контора всего лишь дала мне возможность обратить внимание на то, о чём я раньше не знала. Но и до неё и помимо неё я скопила свои силы. Нашла союзников. Ты даже не представляешь реальных сил Альянса.
-Снова люди впереди алиенов? – с неприятным оскалом спросил Борск. – И инфу я тебе просто так таскал.
-Пушистик, извини, – сказала Мотма. – Это не из-за того, что ты алиен. Но мы не знали, можно ли тебе доверять.
-Нет, нельзя, – яростно фыркнул Борск. – Я тоже не альтруист. Мне нужна моя выгода!..
-Да! – кивнула, прервав его, Мотма. – Но мы боялись, что ты можешь всерьёз перейти на противоположную сторону. Ботаны вечно продают и перепродают информацию и…
-Мы ищем своей выгоды, – сказал Борск. Зрачки его были сжаты в нитку. – А теперь поведай мне, моя боевая подруга, кто это – мы?
-Ты его увидишь, – улыбнулась Мотма. – Мы разворачиваем корабль и летим в другом направлении.
-Мон, я тебе на общегале говорил: они слышат друг друга, и наше перемещение…
-Больше не услышат, – сказала Мон жёстко. – Не беспокойся.
-Ты их убила? Ситхов? Вот только не…
-Я их не убила, – ответила Мотма. – И вообще с ними работала не я.
Борск посмотрел на Мотму. Потом на её телохранителей. Потом подумал и сел.
-Не предполагал? – спросила Мотма, улыбнувшись.
-Вокруг меня за последнее время и так слишком много возникает одарённых, – сухо ответил Борск. – Причём я обычно о них до последнего времени ничего не слышу. И об их существовании вообще не знаю. Не предполагал. Слишком много неизвестных.
-Борск, – успокаивающе ответила Мотма, – ты бы поступил точно так. Была бы необходимость, ты б использовал меня.
-Да, – ответил ботан. – Но тогда б не пострадала моя гордость.
