Текст книги "Дарт Вейдер ученик Дарта Сидиуса"
Автор книги: Jamique
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 50 страниц)
– Да, – ответил Акбар.
За промежуток обмена взглядами они поняли друг друга ещё лучше.
– Ему казалось забавным, – тщательно подбирая слова, проговорил Акбар, – иметь в своём личном владении представителя древнего аристократического рыбьего рода.
Тёмный лорд пренебрежительно хмыкнул.
– Таркин был идиот, – резко ответил он. – Не во всём, но в весьма важном. Рядом с ним вы узнали вражескую армию изнутри. А Таркин и не догадался об этом. В Альянс вы таким образом пришли уже не просителем, а тем, кто обладал бесценными сведениями и информацией. И навыками полководца. Только, – Тёмный лорд вторично хмыкнул, – этими бесценными сведениями вы с Альянсом полностью не поделились. Основная часть была предоставлена вашим соотечественникам и более никому.
– Да, милорд, – с чувством глубочайшего удовлетворения ответил Акбар.
Они снова обменялись взглядами. Акбару не было нужды вслух просить Тёмного лорда вернуться к тому, что сейчас мон каламари более всего занимало.
– Итак, о том, чтобы вернуть вашей расе прежний статус, – сказал Вейдер. – Начнём с того, что мир изменился, адмирал. Я не собираюсь играть с вами в прятки. Прежнего статуса ваша раса никогда не получит.
– Я понимаю, – ответил мон каламари. Человек перед ним был прав. В нём проявились не только военные гены.
– Империя – факт этой галактики. И от него никуда не деться, – продолжил Вейдер. – Она есть и она будет. И Мон Кал пока не может противостоять ей. Мы можем предложить вам почётный мир.
– После того, как вы нас завоевали?
– Нет. После того, как вы и после нашего завоевания продолжили доставлять нам массу проблем.
Акбар издал звук, весьма похожий на человеческий горловой резкий смех. Он был доволен.
– Я слушаю вас, – сказал он. – В чём этот мир будет заключаться?
– Сектор Мон Кал станет зоной управления губернатора от мон каламари. В вашем аппарате останутся люди. Эти люди будут к вам абсолютно лояльны. Но они будут лояльны и к Империи.
– Понимаю.
– Военные части имперских сил, которые контролируют ваш сектор, постепенно сменятся на военные части мон каламари. Но Империя получает доступ к вашим верфям.
– Понимаю.
– Равно как и имперский флот беспрепятственно, в случае необходимости, сможет появиться на вашей территории. Сразу говорю, что в первое время он там и останется, и будет контролировать происходящее в вашем секторе.
Теперь Акбар ограничился человеческим кивком.
– Верхушка мон каламари подписывает с Империей договор о добровольном вхождении вашего сектора в её состав. Мон каламари возвращаются все права и привилегии, даруется статус полноправных подданных Империи, а также к вам вернётся всё ваше влияние в секторе. С условием, естественно, добровольного сотрудничества с Империей и лояльного к ней отношения.
– Так.
– Империя помогает мон каламари в их дальнейшей экспансии. Мон каламари не нарушают свою клятву верности Империи. И, соответственно, приносят её.
Акбар задумался.
– Это самый сложный пункт. Мон каламари принадлежат только мон каламари.
– Принадлежность бывает разная, адмирал. Добровольная в том числе.
– Вынуждено добровольная?
– Нет. Вынужденной она могла быть тогда, под угрозой завоевания.
– Она может быть таковой и сейчас.
-Вам решать. Вам, мон каламари.
– Но для этого мне будет нужна связь с нашими родами.
– Эта связь у вас будет.
– И ваше слово, что вы не используете эту связь для вычисления и отлова моих сородичей.
– Вы поверите моему слову?
– Да, милорд.
Вейдер медленно кивнул.
– А вы дадите мне слово, что не будете использовать эту связь для причинения какого-либо вреда Империи.
– Я даю вам слово.
– В таком случае – я тоже.
Два военачальника разных рас обменялись взглядами.
– Вы сами понимаете, адмирал, что процесс этот долгий. То, что я перечислил – лишь намётки, и, если даже предварительное согласие будет дано, в дело вступят политики и утопят друг друга во взаимном недоверии и мелких поправках. Вы лишь передаточное звено. Но у нас раньше не было и такого. Возьмёте на себя смелость выступить перед своей расой в такой роли?
– Да, милорд, – ответил Акбар. – Когда я задумывал всю комбинацию с Таркиным, Империей и Альянсом, то, что происходит сейчас, было моей несбыточной мечтой. Мой народ знает, что Империю нам не победить. Но позорному миру он предпочёл смерть. Вы предлагаете выход. Но у меня одно условие.
– Слушаю вас.
– Вы скрепите почётный мир вашим словом. Лично.
Вейдер кивнул.
– Именно поэтому я и говорю с вами сейчас – лично, – короткая пауза. – Итак, ваше предварительное согласие я получил. Но вы, полагаю, понимаете, что мне будет нужно от вас взамен.
– Информация об Альянсе?
– Именно.
– Не раньше, чем я получу согласие на переговоры от своего народа и получу подтверждение тому, что Империя действительно собирается выполнить свои условия.
Тёмный лорд молчал.
– Но, – продолжил Акбар, – я могу поделиться с вами своими наблюдениями относительно неизвестного фактора, на который намекала госпожа Мотма. И всего, что с этим связано.
– Согласен, – Тёмный лорд поднял голову. – Вам устроить побег или вы сможете связаться с представителями своего рода отсюда?
Акбар пошевелил усиками надо ртом.
– Побег не многое решает, – ответил он. – Я получу подтверждение вашей доброй воли, как и мои сородичи. Но для себя я уже получил это подтверждение. А мои сородичи мне верят. Поскольку я вам скорее доверяю, чем нет, стану исходить из этого. А из этого проистекает, что для всех нас выгодней, если я останусь здесь. Побег будет выглядеть подозрительно. Не для моих сородичей. Для Альянса. А если мы с вами намерены в дальнейшем плодотворно взаимодействовать, лучше, чтобы у Альянса не было причин мне не верить. Итак, я предпочту оставаться “в плену” и вести переговоры отсюда.
– Я солгу, если скажу, что не рад вашему доверию.
– Долгая практика, лорд Вейдер.
– Что ж. Надеюсь, никто из нас не обманет друг друга.
– Это невыгодно нам обоим, – спокойно ответил Акбар. – Если наш сектор станет вашим личным врагом, ничто не спасёт наш сектор. Если вы обманете нас, вы знаете, что мон каламари в состоянии взорвать свою планету, лишь бы не допустить туда врага.
– Мы стоим друг друга.
– Именно это я и хотел сказать.
-Очень хорошо, – человек перед ним теперь тоже был спокоен. – Обговорим детали. Вам будет нужна машина с выделенной дальней связью. Другое помещение?
– Нет, милорд, – ответил Акбар. – Если меня переведут в помещение получше, всё сразу будет ясно. А если мой народ примет ваше предложение, нам предстоит вести сложную игру, в которой нет мелочей. Я бы предпочёл, чтобы изменение моего статуса было неизвестно даже пленным от Альянса. Даже случайно. Тем более, что побег кого-нибудь из них всегда может оказаться нам на руку.
– Нам, – произнёс Вейдер.
– Да, – невозмутимо ответил Акбар. – Нам.
– Согласен, – сказал Тёмный лорд. – Вас всё же переведут. В камеру ярусом выше. Она больше и предназначена для пленных высокого ранга, что снаружи совершенно не заметно. Тем более, что никто не знает, куда изначально вы были помещены. Там к вашим услугам будет машина и тот минимум удобств, к которому привык любой мон каламари. Я не ставлю вам определённых сроков. Но вы сами понимаете, что время работает против нас. Так что рассчитываю на здравомыслие вас и ваших сородичей. Все дополнительные вопросы, возникающие у вас по ходу дела, можете сразу отправлять на мою личную машину. У вас будет указан её адрес. А теперь, – произнёс Тёмный лорд и устроился поудобней, – прошу выполнить ваше обещание и рассказать о неизвестном факторе.
– С удовольствием, – ответил Акбар.
Он был искренен. Ему всегда доставляло удовольствие по косвенным признакам восстанавливать скрываемую от него картину событий.
“Исполнитель”.
Шаттл Вейдер брать не стал. Он справился по электронной системе и взял в одном из ангаров истребитель. Он устал от челноков. От шаттлов. Ото всего, куда он вынужден пихать кучу народу только для того, чтобы совершить перелёт длительностью в пять минут.
“Исполнитель” принял его на борт почтительно и с нервозностью, отдающей недавним шоком. Дежурному он приказал не голосить на весь “Исполнитель” о том, что главнокомандующий сюда прибыл. Все устали. Никому не нужен был шум.
Пиетта он нашёл в одной из кают-компаний, предназначенных для высшего командования. Пиетт там был совершенно один. Он сидел, сгорбившись, за небольшим столом в углу. Перед ним была чашка крепкого кофе, а в руке он, во что Вейдер сначала не поверил, держал дымящуюся сигарету. Несколько окурков были смяты в блюдечке, приспособленном под пепельницу, а в воздухе стоял едкий запах дыма.
Адмирал Пиетт и главнокомандующий имперских вооружённых сил Дарт Вейдер отшатнулись одновременно. Тёмный лорд от дыма. А Пиетт от того, что начальник застал его за таким занятием. Он вскочил, оттолкнув кресло и попытался одновременно бросится к стене, чтобы включить вытяжку кондиционера на полную мощность, и встать по стойке смирно.
– Выйдите в коридор! – бросил Вейдер. – И перестаньте метаться!… – он вышел, плотно прикрыв за собой дверь. Через минуту показался адмирал, одёргивая китель и стараясь не дышать в сторону Тёмного лорда. Тот кивнул ему на противоположную дверь. Они вошли в каюту, подобную той, откуда только что вышли. Но здесь был чистый воздух.
– Не знал, что вы курите, – сказал Вейдер.
– Я тоже не знал, сэр, – ответил Пиетт, глядя строго перед собой.
– Понял, – усмехнулся Тёмный лорд. – Могу вас обнадёжить. В ближайшем будущем подобных аттракционов не предвидится.
– Да, сэр.
– У вас голова болит? – поинтересовался Вейдер.
– Да, сэр… – машинально ответил Пиетт. – Простите?…
– От первой попытки курения головная боль не пройдёт, – произнёс Вейдер, полностью игнорируя слегка остекленевший взгляд Пиетта. – Надеюсь, вам не будет сниться истребитель, который летит точно на мостик.
Пиетт вздрогнул.
– Это было ужасно, – ответил он. Его взгляд теперь был зафиксирован на картинке из прошлого. – Проклятые пузыри мон каламари убрали нам весь щит… Я думал…
– Правильно вы думали, – хмуро сказал Вейдер. – Без щитов “ашка” снесла бы вам всю надстройку.
– Она летела прямо на нас, – судорожно усмехнулся очень бледный сейчас Пиетт, и впервые взглянул на своего командующего. – Она не должна была свернуть. По всем законам физики и динамики.
– Но не по законам Силы, – Вейдер увидел выражение лица своего адмирала и досадливо хмыкнул: – А вот благодарить не надо. Мы сами бой до этого довели.
Пиетт не осмелился спросить: кто? Даже не попытался. Правильно. Вейдер бы не ответил.
– Готовьте корабль, адмирал, – произнёс он. – “Исполнитель” доставит императора в Центр Империи.
– Есть, сэр!
– Не кричите. Я тоже буду на борту. Около станции нам больше делать нечего. Ловушка сработала. Повстанцы поймались. Большая часть их военных сил уничтожена.
Голос Тёмного лорда сейчас был столь отрешён, что Пиетт осмелился спросить:
– Большая, милорд?
– Их руководство не настолько глупо, чтобы даже на столь важную операцию бросать все имеющиеся у них силы. Поверьте, адмирал, это далеко не всё, – ответил Вейдер размеренно и мрачно.
Пиетт аккуратно проверил свои ощущения. Главнокомандующий и не думал скрывать какое-то очень тяжёлое чувство.
– Будьте готовы к тому, адмирал, что “Исполнитель” в ближайшем времени хорошо повоюет, – закончил Вейдер. – И немедленно бросайте курить. Пока не начали. Иначе я вас уволю.
Остолбеневший Пиетт после первого рефлекторного холодка в подреберье осознал, что лорд Вейдер шутит. Это было невероятней “ашки”, которую в самый последний момент за несколько метров до иллюминатора швырнула вон неведомая сила.
Ну да, неведомая, в потоке ошеломления позволит себе подумать Пиетт. Вот она, стоит перед ним. Его командующий, чьи способности раньше проявлялись только в незримом захвате. И теперь он отбросил их смерть так небрежно, как будто насекомое смахнул рукой…
– Адмирал, – спросил Вейдер, – вы меня слышите?
– Да, милорд, – опомнился Пиетт. – Больше не повторится!
– Хорошо, – усмехнулся Тёмный лорд. – А то я терпеть не могу дыма. И перестаньте при виде меня бледнеть и ронять кресла. Я квалифицированными специалистами не разбрасываюсь.
Пиетт осторожно взглянул на главнокомандующего: он правильно понял?
– Считайте, я дал вам гарантии, – ответил Вейдер.
– Благодарю, сэр!…
– А теперь скажите, какие у нас потери, – произнёс Вейдер. – В масштабах всего флота, который здесь собрался. И что именно нам удалось захватить у Альянса. Я был временно занят другими проблемами. Теперь хочу услышать детальный отчёт. Вы в состоянии дать его сейчас, адмирал?
– Да, милорд.
– Тогда мы можем сесть прямо здесь.
– Простите?…
– Сесть в кресла, Пиетт!… И поговорить, как нормальные люди.
Одна маленькая планета.
Рина паковала багаж.
– Опять уезжаешь? – спросил её отец. Он не жаловался. Он привык. Он всего лишь говорил то, что видел.
– Да, – ответила она.
-Зачем опять?
– Как всегда. Нарушать мир и создавать беспорядок.
Она надавила коленом на содержимое сумки. Сумка чавкнула и закрылась.
– Куда теперь?
– На Корускант.
– Теперь это называется Центр Империи, – ни к чему сказал её старик. Он сидел в углу и смотрел на неё. – И откуда у тебя такие деньги?
– Знаю, – на первый вопрос. – Деньги я заработала, – на второй. – Тебе оставила часть.
– Мне-то их здесь на два года хватит, – он пошевелился на своём стуле, устраиваясь удобней. – А тебе там – на два месяца.
– Ничего, – она вжикнула застёжкой. – Заработаю снова.
– Привези мне на память сувенир, – попросил её он.
Она повернулась.
– Позови тётю Гиду, – ответила ему она. – И запомни, если что, на твоё имя оставлена круглая сумма.
– Ты это говоришь всегда, когда уезжаешь, – произнёс он хныкающе и ворчливо. – А я всегда жду, что ты не вернёшься…
– Не говори ерунды, – да, иногда она бывала резкой. – Будет хуже, если я не вернусь, а ты останешься в нищете. Понял?
– Понял… – он вздохнул. – Ты сможешь мне переслать фигурку императора? – спросил он с надеждой. – Говорят, в Центре сейчас наладили выпуск таких.
– Привезу, – она впервые позволила себе улыбнуться, – если их не изымут из продажи.
– Да почему? – удивился отец. – Разве в этом есть что-то противозаконное?
– Нет. Но наш император пришёл в себя.
– А он был не в себе? – искренне ужаснулся тот. – Наш император?
– Не бери в голову, – сказала она ему ласково. – Это я так. Наш император всегда в своём уме и будет править галактикой вечно…
– Это хорошо… – вздохнул отец. – Никогда не хотел, чтобы вернулось то время…
– Не вернётся, – сказала она. – А я вернусь. Не бойся.
Старик подставил щёку. Она его туда поцеловала.
Промежуток между картинами.
Время не важно.
Рассуждения о зле.
Мы выжили. Мы будем жить.
Мы боль и тьма.
Никто не смеет нас судить.
Мы жизнь сама.
Такая. Тёмная. Ну что ж.
Но мы не лжём.
И горло разорвавший нож
Зовём ножом.
Войну – войной, а смертью – смерть.
Тот никогда,
Кто в битве может умереть,
Не ждёт суда.
И с миром мы глаза в глаза,
К душе душа.
И битве этой нет конца,
Нет рубежа.
НЕ КАРТИНА, А ИНТЕРЛЮДИЯ.
Люди не действуют, люди думают.
Я к тебе поднимусь в небо,
Я с тобой упаду в пропасть…
Палпатин.
Здесь время текло незаметно…
Для него время всегда текло незаметно. Его попросту не существовало. Для него. Великого Императора великой Всегалактической Империи Коса Палпатина. Ситха Дарта Сидиуса.
Сколько у него ещё имён…
В сухих ладонях рук перекатывается безделушка. Вейдер ушёл. Мальчик… Его мальчик. Почти сын. Был ли у него самого сын когда-то? Быть может… В молодости. Кто его знает…
Холод когда-нибудь его одолеет. Обступит, одолеет, задушит, победит. И не будет великого императора великой всегалактической Империи Коса Палпатина. Но его мальчик должен жить. Обязан. Думай, старый ситх, думай. Пока не поздно, думай. Пока не умер сам и его в могилу за собой не потянул.
Откинуться назад. Опереться о спинку кресла. Мальчик его песочил Акбара. Молодец. С рыбкой им по пути. И это выгодней, чем может казаться. Не то. Не то… Не о том думаешь. Отвлекись от интриги. Отвлекись от холода. Отвлекись от смерти. Смерть за тобой давно ходит. Да только пока не догнала. Не догонит ещё пару сотен лет…
Мальчик их увидел. Что ж. Это когда-нибудь видит каждый ситх. Или ощущает. Безжалостную волю добра. Волю, которая сметает. Вейдер, Вейдер. Вот уж воистину – и состарил, и с ума свёл, и сейчас столько забот доставляет, а всё равно – его ребёнок… Может, потому он с его сыном так всё и запустил. Думал, что понимает. Забыл, что ситуации разные – абсолютно…
Палпатин медленно вздрогнул в кресле. Есть вещи, которые невозможно вспоминать. Иначе погрузиться в них обратно ничего не стоит. Безумие вязко на ощупь и отвратительно на вкус. Оно похоже на мысли, которые бросили, как паззлы, в разные стороны. И сидишь, растеряно перебираешь их в руке, и так мучительно хочешь собрать картинку, но… руки трясутся, и фрагмент выпадает, и ещё один фрагмент… А потом ты всего лишь ходишь по полям, где отсутствует любая связка чего угодно и с чем угодно, и тогда приходится связывать мир снова, по собственной логике, логике помутившегося ума. То, что последним сохранил твой разум. Все джедаи – враги. Убей врага-джедая…
Это приходило незаметно. Первые два года его рвало на куски, но он держался. Потом был год коротких вспышек. Он предупреждал Вейдера. Но эмоция того была столь раскалённой, что он не внял. А потом однажды просто захлопнулась крышка рассудка. Его накрыло. Кажется, он жил в мире призраков последние сто лет…
На самом деле несколько месяцев.
Вейдер, Вейдер… Как же трудно ты мне дался… Мой мальчик. Мой сын…
Вейдер.
Главнокомандующий имперских вооружённых сил Дарт Вейдер чинился.
Он не успел сделать это раньше. Сначала сын. Потом император. Потом масса других дел. Частично санкционированных императором. Он взял край плаща и приколол его к одежде покалеченной руки так, чтобы плащ закрывал её всю. Никто ничего не заметил. Кому в голову придёт присматриваться к тому, что там с его протезом? Кому в голову придёт, что лорд Вейдер будет разгуливать по станции и “Исполнителю” и вершить великие дела с обрубком под плащом?
Никому и не пришло.
Он устал.
Теперь можно расслабиться.
Подставить свою руку высококвалифицированному медицинскому дроиду и ни о чём не думать. Для этого и в камеру не надо заползать. Кислородом он ещё подышит. Сесть в высокое и удобное кресло с мягкой упругой спинкой и такими же подлокотниками. И дать кому-то решать за себя.
Хотя бы медицинскому дроиду.
Тот тихо жужжал, выполняя необходимые процедуры. Его мелкие механические подручные, повинуясь командам, подвозили к нему поочерёдно нужные детали.
Вейдер верил дроидам больше, чем людям. Первые могут сделать только то, что вложено в их программу. От вторых можно ждать чего угодно.
– Не гуди, малыш, – сказал он озабоченно жужжащей машинке. – Я себя прекрасно чувствую. Система в целом не повреждена. Протез с ней не связан. Работай спокойно.
Дроид всё же какое-то время недовольно жужжал, потом успокоился и продолжил работу.
…ни о чём не думать.
Сказано хорошо. Но мысли – не чёткие формулы, их совершенно не обязательно проговаривать. Они наплывают. Обрывками картин, отголосками звуков, впечатанным следом эмоций. Всего того, пережитого, но не изжитого, которое всё так же болит.
Сын. Его личное безумие. Безумие, не проходившее до тех пор, пока он в последний свой приезд в Центр Империи не увидел совершено безумного Палпатина.
Если бы комета упала на Корускант и попала прямо в него, точнёхонько расколов его шлем – эффект был меньше. Лорд Вейдер редко испытывал ужас. В тот момент он его испытал. И если б так можно было сказать о протезах – у него стали ватными протезы.
Дело было не в том, что этот человек держал его жизнь. Умирать Вейдер не хотел, но и смерти не очень боялся. Некая фаталистичность взгляда на жизнь выработалась в нём ещё после падения в лаву. Но видеть человека, с которым жил всю жизнь, жёсткого, твёрдого, очень умного, хитрого, всегда знающего, что делать, маленькой стальной лапкой крутящего миры и миры – слабоумным стариком…
В тот момент он возненавидел Люка с такой жгучей яростью, и себя заодно вместе с ним – и себя гораздо больше – что, будь сын тогда рядом, кто знает… Вейдер знал за собой способность на вспышки резкого и слепящего гнева. В такие минуты он почти не мог контролировать себя. Палпатин ему сто тысяч раз говорил: учись управлять своей яростью. Ни один ситх бы не выжил, не научись мы контролировать себя. Мало ли что говорят о нас джедаи…
Джедаи говорили о них действительно мало. Тёмные, страшные и с рогами. И души живых существ выпивают. Бред. Души ситхи не выпивают. Они просто игнорируют души…
У него уже был шок. Двадцать четыре года назад. Но тогда шок был сглажен другим шоком. Вид императора казался не столь страшен после вида самого себя. К тому же в первые дни после того, как он очнулся, император мог предстать перед ним хоть с глазами вампира. Хоть в виде маленького обвислого зелёного монстра. Мир лопался от боли и в мире не хотелось жить.
К тому же вид физического уродства действует куда менее сильно, чем…
Гоняться, гоняться, ездить, бегать за самим же выдуманной мечтой, отмахиваться от яростных и язвительных предупреждений императора – а потом вернуться и увидеть в троном зале человека, который, истерически хихикая, стал говорить ему о том, что он задумал прекрасный план. И результатом этого плана будет то, что они поймают джедая Скайуокера и переведут его на Тёмную сторону. Как тебя когда-то.
В глазах императора не было смеха. Они были огромные, жёлтые, с той абсолютной, страшной серьёзностью, что порождает безумие. Мрачные, они горели подозрительным огнём и пытались вскрыть его ум.
– Ты приведёшь своего сына ко мне, – заявил император.
Он мог бы вскрывать его ум ещё двести лет. В тот момент Вейдер был готов привести к нему кого угодно.
– Да, мой повелитель, – ответил он и в знак почтения и повиновения опустился на одно колено. Он думал то же, что говорил. Он был готов сделать всё, что тот захочет.
И император успокоился. Безумие не ушло из глаз. Но вместо мрачного огня они вспыхнули лаской.
– Я знаю, мой мальчик, – сказал он чуть дребезжащим голосом. – Ты всегда подчиняешься мне.
Вейдер знал, что мозг безумца удерживает очень немного. Самое важное. Ненависть к его сыну. Хваткую и жадную стариковскую привязанность к нему.
Выйдя из зала, он тут же направился к Исард. Ненависть была в нём. Ненависть и отвращение к себе. На его тупую башку всё-таки упала комета. Мир раскололся и стал настоящим. Стыд граничил с отчаянием. Ужас с болью.
Он знал, что или исправит то, что сам же наделал – или умрёт.
Это было за три месяца до Эндора.
Лея.
Где-то там, далеко, в своей камере плакала Лея. Когда никого рядом нет, нет и смысла держать себя в руках. Этого дня было слишком. Слишком много того, что случилось. И чего не могло случиться. Ведь ей обещали… Обещали те люди, которым она верила абсолютно. Что всё будет хорошо. Что всё, как всегда, окончится в их пользу…
Так раньше и было. Они попадали в передряги, но выходили из них свободными и живыми. Мир подчинялся их руке. И вдруг оказалось, что он всего лишь затаился и ждал. Ждал того, чтобы жёстко рассмеяться и ударить чёрной тяжёлой перчаткой.
Вдруг не получилось ничего. Как будто что-то сломалось. И весь механизм, который так легко нёс их до того на своих плечах, в момент рассыпался и рухнул, придавив их грудой обломков. Всё, что они делали, оказалось неверным. Всё, что срабатывало до сих пор, отказалось сработать. Не получилось ничего. Абсолютно. Полный просчёт. И по всем пунктам. Мир будто насмеялся над ними. Что, дети, наигрались?…
Это было ужасно. Слишком ужасно, чтобы в это поверить. Но это было. Они здесь, в плену. И плен этот окончателен. Она знала. Как знала раньше то, что всегда найдётся выход.
Сейчас выхода не было. Никакого. Они проиграли.
И это порождало ужас. Прекрасно умереть героем на глазах у трепещущей вселенной. Жить в тюрьме остаток лет и знать, что ты никому не нужен – отвратительно.
Она совсем не была сильной. Она только думала это. А на самом деле была лишь девчонкой.
Маленькая отчаявшаяся девочка, на которую Хан так ни разу не посмотрел весь путь сюда в лифте и по коридорам.
Ей было очень холодно и очень страшно. И никто не пришёл её утешить.
Мон Мотма.
Мон Мотма смотрела на свои руки. Это были руки старухи. Жёсткие руки старой женщины. Старого человека.
Руки первыми выдают возраст. Особенно, если не следить за ними. Она почти никогда не следила. Только ради того, чтобы произвести нужный эффект. Лишь для этого предназначались её белые платья. Общий её имидж. Когда-то – молодость и привлекательность. Не красота. Она никогда не была красивой. Всегда – привлекательной. И умела вести за собою.
Женщина не должна влезать в политику. Ей её не потянуть. Общее мнение. Когда Мотма в молодости смотрела на свою подругу Амидалу, она верила в эту аксиому. Женщине не место в жёсткой грызне и сваре, где не убивают физически, но вполне убьют морально. Падме ничего не касалось лишь потому, что та была идеалистка. От неё отскакивало. Её все использовали – она этого не замечала.
А когда заметила, предпочла умереть.
Мотма идеалисткой не была никогда. На родной планете она ещё в юности выбилась в первые эшелоны власти. Используя определённые связи. Но больше – используя ум, хитрость, неженскую волю и жёсткость. Она была женщиной только когда ей это было нужно. Приятно иногда ввести в заблуждение хрупкостью и молодостью какого-нибудь прожжённого пройдоху. Потом пройдоха оказывался внизу и в бессильной ярости грозил оттуда. А она шла дальше. На вершину. От ступеньки к ступеньке.
Нет, она не жалела, что не родилась мужчиной. Политика – борьба умов, а не накачанных мышц. Ей дан мужской ум и женская хитрость. Мужская воля и женская изворотливость. Мужское хладнокровие и женское обаяние. Идеальное сочетание для политика.
Она была бы на вершине. Сейчас. Наверно, вот уже лет двадцать – пятнадцать. Если б не Палпатин.
Она была выбрана сенатором во время войны клонов. Она слишком поздно пришла. И слишком поздно разобралась, в чём дело. Канцлер Палпатин выглядел легко убираемой фигурой. Да, авторитет, да, неограниченные полномочия, она всё это видела, понимала механику, оценила, восхитилась и определила, как сильного противника – но… Но авторитет авторитетом, а срок – сроком. Закончилась бы война. Канцлер Палпатин при всём своём желании не смог остаться у власти.
Канцлер Палпатин. Но не ситх Сидиус.
Холодное отчаяние от осознания просчёта было у неё не в памяти – в вечном настоящем. Какая память, если настоящее длится. Строится Империя. Становится сильней и сильнее. А она, для которой власть была так близко: вот, закончилась война, Палпатин слагает с себя полномочия, а у неё уже была расчищена наверх дорога…
Она не забудет никогда насмешливые глаза старого политика.
– Моя уважаемая госпожа Мотма, – его губы тоже улыбались, – но я не собираюсь никуда уходить.
Её оторопь. Всеобщая оторопь.
– Я собираюсь поставить на голосование вопрос о своих вечных неограниченных полномочиях, – ласковый голос.
– Это невозможно!…
– Это возможно. Это называется “империя”, моя уважаемая госпожа. Империя и власть императора.
– Вам не позволят…
– Поставить на голосование этот вопрос? – Палпатин улыбался. – Позволят. Мы пока что живём при демократии. Пусть последние дни…
– Вам не позволят стать императором…
– Правда? Давайте проверим. Именно сегодня я и хочу провести по этому поводу всеобщее и открытое голосование. Сейчас, – он взглянул на временное табло на стене. – Через десять минут. На этом собрании Сената. Добавкой к вопросу об окончании гражданской войны и недопущении такого безобразия в будущем. Республика показала свою беспомощность. Галактика будет обречена воевать, если над ней не будет жёсткой центральной власти. Времена изменились, уважаемая госпожа Мотма. Демократия превратилась в свару всех со всеми. И совершенно не работает. Так что… – и он развёл маленькими руками под пышной одеждой. – Ваше предложение не находит у меня понимания.
Оторопь была всеобщей, и никто из Совета Верных не верил, что Сенат действительно примет такое решения. Решение о ликвидации Республики. Решение о вручении пожизненных неограниченных полномочий Палпатину…
Она поверила. Сквозь смешинки в глазах и улыбку она видела жёсткий взгляд и холодную издёвку губ. Этот человек знал, что он победит. Знал совершенно точно. Это была даже не уверенность. Неизбежность.
Оставалась надежда на джедаев. Но Мотма порой с горечью размышляла, что, даже не будь Палпатин ситхом, у Ордена всё равно не было шансов. На каждого джедая приходилось слишком много вооружённых и закалённых в боях людей. Армия. Зарождающийся флот. Что и доказали впоследствии действия Империи.
Мотме иногда казалось, что старый ситх в начале был настроен более мирно. Он и его ученик с помощью клонов перебили сопротивлявшихся джедаев. Но тех, кто убежал, не преследовали. Пока. У них было много других дел. После решения Сената на Корусканте был установлен почти военный режим. Через несколько суток в галактике было уже несколько секторов, объявивших о неприсоединении к государству Нового порядка. И надо было окончательно раздавить сепаратистов.
Одно дело объявить, другое – удержать. Это сложно. Требуется концентрация, большая работа и отличное координирование.
Бежавшие джедаи могли подождать.
…после того, что случилось с его учеником, Палпатин начал планомерный геноцид. И планомерную охоту на джедаев. На всех. Всех вообще.
Мотма с брезгливой гримасой вспомнила, как буквально плакался, рыдал и клял себя Оби-Ван.
– Я хотел его спасти и остановить!… Я хотел избавить мир от опасности!… А из-за этого началась травля…
Да-да, мрачно думала тогда Мотма. Ты не умеешь быть виноватым. Ты от этого сходишь с ума. Надо было задать ему цель в жизни. Она и задала: спаси его детей. Они всё исправят…
Планета Каамас, где оставшиеся в живых джедаи нашли свой последний приют, была выжжена дотла после единственного предупреждения Палпатина. Предупреждения вместе с требованием выдать врагов государства. После отказа планету не спасло ничто. Даже щит.
Ситх умел мстить.
…планету не спас даже щит, один из самых мощных и непробиваемых щитов мирной планеты каамаси, лучших политиков и дипломатов галактики, искусству которых запутывать мозги, строить интриги и проворачивать совершенно бескровные политические комбинации завидовала вся галактика. Каамаси, негласные и полноправные хозяева своего сектора, контролировавшие половину Сената через личные знакомства и кулуарные группировки, реальные претенденты на власть… Мотма горько смеялась над мифами, созданными ею же. Мирные каамаси… Они сочли, что щит закроет их от любой атаки, а группа уцелевших джедаев, которым в любом другом месте грозит смерть, будут работать на них до конца своей жизни.
